Текст книги "Под гипнозом (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Она замолчала и я уже собирался отвести её в тот день, когда умерла её мать, как вдруг она снова заговорила, и я понял, что здесь есть больше воспоминаний, гораздо больше.

– Меня будит царапающий звук. Я хочу спать. Я не хочу просыпаться, но звук становится громче. Я открываю глаза и прислушиваюсь… и вдруг я просыпаюсь. Это не царапание, которое мне послышалось, а звук когтей, звук собачьих когтей поднимающихся по каменным ступеням башни. Вместе с собачьей, есть ещё одна поступь. Гораздо тяжелее и устойчивей. Шаг за шагом они идут вверх. Я прижимаю своё одеяло к подбородку и задерживаю дыхание. Дверь открывается.

Её конечности начали беспокойно вздрагивать.

– Кто пришел к тебе в комнату?

– Садовник Том и его питбуль Тигр, – сказала она. Дрожь проявляется в её голосе. – Я боюсь их. Я хочу, чтобы они ушли.

– Ничто не может навредить тебе, Оливия. Ты просто наблюдаешь за этой сценой из очень безопасного места.

– Тигр заходит в комнату, его шаги шумные. Этот звук заставляет меня леденеть. У него мощные челюсти, а также он очень сильный. Я видела, как Том тренировал его в саду. Под его блестящим, черным мехом извиваются и бугрятся мускулы. Его широкая, квадратная голова поворачивается в мою сторону, а его маленькие свинячье глазки находят меня. Я боюсь Тигра. «Внимание», – говорит Том, и Тигр выходит на середину комнаты. Он не сдвинется с этого места, пока Том не даст ему команду уйти. Его жёлтые глаза не мигают. Он открывает пасть и начинает шумно дышать. Слюни капают на пол. «Я не хочу», – говорю я Тому. – «Пожалуйста. Это всё ещё мой день рождения, и папа говорит, что мне дозволено делать всё, что я хочу на мой день рождения». Том смеется. – «У меня есть для тебя подарок на день рождения». «Я не хочу», – говорю я. Тигр начинает рычать. Этот звук пугает меня. Я начинаю плакать. «Прекрати», – ругает меня Том. – «Я не могу выносить, когда ты так делаешь». Рычание Тигра становится всё более свирепым. Из пасти начинает выступать пена. Том заставляет снять меня штанишки. Затем он наклоняется своим ртом ко мне между моих ног… и лижет, и сосет мне… там внизу…., а потом моя голова начинает кружиться, и через некоторое время моё тело словно плывет.

Я вскочил со своего места, ошеломленный начал ходить по комнате, прижав руки ко лбу. Я не мог в это поверить. Я обнаружил белую сову. И ею был чертов садовник! Шипение чистой ненависти вырвалось из моего горла. Отвращение, подобно пальцам, впившимся в мои кишки, царапало, рвало и кололо. Педофилия никогда не переставала ошеломлять меня, неважно сколько бы раз я не слышал об этом. Как эти больные люди могут разрушать невинных маленьких детей.

Ублюдок. Больной, больной ублюдок.

Мои глаза наполнились слезами ярости. Если бы я был там, то я убил бы его голыми руками, клянусь. Меня начало рвать, но в желудке было пусто – абсурдная вещь, ничего не вышло. Я закрыл лицо руками, и пальцы поползли вверх и сквозь волосы. Я не мог позволить ей идти дальше. Не мог больше слышать ни слова. Я разозлился до дрожи.

– Прекрати, – выкрикнул я.

Звук был настолько громким в совершенно тихой комнате, что её тело дернулось. Я повернулся и уставился на неё, прищурив глаза. Её тело задрожало, а затем она замерла. Блять! Это было глупо. Я мог бы шокировать её в состоянии гипноза, и сделал тем самым бы ещё хуже.

Я чувствовал отчаяние, покидая комнату и выпивая залпом полбутылки Джек Дэниелс. Всё, что мне хотелось сделать, это избавиться от этого поганого, уродливого образа, который намертво, как гниющая плесень, засел в моем мозгу. Я просто не хочу иметь с этим дело. Я чувствовал, что не способен на это. Сначала Мария, теперь она.

Я сделал глубокий вдох. Тем самым заставив себя успокоится. Теперь мне ясно, почему она ответила «рычит», когда я играл с ней в ассоциации. И это объясняло, почему она позволила быть униженной Тайным обществом. Обществом, которое ей было отвратительным.

Всё это было результатом того, что этот червь с ней сделал. Доводя её до оргазма в присутствии рычащего пса, он перекроил мозг ребенка, соединив секс с пугающими обстоятельствами. Будучи уже взрослой, она нуждалась в опасности, чтобы получать удовольствие. Поэтому она шла на риск в своей сексуальной жизни. Подвергая себя опасности, она получала то сексуальное удовлетворение, которое испытывала будучи невинным ребенком.

Я подошел и встал над Оливией, посмотрел на неё. Она лежала с закрытыми глазами и её лицо ничего не выражало, совершенно не замечая, что происходит вокруг неё.

Моя грудь поднималась и опускалась с каждым вздохом, который я делал. Я испытывал сильное желание прижаться щекой к её макушке с золотистыми волосами. Я всё ещё смотрел на неё со смесью тоски и жалости, когда меня поразило следующее. Из-за шока и ужаса от того, что садовник с ней сделал, я все упустил. Полностью. Я к ней повернулся.

–Где находится белая сова, Оливия?

И она стала дрожать от абсолютного ужаса. Тогда я понял, что тот, кто был белой совой, был вовсе не садовник. Ужас маленькой девочки был настолько сильным, что она снова оказалась в опасности быть вырванной из транса.

– Всё в порядке, Оливия. Ты молодец. Сейчас ты можешь пойти в безопасное место. Я хочу, чтобы ты помнила счастливые моменты. Можешь ли ты сделать это?

–Да, – прошептала она, теплота вернулась в её голосе, и вспомнила пикник с её матерью. Я дал ей установку забыть всё, кроме пикника.

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Я чувствую себя очень хорошо.

Внезапно я почувствовал себя настолько подавленным, что едва ли мог двигаться. Сколько же других детей в мире подвергшихся насилию, и которым был нанесен непоправимый ущерб.

– Здорово, – сказал я и вышел из комнаты.

Она медленно вышла.

– Всё в порядке? Что-то случилось?

Я отвернулся от окна и улыбнулся.

– Всё хорошо.

Она подошла к дивану и села на него. Я не планировал этого. Я даже не думал об этом. В один момент она оказалась сидящей на моем диване и следом приподняла свою юбку, показав мне свою блондинистую киску и сказала:

– Трахни меня, если осмелишься.

И прежде чем осознать это, я шагнул к ней. Я сидел на краю дивана с высунутым из штанов членом, а она была кверху ногами. Её щека была прижатой к полу, рядом с моим ботинком, её локти были согнутыми, ладошки на полу, а ноги были раскрыты, словно ножницы. Я держал её за бедра и погружался в неё, как бешеный бык. Толчки в её стройное тело были яростными, безжалостными и по настоящему жёсткими. Возможно я изгонял её демонов, но её тело не признавало ничего, кроме удовольствия. Она начала неистово содрогаться, как только её тело изогнулось в оргазме. Я не мог больше сдерживаться ни секунды. С рычанием я позволил себе взорваться внутри неё.

Приподняв её так, чтобы она лежала поперек моих коленей, я откинулся в изнеможении. Закрыл глаза, моя рука рассеянно поглаживала плавный изгиб её ягодиц, в то время, как наши пульс и дыхание приходили в норму.

– Я голодна. Ты собираешься кормить меня чем-либо кроме члена и спермы? – подколола меня она.

Показать, что меня что-то беспокоило я не мог. Мне нужно было оставаться спокойным. Открыв глаза, я ей улыбнулся.

– Чего бы ты хотела?

– Я бы хотела пойти в такое место, где подают коктейли в банках для варенья. Ты знаешь такое место?

– Конечно.

И я не смог удержаться, проскальзывая пальцем внутрь её прелестной киски.

Она хихикнула.

Мой палец все еще был внутри неё, когда нас прервал звонок её телефона. Она вскочила с виноватым видом.

– Это должно быть Ивана. Мне лучше не отвечать ей. Я не хочу врать ей где я и с кем, – она закусила губу. – она не знает о нас.

Всё мое нутро сжалось!

Я вытащил из неё палец, и она, поднявшись, села и стала одергивать вниз юбку. Моим первым порывом было крикнуть: "Не говори ей, не говори никому. За завесой еще столько всего."

Мой ужас, должно быть отразился на моем лице.

– Не беспокойся, – сказала она с улыбкой. – Я не собираюсь никому рассказывать. Я знаю, что они сделают. Они не одобрят и запретят нам с тобой видеться.

Я почувствовал облегчение, сродни тому, как будто приговорённому человеку подарили ещё один день.

Зная, что передышка будет недолгой, мне нужно было обнаружить Белую Сову, прежде чем кто-либо догадался бы о нас. Мы не были незаметными. Что-то говорило, что у меня очень мало времени.

Я отвел её в Карамбас, и как влюбленный дурак смотрел, как она ела и пила много Маргариты. Я знал, что другие мужчины глядят на неё с желанием. Ей была присуща холодность снежной королевы. Так непознаваема. Так загадочна.

Мои руки обернулись вокруг её талии, по собственнически потянули её ко мне. Она была моей. Она засмеялась и потянула меня на маленький танцпол, чтобы потрясти задами, делая вид, что это самба, меренге или румба. Она была пушинкой, и было так легко поддерживать её, обернуть ее ноги вокруг моей талии или протащить её у меня между ногами. Делая меня твердым, она казалась такой счастливой, за что позже ей придется заплатить. Я смотрел на её покрасневшее лицо, а её сияющие глаза отливали серебром, и мне захотелось, чтобы так было всегда.

Оливия пригладила ткань своей юбки, и я вспомнил первый раз, когда она сделала при мне это. Тогда Берилл подстроила наше с ней чаепитие в моем кабинете. А затем я наблюдал за её руками, белыми и хрупкими, борясь с сильным желанием прикрыть их своими, чтобы защитить её от всех демонов своего прошлого. Сейчас же я подался вперед и положил свои руки поверх её. Они были настолько малы, что полностью исчезали под моими. Она удивленно посмотрела на меня.

– Что? – спросила она.

– Ничего. Совсем ничего.

Молодая девушка, быть может, ещё подросток, подошла к нашему столику. Она была всего лишь симпатичной пустышкой.

– Вы леди О, не так ли? – громко спросила она, пытаясь перекричать музыку.

Я почувствовал, как по Оливии пробежала дрожь страха. Она обернулась ко мне словно ребенок. Я ободряюще улыбнулся, как будто был её отцом. Она повернулась к девушке.

– Полагаю, да, – ответила она.

Девушка сказала:

– Я так рада, что вы в порядке. Имею в виду – после аварии.

– Спасибо.

– О, и мне очень понравилось то зелёное платье, которое было на вас на гонках Эскот в прошлом году.

– Ок, тогда покааа..., – протянула девушка, когда кто-то из ее друзей вытянул её на танцпол.

Оливия повернулась ко мне.

– Ты молодец, – похвалил я её.

Она улыбнулась.

И вау! Солнечный свет внезапно ворвался в моё сердце. Я был шокирован интенсивностью и силой этого ощущения, и тогда я смирился со своим разумом. Я собирался уничтожить все записи. Я никогда не хотел ей рассказывать об оскорблениях и о Тайном обществе. Была причина по которой её мозг все это спрятал. Она была счастлива. Она больше не была тем человеком. Почему я должен вернуть ей все это? Я помог вспомнить Марии, и где она теперь? В центре пламени – вот где.

Возможно, было бы лучше, не будить спящую собаку. Пусть Белая сова останется в прошлом. Быть может, Белой совы больше не существовало. Наверное она была плодом воображения другой Оливии.

Глава 22

Оливия

Это правда, я выпила слишком много, но чувствовала себя по-настоящему счастливой. Даже не могла припомнить, когда ещё была настолько счастливой. Я смотрела в лицо Марлоу и с трудом верила, что нашла такого великолепного мужчину. Невероятные ощущения радости и блаженства наполняли меня. Пока мы ждали наши пальто, я облокотилась на Марлоу, его теплое тело, надёжное, как древний дуб. На улице он остановился и поднял мой воротник. Я посмотрела на него, и весь мир вокруг нас просто исчез. Были только он и я. Так много о нём мне было не известно. А этот мир был нашим маленьким убежищем.

В такси, по дороге в его квартиру, я пыталась разрядить обстановку:

– Я вчера смотрела документальный фильм о гипнотизере, – рассказала я ему.

– О, да?

– Да, того гипнотизера попросили избавить целую футбольную команду от привычки курения. Он всего лишь прикасался к их лбам, а они падали на землю, словно мухи. Минуту спустя они просыпались, полностью излеченные от тяги курить. А когда он подкурил сигарету и подал её им, они буквально физически почувствовали себя плохо, – я сделала паузу. – Он был подозрительно похож на тебя.

Он усмехнулся:

– Да, это был я.

– Как же так вышло, что ты не смог сделать этого со мной?

– Потому что телевидение, к твоему сведению, делает высококлассный монтаж. У меня ушли часы, на то, чтобы поднять этих ребят.

Я дотронулась до его руки.

– Я почти ничего не знаю о тебе.

Он крепко сжал мою руку.

– Что ты хочешь узнать?

– Не знаю, – я пожала плечами. – У тебя есть семья?

– Да, у меня все еще есть семья, на родине. Просто я больше не вижусь с ними.

– Почему?

Он вздохнул.

– Это было моей ошибкой – отстраниться от них. Они просто пытались помочь. Все пытались. Но только не знали как.

– Вы всегда можете помириться.

Он сжал мою руку сильнее.

– Я сделаю это. Теперь я вижу, как был неправ. Мне было больно и я сорвался на самых близких.

Я моргнула. Пока он говорил, у меня мелькнуло воспоминание. Я с удивлением посмотрела на него:

– Я сейчас кое-что вспомнила.

Он встревоженно посмотрел на меня.

– Что?

– Я вспомнила, что у меня был домашний павлин, которого звали Эндрю. Он летал по моей комнате и клювом стучал по оконным ставням, а когда видел, что я проснулась, спускался вниз и ждал, пока я приду к нему. И мы гуляли в саду, моя рука была на его шее.

Я повернулась к Марлоу и засмеялась. Восторг от этого воспоминания переполнял меня. Это было первое четкое воспоминание с тех пор, как я вышла из больницы.

В голове промелькнули слова доктора Гринхолфа: “Воспоминания никогда не уходят бесследно. Они бродят в ожидании появления зазора в двери разума. И когда этот зазор появится, они выскочат из неизвестного в известное."

– Ты думаешь, мои воспоминания вернулись? – спросила я Марлоу.

– Может быть, – он сказал это так тихо, что я почти не расслышала его.

– Ты похоже не слишком этому рад.

– Я просто не хочу, чтобы ты испытывала напрасные надежды. Ведь они могут никогда и не вернуться, Оливия.

Когда мы приехали к нему, он исчез в ванной, а я достала крошечную бутылочку из своей сумочки и поставила её на обеденный стол. Потом я сняла с себя всю одежду и села на стол, ожидая его. У меня был сюрприз для доктора Кейна.

Марлоу

Когда я нашел её, она сидела на моем столе абсолютно голая. Глядя на меня, она широко развела ноги. Затем она подняла маленький стеклянный пузырек, который должно быть принесла с собой, и опустила в него свои пальцы. Он был наполовину заполнен какой-то белой пудрой.

Я нахмурился. Что за…?

Она размазала этот порошок по всей своей киске, тщательно нанося его на все складочки, щели и изгибы. Затем она толкнула один вымазанный белым палец внутрь.

Я в шоке уставился на нее. Я не хотел иметь ничего общего с наркотиками. Это был единственный скользкий путь, на который я не хотел вступать, но, черт меня побери, мои брюки чуть ли не лопались по швам, так я хотел её трахнуть. Было что-то чертовски горячее в женщине, которая так скрупулезно натирала свою киску неизвестной субстанцией.

– Это то, о чем я подумал? – спросил я осторожно.

Она игриво подняла брови:

– Как ты думаешь, что это?

– Кокаин, – ответил я строго. Я хотел её киску. Я, блядь, хотел сожрать её, но ни за что не ввязался бы в это дерьмо. Ей придется для начала сходить в душ, прежде чем я погружу свой язык в её аппетитную дырочку.

Она медленно потрясла головой:

– Неа, это не кокс. Подойди и посмотри, что это.

Я с подозрением нахмурился.

– Давай же, будь дьяволом, – призвала она.

Я подошел к ней. Она раздвинула ноги еще шире, выставляя свой пах, так что её выпачканная белым плоть буквально молила о том, чтобы её съели или оттрахали до потери сознания.

Я посмотрел в её знакомые, смеющиеся глаза и понял. Я был в безопасности, как младенец у материнской груди. Опрокинув её на стол, я зарылся в её киске.

Сахар.

Чертова сахарная пудра.

Но, эй! Как это чертовски заводит. Она нарочно добавила этот нелегальный запрещенный элемент в и без того взрывоопасный микс. Я вылизал каждую его частичку. Кружа языком вокруг её клитора, легонько касаясь языком его крошечной белой вершины до тех пор, пока Оливия не стала извиваться в экстазе.

Я вспомнил, что немного она припрятала внутри. И сунул язык так глубоко, как только смог, и вылизал все оттуда. Только когда весь сахар кончился, и остался только её собственный вкус, я сжал свой рот на её клиторе и задал ей за её выходку. Я сосал и сосал, и сосал, до тех пор пока она не закричала и не попыталась оттолкнуть мою голову, но я не останавливался.

Будет знать, как размазывать сахар по своей киске! И вот, посмотрите-ка, она снова кончила. К тому времени, как я уложил её на кровать, она была совершенно вымотана, так что я трахнул её и наполнил своим соком. Я заснул, обвив рукой её талию. Мне было так хорошо. Последней моей мыслью было то, что я сделаю её своей.

Оливия

Не знаю, что именно меня разбудило, но внезапно я проснулась. И единственной картиной в моей голове было лицо Марлоу, когда он говорил, что, возможно, мои воспоминания никогда не вернутся. Даже не смотря на то, что я была пьяна, я почувствовала это. Он не хотел, чтобы мои воспоминания возвращались. В моем прошлом было что-то настолько ужасное, и он не хотел, чтобы я узнала об этом.

Его ладонь распласталась на моем животе. Очень медленно я подняла её, так тихо и нежно, как только могла, и выскользнула из-под его руки. Я откатилась и замерла, затем откатилась ещё и медленно опустила ноги на пол. Двигаясь так плавно, как только было возможно, я спустилась с кровати и вышла из комнаты. У зеркала обнаружила связку ключей. У меня был шанс сделать это сегодня ночью. Он оставил все оборудование в звукоизолированной комнате и вышел после моего сеанса, это значит, что мои записи будет легко достать.

Я быстро оделась и, закрывшись в кухне, позвонила в такси, которым всегда пользовалась. Шепотом я назвала адрес и попросила их прислать мне смс, когда они подъедут. Затем я отключила звук телефона и зажала его в руке. Меньше, чем через десять минут мобильный завибрировал. Я взяла ключи и, осторожно открыв входную дверь, спустилась по лестнице и вышла в ночь.

Ночь была прохладной, а небо полночно-синим, без единой звёздочки на нём.

Глава 23

Оливия

Ехать до офиса Марлоу было недалеко, но мне показалось, что прошло ужасно много времени. Я так нервничала, что уронила деньги, когда пыталась расплатиться с таксистом, и мне пришлось собирать их по всему полу машины.

Водитель оказался порядочным человеком.

– Вы уверены, что мне не следует подождать, пока вы дойдете до двери? Осторожность в наше время не помешает.

– Уверена, всё будет в порядке, – сказала я.

После того, как он отъехал, я задумалась, не следовало ли мне попросить его остаться и подождать меня. Улица была абсолютно пустынна, царила жуткая тишина, к тому же первые несколько ключей оказались неподходящими.

Я пробовала все большие ключи на двери, пока, наконец, замок не повернулся.

С облегчением, я распахнула дверь и тут же крепко закрыла её за своей спиной. Сигнализация начала пищать. Берилл дала мне код в прошлый раз, когда проскользнула ко мне, и я ввела его. Пищание прекратилось. Я не включила ни одну лампу. Единственный свет исходил от аварийных огней на лестничной площадке, но этого было достаточно. Я чувствовала себя подобно вору, когда осторожно поднималась по деревянным ступенькам. С третьей попытки я нашла ключ от офиса Марлоу. Я вошла и остановилась в темноте. Какая-то часть меня страшилась того, что я собиралась сделать.

Но уже слишком долго вызывающие любопытство видения, подсказки и всплывающие образы застают меня врасплох и иногда даже пугают. Глубоко внутри моего разума было осознание некоторой затенённости, некоей расплывчатой беспорядочности, которую было необходимо выпустить из моего прошлого в будущее. Я плавно двигалась в тени, медленно, словно призрак, позволяя своим пальцам путешествовать по стене, столу, серому кабинету. Я видела перед собой пар от своего дыхания.

Мне нужно было это сделать. Я менялась. Каждый день я все сильнее становилась частью чего-то, но пока все мои воспоминания остаются иллюзией, все, которые принадлежат мне, я не смогу по-настоящему стать собой. Всё всегда упиралось в мои воспоминания. Это было важно. И я хотела получить их назад. Какими бы они не были, они были моими.

Я заглянула в звукоизолированную комнату. Там было совершенно темно. Поэтому пришлось включить свет, после чего я подошла к звукозаписывающему оборудованию. От сильного волнения всё моё тело пробирала дрожь. Отступив назад, я уставилась на него. Пробежала пальцами по гладкой черной панели, она казалась такой запретной и опасной. Экран загорелся. В верхнем левом углу значилось:

Свонсон, Оливия.

В кнопках разобраться было легко. Все мои сессии были датированы, с ними можно было ознакомиться, нажав нужную клавишу. Я кликнула по квадрату с заголовком “Сессия 1”.

Экран заполнился белым шумом. А потом на экране выскочило изображение Марлоу и меня в ночном видении, я вдруг почувствовала воодушевление. Мой живот сжался от нервного волнения. Наконец-то. Наконец, я собиралась встретиться со своим прошлым.

Я подошла к стулу, на котором обычно сидел Марлоу, и смотрела на себя. Сначала это было шокирующе, видеть себя безвольную, как кукла. Но потом моё тело справилось с шоком, и я подалась вперед в изумлении. Сессию за сессией, я таращилась в экран до тех пор, пока мне не показалось, что он вот-вот завертится у меня перед глазами.

Мой собственный голос издевался надо мной.

Что? Как это может быть? Я – проститутка? Это нелепо. Тайное Общество? Я не могла в это поверить. Отказывалась поверить в это. Это должно быть синдром неправильных воспоминаний. Да, вот что это было. Даффи была права все это время. Это была ошибка подвергнуть меня гипнозу. И Марлоу верил во всю эту гниль! Я разозлилась. В моем животе образовался твёрдый и тяжелый ком.

На записи Марлоу спрашивал у загиноизированной меня:

– Сколько мужчин в комнате?

– Двенадцать, – отвечала странная я.

– О, мой Бог! – Мой голос вышел звуком удушья. Как он мог поверить в такое обо мне? Я – шлюха? Почему? Зачем я это делала? Я не нуждалась в деньгах. Это всё было так глупо, так смехотворно. Я закрыла глаза и увидела себя, сидящую на красном с позолотой стуле, одетую лишь в блестящие черные сапоги. И накладные ресницы. Я через силу открыла глаза. Видение исчезло. Я снова была в кабинете клиники, с записью камеры ночного видения, которая всё ещё шла. У меня заболела голова. Я была так смущена. Мне нельзя было приходить сюда. Я поднялась, чтобы уйти. Но подойдя к двери, услышала свой голос, который монотонно произнес: “Они поднимаются по лестнице.”

Меня вдруг начало трясти. Мурашки поползли по коже со скоростью лесного пожара. Что-то начало затуманивать мой разум. Я тряхнула головой. Нет. Нет. Я вышла из звуконепроницаемой комнаты, но всё ещё слышала свой собственный голос. Я подошла к двери. Нет. Нет. Я открыла дверь. Что они со мной сделали? О, мой Бог! Я не могла как следует видеть. Мои глаза наполнились слезами. Я старалась сморгнуть их, но их стало еще больше. Я подошла к лестнице, сделала один шаг вниз и оступилась, пытаясь зацепиться за перила, я размахивала руками, и в те несколько секунд моего падения у меня возникло очередное видение.

Это было почти как электрошок. Звуки были слишком громкие, цвета слишком яркие. Образы – острые, как иглы. На этот раз я не была наблюдателем. Я была участником этого. Это было более реалистично, чем то, что происходило в комнате, где я сидела. Холодная кожа стула под моими ногами, холод и твердость перил, боль в моем колене, которое я ушибла о стену, холод ступеньки под моей ступней, когда я потеряла свою туфлю.

Я не смотрела видение. Я его переживала.

Я шла по коридору из моих повторяющихся снов. Было холодно. Только сейчас я узнала его совершенно точно, это было восточное крыло Мальборо Холла. Мы с мамой там жили. Я была напугана странным сном, в котором вороны звали меня, и я шла к маме. Пока я шла, мне становилось все страшнее и страшнее. Я подошла к маминой двери, повернула ручку и увидела это.

Я увидела Ивану. А она увидела меня. Медленно она повернула свою голову и посмотрела на меня. Казалось она не спешила. Она держала подушку над маминой головой, и её глаза – её глаза были холодными. Она ненавидела меня. Я уставилась в изумлении. Не знала, что делать. Мамины руки сжимали простынь. Я не могла даже закричать. Она оставила маму и двинулась ко мне. Я развернулась и побежала. Я бежала в конец коридора, к лестнице. Она добралась до лестницы одновременно со мной.

Я почувствовала, как её руки толкнули меня, и я стала падать. Я падала и падала, и падала. До тех пор пока пол не открылся подо мной, и всё не провалилось в черную дыру: ступени, боль, голос Бланки, выкрикивающей моё имя из кухни, мои воспоминания – всё провалилось туда.

Какое-то время я не могла перевести дух, потом задышала вдвое быстрее и меня вырвало. Запах ужаснул меня. Я схватилась за поручень и сбежала вниз по лестнице из офиса Марлоу. Я открыла дверь и выбежала на улицу. Я выбежала с криком. На мне не было обуви, но я не чувствовала холода.

Марлоу

Крик был душераздирающим. Волосы на затылке встали дыбом. Это был её голос. Я побежал на этот крик и нашел ее на дороге. Её ступни были босые и грязные. Она развернулась при моем приближении, её руки поднялись, как будто она хотела ударить. При свете уличных фонарей её глаза казались дикими и безумными, как у кровожадного хищника. Её губы были практически синими на фоне поразительно белого лица. На одной щеке у неё был синяк. Она открыла свой рот в громком реве и набросилась на меня. Но не в атаке.

Она хотела укрыться в моих объятьях.

Я поймал её слабую, беззащитную и напуганную, и крепко прижал к своей груди. Её трясло, тело было холодным, как у трупа. Я увел её с дороги на обочину.

– Я вспомнила. Я знаю, кто такая белая сова, – её голос был тонким, высоким, почти как визг. Она начала рыдать так, как будто сердце её было разбито вдребезги и его никогда уже не склеить. Я ощутил волны сожаления и злости в груди. Не знаю, что она вспомнила, но мне было все равно. Я не был её гипнотизером. Я был её мужчиной. Мне не важно, что она сделала в прошлом – она была моей женщиной, и я любил её каждой клеточкой своего существования. Я бы умер, прежде, чем позволил бы кому-либо причинить ей боль. Она пришла в себя, и этого достаточно. Она выбралась из лабиринта собственного разума. Этот лабиринт не привел её к минотавру. Он привел её ко мне.

Я нежно провел по ее волосам.

– Ты все знаешь? – спросила она.

Я нахмурился.

– Нет, – сказал я. – У тебя никогда не получилось раскрыться полностью.

– Это слишком ужасно, чтобы рассказывать, – прошептала она в мою грудь.

– Всё в порядке. Всё в порядке, – повторял я снова и снова.

Она посмотрела на меня. Её глаза были полны слез. Я снял куртку и накинул ей на печи.

– Я отведу тебя домой, – сказал я.

Глава 24

Оливия

Я пыталась стоять, но ноги подкосились, и я упала бы на землю, если бы он не поддержал меня. Он подхватил меня своими сильными руками и отнес в машину.

Оказавшись внутри я отвернулась, не решаясь посмотреть на него. Всё это время он знал. Я была запятнана и ненависть к себе переполняла меня. Стыд был как рана от занозы, засевшей глубоко в груди. Проникающей глубже, вызывающей воспаление, намеренно ранящей, беспечно проливающей кровь.

Я вспомнила его шелковистый, успокаивающий голос: “Ты избавилась от клетки. Расправь свои крылья. Лети.”

Может, однажды, я скажу ему спасибо за то, что он показал мне всё это. Но не сегодня. Сегодня я была просто вывернута наизнанку. Я поверила, что принадлежу ему, понимаете? Я поверила, что принадлежу ему. Я была подобно татуировке на его теле.

Казалось, поездка завершилась слишком быстро. Он открыл дверь с моей стороны и привлек меня к себе. Он держал меня так близко, что я слышала биение его сердца. Стабильное, как швейцарские часы. Он понес меня вверх по лестнице.

– Ты замерзла, – сказал он. – Давай я уложу тебя в постель.

– Нет, мне нужно в душ. Я грязная.

– Ты не грязная. Ты самый чистый человек, которого я знаю.

– Мне нужно в душ, – мой голос надломился.

Он понёс меня прямо в душ. Когда он поставил меня на ноги, я слегка покачнулась, и его хватка на моём теле усилилась. Плитка под моими ступнями была холодной. Я задрожала без тепла его тела. Он быстро меня раздел. Кожу покрыли мурашки.

– Я знаю, я знаю, тебе холодно, – прошептал он успокаивающе. Всё ещё поддерживая меня, он отклонился в сторону. Я услышала плеск воды, а затем он мягко подвел меня под струю. Я вздохнула. Не в силах пошевелиться, я закрыла глаза. Он всё ещё придерживал меня за предплечья. Сила буквально просачивалась из его рук в меня сквозь кожу. Я почувствовала себя в безопасности. Впервые за долгое время я почувствовала безопасность. Абсолютную безопасность.

Слезы начали выкатываться из глаз. Я думала, он не заметит. Не подо всей этой водой, стекающей по моему лицу, но он нежно произнес:

– Не плачь, принцесса. Больше никаких слез. Теперь я здесь.

От этого я заплакала только сильнее. Моё тело содрогнулось в рыданиях. Он обнимал меня, пока я не выплакала все глаза. Я рыдала целую вечность, до полного истощения и припала к его груди. Он начал было выводить меня из под душа.

– Мыло. Я все еще не чиста, – прошептала я.

Он прижал меня к своему телу:

– Ты не нечиста, – рыкнул он.

– Мыло, – выдохнула я слабо.

Он стиснул челюсти, но поставил меня обратно на плитку и потянулся за мылом. Оно пахло яблоками. Чистотой.

Свежестью. Кристальной чистотой. Всем, что не имело ко мне отношения. Нежными круговыми движениями он вымыл мои выпачканные плечи, мою грязную шею, мои отвратительные руки, мои непотребные предплечья, мои похотливые ладони, мои не чистые пальцы. Все эти безнравственные мужчины... Я позволила им жестоко обращаться с собой. Я была влажной и липкой от их извращенных желаний.

Я позволяла им трахать себя. Я позволяла им кончать в меня. Грязная, грязная Оливия. Я не заслужила этого чистого, прекрасного мужчину.

Нежно, он вымыл мои груди, позволив куску мыла скользнуть по моим соскам. Я хотела податься навстречу его движениям, но была слишком смущена, слишком загрязнена, чтобы прикасаться к такому мужчине, как он. Мыло скользило к моим подмышкам, вниз к моим ребрам, моему животу, моим бедрам.

Когда он достиг невыносимо грязной, отвратительной области у меня между ног, он начал скользить мылом по завиткам. Медленно, он водил рукой по холмику, пока тот не покрылся пеной, будто взбитыми сливками. Он мягко помыл между складочек. Мои бедра раскрылись сами собой. Это была та часть, которая воняла всеми этими мужчинами. Самая грязная часть моего тела. Он должно быть понял это, потому что уделил особенно много времени на её мытье. Его ладонь коснулась моего клитора, и, будто от электрического разряда, я подпрыгнула от шока.