Текст книги "Изуродованная любовь (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Я проснулась дрожа. Моя комната казалась противоестественно холодной. Я скинула одеяла во сне, и холод распространился по моей коже. Я вздрогнула и натянула их на себя. Было пять часов утра, и в замке стояла тишина. Я подумала о том, чем занимается сейчас Николай. У него, скорее всего, еще даже не утро. Я пыталась представить его в избушке, и образы выглядели старыми и слабыми. Я должна найти способ сдержать свое обещание.

Лежа на кровати, я подумала о Гае. О том, что он заставил меня почувствовать. Я прикоснулась к себе так, как это делал он на той кровати. Дрожь от желания пробежала по всему моему телу. Было приятно. Я поняла, что очень мало знаю о собственном теле. Я сделала то же самое, что и он делал мне, и в итоге наступила кульминация, но это не было столь ошеломляющим, как с ним.

Я вылезла из постели, чтобы сходить на кладбище. Я только мельком осмотрела его, когда пыталась открыть дверь часовни. Это было жуткое место, и вчера я не задержалась там, но по какой-то необъяснимой причине я хотела посмотреть на надгробия. Я быстро надела теплую одежду и ботинки и вышла. Было еще рано. Прогулка перед завтраком пойдет мне на пользу и очистит мои мысли. Было прохладно. Ни ветра, ни облаков, просто минусовая температура. Ледяные кристаллики искрились на дороге. Мое дыхание превращалось в пар.

Я свернула с асфальтированной дороги и пошла по гравийной, которая привела меня к мосту над речкой и к каменистой равнине с коричневыми дикими травами. В конце концов я набрела на покрытое мхом, разрушенное каменное кладбище, где были захоронены члены семейства Дафферин. Некоторые надгробия были настолько старыми, что гравировка выцвела. Заросшие и заброшенные. Я обошла по выложенным мозаикой листьям, окрашенным в золотой, оранжевый, красный и коричневый цвета, и, встав на опушке, задалась вопросом, что я здесь вообще делаю.

Простая серая мраморная плита под тисовым деревом бросилась мне в глаза. Я подошла к ней.

Здесь лежит мой ребенок,

Мариан Элла Дафферин.

1821 – 1822

Я не успокоюсь, пока мое сердце

не вырежут из моего холодного тела и

не похоронят в ее маленькую грудь из холодных костей.

Начало моросить, но я еще долго стояла, загипнотизированная этой ужасной просьбой. Я пыталась представить себе такую безрассудную, чуткую любовь. Моя мама никогда не любила нас так. Я скользнула рукой по холодному мрамору. И решила вернуться сюда завтра, привести в порядок могилу и вырвать сорняки.

Мои волосы промокли к тому времени, как я добралась до замка. Он был окутан туманом, и я снова почувствовала жуткую тоску.

Я пошла к себе в комнату, высушила волосы, переоделась в теплую одежду и спустилась в столовую.

Миссис Литлбелл кивнула мне. Она, казалось, смягчилась по отношению ко мне. Я отложила кусок бекона на салфетку, и она посмотрела на меня, но тут же отвела взгляд.

Я слонялась поблизости до тех пор, пока не появилась Мисти. Она улыбнулась мне.

– Как ты себя чувствуешь этим утром? Я видела, как ты сегодня рано встала и куда-то пошла.

– Да, я пошла прогуляться до кладбища.

Она взяла тарелку и положила на нее пару колбасок.

– Как мрачно. Зачем?

– Мне стала интересна история этого места. И я увидела действительно занятную детскую могилу. Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Ну, это ребенок графини Изабеллы Торн Дафферин. Все думают, что ее призрак не может упокоиться с миром, потому что она хотела, чтобы ее сердце похоронили с ребенком, а ее муж отказался сделать это.

Мисти повернулась лицом к окну. Крупные капли дождя стекали по стеклу, как жирная слизь.

– Боже! Еще один чертов дождливый день.

Она поставила свою тарелку, на которой также появились два кусочка тоста, и села.

– Что будешь сегодня делать?

– Не знаю. Может быть, исследую замок.

– Удачи… Только держись подальше от башни леди Энн.

Когда я собралась покинуть столовую, миссис Литлбелл поспешила ко мне. У нее в руке находился небольшой пакет. Она дала его мне.

– Это его любимая «кровавая колбаска», приготовленная из крови свиньи.

Я взяла его у нее, поблагодарив.

– Спасибо.

*****

В тот же день я нашла пещеру. Ничего подобного не видевшая раньше, я была зачарована. Помещение было целиком сделано из тысяч и тысяч ракушек, вкрапленных в мягкую основу. На стенах были русалки и старик с длинной бородой. Это Нептун? Отец моря? Мама рассказывала мне о нем. Когда я уходила оттуда, то наткнулась на Сиба. Он остановился и посмотрел на меня. Я положила бекон и «кровавую колбаску» на землю и пошла в другую сторону. Когда я была на расстоянии от него приблизительно в двадцать ярдов, я увидела, что он стоит рядом с едой и смотрит на меня.

– Я не боюсь тебя. Когда-нибудь я приручу тебя, Сиб, – сказала негромко сама себе.

*****

Было девять сорок пять, и я сидела на своей кровати голой, но с накинутым халатом, покачивая ногой и прислушиваясь к звуку шарканья своего тапка по полу. Я поняла, что с нетерпением жду ее прихода. Я хотела пойти к нему.

Мисти пришла ровно в девять сорок пять. У нее было странное выражение лица.

– Что? – спросила я ее.

– Ничего, – сказала она и улыбнулась.

Мы вместе пошли в комнату.

– Встань на кровать на колени.

Я опустилась на колени и сложила ноги под собой.

– Я не собираюсь сегодня тебя связывать, только завяжу глаза.

Она подняла повязку и удерживала ее перед моими глазами.

– Ты не снимешь повязку с глаз несмотря ни на что. Понятно?

– Да.

Она надежно завязала ее.

– Пожалуйста, оставайся в этом положении до его прихода.

– Хорошо, – сказала я спокойно, но на самом деле мое сердце учащенно билось. Это была не большая победа, но достаточно значимая уступка. Я не буду прикована как животное.

Я стала ждать, пока не услышала его шаги. Теперь, когда я не так нервничала, я смогла расслышать, что он был не один. С ним был Сиб – его когти цокали по деревянному полу. Гай открыл дверь и вошел, один. Я услышала, как Сиб всем своим весом упал на пол.

Дверь закрылась.

Я медленно наклонилась вперед, пока моя задница не оказалась в воздухе и мой нос не коснулся простыни. Я вдохнула аромат цитрусовых. Повернула лицо и легла на щеку. Я услышала, как он прошел вперед и остановился передо мной. В течение нескольких секунд он ничего не делал, и мышцы моего лона ожидали контакта с нетерпением. Затем матрас под его весом прогнулся позади меня, и я почувствовала, как теплые, сильные руки схватили меня за бедра. Его ладони были настолько большими, что они почти полностью обхватили их.

Неожиданно он сильно ударил своим языком по моей открытой щели с медленной, томительной лаской. Слабый звук чистого удовольствия вырвался из меня. Мои бедра начали дрожать по мере того, как влажный жар скапливался между бедрами.

Он поднял голову.

– У тебя красивая киска.

Я нахмурилась. Я никогда не думала о том, что мое лоно может быть красивым. Конечно, все были одинаковыми.

Он будто услышал мои мысли и пояснил.

– Розовая, сочная и похожа на губки ребенка… И такая чертовски влажная. У тебя киска, которая так и просит быть оттраханной, – сказал он и вставил палец в мое лоно, а затем два. Он растягивал меня внутри.

Я сглотнула от ощущения его поглаживаний.

– Только посмотри. Ты течешь на моей руке. Есть только одна вещь, которая мне не нравится в тебе.

Я молчала.

– Спроси меня, что это.

– Что? – прошептала я.

– Мне не нравится, что ты молчишь. Я хочу, чтобы сегодня ты кричала громко и сильно. Я хочу, чтобы ты мертвых разбудила своими криками. Ты можешь это сделать?

Он не знал, что меня учили молчать. Я кивнула.

– «Да» было бы лучше.

– Да.

Он потянулся к моему затылку и скрутил мои волосы. Нежно, но крепко намотал их на кулак, будто это был самый лучший шелк, который попал в его руки… И потянул. Таким способом он вернул меня на колени и выгнул мое тело назад. Я почувствовала, как он двигается, ощутила его грудь, которая была массивной, мускулистой и состояла полностью из мышц. Она промелькнула около меня, перед тем как его губы накрыли верхушки моей груди. Мои соски затвердели внутри его теплого, влажного рта. Он оторвался.

– Только не прикусывай губу – стони, вздыхай, всхлипывай или произнеси мое имя, – мягко сказал он.

Я сглотнула.

Он засосал мой сосок, жестко. И в этот раз я позволила себе издать звук. Он был коротким и совершенно чуждым для меня. Практически животным. Когда он отпустил мой сосок, то поднял голову, и я почувствовала его взгляд на кончиках своей груди, которые затвердели еще больше, как будто жаждали, чтобы его теплый рот вернулся к ним. Я толкнулась грудью к нему.

– Моя нетерпеливая, – пробормотал он тихо и провел ладонью по сверхчувствительному соску.

Моя шея вытянулась, и соки стекали по моим ногам.

– Аххх…

– Так лучше, – поощрил он и провел языком по моей обнаженной шее. Сейчас я страстно стремилась к удовлетворению. Жаждала быть заполненной им. Все еще удерживая меня за волосы, он пробежал четырьмя пальцами другой руки по моей пульсирующей щелке, и я вздрогнула от наслаждения. Этого было слишком много, но все еще недостаточно. Я застыла от нужды. Он поднес эти блестящие пальцы к моим губам и размазал мои собственные соки по ним.

– Открой, – приказал он.

Я открыла рот, и он засунул в него свои пальцы.

– Соси.

Я сомкнула губы вокруг его пальцев и сосала их. Вкус странный – не неприятный, но и отличный от всего того, что я когда-либо пробовала.

– Ты никогда не пробовала себя, не так ли?

Я покачала головой.

Он приблизился к моему уху.

– Тебе понравился вкус?

Я покраснела, и он рассмеялся.

– Мне нравится то, как ты пробуешь, – сказал он, и, ослабив захват на моих волосах, толкнул меня обратно на подушку. Он широко развел мои ноги и поцеловал прямо в сердцевину моей киски. Мгновение я была поражена его нежным поцелуем. Я чувствовала, что мое сердце опрометчиво воспарило. Это был не секс. Это было что-то другое. И тогда я почувствовала, как он замер внезапно.

– У тебя очень красивая киска, но то, чего я очень хочу, – это не объятия и нежности, – сказал он, и своими пальцами раскрыл мои влажные складки. – А это, – он вошел в меня с такой неожиданной силой и жестокостью, что это выбило весь воздух из моих легких. – И это.

Я снова ахнула и вцепилась в простынь.

– Я никогда не влюблюсь в твой невинный, непорочный ротик или в твою ненасытную маленькую киску, – он снова погрузился в меня. Слишком резко.

Я всхлипнула.

– Единственное, кем ты сможешь когда-либо стать для меня – это моей сучкой с завязанными глазами.

Он врезался в меня с такой силой, что пружины кровати заскрипели, а моя голова съехала с подушки, и все мое тело скользнуло от натиска.

– И именно это ты будешь получать каждый день. Хороший, жесткий трах в то отверстие, которое я выберу.

Слова были уродливыми, и вдруг я поняла, почему он замер после нежного поцелуя. Он вспомнил, что не должен быть добрым со мной, что я была просто куском мяса. Мне должно было быть больно, но я была слишком возбуждена, чтобы беспокоиться об этом. Независимо от того, насколько сильно он не хотел питать ко мне нежные чувства, между нами что-то было. Это было интимным, сильным и неоспоримым.

Не стыдясь, я толкнулась своими бедрами навстречу ему. Я не хотела останавливать это… и… не остановила. Снова и снова меня наполнял его член и трахал, пока… ах… мое тело не начало заполнять приятное чувство. Мои глаза закатились от волн экстаза, и на этот раз я не удержалась – звук, который вырвался из моего рта, был его именем.

Я кричала его имя.

Глава 15

Весь следующий день шел дождь, поэтому утром я поиграла на рояле, а после провела время в библиотеке. Отопления не было, из-за этого было холодно и пахло плесенью, но мне отчасти нравилось находиться в окружении тысяч книг. Еще с детства моя мама привила нам большую любовь к ним. Я сдула пыль со старых книг.  Некоторые из них были полностью в плесени и полны чешуйниц (прим. перев. – мелкое бескрылое насекомое из отряда щетинохвосток). Но я нашла книгу, которая мне нравилась, – «Бог мелочей» Арундати Роя. Я сняла ее с полки и пошла читать в зал. Там была Мисти.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответила она и натянуто улыбнулась.

– В чем дело?

– Ни в чем. Просто рабочие моменты. Короче, Гай попросил, чтобы сегодня за ужином ты присоединилась к нему. Ужин будет подан в восемь часов вечера, но, пожалуйста, приходи пораньше, таким образом ты не заставишь его ждать.

Я уставилась на нее в удивлении.

– Гай хочет, чтобы я с ним поужинала?

– Да. Как обычно, обслуживать будет мистер Феллоуз. Ты знаешь, где находится обеденный зал?

– Да, я была там.

– Хорошо, – и она снова улыбнулась, но теперь смущенно.

*****

Я надела черную блузку, черные брюки и подходящую черную обувь. Затем расчесала волосы, пока они не заблестели, и посмотрелась в зеркало. Я выглядела блеклой и ничем не примечательной. Прикусила свои губы, чтобы те покраснели, и пощипала щеки. И только потом спустилась по лестнице. Цветы в большой вазе поменяли. Воздух в помещении был наполнен ароматом лилий. Старинные часы показывали 7:45. Мистер Феллоуз был уже тут, одетый в обычный для него строгий костюм. Он официально кивнул мне. Его глаза были намеренно безучастными, но я почувствовала озадаченность в его пристальном взгляде.

– Проходите, Лена, – сказал он. Я вошла в красную комнату, где стоял длинный стол с шестнадцатью стульями. Но было накрыто только на двоих. В комнате был камин, в котором горели поленья.

Мистер Феллоуз указал на место, находившееся сбоку от стула, стоявшего во главе стола.

– Это ваше.

Я подошла и села на кожаный стул. Затем, посмотрев на мистера Феллоуза, сказала:

– Вы научите меня, как пользоваться всеми этими столовыми приборами? Я никогда ничем не пользовалась, кроме вилки и ножа.

Что-то вспыхнуло во взгляде мистера Феллоуза, но он быстро подавил это. Он подошел и встал рядом со мной. Сосредоточенно и терпеливо он рассказывал мне о столовой ложке, ноже для масла, тарелке для хлеба, выстраивая все на столе. Никогда не резать хлеб ножом, лучшее место для салфетки – на коленях, а чтобы показать, что вы закончили есть, нужно положить нож и вилку на тарелке так, чтобы их ручки «смотрели» на четыре часа. Он кашлянул и предупредительно посмотрел на часы.

– Почти восемь?

– Боюсь, что так.

– Действительно ли это так странно, мистер Феллоуз?

Он нахмурился и напрягся.

– Вы не найдете человека добрее, чем ваш хозяин, – сказал он.

Я смотрела на него, удивленная верностью и страстью в его голосе.

– Спасибо, мистер Феллоуз.

– Не стоит благодарности, – ответил он официально и отступил назад, чтобы подождать около буфета. Я почувствовала, как нервы скручиваются в спираль у меня в животе. Я сжала руки на коленях и сделала глубокий вдох. Через несколько минут я услышала шаги и цокот когтей Сиба по кафельной плитке.

Дверь открылась, и он остановился в дверном проеме. Я догадывалась, что он был большим, но он оказался выше и шире, чем я себе представляла. Слова Мисти промелькнули в моей голове – мужчина в маске излучает таинственность и старинную привлекательность.

Его маска была сделана из какого-то пластичного материала телесного цвета и не скрывала только его волосы – черные, как вороново крыло, распущенные, длинные, небрежно завивающиеся над воротником. Его рот, его губы, сочные и красивые. А… его глаза.

Мне показалось, будто меня пнули в живот!

Мое сердце билось так сильно, что я слышала шум крови в ушах. Будучи не в состоянии отвести взгляд, я смотрела на него, пребывая в трансе. Эти глаза были не просто самого ослепительно красивого цвета расплавленного золота, который превосходил все, что я когда-либо видела раньше, в них еще была невообразимая, почти что животная сила. Настолько опьяняющая, что она заставила мою голову закружиться. В этот момент я бы охотно уступила ему во всем, чего бы он ни захотел. Было такое ощущение, что и мое тело, и мой разум под чарами и больше не подвластны мне. Столь же возбужденная и беспомощная, как одна из жертв графа Дракулы!

В течение нескольких напряженных секунд мы как будто были уже не в замке, не в большой столовой с красными стенами, а где-то в другом месте, каком-то волшебном. Там не было никого, кроме нас двоих. Не было ни мистера Феллоуза, ни Сиба, ни Мисти.

Только я и медленный, блуждающий, пожирающий, гипнотический взор могущественного незнакомца в маске, детально изучающего меня. Я была потрясена. Казалось невероятным, что, пока я лежала с завязанными глазами, этот высокий и привлекательный мужчина делал греховно-восхитительные вещи с моим обнаженным телом.

Потом его губы зашевелились.

– Добрый вечер, – протянул он бархатистым голосом, полным скрытого обещания.

Я вздрогнула. Его голос всегда что-то пробуждал у меня внутри. Образы нашего совокупления. Странное желание быть взятой запретными способами.

Мои губы приоткрылись, когда из меня вырвался вздох.

– Привет.

Мой голос прозвучал высоко и тихо. Мистер Феллоуз незаметно вышел из комнаты, а Гай прошел вперед, выдвинул стул и сел.

Сиб  с кряхтением устроился около стула Гая.

Мое внимание привлекла его шея – с темным оттенком, чувственная на фоне расстегнутой белой рубашки. На нем был черный смокинг, но когда он поднял руки и положил их на стол, то я заметила на его левой руке черную перчатку. Мой взгляд переместился к правой руке. Большая и мужественная, она покоилась на поверхности стола. Я хорошо помню образ и отпечаток, которые она оставила на моем теле.

– Я слышал, как ты играла сегодня на фортепиано. Ты играешь очень хорошо, – сказал он.

Удивленная комплиментом, я подняла глаза и обнаружила, что он пристально наблюдает за мной. Не в силах отвести от него взгляд, я посмотрела на его губы, и стало еще хуже, потому что я внезапно вспомнила, как он целовал меня между моих расставленных ног. Жар нахлынул на мои щеки. О Боже! Какой же явной дурой я была.

– Спасибо, – я наконец с трудом сглотнула.

– Где ты научилась играть?

Моя рука нервно дрожала, поднимаясь к горлу.

– Мама научила нас всех играть.

– Я думал, что ваша семья была очень бедной.

Я снова посмотрела на него.

– Так и есть. Но моя мама была дочерью очень богатых людей. Когда-то она жила в прекрасном доме в Москве и преподавала музыку и английский. Фортепиано – это то, что осталось с того времени.

– Что случилось потом?

– Она вышла замуж за моего отца, – сказала я.

Вернулся Мистер Феллоуз с подносом.

– Крем-суп из спаржи и мяты, – торжественно объявил он и поставил передо мной тарелку с густой зеленой жидкостью с кремовой завитушкой наверху.

– Спасибо, – пробормотала я, наблюдая, как он обошел стол и поставил другую тарелку перед Гаем.

Я зачерпнула ложкой однородную горячую жидкость и поднесла ее к губам. Я раньше никогда не пробовала спаржу. Вкус у нее был нежным и восхитительным.

Я взяла булочку со своей тарелки, отломила небольшой кусочек и намазала его маслом.

– Расскажи мне о своем отце.

– Мой отец – охотник. Он охотится на лося, шиншилл, зайцев. Однажды он застрелил бурого медведя, – мой голос был ровным и пустым.

– Какой он человек?

Я положила свой кусок хлеба и уставилась в тарелку с супом.

– Что ты хочешь знать о моем отце?

– Я хочу знать твою историю. Я хочу знать, как ты оказалась в темной западне, ожидая покупателя.

Я закусила губу, чтобы она не задрожала от внезапной ненависти, которую я почувствовала к своему отцу.

– После того, как моя мама вышла замуж за отца, что-то произошло. Что-то плохое, и им пришлось в быстром порядке покинуть Москву. Единственную ценность, которую они забрали, было фортепиано моей мамы. Они переехали в маленькую деревню под вымышленными именами. Мы все родились на окраине леса. Никогда не встречались с людьми, никогда не ходили в школу или на праздники, никогда не заводили друзей. Каждый год отец по одному продавал нас, потому что считал, что это его право. Ведь он же кормил, защищал и заботился о нас. В конце концов настал мой черед, – я посмотрела на него.

Его глаза сузились.

– Ты кажешься такой далекой от всего этого.

Я пожала плечами, вспомнив чувство беспомощности и отчаяния, которое я ощущала на протяжении всей своей жизни.

– Там бы я ничего не смогла сделать, – я нервно сглотнула. Мои руки так сильно сжимали колени, что костяшки побелели. – Хотя есть кое-что, что ты мог бы сделать, чтобы помочь.

Я подняла голову и встретилась с его завораживающим взглядом. Он поднял бокал и отпил охлажденного Амонтильядо (прим. перев. – сухой херес янтарного цвета, обладающий ореховым ароматом) из Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, который мистер Феллоуз принес из покрытого паутиной погреба.

– Что?

Я выдержала его взгляд.

– У меня есть брат, близнец. Я люблю его всем сердцем. Мой отец продал восемь своих детей. Он последний. Пожалуйста, не мог бы ты спасти его? – я умоляюще посмотрела на него.

Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня поверх своего бокала. Он ничего не ответил, а его глаза походили на волчьи. Невозможно ничего расшифровать. Проходили секунды.

И я почувствовала себя лишенной сил. Я поняла, что спросила слишком рано. Я должна была подождать. Я была просто приятным развлечением. Я не должна была подавать свои проблемы к его столу. Я почувствовала, как горячие слезы щиплют глаза. Я опустила голову в поражении, но произошло нечто странное. Сиб поднялся и, оставив хозяина, подошел ко мне и положил голову мне на колени. Эта неудержимая доброта со стороны собаки выбила меня из колеи.

Я закрыла лицо обеими руками и зарыдала.

Сиб начал скрести по мне своими большими лапами. Он слегка завыл. Я почувствовала, как мистер Феллоуз подошел и встал рядом со мной, будто для поддержки. Когда мне удалось успокоиться, он протянул мне платок. Я взяла его и высморкалась. Я не была побежденной. Я найду способ. Я положила руку на голову Сиба, и он посмотрел на меня. Я поблагодарила мистера Феллоуза. Краем глаза я увидела, что Гай не сдвинулся вообще. Мистер Феллоуз убрал тарелки и вышел. Я посмотрела на белую льняную салфетку, подстеленную под тарелку.

– Мне жаль. Я знаю, что ты пострадала, – вдруг сказал Гай, и его голос был напряженным и хриплым.

А потом он встал и вышел из столовой, не попробовав основного блюда, над которым миссис Литтлбелл так надрывалась: ребрышки по-бургундски. Сиб посмотрел на меня печальными глазами в последний раз, а потом последовал за своим хозяином.

Той ночью он не посылал за мной.

*****

Мне приснилось, что я снова была маленькой и все мы были одной большой семьей, живущей в деревянном домике с покрашенной в синий цвет крышей. Моя мама еще жива. Николай и я прижались друг к другу в постели между нашими сестрами. Все наши тела теплые и мягкие, а снаружи – зимняя ночь. Мы спали сном младенцев, не зная, что ждет нас в будущем.

Глава 16

Когда я проснулась утром, небо было серым и снова шел дождь. За завтраком мистер Феллоуз поднял глаза от своего тоста и улыбнулся мне своей первой настоящей улыбкой. Это безмерно оживило его холодное, вытянутое лицо.

– Садитесь рядом со мной, – сказал он с полным доброты бледным лицом.

Я пожала плечами, когда Мисти вопросительно посмотрела на меня, вздернув от удивления брови, и села рядом с мистером Феллоузом.

– Что собираешься делать сегодня, девочка? – спросил он.

– Не знаю. Думаю, что буду обследовать замок. Я еще так много не видела здесь.

– Это хорошая идея. Ты можешь начать с комнаты графини Дафферин. Я слышал, что она тебя интересовала, – его глаза блеснули. – Она та, кто, как думают, бродит по замку. Ее комната довольно интересна. Она сохранилась практически в том же состоянии, в котором графиня оставила ее.

– Мне бы очень хотелось этого, – сказала я. – Вы много знаете о ней, мистер Феллоуз?

– Лишь то, что говорит о ней легенда. Что она покончила свою жизнь самоубийством и оставила указания насчет своего надгробия, чтобы ее сердце вынули из тела и похоронили с малышкой, но муж отказался выполнить ее требование. Он умер вскоре после нее. Кто-то заметил, как он на смертном одре разговаривал с воздухом, произнося: «Я сделаю это. Я обещаю, что сделаю это. Пожалуйста, не сердись на меня».

После завтрака мистер Феллоуз отвел меня в ее комнату. Он открыл дверь, включил для меня свет и ушел. Я закрыла дверь и почувствовала ее. И хотя прошли уже сотни лет, я почувствовала ее нежное прикосновение. Это исходило от стен в китайском стиле с изображением мест на берегу реки и павлинов. Мистер Феллоуз был прав – она была практически не тронута. Я села на ее кровать и поежилась. Комнату не отапливали, и было холодно. Коротенькие волоски на затылке встали дыбом. Внезапно у меня появилось ощущение, что я не одна. Кто-то или что-то наблюдало, но я не боялась, потому что дух не сделает мне ничего плохого. Забавно, но я чувствовала, будто принадлежу этому духу.

Пребывая в каком-то тумане, я подошла к ее письменному столу. Открыла маленький ящик и, будто моей рукой управляли, повернула ладонь вверх и скользнула пальцами по полированному дереву, пока не почувствовала маленькую задвижку. Я надавила на нее, и ящик скользнул назад, выдвигая еще два ящика.

Вспышка азарта пронеслась во мне.

Много лет назад, даже сотни лет, кто-то скрывал важные вещи в этих ящиках. Я осторожно сжала маленькую ручку и потянула один. Там были дневник, перевязанный синей лентой, красивая глянцевая зеленая с синим коробочка и выцветшая, сморщенная фотография молодой девушки, стоящей в студии. У нее были светлые волосы и пухлые щечки. Ее глаза были живыми и полными интеллекта.

Она внимательно улыбалась в камеру.

Я положила фотографию и провела пальцами по гладкой, прохладной поверхности коробочки. Я взяла ее и осторожно открыла. И ахнула. На бархатной подложке лежало колье из пяти нитей жемчуга с кулоном в виде камеи (прим. перевод. камея – драгоценный или полудрагоценный камень с выпуклым изображением). Оно было старинным и очень красивым. Я подошла к зеркалу и накинула его на свою шею. Владелица давно мертва. А я нашла его. Застежка была инкрустирована алмазами и все еще работала. Я застегнула его на своей шее и приподняла волосы. Я подумала, что оно мне очень идет, и была искренне довольна.

Прикоснувшись к нему еще раз, я вернулась к дневнику. Он был в кожаном переплете и выглядел очень потрепанным. Края были коричневыми. Я прикоснулась к старому металлу. Он был размером всего лишь пять на четыре дюймов – маленький – и все же я знала, что держу душевные тайны.

Правильно ли было читать их?

Но ведь ее уже давно нет в живых. Я представила ее склонившейся над дневником в свете единственной свечи. Ей будет все равно. И тем не менее я колебалась. Он был заперт, но ключ прикреплен к задней стенке. Просто бегло просмотрю. Я достала ключ из выемки и открыла дневник. Запахло лавандой. Удивительно. Аромат сохранился спустя более чем сто лет. Я подумала о ней, вкладывающей цветы между страницами.

Красивым почерком было написано, что дневник принадлежал Изабелле Торн Дафферин. Я ахнула. Боже мой, у меня в руках ее дневник. Я прикоснулась к пожелтевшей странице и аккуратно сжала ее пальцами. Я сказала себе, что не собираюсь читать все это, а лишь бегло загляну в прошлое. Быстренько.

Я перевернула страницу.

Там был рисунок. Словно какой-то таинственный сад. Цветы и листья, глиняные кувшины и горшочки и… мужчина. Высокий, широкоплечий мужчина с суровым лицом. Под иллюстрацией она написала «Граф Дафферин».

Я сказала себе, что просто открою первую страничку и прочитаю начало описания ее жизни. Затаив дыхание, я перевернула страницу. Почерк был мелким, она пыталась уместить по максимуму на странице. Пробелы вокруг слов она заполняла восхитительными рисунками и зарисовками.

«Я легла в кровать рано и с головной болью, но я едва могла уснуть от волнения. Здесь нет никого, кроме тебя, дорогая книга, с кем бы я могла поговорить в столь несчастное время для меня – я закурила сигарету».

И так просто и легко я перенеслась в утерянный мир Изабеллы Торн. Я позабыла про чувство неудобства от того, что сую нос в секретное хранилище чужих мыслей. Я взяла дневник и села у окна. Свернувшись на подушках, я начала читать.

Это было крайне захватывающе. Начиналось с размышлений необычайно энергичной молодой девушки. Здесь были милые рассказы о случайных встречах во время прогулок в парках с мамой и о сопротивлении.

«Я жажду вещей, которых не должна… Я часто обедаю в спешке, и я слишком непокорная и неженственная…»

Затем описывалось своевольное намерение выйти замуж за распутствующего графа Дафферина. Папа сдался, и она выиграла время. Длинный рассказ ее венчания с графом и откровенный и чувственный рассказ о ее первой брачной ночи. Я прочитала об этом с любопытством и даже не покраснела. Она специально для него надевала жемчуг.

«Мой муж, мне теперь даже стыдно думать об этом, он не позволил мне оставаться в нижнем белье, когда взял меня.

– Оставь только жемчуг, – приказал он. Мне пришлось снять все: от юбки до корсета, пока он смотрел на меня глазами голодного зверя.

Когда я попыталась прикрыть себя руками, он, используя кончик своей трости, двумя точными движениями оттолкнул мои руки.

Он наслаждался моей стыдливостью, пока я думала, что умру от этого. Затем он зацепил своей тростью мою шею и притянул меня к себе.

Когда он вошел в меня, было больно, горячие толчки и подобное животному рычание от обладания и власти.

Было больно, но я не хотела иначе. Он успокаивал мою легко возбудимую натуру.

Когда это закончилось, он заставил меня сделать немыслимое. Мама была бы слишком потрясена, но я сделала это и наслаждалась этим. Я хотела угодить ему. И, пожалуй, я это сделала. Поскольку он снова воспрял и опять меня поимел. Жестче и еще болезненнее.

– Ты – номер двести тридцать, – сказал он.

Я нахмурилась.

– Что вы имеете в виду? – спросила я.

И тогда он дал мне пощечину.

И пока я все еще находилась в шоке, он начал своими пальцами играть со мной, пока я не почувствовала себя так, будто бы мне и вовсе не было больно.

Когда я закричала, он сказал, чтобы я начала скакать на них. И это самое удивительное, что происходило со мной, дорогая книга.

Я краснею, вспоминая это, но это происходило недолго, будто я умерла и отправилась на небеса. Удовольствие было совершенно нестерпимым.

Позже он поцеловал меня.

Теперь я понимаю. Теперь я понимаю».

Было такое чувство, что эти слова написала я. Что я читала дневник не другого человека, а свой. Но страстность графа не была долгой. Больше не появлялось зарисовок глиняных кувшинов или цветов. Только ее глубокое разочарование из-за измен мужа. Час за часом она вглядывалась в пучину ее любви. «Я еще более одинока, чем когда-либо. Мое несчастье – несчастье женщины», – написала она. Она процитировала строчку из грустного стихотворения Вильяма Аллингама «Женщина». Женщина сидит над своим дневником и…