Текст книги "Никотин убивает…"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Но Грегори Мэтьюс не имел никакой машинистки.

– Ну и что? Может, он как раз решил ее нанять?

– Возможно, вы правы, – кивнул Ханнасайд. – Но это надо проверить.

Но на следующее утро при встрече Ханнасайд, хитровато улыбаясь, сразу же заявил Каррингтону:

– Мои соломинки начинают сплетаться вместе, Джилс.

– Да? Вы о чем? А, небось об этой Глэдис? Ну и как она выглядит?

Ханнасайд стал раскуривать трубку.

– Милая женщина, – сказал он сквозь зубы, затягиваясь. – Не первой молодости, совершенно обычная с виду… Невинные глазки и теплая улыбка…

Он выпустил изо рта струю дыма и добавил:

– Она никогда не слыхала о Грегори Мэтьюсе.

Каррингтон расхохотался:

– Это даже больше, чем я ожидал! Бедный мой Ханнасайд! Какой удар для вас!

– Не сказал бы, – заметил Ханнасайд. – Это еще не все. А вам не кажется странным, что она знать не знает человека, который пишет ее имя и адрес в своем деловом дневнике?

– Возможно, она знает его под вымышленным именем, – предположил Каррингтон. – Ах, какой аромат интриги вокруг этой дамы! У них, вероятно, была интимная связь?

– Нет, она не узнала его и по фотографии, – невозмутимо сказал Ханнасайд.

– Тогда странно. Чему же вы обрадовались?

– Она провела меня в свою гостиную, – Ханнасайд рассказывал медленно, смакуя… – Комната была, конечно, заполнена множеством подушечек и всяких безделушек. А на стене висит портрет мужчины. Она говорит, что это ее муж.

– Действительно, почему бы у этой милой дамы не быть мужу? – иронически заметил Каррингтон.

– Все не так просто, – сказал Ханнасайд. – Портрет на стене – это фотография Генри Лаптона.

Глава шестая

– Генри Лаптон? – в изумлении повторил Каррингтон. – Этот цыплячьего вида зятек Мэтьюса? С ума сойти, у него любовница? Вот это да! Забавно, забавно…

– Это вовсе не так уж забавно, – сказал Ханнасайд. – Точнее, неизвестно, в какой степени это может быть забавным, и главное – для кого. Мне не удалось вытянуть из этой Глэдис многого. Она сказала, что ее муж – коммивояжер и поэтому ему часто приходится отлучаться из дому. И в доме такая атмосфера респектабельности – прямо фу-ты ну-ты! Бедняга!

– Кто бедняга? Генри? Ну, как бы то ни было, он нашел себе в жизни некоторое утешение…

– Он за это свое утешение заплатит сполна, если об этом узнает его супруга.

– Ладно, какое нам дело до его семейных неприятностей! А как Генри Лаптон мог быть связан с убийством Мэтьюса?

– Возможно, что никак. Но вспомните, Каррингтон, ведь эта самая Глэдис Смит фигурировала в дневнике у Мэтьюса за девятое мая. А на тринадцатое число у него была назначена встреча с Генри Лаптоном. Вам не кажется, что эти события могут быть связаны?

Джилс нахмурился.

– Ну, наверное, могли. Мэтьюс мог разнюхать про эту Глэдис и шантажировать Лаптона тем, что раскроет его тайну. Вы это имеете в виду? А заботился ли вообще Мэтьюс об интересах сестры?

– Похоже, что из всей семьи она ему была ближе всех. И судя по тому, что я успел узнать о Мэтьюсе, шантаж был вполне в его стиле.

– Да, он выглядел довольно жестким человеком, – согласился Джилс. – Значит, теперь Генри Лаптон у нас заступает на место главного подозреваемого? Ну что же, жаль. А то у меня для вас были некоторые интересные новости.

– Что именно?

– Этот Рэндалл позвонил мне вчера вечером и выспрашивал, что там вам удалось разузнать по делу. Так я понял цель его звонка, во всяком случае. В общем, он решил приехать в «Тополя» сегодня – встретиться с нами.

– Зачем? – спросил Ханнасайд.

Джилс пожал плечами:

– Не знаю, но у него есть полное право понаблюдать, как вы станете просматривать бумаги его покойного дяди. Он ведь душеприказчик, как и я, вы же помните.

– Ну, ради Бога, у меня нет возражений, – сказал Ханнасайд. – Просто хотелось бы знать, почему ему вдруг захотелось поприсутствовать?

– Спросите у него сами. Я как-то постеснялся, – сказал Джилс.

– Лады, – сказал Ханнасайд и погрузился в размышления.

Во дворе перед «Тополями» машины Рэндалла не было видно. Зато первый же звук, услышанный ими в доме, был резкий голос миссис Лаптон. На столике в прихожей лежали коричневые перчатки и мужская шляпа, из чего можно было сделать вывод, что мистер Лаптон тоже здесь. Ханнасайд незаметно осмотрел эту шляпу и поздоровался с мисс Гарриет Мэтьюс, вышедшей из библиотеки ему навстречу. Она была чем-то разозлена и говорила еще более раздраженно и визгливо, чем обычно.

– Ага, заявились, – бросила она вошедшим. – Ну что ж, надеюсь, что по крайней мере я лично вам не нужна… А, мистер Каррингтон, здравствуйте, я вас сперва не заметила… И все же я не могу понять, какое полиции дело до личных бумаг бедного Грегори! Я считаю это просто нахальством и вмешательством в частную жизнь! Я прекрасно знаю, что в его бумагах ничего такого просто нет, хотя никто, конечно, этих бумаг не скрывает от расследования… Давайте смотрите, и, если даже вы найдете несколько писем по поводу отправки Гая в Бразилию, это все равно ничего не доказывает, да! Что бы там ни говорила моя разлюбезная сестрица Гертруда, а она уж вам наговорит про Гая сорок бочек арестантов…

Как раз в этот момент миссис Гертруда Лаптон величаво выплыла из библиотеки со своим мужем в арьергарде и, оглядев младшую сестру, походя бросила ей:

– Не делай из себя дуру, Гарриет! Приветствую вас, джентльмены. Насколько я понимаю, вы желаете осмотреть бумаги моего брата?

– А это тебя, Гертруда, вовсе не касается! – взвизгнула Гарриет. – Что за новости – в моем собственном доме ко мне относятся как к малому ребенку! Тебе здесь нечего делать, так и знай! А то ведешь себя так, словно, кроме тебя, нам не с кем посоветоваться! Никто не просил, чтобы ты заявлялась к нам сегодня!

– О, доброе утро, господа! – раздался приятный голос с лестницы, и в холл спустилась миссис Мэтьюс. Она очень приветливо улыбнулась Каррингтону, чуть более прохладно – Ханнасайду. – Какое прекрасное утро, не правда ли? О, моя милая Гертруда! И Генри! Какой приятный сюрприз!

Гарриет посмотрела на нее испепеляющим взором.

– Что-то вы сегодня рановато встали, дорогая Зау! – сказала она едко. – Не спится? Как странно! Конечно, никто и не догадается почему!

– По-моему, встать пораньше в такой солнечный денек – просто наслаждение, – непроницаемо улыбнулась ей миссис Мэтьюс и повернулась к Каррингтону. – Боюсь, дорогой Джилс, что вам наговорят, будто я уже старая калоша и почти не встаю с постели!

– Если вы имеете в виду меня, Зау, – ледяным голосом сказала Гертруда, – я не имела чести рассказывать мистеру Каррингтону что-либо подобное. Но если бы уж я, паче чаяния, стала с ним обсуждать вас, я скорее поведала бы о вашем свойстве много о себе воображать. Надеюсь, мистер Каррингтон, что вы при ключах? Тогда пройдемте со мной, сюда.

Миссис Мэтьюс зябко передернула плечами.

– Боже мой, какие жуткие детали – просмотр бумаг… Я так и предчувствовала…

– Но уж во всяком случае, если у кого и есть право возражать против этого, то только у меня! – снова встряла Гарриет. – Но, впрочем, я не возражаю. С чего бы?..

В это время в дом вошел Рэндалл. Скорее всего, он расслышал последнюю реплику своей тетки, поскольку с ходу вступил в беседу:

– Ни у кого нет такого права возражать против расследования. О Господи, а что могло привести мою милую тетю Гертруду в сей дом?

– Во-первых, откуда ты знаешь, о чем мы говорили? – огрызнулась Гарриет.

– Не знаю, но думаю, что мой ответ был единственно верным, – усмехнулся Рэндалл и снова повернулся к Гертруде. – А вы, дорогая тетя, кажется, чем-то здорово обеспокоены?

– Ничем я не обеспокоена! – рявкнула Гертруда. – И к твоему сведению, у меня ничуть не меньше прав находиться здесь во время следствия; чем у тебя! И если просмотр личной переписки Грегори прольет хоть какой-то свет на причины случившегося, я должна знать об этом!

– Если уж делать исключение для вас, то надо бы рассказать об этом заодно и всей округе! – заметил Рэндалл. – Каррингтон, у вас есть ключи от дядиной комнаты. Так пойдемте туда наконец!

Тут разом заговорили все женщины, но Рэндалл, не обращая на них ни малейшего внимания, повлек Каррингтона и Ханнасайда наверх. Пока Каррингтон подбирал ключ, Ханнасайд заметил тоном человека, желающего поддержать светскую беседу:

– Жаль, что ваши леди так расстроены этим осмотром, мистер Мэтьюс. Такие вещи всегда ужасно действуют на семью…

Рэндалл поднял на него глаза.

– Как знать, в чем тут дело… У каждого в жизни есть всякие мелочи, о которых человек предпочитает не говорить.

– Какие, например?

– Трудно сказать. Мы еще не видели дядиной переписки, – усмехнулся Рэндалл.

Каррингтон наконец отомкнул дверь, и они вошли в кабинет, заставленный массивной мебелью и застланный роскошным турецким ковром. Рэндалл сразу же прошел к окну, открыл его и остался стоять там, руки в брюки, лениво наблюдая за действиями Ханнасайда. Детектив начал разбор бумаг, но ничего интересного пока не было. Счета, векселя, несколько отпечатанных на машинке писем, которые Грегори Мэтьюс отправлял в Бразилию насчет Гая, и вот… Одна коротенькая записка от Генри Лаптона, датированная тринадцатым мая!

Похоже, она была написана в спешке и начиналась круто:

"После нашей встречи на днях я хотел бы еще раз встретиться с вами, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Надеюсь, вы хорошенько обдумали все. Хочу предупредить вас, что вы будете очень сожалеть, если вынудите меня к решительным действиям".

Ханнасайд прочел записку и уже собирался свернуть ее, когда Рэндалл вдруг двинулся с места.

– Вы не будете возражать?.. – пробормотал он, с любопытством глядя на записку.

– Она не представляет особого интереса, – коротко сказал Ханнасайд, чуть отводя руку.

– Ну раз так, тем более, почему бы мне не прочесть ее? – мягко сказал Рэндалл.

Пробежав листок глазами, он вздохнул:

– Ах, такой роковой маленький человечек!.. Какие суровые выражения!

– А вы знаете, к чему относится это письмо? – спросил у Рэндалла Ханнасайд.

– А вы? – Рэндалл улыбался.

– Думаю, что я-то знаю.

– Зачем же тогда спрашивать меня? – Рэндалл смотрел на очередной ящик, который выдвигал Каррингтон. – Какая досада, не правда ли? Кажется, дядя успел уничтожить большую часть своей самой компрометирующей корреспонденции!

В ящике было собрано множество разнообразных вещичек. Скрепки, пакетики с липучими ярлычками, солнечные очки в роговой оправе, тюбик клея, сургуч, почтовые марки, флакончик красных чернил и моток липкой ленты… Все это суперинтендант просто вывалил на стол. Ничего любопытного тут не было.

Рэндалл, взглянув на этот хлам, слегка нахмурился.

– Да, все это разочаровывает… – протянул он.

В остальных ящиках тоже не было ничего хоть мало-мальски любопытного, хоть плачь. Джилс как раз запирал последний ящик стола, когда в комнату осторожно постучали, а затем в щелочку двери робко просунулось острое личико Генри Лаптона.

– Надеюсь, я не помешаю? – спросил он. – Видите ли, дело в том, что моя жена хочет знать, что… Ну, что здесь найдено, и вообще, как идет дело… Но если мы больше не нужны, то…

Взгляд его метался от Ханнасайда к Джилсу.

– Входите, мистер Лаптон, – пригласил Ханнасайд. – В сущности, мне как раз надо задать вам пару вопросов.

Генри Лаптон, хотя и прикрыл за собой дверь, в комнату не проходил, а мялся у порога.

– Конечно, конечно, – бормотал он, – я буду только рад, если смогу сообщить что-либо полезное… Ведь я совершенно не осведомлен в этом деле, как и все мы тут… Совершенно туманное дело! Как раз прошлым вечером мы говорили об этом с женой… Я еще никогда в жизни не был так потрясен…

Рэндалл вытащил свой портсигар и раскрыл его.

– Переигрываете, Генри! – сказал он с жестким смешком.

Ханнасайд резко повернулся к нему:

– Я не смею вас больше задерживать, мистер Мэтьюс!

– Это верно, я и раньше понимал, что вам мое присутствие необязательно! – кивнул Рэндалл, доставая из кармана зажигалку.

Однако дверь снова раскрылась, и в кабинет влетела миссис Гертруда Лаптон.

– Могу ли я знать, что здесь происходит? – осведомилась она резко. – Генри, ты прекрасно знаешь, какое у меня было перегруженное утро! По-моему, за это время ты мог уже дважды сходить и передать джентльменам мои слова!

Она свысока взглянула на Ханнасайда и бросила:

– Одним словом, сэр, если мое присутствие более не требуется, я уезжаю!

– Конечно, – кивнул Ханнасайд. – Я просто хотел бы переговорить с вашим супругом, это недолго.

– С моим супругом? – переспросила миссис Лаптон, не веря своим ушам. – Любопытно, а что вы собираетесь ему сказать?

Генри Лаптон, который выглядел как покойник, пролепетал:

– Ну, дорогая, понимаешь, супер… суперинтендант хочет поговорить со мной приватно… Если ты не против…

– Вот как? – Голос Гертруды зазвенел металлом. – А мне всегда казалось, что муж и жена считаются как бы одной персоной! Или я не права? – Она повернулась к Ханнасайду. – Вы свободно можете говорить при мне, суперинтендант. У нас с мужем секретов друг от друга нет!

– Тут дело не в секретах, миссис Лаптон, – мягко заметил Ханнасайд. – Просто я всегда предпочитаю беседовать наедине с…

– Это неважно, я же сказала, что вы можете говорить при мне, – настойчиво повторила миссис Лаптон. – Несомненно, я более сведуща в делах этого дома, чем мой муж!

– Боюсь, что вы не понимаете, – вмешался Джилс. – Суперинтендант должен вести дело обычным образом, опрашивая свидетелей по своему усмотрению…

– Генри! – сказала Гертруда, вдруг словно опадая. – Генри! Скажи же наконец, что ты не возражаешь против моего присутствия!

– Ну, дорогая, конечно, я…

– Всякому непредубежденному человеку совершенно ясно, что он возражает, и причем решительно! – заметил Рэндалл. – Знаете, тетя, вам лучше уйти. Сейчас тут начнут всплывать тайны дяди Генри, и я не уверен, что вы будете от них в восторге. Лично я уверен, что он уже много лет как имеет любовницу.

Джилс перевел глаза со смеющегося лица Рэндалла на посеревшее личико Генри Лаптона. Лаптон тоже попытался рассмеяться, но в глазах его стоял животный ужас. Ханнасайд наблюдал за этой сценой молча, с непроницаемым лицом.

Миссис Лаптон побагровела.

– Ты забываешься, Рэндалл! – рявкнула она. – Я не собираюсь стоять здесь и слушать оскорбления в адрес моего супруга со стороны дурно воспитанного…

– О, я вовсе не помышлял его оскорбить! – сказал Рэндалл. – Что вы! Но почему бы ему не иметь любовницу? Я даже склонен думать, что на его месте, то бишь будучи вашим супругом, я имел бы их несколько!

Джилс заметил, что в этот момент во взгляде Ханнасайда промелькнуло нечто, какой-то потаенный смысл…

Казалось, миссис Лаптон просто давилась словами.

– Или ты извинишься за свое хамство, Рэндалл, или я покину эту комнату! – наконец провозгласила она. – Еще никогда в жизни со мной не говорили в такой гадкой манере!

– Пока, милая тетя, – ответил Рэндалл, посылая ей воздушный поцелуй.

Миссис Лаптон наконец развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью.

Рэндалл глубоко и с удовольствием затянулся своей сигарой.

– Вот видите, – сказал он. – Я предполагал, что все-таки вам пригожусь…

С этими словами он тоже направился к двери. Генри Лаптон проговорил ему вслед сдавленным голосом:

– Подожди, Рэндалл… Что… Что ты хотел сказать своей странной шуткой?

Рэндалл посмотрел на него сверху вниз с некоторым презрением.

– Милый дядя, я избавил вас от одной опасности, а уж от второй избавляйтесь сами!

После чего вышел из кабинета.

Джилс собирался последовать за ним, но Генри Лаптон взмолился:

– Нет, не уходите, мистер Каррингтон! Я… Я прошу вас остаться, мне… Мне так будет лучше, правда… Все же вы юрист и…

– О нет, я не могу вас проконсультировать, мистер Лаптон, – заметил Джилс. – Я здесь нахожусь исключительно как адвокат покойного Грегори Мэтьюса, не более того.

– Да, да, конечно, но в моем положении…

– Оставайтесь, Каррингтон, – вдруг сказал Ханнасайд. Он положил на стол перед Лаптоном найденное письмо. – Вы писали эту записку, мистер Лаптон?

Лаптон уныло посмотрел на листок.

– Да. То есть… ну да, я ее писал. У нас… у нас с моим шурином произошло… Произошло небольшое недоразумение по поводу… По личным вопросам, сугубо личным. Знаете, такое случается в любой семье… Вот я и подумал, что нам лучше всего с ним встретиться и обсудить…

– Так вы с ним встретились? – спросил Ханнасайд.

– Нет. Нет, нет, что вы! Он ведь умер раньше, чем…

– Он ответил вам на письмо, мистер Лаптон?

– Только по телефону. Он сказал, что пока не может выделить времени… – Генри нервно улыбнулся. – Я был страшно разозлен в тот момент… Знаете, у моего шурина были такие манеры, что иногда прямо тошно становилось. Вы понимаете, что я имею в виду…

Ханнасайд сказал размеренно, спокойно:

– Мистер Лаптон, я хотел бы, чтобы вы поняли: до тех пор, пока это не касается дела, которое я расследую, ваши личные дела и проблемы меня никоим образом не интересуют. И поверьте, я вовсе не собираюсь разрушать вашу семейную жизнь. Но в бумагах мистера Мэтьюса, в его конторе, я обнаружил имя и адрес некоей Глэдис Смит. Как вы понимаете, я просто обязан был выяснить, в чем тут дело. Я был у миссис Смит вчера, и того, что я там увидел и услышал, оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться в вашем… гм!.. близком знакомстве с названной особой.

Генри Лаптон беспомощно оглянулся на Каррингтона.

– Но ведь… Ну и что, если так? Какое это может иметь значение для дела?

– Именно это я и хотел бы выяснить, – заметил Ханнасайд. – Так у вас была назначена встреча с мистером Мэтьюсом на тринадцатое мая?

Лаптон рухнул в кресло.

– Да, была. Но ведь это глупо! Зачем вам вмешивать в это дело миссис Смит?

– Так вы хотите сказать, что ваша встреча с мистером Мэтьюсом никак не была связана с проблемой… гм!.. проблемой миссис Смит, чей адрес я нашел в его рабочем дневнике?

Генри Лаптон хотел бы что-нибудь сказать на это, да не знал что. Он заерзал в своем кресле и жалобно заныл:

– Но ведь у меня не было причин убивать его, поймите! Неужели вы меня подозреваете? Согласен, я был круглым кретином, что написал ему такое письмо, но вы должны понимать, что я не мог его отравить! Именно потому, что написал это письмо!

– Я вовсе не подозреваю вас, – ровным голосом произнес Ханнасайд. – Но мне ясно, что к моменту смерти Грегори Мэтьюса вы были с ним в отвратительных отношениях. Ясно также, что причиной этому послужила миссис Смит. Думаю, мистер Каррингтон, как адвокат, все-таки посоветует вам быть со мной откровенным.

Джилс, однако, ничего не сказал, и Генри, уронив лицо в ладони, горестно промычал:

– Я вас понимаю, понимаю… Но я оказываюсь в таком двусмысленном положении… Моя жена никогда ничего не подозревала, у меня две дочери, о которых я должен подумать, и вообще, вся моя жизнь…

– Поймите, мистер Лаптон, что не мое дело – исследовать мораль подданных Ее Величества, – холодно заметил Ханнасайд. – Просто лучше, чтобы о ваших отношениях с миссис Смит стало известно после вашего собственного признания, а не на суде, публично.

– Да, да, согласен, – убито вздохнул Лаптон. – Ну что ж… Я знаю миссис Смит уже несколько лет… Можно, я не стану углубляться в эту тему? Ну, в общем, я по роду своей работы вынужден часто разъезжать по стране и всегда имел возможность оберечь жену… от всяких подозрений. Я был очень осторожен, очень. Не знаю, как моему шурину удалось про все пронюхать… Как-то раз он попросил заехать к нему в контору. И там он сразил меня наповал – оказывается, ему все известно про… про миссис Смит.

Его лицо скривилось, как от плача.

– Он все знал о нас, все! Даже то, когда я в последний раз у нее был! Он наседал на меня… Нет, кто не был знаком с Грегори, тот меня не поймет…

– Я почти не знал его, – вставил Джилс.

– Этот человек не знал и не любил ничего, кроме власти. Власти над людьми. Дело даже не в том, что он угрожал мне. Нет, самое главное для него – это взять надо мной верх… У него душа была как из металла… Они вообще-то все такие, Мэтьюсы, это у них в роду. Грегори любил дергать за ниточки, чтобы люди прыгали, как марионетки. А миссис Смит – она мне все равно что жена, честно. Я бы и женился на ней, если бы это было возможно. Но видите ли, у меня дочери, и моя репутация может отразиться на них… Ну и жена… У меня уже есть внук. Все это так непросто. Об этом всем я и думал, когда писал это дурацкое письмо.

Он поднял на Ханнасайда свои потухшие глаза.

– Так, значит, фраза о том, что "вы будете сожалеть, если…" означает угрозу простого развода? – спросил Ханнасайд.

– Да, именно это я и имел в виду. Я думал, что ему не захочется устраивать скандал в собственном семействе… И потом, моя жена вовсе не страдала от того, что у меня была миссис Смит… И я просто решил его припугнуть…

– Вполне понятно, – кивнул Ханнасайд. – И вы просили его о втором свидании, но он вам отказал. Так?

Генри Лаптон кивнул.

– Да, тогда я с ним говорил в последний раз… Он звонил мне на работу из своей конторы.

– А в какое время дня это было?

– Рано утром. Что-то часов в десять… Но никак не позже одиннадцати.

– Ладно, а почему же вы не попытались встретиться с мистером Мэтьюсом, например, во время ленча, раз он звонил вам утром?

– Нет, я не хотел с ним есть… Я собирался за ленчем все еще раз обдумать.

– Ну а после ленча?

– Я вернулся к себе в контору, конечно. А ушел я оттуда даже раньше обычного. Еще до чая.

– И куда направились?

– К миссис Смит. Но я с ней не говорил обо всем этом гадком деле. Я собирался было, но… Видите ли, мы с ней никогда не обсуждали мою… мою семейную жизнь. И я так и не сказал ей о том, что произошло.

– Так. А в котором часу вы вышли от миссис Смит?

– Не помню точно. Но дома я был уже к обеду. По пути я никуда не заходил.

– А после обеда?

– К нам приходили гости – поиграть в бридж. И до следующего утра я не выходил из дому.

– Спасибо… – Ханнасайд что-то быстро писал в своем блокноте. Тон его не выражал ровным счетом ничего.

Лаптон с тревогой посмотрел на суперинтенданта.

– Вы… вы хотели бы еще что-нибудь узнать у меня или… Или я могу идти?

– Нет, пока что мне от вас ничего не нужно, – сказал Ханнасайд, не глядя на него.

– Тогда я пойду?

– Идите.

Маленький Лаптон поднялся, вздохнул и исчез из комнаты.

– Бедняга! – заметил Джилс. – Какое испытание для него – оказаться в такой передряге! Как вам понравилась его история?

– Мне не понравилось его алиби, – угрюмо отвечал Ханнасайд.

– Которое? А, ну конечно, условленное с Глэдис Смит, не так ли?

– Ну да, что бы то ни было, она поклянется, что Лаптон был у нее, – сказал Ханнасайд.

– Все верно, но мне не совсем понятно, как он мог проникнуть сюда, в дом, не будучи замечен никем из домочадцев или прислуги. Конечно, Лаптон невелик по размеру, но все же не настолько, чтобы его не разглядеть!

– Дело в том, что помимо парадного входа в доме имеется и черный ход, – сказал Ханнасайд. – Например, дверь, ведущая в сад. Туда можно пройти незамеченным, вполне можно. А лестница как раз начинается у этой двери. Пока семья сидела за вечерним чаем, кто-то мог запросто пробраться в спальню Мэтьюса.

– Но какой в этом был бы прок? – удивился Каррингтон. – Ведь Грегори в тот момент не было дома! Куда бы он влил яд?

– Вы забываете о той бутылочке тоника, которую так благополучно разбили! – сказал Ханнасайд.

Джилс поднял брови.

– Откуда Лаптону было знать, где она хранится? И что Грегори станет ее пить?

– Отчего же, он мог знать. И поэтому, например, разбил ее, когда утром на следующий день заявился туда со своей супругой.

– И все-таки, как мне кажется, по его характеру он мог скорее пойти на развод, чем на убийство, – с сомнением сказал Каррингтон.

– Да, но ведь он здорово набрался духа. Посмотрите, какую накатал грозную записку. Он и сам это сознает. Видимо, эта Глэдис Смит была ему очень дорога. Я с вами не соглашусь, нет. Он хотел избежать скандала, хотел уберечь репутацию дочерей и все такое прочее. И он после развода не остался бы чистеньким.

– Это верно, но ведь он не мог быть уверен, что со смертью Мэтьюса окажется в безопасности. Ведь Мэтьюс мог для надежности доверить это дело и кому-то другому, не правда ли? Например, взять этого лощеного Рэндалла. Он ведь наверняка знал.

– Да, но ведь, если вы заметили, Лаптон был просто поражен этим. Значит, Лаптон считал, что, кроме Грегори Мэтьюса, о его любовнице никому не известно.

Ханнасайд взял со стола записку Генри. Лаптона, сунул ее в карман и задумчиво произнес:

– Хотел бы я знать, что так заинтересовало мистера Рэндалла Мэтьюса в этом сборище мелочевки, которую я вывалил на стол… Я заметил это.

– А я нет. Разве он был чем-то удивлен?

– Я почти уверен. То ли он был удивлен тем, что увидел, то ли тем, что ожидал увидеть, но не нашел – не знаю. Если оставить в стороне его обязанности как душеприказчика, которые, я думаю, его весьма и весьма побеспокоят, то все же: почему это он приперся сюда понаблюдать, как мы будем рыться в дядюшкиных письмах? Он ведь, вероятно, рассчитывал, что мы что-то найдем?

– Наверное, то самое, что мы и нашли, – сказал Каррингтон. – Вот эту записку от Лаптона.

Ханнасайд с минуту подумал.

– Да, пожалуй, это вполне могло быть и так. Старый Мэтьюс мог посвятить его в это дело. Недаром он сделал Рэндалла наследником. Но почему Рэндалл так пристально рассматривал содержимое ЭТОГО ящика? Что там такое он углядел?

– Вы скорее всего были правы, когда заметили, что он удивился тому, что там ЧЕГО-ТО НЕ ОКАЗАЛОСЬ…

– Вероятно. Но более всего меня тревожит этакая странная деталь – нигде: ни дома у Мэтьюса, ни в офисе – мы не обнаружили никаких следов его старой переписки.

– Есть люди, которые имеют привычку рвать письма сразу, как только ответят на них, – заметил Джилс. – А вы что, считаете, что кто-то до нас уже рылся в его бумагах?

– Я пока еще ничего не считаю. Но если Мэтьюс сам уничтожал всю свою переписку, это может свидетельствовать о довольно странной мании, особенно с учетом того, что человек он был деловой.

– А может быть, это рука Рэндалла? – предположил Джилс.

– Нет, непохоже. Слишком уж он откровенно был заинтересован, глядя на наши поиски. И у. меня появилось ощущение, что я взял ложный след. Эх, если бы я только нашел ту жидкость, куда был подмешан никотин! Во-первых, это могло быть виски, которое разливал вечером Гай. Во-вторых, Мэтьюс мог нанести на свое оцарапанное плечо отравленный шампунь. Но единственный шампунь, который я у него обнаружил, – это запечатанный флакончик «Пондса», причем фольга на горлышке совершенно нетронута. И наконец, яд мог быть в тонике – но бутылочку разбили раньше, чем я до нее добрался. Я все мозги себе выломал – ведь все-таки есть вариант, что Мэтьюсу яд давали в течение нескольких дней перед его смертью. Аспирин? Но он не принимал никаких лекарств. Хемингуэй потряс по очереди всех слуг, выясняя, что такого особенного мог есть или пить только сам хозяин, но выяснил только, что все члены семьи ели и пили одно и то же, кроме вот только виски и тоника, которые употреблял один Грегори.

Ханнасайд со вздохом поднялся.

– Что ж, не будем терять времени на пустые разговоры, мистер Каррингтон. Мне надо продолжать следствие, да и вы, как я понимаю, торопитесь по делам.

– Да, мне, пожалуй, пора, – согласился Джилс, бросив взгляд на часы. – Но все же я рад, что Генри Лаптон у вас не главный подозреваемый. Мне стало жаль беднягу. Ему еще придется круто, ох как круто!

– Ну, вообще-то он под подозрением наравне с прочими, – невесело усмехнулся Ханнасайд. – И я еще его попытаю. Но в целом вы скорее всего правы. Такой человек, как этот несчастный Лаптон, мог пойти на убийство только в состоянии аффекта, а в данном случае все было рассчитано слишком точно и чисто. Ведь заурядный человек, вроде Генри Лаптона, вряд ли выбрал бы в качестве орудия смерти такой экзотический яд, как никотин, это точно.

– Значит, предстоит судебное расследование?

– Да, и довольно кропотливое, – сказал Ханнасайд, пряча свой блокнот в карман и быстрыми шагами направляясь к выходу. Рывком распахнув дверь, он оказался нос к носу с мисс Гарриет Мэтьюс…

– Пардон, пардон! – сказал Ханнасайд с кривой усмешкой.

У Гарриет в руках была ваза с цветами. Она заговорила торопливо:

– Как вы меня напугали, суперинтендант! Я чуть было не выронила мои прекрасные цветы! Я решила поставить их здесь, хотя обычно оставляю в холле…

У нее вырвался короткий бессмысленный смешок. Мужчины переглянулись.

– Она подслушивала, – спокойно заметил Джилс.

– Ага, – протянул Ханнасайд. – Эта старая леди вообще отличается редкостной любознательностью…