Текст книги "Черная моль (Черный мотылек) др.перевод"
Автор книги: Джорджетт Хейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 4
ПОЯВЛЕНИЕ ЛЕДИ ЛАВИНИИ КАРСТЕРС
Ричард неспешно вернулся к креслу. Постоял секунду и сел. Положил руки на стол и тупо глядел в окно. Так он просидел какое-то время совершенно неподвижно. Наконец с тихим вздохом взял перо. Обмакнул в чернильницу и другой рукой придвинул к себе кипу бумаг. И начал писать.
Минут двадцать, наверное, путешествовало перо по страницам, затем остановилось и Ричард поднял глаза к двери.
Она отворилась и впустила леди Лавинию. Шурша юбками, вошла она в библиотеку с рукоделием в руках. Шутливо сделала книксен мужу и, подойдя к креслу, протянула было руку в ямочках, чтоб придвинуть его. Но затем передумала и, порхнув к кушетке, уселась на нее, расправляя бесчисленные оборки и юбки. А усевшись, занялась работой – иголка быстро сновала по ткани, делая четкие стежки.
Ричард молча наблюдал за ней, следя за каждым движением ее хорошенькой ручки и каждым поворотом белокурой головки.
Очевидно, молчание было не по вкусу леди, ибо она вскоре начала отбивать нетерпеливый такт своей стройной ножкой. Муж по-прежнему не произносил ни слова и она подняла свои эмалево-голубые глаза.
– Ну, что ты такой мрачный, Дик? Почему не говоришь со мной? – голос был высокий и какой-то детский, и еще она имела привычку заканчивать каждую фразу заметным повышением тона, что в совокупности с несколько протяжной манерой выговаривать гласные придавало ее речи особое очарование.
Ричард с видимым усилием улыбнулся.
– Разве, моя дорогая? Виноват. Только что заходил Вобертон.
Личико жены на секунду омрачилось, пухлая нижняя губка капризно выпятилась.
– Он с ним виделся.
– О-о?.. – это «о» прозвучало вдвое протяжней, чем следовало бы, и было призвано изображать равнодушие.
– Да. Джек ото всего отказался. Просит меня быть его доверенным лицом и распоряжаться Уинчемом по своему усмотрению. Он поступил очень благородно…
– Да! О, да! И ты согласился, Ричард?
Он пропустил вопрос мимо ушей.
– Он… Вобертон говорит, что он не сильно изменился.
– О?.. – снова протяжный вопросительный звук, сопровождаемый деликатным зевком.
– И еще он сказал, что не думает… что Джек затаил на меня зло – он замолк, ожидая ответа жены, но она была целиком поглощена прикалыванием цветов, выдернутых из вазы, к своему платью и молчала. Карстерс устало отвернулся.
– Если бы не ты, дорогая, я бы тогда сказал всю правду… Я, наверное, просто обезумел, что не сделал этого.
– Дик! – она уронила цветы на пол, но не обратила внимания. – Дик!
– О, тебе нечего бояться! Не думаю, – с горечью продолжил он, – что найду в себе мужество… снова увидеть всех их по прошествии этих шести лет…
Лавиния беспокойно заерзала по кушетке.
– Ты не сделаешь этого, Ричард! Обещаешь? Не сделаешь? Я не вынесу этого позора! Обещай, что никогда никому ничего не расскажешь, ладно?
– Нет, – ответил он, не глядя на жену. – Этого я не могу обещать.
Небрежно сбросив вышивание с колен, она вскочила и яростно затрясла маленькими кулачками.
– Значит, ты сделаешь это?! Хочешь меня опозорить! Тебе плевать, какие мученья ты мне причиняешь! Ты…
– Лавиния, ради всего святого! – оттолкнув кресло, он вскочил. – Успокойся! – Ричард знал способность жены впадать в приступы ярости и нахмурился, ожидая худшего.
– Не успокоюсь! О, да-да, конечно! Считаешь меня скандалисткой, я знаю, знаю! И нечего строить кислую физиономию, сэр, потому что вы куда хуже! Я молчать не собираюсь. Пусть я ужасная женщина, зато ты – мошенник, карточный шулер, вот кто ты!
Карстерс бросился к ней.
– Лавиния!
– Нет! Оставь меня в покое, не трогай! Это из-за тебя я так несчастна! Ты всегда отказывал мне во всем, а теперь угрожаешь опозорить!
– Это неправда! – выкрикнул Ричард, окончательно теряя голову. – Я не могу обещать, вот и все. И в чем таком я тебе отказывал, когда позволяли средства? Господь свидетель, ты делаешь все, чтобы разорить меня!
– Ах, вот оно как!.. Так значит, это я во всем виновата? Разве не ты вынудил милорда оставить все деньги Джону? Плата за то, чтоб он молчал. Обо мне ты не подумал…
– Ради Бога, Лавиния, замолчи! Ты сама не знаешь, что говоришь.
Она прижала ладони к пылающим щекам.
– Нет! Я безрассудна! Требую слишком многого. Я знаю, но только не произноси этого вслух, слышать такое просто невыносимо! И не смотри на меня с таким упреком, Ричард! Ты просто с ума меня сводишь! – она вскочила и заметалась по комнате, словно загнанное животное, впадая при этом в еще большую ярость. – Ну, говори хоть что-нибудь, Ричард! Сделай что-нибудь, не стой, как истукан! О, зачем ты только на мне женился? Я раздражаю тебя и от этого мне становится еще хуже! А ты не видишь и знать не желаешь, что я не могу жить без развлечений и денег. Разве этого следует стыдиться? Может быть. Ну а ты, ты разве лучше? Ну почему ты рассказал мне всю правду об этих картах после свадьбы?.. – ее сотрясали злобные рыдания, разорванный в клочья платочек валялся на полу.
Карстерс повернулся к ней спиной. Ричард не хотел, чтобы Лавиния видела, как больно ранили его эти слова. Это движение привело миледи в еще большую ярость.
– Не смей делать так, не смей! От этого твоего молчания мне становится еще хуже! О, если бы ты любил меня по-настоящему!..
– Но как ты можешь в этом сомневаться? – выкрикнул он и резко развернулся к ней лицом. – Ты прекрасно знаешь, как я люблю тебя! Разве нет? – он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
Она вся задрожала, сквозь плач пробился робкий смешок. И вдруг, столь же внезапно, приступ гнева прошел.
– О, да-да! Ведь ты любишь меня, правда, Дики? – она обняла его за шею, приникла к нему всем телом.
– Господь свидетель, да! – выдохнул он, отталкивая ее. – А ты, тебе все безразличны, кроме самой себя!
– Нет-нет! – воскликнула она и снова прижалась к мужу. – Не говори так, Дик. Я люблю тебя, но не могу жить без радости и веселья, ты же сам знаешь, что не могу… Такая уж я уродилась и измениться не в силах. Вот и теперь, обидела тебя, а ведь совсем не хотела этого! Клянусь, не хотела!
– Знаю, дорогая, знаю, что не хотела, но умоляю, перестань вести себя, как ребенок! Постарайся! Ты так импульсивна, так…
– Так и знала, что ты это скажешь, – заметила она ровным мертвенным тоном. – Ты не понимаешь меня. Хочешь, чтоб я была доброй, терпеливой, послушной, но это не в моей натуре.
– Но, Лавиния, постарайся все же как-то контролировать свои… страсти… – мягко возразил он.
– Но я не могу! Мы, Бельмануары, все таковы, такими создал нас Господь. Он создал нас любящими роскошь, развлечения и… безумства!.. – она медленно направилась к двери. – А ты этого не понимаешь и стараешься сделать из меня добропорядочную женушку и хорошую мать. И это при том, что я обожаю жизнь и удовольствия и ничуть не интересуюсь домашним хозяйством! – она приотворила дверь. – И вот теперь голова у меня болит, а ты смотришь грустно и говоришь, что всему виной мой испорченный характер, вместо того, чтобы извиниться и сделать все, чтоб утешить меня. Почему ты не отвезешь меня в Лондон, зная, как мне тоскливо здесь, в этом мрачном доме, где совершенно нечем заняться, кроме как ребенком и рукоделием? Господи, как же я устала от всего этого! От всего! – она уже собиралась выйти из комнаты, но он ее остановил.
– Погоди, Лавиния! Ты говоришь, что несчастна?
Отпустив дверную ручку, она выразительно всплеснула руками.
– Несчастлива? О, нет, просто скучаю. Я натура энергичная, мне все время чего-то не хватает. Я так хочу, чтоб ты был доволен мной, Ричард! Просто невыносимо видеть тебя в печали!.. О, ну почему только мы все время ссоримся? – она импульсивно рванулась к нему, встала рядом и подняла свое красивое личико: – Люби меня, Ричард. Отвези в Лондон и не смей огорчаться, что я сорю твоими деньгами! Скажи, что тебе плевать на деньги! Скажи, что ничто не имеет значения, лишь бы я была счастлива и довольна! Будь необузданным! Безрассудным! Каким угодно, лишь бы не таким старым и мрачным! – она умоляюще воздела к нему руки.
Карстерс нежным жестом откинул шелковистые волосы с ее лба, но глаза его смотрели встревоженно.
– Дорогая, обязательно отвезу, только не сейчас! Тут так много дел. Если б ты могла подождать хотя бы немного…
– Ах, опять это подождать! Опять быть терпеливой и кроткой! Но я не могу! О, ну как же ты не понимаешь, Дики, как ты не понимаешь?..
– Прости, милая. Обещаю, что непременно отвезу, как только будет возможно, и что ты пробудешь там, сколько захочешь!
Руки ее бессильно упали.
– Я хочу сейчас!
– Но дорогая…
– Прекрасно… очень хорошо. Мы едем сейчас же, немедленно! И не смей со мной спорить!
Он окинул ее встревоженным взглядом.
– Ты утомлена, любовь моя, ты устала и…
– Да, – тут же согласилась она. – Устала, а потому иду сейчас же и отдохну. Прости меня, Дик! – поцеловав кончики пальцев, она послала ему воздушный поцелуй. – Когда-нибудь я исправлюсь, – и с этими словами она повернулась и выбежала из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.
Какое-то время Ричард молча созерцал следы ее присутствия в библиотеке. Механически наклонился, подобрал с пола вышивку и клочки платка. Два цветка, выдернутые из вазы, оказались сломанными и он выбросил их в окно. Затем вышел из комнаты на залитую солнцем террасу и оглядел прекрасные сады, тонущие в голубоватой дымке.
Через лужайку к нему бросился мальчик лет четырех-пяти, махая испачканной ручонкой.
– Папа!
Ричард глянул на него с террасы и лицо его осветила улыбка.
– Что, Джон?
Малыш карабкался по ступенькам, выпаливая на ходу новости.
– Там дядя Эндрю, сэр. Он прискакал на лошади повидаться с вами и ищет вас в саду.
– Вот как? А где он оставил лошадь? В конюшне?
– Да, сэр… Я бежал сказать…
– Очень правильно поступил. Пойдешь со мной его встретить?
Лицо мальчугана так и просияло от радости.
– А можно?.. – и он сунул ладошку в руку Ричарда.
Они вместе спустились по ступенькам и пересекли лужайку.
– А я удрал от Бетти! – похвалился Джон. – А вон и дядя Эндрю! – и он бросился навстречу приближавшейся к ним фигуре.
Лорд Эндрю Бельмануар приходился Ричарду шурином, а нынешнему герцогу Андоверскому – братом. Он подошел к нему, держа маленького Джона на руках, и поставил его на землю.
– Добрый день, Дик! Какой, однако, бойкий у вас мальчик!
– Да. Только что сбежал от няни.
– Отлично! Джон, идем с нами и еще раз обдурим толстуху Бетти! – с этими словами он взял Ричарда под руку. – Идем, Дик! Мне так много надо тебе сказать! – и он скроил нарочито сердитую гримасу.
Мальчик побежал к лесу, по пятам за ним мчался огромный булль-мастиф.
– Ну, что на этот раз? – спросил родственника Ричард.
– Рука самого дьявола вмешалась, не иначе! – ответил его светлость, удрученно качая головой.
– Долги?
– Бог ты мой, да! Вчера заглянул к Дилеби, ставки были страшно высокие. Короче, проиграл три сотни, это вместе с тем, что я должен Кэрью. И откуда их теперь взять, ума не приложу! Этот Трейси корчит из себя праведника и божится, что больше не одолжит мне и пенни. Говорит, что скорее увидит меня проклятым Господом Богом, в чем лично я сильно сомневаюсь…
Трейси и был герцогом. Ричард насмешливо улыбнулся – он уже одолжил его светлости тысячу гиней, расплатиться с одним «пустяковым должком».
– Денег он ни за что ни даст. К тому же и взять их ему негде.
– Неужто? Нет, он поистине невозможен! Не далее, как две недели тому назад, Трейси был в городе и ему дьявольски везло! Я тебе честно говорю, Дик, сам видел, как за одну только ночь он унес пять тысяч чистыми! А мне отказал в каких-то жалких трех сотнях. Бог ты мой, и это называется брат! И еще строит из себя ангела небесного, словно покерных костей и в глаза не видывал!.. Можно подумать, что я какой-нибудь карточный шулер… гм! Ох, прости, Дик! Страшно извиняюсь. Ляпнул не подумав, совсем забыл о Джо… Вот дурак так дурак! – Ричард, заслышав это, поморщился.
– Ты же не нарочно, – выдавил он усмешку. – Ладно, хватит извиняться и продолжай.
Как раз в это время они приблизились к ручью и перешли через него по мостику, а затем углубились в лес.
– Рассказывать особенно нечего. Надо срочно придумать что-нибудь, поскольку Кэрью ждать не собирается и тут же возьмет меня за глотку, стоит только начать просить его, это тощее пугало, отсрочить долг. Вот я и пришел к тебе, Дик…
Он отпустил руку Ричарда и уселся на поваленное дерево, нисколько не заботясь о своем бархатном с кружевами наряде.
– Ты славный парень и не станешь читать нравоучений человеку, как этот Трейси, разрази его гром! Ты и сам играешь по-крупному, вернее, играл, потому как вот уже лет сто я за карточным столом тебя не видел. И всегда проигрывал и выигрывал, не моргнув глазом. Кроме того, ты ведь муж Лавинии и… о, черт побери, Дик, просто ужасно, что я вынужден просить тебя об этом!..
Привалившись к дереву, Карстерс с улыбкой смотрел на юного повесу.
– Будет тебе, Эндрю! – успокоил он родственника. – Просить ты всегда можешь, другой вопрос, откуда я возьму такие деньги… Господи, что за жизнь! Лавиния только и знает, что накупать разные там шелка, сам я едва свожу концы с концами и…
– Всегда была мотовкой, негодница эдакая! – заметил Эндрю и слегка нахмурился.
Ричард рассмеялся.
– Ты и сам в этом смысле от нее недалеко ушел!
Эндрю огляделся, ища предмет, которым можно было бы в него запустить, и, не найдя ничего, решил заняться самобичеванием.
– Ты безусловно прав. Никчемные мы людишки, это несомненно! Во всем – копия нашего старика. Да к тому же еще ее светлость… Ты ведь не знал мою матушку, Ричард? Она была француженкой, Лавиния просто ее копия! А этот Трейси… Господи прости меня!.. этот Трейси сам дьявол! Видел ли ты у кого такую физиономию? Нет, могу поклясться, что нет! Эта вечная усмешка на губах, эти зеленые глаза, да одного этого довольно, чтоб заставить человека пожалеть, что у него такой братец, клянусь Богом!.. Ты смеешься, а я говорю серьезно!
– Ах, продолжай!
– А потом еще этот Боб… пропади все пропадом, но мне, ей-Богу, жаль Боба! Только в армии могут научить этим жалким нищенским ухваткам, а он никогда не умел экономить. Ну, ничего не попишешь, таков уж Боб, и хоть я давно его не видел, так и слышу его голос: «Одолжи мне сотенку, Эндрю!», нечто в этом роде. А все только для того, чтоб купить своей любовнице какую-нибудь безделушку. Прямо тошнит! Ну, ладно, его еще можно понять, он запутался в нижних юбках. Но Трейси!.. Господи, ну и народ! И потом еще Лавиния, ну, на ее счет, ты, я полагаю, уже все понял, и наконец я, ваш покорный слуга… И вот что я еще тебе скажу, Дик, эти скачки, карты и бутылка разорят меня, не успеешь и глазом моргнуть. И штука в том, что другим мне уже не стать, – он скроил скорбную гримасу и поднялся. – Это у нас в крови, никуда не денешься. Эй, юный распутник! Пора домой.
Джон, занятый охотой за головастиками в ручье в нескольких ярдах от них, кивнул и пустился бежать к дому.
– Боюсь, моя супруга не в настроении, – нехотя выдавил Ричард. – Хочешь ее видеть?
Эндрю многозначительно подмигнул.
– Очередная вспышка, да?.. О, я ее знаю. Нет, видеть ее особой охоты нет, к тому же она никогда меня особенно не жаловала. Вот с Трейси они закадычные друзья… ладно, ладно, молчу!..
Они не спеша двинулись к дому. Эндрю, в кои-то веки впавший в молчание, помахивал своей отделанной позолотой тросточкой.
– Ты, разумеется, получишь деньги. Когда они нужны? – спросил наконец Ричард.
– Клянусь честью, ты чертовски славный парень, Дик. Однако, если это доставит тебе какие-то…
– Чепуха! Когда нужны деньги?
– Я обещал Кэрью как только смогу. Маркхэм может и подождать, если…
– Нет-нет. В среду?
– О, да, в среду – это то, что надо, Дик. Ты…
– Ах, оставь! Забудем на время об этом. Мне нужно знать твое мнение о гнедой кобыле, которую я приобрел на прошлой неделе. Возможно, ноги покажутся тебе длинноваты, но вообще она просто прелесть…
Джон вбежал в дом, а мужчины проследовали к конюшням. По дороге Эндрю просвещал своего шурина, пересказывая самые пикантные и скандальные сплетни, будоражившие город. И то, что Дик слушал его вполуха, ничуть не смущало рассказчика – он болтал без умолку, не дожидаясь какого-либо ответа или реакции, а если бы и дождался, то был слишком благодушно настроен, чтоб обратить хоть какое-то внимание.
Ко времени когда они, тщательно осмотрев кобылу, вернулись к дому, было уже четыре, и Карстерс ничуть не удивился, увидев, что на террасе их поджидает Лавиния уже в совершенно другом туалете и с волосами, завитыми и уложенными в новую прическу.
– Похоже, наша Лавиния поправилась, – заметил Эндрю, поднимаясь по ступенькам. – Она меняется… ровно через каждые две минуты. Как поживаешь, Лавви?
Небрежным жестом она протянула ему руку для поцелуя и одновременно одарила мужа нежной улыбкой.
– Головная боль почти прошла, – заявила она ему. – К тому же мне сказали, что приехал Эндрю. И я решила спуститься, – сияя оживленной улыбкой, она обернулась к брату. – Скажи-ка, Эндрю, а что, Трейси дома?
– Господи, конечно! Только вчера появился, дьявол его раздери! Он, что, тебе нужен?
– О, да, – кивнула она. – Хочу его повидать. Сто лет не виделись. Отвезешь меня?
– Разумеется, дорогая. Однако не кажется ли тебе, что несколько поздно отправляться в такой долгий путь? – промурлыкал Ричард, стараясь скрыть раздражение. – Не кажется ли тебе, что лучше дождаться завтра?
– Да уж, Лавиния, придется подождать, сегодня мы уже никуда не поедем, это ясно. Тем более, что отсюда я должен сперва заскочить к Флетчерам. А Трейси навестит тебя завтра, если сподобится.
– А если нет? – с сомнением спросила она.
Эндрю похлопал себя по жилетному карману.
– Боже, чуть не забыл! – воскликнул он. – У меня же для тебя письмо. Он будет у тебя завтра, в любом случае. Господи, ну и рассеянным же человеком я стал! – выдернув из кармана целый ворох бумаг, он отделил конверт, запечатанный и надписанный наклонным итальянским почерком.
Лавиния радостно выхватила его из рук брата и распечатала. Эндрю сунул остальные бумаги в карман, грустно усмехаясь при этом.
– Все кредиторы, Ричард, кредиторы!
– Отдай мне, – ответил тот и протянул руку.
– О, нет! Но все равно, премного благодарен, Дик. Это так, мелочи…
– Тем более, почему бы тебе не рассчитаться и не начать сначала? – заметил Ричард.
– Бог ты мой, к чему? Не успеешь оглянуться, как на тебя посыплются новые! Так что не вижу разницы.
– Тогда позволь одолжить тебе сразу тысячу. Надеюсь, этого хватит, чтоб полностью расквитаться?
– Полностью? Но это невозможно! Ну же, не хмурься, Дик! Я ведь уже сказал, это у нас в крови. И пенни нет за душой, зато пыль в глаза пускать горазды. Ничего, скоро мне начнет везти. Не может же человек без конца проигрывать. Тогда и с тобой смогу рассчитаться, но не буду. Сяду к столу и все спущу. Я-то уж себя знаю!.. – он говорил так искренне, что Ричард был просто не в силах на него сердиться. Юноша этот был наделен бесхитростной душой и, несмотря на весь его эгоизм, легкомыслие и транжирство, Ричард испытывал к Эндрю самые нежные чувства. Он уже собрался было что-то возразить, но тут, складывая письмо, к ним подошла Лавиния.
– Трейси приезжает завтра днем, – объявила она мужу. – Как это мило, правда, дорогой?
Он поспешил согласиться с ней, но отсутствие искренности в голосе не укрылось от внимания супруги.
– И останется обедать! – вызывающе воскликнула она.
– Разумеется, любовь моя.
– Ну, Дики, сделай хотя бы вид, что тебе это приятно, сделай же! Ну почему ты не любишь Трейси? Он же мой родной брат, ты должен его любить.
– Конечно люблю, Лавиния. И умоляю, не болтай глупостей.
– Я и не болтаю. Ну, не сердись, Дики, милый…
– Так ты его любишь? Удивлен слышать, – вмешался Эндрю. – Лично я его не перевариваю. И нечего сверкать глазами, Лавиния, все равно ты меня не переубедишь!
Лавиния уже открыла было рот, чтобы парировать этот выпад, но Ричард торопливо остановил ее. Только этого еще не хватало – слушать их перепалку. Он не в силах был понять, как может Лавиния снисходить до ссор с этим юнцом, столь откровенно старавшимся раздразнить ее.
И он повел их в дом, ощущая себя нянькой при двух неразумных детях.
Глава 5
ЕГО СВЕТЛОСТЬ ГЕРЦОГ АНДОВЕРСКИЙ
На следующее утро леди Лавиния наряжалась с еще большим тщанием, чем обычно, и совершенно загоняла свою служанку, и без того измученную бесконечными перепадами в настроении хозяйки, отдававшей ей самые противоречивые приказания. Она так долго занималась своим туалетом, что все еще находилась в будуаре, когда лакей объявил о прибытии его светлости герцога Андоверского. У нее даже не было времени предупредить лакея о том, что она примет его светлость в гостиной, а потому не успели эти слова сорваться с уст Джеймса, брат уже стоял в дверях, отвешивая поклон.
Он был очень похож на сестру, этот мужчина, и в то же время совершенно иной. Те же высокие скулы и тонкие аристократические ноздри, но губы были узкие, а зеленые глаза под тяжелыми веками смотрели совсем иначе. Брови его светлости слегка поднимались к вискам, глаза, пронзительные и яркие, всегда были затенены черными ресницами. Парика он не носил, черные свои волосы не пудрил, что в сочетании с неизменно черными с серебром туалетами лишь подчеркивало природную бледность лица. Вообще он производил довольно внушительное впечатление, когда, притворив за собой белую дверь, вошел в будуар и поклонился миледи.
Лавиния подбежала к нему, шурша жемчужно-серыми оборками платья.
– О, Трейси! – радостно простонала она и протянула ему руки.
Его светлость шагнул навстречу и еще раз поклонился.
– Рад застать тебя дома, Лавиния, – произнес он с легким оттенком сарказма в мягком бархатном голосе. – Как ты, наверное, догадалась, я сегодня верхом, – и он указал на свои сапоги с острыми шпорами. – Не сомневаюсь, Эндрю забыл отдать тебе письмо.
– Нет, не забыл, – ответила она, беря его под руку. – Вспомнил вовремя и, о, Трейси, как же я обрадовалась, получив его!
– Искренне польщен, – ответил он. – Я приехал по довольно важному делу.
– О!.. – она разочарованно убрала руку. – Снова эти деньги!
– Ты настоящая прелесть, моя дорогая. Да, именно, деньги. Не присядешь?
Она опустилась на кушетку и смотрела, как он придвигает кресло, чтобы сесть рядом.
– Твой благородный господин и хозяин одолжил мне тут на днях небольшую сумму, сущий пустяк. А я, как обычно, в стесненных обстоятельствах. Да еще этот юный болван Эндрю как всегда по уши в долгах.
Миледи удивленно округлила глаза.
– Ты хочешь сказать, что собираешься занять у Ричарда, чтоб уплатить долги Эндрю? – недоверчиво спросила она.
– Вовсе нет. Разве это на меня похоже?
– Как бы там ни было, но не далее, как вчера, Эндрю взял у бедного Дика целых три тысячи. Я знаю, потому что слышала, что они говорили…
Его светлость вскинул черные брови с раздраженно-мученическим видом.
– Как безрассудно со стороны Эндрю! И как это на него похоже! Так значит, бедного Дика уже выжали?
– Не смей так говорить, Трейси! – воскликнула она. – Дики так добр ко мне! – она с вызовом встретила взгляд его пронзительных зеленых глаз.
– Это уже становится занятным, – протянул герцог. – И с каких это пор ты пришла к такому выводу? Откуда столь внезапная преданность мужу?
– Я всегда была предана и верна ему, Трейси. Ты же знаешь, всегда! Да, я мучила его, но он так терпелив и…
– Как это мило с его стороны!
– Ах, ну довольно этих усмешек, Трейси! Он обещал взять меня в Лондон, на всю зиму!
Его светлость откинулся в кресле.
– Теперь понимаю… – задумчиво протянул он. – А сперва так прямо растерялся.
– Ах, дело совсем не в том, Трейси! Просто я впервые по-настоящему поняла, как он добр ко мне. Правда, сперва мы опять поссорились, и все по моей вине, знаю.
– Какая трогательная убежденность, дорогая!
– Нет-нет, ничего подобного, Трейси! Просто иногда я страшно стараюсь быть доброй и милой, а выходит совсем наоборот. Знаешь, Трейси, я ненавижу Уинчем!
– Ты ненавидишь Уинчем? Но было время…
– Знаю, знаю! Но тогда я вовсе не собиралась поселиться здесь навечно! Я хочу в Лондон!
– Я так понял, ты туда уже едешь?
– Да, еду! Но я хочу поехать туда с каким-нибудь веселым человеком, а не… не…
– Короче, ты жаждешь там развлечений, а наш добрый Ричард не совсем подходящий партнер для этого, я правильно понял? Что ж, можно лишь догадываться, жизнь с ним не вдохновляет. Да, разумеется, она спокойна и безопасна, но так скучна, верно, дорогая?
– Я знала, что ты меня поймешь! Видишь ли, он не хочет, чтоб я играла в карты, потому что я никак не могу остановиться! И не понимает, что мне вовсе не интересно то, что называется «семейной» жизнью, когда на свете существует театр, разные поездки, словом, настоящая жизнь! Он такой… такой примитивный, Трейси, и осторожный!
– Прекрасное качество для мужа, Лавиния, – цинично заметил его светлость. – Вот я одинок лишь потому, что мне недостает этих качеств.
Она лишь укоризненно поджала губки, поскольку слишком хорошо знала своего брата.
– Нет, вовсе не потому, Трейси! Потому, что ты дьявол! И ни одна женщина за тебя не выйдет!
– Как интересно, дорогая! – промурлыкал его светлость. – Однако прошу, давай не будем вдаваться в мистику. Лучше продолжим анализ надежного характера Ричарда.
– Это все от того, что мы с ним совершенно разные люди, – вздохнула она. – Я всегда хочу, чтоб все происходило быстро… И если мечтаю о чем-то, то хочу получить это сразу… немедленно! Ну, ты знаешь, Трейси. А он любит выжидать и все думать, думать и о… это так утомительно и только приводит меня в дурное настроение. И я начинаю вести себя, как какая-нибудь истеричка! – она резко вскочила, всплеснула маленькими ручками. – А когда он начинает говорить со мной этим тихим нравоучительным тоном, мне хочется кричать, Трейси! Думаешь, я сумасшедшая? – она визгливо расхохоталась.
– Нет, – ответил он. – Я думаю, ты Бельмануар. Наверное, тебе действительно не стоило выходить за Ричарда. Но я понимаю, деньги. Вечно эти деньги…
– Вовсе нет! – воскликнула она.
– Нет? Что ты имеешь в виду?
– Именно об этом я и хотела поговорить с тобой, Трейси. Ты думаешь, милорд оставил деньги Дику?
– Разумеется. И он, должно быть, сказочно богат.
– Нет!
– Но, девочка моя, его доля, наверняка, огромна! Ведь земли принадлежат ему, не так ли?
– Нет, нет! Земли не его! О, я просто дрожу от ярости, стоит только подумать об этом! Он уговорил милорда оставить их Джону. И его доля куда меньше, как младшего сына.
– Я все же не понимаю… Ведь ты сама говорила, что граф оставил все Ричарду, так?
– Он изменил завещание, Трейси!
– Изменил завещание? Но тогда, дорогая, ты сыграла свою партию как нельзя более скверно.
– Это не моя вина, Трейси, клянусь, не моя! Я ничего не знала, пока они не прочитали это самое завещание. Ричард не обмолвился мне и словом! И теперь мы едва ли не нищие! – голос ее дрожал от возмущения, а его светлость лишь тихо присвистнул.
– Всегда подозревал, что твой Дик дурак, но чтоб до такой степени!
Тут она взвилась.
– Он вовсе не дурак! Он честный человек и мы… мы презираем тех, кто подл, лжив и думает только о богатстве!
– Не сомневаюсь, Лавиния, однако не стоит все же так возмущаться по этому поводу. Полагаю, он все еще предан этому молодому повесе?
– Да-да! Это все Джек, Джек во всем виноват! Боже, меня тошнит уже от одного этого имени и… – тут она замолкла и прикусила губку.
– И что?
– Ах, да ничего! Но все это так неприятно, Трейси!
– Да, действительно, несколько огорчительно. Уж лучше б ты выбрала Джона, правда?
Она сердито притопнула ножкой.
– Что толку теперь рассуждать!
– Лавиния, дорогая, что толку вообще во всем?.. Нет, ей-Богу, это положение кажется мне занятным. Думал о богатеньком Ричарде, а теперь все мои планы полетели к чертям!
– Если б не ты, разве бы я вышла за него? Зачем только ты познакомил меня с ними обоими? Ведь я могла найти кого-то другого!
– Но он казался такой прекрасной партией, дорогая. К тому же, насколько помнится, ты придерживалась точно такого же мнения.
Она сердито надулась и дернула плечиком.
– И однако, – продолжил Трейси как бы между прочим, – мы с тобой люди вроде бы неглупые и как-нибудь выкрутимся.
Лавиния тут же накинулась на него.
– О, как только ты можешь быть таким равнодушным! Неужели тебе безразлично…
Он выразительно поморщился.
– Что толку лить слезы, Лавиния? История довольно неприятная, однако поглядим, что тут можно сделать. Что, кстати, заставило меня вспомнить о цели приезда. Сколь бы мы ни сетовали на сложившееся положение, деньги мне тем не менее нужны.
– О, Господи! И сколько же тебе надо, Трейси?
– Пять сотен будет достаточно.
– Но, Трейси, разве поместье тебе ничего не приносит? – резко спросила она. – И потом Эндрю говорил нам, что не далее, как две недели тому назад, тебе страшно везло в игре…
– Да, но с тех пор, дорогая, мне три раза не везло, просто катастрофически не везло. А что касается именья, то, как тебе прекрасно известно, оно заложено и перезаложено. К тому же Роберт весьма экстравагантен и…
– Ненавижу Роберта!
– Я и сам не слишком пылаю к нему нежными чувствами, но это дела не меняет.
– Лучше б он умер!.. О, нет-нет, что я говорю! Что это на меня опять нашло? Я вовсе не хочу этого, просто… просто я так устала от всего. Ты получишь эти деньги, Трейси, но только умоляю, действуй осторожно. У Дика не так-то просто выпросить деньги.
– Не сомневаюсь. Однако до настоящего времени нам, худо-бедно, все же удавалось…
– До настоящего времени денег у него было сколько угодно. А потом милорд не оставил ему ни пенни и…
– Прискорбно слышать… Но, как я уже говорил, нет для нас, дорогая, ничего невозможного. Где Дик?
– Не знаю. Останешься обедать, Трейси?
– Благодарю. С радостью.
– Да, да! О, Трейси, если б ты знал, как я рада тебя видеть! Я и сама к вам собиралась, вскоре… Приютишь меня на несколько дней?
– Весь вопрос в том, позволит ли тебе муж задержаться столь надолго в моем развращающем обществе.
– Ричард мечтает быть только со мной, Трейси! – с гордостью ответила она. – Он просто не может без меня. О, почему только я не люблю его, как он того заслуживает?.. Почему люблю даже меньше, чем… тебя, Трейси?
– Но Лавиния, дорогая, подобно всем остальным Бельмануарам ты любишь прежде всего себя, а уж потом человека, который руководит тобой. Увы, но это так! А Ричарду никогда не удавалось проявить себя твоим господином.
– Но я люблю Ричарда. Люблю, это правда, но…
– Вот именно, «но»!.. Ты еще не поняла, что такое истинная страсть, дорогая! Ты же абсолютная эгоистка!
– Эгоистка? Обидные слова, дорогой!
– Зато справедливые. Ты думаешь только о себе, своих удовольствиях, своих прихотях и ощущениях. Если бы ты могла отодвинуть свою персону на второй план, то и раздражалась бы меньше, и не чувствовала бы себя такой неудовлетворенной.
