355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джорджетт Хейер » Черная моль (Черный мотылек) др.перевод » Текст книги (страница 1)
Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:23

Текст книги "Черная моль (Черный мотылек) др.перевод"


Автор книги: Джорджетт Хейер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Аннотация

Лорд Карстерс, обвиненный в мошенничестве при игре в карты, вынужден покинуть дом и годами скитаться под чужим именем. Однажды он встречает старого знакомого – герцога Андоверского-Дьявола, сеявшего вокруг порок и распутство. Лорд Карстерс срывает его план похищения светской красавицы. Но герцог не тот человек, который может смириться с поражением…

Черная моль

Посвящается Дж. В. Х.



ПРОЛОГ

В своем обычном черном с серебром одеянии, с волосами цвета воронова крыла, убранными в сложную прическу, но не напудренными, с бриллиантами на пальцах и в галстучной булавке Лью Трейси Клэр Бельмануэр, герцог Андоверский, сидел за секретером в библиотеке своего лондонского дома и писал.

Румян на щеках не было и почти неестественную их бледность лишь подчеркивала черная мушка под правым глазом. Брови и ресницы тоже были черные, первые слегка загибались вверх и к вискам, однако узкие глаза под тяжелыми веками отливали зеленым, а взгляд их так и пронизывал насквозь. Тонкие губы кривились в легкой усмешке, пока мертвенно-белые пальцы выводили на бумаге слова.


«…Однако похоже, что у сей Прекрасной дамы имеется брат, который, едва завидя, что я вооружен, тут же бросил свою латную перчатку. Я хорошенько отделал этого самонадеянного мальчишку, тем и кончилось дело. Теперь же, дорогой мой Фрэнк, поскольку и вы тоже проявили интерес к сей Даме, пишу тебе с целью заверить тебя, что пока она в моих руках, обидеть ее никто не посмеет. Это я обещаю тебе специально и особо подчеркиваю сие обстоятельство с тем, чтобы тебе, паче чаяния, не пришло бы в голову вызвать меня на дуэль – это намерение не далее, как вчера, я явственно прочитал в твоих глазах. Мне отчаянно претит сама мысль о том, что я должен буду встретиться с тобой второй раз, считая своим долгом проучить тебя еще более жестоко, чем в первый. Мне крайне не хотелось бы делать этого, с учетом всех тех симпатий, что я испытываю к тебе.

Прими от меня, Фрэнк, самые дружеские заверения

Твой Покорнейший Слуга

Дьявол».

Тут его светлость герцог Андоверский сделал паузу, перо на миг повисло в воздухе, затем губы его искривила ироническая усмешка и он начал строчить дальше…


«В случае возникновения у тебя желания снова испытать свою судьбу и осмелиться проявить притязания на мою последнюю любовницу позволь предупредить, что в таком случае тебе придется иметь дело с Братом Бэнтамом. Сия персона является настоящим Пожирателем огня и проглотит тебя, не моргнув глазом. Надеюсь увидеть тебя в Квинсбери-Рут во вторник – возможно, у тебя снова возникнет желание направить мои неверные стопы по тернистой тропе добродетели».

Его светлость перечитал постскриптум и на губах его снова заиграла сардоническая усмешка. Затем он сложил письмо, запечатал сургучной печатью и позвонил в колокольчик.

Спустя полчаса достопочтенный Фрэнк Фортескью, перечитывая все тот же постскриптум, тоже улыбнулся, но несколько иначе, затем испустил вздох и швырнул письмо в камин.

– Итак, конец еще одному роману… Интересно, достанет ли тебе дерзости дойти до самого конца?.. – произнес он, глядя, как занимается пламенем и коробится бумага. – От души надеюсь, что когда-нибудь ты полюбишь по-настоящему, и что женщина эта спасет тебя от самого себя, мой несчастный Дьявол!

Глава 1
ЧЕКЕРС-ИНН, ФОЛЛОУФИЛД

Чэдбером звали ее хозяина, тучного господина с цветущей физиономией и напыщенными, типично городскими манерами. В стенах Чекерс-инн заключался весь его мир; этот постоялый двор приобрел еще его прадед в 1667 году, когда на английском троне сидел король-весельчак Стюарт и ни о каких ганноверских выборщиках еще и слыхом не слыхивали.

Мистер Чэдбер был тори до мозга костей. Мало кто столь же кисло смотрел на маленького германца и уж наверняка никто не ожидал с большим нетерпением восшествия на престол галантного Чарлза Эдуарда. И если патриотизм его выражался лишь в непрерывном питие за успех компании принца Чарлза, кто посмел бы упрекнуть в том мистера Чэдбера? И если всякие там господа в париках останавливались в Чекерс на пути к побережью и, заказав бутылочку рейнского, заставляли и его самого пропустить стаканчик за здоровье Его Величества, кто, скажите на милость, смог бы упрекнуть мистера Чэдбера в том, что он повиновался? Как, скажите, можно отказаться выпить за здоровье его величества Стюарта, коли вы оказывали активные услуги своим сторонам?

Своим млеющим от восторга соседям-тори мистер Чэдбер часто похвалялся, что, рискуя собственной жизнью, некогда дал приют двум беглецам из пресловутых «Сорока Пяти», которые после разгрома их организации заблудились и каким-то образом забрели в тихий Фоллоуфилд. А тот факт, что ни один из местных их и в глаза не видел, вовсе не давал оснований усомниться в честном слове, данном Чэдбером. Да и как можно было усомниться в любом утверждении, исходившем из уст мистера Чэдбера!.. Ведь хозяин «Чекерс» был человеком в городе уважаемым. Еще бы, ведь он умел читать и писать, а однажды, еще в молодости, отправился в путешествие на север и добрался аж до самого города Лондона. Пробыл там десять дней и удостоился чести видеть собственными глазами великого герцога Мальборо, когда однажды этот джентльмен проезжал верхом по Стрэнду, направляясь к собору Сент-Джеймс.

Не следовало также игнорировать и то обстоятельство, что домашний эль, который изготовлял сам мистер Чэдбер, был куда лучше, нежели тот, что варил хозяин конкурирующей с «Чекерс» гостиницы, находящейся на другом конце деревни.

Словом, человеком он казался важным и никто не был убежден в этой его важности больше его самого.

С «прирожденными джентльменами», которых, по его собственным словам, он распознавал с первого взгляда, Чэдбер был подобострастно вежлив и почтителен, с клерками же и прочей мелкой сошкой особо не церемонился.

Так обстояли дела, когда однажды из почтовой кареты выбрался маленький одетый в зеленое адвокат и прошествовал прямо в кофейню «Чекерс», где был принят весьма надменно, с плохо скрываемой снисходительностью.

Человечек явно нервничал, нет, даже больше, чем нервничал. И оскорбил мистера Чэдбера в лучших его чувствах, когда едва ли не с порога заявил, что приехал встретиться с одним джентльменом, который, возможно, будет довольно скверно одет, мало того, репутация которого оставляет желать много лучшего. Мистер Чэдбер тут же самым строгим образом дал ему понять, что подобного рода лица в «Чекерс» обычно не останавливаются.

Вообще в этом маленьком человечке было нечто загадочное, а уж вел он себя так, словно являлся самым желанным гостем. Мистер Чэдбер вознегодовал и постарался напустить на себя вид самый высокомерный.

А когда адвокат осмелился открыто спросить, не доводилось ли последнее время хозяину иметь дело с разбойниками с большой дороги, тут уж он оскорбился не на шутку.

И тут вдруг человечек почувствовал себя куда непринужденнее. Задумчиво оглядел мистера Чэдбера и сунул в тонкую ноздрю понюшку нюхательного табаку.

– Возможно, тут у вас остановился… э-э… некий… сэр Энтони… Ферндейл? – вдруг спросил он.

Мина оскорбленного достоинства мигом слетела с физиономии мистера Чэдбера. Конечно, разумеется, останавливался и прибыл не далее, как вчера, с целью повидать своего адвоката.

Человечек кивнул.

– Так это я. Будьте столь любезны, уведомите сэра Энтони о моем приезде.

Мистер Чэдбер отвесил преувеличенно низкий поклон и предложил перейти из этой насквозь продуваемой комнаты в более удобное помещение. Сэр Энтони не простит, если он оставит адвоката дожидаться здесь. Не проследует ли он в приемную сэра Энтони?

Худенькое личико адвоката тронула едва заметная усмешка и он двинулся по коридору, ведомый мистером Чэдбером.

Его ввели в приятно обставленную комнату с довольно низким потолком и видом на тихую улочку и оставили ждать, а мистер Чэдбер отправился на поиски сэра Энтони.

Потолок и стены комнаты были обшиты дубовыми панелями, на окнах висели синие шторы, а на диване с вышитой спинкой, что стоял у камина, были разбросаны синие подушки. В центре находился стол, застеленный белой скатертью, и стояло два обеденных прибора. Еще один маленький столик размещался у самого камина, а рядом – кресло и табурет.

Адвокат молча обозрел обстановку и вспомнил перемену в поведении хозяина. Похоже, сэр Энтони был в «Чекерс» джентльменом уважаемым.

Однако же маленький человечек ничуть не радовался этому обстоятельству, а принялся нервно расхаживать по комнате, глубоко втянув голову в плечи и сложив руки за спиной. Он приехал отыскать впавшего в немилость графского сына и страшился того, что ему предстоит увидеть.

Шесть лет тому назад лорд Джон Карстерс, старший сын графа Уинчема, отправился со своим братом, достопочтенным Ричардом, играть в карты и вернулся домой человеком опозоренным.

То, что Джон Карстерс мог мошенничать, было абсолютно невероятно и столь чудовищно, что сперва все отказывались верить в эту новость, распространившуюся с быстротой молнии. Но он подтвердил эти слухи лично, причем самым вызывающим голосом, а затем покинул родительский дом и отправился сперва во Францию, затем – в какие-то другие заморские страны. Брат его Ричард остался; судя по слухам, для того, чтобы жениться на девушке, в которую они оба были влюблены. С тех пор никто не слышал о лорде Джоне – впавший в ярость граф запретил даже упоминать его имя в Уинчеме под угрозой лишить наследства. Ричард обвенчался с прелестной леди Лавинией и привез ее в родительский дом, – лишенный магнетического присутствия лорда Джона тот выглядел странно опустевшим. Надо сказать, что сам новобрачный пребывал далеко не в радушном настроении после медового месяца и распространял вокруг себя атмосферу уныния, таким несчастным и подавленным он выглядел.

Неспешно миновало вот уже шесть лет, но никаких сведений о лорде Джоне не поступало, как вдруг, месяца два тому назад на дороге из Лондона в Уинчем карету Ричарда остановил разбойник, оказавшийся некем иным, как обесчещенным графом.

Можете вообразить, какие чувства испытал при этом Ричард, самого же лорда Джона изрядно позабавило это происшествие. Настолько позабавило, что он, узнав брата, разразился громким хохотом, от которого затем у Ричарда еще долго кусок вставал поперек горла, а сердце заныло с новой силой.

Едва ли не насильно Джону удалось всучить брату адрес гостиницы, куда в случае надобности тот мог обратиться и спросить «Энтони Ферндейла». Затем самым сердечным образом пожав Ричарду руку, он ускакал куда-то в темноту…

Адвокат перестал расхаживать по комнате и прислушался. По деревянным половицам коридора простучали чьи-то высокие каблуки, этот звук сопровождался легким шорохом шелка.

Маленький человечек нервно подергал свой галстук. А что если… что если любезный лорд Джон уже не был более любезным лордом? Что если… нет, он не осмеливался даже думать об этом. Выдернул из кармана пергаментный сверток и стоял, перебирая его пальцами.

Чья-то твердая рука легла на дверную ручку и резко повернула ее. Дверь отворилась, впустив в комнату самый настоящий призрак, а затем со стуком захлопнулась.

Адвокат смотрел на довольно высокого поджарого джентльмена, который отвесил ему низкий поклон, придерживая одной рукой свою красивую шляпу-треуголку и изящно сжимая в другой тросточку и раздушенный носовой платок. Одет он был по последнему слову версальской моды – в длинный камзол бледно-сиреневого цвета, отделанный серебром, короткие панталоны в обтяжку и белые чулки, а также жилет из пестрого шелка. На ногах у него красовались туфли на высоких красных каблуках с серебряными пряжками, породистое лицо обрамлял парик – густо напудренный и завитый по самой последней парижской моде. В пенном кружеве жабо сверкала булавка с бриллиантом, а на тонкой руке, полуприкрытой кружевными же манжетами, сиял и переливался огромный изумруд.

Адвокат не сводил с него глаз, а дар речи обрел только тогда, когда взор его встретился с насмешливым взглядом темно-синих глаз. Тут на лице его отразилось крайнее изумление и он робко шагнул к незнакомцу.

– Мастер Джек?! – воскликнул он. – Мастер… Джек!

Элегантный джентльмен тоже шагнул навстречу и протянул руку. Уголок рта дрогнул в улыбке, в глазах плясали огоньки.

– Полагаю, вы незнакомы со мной, мистер Вобертон, – сказал он и в его немного тягучем приятного тембра голосе звучала усмешка. – Позвольте представиться, сэр Энтони Ферндейл, a vous servis[1]1
  A vous servis (фр.) – к вашим услугам (здесь и далее примеч. переводчика).


[Закрыть]
!

Адвокат протянул ему руку и в глазах его тоже засветилась улыбка.

– Боюсь, вы и сами не слишком знакомы с собой, милорд, – заметил он.

Лорд Джон положил шляпу и тросточку на маленький столик, выглядел он немного заинтригованным.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Вобертон?

– Я приехал сообщить вам, что ваш отец, граф, скончался месяц тому назад.

Синие глаза расширились, на миг приобрели жесткое выражение, затем снова сузились.

– Вот как? Что же… Апоплексия, полагаю?

Уголки губ Вобертона дрогнули.

– Нет, мастер Джек, милорд умер от сердечного приступа.

– Ах, вон оно что… Бог мой!.. Однако, не присядете ли? Через минуту мой слуга явится от шеф-повара с обедом. Полагаю, вы окажете мне такую честь?

Адвокат пробормотал слова благодарности и присел на диван, не сводя с собеседника изумленных глаз. Лорд Джон придвинул себе кресло, опустился на него и вытянул ноги к камину.

– Шесть лет, только подумать! А знаете, необыкновенно приятно снова видеть ваше лицо, мистер Вобертон… – так что же, выходит, я теперь граф? Граф его высочество Тоби[2]2
  Тоби – ученая собака в английском кукольном театре.


[Закрыть]
, о, Бог ты мой! – и он тихо рассмеялся.

– Тут у меня документы, милорд.

Карстерс насмешливо покосился на пергаментный свиток.

– Я уже догадался, уберите это в карман, мистер Вобертон.

– Но существуют определенные формальности, милорд, и…

– Именно. Умоляю, не надо больше об этом!

– Но сэр…

Тут лорд Джон улыбнулся – какой-то особенно нежной, очаровательной улыбкой.

– Давайте отложим хотя бы ненамного, и займемся этим после обеда, Вобертон! Лучше расскажи-ка, как это вам удалось меня найти?

– Мистер Ричард объяснил, где вас искать, сэр.

– Ах, ну да, конечно же! Совершенно забыл, что сам дал ему pied-aterre[3]3
  Pied-aterre (фр.) – досл. – след на земле.


[Закрыть]
когда напал на его карету.

Адвокат чуть ли не передернулся, заслышав это произнесенное столь веселым тоном и откровенное упоминание о нынешней позорной профессии его светлости.

– Э-э… да, сэр. Мистер Ричард очень хотел бы, чтобы вы вернулись.

Красивое лицо молодого человека омрачилось и он покачал головой.

– Это невозможно, мой дорогой Вобертон. Убежден, Дик ни за что бы не сделал столь неразумного предложения. Ну же, сознайтесь, вы это сочинили?

Вобертон проигнорировал эту высказанную добродушным тоном ремарку и предложил, осторожно взвешивая каждое слово.

– Как бы там ни было, милорд, я верю в его искреннее желание… возместить, так сказать, ущерб…

Карстерс метнул в его сторону быстрый настороженный взгляд.

– Вот как?

– Да, сэр, ущерб.

Опустив глаза, милорд с преувеличенным вниманием изучал свой изумруд.

– Но почему ущерб, Вобертон? – наконец вымолвил он.

– Вам не нравится это слово, сэр?

– Следует сознаться, оно мне кажется несколько неподходящим. Наверное, я совсем не утратил понятливость.

– Уверяю, что нет, милорд.

– Разве? Но за шесть лет человек может измениться, Вобертон! Как поживает мистер Карстерс, надеюсь, хорошо?

– Думаю, да, сэр, – и он нахмурился, видя, что собеседник переменил тему.

– А леди Лавиния?

– О, да!.. – мистер Вобертон окинул Карстерса испытующим взором. Милорд заметил это и в глазах его затанцевали плутовские огоньки.

– Рад слышать. Пожалуйста, передайте мой привет мистеру Карстерсу и скажите: пусть распоряжается Уинчемом, как находит нужным.

– Но, сэр! Мастер Джек! Умоляю вас! – вырвалось у адвоката и он вскочил и возбужденно забегал по комнате, заламывая руки, с самым удрученным выражением лица.

Милорд так и застыл в кресле. С тревогой наблюдал он за поведением собеседника, однако голос его, когда он заговорил, был ровен и холоден.

– Итак, сэр?

Мистер Вобертон развернулся, подошел к камину, сердито взирая на преувеличенно спокойного графа, и, сделав усилие, взял себя в руки.

– Мастер Джек… пожалуй, будет лучше сказать вам то, о чем вы и так догадываетесь. Я все знаю.

Милорд высокомерно приподнял бровь.

– Знаете что, мистер Вобертон?

– Что вы невиновны.

– В чем же, мистер Вобертон?

– В мошенничестве за карточным столом, вот в чем, сэр.

Милорд несколько расслабился и смахнул с рукава камзола невидимую пылинку.

– Сожалею, но вынужден разочаровать вас, мистер Вобертон…

– Милорд, не обманывайте меня, умоляю! Вы ведь мне доверяете, верно?

– Разумеется, сэр.

– Тогда не надо притворяться. Нет-нет, и смотреть на меня так сердито тоже не надо! Я же знаю вас с пеленок, и мастера Дика тоже, знаю как облупленных. И знаю, что вы вовсе не жульничали, ни там, у полковника Дэарса, ни где-либо еще. Готов поклясться чем угодно, что когда я увидел, какое лицо было у мастера Дика, так тут же сообразил, что это он играл нечестно, а вы взяли на себя его вину…

– Нет!

– Мне лучше знать. А ну-ка, мастер Джек, посмотрите-ка мне в глаза и только посмейте отрицать! Ну, что? Не можете, правда?

Милорд не произносил ни слова.

Вобертон со вздохом опустился на диван. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали, но говорил он спокойно.

– Ну, разумеется, не можете. Вы же ни разу в жизни не солгали… Не бойтесь, я вас не выдам. Все эти годы молчал ради благополучия милорда и не заговорю до тех пор, пока вы мне не позволите.

– Чему никогда не бывать.

– Мастер Джек, ну подумайте хорошенько, я вас умоляю! Теперь, когда старый милорд умер…

– Это не имеет значения.

– Не имеет? Но разве вы пошли на это не ради него? Разве не потому, что знали, как он любил мастера Дика?

– Нет.

– Тогда, наверное, леди Лавиния…

– Нет.

– Но…

Милорд грустно улыбнулся.

– Ах Вобертон, Вобертон! А еще клялись, что знаете нас вдоль и поперек! Ради кого же еще, как не его самого?

– Этого я и боялся! – адвокат беспомощно всплеснул ручками. – Значит, вы не вернетесь?

– Нет, Вобертон, не вернусь. Дик вполне справится с моей частью именья. Я же остаюсь на большой дороге.

Вобертон предпринял последнюю попытку.

– Милорд! – в отчаянии воскликнул он. – Только подумайте, каким позором покроется ваше имя, когда вас схватят!

Глаза милорда сверкнули.

– Мистер Вобертон, я просто не могу допустить, чтобы вы смотрели на вещи столь мрачно! Известно ли вам, что я даже ни разу не задумывался об этой столь неприятной перспективе? Уверяю, я рожден вовсе не для того, чтоб быть повешенным.

Адвокат хотел было что-то ответить, но помешало появление слуги, который внес уставленный блюдами поднос, положив тем самым конец беседе, принявшей столь приватный оборот. Он расставил тарелки на столе, зажег свечи и придвинул два стула.

– Обед подан, сэр! – объявил он.

Милорд кивнул и молча указал на окна. Слуга подошел и задернул плотные шторы.

Затем милорд обернулся к мистеру Вобертону.

– Чего желаете, сэр? Бургундское или кларет, или же предпочитаете белое сухое?

Вобертон сделал выбор в пользу кларета.

– Кларет, Джим, – приказал Карстерс и поднялся из кресла. – Полагаю, поездка разожгла у вас аппетит, Вобертон. Сказать по правде, этот Чэдбер смертельно обидится, если мы не воздадим должное его каплунам.

– Постараюсь пощадить его чувства, – ответил адвокат, подмигнув милорду, и уселся за столом.

– Каковы бы ни были недостатки мистера Чэдбера, но повар у него работает отменный.

И мистер Вобертон действительно отдал должное обеду, начав с жирной утки и не пропустив затем ни одного из блюд, составлявших угощение.

Когда, наконец, со стола убрали, и слуга удалился, оставив собеседникам графинчик портера, Вобертон вознамерился было вернуть беседу в прежнее русло. Но милорд не поддержал его в этом стремлении и вскоре он, к собственному удивлению, обнаружил, что обсуждает последний бунт сторонников претендентов на трон. Тут его осенило.

– Ходят слухи, что вы были с принцем, сэр.

Карстерс настолько изумился, что поставил стакан на стол.

– Я?!

– Да, сэр. Уж не знаю, откуда пошли эти слухи, но до Уинчема докатились. Милорд, конечно, все отрицал, но мне кажется, мистер Ричард поверил, хоть и с трудом.

– Надеюсь, что нет. Да и к чему мне связываться с бунтовщиком, скажите на милость?

Мистер Вобертон нахмурился.

– Бунтовщиком, сэр?

– Бунтовщиком, мистер Вобертон. Я служил под началом его величества.

– Но Карстерсы всегда были тори, мастер Джек, преданными своему истинному королю.

– Мой дорогой Вобертон, лично я ничего Стюартам не должен. Я родился во времена первого правления короля Георга и заявляю, что всегда был самым добропорядочным виги.

Вобертон недоуменно покачал головой.

– Да и в семье Уинчемов сроду ни одного виги не было.

– Вы надеетесь, что так всегда и не будет? А Дик? Он что, предан претенденту?

– Мне кажется, мистер Ричард политикой не интересуется.

Карстерс иронически приподнял бровь и промолчал.

Через минуту-другую мистер Вобертон откашлялся.

– Я… э-э… полагаю, сэр, вы не имеете пока намерения… оставить вашу э-э… профессию?

Милорд не удержался от смеха.

– Бог ты мой, Вобертон! Да ведь я только начал!

– Только… Но всего год назад мистер Ричард…

– Я его остановил? Да, но говоря по правде, сэр, я с тех пор не слишком преуспел в этом своем звании.

– Так вы, сэр… э-э… не слишком знамениты в этом смысле?

– О, Господи, нет конечно! Знаменит, надо же! Сознайтесь, Вобертон, вы представляли меня этакой трагической фигурой, верно? Нечто вроде «Джентльмена Гарри», а?

Вобертон залился краской.

– Я… э-э… видите ли, сэр… я просто любопытствовал.

– Обещаю, что не разочарую вас. Сомневаюсь, чтоб обо мне слышали на Боу-стрит[4]4
  Боу-стрит – главный полицейский уголовный суд в Лондоне, по названию улицы, где он находится.


[Закрыть]
. Да и, говоря по правде, занятие это не слишком соответствует моей натуре.

– Тогда почему, милорд, вы его не бросите?

– Нужно же хоть чем-то оправдать свои скитания по стране! – взмолился Джек. – Я не могу сидеть без дела.

– Но кто, вернее, что вынуждает вас… э-э… грабить, милорд?

Карстерс вопросительно вскинул брови.

– Вынуждает? Ах, я понял, что вы имеете в виду. Нет, Вобертон, я ни в чем не испытываю нужды, по крайней мере, пока. Было время… но теперь это в прошлом. Я граблю ради развлечения.

Вобертон пристально уставился на него через стол.

– Удивлен, милорд, что вы, Карстерс, находите это… занимательным.

Какое-то время Джон молчал, а когда наконец заговорил, в голосе звучала обычно несвойственная ему горечь.

– Надо сказать, мистер Вобертон, что сей мир обошелся со мной не настолько благосклонно, чтоб я испытывал угрызения совести. Чтоб успокоить вас, могу сказать, что грабил я крайне редко. Вы тут намекнули, какое может ожидать меня будущее, на виселице в Тайберне[5]5
  Тайберн – место публичной казни в Лондоне, существовало в течение 600 лет.


[Закрыть]
. Так вот, думаю, опасения ваши напрасны.

– Я… э-э… должен признаться, вы действительно успокоили меня, милорд, – пробормотал адвокат и замолк, не в силах подобрать нужных слов. Затем, после долгой паузы, извлек пергаментный свиток и развернул его перед графом, бормоча извиняющимся тоном: – Дело прежде всего, милорд!

Карстерс спустился с облаков и с нескрываемым отвращением уставился на бумаги. Лениво наполнил свой стакан, затем – своего компаньона. Испустил грустный вздох, а потом, заметив выражение глаз Вобертона, рассмеялся и вскрыл сургучную печать.

– Воля ваша, сэр, к делу так к делу!

Мистер Вобертон переночевал в «Чекерс» и отправился в Уинчем на следующий день, двухчасовой почтовой каретой. Весь вечер он играл с милордом в пике и экарте, а затем улегся спать, так и не изыскав возможности завершить свою миссию. Едва он пытался перевести разговор в желанное ему русло, как его тут же мягко и одновременно решительно возвращали на прежние более невинные темы и он с удивлением обнаруживал, что свернуть с этой колеи никак не удастся. Милорд был необычайно занятным и веселым собеседником, но обсуждать «дело» категорически не хотел. Он развлекал адвоката скабрезными анекдотами и рассказами о своих заграничных приключениях, но ни разу не позволил Вобертону заговорить о его доме или брате.

Адвокат удалился на покой, отчасти утешенный бодрым состоянием духа Карстерса, отчасти удрученный тем, что не удалось уговорить его вернуться в Уинчем.

Наутро он поднялся только где-то около двенадцати, однако все равно раньше, чем милорд. Завтрак подали в ту же обшитую дубовыми панелями гостиную.

Милорд вошел в комнату своей обычной, немного ленивой и одновременно целеустремленной походкой и изящно расшаркался перед мистером Вобертоном, а затем повел его смотреть свою кобылу Дженни, которой необыкновенно гордился. Ко времени, когда они вернулись в дом, завтрак был уже сервирован и мистер Вобертон со всей отчетливостью осознал, что времени на то, чтобы уговорить милорда, у него в обрез.

Слуга милорда беспрерывно сновал по комнате, обслуживая их, пока, наконец, хозяин не попросил его заняться саквояжем адвоката. Когда дверь за ним затворилась, Карстерс откинулся на спинку кресла и взглянул на своего компаньона с довольно пасмурной улыбкой.

– Знаю, вы хотите уговорить меня, мистер Вобертон, и я, разумеется, готов выслушать вас. Однако поверьте, будет гораздо лучше, если мы вообще не станем затрагивать эту тему.

Вобертон уловил в его голосе твердую решимость и проявил мудрость, решив не использовать этот последний шанс.

– Понимаю, насколько это болезненно, милорд, и не буду настаивать. Но заклинаю, подумайте еще раз, хорошенько!

Озабоченность, отразившаяся при этом на его лице, растрогала милорда.

– Вы слишком добры ко мне, Ворбертон, клянусь Богом! Могу сказать только одно: я ценю и вашу доброту и ваше долготерпение. Надеюсь, вы простите мое упрямство. Верьте, я действительно признателен вам.

– Я был бы счастлив сделать для вас больше, мастер Джек! – пробормотал Вобертон, встревоженный грустными нотками в голосе своего любимца. Но время их истекло: карета уже ждала, саквояж был упакован. Ему только и оставалось, что крепче пожать руку своему милорду и попрощаться с ним. Затем он поспешно влез в карету и дверца за ним захлопнулась.

Милорд отвесил вслед карете поклон и какое-то время наблюдал, как громоздкий экипаж катил по улице. Затем, подавив вздох, развернулся и зашагал к конюшням. Слуга увидел его и заспешил навстречу.

– Кобылу, сэр?

– Как скажешь, Джим. Кобылу. Через час.

Он повернулся и отправился было назад.

– Сэр, ваша милость!

Карстерс обернулся.

– Да?

– Они тут кругом рыскают. Так что, уж будьте поосмотрительней.

– Они вечно рыскают, Джим. Ладно, в любом случае, спасибо.

– А вы… э-э… не возьмете меня с собой, а, сэр? – тон был умоляющим.

– С собой? Тебя? Господи, нет! К чему это навлекать на тебя опасность? К тому же ты сослужишь куда лучшую службу, оставшись здесь и выполняя мои распоряжения.

Слуга отступил.

– Да, сэр, но…

– Никаких «но», Джим.

– Только обещайте, сэр, что будете осторожны.

– Я вообще самый осторожный из людей на свете, – и с этими словами граф направился к дому.

Через час он превратился в другого человека. Исчезли кольцо с изумрудом и модная тросточка; да и лениво-пресыщенная манера держаться тоже куда-то подевалась и на смену ей явились резкость и деловитость в каждом движении и жесте. Он был одет для верховой езды – сюртук из буйволовой кожи, кожаные бриджи и высокие блестящие сапоги. Вместо сооружения из напудренных локонов на голове появился скромный каштановый парик, а поверх него – изящно сдвинутая набекрень черная треуголка.

Он стоял на опустевшем крыльце, наблюдая, как Джим привязывает багаж к седлу, и время от времени отдавал короткие распоряжения. Появился мистер Чэдбер и поднес «на посошок». Карстерс выпил и вернул хозяину бокал со словами благодарности и золотой гинеей на дне.

Кто-то позвал Чэдбера из дома и он, низко поклонившись и пробормотав слова извинения, исчез.

Джим окинул седло и подпругу последним взглядом и, оставив кобылу на дороге, подошел к хозяину и протянул перчатки и хлыст.

Карстерс молча взял их и принялся похлопывать хлыстом по голенищу сапога, задумчиво поглядывая при этом на слугу.

– Найдешь карету, как обычно, – сказал он наконец, – и отвезешь мой багаж… – тут он сделал паузу и нахмурился, – в Льюис. Снимешь номер в «Уайт-Харт» и закажешь обед. Я надену абрикосовое и… си…

– Синие, сэр? – вопросил Джим, так и горя желанием помочь.

В уголках глаз его хозяина появились веселые морщинки.

– А ты, однако, юморист, Солтер! Абрикосы с кремом!.. Кремовое! Да, это мысль, именно кремовое. Ну, ладно, все… Дженни!

Кобыла повернула голову и тоненько заржала. Он направился к ней.

– Дженни, хорошая девочка! – легко вскочив в седло, он похлопал ее по глянцевой шее. Затем, склонившись, снова заговорил с Солтером, который стоял рядом, держась за подпругу. – Плащ?

– У вас за спиной, сэр.

– Парик?

– Да, сэр.

– Пистолеты?

– Как новенькие, сэр.

– Хорошо. Буду в Льюисе к обеду. Если повезет.

– Да, сэр. Только… Вы обещаете, что будете осторожны? – с тревогой спросил слуга.

– Я ведь уже говорил, – он выпрямился в седле, тронул кобылу каблуком и, бегло улыбнувшись и кивнув слуге, ускакал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю