Текст книги "Переполох в Бате"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава XVI

Серена возвратилась в Лаура-плейс тремя часами позже, и у дрожащей Фанни было достаточно времени, чтобы взять себя в руки. Она бросилась к себе в спальню за спасением, как только за майором захлопнулась входная дверь, и только там дала выход своему отчаянию. Чувства ее были столь бурными, она так устала, что в самый разгар своих размышлений нечаянно заснула. Проснувшись, графиня не ощутила особого облегчения, но зато немного успокоилась, настроение ее было ужасным, лицо бледным, однако следов слез не осталось.

Вошла Серена и обнаружила Фанни сидящей у окна с отсутствующим видом, книга лежала у нее на коленях.

– Фанни, дорогая моя, ты тут, вероятно, полагала, что меня похитили или что я потерялась, погибла где-то на дороге? Я преисполнена угрызений совести – и как это я согласилась поехать в Уэллс с этой глупой компанией! Мне следовало бы знать, что эта поездка не принесет мне ни утешения, ни радости. Впрочем, я знала об этом с самого начала, просто принесла себя и тебя в жертву, потому что Эмили захотелось поехать, а она не смогла бы этого сделать без меня. А может быть, я только так подумала, хотя мне кажется, что миссис Болье приняла бы ее снисходительно, несмотря на то что видела всего один раз в жизни. Эта миссис Болье слишком уж добра ко всем: назвала на вечеринку таких странных людей – да я с ними никогда бы в жизни общаться не стала! Уверяю тебя, Фанни, если не считать ее собственных родственников, семью Эйлшэмзов, молодого Торманби и меня самой, мистер Горинг оказался самым достойным человеком в нашей компании.

– Боже Всемилостивый, неужели и он отправился с вами?

– Отправился, по предложению миссис Флор. Не в моей власти было отказать ему в помощи, ну а когда я наконец увидела всю компанию, то была очень рада ему! Нэд, вероятно, не самый приятный кавалер, но на него можно положиться: благодаря ему я сумела избавиться от эскорта Фоббинга и весьма признательна ему за это. Меня бы еще неделю тошнило от назидательных речей Фоббинга, если бы он увидел нашу кавалькаду! Так мне и надо, скажешь ты, – не послушалась Гектора! Он ведь предупреждал меня, что нас ожидает, хотя я и не думаю, что майор мог предвидеть, что мне придется значительную часть вечера провести, давая отпор навязчивым весельчакам, отбиваясь от нахальных приставаний какого-то развязного типа!

– Милая моя! Это все должно быть крайне неприятно. Как жаль, что ты пошла туда.

– Да, я очень жалею об этом. Ко всему прочему было ужасно скучно. В Уэллс мы приехали только к полудню, потому что поездка наша длилась целых три часа, несмотря на все россказни: четыре бесконечно длившихся часа мы провели, давая отдых лошадям, обедая, разглядывая собор и бродя по городу. Ну и в довершение ко всему я позволила Эмили ехать в ландо в компании Эйлшэмзов, притом с нами не было никакой няни и, конечно же, началась возня и гомон, которые неизбежно возникают, когда вместе собираются дети, не достигшие восемнадцати лет! Ну и когда мы прибыли в Уэллс, Эмили была настолько оживлена, что уже была не в состоянии хранить чинный вид и продолжала флиртовать с каким-то юношей, который скакал рядом с ландо всю дорогу до Уэллса.

– Серена, неужели ты позволила это? Общаться со столь вульгарными людьми – какой это, должно быть, шок!

– Совершенно точно. Я сразу же вступила в молчаливый заговор с уважаемым мистером Горингом, и мы взяли Эмили под неусыпный контроль. Справедливости ради стоит заметить, что как только она оказалась вдали от самых буйных членов компании, так сразу же обрела былую трезвость рассудка. На обратном пути домой я ее, разумеется, как следует отругала. Можешь мне поверить!

– Но вы обдумали, как на все это может отреагировать лорд Ротерхэм? – спросила Фанни, бросая на нее беглый взгляд.

– Это было не нужно, я знала это. В этом и состояла суть моих упреков, в ответ на которые последовал поток слез и уговоры не рассказывать ничего ни ему, ни маме.

– Слезы и уговоры! Ты все еще считаешь, что она его не боится, Серена?

– Нет, Эмили его просто обожает, хотя он ее и изрядно перепугал, – ответила Серена холодно.

– Но если это правда, то, наверное, вряд ли можно настаивать на том, что он ее любит.

Серена повернулась и подняла перчатки:

– У меня есть все основания верить этому, моя дорогая Фанни, – он влюблен в нее страстно, – сказала она сухо. – Может быть, я в чем-то и ошибаюсь, но именно страсть и напугала ее, а отнюдь не его острый язык. Это ее, напротив, восхищает, что и неудивительно, потому что она склонна к легкомысленности и слишком часто увлекалась. Ее вовсе не повергла в панику его острота, уверяю тебя. Она слишком привыкла к этому. Для опытного человека Ротерхэм вел себя просто неправильно в отношении ее. Если бы я не подозревала, что он и сам уже об этом догадался, то испытала бы сильнейшее искушение раскрыть ему глаза.

– Серена! – воскликнула Фанни, возмущенная ее словами.

– Не стоит огорчаться. Думаю, именно поэтому он и не приехал в Бат, чтобы встретиться с Эмили. Не сомневаюсь, что леди Лэйлхэм посоветовала ему не делать этого: она, по крайней мере, достаточно умна, чтобы понимать, что было бы неосторожно и даже опасно слишком усердно ухаживать за такой скромной и невинной девочкой, как Эмили. Интересно, всегда ли она оставляла их наедине, или Иво поначалу был достаточно осторожен, чтобы не вызвать беспокойства у девушки, такой же скромной, как она выглядела, готовой бежать при любом ложном движении. – Она поджала губы. – Иво, конечно, нетерпелив, но я никогда не замечала за ним подобного недостатка раньше, во время состязаний по боксу или во время скачек. Я просто изумлена, что этот человек мог допустить такой серьезный промах!

– Серена, я просто умоляю тебя не выражаться так ужасно! – прервала ее Фанни. – Эмили ведь не лошадь.

– Она живая и веселая, словно молодая кобылка!

– Нет, Серена! Не сравнивай ее с кобылой. Я убеждена, что маркиз не приехал в Бат потому, что просто не знает, что Эмили здесь. Вспомни, леди Лэйхэм боится, что он увидит миссис Флор! Будь это в ее силах, она бы его надула, но трудно поверить, что это столь необходимо.

– Ротерхэм прекрасно знает, у кого живет Эмили. Вчера она получила от него письмо, написанное из Клейкросса, – ответила Серена. – Леди Лэйлхэм нашла иные средства, чтобы держать его подальше от Бата. Я не сомневаюсь, что, встретив Эмили вновь здесь, он будет значительно скромнее. Хотя не думаю, что с его стороны мудро писать и настаивать на скорой свадьбе, лучше уж подождать, пока улягутся ее девические страхи. Мне кажется, что до какой-то степени я оказала ему добрую услугу.

– Он настаивает на скорой женитьбе? – переспросила Фанни.

– Да. А почему бы и нет? – сказала Серена ровным голосом. – Он совершенно прав, хотя лучше было бы сначала увидеться с ней. Как только Эмили станет его женой, он быстро отучит ее избегать своих объятий.

– Как ты можешь! О, как ты можешь! – воскликнула Фанни и содрогнулась. – Знаешь, что она его не любит и не доверяет ему, и…

– Но она вскоре станет и любить его, и доверять. Уверяю тебя, ее очень легко убедить, – ответила Серена. Она взглянула на часы: – Мы ужинаем в восемь? Мне пора умыться. Гектор будет ужинать с нами сегодня вечером или он огорчен тем, что я пренебрегла его разумным советом?

– Ты же знаешь, он никогда не огорчается так сильно, – сказала Фанни. – Но сегодня он к нам не придет. Он заходил днем и просил передать тебе, что вынужден уехать в Кент на несколько дней с пятичасовым почтовым дилижансом.

– Боже Всемилостивый! Какая неожиданность! Что-то ужасное произошло, наверное?

– О нет! Просто не знаю, я его ни о чем не расспрашивала. Майор Киркби что-то такое говорил о делах, которые еще не сделал, о каком-то своем агенте, написавшем ему, что срочно требуется его присутствие…

– О, понятно! Это на него похоже. Я вспоминаю, как однажды Гектор сказал, что приехал в Бат всего на несколько недель. Эти несколько недель обернулись несколькими месяцами. Надеюсь, он быстро управится со своими делами – нам его будет ужасно не хватать.

– Да, на самом деле, – согласилась Фанни, ругая себя за то, что так невыразительно говорит. Серена несомненно заметила странность ее интонации, поэтому Фанни поспешила сменить тему разговора. – Серена, мне все же кажется, что если Ротерхэм сейчас в Клейкроссе, он наверняка приедет навестить Эмили.

– Очень в этом сомневаюсь, – прервала ее та. – Ротерхэм здесь уже недели две или даже больше. Но он так и не навестил Эмили. И мне кажется, что разгадка простая – он просто пытается ее уколоть лишний раз, хотя наверняка удила грызет от нетерпения, жаль, я не вижу его сейчас.

– А может быть, у него гости? – предположила Фанни.

– У меня нет и малейшей догадки на этот счет! – ответила Серена. – Возможно, если леди Лэйлхэм вновь в Черрифилд-плейс, он вполне удовлетворен ее обществом.

Однако его светлость, хотя и находился в одиночестве в Клейкроссе, не проявлял ни малейшего расположения к дружбе со своей будущей тещей. Он даже не стал передавать ей благодарность за оставленные пригласительные открытки – это обстоятельство заставило леди Лэйлхэм почувствовать себя так неловко, что она пыталась вынудить сэра Уолтера лично поехать в Клейкросс, чтобы выяснить, обиделся ли Ротерхэм или нет на продолжительное пребывание Эмили в Бате, а если это так, чтобы муж его и утешил.

Сэр Уолтер, будучи человеком спокойным, тем не менее решительно воспротивился любой форме вмешательства в происходящее, его возмутила сама мысль о том, что жена может заставить его действовать в соответствии со своими брачными планами. Обычно он всегда перепоручал своей супруге ведение хозяйства и заботу о детях, отчасти потому, что и то и другое его в равной степени не интересовало, а отчасти оттого, что споры были ему глубоко неприятны.

Увлечение женой уже давно отошло в прошлое, поэтому он предпочитал проводить рядом с ней как можно меньше времени. И теперь его весьма огорчало, что, вместо благодарности за недельное пребывание с ней под одной крышей, жена пытается всучить ему крайне неприятное поручение.

– Мне порой очень хочется знать, – заявила леди Лэйлхэм едко, – есть ли у вас хотя бы искра любви к собственным детям, сэр Уолтер?

Он был уязвлен несправедливостью ее слов и ответил возмущенно:

– Хорошего же вы обо мне мнения, клянусь своей жизнью!.. Говорить это мне, когда я даже сопровождал вас в лепрозорий – видеть всех этих бедолаг, покрытых пятнами… Не ради ли вашей прихоти я пошел на этот шаг?

– Неужели у вас нет никакого желания увидеть, как будет улажена судьба вашей старшей дочери? – спросила она.

– Конечно, хочу! – ответил ей муж столь же резко. – Возить ее по всем городским балам вылетает мне в кругленькую сумму, и чем быстрее я ее сбагрю, тем лучше!

– В кругленькую сумму! – вырвалось у обиженной женщины. – Сбагрить?! А кто же, по-вашему, оплатил все лондонские счета?

– Ваша мать, и об этом я сожалею. Я ведь не безрассуден, но если вы сумели убедить пожилую леди выбросить целое состояние на выходные платья, на все эти балы, я не удивлюсь, что она не выслала мне этот чек.

– Мама пообещала послать его, когда дела Эмили наладятся, – сказала леди Лэйлхэм, с трудом контролируя себя.

– Да, конечно, если только вы не заберете девушку у нее! Ну и сделку же вы заключили! Я не был бы удивлен, если бы Эмили уже никогда не наладила свои дела, но с нами-то что тогда произойдет?

– Что за чушь? – воскликнула она возмущенно. – Эмили вернется домой, как только мы избавимся от этой ужасной кори. Мама не может лишить нас собственной дочери навсегда.

– Нет конечно, но она может лишить нас денег – вот что меня беспокоит. Если бы вас, Сюзан, не переполняли столь бессмысленные амбиции, вы бы уже давно выяснили, готова ли ваша мать выплатить нам кругленькую сумму на содержание нашей дочери.

– Эмили вернется домой, – сухо заметила его жена, – именно тогда, когда я этого захочу, и она выйдет замуж, как только сэр Ротерхэм решится сделать ей предложение.

– Дело-то в том, что он может вообще не сделать ей предложения, если я не надавлю на него хорошенько, поэтому не перехитрите самое себя, моя леди, – сказал сэр Уолтер.

– Вас, по крайней мере, не засадят в долговую яму, пока будут думать, что ваша дочь помолвлена с одним из богатейших пэров страны, – ответила она. – Но если помолвку расторгнут, то дело примет иной оборот, сомнений нет. Я буду вынуждена поехать в Клейкросс и рассеять сомнения Ротерхэма в том, что Эмили не горит желанием выйти за него замуж!

– Я не прочь съездить в Клейкросс, потому что у маркиза чертовски хорошее шерри в подвалах; однако если Эмили укрылась у вашей матери, потому что не хочет выходить замуж за Ротерхэма, то может статься, что она вернется домой, если он выразит ей свое возмущение, – тогда уж пожилая дама отдаст деньги. Ну а мне-то все равно. Если он так ей не мил, то пусть и не выходит за него замуж, мне этот маркиз и самому не нравится.

– Но он ей очень нравится! – поспешно сказала леди Лэйлхэм. – Она слишком молода, его пыл испугал ее. Это все было просто глупо, уверяю вас! Я и себя виню, что выпустила их из-под надзора, – никогда ничего подобного больше не повторится.

– Но вы можете быть совершенно спокойны в отношении одного: Ротерхэм не поднимет шума.

– Жаль, что я в этом не уверена.

Сэр Уолтер покачал головой:

– Ах, этому уж я никогда не сумею вас научить! – сказал он с сожалением. – Вы просто должны принять все на веру – джентльмен не поднимет шум из-за расторгнутой помолвки.

Жена поджала губы, но воздержалась от каких либо высказываний. Сэр Уолтер был так доволен своим триумфом, что отправился в Клейкросс на следующий же день.

Его ввели в библиотеку Ротерхэма через двадцать минут после того, как лорд Спенборо покинул дом после церемонного визита; вероятно, этим объяснялось выражение скуки на лице маркиза. Сэра Уолтера встретили вежливо, хотя и без излишнего энтузиазма, и в течение получаса они сидели и беседовали о спортивных событиях. Так как это был его любимый предмет разговора, то до конца своего визита сэр Уолтер мог бы обсуждать с маркизом достоинства и недостатки различных скаковых лошадей, а также шансы на выигрыш Скроггинса, Черча на предстоящих скачках в Моулсейхерсте. Однако когда Ротерхэм поднялся, чтобы вновь наполнить бокалы вином, он изменил тему разговора:

– Какие новости у вас от леди Лэйлхэм?

На что сэр Уолтер ответил, вспомнив наконец о цели своего визита:

– Все уже хорошо. Ей уже значительно лучше, она вскоре вернется домой.

– А почему она до сих пор этого не делает?

– Корь! Не могу же я позволить милой девочке появиться в доме и подхватить эту заразу? Пока все дети не переболеют, остается опасность заразиться. Уильям был последним – нет, не Уильям! Уилфред? О, я совершенно не помню их имен, но знаю, что самый младший еще болеет.

– Не могу ли я, по крайней мере, нанести визит мисс Лэйлхэм? – спросил Ротерхэм.

– О, она была бы этому несказанно рада, но дело в том, что бабушка ее плохо себя чувствует, поэтому пока они не принимают посетителей, – сказал сэр Уолтер, сам удивляясь своей изобретательности.

Но тут он с неудовольствием почувствовал, что хозяин смотрит на него пронзительным взглядом:

– Скажите-ка мне, сэр Лэйлхэм, – жестко произнес Ротерхэм, – не сожалеет ли мисс Лэйлхэм о своей помолвке со мной? Скажите правду, прошу вас!

Вот поэтому-то, подумал сэр Уолтер с горечью, многие и недолюбливают Ротерхэма. Он совершенно неожиданно вдруг задает какой-нибудь резкий вопрос, независимо от того, прихлебывает ли кто-то в это время шерри или нет. Никакого воспитания, никакого уважения к чужим чувствам!..

– О Боже мой! – выдавил он из себя. – Нет конечно же! Ничего подобного, маркиз, ничего подобного! Боже Всемилостивейший, что за мысль пришла вам в голову? Сожалеть об этом – что за нелепая мысль…

Он искренне рассмеялся, но увидел, что на губах Ротерхэма заиграла легкая улыбка. Удивительно блестящие глаза маркиза сузились, он оценивающе поглядел на сэра Уолтера несколько дольше, чем это было необходимо или это позволяло бы хорошее воспитание.

– Она только и говорит, что о своем свадебном наряде! – выпалил сэр Уолтер, ощущая, что просто необходимо что-то сказать.

– Как приятно это слышать.

Сэр Уолтер решил, что визит его уже затянулся.

Когда Ротерхэм вернулся в дом, проводив своего гостя до конюшни, лицо его было хмурым. Дворецкий, ожидавший в передней, наблюдал за ним с замиранием сердца.

Ротерхэм остановился. Пислейк выдержал его тяжелый взгляд, проверил свою совесть и, убедившись, что она чиста, принял распоряжение выгнать нового слугу, если тот лишь позволит переложить на другое место ручку на письменном столе его светлости.

– Пислейк!

– Да, мой лорд?

– Если кто-нибудь еще придет ко мне с визитом, пока я нахожусь здесь, говорите, что я уехал покататься на лошади, а когда вернусь, неизвестно.

– Хорошо, мой лорд! – сказал Пислейк, ни одним движением мышц не выдавая, какое облегчение он испытывает.

Распоряжения его хозяина никогда не отличались излишним красноречием, никто из слуг и мечтать не мог о том, чтобы хотя бы на волосок отойти от отданных указаний. По этой самой причине последнее распоряжение хозяина два дня спустя поставило всю прислугу в затруднительное положение. После продолжительных споров, как именно толковать отданный приказ и относится ли он к нежданному посетителю, отведенному в салон, Пислейк приказал пойти и выяснить все у самого лорда.

– Только не я, мистер Пислейк! – сказал Чарльз умоляюще.

– Вы же слышали меня! – сказал Пислейк угрожающе.

– Нет, я к нему не пойду! Мне ваши слова безразличны, хотя и жаль, что распоряжение не выполнено, но я не желаю услышать ругань его светлости в мой адрес! Он обязательно спросит, не глух ли я и понимаю ли вообще английский. Но Роберта посылать тоже не стоит, – добавил он и перевел взгляд на своего коллегу, – по крайней мере после того, что произошло этим утром.

– Я спрошу совета у мистера Уилтона, – сказал Пислейк.

Эти слова были встречены единодушным одобрением. Если кто-то и отважился бы отправиться к лорду, когда тот находился в плохом настроении, то это, конечно, его камердинер, появившийся в доме еще до рождения самого лорда.

Мистер Уилтон выслушал, в чем дело, и сказал после минутного колебания:

– Я боюсь, милорд будет недоволен, но думаю, все равно следует ему об этом сообщить.

– Да, мистер Уилтон. Таково и мое собственное мнение, – согласился Пислейк. Затем он добавил ничего не выражающим тоном: – Если только он не скажет, что не хочет, чтобы его беспокоили.

– Понятно, – сказал мистер Уилтон, осторожно кладя свое перо на специальный поднос. – В таком случае, я сам сообщу ему об этом, хотите?

– Благодарю вас, мистер Уилтон, буду вам весьма признателен! – сказал Пислейк с благодарностью в голосе, следуя за ним и с уважением наблюдая, как тот не спеша и с достоинством пошел в библиотеку.

Ротерхэм сидел за столом, вокруг в беспорядке лежали бумаги. Когда дверь отворилась, он заговорил, не поднимая глаз от документа, который читал:

– Когда я говорю, что не желаю, чтобы меня беспокоили, то я имею в виду именно это. Вон!

– Я прошу извинения у вашей светлости, – произнес камердинер спокойно.

Ротерхэм поглядел на него, и недовольство его начало исчезать:

– О, это вы, Уилтон! Что случилось?

– Я пришел сообщить, ваша светлость, что мистер Монкслей желает видеть вас.

– Напишите ему, что я уехал в деревню и никого не принимаю.

– Мистер Монкслей уже здесь, ваша светлость.

Ротерхэм швырнул на стол бумаги:

– Черт бы вас всех разодрал! – воскликнул он. – Что же это такое!

Мистер Уилтон не ответил, но безмятежно ожидал ответа.

– Очевидно, мне придется с ним встретиться, – ответил Ротерхэм с раздражением. – Скажите ему, чтобы он вошел. И предупредите, что здесь он не задержится более одной ночи.

Мистер Уилтон поклонился и повернулся, чтобы уйти.

– Одну минуту! – сказал Ротерхэм, осененный неожиданной мыслью. – Какого черта вы сообщаете мне о посетителях, Уилтон? Я держу здесь дворецкого и четырех слуг и не понимаю, чем вызвана необходимость выполнять их обязанности. Где Пислейк?

– Он здесь, ваша светлость, – ответил мистер Уилтон тихо.

– Тогда почему же он не сообщил мне о приходе мистера Монкслея?

Мистер Уилтон не дрогнул, услышав опасные нотки и резкий голос, но и не стал отвечать на вопрос. Он просто не моргая поглядел на своего хозяина.

Внезапно на губах Ротерхэма появилась улыбка:

– Ну и трусы они! Нет, я не вас имею в виду.

– Милорд, просто мы заметили, что последнее время вы в дурном настроении.

Ротерхэм расхохотался:

– Ну что вы со мной церемонитесь – скажите, что я угрюм, как медведь в берлоге, и кончим с этим. Не уволю же я вас, на самом деле! По крайней мере, вы не дрожите передо мной, словно осиновый лист.

– О нет, нет, милорд! Но потом, я ведь знаю вас давно и уже привык к вспышкам гнева и плохого настроения, – сказал мистер Уилтон успокаивающим тоном.

Глаза Ротерхэма сверкнули с одобрением:

– Уилтон, неужели вы никогда не выходите из себя?

– Человек, занимающий мою должность, сэр, должен уметь контролировать себя, – сказал мистер Уилтон.

Ротерхэм вскинул вверх руку:

– Да как ты смеешь, черт возьми!

Камердинер улыбнулся:

– Прикажете мне ввести мистера Монкслея, милорд?

– Нет, конечно же нет! Пусть это сделает Пислейк. Можете сказать ему, если хотите, что я не откушу ему за это нос.

– Очень хорошо, милорд, – сказал мистер Уилтон и вышел из комнаты.

Через несколько минут дворецкий открыл дверь, и в комнату вошел старший из подопечных Ротерхэма.

Стройный молодой человек, одетый по последней моде: в обтягивающих панталонах ярко-желтого цвета, накрахмаленный воротничок был так высок, что уголки скрывали скулы юноши, – явно пытался скрыть раздиравшие его чувства. Гнев сверкал в глазах, но от охватившей дрожи щеки юноши приобрели слегка бледный оттенок. Он остановился на самой середине комнаты, громко вздохнул и произнес резко:

– Кузен Ротерхэм! Я должен поговорить с вами, и я с вами поговорю!

– Откуда, черт подери, вы извлекли этот отвратительный жилет? – спросил его Ротерхэм.