Текст книги "Песчаные короли (сборник)"
Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин
Соавторы: Пол Уильям Андерсон,Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
В четверг утром Диана накинулась на кипу газет с жадностью новоявленной звезды после премьеры. Но ее запал угасал по мере того, как она их просматривала.
В “Таймсе” не было ничего, да и вряд ли можно было ожидать каких-то необычных высказываний от пожилых, респектабельных людей. Не было ничего ни в “Гардиане”, ни в “Телеграфе”. Это казалось немного странным: почему тогда так много представителей этих газет пришло на встречу в среду? Небольшая заметка на страничке для женщин в “Ньюс-Кроникл” сообщала, что известный специалист косметического салона на Мейфере известил о новом, необычайно эффективном способе омоложения.
Газета “Мейл” сообщила следующее:
“Если все последуют примеру одного весьма известного салона красоты, который оповестил о своем новом способе сохранения красоты и юности со всем блеском художника-модельера, рекламирующего модели сезона, то можно предвидеть время, когда наши косметологи будут выставлять напоказ будущую моду на весенние и летние лица”.
Газета “Экспресс”:
“Скромность никогда не была характерной чертой косметического бизнеса, поэтому естественно, нельзя было и пытаться прервать заявление, сделанное вчера известным экспертом на встрече женской элиты в Мейфере. Конечно, многое из того, что сделано и делается для сохранения женской красоты, украшает наш мир, однако многообещающие заявления могут вызвать лишь волну разочарования, которая обернется против тех, кто их делает”.
Абзац из статьи в “Миррор”, озаглавленной “После водорослей”, комментировал:
“Те из наши читателей, которые разочаровались в чудодейственной силе, приписываемой водорослям, но еще не проявившей себя, не должны терять надежду. Вчера получена еще одна, самая свежая информация (из того же салона красоты) о несомненном эффекте лечения ими. Однако еще большего ожидают от нового метода, но это уже не водоросли; в сущности не ясно, что это, но чтобы испытать результат на себе, нужно заплатить двести-триста фунтов”.
Газета “Геральд” проявила свое беспокойство в следующих строчках:
“Подросток в сорок лет? Женщины, которым посчастливилось выйти замуж за людей с большим состоянием будут необычайно довольны. С ароматной Мейфер приходят приятные новости, что двери в вечную молодость будут открыты всего за триста – четыреста фунтов в год. Безусловно, при современном распределении богатств в нашей стране капиталисты, которые организовали это предприятие, тоже будут радоваться. Но многие подумают, что существует возможность за восемь фунтов в неделю принести больше пользы обществу, чем эта. Однако пока нынешнее правительство тори…”
И “Скетч”:
“Говорят, мы бываем молоды лишь раз. Но, если верить заявлению специалиста по красоте, это утверждение устарело. Современная мисс может быть молодой и два, и три раза, если пожелает. Единственное, что она должна сделать, это призвать на помощь науку, ну и, конечно, заплатить солидный гонорар. Что касается нас, то мы считаем, что то же самое делали задолго до того, как красотой занялась наука, и, наверное, на тех же условиях”.
– Не очень утешительно, – сочувственно сказала мисс Толвин. – Жаль, что вам не удалось сделать из этого сообщения сенсацию, – добавила она.
Диана внимательно посмотрела на нее:
– О боже, Сара! О чем вы говорите? Это же самая большая новость со времен… Адама!
Мисс Толвин покачала головой:
– Новость и сенсация не одно и то же. Боюсь, они восприняли это как рекламный трюк. А британскую прессу ничто не пугает так, как риск выступить с нечаянной рекламой.
– Они намеренно прикидываются, будто ничего не поняли. Клиенты – большинство из них – поняли прекрасно. И, слово чести, я объяснила все достаточно просто, – запротестовала Диана.
– Вы уже свыклись с этим. А они – нет. Что касается клиентов, то да, многие из них, должно быть, давно уже хотели об этом узнать; так или иначе, но они готовы были услышать объяснения, ждали их. А журналисты? Поставьте себя на их место, мисс Брекли. Их послали написать отчет о том, что представлялось рекламной лекцией на тему, как сохранить красоту, лекцией, пригодной только для одной-двух заметок на странице для женщин. Я не хочу сказать, что вы не заставили некоторых из них задуматься и, возможно, подготовили почву для этого. Но вы подумайте, как они должны были изложить все то, что вы сказали, перед твердолобым редактором? Мне это знакомо. Было время, когда и я сталкивалась с этим. Сейчас нам нужно только что-то сенсационное…
– Ради бога, Сара, если то, что я сказала не есть…
– Сенсационное в газетном понимании слова, я имею в виду. Надо ударить с достаточной силой по внешним эмоциям. А то, о чем вы сообщили, содержало много подтекста, для восприятия которого требуется время.
Диана ответила более уверенно:
– Возможно, наивно было надеяться на немедленный взрыв. Есть еще воскресные издания. У них еще будет достаточно времени, чтобы понять – это уже не их дело. Мне все равно, как они трактуют этот факт, главное, что его пока не игнорируют. А кроме того, есть еще еженедельные и ежемесячные журналы для женщин… Некоторые из них кое-что выудят из этого…
Но события развернулись так, что Диане не пришлось ожидать ни воскресных, ни еженедельных изданий, ибо в тот же день, в четверг, после закрытия биржи страховая компания “Треднидл и Вестерн” объявила об отсрочке, до официального уведомления, выплаты ежегодной ренты и гарантированных прибылей. Они объяснили этот шаг как “чисто временное средство, к сожалению, примененное в ожидании узаконенного решения об обязанностях компании в том случае, если деньги были использованы для удлинения нормальной продолжительности жизни”.
По мнению многих, особенно акционеров этой и других страховых компаний, прибегать к таким средствам, пусть и временно, было весьма неблагоразумно. “Зачем, – слышались возмущенные голоса, – зачем нужно было этим дуракам в правлении распускать свои языки? Если даже в этом и есть нечто такое, этим идиотам надо было молчать, пока не станет известно мнение Совета”.
В пятницу акции компании упали на пять шиллингов. На бирже прошел слух, что какой-то королевский адвокат твердил накануне вечером в национальном клубе либералов, что, поскольку поддержание угасающей жизни есть одна из самых важнейших и повседневных обязанностей врачей, то он не видит в этом проблемы.
Курс страховых акций падал все ниже.
Споры о том, есть ли и в самом деле какой-то смысл в этом “бизнесе удлинения жизни”, то разгорались, то угасали. Начали поговаривать, что все это значительно преувеличено.
Курс страховых акций пришел в состояние равновесия.
Около двух часов дня вышла вечерняя газета. На странице городских новостей она поместила такую заметку:
“Вчерашнее заявление о временном моратории на определенные платежи компании “Треднидл и Вестерн” обусловило сегодня неуверенность на Лондонской бирже. Страхование началось очень вяло и скоро покатилось вниз. Затем наступило некоторое оживление, и появилась слабая надежда на какое-то повышение. Но она не оправдалась. Вскоре цены начали падать снова.
Необычный шаг, сделанный компанией “Треднидл и Вестерн”, приписывают заявлению мисс Дианы Брекли, которая руководит известным салоном “Нефертити” в Вест-Энде. Она сообщила об определенных успехах в замедлении природного процесса старения человеческого организма, что приведет к значительному увеличению возможной продолжительности жизни.
Тот факт, что это заявление привлекло к себе более серьезное внимание в кругах страховых статистиков, нежели этого можно было ожидать, нужно, очевидно, объяснить тем, что мисс Брекли – ученая, получившая диплом с отличием по биохимии в Кембриджском университете; она несколько лет занималась научно-исследовательской работой в области биохимии, пока не направила свой талант на развитие весьма прибыльного бизнеса в той отрасли, где конкуренция чрезвычайно высока, а клиентура очень непостоянна…”
Какой-то молодой человек с неудовольствием указал на эту статью своему коллеге:
– Иначе говоря, она на что-то наткнулась. Фраза “значительное повышение продолжительности” не говорит слишком много, но оказалась достаточной, чтобы напугать “Треднидл” и других. Я считаю, мы можем продать эти акции до того, как начнутся трудности.
Такое решение не было единичным.
Трудности начались.
Газета “Таймс” ограничила свои комментарии финансовой стороной и курсом страховых акций. Не называя причин, газета упрекнула тех, кто позволил непроверенным слухам повлиять на страховые компании и тем самым поддержать панику в самой стойкой до сего времени области биржевой деятельности.
Газета “Файненшл Таймс” оперировала множеством фактов, но также была осторожна. Она не только осуждала результаты, возможно, безответственного заявления, но и обращала внимание на то, что одновременно с понижением курса акций страховых компаний заметно повысился курс акций химических компаний.
Газеты “Экспресс”, “Мейл”, “Ньюс-Кроникл” – все вспомнили о заявлении мисс Брекли, но не стали вдаваться в подробности. Например, они не сообщали, насколько может увеличиться продолжительность жизни, а лишь упомянули, что люди смогут жить немного дольше. Более того, они поместили эти сообщения не на видном месте, а рядом со второразрядными заметками на странице для женщин.
Газета “Миррор” пошла немного дальше. Она выяснила, что миссис Джозеф Макмартин (газета предпочитала называть ее фамильярно – миссис Маргарет Макмартин), супруга председателя правления “Треднидл и Вестерн” уже восемь лет является постоянной клиенткой “Нефертити”. Газета поместила современную фотографию миссис Макмартин рядом с другой, сделанной около десяти лет назад. Эти фотографии не отличались друг от друга, и это было поразительно. Процитировали и ее слова: “Я ни на минуту не сомневаюсь, что заявление мисс Брекли, было правдивым. И не я одна так считаю. Сотни женщин, жизнь которых коренным образом изменилась, благодарны ей так же, как и я”. Но даже и эта газета явно не хотела вдаваться в подробности этого заявления.
Газета “Телеграф” взяла интервью у леди Тьюли, которая, кроме всего прочего, заявила: “Природа не справедлива к женщинам. Время нашего цветения трагически коротко. До сих пор наука, которая переделала мир, пренебрегала нами. Но вот появилась мисс Брекли, посланница с Олимпа, и предложила нам то, о чем мечтает каждая женщина – долгое, полное цветов лето. Вполне возможно, это уменьшит число разводов”.
Диана начала субботу с того, что согласилась на многочисленные интервью. Но желающих было так много, что ей пришлось организовать грандиозную пресс-конференцию. Собрание началось с циничных замечаний и злословия. Это рассердило Диану, и она, прервав свое вступительное слово, сказала:
– Послушайте, я не добивалась этой встречи. Вы сами хотели встретиться со мной. Я не собираюсь ничего вам продавать. Мне абсолютно все равно, верите вы моим словом или нет. Это ничего не изменит. Если вы хотите уйти – пожалуйста, хотя краснеть придется вам, а не мне. А сейчас продолжим нашу встречу. Вы зададите вопросы; на некоторые из них я отвечу.
Никто не может убедить сборище газетчиков на сто процентов и, если отказаться отвечать на отдельные, самые существенные вопросы, сделать это еще труднее. И все же, когда корреспонденты расходились, некоторые из них были более задумчивыми, чем тогда, когда пришли сюда.
Трудно сказать, какая из воскресных газет отбросила заявление Дианы, а какая решила, что не стоит переверстывать готовый номер. Некоторые осторожно упомянули о выступлении, и лишь “Проул” и “Радар” не сомневались в том, что заявление будут читать, поэтому они поместили его в последних выпусках газеты, хотя им пришлось для этого менять верстки.
“Хочет ли женщина жить двести лет?” – спрашивала газета “Проул”.
“Сколько лет проживете вы?” – вторил ей “Радар”.
“Наука, которая не помешала политическим деятелям мира размахивать водородной бомбой, теперь ставит человечество перед самой большой проблемой всех времен, продолжала газета. – Из лабораторий приходят обещания новой эпохи для всего человечества (эпохи, которая для некоторых уже началась) с открытием антигерона. Как антигерон будет действовать на вас?..” И так далее. Все это заканчивалось абзацем с требованием немедленного правительственного заявления о положении пенсионеров по старости в новых условиях.
“Антигерон, – писала “Проул”, – это, без сомнения, величайшее достижение медицины после открытия пенициллина….
Антигерон обещает вам долгую жизнь в расцвете сил. Вполне возможно, он повлияет на возраст супружества. Имея впереди долгую жизнь, девушки не будут стремиться выйти замуж в семнадцать лет. Семьи в будущем, наверное, разрастутся. Многие из нас смогут подержать на руках своих праправнуков и даже их детей. Сорок лет для женщины уже не будут считаться средним возрастом, а это, безусловно, сильно повлияет на моды…”
Диана с горькой улыбкой просматривала колонки газет, когда вдруг зазвонил телефон.
– Мисс Брекли, это Сара, – проговорила мисс Толвин, слегка задыхаясь. – Вы не слушаете последние новости?
– Нет, – ответила Диана. – Я просматриваю газеты. Мы на верном пути, Сара.
– Я думаю, вы должны послушать радио, мисс Брекли, – сказала мисс Толвин и положила трубку.
Диана включила радио. Когда лампы нагрелись и появился звук, она услышала:
– …вышла за рамки своей компетентности, осуществила агрессивный акт в той области, которая принадлежит только всемогущему Богу. К другим грехам науки, которых накопилось немало, прибавились еще гордыня и наглое противопоставление воле Господней. Разрешите еще раз прочитать вам отрывок из девяностого псалма: “Дней нашей жизни три раза по двадцать и десять; пусть люди будут такими сильными, что доживут до четырех раз по двадцать, но сила их тогда обернется в страдания и тяжкий труд, и вскоре она оставит нас, и мы умрем”. Это закон Божий, ибо это закон бытия, которое он нам дал.
“Дни человека – трава, ибо человек цветет, как цветок полевой”, – говорится в сто третьем псалме. Запомните это: “как цветок полевой”, а не как цветок, выращенный ученым садовником.
И вот наука в своей нечестивой гордыне посягает на замысел Творца. Она выступает против человека, сотворенного Богом, и говорит, что может сделать лучшего. Она предлагает заменить Бога золотым тельцом. Она грешит, как грешили дети Израиля, когда о них писали: “Так вот они осквернили себя своими собственными словами и занялись блудом со своими собственными выдумками”. Даже преступления и грехи физиков меркнут перед бесстыдством людей, которые настолько забыли о Боге в душах своих, что осмелились предать сомнению милость Божию. Это дьявольское искушение, которым нас теперь испытывают, будет отринуто всеми, кто боится Бога и уважает его законы, и обязанность этих благоверных защитить слабовольных от недоумия…
Диана внимательно выслушала все до конца. Как только после этого обращения заиграли гимн, снова зазвонил телефон. Диана выключила приемник.
– Алло, мисс Брекли, вы слушали? – спросила мисс Толвин.
– А как же, Сара. Сентиментальные глупости. Интересно, а лечение больных – это тоже греховное вмешательство в природу человека? Не представляю, что кто-нибудь все это отринет теперь. Спасибо, Сара, что сказали мне. Больше мне не звоните. Я ухожу. Не думаю, чтобы появилось еще что-нибудь новое раньше завтрашних газет.
Диана круто развернула свой “ройлс” перед Даррхаузом. Занятая своими делами, она забыла о здешней беде, и теперь в замешательстве смотрела на крыло, где когда-то находились жилые помещения. Большая часть была уже очищена от обломков, а штабеля строительных материалов указывали на то, что жилье придется отстраивать заново. Диана снова завела машину и поехала к автостоянке. Там был лишь один-единственный автомобиль с открытым капотом, возле которого стояла симпатичная молодая женщина. Диана почти бесшумно остановила машину, только тихо зашуршал гравий. Женщина вздрогнула и удивленно посмотрела на “ройлс”. Диана спросила о докторе Саксовере.
– Он временно перебрался в общежитие, – ответила женщина. – Думаю, он сейчас там. О, какая машина! – добавила она с откровенной завистью. Потом она внимательно присмотрелась к Диане. – Послушайте, не ваше ли фото я видела сегодня утром в “Санди Джадж”? Вы мисс Брекли, правда?
– Да, – призналась Диана и помрачнела. – Но я была бы вам очень благодарна, если бы вы сохранили это в тайне. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь. Думаю, доктор Саксовер скажет то же самое.
– Хорошо. Это не мое дело. Только, пожалуйста, скажите мне, этот антигерон, о котором сообщали газеты… то, что о нем пишут, правда?
– Я еще не видела, что написано в “Джадже”, – ответила Диана, – но думаю, в основном они все изложили верно.
Девушка хмуро взглянула на нее и покачала головой.
– В таком случае я вам не завидую, несмотря на “ройлс”. Желаю успеха. Вы найдете доктора Саксовера в четвертой квартире.
Диана пересекла двор, поднялась по знакомым ступеням. и постучала в дверь. Открыл сам Френсис; его глаза широко раскрылись:
– Бог мой, Диана! Что вы здесь делаете? Заходите!
Она вошла в гостиную. Несколько воскресных газет валялось на полу. Комната показалась ей большей, чем она ее запомнила, и не такой аскетичной.
– Она всегда была белой и чистой. Мне так больше нравилось. Знаете, Френсис, когда-то, давно, это была моя комната, – сказала она. Но Френсис не слушал.
– Моя дорогая, – начал он, – я рад вас видеть, но ведь мы до сих пор так тщательно скрывали наши связи… а теперь, именно тогда, когда… Вы, конечно, заглядывали в сегодняшние газеты? Это неразумно, Диана. Кто-нибудь видел вас?
Диана рассказала ему о девушке на автостоянке и добавила, что уже предупредила ее. Френсис выглядел взволнованным.
– Лучше я сам пойду и поговорю, чтобы убедиться, что она все поняла, – проговорил он. – Извините, я на минутку.
Диана, оставшись в комнате одна, подошла к окну, через которое был виден парк. Она все еще стояла в задумчивости у окна, когда вернулся Френсис.
– Я полагаю, с ее стороны нам ничего не угрожает, – успокоил он Диану. – Хорошая девушка, химик, очень трудолюбива. Такая, какой были вы. Считает Дарр местом, где нужно серьезно работать, а не ловить женихов.
– Вы думаете, я была такой же? – спросила Диана.
– Конечно. Вы были одной из самых трудолюбивых. – Вдруг что-то в ее тоне поразило его, и он замолчал, глядя на нее. – Что вы имеете в виду?
– Теперь почти ничего. Это было так давно, – ответила она.
Диана отвернулась и снова поглядела на парк, а потом на дверь, ведущую в маленькую спальню.
– Странно, – сказала она. – Я должна была бы ненавидеть Дарр, а я люблю его. Нигде я не была такой счастливой, как здесь. Вон там, – она показала рукой на дверь, – я обычно плакала перед тем, как ложилась спать.
– Дорогая моя, я ничего не знал. Я всегда думал… но почему? Или, может, это запретная тема? Вы были очень молоды.
– Да, очень молода. И я никогда не понимала как следует своих чувств. Но лучше поговорим о другом.
– Хорошо, – согласился Френсис. – Вряд ли именно это привело вас сюда.
– Как ни странно, в некоторой степени – да. Но сейчас я приехала потому, что вряд ли смогу сделать это позднее. Я, кажется, буду очень занята в самом ближайшем будущем.
– Конечно, будете. По сути, “занята” – это не то слово, когда речь идет о разворошенном осином гнезде.
– Вы все еще считаете, что я действую дешево и непристойно, Френсис?
– Ваши действия мне не нравятся. А вы удовлетворены этим? – Он махнул рукой в сторону разбросанных газет.
– В основном и для начала – да, – ответила Диана. – Я начала войну – привела живые примеры. Следующий шаг – довести все до сознания масс, пока этого еще не успели утаить. И если такой метод окажется непристойным и неразумным, тогда мнение большинства редакторов о своих читателях справедливо.
– Интересно, – проговорил Френсис, – почти во всех случаях они допускают, во-первых, что все читатели – женщины; во-вторых, что только они воспользуются этим открытием.
Диана согласилась:
– Мне кажется, это отчасти потому, что все связано с моей “Нефертити”, отчасти из психологического расчета и немножко из осторожности: статью, предназначенную для женщин, значительно проще отбросить, чем ту, которая содержит важные новости для мужчин. А с точки зрения психологии женщины реагируют значительно быстрее.
– Если вы считаете, что только женщины хотят жить дольше, а мужчины к этому равнодушны, то я совершенно не согласен с этим, – запротестовал Френсис. – Я не думаю, что мы больше хотим умирать, нежели женщины, как это ни странно.
– Конечно, нет. – Мужчины точно так же боятся смерти, но, в целом, их не так беспокоит старость и смерть, как женщин. Похоже, женщина находится в более интимных отношениях с жизнью, лучше знает ее. Вы меня понимаете? И еще мне кажется, мужчину не преследует так сильно мысль о времени и возрасте, как женщину. Конечно, это обобщение, но довольно точное.
Меня не удивит, если обнаружится связь между этим и склонностью женщин к мистицизму, к религии, которая обещает будущее. Во всяком случае, обеспокоенность старостью и смертью настолько сильна, что в борьбе с ними можно использовать любое оружие. Все это хорошо служит моей цели. Моя армия состоит из женщин, которые будут бороться за право пользоваться антигероном. Теперь об этом знают уже миллионы женщин, они обязательно потребуют его, и любая попытка отказать им вызовет желаемое чувство протеста. Правительство мужчин пытается принизить женщин, отказывая им в долголетии! Может, это не логично, но я думаю, логика здесь не так уж много значит. Вот почему я говорю “да”, – закончила Диана.
Френсис горько вздохнул:
– Я не могу в деталях вспомнить эту сказку, но уверен, что когда-то ее слышал. В ней рассказывается, как кто-то показал людям необычайно вкусный пирог, потом сам съел кусок, а им сказал, что ему очень жаль, однако все не смогут попробовать пирога, так как всем не хватит. И тогда разозленная толпа разорвала этого человека на части.
– Но люди все же хотели пирога, – продолжила Диана. – Они пошли к королевскому дворцу и кидали камнями в окна до тех пор, пока не вышел на балкон сам король и не пообещал, что он соберет всех поваров королевства и обеспечит каждого постоянной порцией пирога.
– Что, однако, не воскресило первого кондитера, – добавил Френсис, повернув к Диане свое взволнованное лицо. – Вы решили идти своим собственным путем, дорогая. Теперь вас ничто не остановит, но будьте осторожны, очень осторожны…. Интересно, не придется ли в конце концов и мне…
– Нет, – сказала Диана, – пока нет, Френсис. Вы были правы тогда. Еще не создана оппозиция. Подождите немного, посмотрим, как будут развиваться события. Если ничего хорошего не выйдет, тогда вы сможете применить свое научное оружие, чтобы вести обстрел с высоты.
Френсис помрачнел:
– Я не совсем понимаю ваши намерения, Диана. Неужели вы представляете себя во главе этого удивительного полка женщин? Или оратором на массовых митингах? Или, может, воинственный дух вашей пратетки вынуждает вас сесть на передней скамье в парламенте и положить ноги на пюпитр? Такой власти вы добиваетесь?
Диана пожала плечами:
– Вы путаете цель и средства, Френсис. Я не хочу вести всех этих женщин. Я просто использую их – обману, если хотите знать. Идея долголетия привлекательна для них чисто внешне. Большинство из них не имеет ни малейшего представления, что на самом деле это означает. Они еще не понимают, что это заставит их вырасти, что они просто не смогут жить двести лет пустой, ненужной жизнью, как многие из них живут сейчас; такого никто долго не выдержит…
Они думают, что я предлагаю им продление такой жизни, какую они знают. А это не так. Я обманываю их.
Всю свою жизнь я наблюдала, как у потенциально выдающихся женщин погибали ум и талант. Я оплакивала утраты, жалея о том, кем они могли бы стать и что сделать… А дайте им двести-триста лет, и им придется найти применение своим талантам, чтобы не наложить на себя руки или не сойти с ума от скуки.
Это в такой же степени касается и мужчин. Я сомневаюсь, в состоянии ли даже самые способные из них полностью развить свои таланты за какие-то семьдесят лет.
Способные дельцы, которые делают деньги, за шестьдесят – семьдесят лет просто устанут делать их только для себя и, возможно, направят свои способности на что-то более полезное. И жизнь приобретет смысл. У них будет время – время, чтобы делать великие дела.
Вы ошибаетесь, Френсис, когда думаете, что мне нужна власть. Единственное, чего я хочу, это увидеть, что наконец родился хомо диутурнус. Меня не заботит, что он такой неспокойный и необычный; он должен появиться. И если для его рождения понадобится кесарево сечение, пусть будет так. А если хирург не поможет, я сама стану главной акушеркой. Наибольший прогресс за миллионы лет, Френсис! Его нельзя задушить, чего бы, это ни стоило!
– Теперь нам это уже не угрожает. Даже если бы сейчас антигерон уничтожили, то его все равно вскоре опять открыли бы и начали использовать. Вы уже сделали свое дело. Не надо подвергать себя опасности, Диана.
– Мы снова вернулись к нашему коренному расхождению, Френсис. Вы считаете, что все произойдет само собой, а я – что придется столкнуться с противодействием. Вот только сегодня утром я слушала по радио проповедь… – Она пересказала ему суть выступления. – Больше всего я боюсь тех учреждений, которые будут бороться за свое сохранение, – добавила она. – Они могут сопротивляться сто лет и больше.
– Вы многим рискуете – сотнями лет своей жизни, – заметил Френсис.
– Зачем вы так, Френсис? С каких пор риск стал измеряться годами жизни, которую нам предназначено прожить? Если бы это было побочным последствием, то лучше бы нам самим уничтожить лейкнин. Но я не думаю, что это будет.
Френсис уставился на свои сцепленные пальцы:
– Диана, с тех пор, как я основал Дарр, здесь работало много людей, наверное, сотни. Они приходили и уходили. Большинство из них не оставило после себя никаких воспоминаний. Некоторых трудно забыть. Одни были самоуверенны, за других я чувствовал ответственность. Конечно, здесь отвечаешь за каждого, но для большинства это просто обязанность, в то время как для кое-кого – это нечто личное. И если появляется такое чувство ответственности, оно не исчезает даже тогда, когда нет непосредственной зависимости…. Именно такое чувство у меня сейчас.
Диана, задумавшись, посмотрела на носки своих туфель.
– Я не вижу для этого причины, – сказала она. – Конечно, если бы вы знали, что мне что-то известно про лейкнин, тогда понятно. Но ведь вы же не знали.
– Не знал, – согласился Френсис. – Но это чувство касалось лично вас; что-то, казалось, случилось с вами, пока вы были здесь. Я не знал, что именно, но чувствовал это.
– Но вы скрывали это чувство все это время, не так ли?
– При ваших успехах вам вряд ли были нужны чьи-то помощь или совет, – подчеркнул Френсис.
– А теперь, вы считаете, нужны?
– Я только беспокоюсь о вашей личной безопасности.
– За которую вы чувствуете себя ответственным после всех этих долгих лет, – резко проговорила Диана.
Френсис покачал головой:
– Извините, если вы считаете, что я это вмешиваюсь в ваши дела. Думаю, вы поймете.
Диана вопросительно посмотрела на него.
– Я понимаю, – проговорила она с сожалением. – Я все чудесно понимаю. Вы – отец, который переживает за свою дочь. – Ее губы задрожали. – К черту, к черту, Френсис, все к черту! О боже, я же знала, что мне нужно держаться подальше от этого места!
Она встала и подошла к окну. Френсис пристально смотрел на нее. Морщинки между его бровями обозначились еще резче. Наконец он сказал:
– Я был намного старше вас.
– Как будто это имело какое-то значение, – ответила Диана, не оборачиваясь. – Как будто это когда-нибудь имело значение!
– Старше настолько, что мог быть вашим отцом…
– А теперь? Неужели вы не понимаете, Френсис, сейчас изменилось и это. Насколько вы теперь старше меня?
Он подошел к ней, глядя на нее уже каким-то новым, взволнованным взглядом.
– Я не знаю… – начал он и остановился. – Диана…
– Нет, – воскликнула она и повернулась. – Нет, Френсис, нет! Я не дам вам воспользоваться этим. Я… я…
Она вдруг замолчала и выбежала в другую комнату.
