Текст книги "Песчаные короли (сборник)"
Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин
Соавторы: Пол Уильям Андерсон,Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Но это только мы, папа, – Пол и я. Если Диана не рассказала еще кому-нибудь.
– Она уверяет, что нет.
– Тогда все хорошо. И в самом деле, ничего ведь не изменилось.
Пол подался вперед в своем кресле.
– Все это очень хорошо, – вставил он. – Возможно, для вас ничего не изменилось, но не для меня. У меня есть жена.
Отец и сестра удивленно посмотрели на него. Он продолжал:
– Пока я ничего не знал – это одно дело. Но теперь, мне кажется, моя жена тоже имеет право знать.
Френсис и Зефани не ответили. Зефани сидела неподвижно, ее волосы поблескивали на фоне темной спинки кресла. Френсис старался не смотреть сыну в глаза. Молчание стало гнетущим. Наконец Зефани нарушила его:
– Ты не должен говорить ей сразу, Пол. Нам самим нужно время, чтобы освоиться с этим, осмыслить все последствия.
– Попробуй поставить себя на ее место, – предложил Пол. – Что бы ты подумала о муже, который скрыл бы от тебя это?
– Это особый случай, – ответила Зефани. – Я не говорю, что ты можешь подождать, пока мы не придумаем какой-нибудь план.
Однако Пол настаивал на своем:
– Она имеет право ждать откровенности своего мужа.
Зефани повернулась к Френсису:
– Папа, скажи ему, чтобы он не торопился…
Френсис ответил не сразу. Он до блеска начистил трубку, некоторое время рассматривал ее со всех сторон и, наконец, поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с сыном.
– Именно это, – сказал он, – и висело надо мной целых четырнадцать лет. Я никому не рассказывал, ибо никому не мог полностью довериться, никому – с тех пор, как умерла ваша мать. Если уж какая-то идея посеяна, то никто не сможет сказать, где и когда она даст всходы. Как я и думал, единственный надежный способ удержать ее под контролем – это совсем не сеять ее и тем самым не давать ей возможности размножаться, и это, как оказалось, гораздо разумнее, чем я даже допускал.
Он поглядел на часы.
– Прошло только три с половиной часа, как я выпустил джина из бутылки – доверился вам. А он все растет и растет, и неизвестно, остановится ли…
Он замолчал на минуту, а потом продолжил:
– Если бы я только мог апеллировать к трезвому рассудку, то не думаю, что здесь возникли бы какие-нибудь трудности. К сожалению, мужья редко проявляют рассудочность в отношении жен, а жены – еще менее, когда речь идет о мужьях. Ты не думай, что я не понимаю твоего положения. И все же я должен тебя предупредить: если ты можешь взять на себя ответственность за всю бездну несчастий – в масштабах, каких ты себе никогда не представлял, – то ты сделаешь то, что тебе кажется достойным джентльмена; но если у тебя есть разум, то ты не скажешь никому, абсолютно никому.
– И все-таки, – напомнил Пол, – ты сам только что сказал: если бы мать была жива, ты доверился бы ей.
Френсис ничего не ответил на это. Он продолжал внимательно рассматривать сына.
– Хорошо. Я понял. Не надо мне больше ничего говорить, – задиристо воскликнул Пол. – Я знаю, вы никогда не любили Джейн, никто из вас. А теперь вы заявляете, что не доверяете ей. Разве не так?
Зефани переменила позу, словно собираясь что-то сказать, но, видимо, передумала. Френсис тоже промолчал.
Пол встал. Не глядя на них, он вышел из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь. Через несколько минут они услышали шум отъезжающей машины.
– Не удался мне этот разговор, – огорчился Френсис. – Думаю, он ей расскажет.
– Боюсь, что так, папа. И будет по-своему прав. Кроме того, он боится скандала, когда она узнает, что у него были от нее секреты.
– И что будет? – спросил Френсис.
– Видимо, она придет к тебе просить для себя курс лейкнина. Не думаю, что она расскажет еще кому-то об этом. Во всяком случае, пока.
Зефани вышла из лифта и, раскрыв сумочку, начала искать в ней ключ от квартиры. С безобразного кресла, поставленного на лестничной площадке скорее для того, чтобы заполнить пустоту, нежели для того, чтобы в нем сидеть, поднялся высокий мужчина. Когда Зефани приблизилась к двери, он пошел ей навстречу. Выражение ее лица изменилось за какой-то миг от полной отчужденности – через припоминание – к страху.
– О, милый! – проговорила она голосом, который абсолютно не отвечал смыслу сказанного.
– Неужели милый? – иронично спросил молодой человек и нахмурился. – Еще час назад я должен был зайти за тобой. И я зашел.
– Я страшно провинилась перед тобой, Ричард. Я очень…
– Но, оказывается, ты просто забыла об этом.
– О нет, Ричард, нет – я помнила об этом еще сегодня утром. Но с тех пор так много всякого случилось. И это… ну, просто выскочило у меня из головы.
– Неужели выскочило? – передразнил ее Ричард Тревверн. Этот высокий, крепко сложенный, довольно красивый молодой человек внимательно смотрел на нее. То, что она была искренне взволнована, немного успокоило его? – Так что это за событие? – спросил он.
– Семейные дела, – пояснила Зефани рассеянно. Она положила руку на лацкан его пиджака. – Не сердись, пожалуйста, Ричард. Я ничего не могла сделать. Мне пришлось неожиданно уйти. Это одно из таких дел… – Она снова пошарила в сумочке и, наконец, нашла ключ. – Заходи и садись. Дай мне всего десять минут на ванну и переодевание, и я буду готова.
Он проворчал, входя вслед за ней в комнату:
– В эти десять минут входят и те пять, на которые мы опаздываем в театр. Если б их было только десять!
Зефани помолчала, неуверенно глядя на него.
– О, Ричард! А ты не очень рассердишься, если мы вообще не пойдем? Может, просто сходим куда-нибудь спокойно пообедать? Я понимаю, что веду себя по-свински, но сегодня я не могу идти в театр… Если ты сейчас позвонишь туда, они еще успеют продать наши места…
Он уставился на нее:
– Семейные дела? Кто-то умер?
Зефани покачала головой:
– Просто небольшой шок. Это пройдет, если ты поможешь мне, Ричард.
– Хорошо, – согласился он. – Я позвоню в театр. Так что не о чем волноваться. Кроме одного – я начинаю хотеть есть.
Она положила ему руку на плечо и подставила щеку для поцелуя.
– Милый мой Ричард, – шепнула она и направилась в спальню.
Однако после такого неудачного начала вечер уже был испорчен. Зефани как-то искусственно стремилась разрядить атмосферу. Она выпила два мартини еще перед тем, как они вышли из дома, и еще два уже в ресторане. Увидев, что это не дает желанного эффекта, она потребовала шампанского, заявив, что только оно может поправить ее настроение. Ричарда это заставило немного побеспокоиться, но шампанское действительно на какое-то время сделало свое дело. К концу обеда она настолько решительно потребовала двойного бренди, что он, пересилив себя, заказал напиток. Тут настроение Зефани, слегка улучшенное с помощью вина, снова упало. Она начала хныкать и плакать, требуя еще бренди. Когда Ричард решительно отказал ей, она посчитала, что с ней плохо обошлись, и попыталась слезными мольбами вызвать сочувствие у метрдотеля. Но тот повел себя с большим тактом и помог Ричарду ненавязчиво увести Зефани из ресторана.
Когда они вернулись домой, Ричард помог Зефани снять пальто и усадил ее на диван в гостиной. Она свернулась калачиком и тихонько заплакала. Он вышел в кухню и вскоре вернулся с кофейником крепкого черного кофе.
– Пей. Полную чашку, – приказал он ей.
– Не насилуй меня, Ричард.
– Пей, – настаивал он, пока она не выпила все до дна.
Она снова устроилась в уголке дивана и перестала плакать. На ее лице не осталось никаких следов недавних слез, только глаза все еще блестели и веки были слегка покрасневшими. В целом же ее лицо было ясным и свежим, каким бывает только лицо ребенка. “И, правда, – подумал он, глядя на нее, – трудно поверить, когда она сидит вот так сгорбившись и теребит свой носовой платок, отводя глаза, что ей уже больше двадцати пяти лет”.
– Итак, в чем дело? – проговорил он тепло. – Что случилось? Какая беда?
Она ничего не ответила, только покачала головой.
– Не глупи, – мягко сказал он. – Такие, как ты, не станут напиваться без причины. А тем, кто имеет привычку напиваться, нужны куда большие дозы, чем та, от которой ты опьянела.
– Ричард, ты говоришь, я пьяна? – спросила она обиженно.
– Конечно. Выпей лучше еще чашечку кофе, – ответил он.
– Нет.
– Да, – настаивал он. Насупившись, она выпила полчашки.
– Ну, а теперь выкладывай.
– Нет. Это секрет, – отозвалась Зефани.
– К черту секреты! Я умею хранить тайны. Как я могу помочь тебе, если не знаю, в чем дело?
– Ты не сможешь помочь мне. Никто не сможет. Это Секрет с большой буквы.
– Часто уже возможность выговориться приносит облегчение, – пояснил Ричард.
Она поглядела на него долгим внимательным взглядом. Глаза ее заблестели, наполнились слезами, и она снова разрыдалась.
– О боже! – воскликнул Ричард. Он поколебался, а потом подошел, сел рядом с ней на диван и взял ее за руку. – Послушай, Зеф, милая, временами то, что нас окружает, приобретает жуткие очертания, особенно когда ты остаешься со всем этим ними один на один. Давай разберемся во всем вместе, что бы там ни было, и подумаем, что делать. Это не ты, Зеф, это совсем на тебя не похоже.
Она схватила его за руку, и слезы полились из ее глаз.
– Я боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Я не хочу.
– Чего ты не хочешь? – спросил он, глядя на нее.
Она покачала головой.
Внезапно его поведение резко изменилось. Он хмуро взглянул на нее, а потом спросил:
– И ты только сегодня об этом узнала?
– Сегодня утром, – ответила она. – Но сначала… как бы тебе сказать… сначала это показалось мне чем-то интересным.
– О! – простонал он.
Почти минуту они молчали. Потом он повернулся к ней и взял ее за плечи.
– О боже, Зеф… Зеф, дорогая… Почему ты не подождала меня?
Зефани глянула на него каким-то одурманенным, жалостным взглядом.
– Ричард, милый, – проговорила она печально.
– Кто он? – допытывался Ричард с гневом. – Ты только назови мне его, и я… я… Кто это сделал?
– Как кто? Папа, конечно, – сказала Зефани. – Он хотел как лучше, – добавила она миролюбиво.
У Ричарда от изумления открылся рот и опустились руки. Какое-то время он стоял ошарашенный, словно его ударили молотком по голове. А когда пришел в себя, хмуро пробурчал:
– Кажется, мы говорим о совсем разных вещах. Что же оно такое, чего ты так страшно не хочешь?
– Ох, Ричард, не будь злым, – жалобно попросила она.
– К черту все это. Нет, я добрый. Но я тоже в шоке. И теперь единственное, чего я хочу, – это знать, о чем это мы, черт возьми, говорим?
Она рассеянно посмотрела на него.
– Обо мне говорим, конечно. Обо мне и о том, как я живу, живу, живу. Только подумай, Ричард. Все старятся, дряхлеют и умирают, и только я живу, живу, живу, совсем одна, и все живу, живу, живу. Теперь это уже не кажется мне интересным, я боюсь этого. Я хочу умереть, как другие люди. Не просто жить и жить, а любить и жить, и постареть, и умереть. Это все, чего я хочу.
Она закончила, и слезы еще сильнее потекли у нее из глаз.
Ричард внимательно слушал ее.
– Ну, а сейчас ты, кажется, больна, – сказал он.
– Так это и есть болезнь – жить, жить и жить. Чрезвычайно тяжелая болезнь, – согласилась она.
Он решительно приказал ей:
– Хватит, Зеф. Давай покончим с этим бесконечным “жить, жить”. Тебе пора спать. Постарайся утешить себя мыслью о печальной стороне жизни: утром все зеленеет и растет, а вечером – вянет и засыхает. Что касается меня, то я хотел бы немного больше этого “жить, жить”, чтобы оттянуть увядание и засыхание.
– Но двести лет ведь слишком много, чтобы жить, жить, жить, я думаю. Пройти такую длинную-длинную дорогу совсем-совсем одинокой. Двести лет это… – Она вдруг замолчала, глядя на него широко открытыми глазами. – О, милый! Я не должна была этого говорить. Прошу тебя – забудь, Ричард. Секрет. Очень важный секрет, Ричард!
– Хорошо, Зеф, милая. Я сохраню его. А теперь ложись спать.
– Не могу встать. Помоги мне.
Он поднял ее, провел в спальню и уложил в постель. Она крепко обвила руками его шею.
– Останься, – попросила она. – Побудь со мной. Прошу тебя, Ричард.
– Ты немного пьяна, моя милая. Попытайся успокоиться и заснуть. Завтра будешь здорова.
– Но мне же так одиноко, Ричард. – Снова потекли слезы. – Я боюсь. Совсем одна. Ты умрешь, все умрут, а я буду жить, жить, жить.
Ричарду удалось освободиться из ее объятий, силой опустив вниз ее руки. Она отвернулась и заплакала в подушку. Он постоял с минуту возле постели, наклонился и нежно поцеловал ее за ухом.
Оставив дверь в спальню слегка приоткрытой, он вернулся в гостиную и закурил сигарету. Не успел он еще ее докурить, как всхлипывания начали затихать и наконец совсем утихли. Он подождал еще какое-то время, потом на цыпочках вошел в спальню, услышал равномерное дыхание Зефани и выключил свет. Затем вышел, осторожно закрыл дверь, взял свое пальто, шляпу и покинул дом.
Оказалось, что рассказать обо всем Джейн было отнюдь не так просто, как представлял себе Пол. Прежде всего он забыл, что в этот вечер они приглашены на коктейль, очень для нее важный. Его поздний приезд домой она встретила ледяным укором. Стоило ему лишь заикнуться о том, что лучше бы им остаться дома, он получил такой отпор, что предпочел отправиться на коктейль. Сам коктейль, плавно перешедший в скромный ужин, продолжался целый вечер. Затем последовал легкий ужин дома, который дополнил мизерную закуску в гостях. Так что у Пола совсем не было возможности сообщить такую новость, и он решил все рассказать жене, когда они лягут спать. Но Джейн сразу же закуталась в одеяло и отвернулась от Пола, всем своим видом показывая, что больше всего на свете хочет тут же уснуть. Пришлось перенести разговор на следующий день.
Джейн воспитывалась совсем в иной среде, нежели Пол. Сколько она себя помнила, родителей всегда особенно волновали их финансовые дела. В семье Саксоверов деньги никогда не были главным; они, казалось, возникали сами по себе. Постоянной же заботой семьи Джейн, сколько она себя помнила, были проценты с капитала, который неуклонно уменьшался.
Френсис Саксовер мечтал совсем о иной жене для Пола. Кроме того, он прекрасно понимал, что блестящее положение Саксоверов сыграло определенную роль в ее выборе. Но, вспомнив всех предыдущих девушек своего сына, он сделал вид, что очень доволен Джейн. Джейн была красива и самоуверенна. Ее манеры и поведение были именно такими, каких и следовало ожидать от молодой женщины ее среды. Ее социальные инстинкты были хорошо развиты, а уважение ко всем заповедям, по которым в то время жило общество, было безоговорочным. Не приходилось сомневаться, что она станет весьма приличной женой и способной хозяйкой. К тому же, она знала, что делать и что ей нужно, – это тоже говорило в ее пользу.
И все же Пол прекрасно понимал, что ни отец, ни сестра не любят Джейн, хотя они стремились не показывать этого. Зефани как-то призналась:
– Извини, папа, я сделала все, что в моих силах, но мне все чаще кажется, будто она и я из разных миров. Она ни о чем не думает, она словно бы запрограммирована, как электронно-вычислительная машина. Она слушает и воспринимает, затем отбирает, соответственно срабатывают барабаны – клац-клац – и ответ готов в виде специального кода, который понятен людям, использующим тот же код.
– Разве это так плохо? – заметил Френсис. – В конце концов разве все мы не такие, если говорить честно?
– До определенной степени, – согласилась Зефани. – Но некоторые люди ведут нечестную игру, чтобы добиться своей цели…
Френсис испытующе посмотрел на свою дочь.
– Думаю, нам лучше оставить это, – сказал он. – Я верю, что мы сделаем все возможное, чтобы сохранить в нашей семье цивилизованные отношения.
– Конечно, – согласилась Зефани, а потом добавила: – Хотя слово “цивилизованные” и есть одно из тех, которые она расшифровывает совсем иначе, чем мы.
С тех пор Зефани начала медленно отдаляться от своего брата, что раздражало их обоих.
И все-таки Пол надеялся, что Джейн отнесется к его сообщению снисходительно.
Утро, понимал Пол, не идеальное время для обсуждения важных вопросов. С другой стороны, вечером они снова куда-то собирались, так что он снова окажется в такой же ситуации. Он также понимал, что чем дольше будет тянуть, тем сильнее позиции будут у Джейн. Наконец он отважился на прямой ход и за второй чашкой кофе все ей выложил.
Вряд ли можно себе представить, что ответит молодая женщина, когда муж за завтраком вдруг сообщает ей, что он проживет двести лет.
Джейн Саксовер взглянула на Пола совершенно равнодушно.
– Что ж, – сказала она спокойно, – продолжительность жизни намного увеличилась за последние пятьдесят лет. Возможно, уже следующее поколение будет жить до ста лет.
– Я не сказал сто, – подчеркнул Пол. – Я сказал: двести лет.
Джейн испытующе поглядела на мужа:
– Пол, а ты хорошо себя чувствуешь? Я же предупреждала тебя вчера, чтобы ты не смешивал напитки. Это всегда на тебя плохо действует…
Обычное хладнокровие покинуло Пола.
– О, боже! – воскликнул он. – Разве не я привез тебя домой? Неужели у тебя нет ни капельки воображения, чтобы понять это?
Джейн поднялась из-за стола:
– Если ты нарываешься на ссору…
– Сядь! – резко проговорил он. – И хватит разыгрывать один и тот же. спектакль. Сядь и слушай. То, что я хочу рассказать, касается и тебя.
Джейн понимала, что если она сейчас уйдет, то оставит противника в замешательстве и последнее слово, как всегда, останется за ней. Но Пол выглядел по-настоящему взволнованным, вел себя совершенно непривычно, и она заколебалась.
Когда он снова прикрикнул на нее, она села на место.
– Так вот, – сказал Пол, – если ты будешь слушать и хоть на минуту удержишься от ненужных заявлений, то поймешь, что я должен тебе рассказать о чем-то очень важном.
Джейн выслушала его, а потом заявила:
– Пол, неужели ты и в самом деле надеешься, что я в это поверю? Это фантазия. Твой отец, наверное, пошутил.
Пол сжал кулаки, но вдруг как-то обмяк.
– Очевидно, они были правы, – пробормотал он устало. – Лучше бы я ничего не говорил тебе.
– Правы кто?
– Отец и Зефани, конечно.
– То есть они велели, чтобы ты не рассказывал мне ничего?
– Да. Но почему это тебя вдруг взволновало? Все это шутка. Ты сама так сказала.
– А по-твоему нет?
– Бог мой! Во-первых, ты достаточно долго знаешь моего отца, чтобы понять, что он не станет шутить в таких делах, во-вторых, шутка должна вызывать смех. Что же смешного ты нашла в моем сообщении?
– Но почему же они не хотели, чтобы я знала об этом?
– Это не совсем так. Они хотели, чтобы я молчал, пока мы не выработаем какой-то определенный план действий.
– Но ведь я твоя жена и член вашей семьи!
– Отец не говорил об этом даже мне и Зефани вплоть до вчерашнего дня.
– Ты мог бы и сам догадаться. Как долго уже все это продолжается?
– С тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет, а Зефани – шестнадцать.
– И ты надеешься, что я поверю, будто ты на протяжении десяти лет ни о чем не догадывался?
– Все, что случилось, было…
Он рассказал ей о выдуманной его отцом истории про новый способ иммунизации.
– Ранка быстро заживала, не оставляя ничего, кроме небольшой шишечки под кожей. Это повторялось каждый год. Откуда я мог знать, что это не иммунизация?
Во взгляде Джейн появилось сомнение.
– Но это должно было как-то проявиться. Ты так ничего и не замечал?
– Нет, – ответил Пол. – Я заметил, что очень редко простужаюсь. У меня лишь дважды за десять лет был легкий грипп. И что порезы и царапины почти никогда не гноятся. Это я замечал потому, что следил за этим. А зачем мне было следить за чем-то другим?
Джейн с минуту молчала.
– А почему двести лет? Почему так точно? – спросила она затем.
– Потому, что это вещество так действует. Я еще не знаю всех деталей, и, может, я их и не пойму. Из его рассказа я понял лишь, что оно замедляет скорость деления клеток и весь обмен веществ до одной трети от нормального. Значит, с тех пор, как мне было введено это вещество, я, проживая три года старею только на один.
Джейн на миг задумалась.
– Понимаю. Значит, теперь твой фактический возраст двадцать семь лет, а физический – немного больше двадцати. Ты это имеешь в виду?
Пол кивнул.
– Именно так я это понимаю.
– А ты никогда не чувствовал этой разницы?
– Конечно, я замечал, что выгляжу моложе своего возраста, вот почему я отпустил бороду. Однако есть много людей, которые кажутся моложе, чем на самом деле.
Джейн скептически посмотрела на него.
– Чего ты хочешь? – воскликнул он. – Стремишься убедить себя, будто я что-то скрывал от тебя? Теперь, когда мы знаем, мы, конечно, видим и доказательства. Почему, черт возьми, ты сама никогда не замечала, как редко я бреюсь? И как редко я обрезаю ногти? Почему же ты не сделала из этого никаких выводов?
– Ну, – протянула Джейн задумчиво, – если ты и не подозревал ничего, то Зефани-то, наверное, догадалась…
– Не понимаю, почему она должна быть более догадливой, чем я. У нее даже меньше фактов: ей не нужно бриться, – ответил Пол.
– Дорогой, – въедливо сказала она, – не пытайся со мной хитрить.
– Я не… О, я понял, что ты имеешь в виду. Все равно я не думаю, что она догадывалась, хоть она и более сметливая. Она как-нибудь выдала бы себя.
– Она должна была догадаться, – повторила Джейн. – Она часто бывает в Дарре. И даже если бы сама ничего не заметила, то могла бы услышать от кого-то, кто считал, что она знает.
– Но ведь я уже сказал, – терпеливо объяснил Пол, – никто другой ничего не знает об этом. Отец хочет, чтобы так было, пока все само не раскроется.
– Как ты можешь быть таким наивным, Пол? Мне кажется, ты даже не представляешь себе, что это означает. Это стоит миллионов. Сотни мужчин и женщин охотно платили бы тысячи в год, чтобы удлинить себе жизнь. Это то, чего не могли купить даже самые богатые люди за всю историю мира. И теперь ты хочешь, чтобы я поверила, что твой отец за эти четырнадцать лет ввел свой препарат только вам двоим?
– Но ты же ничего не понимаешь. Дело совсем не в этом. О, я не скажу, что отец совсем равнодушен к славе или деньгам. Но не это волнует его сейчас. Во-первых, это даст ему много времени…
Внезапно Джейн перебила его:
– Ты хочешь сказать, что он и себя омолаживает?
– Конечно. Уж не думаешь ли ты, что он сделал бы это с нами, не проверив препарат на себе?
– Так не хочешь ли ты сказать, – Джейн так стиснула кулаки, что косточки пальцев побелели, – что он собирается жить двести лет?
– Да, но, может, не все двести. Он начал эту процедуру в зрелом возрасте.
– Но он же может прожить больше ста лет?
– Я так полагаю.
Джейн посмотрела на своего мужа. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но замялась и промолчала. А Пол продолжал:
– Теперь суть в том, что он не знает, как пустить в ход это вещество, как воспользоваться им без особых осложнений.
Джейн сказала:
– Но я не вижу здесь никаких трудностей. Покажи мне хоть одного богатого человека, который не отдал бы все свое богатство за такую возможность омолодить себя и не держал бы все это в секрете – в своих же собственных интересах. Кроме того, я могу побиться об заклад, что уже не один именно так и делает.
– Намекаешь на то, что мой отец поступает, как какой-нибудь шарлатан?
– Глупости. Он тонкий бизнесмен. Ты сам всегда это говорил. И я спрашиваю тебя: разве может деловой человек допустить, чтобы такие возможности не использовались целых четырнадцать лет? Это же нонсенс!
– Но разве из того, что эту штуку нельзя выбросить на рынок как обычный лечебный препарат, вытекает, что он вынужден заниматься нелегальной торговлей?
– А какая польза он нее, если ее нельзя продавать другим способом? Раньше или позже ее будут продавать. Очевидно, единственное, что здесь можно выиграть, если не продавать препарат сразу же открыто – это высокая цена за него. И какая высокая! Предоставь только убедительные доказательства, и тебе будут предлагать за него полкапитала.
Помолчав немного, она продолжила:
– Что вы имеете с этого? Он все это время кладет в карман прибыли, а вы ничего и не знали, пока где-то что-то не раскрылось. Он понял, что все самое лучшее уже позади, а вы все равно про это узнаете, потому и рассказал все сам. Он уже, наверное, нажил на этом миллионы. И все это держит для себя… еще и продлил себе жизнь… Как долго еще надо ждать, пока хоть один из этих миллионов достанется нам, – столетие или больше?
Пол взглянул на свою жену с тревогой. Она, поняв его состояние, сказала:
– Нужно глядеть правде в глаза, ведь это вполне естественно, что старики умирают, а их дети получают наследство.
Но Пол думал совсем о другом.
– Но ты же все поняла неправильно, – запротестовал он. – Не богатство, а труд – вот что больше всего на свете интересует и всегда интересовало отца. Его волнуют последствия сделанного им открытия. Даже само допущение, что он мог действовать, как какой-то подпольный акушер с темной улицы, есть не что иное, как несусветная выдумка. Ты должна думать о нем лучше.
– Каждый человек имеет свою цену, – начала Джейн.
– Смею сказать, это не всегда деньги.
– Если не деньги, то власть, – заявила Джейн. – Деньги – это власть. Много денег – это неограниченная власть, так что все это едино.
– У него нет мании величия. Он просто страшно озабочен действием этого вещества. Если бы ты поговорила с ним…
– Если бы… – передразнила она. – Мой милый Пол, именно это я и намереваюсь сделать. У меня есть что ему сказать. Хотя бы спросить для начала, почему он исключил нас из этого бизнеса, пока не появились признаки краха. И не только это. Ты, кажется, даже не задумываешься о том, как он поступил со мной, твоей женой и своей невесткой. Если все, что ты сказал, правда, тогда он сознательно позволил мне постареть на два года, в то время как я могла стать старше лишь на восемь месяцев. Он хладнокровно обманул меня на шестнадцать месяцев жизни! Что ты на это скажешь?..
