Текст книги "Апокалипсис"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Орсон Скотт Кард,Кори Доктороу,Джин Родман Вулф,Джек Макдевит,Паоло Бачигалупи,Джон Джозеф Адамс,Нэнси (Ненси) Кресс,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Кэрол Эмшвиллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Роб без удивления кивает. Кара говорит: "Я тоже пойду", и мы оставляем Джека Стивенсона на его табурете ждать, когда ему принесут горячего чая. Мы идем по улице так быстро, как только я могу, хотя мне хотелось бы идти быстрее, и Кара беззаботно болтает по дороге. Луна зашла. Земля неровная, на улице темно, видны лишь звезды и редкие огни в бараках. Это свечи и масляные лампы. Один раз я замечаю мощный свет, исходящий, очевидно, от фонаря на солнечных батареях – я давно таких не видела.

Корейский, как сказал Том.

– Ты дрожишь, – замечает Кара. – Вот, возьми мое пальто.

Я качаю головой.

Я уговариваю их не провожать меня в дом, и они уходят, не задавая вопросов. Я бесшумно открываю дверь в темную кухню. Печь погасла. Дверь в спальню полуоткрыта, из темноты доносятся голоса. Я снова содрогаюсь, но пальто Кары сейчас не смогло бы мне помочь.

К счастью, я ошибаюсь. Голоса не принадлежат Дженни и Питеру.

– …не хочу об этом сейчас говорить, – произносит Мэйми.

– А я хочу поговорить именно об этом.

– Правда?

– Да.

Я стою, прислушиваюсь к голосам, которые звучат то громче, то тише, прислушиваюсь к раздраженному топу Мэйми и решительному голосу Мак-Хейба.

Дженни – ваша подопечная, гак?

– Ах, Дженни. Да. Еще год.

– Тогда она подчинится вам, даже если ваша мать… решать вам. И ей.

– Думаю, да. Но мне нужно подумать об этом. Мне нужна информация.

– Я отвечу на все ваши вопросы.

– Значит, ответите? Вы женаты, доктор Томас Мак-Хейб?

Тишина. Затем его голос, он уже звучит по-другому:

– Не надо.

– Вы уверены? Вы точно уверены?

– Уверен.

– Совершенно, совершенно уверены? Вы хотите, чтобы я остановилась?

Я пересекаю кухню, ударяюсь коленом о незамеченный в темноте стул. Через открытую дверь спальни я вижу проделанную термитами дыру и усыпанное звездами небо.

– О!

– Я сказал, перестаньте, миссис Уилсон. А теперь, пожалуйста, подумайте о том, что я сказал насчет Дженни. Я вернусь завтра утром, и вы сможете…

– Убирайся ты к дьяволу! – вопит Мэйми. И затем, другим голосом, странно спокойным, спрашивает: – Это потому, что я больна? А ты нет? И Дженни – нет?

– Нет. Клянусь, не потому. Я пришел сюда не за этим.

– Нет, – произносит Мэйми ледяным тоном, я никогда не слышала, чтобы она говорила так, – вы пришли помочь нам. Принести нам исцеление. Дать нам возможность выйти отсюда. Но не всем. А только тем немногим, у кого болезнь еще не зашла далеко, кто еще не слишком изуродован, – тем, кого вы можете использовать.

– Все не так…

– Немногим, кого вы можете спасти. И оставите всех прочих гнить здесь, как мы гнили все эти годы.

– Со временем исследования…

– Время! А что для нас здесь, Внутри, значит время? Здесь время – это дерьмо! Время имеет значение, только когда Снаружи приходит кто-нибудь вроде вас, выставляя напоказ здоровую кожу, и нам становится еще хуже, когда мы глядим на вашу новую одежду, на ваши новые часы, на ваши блестящие волосы, ваши… ваши…

Она разражается рыданиями. Я вхожу в комнату.

– Успокойся, Мэйми. Успокойся.

Никто из них не показывает, что замечает меня. Мак-Хейб стоит на месте; наконец я машу рукой в сторону двери, и он уходит, не сказав ни слова. Я обнимаю Мэйми, она прижимается ко мне и рыдает. Моя дочь. Даже сквозь пальто я чувствую толстые пласты обезображенной кожи на ее щеке, которая прижимается ко мне, и в голове у меня кружится единственная мысль: а я и не заметила, что у Мак-Хейба есть часы.

Позднее, ночью, после того как Мэйми, отупев от слез, впала в забытье, а я несколько часов провалялась на кровати без сна, в нашу комнату прокралась Рэчел и сообщила мне, что Дженни и Хэл Стивенсон получили инъекции экспериментального препарата Тома Мак-Хейба. Она дрожит от холода, но держится дерзко, хотя сама пугается своей дерзости. Я держу ее в объятиях, пока она, в свою очередь, не засыпает, и я вспоминаю Джека Стивенсона в молодости, вспоминаю, как блестели его волосы в свете ламп, когда он воодушевленно доказывал необходимость пожертвовать одной цивилизацией ради другой.

На следующее утро Мэйми уходит из барака рано. Веки ее припухли и покраснели. Я думаю, что она уходит искать Питера, и ничего не говорю. Мы сидим за столом, Рэчел и я, едим свою овсянку и не смотрим друг другу в глаза. Поднять ложку ко рту стоит неимоверных усилий. Мэйми все нет и нет.

Позднее я представила себе, как это было. Сейчас, после того, как Дженни, Хэл и Мак-Хейб пришли и ушли, я не могу избавиться от этой картины: Мэйми идет с распухшими глазами по грязным улицам, мимо бараков, по немощеным площадям, в уголках которых разбиты крошечные огородики с шаткими подпорками для бобов и желто-зеленой морковной ботвой. Мимо хранилищ с китайской, корейской и японской шерстью, дровяными печами, никем не охраняемыми товарами и медикаментами. Мимо птичников и загонов для коз. Мимо Центральной администрации, пыльного здания из шлакоблоков, где уже лет десять назад перестали вести записи актов гражданского состояния – кому вам доказывать, что вы родились или переехали в другой барак? Мимо последнего общественного колодца, соединенного с общим водным горизонтом. Мэйми идет, пока не достигает Границы, ее останавливают, и она рассказывает то, что хотела рассказать.

Они приходят несколько часов спустя, в полных защитных костюмах, вооруженные автоматическим оружием, на вид иностранного производства. Я вижу их лица сквозь противоударные пластиковые шлемы. Трое солдат открыто смотрят мне в лицо, на Рэчел, на руки Хэла Стивенсона. Двое отводят глаза, стараясь не смотреть на нас, словно вирус может передаваться через взгляд.

Они хватают Тома Мак-Хейба, сидящего за столом на кухне, тащат его с такой силой, что он спотыкается, и швыряют к стене. С Рэчел и Хэлом они обращаются мягче. Один из них с любопытством разглядывает Дженни, которая замерла у противоположного края стола. Они не дают Мак-Хейбу начать одно из страстных оправданий, с помощью которых он пытался убедить меня. Когда он пытается что-то сказать, главный ударяет его по лицу.

Рэчел – Рэчел! – бросается на этого человека. Она хватает его сзади своими молодыми, сильными руками и ногами и кричит:

– Прекратите! Прекратите!

Солдат стряхивает ее движением плеч, словно муху. Другой солдат силой усаживает ее на стул. Когда взгляд его падает на её лицо, он содрогается всем телом. Рэчел продолжает кричать, она просто кричит, не произнося никаких слов.

Дженни не кричит. Она ныряет под стол и прижимается к плечу Мак-Хейба, и лицо ее скрыто волнами золотистых волос.

– Вас, проклятых докторов, надо запереть здесь раз и навсегда! – рычит главный охранник, перекрывая вопли Рэчел. Слова доносятся сквозь шлем так четко, словно на солдате ничего не надето. – Думаешь, тебе позволено шастать туда-сюда, заражать нас всех?

– Я… – начинает Мак-Хейб.

– Пошел ты! – говорит охранник и стреляет в него.

Мак-Хейб сползает по стене. Дженни подхватывает его, отчаянно пытаясь поднять обмякшее тело. Солдат стреляет снова. Пуля задевает запястье Дженни, дробит кость. Третий выстрел – и Мак-Хейб падает на пол.

Солдаты уходят. Крови совсем мало, только две небольшие дырочки в тех местах, где пули вошли в тело. Мы здесь, Внутри, не знали, что теперь у них такое оружие. Мы не знали, что пули могут так убивать. Мы ничего не знали.

– Ты это сделала, – говорит Рэчел.

– Я сделала это ради вас, – отвечает Мэйми. – Ради вас!

Они стоят в противоположных концах кухни, Мэйми прижимается спиной к двери, которую она только что закрыла за собой, вернувшись наконец домой, Рэчел стоит у той стены, у которой умер Том. Дженни, напичканная снотворным, лежит в спальне. Хэл, юное лицо которого искажено яростью оттого, что он не смог противостоять пятерым вооруженным охранникам, сбегал за врачом, живущим в блоке J, и застал его перевязывающим ногу козе.

– Ты это сделала. Ты. – Она говорит с трудом, глухим голосом.

Кричи, хочется мне сказать. Рэчел, кричи.

– Я сделала это, чтобы спасти вас!

– Ты сделала это, чтобы я навсегда осталась в этой тюрьме. Как ты.

– Ты никогда не считала это место тюрьмой! – кричит Мэйми. – Ты же была счастлива здесь!

– А ты никогда не будешь счастлива. Никогда. Ни здесь, ни где-либо еще.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть этого ужасного, взрослого выражения на лице моей Рэчел. Но в следующее мгновение она снова становится ребенком, бежит мимо меня в спальню, содрогаясь от рыданий, и хлопает дверью.

Я смотрю Мэйми в лицо.

– Зачем?

Но она не отвечает. И я понимаю, что это не имеет значения; я не поверила бы ей, что бы она ни сказала. Она не отвечает за свои действия. Она больна, она в депрессии. Теперь мне приходится поверить в это. Она моя дочь, и ее мозг пострадал так же, как и ее кожа, изуродованная страшными болячками. Она жертва болезни, и никакие ее слова не смогут ничего изменить.

Скоро утро. Рэчел стоит в узком проходе между кроватью и стеной, складывая свою одежду. На покрывале сохранился отпечаток тела Дженни, которая здесь спала; саму Дженни Хэл Стивенсон отвел в ее барак, где ей, проснувшись, не придется видеть Мэйми. На грубо сколоченной полке рядом с Рэчел горит масляная лампа, отбрасывая тени на новую стену, от которой исходит запах средства против термитов.

Одежды у Рэчел немного. Синие колготки, старые, неумело заштопанные; свитер с торчащими нитками; две пары носков; юбка, которую она надевала на танцы. Все остальное – на ней.

– Рэчел, – говорю я.

Она не отвечает, но я понимаю, чего ей стоит это молчание. Даже такое небольшое неповиновение, даже сейчас. И все же она уходит. Используя связи Мак-Хейба, она уходит Наружу, уходит, чтобы найти подпольную лабораторию по производству лекарства. Если его коллеги разработали следующее поколение препарата, она возьмет его с собой. И даже если лекарства нет, она все равно пойдет. И по пути постарается заразить своей болезнью как можно больше людей, заразить депрессией и отвращением к насилию.

Она считает, что это ее долг. Из-за Дженни, из-за Мэйми, из-за Мак-Хейба. Ей шестнадцать лет, и она верит – несмотря на то что она выросла Внутри, она верит, – что должна что-то предпринять. Даже если это окажется ошибкой. Лучше сделать ошибку, решила она, чем вообще ничего не сделать.

Она понятия не имеет о жизни Снаружи. Она никогда не смотрела телевизор, никогда не стояла в очередях за хлебом, никогда не видела "домов крэка" и кровавых фильмов. Она не знает, что такое напалм, пытка, нейтронная бомба, групповое изнасилование. Для нее Мэйми, с ее смятением и эгоистическими страхами, воплощает высшую степень жестокости и предательства; неуклюжие, робкие домогательства Питера – самую страшную опасность; кража цыпленка – преступление, перед которым меркнет все остальное. Она никогда не слышала об Освенциме, Канпуре,[43]43
  В Канпуре, осажденном англичанами во время восстания сипаев в Индии в 1857 г., восставшие убили 200 английских заложников, в основном женщин и детей.


[Закрыть] инквизиции, боях гладиаторов, Нате Тернере,[44]44
  Haт Тернер – организатор восстания рабов в США в 1831 г., вместе со своими сообщниками убил около 90 белых людей.


[Закрыть] Пол Поте, Сталинграде, Теде Банди,[45]45
  Тед Банди (1946–1989) – американский серийный убийца, предполагается, что в числе его жертв – примерно 35 женщин.


[Закрыть] Хиросиме, Ми-Лаи,[46]46
  Ми-Лаи – деревня во Вьетнаме, где в 1968 г. американские солдаты совершили убийств 500 мирных жителей.


[Закрыть] ручье Вундед-Ни,[47]47
  Бойня на ручье Вундед-Ни (1890) была последним крупным вооружённым столкновением между индейцами сиу и армией США. В ходе стрельбы погибли 350 индейцев, включая женщин и детей.


[Закрыть] Бабьем Яре, Кровавом воскресенье, Дрездене[48]48
  Имеется в виду серия бомбардировок Дрездена, проведенных британскими ВВС 13–15 февраля 1945 г.; число жертв среди населения составило до 40 000 убитыми и 30 000 ранеными.


[Закрыть] и Дахау. Выросшая в атмосфере вялости и инертности, она ничего не знает о ярости, вызываемой депрессией, об эпидемии разрушения, развязанной нашей цивилизацией, которую так же сложно остановить, как заразную болезнь.

Я не думаю, что она сумеет найти подпольных ученых, что бы там ни рассказывал ей Мак-Хейб. Не думаю, что, выйдя Наружу, она сможет заразить сколько-нибудь значительное число людей. Не думаю, что она пройдет большое расстояние, прежде чем ее схватят, вернут сюда или убьют. Она не может изменить мир. Он слишком старый, слишком устойчивый, слишком злой. У нее ничего не получится. Нет на свете силы мощнее разрушения.

Я собираю вещи, чтобы идти с ней.

Элизабет Бир
Между дьяволом и синим морем

Элизабет Бир – автор ряда научно-фантастических романов, среди которых трилогия о Дженни Кейси: «Выкованная» («Hammered»), «Шрам» («Scardown») и «На связи с миром» («Worldwire»), завоевавшая премию журнала «Locus»; «Глубинные течения» («Undertow») и «Карнавал» («Carnival»), попавший в число финалистов премии Филипа Дика. Она написала также фэнтезийную серию «Век Прометея» («Promethean Age») и, в соавторстве с Сарой Монетт, роман «Товарищ волкам» («А Companion to Wolves»). Кроме тою, начиная с 2003 года Элизабет Бир опубликовала около пятидесяти рассказов. Многие из них вошли в сборник «Цепи, которые ты отвергаешь» («The Chains That You Refuse»). На веб-сайте писательницы imiw.elizabethbear.com представлена информация о готовящихся к выпуску новых произведениях.

В рассказе "Между дьяволом и синим морем", впервые появившемся в электронном журнале "SCI Fiction", описывается поездка курьера по постапокалиптической Америке. История напоминает повесть Роджера Желязны "Долина Проклятий" ("Damnation Alley"), хотя и не является вторичной. Элизабет Бир, несколько лет прожившая в Лас-Вегасе, явно поддалась очарованию окружающей пустыни, где некогда был ядерный полигон, что и отразилось на этом рассказе. Собирая материалу писательница специально изучала правила передвижения по радиоактивной зоне: если вдруг события, предшествующие описываемой истории, произойдут в действительности, это может оказаться полезным.

Наступил конец света – и миновал. И, в общем, оказалось, что большого значения он не имеет.

Почта в любом случае должна работать. Хари подписала подготовленные с вечера бумаги, сверила с календарем даты, посидела еще, разглядывая свою подпись, и надела на ручку колпачок. Покачивая в руке металлический стержень, подняла голову и взглянула в выцветшие глаза Диспетча.

– А что такого особенного в этом рейсе?

Он пожал плечами, развернул к себе сколотую стопку бумаг и принялся внимательно изучать правильность заполнения каждого бланка. Хари не следила за ним. Она никогда не делала ошибок.

– А что, непременно должно быть что-то особенное?

– Иначе ты не обещал бы мне столько заплатить.

Она усмехнулась, когда Диспетч поставил на стол термозащищенный стальной контейнер.

– Через восемь часов это должно быть в Сакраменто, – сказал он.

– Что там?

– Медицина. Эмбриональные стволовые клетки в контейнере с терморегуляцией. Температура не должна быть выше или ниже определенного уровня. К тому же по одной хитрой формуле посчитали, что клетки могут прожить в данном объеме питательной среды строго определенное время. И за то, чтобы получить их к восемнадцати ноль-ноль, заказчик в Калифорнии заплатит кругленькую сумму.

– Сейчас почти десять утра. Что значит слишком высокая или слишком низкая температура?

Хари взвесила в руке контейнер. Он был легче, чем казался на вид. И он без труда поместится в багажник ее мотоцикла.

– То есть не выше, чем сейчас, – вытирая потный лоб, ответил Диспетч. – Так ты берешь этот заказ?

– Восемь часов? Из Финикса в Сакраменто? – Хари откинулась назад и поглядела на солнце. – Мне придется ехать через Вегас. После Большого Взрыва ездить по Калифорнии с такой скоростью непросто.

– Никого другого я бы и не послал. Да, быстрее всего – через Рино.

– На всем пути до Тонопы отсюда, как и из любого места по эту стороны дамбы, бензина не найти. Не поможет даже карточка курьера.

– В Боулдер-Сити есть КПП. Там и заправишься.

– У военных?

– Сказал же, заплатят очень хорошо, – пожал он плечами. Его кожа уже блестела от пота.

Днем в Финиксе будет жарко, подумала Хари, никак не ниже сорока градусов по Цельсию. Но крайней мере, она-то поедет на север.

– Я беру заказ, – сказала Хари и протянула руку за грузовой квитанцией. – В Рино нужно что-нибудь забрать?

– Ты знаешь, что говорят о Рино?

– Угу. Говорят, что он слишком близко к аду.

– Именно. И нечего тебе там делать. Проезжай его без задержки, – сказал Петч. – И в Вегасе – никаких остановок. Эстакада там рухнула, но если дорога не завалена обломками, тебя это не задержит. Поедешь через Вегас на Фаллон но Девяносто пятому шоссе, и не будет никаких проблем.

– Контроль? – Она перекинула ремень контейнера через плечо, притворяясь, что не заметила, как Петч поморщился. – Я сообщу по радио, когда приеду в Сакраменто…

– По телеграфу, – сказал он. – Радиосигнал забьют помехи от радиации.

– Договорились, – согласилась она, поворачиваясь к закрепленной в открытом положении двери.

Ее Конни – "кавасаки конкурс" довоенной модели – припал к земле возле раскрошившегося поребрика, похожий на огромную пантеру. Не самый лучший банк на свете, но он доставит вас куда нужно. Понятно, при условии, что вы не разобьете этого неустойчивого сукина сына еще на парковке.

– Хари…

– Да?! – Она помедлила, не оборачиваясь.

– Встретишь на дороге Будду – убей его.

Она оглянулась, пряди волос зацепились за ремень контейнера и погончик кожаной куртки.

– А если встречу дьявола?

После мощного прямого рывка из Финикса она сбросила газ, плавно вписываясь в повороты пологого спуска к дамбе Гувера, и обдумывала предстоящий путь. Чтобы успеть, нужно было держать среднюю скорость сто шестьдесят километров в час. Все должно было пройти гладко; она бы очень удивилась, встретив на перегоне Боулдер-Сити – Тонопа еще хоть транспорт.

Перед отъездом из Финикса она проверила работу запасного дозиметра, просто на всякий случай. Пока она пересекала по дамбе зараженную реку, оба дозиметра, основной и запасной, тихо пощелкивали, и их дружеское бдительное стрекотание действовало на нее успокаивающе. Сбавить скорость, чтобы полюбоваться раскинувшейся справа голубой ширью или пейзажем слева от дамбы, она не могла, однако отметила, что, учитывая все обстоятельства, сооружение находится в прекрасном состоянии. Чего нельзя было сказать о Вегасе.

В прежние времена (она переключилась на низкую передачу, преодолевая крутой подъем по северной стороне Черного каньона; ее волосы уже взмокли), так вот, в прежние времена посылки, такие, как эта, доставлялись авиапочтой. И места, где такое было возможно, еще существовали. Места, где были деньги на топливо и на ремонт взлетно-посадочных полос.

Места, где зараженные радиацией самолеты не маячили, как мертвые птицы, вдоль зараженных взлетно-посадочных полос, радиоактивные до такой степени, что у любого проезжающего мимо дозиметры сходили с ума.

Курьерская доставка стоила гораздо дешевле. Даже если вы запрашивали такую плату, какую запрашивал Петч.

Далеко внизу, в водах Колорадо, как в зеркале, алым и золотым вспыхивало солнце. Ровный гул мотора эхом отдавался от склонов каньона. Справа промелькнуло здание казино с облезлыми стенами. Асфальт покрывала паутина трещин, но он был относительно ровным – ровным для тяжелого байка, разумеется. Мотоцикл шел с постоянной скоростью девяносто километров в час, и это было слишком быстро для такой дороги. Едва она подумала об этом, как что-то серой тенью метнулось с пути и мгновенно затерялось среди проносящихся мимо ржаво-черных скал. Снежные бараны. Никто в свое время не побеспокоился посоветовать им убраться отсюда подобру-поздорову, пока ветер не принес заразу.

Самое смешное, что им здесь, по-видимому, жилось неплохо.

Хари заложила последний вираж, притормозив на входе и прибавив газу на выходе, просто чтобы насладиться ускорением, и на полной скорости рванула по финишной прямой к КПП на въезде в Боулдер-Сити. На стальной, покрытой облупившейся краской мачте у дороги горел красный свет. "Кавасаки" жалобно взвыл, не желая тормозить, и затих, когда Хари прикрыла дроссель, чтобы не набилось пыли.

На вершине холма располагались защищенные бронированными щитами казармы охраны. Дома, что были здесь прежде, снесли, и теперь ничто не загораживало вид на раскинувшийся внизу город. Проделавший эту работу бульдозер замер неподалеку, ржавея под пузырящейся краской: радиоактивный металл не годился даже на переплавку.

Когда-то Боулдер-Сити был процветающим городом, но обе стороны его главной улицы высились современные кирпичные здания с темно-серыми оштукатуренными фасадами – деловой центр города. Ныне дома стояли пустые и заброшенные, белая краска на оконных рамах слоилась под воздействием жара пустыни.

Шлагбаум у КПП был опущен, как и свинцовые ставни на окнах. Цифровое табло на крыше показывало двузначные цифры уровня радиации и трехзначные – температуры но Фаренгейту. Когда она доберется до Вегаса, станет еще горячее по обоим показателям.

Затормозив, Хари поставила байк на подножку и посигналила.

Из будки появился молодой охранник; для служащего столь отдаленного поста он выглядел как-то слишком уж опрятно. Правильно надетая фуражка, сверкающие ботинки. Он спустился но красным металлическим ступенькам и зашагал к Хари, на ходу прилаживая дыхательный фильтр. Кому же он так насолил, что его загнали в эту дыру, подумала Хари. А может, он просто новичок-доброволец?

– Курьер, – сказала она.

Из-за включенного микрофона голос отдавался эхом внутри шлема. Она легонько похлопала по прозрачному нагрудному кармашку своей кожаной куртки, где лежало удостоверение, рукой в перчатке неловко вытянула из пристегнутого к баку мотоцикла мешка прозрачный пакет с документами и развернула их внутри пакета.

– Мне сказали, что у вас можно заправиться, чтобы хватило до Тонопы.

– У вас есть респиратор или только фильтр в шлеме? – Он внимательно изучал документы.

– Есть респиратор.

– Пожалуйста, поднимите щиток.

Он не стал требовать у нее снять шлем – слишком много пыли. Она повиновалась, и солдат с серьезным видом сличил ее глаза и нос с фото на удостоверении.

– Ангхарад Краутер. Вроде бы все в порядке. Вы работаете на почтовую службу?

– По договору. Везу медицинский груз.

Он повернулся и двинулся к обернутым пластиковой пленкой колонкам, жестом приказав ей следовать за собой. Их было две, одна с соляркой, другая с неэтилированным бензином.

– Это Конни?

Да, слегка модернизированный, для уменьшения шума. – Рукой в перчатке Хари ласково погладила мотоцикл по бензобаку. – Как обстановка на дороге до Тонопы?

– Надеюсь, вы знаете правила, – пожал он плечами, вставляя заправочный пистолет в горловину бака. – Не съезжать с дороги. Не заходить в дома. Не приближаться ни к каким транспортным средствам. Не останавливаться, не оглядываться, не возвращаться назад – верх глупости ехать в собственном хвосте пыли. Если увидели что-то светящееся – не подбирать, ни к чему не прикасаться в горячей зоне. Я дам телеграмму по маршруту и предупрежу Тонопу о вашем приезде, – добавил он, когда насос колонки щелкнул, отключаясь. – Попадали в аварии на этой штуке?

– За последние десять лет – ни разу, – сказала она и даже не потрудилась скрестить пальцы.

Он протянул ей квитанцию; Хари неловко вытащила из нагрудного кармашка на молнии свой лакированный "Кросс-пен" и расписалась. Она не сняла перчатки, и вместо подписи вышли нечитаемые каракули, но солдат сделал вид, что сличает автограф с подписью на удостоверении, затем дружески хлопнул ее по плечу.

– Будь осторожна. Если разобьешься на трассе – вряд ли кто-то поможет тебе. Счастливого пути.

– Спасибо, успокоил, – ухмыльнулась она в ответ, затем захлопнула щиток шлема и отчалила.

Оцифрованная музыка гремела в тесном пространстве шлема; Хари пригнулась, пряча голову за обтекателем. Горячий ветер рвал рукава, тонкими струйками пробиваясь между перчатками и крагами. «Кавасаки» рвался в бой, и ее так и подмывало дать мотоциклу полную волю. Одно было хорошо в горячей зоне вокруг Вегаса: движение там было не слишком оживленное. По обе стороны дороги стояли дома, все как один с красными черепичными крышами и кремовыми оштукатуренными стенами. На скорости они сливались в расплывающиеся цветные пятна. Деревья у дороги убила пустыня, как только некому стало качать воду для полива. Противошумовые барьеры преграждали путь ветру, и под их прикрытием Хари разогналась до ста шестидесяти. Когда «кавасаки» развивал максимальную скорость, стрелка тахометра доходила до шести тысяч оборотов. На парковке он был неуклюжим, как слон в посудной лавке, зато на больших скоростях дорогу держал безупречно.

Запаса бензина хватало на дорогу до Тонопы и еще миль на сто, так что с Божьей помощью, да если речка не разольется, проблем не будет. Однако Хари не собиралась испытывать судьбу и тратить лишнее топливо, петляя по переулкам внутри того хаоса, что раньше назывался Лас-Вегасом. Дозиметры оживленно и неравномерно стрекотали, беспокоиться было пока не о чем, и Хари пронеслась по центральному проспекту, потом, когда вблизи старого делового центра начался участок с поворотами, снизила скорость до ста сорока. Справа и слева проносились заброшенные казино, унылые пустыри и гетто; торжествующий рев мотора усиливало гулкое эхо, многократно отражаясь от голых стен. На неровной и извилистой дороге было не разогнаться, к тому же мешали опоры надземки.

Небо было блекло-голубое, цвета бирюзы; со всех сторон горизонт закрывали горы, в воздухе висела красновато-коричневая пелена пыли.

Сразу за деловым центром начиналась скоростная автострада с транспортными развязками. Упомянутый Петчем путепровод – путаница виражей и пересечений – вздымался в самом центре покину того города. Солнце стояло в зените, предвещая в течение ближайших часов самую сильную жару, и Хари пожелала призракам отелей доброго дня. Она подавила желание пощупать контейнер, уложенный в багажник за спиной, чтобы убедиться в сохранности драгоценного груза. Все равно она бы не поняла, вышел из строя климат-контроль за время поездки или нет, тем более что она уже разогнала "кавасаки" до ста семидесяти и вынуждена была крепко держать руль обеими руками, пригнувшись за обтекателем.

Теперь Хари предстоял рывок по прямой до мертвого города Битти; главное – помнить, что там вдоль дорог, вблизи маленьких городков, установлены металлические ограждения от скота, в которые легко врезаться. Рывок, под стрекот дозиметров, под грохот старомодного рок-н-ролла из динамиков внутри шлема, под рев мотоцикла, рвущегося вперед…

Бывали у нее дни и похуже.

Подъезжая к путепроводу, она переключилась на четвертую передачу и убавила газ. В этом месте автострада Финикс – Рино пересекалась с другой, ведущей из Лос-Анджелеса в Солт-Лейк-Сити; впрочем, о Лос-Анджелесе можно было не вспоминать, он практически исчез. Петч говорил, что путепровод разрушен. Это могло означать, что движение по нему небезопасно или что шоссе под ним завалено обломками бетона размером с дом. Хари не хотелось выяснять правильность любого из этих предположений, не имея запаса тормозного пути. Она решила немного осмотреться. И тотчас тихо выругалась себе под нос, притормаживая.

Она увидела что-то – нет, кого-то; человек стоял, прислонившись к опоре дорожного знака. Этот облупившийся, расстрелянный из дробовиков знак призывал водителей не превышать скорость в те времена, когда это еще кого-то волновало.

Чем ближе она подруливала к обочине, тем сильнее стрекотали дозиметры. Нельзя останавливаться. Правда, в этих местах одинокий пешеход был практически приговорен к смертной казни. Из-под шлема градом катился пот, кожаная одежда прилипла к мокрому телу.

Она уже почти затормозила, когда наконец поняла, что знает его. Коричнево-желтая, цвета охры, кожа. Щегольской двубортный пиджак в тонкую полоску. Ковбойская шляпа, знакомо надвинутая на лоб. Блеск мокасин из цветной дубленой кожи. На одно безумное мгновение она пожалела, что у нее нет пистолета.

Не то чтобы это сильно помогло. Даже если бы она решила застрелиться сама.

– Ник, – она поставила передачу на нейтралку и опустила ногу на землю, – какая удивительная встреча в центре ада.

– Тебе нужно подписать кое-какие документы, Хари. – Он сдвинул шляпу на затылок, открыв лицо со впалыми щеками. – Ручка есть?

– Она всегда со мной, ты же знаешь. – Хари расстегнула карман и достала свой "Кросс-пен". – Я не одалживаю поршневые ручки направо-налево.

Он кивнул, прислонился спиной к ограждению и уперся в него подошвой, подняв колено. Затем разложил на нем, как на столике, свои бумаги и взял у нее ручку.

– Как ты знаешь, подходит срок платежа по твоей расписке.

– Ник…

– Прекрати ныть. Разве я не выполнил свою часть сделки? После нашего последнего разговора твой байк попадал в аварию?

– Нет, Ник, – с удрученным видом ответила она.

– Его угоняли? Ты сидела без денег? Выпадала из графика?

– Обязательно выпаду, если ты не поторопишься вернуть мою ручку.

Она требовательно протянула руку.

Вышло не очень убедительно, но это было лучшее, что она могла позволить себе в данных обстоятельствах.

– Хмм. – Он наслаждался моментом.

– Значит, ты пришел получить долг? – Она вдруг успокоилась; оказалось – зря.

– Я предлагаю пересмотреть договор, это твой шанс. – Он надел колпачок и передал ей ручку. – Есть одно дело; если сыграешь правильно – купишь себе дополнительно несколько лет.

Она рассмеялась ему в лицо и убрала ручку в кармашек.

– Еще несколько лет?

Он плотно сжал губы и торжественно кивнул. Хари моргнула и тоже перешла на серьезный тон.

– Так ты не шутишь?

– Прежде чем что-нибудь предложить, я всегда думаю, – ответил он и почесал большим пальцем кончик носа. – Скажем, э-э… еще три года?

– Не так уж и много. – Ветер сменился, и дозиметры застрекотали быстрее. – Как я теперь понимаю, и десять лет не такой уж большой срок.

– Время быстро идет, да? – пожал он плечами. – Хорошо. Семь…

– За что?

– Что ты имеешь в виду?

При виде этого ясного, намеренно простодушного взгляда ей снова захотелось рассмеяться.

– Я просто хочу узнать, что я должна сделать, чтобы заработать еще семь лет твоего покровительства. – Мотоцикл был тяжел, но она не собиралась опускать подножку. – Наверняка кому-то это выйдет боком.

– Так всегда бывает, такова жизнь. – Тут он немного сдвинул шляпу на лоб и небрежно махнул рукой в сторону ее багажника. – Дай мне на минутку то, что у тебя там.

– Ха! – Она глянула на свой груз, кривя губы. – Странная просьба. Зачем тебе коробка, набитая клетками?

Он откачнулся от ограждения, которое до этого подпирал, и шагнул к ней.

– Не твоя забота, юная леди. Отдай ее мне, и получишь свои семь лет. Если нет – срок подходит на следующей неделе, помнишь?

– Во вторник. – Она бы сплюнула, да не хотелось снимать шлем. – Я не боюсь тебя, Ник.

– Ты много чего не боишься. – Он улыбнулся ей, очень спокойный. – В этом часть твоего обаяния.

Она поглядела на запад, на раскинувшуюся под палящим солнцем пустыню, на крыши покинутых домов, где жили исчезнувшие уже люди. Невада всегда славилась способностью превращать нормальные поселения в города-призраки.

– А если я откажусь?

– Радость моя, я так надеялся, что ты этого не спросишь! – Он потянулся похлопать ее по руке, лежащей на ручке газа. Мотор вдруг взревел, и Ник быстро отдернул руку. – Я смотрю, вы с ним большие друзья.

– Мы прекрасно ладим, – ответила Хари, похлопывая по бензобаку. – Так что случится, если я скажу "нет"?