Текст книги "Апокалипсис"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Орсон Скотт Кард,Кори Доктороу,Джин Родман Вулф,Джек Макдевит,Паоло Бачигалупи,Джон Джозеф Адамс,Нэнси (Ненси) Кресс,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Кэрол Эмшвиллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

– Шлюха у вас внутри или нет?

Дэл не отвел глаз.

– Мне не слишком приятно это слышать. Так не разговаривают.

– Эй, – подмигнул ему мужчина, – не трать на нас рекламные трюки. Мы сами в шоу-бизнесе.

– Да неужели?

– Колеса фортуны и честная карточная игра. Не сомневаюсь, что вам понравится. Я – главный актуарий этой конторы. Зови меня Фред. У этого зверя на крыше неприятные деловые манеры, друг. Совершенно незачем загонять мне пулю в глотку. Мы здесь все друзья.

– И я не вижу причин, зачем бы опоссуму засыпать эти места свинцом и слабительными – разве что вы знаете причину, до которой я недодумался.

Фред улыбнулся шутке. Солнечный свет превращал его голову в большой золотой шар.

– Пожалуй, мы испытаем твою девочку, – сказал он Дэлу. – Конечно, сперва надо на нее взглянуть. Что берешь за свой товар?

– Лучшее, что вы можете предложить.

– У меня есть как раз то, что вам нужно, – снова подмигнул главный актуарий. Дэлу это подмигивание начало надоедать. Фред кивнул, и его друг достал из кейса чистую белую бумагу, – Солидная облигация, – сказал Фред, пробуя край листа подушечкой пальца, – пятьдесят процентов волоконного плетения, и у нас их целые кипы. Подобного больше нигде не найдешь. Можешь вести на ней товарные счета или пустить в продажу. Неделю назад здесь проходила Седьмая бригада писателей-наемников. Целая бригада с вьючными лошадьми. Вымели у нас все чуть не подчистую, по несколько пачек еще осталось. И карандаши есть. "Мирадо", мягкие и полумягкие, незаточенные, с резинкой на одном конце. Когда ты в последний раз такое видел? Да этот товар на вес золота! И еще есть степлеры и бланки. Бланки запросов, больничные листы, все, что угодно. Нотариат на колесах, вот что мы такое. А у тебя в кузове под брезентом – бензин, отсюда чую. Друг, мы наверняка можем договориться о сделке. У меня семнадцать ржавых баков пустуют.

В голове Дэла раскалились докрасна чуткие проволочные вибриссы. Он видел в глазах страхового агента алчность и понимал, что этим бензин нужнее плотских наслаждений. Андроидный ужас охватил его при мысли, что при первой возможности они откроют свою игру.

– Нет, бензином мы не торгуем. Наш товар – тако, секс и тяжелые наркотики, – с напускным безразличием сказал он.

– Нет проблем, – ответил актуарий. – Совершенно никаких проблем. Просто пришло в голову, а так ничего. Давай свою девчонку, а я соберу своих. Как насчет половины кипы с человека?

– Вроде бы честная сделка, – ответил Дэл, подумав про себя, что и половины бы вполне хватило, а значит, можно не сомневаться – Фред собирается вернуть все, что заплатит.

– Этот Моро был прав, – сказал Дэл. – Плохой народ эти страховщики. Лучше всего нам уехать и бросить это дело.

– Фу, – возразила Джинни, – они как все мужчины. Приходят с пеной на губах, будто бешеные псы, а уходят как коты, налакавшиеся сливок. Такова уж природа порочной любви. Это наше ремесло. Погоди, сам увидишь. К тому же они не станут шутки шутить с Черным опоссумом.

– Ты не будешь молить о дожде, даже когда сама загоришься, – пробормотал Дэл. – Словом, я не стану разгружать бензин. Установлю сцену поверх брезента. Можешь на ней показывать свой номер.

– Смотри сам, – сказала Джинни, поцеловав пластиковую щеку и выпроваживая его за дверь. – А теперь убирайся отсюда, мне нора начинать прихорашиваться.

Казалось, все идет хорошо. Предводительница команды болельщиков Барбара Джин пробудила в них влажные мечты, от которых в горле становится сухо, как в пустыне. Добавила училку Салли и сиделку Нору – и воскресила таившуюся в их душах жажду насилия. Может, Джинни и не ошиблась, решил Дэл. Перед девическими радостями мужик утрачивает присущий ему гнусный вид. На час-другой он становится благодушным. На полдня теряет желание убивать. Дэл мог только гадать, что это за чудо и как оно действует. Данные – одно дело, сладостные объятия – другое.

Он поймал взгляд опоссума и успокоился. Сорок восемь мужчин ждали своей очереди. Опоссум уже знал, какого калибра у кого оружие, какой длины у кого клинок. Его два ствола пятидесятого калибра умиротворили всех.

Актуарий Фред отошел в сторонку и улыбнулся Дэлу.

– Надо нам все-таки потолковать насчет бензина. Обязательно надо.

– Слушайте, – повторил Дэл, – бензин не для торговли, я ведь уже сказал. Поговорите с ребятами с нефтеперерабатывающей, как мы это сделали.

– Пробовали уже. Им не нужны канцтовары.

– Меня это не касается, – сказал Дэл.

– Может, и коснется.

Дэл не пропустил мимо ушей режущий, как бритва, тон.

– Если вам есть что сказать, говорите.

– Половину вашего бензина. Мы честно расплатимся за девицу и не причиним вам никакого беспокойства.

– О нем забыли?

Фред изучил взглядом Черного опоссума.

– Я могу позволить себе терять своих, а ты – нет. Я же знаю, что ты такое, приятель. Ты не человек. У меня до войны был такой же андроид.

– Может быть, мы сумеем договориться, – сказал Дэл, соображая, что делать.

– Ну вот, это-то я и хотел услышать.

Четвертый клиент Джинни вывалился от нее с ошалелым взглядом, еле держась на ногах.

– Черт побери, попробуйте сиделку, – простонал он, обращаясь к остальным. – Ничего подобного в жизни не видывал!

– Следующий, – распорядился Дэл, подравнивая пачку гербовой бумаги. – Эта игра называется страсть, джентльмены! Говорил же я вам?

– Девица тоже пластмассовая? – спросил Фред.

– Понатуральней вас, – заверил Дэл. – Предположим, мы придем к соглашению – откуда мне знать, что вы сдержите слово?

– Господи, – сказал Фред, – за кого ты меня принимаешь? Я поклянусь Страхованием Жизни!

Следующий клиент вылетел из-за занавеса, споткнулся и упал ничком. Приподнялся на локтях и замотал головой. Он выглядел совсем разбитым, глаза налились кровью.

– Тигрица! – провозгласил Дэл, дивясь, что за чертовщина там творится. – Простите, я на минутку, – обратился он к Фреду и проскользнул в фургон.

– Ты что здесь устроила? – спросил он у Джинни. – Парней словно через мясорубку пропустили.

– Сама не пойму, хоть убей, – ответила Джинни, превращаясь из Норы в Барбару Джин. – Последний старикашка дергался, как змея в падучей. Чуть волосы себе не вырвал. Что-то здесь не так, Дэл. Наверняка дело в пленках. Сдастся мне, этот Моро – мошенник.

– У нас и здесь и там все не так, – сообщил ей Дэл. – Главарь этой шайки хочет заполучить наш бензин.

– У-гу. – Джинни покачала головой. – Понятно, они на это купятся. Дай мне еще пару минут. Мы попробовали Нору и Салли. Сейчас переключу их на Барбару Джин, и посмотрим, что будет.

Дэл выскользнул наружу.

– Ну и женщина! – заметил Фред.

– Она сегодня круче, чем обычно. Ваши страховые агенты ее распалили.

Фред ухмыльнулся:

– Попробую-ка и я.

– Я бы не стал, – сказал Дэл.

– Почему это?

– Дайте ей немного остыть. А то как бы вам не получить больше, чем сможете унести.

Он сразу понял, что вот этого-то говорить и не следовало. Фред стал багровым, как пирог с кетчупом.

– Слушай, ты, дерьмо пластмассовое! Не родилось еще такой девки, с какой я не справился бы, даже если она не родилась, а сошла с конвейера!

– Вам решать, – пожал плечами Дэл, предчувствуя дьявольски неудачный день. – Для вас бесплатно.

– Даже не сомневайся! – Фред вытолкнул из очереди стоявшего впереди. – Приготовься там, маленькая леди. Я сейчас закрою твой страховой полис!

Мужчины поддержали его торжествующими воплями. Черный опоссум, по крайней мере на три пятых понимавший, что творится внизу, вопросительно взглянул на Дэла.

– А тако у вас найдется? – спросил кто-то.

– Это вряд ли, – отозвался Дэл.

Он подумывал, не отключиться ли. Андроидное самоубийство представлялось единственным выходом. Но не прошло и трех минут, как из фургона послышался нечеловеческий вой. Завывания перешли в визг. Страховщики окаменели. Потом наружу выполз Фред. Он походил на человека, налетевшего на медведя, страдающего чирьями. Все суставы у него как-то странно выворачивались не в ту сторону. Он ошарашенно глянул на Дэла. Его глаза смотрели в разные стороны. Дальше все произошло в долю секунды, тонкую, как провод. Дэл увидел, как Фред нашел его взглядом. Оба зрачка наконец уставились в одну точку. Увидел, как обрезок ствола повернулся вслед за зрачками так быстро, что даже электронные рефлексы не позволяли сбить пинком прицел. Плечо Дэла разлетелось осколками. Сбросив руку, он рванулся к фургону. Опоссум не мог ему помочь – актуарий стоял внизу, в мертвой зоне. Пятидесятый калибр открыл огонь. Страховщики обратились в бегство. Опоссум вышивал пулями по песку, и они отлетали, с рваными ранами или мертвые.

Дэл уже плюхнулся на водительское место, когда фургон начали перчить свинцовыми шариками. Ухватившись за баранку единственной уцелевшей рукой, он почувствовал себя довольно глупо.

– Двигаем отсюда, – сказала Джинни. – Здесь ничего не выйдет.

– И мне так кажется.

Джинни направила машину прямо в заросли колючек.

– Никогда такого не видела, – сказала она. – Как только я подключила беднягу, у него чуть глаза из орбит не выскочили. Кости хрустели, как прутики. Впервые вижу такой дьявольский оргазм.

– Что-то работает не так, как надо.

– Да я понимаю, Дэл. Господи Иисусе, ты бы видел!

Джинни вывернула баранку, когда большой кусок пустыни взлетел в воздух. Фургон осыпало песком.

– Ракеты, – мрачно пояснил Дэл. – Вот почему они плевать хотели на нашего снайпера-опоссума. Смотри, куда правишь, девочка.

Впереди взметнулось два огненных столба. Дэл высунулся в окно и оглянулся. Половина Форта Пру устремилась за ними в погоню. Опоссум поливал из двух стволов все, что попадалось на глаза, но высмотреть ракетную установку ему не удавалось. Осадные машины страховых агентов обходили их с двух сторон, беря в кольцо.

– Окружают, – сказал Дэл. Ракета взорвалась справа. – Джинни, я не совсем представляю, что делать.

– Как твоя культя?

– Чувствуется легкий разряд. Вроде звона колокольчика за милю от нас. Джинни, если они возьмут нас в кольцо, мы по маковку в дерьме.

– Одно попадание в запас бензина, и нам будет не о чем беспокоиться. О господи, зачем только я об этом вспомнила!

Опоссум вмазал заряд прямо в полутрейлер. Машина остановилась и издохла, перевернувшись, как мертвый жучок. Дэл отметил, что в совмещении функций грузовика и стены есть свои неудобства – например, трудности с сохранением равновесия.

– Гони прямо на них, – посоветовал он Джинни, – а потом резко сверни. Им на большой скорости не развернуться.

– Дэл!

Пули дождем стучали по фургону. Потом послышался тяжелый удар, и фургон, перекосившись, встал.

Джинни убрала руку с баранки и мрачно проговорила: Похоже, пробиты шины. Дэл, если это так, мы все равно что покойники. Давай выбираться из этой ловушки.

"И что дальше?" – задумался Дэл. В голове у него слоено перекатывались подшипники. Он чувствовал, что его механизм вот-вот откажет.

Автомобили Форта Пру останавливались, визжа тормозами. Свихнувшиеся страхователи жизни собрались толпой и перли на них по пустыне, паля из револьверов и швыряясь камнями. Рядом взорвалась очередная ракета.

Опоссум вдруг перестал стрелять. Джинни поморщилась:

– Только не говори мне, что у нас закончились боеприпасы, Черный опоссум. Этот товар раздобыть непросто.

Опоссум начал было отвечать, но тут Дэл махнул здоровой рукой на север:

– Ты только посмотри!

В рядах страховых агентов возникло смятение. На гребне показался смутно знакомый пикап. Водитель на ходу взмахивал рукой, швыряя гранаты. Они взрывались кучно, похожие на ярко-розовые букеты. Он высмотрел человека с ракетницей, лежавшего на крыше автобуса. Граната покончила с ним навсегда. Страховщики отказались от боя и обратились в бегство. Глазам Джинни представилось необыкновенное зрелище. Вслед за грузовиком показалось шесть черных "харлеев". Псы чау-чау с "узи" петляли вдоль каравана, взревывая моторами и взметая за собой песчаные хвосты. Они беспощадно отстреливали отставших беглецов. Немногим страховым агентам удалось добраться до укрытия. Через считаные минуты все было кончено. Форт Пру, лишившийся большей части стен, обратился в беспорядочное бегство.

Надо сказать, вовремя они подоспели, – сказал Дэл.

– Терпеть не могу чау, – сказал опоссум. – Языки у них черные, факт.

– Надеюсь, вы в порядке, люди, – сказал Моро. – Эге, дружище, похоже, ты где-то потерял руку.

– Ничего серьезного, – отозвался Дэл.

– Спасибо, – сказала Джинни. – Кажется, я должна это сказать.

Моро упивался ее неотразимым обаянием, ее дерзкой неблагодарностью. Изящное пятно смазки на коленке. Она очаровательна, как щенок, думал он.

– Мне подумалось, я должен был это сделать. Учитывая обстоятельства.

– Это какие же обстоятельства? – поинтересовалась Джинни.

– Мой паршивец Овчар в некотором роде ответствен за то, что с вами случилось. Пес малость разозлился, когда ваш опоссум его обчистил. В покер на пяти картах, как я понял. Конечно, может, карты были крапленые или подрезанные, не мне судить.

Джинни сдула упавшие на глаза волосы.

– Мистер, пока я не вижу смысла в ваших словах.

– Мне действительно неловко. Пес взбесился и вроде как подпортил вам оборудование.

– Вы позволили псу чинить мою установку? – спросила Джинни.

– Он отличный техник. Я сам его учил. В полном порядке, если только его не злить. Он, видите ли, склеил ваши записи в кольцо и увеличил скорость. Клиенты получили, скажем, в двадцать шесть раз больше, чем оплатили. Это выходит скорость траха – семь махов. Опасно для здоровья.

– Господи, мне бы следовало прострелить вам ногу, – ахнула Джинни.

– Слушайте, – продолжал Моро, – я отвечаю за свою работу, так что я примчался, как только смог. И позвал на помощь друзей, причем заплачу им сам.

– Еще бы не сам! – сказала Джинни.

Чау-чау на своих "харлеях" собрались в сторонке и сверкали глазами на опоссума. Черный опоссум отвечал им тем же. В глубине души он восхищался их кожаной сбруей и вышитыми на спинах гербами чистокровок.

– Я еще добавлю расходов, – сказала Джинни. – Потребую полного ремонта.

– Сделаю. Конечно, вам придется немного задержаться в Злой-вести. Работа потребует времени.

Она поймала его взгляд и поневоле рассмеялась:

– Упрямый сукин сын, надо отдать тебе должное. А что будем делать с твоим Псом?

– Если вам нужна начинка для тако – договоримся.

– Н-да… Пожалуй, обойдемся.

Дэл начал раскачиваться по неровной синусоиде. Над его культей показался дымок.

– Господи, опоссум, сядь на него, что ли! – крикнула Джинни.

– Могу привести его в порядок, – предложил Моро.

– Тебе, сдается, много чего предстоит приводить в порядок.

– Мы отлично поладим, вот увидишь.

– Ты думаешь? – вдруг встревожилась Джинни. – Лучше бы мне не привыкать к тому, что ты рядом.

– Может, и привыкнешь.

– А может, и нет.

– Займусь-ка я пока сменой шин, – сказал Моро. – Надо убрать Дэла с солнцепека. А ты подбери что-нибудь посимпатичнее, чтобы переодеться к обеду. В Злой-вести-с-востока нравы строгие. Мы тут народ гордый…

Дейл Бейли
Конец света, каким мы его знаем

Дейл Бейли является автором трех романов: «Падший» («The Fallen»), «Дом костей» («House оf Bones») и «Спящие полицейские» («Sleeping Policemen»), написанного в соавторстве с Джеком Слэем – младшим. Бейли опубликовал более двадцати рассказов – главным образом в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», – отдельные из которых были включены в сборник «Наследие воскресшего и другие рассказы» («The Resurrection Man's Legacy and Other Stones»).

Представленное ниже произведение, вышедшее в финал премии "Небьюла", родилось из попытки Бейли понять, откуда проистекает наше болезненное очарование постапокалиптикой и идеей собственной гибели. "Конец света, каким мы его знаем" ~ это рассказ о единственном выжившем человеке, который пытается справиться с бескрайним горем утрат. Но кроме того, эта история о конце света призвана продемонстрировать, по какой схеме строятся истории о конце света вообще.

Главное, что осознал Бейли, создавая это произведение: каждый день каждую минуту для кого-то из нас наступает конец света. Сам он говорит: "Необязательно наблюдать, как разрушаются целые города, чтобы понять, каково это – пережить катастрофу. Ведь каждый раз, когда мы теряем кого-то по-настоящему дорогого, мы переживаем конец света, каким мы его знаем. Главная идея моего рассказа заключается в том, что апокалипсис не просто происходит, а происходит именно с тобой. И ты ничего не можешь сделать, чтобы его избежать".

Между тысяча триста сорок седьмым и тысяча четыреста пятидесятым годом от Рождества Христова бубонная чума бесчинствовала в Европе, уничтожив около семидесяти пяти миллионов человек. Чуму, получившую название Черная Смерть из-за черных пузырьков, которые вздувались на коже зараженного, вызывала бактерия, известная теперь как Yersinia pestis. Европейцы тех времен, не имевшие микроскопов и не знавшие, как распространяется инфекция, приписывали свои беды действию гнева Господня. Повсюду бродили флагелланты, надеявшиеся утишить Его ярость. «Они умирали сотнями, днем и ночью, – сообщает нам Агноло ди Тура. – Я собственными руками похоронил пятерых своих детей… умерло столько, что все верили – настал конец света».

В наши дни население Европы составляет приблизительно семьсот двадцать девять миллионов человек.

По вечерам Уайндэм любит, сидя на крыльце, выпивать. Он любит джин, но пьет что угодно. Он не привередлив. В последнее время он наблюдает за тем, как темнеет, – я хочу сказать, по-настоящему ведет наблюдения, а не сидит просто так, – и пришел к выводу, что общепринятое клише неверно: ночь не опускается. То, что происходит, гораздо сложнее.

Впрочем, он не абсолютно уверен в точности своих наблюдений.

Лето сейчас в разгаре, и Уайндэм часто приступает к выпивке часа в два-три пополудни, так что к тому времени, когда солнце садится, около девяти вечера, он уже как следует набирается. Тем не менее ему все равно кажется, что ночь, наоборот, поднимается, собираясь сначала в чернильные лужицы под деревьями, словно просачиваясь из неких подземных резервуаров, а затем растекаясь к границам двора и вверх, к пока еще светлому небу. И только в самом конце что-то падает – чернота глубинного космоса, как он предполагает, разворачивается свитком где-то высоко над землей. Оба полотнища темноты встречаются примерно посередине, и вот вам и ночь.

Правда, это довольно эфемерная теория.

Кстати, крыльцо это чужое, да и, если на то пошло, выпивка тоже, хотя, насколько понимает Уайндэм, все теперь принадлежит ему.

Действие в историях о конце света обычно разворачивается по одному из двух сценариев.

В первом конец света происходит в результате природного катаклизма – беспрецедентного либо беспрецедентно масштабного. Лидирует в списке причин всемирный потоп – сам Господь, как нам говорят, питает к нему слабость, – хотя и у чумы разного вида имеются сторонники. Популярен также новый ледниковый период, равно как и тотальная засуха.

Во втором варианте катастрофу провоцируют безответственные представители человечества. Чаще всего какие-нибудь чокнутые ученые или коррумпированные чиновники. Начинается обмен межконтинентальными баллистическими ракетами, хотя сценарий обычно подгоняется под текущую геополитическую обстановку.

Не стесняйтесь комбинировать и подбирать.

Желает кто-нибудь генетически модифицированный вирус гриппа? Или таяние ледяных шапок на полюсах?

В тот день, когда мир кончился, Уайндэм даже не понял, что это и есть конец света, во всяком случае, понял не сразу. Лично для него в тот период жизни практически каждый день походил на конец света. И вовсе не вследствие какого-нибудь биохимического дисбаланса, а вследствие его работы на Объединенную службу доставки, в которой он на тот день, когда настал конец света, проработал шестнадцать лет, сначала в качестве грузчика, потом в сортировочном отделе и под конец в вожделенной должности водителя-экспедитора с полагающейся коричневой униформой и прочим. К тому времени компания стала открытым акционерным обществом, и он тоже прикупил ее акций. Деньги получались неплохие, на самом деле очень даже хорошие. И дело было не только в деньгах – он любил свою работу.

Но все равно начало каждого проклятого дня походило на катастрофу. Попробуйте каждое утро вставать в четыре – и сами поймете.

Вот как начинался его день.

В четыре утра звонил будильник, старомодный будильник, который он каждый вечер самолично заводил. (Радио выводило его из себя, пока он не выпьет утренний кофе.) Он всегда тотчас же затыкал его, не желая будить жену. Принимал душ в отдельной ванной комнате (опять-таки потому что не хотел тревожить жену, ее звали Энн), наливал в термос кофе, съедал что-нибудь неполезное – бублик или пирожное, – стоя над раковиной. К тому моменту уже было 4.20, 4.25, если он замешкался.

Затем он совершал нечто парадоксальное: возвращался в спальню и будил жену, которую всеми силами старался не потревожить предыдущие двадцать минут.

– Удачного тебе дня, – всегда произносил Уайндэм.

И его жена тоже всегда отзывалась одинаково. Она утыкалась лицом в подушку и улыбалась. "Уг-ху", – выдыхала она, и обычно это было такое уютное, любящее, свернутое калачиком "уг-ху" раннего утра, что ради него стоило каждый проклятый день подниматься ровно в четыре.

Уайндэм узнал о Всемирном торговом центре – еще не о конце света, хотя Уайндэму тогда показалось, что дело обстоит именно так, – от одной своей клиентки.

Клиентка, ее звали Моника, была из числа постоянных. Эта баба была помешана на канале "Магазин на диване". И еще она была объемистая. Женщина того сорта, о каких люди говорят: "Она такая добросердечная" или "У нее такое приятное лицо". И она действительно была добросердечная, по крайней мере Уайндэм считал ее таковой. Поэтому он огорчился, когда она открыла ему дверь вся в слезах.

– Что случилось? – спросил он.

Моника покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Она жестом пригласила его войти. Уайндэм, нарушая разом приблизительно пятьдесят правил ОСД, шагнул в дом вслед за ней. В доме пахло сосисками и цветочным освежителем воздуха. И повсюду было это дерьмо из "Магазина на диване". То есть решительно повсюду.

Уайндэм не обратил на это внимания. Взгляд его был прикован к телевизору. На экране авиалайнер врезался во Всемирный торговый центр. А он стоял и наблюдал это с трех-четырех разных ракурсов, прежде чем заметил логотип "Магазина на диване" в правом нижнем углу экрана.

И вот тогда он пришел к выводу, что это, должно быть, конец света. Он не мог представить, чтобы "Магазин на диване" прервал трансляцию своих обычных программ ради чего-то менее значительного.

Мусульманские экстремисты, которые направляли самолеты на Всемирный торговый центр, на Пентагон и в твердую почву ничем не примечательного ноля в Пенсильвании, твердо верили, как нам говорят, в свое немедленное вознесение в райские кущи.

Их было девятнадцать.

У каждого из них было имя.

Жена Уайндэма была любительница чтения. Ей нравилось читать в постели. Прежде чем лечь спать, она отмечала место в книжке закладкой, которую Уайндэм как-то подарил ей на день рождения: картонная закладка с узкой ленточкой на конце. На закладке была изображена радуга, выгнувшаяся высоко над горами, покрытыми белыми шапками. «Улыбайся, – было написано на закладке, – Господь любит тебя».

Сам Уайндэм не слишком много читал, однако, если бы он взял книгу, которую читала жена в день конца света, ее первые страницы показались бы ему любопытными. В первой же главе книги Бог возносил всех истинных христиан на небеса. Включая истинных христиан, которые управляли в тот миг автомобилями, поездами и самолетами, в результате чего погибло бесчисленное множество народу и частной собственности был нанесен значительный ущерб. Если бы Уайндэм прочитал ту книгу, он вспомнил бы о наклейке на бамперах, какую иногда замечал с высоты сиденья своего грузовика Службы доставки. "Внимание, – было написано на наклейке. – В случае вознесения живьем транспортное средство останется без управления!" Каждый раз, замечая эту наклейку, Уайндэм представлял, как сталкиваются машины, самолеты падают с неба, пациентов бросают на операционных столах, – на самом дате все очень даже похоже на сюжет книги, которую читала жена.

Уайндэм ходил в церковь каждое воскресенье, но никак не мог отделаться от мыслей, что будет с бесчисленными миллионами тех, кто не является истинными христианами отказавшись от этого права по собственному желанию или родившись, в силу географического произвола, где-нибудь в Индонезии. Что, если они будут переходить улицу перед одной из таких машин, думал он, или начнут поливать газон, который вот-вот пропашет носом падающий самолет?

Однако на чем мы остановились?

В тот день, когда настал конец света, Уайндэм не сразу понял, что именно произошло. Будильник прозвенел точно так же, как всегда, и он приступил к обычным процедурам. Душ в отдельной ванной, кофе в термос, завтрак над раковиной (на этот раз шоколадный пончик, немного зачерствевший). После этого он направился в спальню, чтобы попрощаться с женой.

– Удачного тебе дня, – произнес он, как произносил обычно, и, склонившись ниже, легонько потряс ее: не настолько сильно, чтобы по-настоящему разбудить, только чтобы она шевельнулась. За шестнадцать лет отправления этого ритуала, за вычетом государственных праздников и двух недель оплачиваемого отпуска летом, Уайндэм здорово в нем поднаторел. Ему почти каждый раз удавалось заставить ее шевельнуться и при этом не разбудить до конца.

Так что сказать, что он сильно удивился, когда жена не уткнулась лицом в подушку и не улыбнулась, значит не сказать ничего. На самом деле он был ошарашен. К тому же наблюдалась и еще одна странность: она и "уг-xу" не произнесла. Ни своего обычного изумительного утреннего, разомлевшего в теплой постели "уг-ху", ни более редкого насморочного, но все равно знакомого "уг-xу", означавшего "я простужена, и у меня болит голова".

Вообще никакого "уг-ху".

Кондиционер, отработав положенный цикл, отключился. И тут Уайндэм ощутил странный запах, приглушенную органическую вонь, похожую на скисшее молоко или на запах немытых ног.

Стоя в темноте, Уайндэм начал испытывать крайне неприятное чувство. Это было не то скверное ощущение, какое он пережил в гостиной Моники, наблюдая, как самолет снова и снова вонзается во Всемирный торговый центр. То было мощное, но в целом лишенное личностных переживаний чувство, я говорю "в целом", потому что у Уайндэма имелся некий троюродный брат, который работал в компании "Кантор Фицджеральд". (Брата звали Крисом, и раз в год Уайндэму приходилось выискивать его адрес в записной книжке, когда он отправлял поздравления по случаю дня его ангела.) А вот скверное ощущение, какое он начал испытывать, когда его жена не произнесла в ответ "уг-ху", было не только мощным, но еще и личностным.

Встревоженный, Уайндэм протянул руку и коснулся лица жены. Это было все равно что касаться женщины из воска, безжизненной и холодной, и именно в этот миг – именно в этот – Уайндэм осознал, что мир кончился.

Все остальное было уже просто детали.

Если не считать чокнутых ученых и коррумпированных бюрократов, все персонажи из историй о конце света обычно принадлежат к одному из трех типов.

Первый тип – это суровый индивидуалист. Вам он знаком: уверенный в себе, лишенный предрассудков одиночка, который знает, как применять огнестрельное оружие и как принимать роды. В конце истории такие одиночки успевают далеко продвинуться по пути Возрождения Западной цивилизации, хотя обычно они достаточно умны, чтобы при этом отказаться от пороков Старого мира.

Второй тип – постапокалиптический бандит. Подобные персонажи часто сбиваются в шайки и выступают против суровых индивидуалистов. Если вам больше по вкусу кинематографические воплощения сказок о конце света, то вы легко опознаете героев второго типа по их пристрастию к облегающей одежде, панковским гребням и вычурным автомобилям. В отличие от суровых индивидуалистов, постапокалиптические бандиты обожают пороки Старого мира, хотя их вполне удовлетворяют и нынешние безграничные возможности насиловать и грабить.

Третий тип персонажей – столь же прекрасно знакомый, хотя и менее распространенный, нежели первые два, – пресыщенный циник. Как и Уайндэм, такие типы слишком много пьют, но, в отличие от Уайндэма, они сильно страдают от внутренней опустошенности. Уайндэм, разумеется, тоже страдает, но от чего бы он ни страдал, можно с уверенностью сказать, что это не внутренняя опустошенность.

Впрочем, мы обсуждали детали.

Уайндэм сделал все, что делают люди, обнаружив, что кто-то из их близких умер. Он поднял трубку и набрал 911. Однако, судя по всему, что-то случилось с линией – на другом конце провода никто не ответил. Уайндэм глубоко вдохнул, перешел в кухню и попытался дозвониться с параллельного аппарата. И снова ничего не получилось.

Причина, разумеется, заключалась в том, что наступил конец света, и все те люди, в чьи обязанности входило отвечать на звонки, были мертвы. Если вам так будет легче, попытайтесь представить, что их смело приливной волной – именно это случилось с тремя тысячами пакистанцев во время шторма в шестидесятом. (То есть вы, конечно, понимаете, что, строго говоря, с операторами, которые должны были ответить на вызов Уайндэма, произошло не совсем то, но самое важное здесь, что в один миг они были живы, а в следующий – уже мертвы. Как и жена Уайндэма.)

Уайндэм оставил телефон в покое.

Он вернулся в спальню. Минут пятнадцать неумело делал жене искусственное дыхание рот в рот, потом отказался к от этой попытки. Пошел в спальню дочери (ей было двенадцать, ее звали Эллен). Обнаружил, что она лежит на спине, рот у нее чуть приоткрыт. Он протянул руку, чтобы разбудить ее, – Уайндэм собирался сказать ей о том, что случилось ужасное, что ее мама умерла, – однако обнаружил, что ужасное случилось и с ней тоже. На самом деле тот же самый кошмар.

Уайндэм ударился в панику.

Он выбежал на улицу, где на горизонте уже разливался алый свет зари. У соседей работала автоматическая система полива, разбрызгиватели пофыркивали в тишине, и когда Уайндэм помчался через их лужайку, он ощутил у себя на лице брызги, похожие на прикосновение прохладных рук. Потом, продрогший, он стоял на соседском крыльце, колотя в дверь обеими руками, крича что-то.

Прошло какое-то время – он не знал, сколько, – и его охватило жуткое спокойствие. Не было слышно ни звука, если не считать шума разбрызгивателей, из которых в свете уличных фонарей на углу вздымались сверкающие арки водяной пыли.

И тут ему было видение. Никогда еще он не испытывал ничего, столь похожего на божественное откровение. В своем прозрении он видел дома предместья, безмолвно вытянувшиеся перед ним. Видел безмолвные спальни. В них видел свернувшихся под простынями людей, тоже безмолвных, которые уже никогда не проснутся.