Текст книги "Апокалипсис"
Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин
Соавторы: Орсон Скотт Кард,Кори Доктороу,Джин Родман Вулф,Джек Макдевит,Паоло Бачигалупи,Джон Джозеф Адамс,Нэнси (Ненси) Кресс,Элизабет Бир,Дейл Бейли,Кэрол Эмшвиллер
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Лучшее: Апокалипсис
Предисловие
Голод. Смерть. Война. Чума. Четыре всадника библейского апокалипсиса – Армагеддона, вестники конца света. В научной фантастике, как правило, сценарий гибели мира более специфичен: ядерная война, биологический катаклизм (в том числе и в результате военного конфликта планетарного масштаба), экологическая, геологическая или космическая катастрофа. Но каким бы ни был механизм уничтожения человеческой цивилизации, всегда есть выжившие; их судьбы и лежат в основе многообразия тем постапокалиптической НФ.
Впервые к данному направлению обратилась родоначальница научной фантастики и создательница «Франкенштейна» Мэри Шелли, написав в 1826 году роман «Последний человек» («The Last Man»), поэтому, по сути, постапокалиптика как поджанр столь же стара, как и сама НФ. Но, несмотря на прочную связь с последней, она всегда выходила далеко за привычные границы жанра. Произведения, уже ставшие классикой постапокалиптической фантастики: «Увы, Вавилон» («Alas, Babylon», 1960) Пэта Фрэнка, «На берегу» («Оп the Beach», 1957) Невила Шюта и «Земля без людей» («Earth Abides», 1949) Джорджа Стюарта, – были выпущены в рамках мейнстрима. Сегодня данную традицию возрождают такие авторы, как Кормак Маккарти, чей суровый постапокалиптический роман «Дорога» («The Road», 2007) стал не только бестселлером и выбором Книжного клуба Опры (Oprah Book Club), но и удостоился Пулитцеровской премии.
Однако существуют и классические иаучно-фантастические произведения на постапокалиптическую тему, среди которых особое место занимает роман «Страсти по Лейбовицу» («А Canticle for Leibowitz», 1960) несомненного короля поджанра Уолтера Миллера-младшего. Кроме того, стоит отметить «Долгое завтра» («The Long Tomorrow», 1955) Ли Брэкетт, «Смерть травы» («No Blade of Grass», 1956) Джона Кристофера и недооцененную в свое время работу Уилсона Такера «Долгая громкая тишина» («The Long Loud Silence», 1952). И перечислять можно еще долго…
Постапокалиптическая НФ получила широкое признание после Второй мировой войны, и здесь значительную роль сыграло применение атомной бомбы, явившей миру свою ужасающую, опустошительную мощь. А во времена холодной войны, когда угроза ядерного конфликта казалась реальной, как никогда, поджанр достиг вершины популярности.
Но когда пала Берлинская стена, одновременно снизилась и востребованность постапокалиптики. Если вы посмотрите на страницу с копирайтами, то заметите, что из всех представленных в сборнике рассказов лишь два были написаны в 90-е годы XX столетия и более чем половина впервые опубликована уже в новом тысячелетии. Так почему же мы говорим о возрождении жанра? Не потому ли, что нынешняя межгосударственная политика по настроениям напоминает холодную войну? Во времена бесконечных военных конфликтов и мировой нестабильности гораздо проще представить опустошенную планету и жалкие остатки цивилизации, которую человек уничтожил собственными руками.
Но возможно, здесь кроется нечто большее? Чем притягивают нас мрачные пейзажи, на фоне которых разворачиваются постапокалиптические сюжеты? На мой взгляд, причина очевидна: нас влечет жажда приключений, волнующее кровь ожидание открытий, неизведанные, новые горизонты. Это возможность начать все с нуля, с чистого листа, увидеть, каким может стать мир без доступных сегодня знаний и технологий.
Пожалуй, наиболее точно вновь вспыхнувший интерес к жанру объясняет цитата из повести Джона Варли «Телефонная книга Манхэттена (краткое издание)» («The Manhattan Phone Book (Abridged)», 1984):
«Все мы любим истории на тему „после того, как взорвали бомбу“. В противном случае их не было бы так много. Есть в этом что-то манящее: человечество погибло, горстка выживших бродит по опаленным просторам, дерется за консервированную свинину и бобы, воюет с мародерами. Жутко? Да. Мы скорбим о погибших миллиардах? Несомненно. Но какая-то частица нас жаждет оказаться среди этих кочующих оборванцев, чтобы получить шанс начать все сначала».
Втайне мы верим, что уцелеем. Все умрут, а мы спасемся. Вот в чем суть всех этих историй «после того, как взорвали бомбу».
Впрочем, могут быть и другие мнения. Прочтите антологию и сделайте собственный вывод.
Представленные здесь рассказы не о бродяжничестве, драках за еду или борьбе с мародерами, о которых говорит Варли. Это истории о буднях выживших, разворачивающие панораму научных, психологических, социологических и физиологических изменений, которые повлек за собой апокалипсис.
Вы не найдете в сборнике рассказов, посвященных жизни людей после завоевания планеты пришельцами или восстания зомби. Оба сценария, несомненно, относятся к постапокалиптике, но я посвящу этим темам отдельные антологии.
А пока представляю вашему вниманию двадцать один апокалиптический сюжет. Некоторые надуманны и неправдоподобны, другие вполне реалистичны и легко вообразимы. Какие-то откровенно кокетничают с устоями фантастического жанра. Прочие посягают на территорию хоррора. Но в основе каждого один и тот же вопрос: «Что с нами будет после гибели известного нам мира?»
Джон Джозеф Адамс
Орсон Скотт Кард
Работы по спасению имущества
Бестселлер «Игра Эндера» («Ender's Game») принес Орсону Скотту Карду премии «Хьюго» и «Небьюла». «Голос тех, кого нет» («Speaker for the Dead»), роман-продолжение, был удостоен тех же наград. Таким образом, Орсон Скотт Кард является единственным на сегодняшний день фантастом, два года подряд получавшим две самые престижные премии. Кроме того, писатель восемь раз становился лауреатом премии журнала «Locus», получал Всемирную премию фэнтези и множество других наград.
Помимо работ, посвященных вселенной Эндера, Кард создал десятки романов, среди которых книги из циклов «Сказания о Мастере Элвине» («The Tales of Alvin Maker») и «Возвращение домой» («Homecoming»). Перу Карда принадлежат более восьмидесяти рассказов, объединенных в семь сборников, самым известным из которых является «Карты в зеркале» («Maps in a Minor»).
В рассказе «Работы по спасению имущества», одном из первых постапокалиптических произведений писателя, он открыто демонстрирует свою религиозную позицию. Рассказ относится к историям о Мормонском море. Впереговые он был опубликован в «Isaac Asimov's Science Fiction Magazine» и позже включен в цикл «Люди на краю пустыни» («Folk of the Fringe»), действие которого разворачивается на просторах постапокалиптического государства Дезерет. Здесь, у затопленного Большого Соленого озера, тем, кто спасся, остается полагаться лишь на свою веру и друг на друга, чтобы выжить и возродить цивилизацию.
У паромной переправы начинался такой крутой подъем, что грузовик никак не мог разогнаться. Включив пониженную передачу, Дивер вздрогнул, услышав скрежет шестерней. Звук был такой, словно не колеса, а шестерни коробки передач катились по гравию. Двигаясь по просторам Невады, он все время мучился с коробкой передач, и если бы паром из Вендовера не помог Диверу преодолеть эти последние мили по Мормонскому морю, ему пришлось бы совершить длительный пеший марш. Но, к счастью, все обошлось, и это был хороший знак. На некоторое время Дивер подчинился воле обстоятельств.
Механик хмуро смотрел, как Дивер со скрежетом въехал на грузовой склад.
– Ты же уделал сцепление, парень.
Дивер выпрыгнул из кабины.
– Сцепление? А что это такое?
Механик даже не улыбнулся.
– Ты что, не заметил, что у тебя накрылась трансмиссия?
– Всю дорогу по Неваде механики предлагали ее отремонтировать, но я говорил им, что могу это доверить только вам.
Механик посмотрел на него как на психа.
– Во всей Неваде нет ни одного механика.
«Если бы ты не был так туп, – подумал Дивер, – то понял бы, что я шучу. Эти пожилые мормоны такие прямые, что у них даже распрямились все извилины, во всяком случае у некоторых из них». Но Дивер ничего этого не сказал, а лишь улыбнулся.
– Этому грузовику придется здесь постоять несколько дней, – сказал механик.
«Мне везет, – подумал Дивер. – У меня как раз есть кое-какие дела».
– А сколько именно дней, как вы считаете?
– Через три дня я тебя отпущу.
– Меня зовут Дивер Тиг.
– Иди к диспетчеру, он выпишет тебе деньги.
Подняв капот, механик принялся за свою обычную работу, а ребята со склада стали разгружать старые стиральные машины, холодильники и прочий хлам, который Дивер подобрал во время своей поездки. Дивер просунул данные о пробеге в окошечко, и диспетчер выдал ему деньги.
Семь долларов за пять дней езды, за загрузку хлама, ночевки в кабине и питание тем, что давали фермеры. Это было больше того, что могли заработать многие другие, зато никакой перспективы. Спасение имущества раньше или позже закончится. Наступит день, когда Дивер подберет последнюю оставшуюся от прежних времен посудомоечную машину и останется без работы.
Но Дивер Тиг не собирался покорно ждать, когда придет этот момент. Он знал место, где есть золото, и целыми неделями обдумывал, как его заполучить. И если Лехи, как и обещал, достал водолазное снаряжение, то завтра утром они провернут небольшую левую операцию по спасению имущества. Если им повезет, они вернутся домой богатыми.
Ноги Дивера одеревенели после долгого сидения в кабине, но он довольно быстро их размял, пробежав несколько коридоров Центра по спасению имущества. Перепрыгивая через две-три ступеньки, он летел по лестнице, которая вела в холл. Приблизившись к двери с надписью «МАЛЫЙ КОМПЬЮТЕР ЦЕНТРА СПАСЕНИЯ ИМУЩЕСТВА», он с силой толкнул ее и ворвался в помещение.
– Эй, Лехи! – крикнул он. – Время пошло!
Лехи Маккей не обратил на него никакого внимания. Он сидел и дергался, уткнувшись в телеэкран, который лежал у него на коленях.
– Не делай этого, а то ослепнешь, – посоветовал Дивер.
– Заткнись ты, рожа.
Лехи даже не отвел глаз от экрана. Он нажал кнопку и двинул рычаг, выступавший из черного корпуса. Разноцветная капля на экране взорвалась и разделилась на четыре капли поменьше.
Я получил три дня отгула на время ремонта трансмиссии моего грузовика, – сказал Дивер. – Так что завтра отправляемся в экспедицию к Храму.
Лехи накрыл последнюю каплю, но на экране появились новые.
– А это и вправду забавно, – заметил Дивер, – словно метешь, метешь улицу, а на ней снова и снова появляется лошадиное дерьмо.
– Это «Атари». Старинная игра. Шестидесятых или семидесятых годов. Нет, восьмидесятых. С этими каплями трудно справиться, ведь это всего лишь восьмибитная игра. Ее нашли в Логане. Столько лет это дерьмо пролежало у кого-то на чердаке и до сих пор фурычит.
– Те ребята, в доме которых её нашли, наверное, и не подозревали о ее существовании.
– Наверное.
Дивер наблюдал за игрой. На экране снова и снова повторялось одно и то же.
– Сколько может стоить такая штуковина?
– Много. Пятнадцать, а может, и двадцать баксов.
– Тебя еще не тошнит от этой игры? Я прихожу и что же вижу? Сидит Лехи Маккей и точь-в-точь, как это делали в стародавние времена, трясет башкой, отгоняя всякого, кто к нему пришел. А ведь те ребята, что когда-то играли в эту игру, не получали от нее ничего, кроме головной боли. Ведь она только замусоривает мозги.
– Умолкни, я пытаюсь сосредоточиться.
Игра наконец закончилась. Лехи поставил черный ящик на место, выключил аппарат и встал.
– У тебя все готово к завтрашним подводным работам? – спросил Дивер.
– Хорошая игра. Должно быть, в прежние времена развлечения занимали уйму времени. Мама говорит, что раньше детей до шестнадцати лет нельзя было даже брать на работу. Такие тогда были законы.
– Жаль, что ты родился слишком поздно, – сказал Дивер.
– Да уж.
– Послушай, Лехи, ты даже не научился отличать дерьмо от конфеты. Ты ведь еще путаешь божий дар с яичницей.
– Не говори так, иначе нас обоих вышвырнут отсюда.
– Мне-то не надо следовать школьным правилам, ведь я закончил шесть классов. Мне девятнадцать, и я уже пять лет живу сам по себе.
Вытащив из кармана свои семь долларов, он помахал ими перед носом у Лехи и небрежно сунул обратно.
– У меня все о'кей, и я могу говорить все, что захочу. Думаешь, я боюсь епископа?
– Епископ меня не страшит. Я ведь даже в церковь-то хожу только ради мамы. Терпеть не могу все это дерьмовое сюсюканье.
Лехи расхохотался, но Дивер заметил, что собственные слова его немного испугали. «К шестнадцати годам, – подумал Дивер, – он подрос и стал достаточно сообразительным, но в душе так и остался маленьким ребенком. Он не понимает, что значит быть мужчиной».
– Скоро здесь будет дождь.
– Здесь всегда дождь. Как по-твоему, какого черта вода в озере все время прибывает? – Лехи ухмыльнулся, отключая аппаратуру, которая стояла на стеллаже.
– Я имел в виду Лоррейн Уилсон[1]1
Здесь: игра слов: rain (англ.) – дождь и сокращение Raine от женского имени Lorraine.
[Закрыть].
– Я знаю, что ты имел в виду. Она взяла свою лодку?
– Да, а еще она захватила с собой набор буферов средних размеров. – Дивер потер руки. – Их нужно немного помять.
– Почему ты все время говоришь непристойности? С тех пор как ты, Дивер, стал работать на грузовике, твой рот превратился в помойку. Да и вообще ее фигура больше похожа на мешок.
– Что ты хочешь, ведь ей почти пятьдесят.
Диверу показалось, что Лехи уклоняется от разговора. А это могло означать, что он опять не выполнил порученное ему задание.
– Ты можешь достать водолазное снаряжение?
– Я его уже достал. А ты-то думал, что я буду вешать тебе лапшу на уши? – Лехи снова ухмыльнулся.
– Ты? Будешь вешать лапшу на уши? Да я тебе полностью доверяю.
Дивер направился к двери. Он слышал, как за его спиной Лехи отключил еще несколько приборов. В этом помещении расходовалась уйма электроэнергии, и это было неудивительно, ведь Центру постоянно требовались данные компьютеров, а компьютеры можно было получить, только разыскивая брошенное имущество. Но когда Дивер видел, как одновременно работают все эти электроприборы, он невольно начинал размышлять о собственном будущем. О всех тех машинах (абсолютно новых), которые он всегда хотел иметь, и об энергии, которая им потребуется, об одежде, которую еще никто не надевал, о собственной лошади и повозке и даже о легковом автомобиле. Может быть, именно он станет тем самым парнем, который возродит производство легковых автомобилей. Но эти дурацкие игры по размазыванию капель были ему совсем не нужны.
– Все это никчемное дерьмо осталось в прошлом.
– О чем ты говоришь? – спросил Лехи.
Все твои компьютерные штучки остались в прошлом.
Этого было достаточно для того, чтобы Лехи, как всегда, завелся. Услышав позади себя его лепет, Дивер злорадно ухмыльнулся, понимая, что сильно задел парня. А Лехи твердил, что, мол, теперь компьютеры используются гораздо лучше, чем прежде, и что именно благодаря компьютерам все работает, и так далее и тому подобное. Это было очень мило, Диверу всегда нравилась пылкость, с которой паренек отстаивал свою точку зрения. Всякий раз он спорил с таким жаром, как будто от этого зависела судьба мира. Но Дивер-то знал истинное положение дел. Цивилизация погибла, ее больше нет, и все, что от нее осталось, уже не имеет никакого значения. Так что все это дерьмо можно утопить в озере. Выйдя из Центра, они пошли вдоль сохранившейся от прежних времен стены. Далеко внизу лежала гавань – небольшой кружок воды, у края которого прилепился Бингем-Сити. Когда-то там добывали медь открытым способом, но после наводнения был прорыт канал, и вода заполнила карьер. Так что теперь на острове Оквирр, который лежал посреди Мормонского моря, была прекрасная гавань. Здесь вовсю дымили фабрики и никто не жаловался на ужасную вонь.
Множество людей спускалось вместе с ними по грязной дороге, резко уходившей вниз, к гавани. В самом Бингем-Сити никто не жил – сюда лишь приезжали на работу. Производство здесь было круглосуточным, работали посменно. Лехи тоже работал посменно. Он и его семья жили за Иорданским проливом, на Вышегоре. Хуже места для проживания трудно себе представить. Выбраться оттуда можно было только на пароме в пять утра, а возвращаться домой приходилось в четыре часа дня тем же видом транспорта. Лехи предложили после работы приходить на пару часов в школу, но Дивер счел это глупостью и постоянно отговаривал Лехи. Он был убежден в том, что, отнимая слишком много времени, школа мало что дает и является пустым делом. Вот и сейчас продолжалась эта дискуссия.
Мне надо ходить в школу, – сказал Лехи.
Скажи-ка мне, сколько будет два плюс два, неужели ты этого еще не знаешь?
– Ну хватит тебе.
– Вполне достаточно четырех классов, а дальше учиться ни к чему.
Дивер слегка толкнул своего собеседника. Обычно Лехи отвечал ему тем же, но на этот раз удара не последовало.
– Пойди-ка попробуй получить нормальную работу без свидетельства об окончании шести классов. А у меня оно уже почти в кармане.
Они подошли к парому. Лехи вытащил свой пропуск.
– Так ты завтра идешь со мной или нет?
Лехи скорчил гримасу:
– Я не знаю, Дивер. Ведь могут арестовать уже за то, ты там просто шляешься. Глупо так рисковать. Говорят, что в этих старых небоскребах происходят совершенно невероятные вещи.
– Мы не будем заходить в небоскребы.
– А там, куда ты намерен проникнуть, Дивер, даже еще более невероятные. Я не хочу туда идти.
Ну да, ангел Морония[2]2
Мороний – в Книге Мормона последний нефийский пророк и полководец, который жил в Северной Америке в конце IV – начале V в. Считается, что после смерти Мороний был воскрешен и стал ангелом.
[Закрыть], наверное, только и ждет того, чтобы выскочить и погрозить тебе пальцем.
– Не говори так, Дивер.
Дивер стал его щекотать. Лехи с хохотом попытался увернуться.
– Прекрати, урод! Хватит. Вообще-то статуя Морония была перенесена на монумент Соленого озера, который находится на вершине горы. И он постоянно охраняется.
– Во всяком случае, эта статуя покрыта листами золота. Говорю тебе, там внизу, в Храме, эти старые мормоны спрятали тонны золота. Оно только и ждет человека, который не побоится призрака Многоженца Янга[3]3
Бригем Янг (1801–1877) – американский религиозный деятель, организатор переселения мормонов в район Большого Соленого озера и строительства Солт-Лейк-Сити. Был женат на 50 женщинах.
[Закрыть] и…
– Заткнись, сопляк, понял? Нас могут услышать! Оглянись, мы не одни!
И это было сущей правдой. Некоторые из присутствующих внимательно на них смотрели. Впрочем, Дивер уже давно заметил, что пожилым людям нравится наблюдать за молодежью. Видно, это помогало старым пердунам смириться с тем, что они выброшены на обочину жизни. Они словно говорили: «Ладно, пусть я скоро умру, но я, по крайней мере, не такой идиот, как ты». Дивер же, глядя прямо на женщину, не сводившую с него глаз, бормотал: «Ладно, я идиот, но по крайней мере я не умру».
– Послушай, Дивер, ты всегда это говоришь там, где тебя могут услышать?
– Да, верно.
– Во-первых, Дивер, они еще не скоро умрут. Во-вторых, ты, несомненно, идиот. И в-третьих, уже подошел паром. – Лехи слегка ткнул Дивера в живот.
В притворной агонии Дивер перегнулся пополам.
– Эй, вы только посмотрите, как неблагодарен этот малец! Я отдал ему последний кусок хлеба и вот что получаю взамен.
– Никто не говорит с таким акцентом, Дивер! – крикнул Лехи.
Паром уже отошел от берега.
– Завтра в полшестого! – крикнул Дивер.
– Не пудри мне мозги, ты никогда не встанешь в полпятого…
Однако шум, производимый паромом, фабриками и грузовиками, заглушил конец фразы. Впрочем, Дивер догадывался, чем она могла закончиться. Несмотря на свои шестнадцать лет, Лехи был отличным парнем. Дивер знал, что, когда женится, его жене обязательно понравится Лехи. А будущей жене Лехи понравится Дивер. По-другому и быть не могло, ведь в противном случае ей придется поискать другого мужа. Домой, в Форт-Дуглас, он поехал на трамвае. Потом пошел пешком к старым баракам, в одном из которых Рейн разрешила ему остановиться. Судя по всему, здесь когда-то было складское помещение, а теперь она хранила и нем швабры и моющие средства, но места вполне хватило и для того, чтобы поставить койку. Здесь было не особенно просторно, но зато Дивер жил на острове Окнирр и в то же самое время находился не слишком близко от вонючих, задымленных и шумных фабрик. Здесь он мог, по крайней мере, выспаться, и это было главное, поскольку большую часть времени он проводил за рулем грузовика.
Вообще-то, эту комнату нельзя было назвать домом. Скорее, домом Дивера было помещение, в котором обитала Рейн. Именно здесь, в дальней части бараков, продуваемой сквозняками, эта коренастая неряшливая женщина вдоволь обеспечивала его хорошей пищей. Именно туда он сейчас и держал путь. Войдя прямо на кухню, он так напугал ее, что она завопила и как следует отругала его за это и за то, что он не вытер ноги и везде наследил. Позволив ему схватить кусочек яблока, она набросилась на него, отчитывая за то, что он не может подождать ужина.
Бесцельно слоняясь в ожидании ужина, он заменил лампочки в пяти комнатах. Каждая ютившаяся здесь семья занимала не более двух комнат, и, как правило, им приходилось по очереди пользоваться немногочисленными кухнями. В некоторых комнатах Диверу приходилось видеть совсем неприглядные картины: семейные сцены в них прекращались лишь на тот короткий период, пока он менял лампочки, но иногда не наблюдалось даже такого перемирия. В других комнатах все было нормально, и, несмотря на тесноту, люди прекрасно уживались друг с другом. Дивер был убежден в том, что его семью следует отнести именно к таким счастливым семьям. Ведь если бы имел место какой-нибудь скандал, он бы его не забыл.
После ужина Рейн и Дивер везде выключали свет на то время, пока она слушала старый проигрыватель, который Дивер выпросил у Лехи. На самом деле никто этого от них не требовал, но оба считали, что не стоит зря расходовать электричество. Однако по первому требованию они снова включали свет.
Рейн хранила несколько записей времен ее молодости. Все эти песни были очень ритмичными, и норой она вставала и двигалась в такт музыке. Дивер не понимал, в чем смысл этих странных коротких танцев, до тех нор, пока не представил ее в образе молодой, гибкой девушки и не вообразил, каким могло быть в те времена ее тело. Представить себе это было нетрудно, так как об этом говорили ее глаза и постоянная улыбка. Но движения выявляли то, что было скрыто годами потребления пищи, изобилующей крахмалом, и длительного отсутствия физических нагрузок.
Затем Дивер, как всегда, стал вспоминать о девушках, которых он видел из кабины грузовика, проезжая мимо полей, где они трудились, не разгибая спины. Услышав шум приближающегося автомобиля, девушки выпрямились и стали махать ему руками. Впрочем, грузовик Центра по спасению имущества всегда так приветствовали. Для некоторых людей это была единственная штуковина с мотором, которая когда-либо мимо них проезжала. Для них этот грузовик был единственным напоминанием о существовании древних машин. Все тракторы и вся электроэнергия были направлены на освоение новых пахотных земель, тогда как старые постепенно умирали. Фактически эти девушки приветствовали одно из последних воспоминаний о былой цивилизации. От этих мыслей Диверу стало грустно, а он не переносил грусть. «Все эти люди, – подумал он, – цепляются за прошлое, которого никогда не было».
– Его никогда не было, – громко сказал Дивер.
– Нет, оно было, – прошептала Рейн. – Девушки просто хотят веселиться, – бормотала она, повторяя слова песни. – Когда я была девушкой, я ненавидела эту песню. А может быть, ее ненавидела моя мама.
– Ты тогда тоже жила здесь?
– Нет, в Индиане, – ответила она. – Это один из штатов на востоке.
– Вы тоже стали беженцами?
– Нет, мы переехали сюда, когда мне было шестнадцать или семнадцать, точно не помню. Всякий раз, когда в мире начинают происходить страшные вещи, начинается и массовый возврат мормонов домой. А здесь, несмотря ни на что, всегда был их дом.
Музыка закончилась. Рейн выключила проигрыватель и включила свет.
– Лодка полностью заправлена бензином? – спросил Дивер.
– Ты ведь не хочешь туда ехать, – сказала она.
Если там, под водой, есть золото, я хочу его достать.
– Дивер, если бы там было золото, его бы забрали еще до того, как оно было затоплено. Ведь все знали о том, что придет вода. Мормонское море образовалось не в результате внезапного наводнения.
– Если его там нет, тогда о чем же здесь все шепчутся? И почему Озерный патруль не пропускает туда людей?
– Я не знаю, Дивер. Может быть, потому, что многие считают это место священным.
Дивер уже привык к таким разговорам. Рейн никогда ре ходила в церковь, но говорила как настоящий мормон, впрочем, любой так заговорит, если задеть его за живое. Диверу не нравилась эта показная религиозность.
– Выходит, что ангелам нужна защита полиции?
– В прежние времена, Дивер, мормоны всегда уделяли этому большое внимание. – Рейн села на пол прямо под окном, прислонившись спиной к стене.
– Ну теперь-то все изменилось. У них есть другие храмы, верно? Сейчас они строят еще один в Зарахемле, разве не так?
– Не знаю, Дивер. Этот Храм находится здесь, и он всегда был главным. – Повернувшись на бок, она опустила голову на согнутую в локте руку и перевела взгляд на пол. – Этот Храм по-прежнему здесь.
Дивер увидел, что выражение ее лица становится все более мрачным. Она и вправду была чем-то опечалена. Так случалось со многими людьми, которые еще помнили прежние времена. Эта печаль напоминала какую-то неизлечимую болезнь. Но Дивер знал, что она поддается лечению. Во всяком случае, в отношении Рейн.
– А это правда, что они убивали там людей?
Вопрос попал точно в цель. От ее меланхолии не осталось и следа. Она буквально прожгла его взглядом.
– Так вот о чем вы, дальнобойщики, треплетесь целыми днями.
Дивер ухмыльнулся:
– Кое-что рассказывают. Например, то, что людей разрезают на куски, если они говорят, где спрятано золото.
– Ты же знаешь всех местных мормонов, неужели ты и вправду думаешь, что мы разрезали бы человека на куски только за то, что он выдал наши секреты?
– Не знаю. Все зависит от того, какие секреты, не так ли? – Он сидел на кушетке и, подложив под себя ладони, слегка подпрыгивал.
Он заметил, что Рейн, вопреки своей воле, действительно немного разозлилась. «Теперь она продолжит игру, – подумал он, – и будет притворяться, что разгневана». Она снова села, дотянулась до подушки и запустила ею в Дивера.
– Нет! Нет! – заорал он. – Не разрезайте меня на куски! Не отправляйте меня на корм рыбам!
Подушка попала в цель, и Дивер стал притворяться, что умирает.
– Вот только не надо этим шутить, – сказала она.
– Чем не надо шутить? Ты ведь больше не веришь в это старое дерьмо. И никто в него не верит.
– Может быть, и не верю.
– Ведь нам говорили, что Иисус снова придет, верно? Повсюду падали атомные бомбы, а нам говорили, что Он придет.
– Пророк сказал, что в нас слишком много злобы. Он не приходил, потому что мы слишком любили вещи этого мира.
– Ну ладно, значит, выходит, что Он шел-шел, но так и не пришел, верно?
– Может быть, Он еще придет, – сказала она.
– Никто в это не верит, – возразил Дивер. – Мормоны – это всего лишь правительство, вот и все. В каждом городе судьей выбирают епископа, правильно? Мэром всегда является председатель старейшин. Это всего лишь правительство, это политика. Никто больше ни во что не вериг. Зарахемла – это столица, а не священный город.
Дивер не мог ее видеть, потому что лежал на спине. Не услышав ответа, он встал и посмотрел на нее. Рейн стояла у раковины, прислонившись к кухонному столу. Подкравшись к ней сзади, он решил ее пощекотать, но что-то в ее позе заставило его изменить свои намерения. Приблизившись, он увидел, что по ее щекам текут слезы. Это было какое-то безумие. Все эти люди из прошлого, видно, совсем спятили.
– Я лишь дразнил тебя, – сказал он.
Она кивнула.
– Ведь это лишь часть прошлого. Ты знаешь, как я к нему отношусь. Если бы я что-нибудь помнил, то, может быть, мое отношение к прошлому было бы другим. Иногда я жалею, что ничего не помню.
Но это была ложь. Он никогда не жалел о том, что ничего не помнил о прежних временах, и вообще не любил все эти воспоминания. К тому же Дивер мало что мог вспомнить, даже если бы очень захотел это сделать. Самым давним воспоминанием, которое еще осталось в его памяти, было то, как он скакал на лошади, сидя за спиной какого-то мужчины, от которого сильно пахло потом. Они всё скакали и скакали. А потом были все эти уже не столь отдаленные события; учеба в школе, переходы от одних приемных родителей к другим, последний, очень напряженный год в школе и устройство на работу. Но ни одно из этих воспоминаний не наводило на него ностальгической тоски. Он просто прошел через все это, и его никогда не тянуло ни к одному из тех мест, где он когда-то бывал. Возможно, исключением было лишь его нынешнее место обитания. Сюда его тянуло.
– Извини, – произнес Дивер.
– Все нормально, – ответила она.
– Ты еще не раздумала отвезти меня туда?
– Я же сказала, что отвезу, разве нет?
Поскольку в ее голосе звучало раздражение, он успокоился и решил, что ничего страшного не произойдет, если он еще немного ее подразнит.
– Как ты думаешь, сможет, пока мы будем там заниматься своими делами, начнется второе пришествие, а? Если ты так считаешь, то я надену галстук.
Она улыбнулась и, повернувшись к Диверу лицом, оттолкнула его.
– Иди спать.
– Рейн, завтра я поднимусь в полпятого, а потом ты станешь девушкой, которая хочет веселиться.
– Не думаю, что в этой песне имелась в виду утренняя поездка на лодке.
Она принялась за мытье посуды, а он удалился в свою каморку.
В пять тридцать Лехи, как и договаривались, ждал их в условленном месте.
– Даже не верится, – воскликнул он, – я думал, вы опоздаете!
– Хорошо, что ты пришел вовремя, – сказал Дивер, – ведь если бы ты не пошел с нами, то тебя бы не уволили.
– Послушай, Дивер Тиг, никакого золота мы не найдем.
– Тогда зачем ты идешь со мной? Не пудри мне мозги, Лехи, ты ведь прекрасно знаешь, что твое будущее за Дивером Тигом. Ты ведь не хочешь от него отставать, верно? Где водолазное снаряжение?
– Я не приносил его домой, Дивер. Неужто ты думаешь, что мне тогда удалось бы избежать маминых вопросов?
– Она всегда задает вопросы, – ответил Дивер.
– Она обязана их задавать, – сказала Рейн.
– Я не хочу, чтобы все подряд спрашивали о том, что я делаю, – заявил Дивер.
– Никому и не надо спрашивать, – сказала Рейн, – ведь ты всегда сам обо всем рассказываешь, не спрашивая нас, хотим мы слушать или нет.
– Если не хотите слушать, так не надо и спрашивать, – сказал Дивер.
– Не будь таким обидчивым, – бросила Рейн.
– Вы оба постоянно портите мне настроение, причем всегда делаете это неожиданно. Неужели это происходит только потому, что этот Храм сводит вас с ума?
– Я ничего не имею против того, что мать задает мне кучу вопросов. Это нормально.
Между Вышегорой и Бингемом круглосуточно курсировали суда. Им приходилось брать севернее, чтобы потом, сократив расстояние, взять курс на запад, к острову Оквирр. И ночное небо поднимались оранжевые дымы, исходившие от плавильни и литейных заводов. Угольные баржи разгружались и днем и ночью. В широких лучах прожекторов черное облако угольной ныли казалось густым белым туманом.