сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)
Р ука с плеча Казимира внезапно исчезла, и послышался глухой топот ботинок по полу. В темноте вспыхнула и поплыла вокруг его кресла свеча, и от ее яркого света Казимир заморгал. Наконец он разглядел узкое худое лицо с моноклем в глазу.
– Мастер Люкас! – невольно ахнул Казимир.
Бард опустил свечу на стол, и ее свет отбросил на его лицо зловещую тень. Усаживаясь на краешек постели Ториса, Люкас хитро улыбнулся. Его пронзительные глаза в упор рассматривали Казимира.
– Зови меня просто Геркон, – сказал бард. – Этой привилегией пользуются все мои ученики.
– У учеников есть учителя, – сонно пробормотал Казимир. – Учителей нанимают. Кто нанял Геркона Люкаса?
– Жители Гармонии, которым нужен правитель, – с легкой злостью в голосе отозвался Люкас. – Пока у них есть только дитя, которое живет в усадьбе правителя.
– Все правители – дети, нетерпеливые и несмышленые дети, – парировал Казимир, окончательно просыпаясь. – А теперь уходи, Геркон Люкас!
Геркон поднял бровь, выронил монокль и, ловко поймав его налету, стал рассеянно протирать его носовым платком.
– Когда ты проиграл состязание, я слишком быстро покинул тебя. То, как ты развенчал Зона Кляуса и его способы управления, доказывает, что я поторопился. Теперь я не отвернусь от тебя, хотя в качестве правителя Гармонии ты оказался довольно беспомощным.
Казимир двинулся вперед вместе со своим креслом. Его глаза впились в лицо барда, а голос стал похож на рычание зверя.
– Я получил власть по закону, я учредил государственную религию, объявил Кляуса вне закона, обратил его собственность в доход городской казны и распорядился, чтобы его похоронили как нищего бродягу. И все это – за два дня. Я бы не назвал это беспомощностью.
Вокруг глаза Люкаса, того, в котором он держал монокль, образовалась грубая складка кожи. Бард заправил под нее свой стеклянный кружок и слегка прикрыл глаза, скептически глядя на Казимира.
– За два дня ты привел в бешенство аристократов и весь Хармони-Холл. Ты смутил народ, пренебрег своими обязанностями и… – он указал рукой на Ториса, – оставил умирать своего лучшего друга.
Казимир скрипнул зубами.
– Я долго искал его, а потом не отошел ни на шаг от его кровати! Мне плевать на богатых и на Хармони-Холл! Они – всего лишь горстка испорченных и развращенных людей по сравнению с сотнями и тысячами бедняков.
– Ты глуп, Казимир. Богатые – это все! Тебе нужно учиться еще очень многому, – устало сказал Люкас. – Это так. Разве я не прав?
– Какое право имеешь ты, простой бард, поучать меня?
– Глупые люди выбирают себе учителей по их дипломам, – спокойно ответил Люкас, снимая с головы свою широкополую шляпу и небрежно проводя пальцами по полям, – а умные люди выбирают учителей по их урокам.
Бард поднялся и надел шляпу на голову.
– Идем со мной. Мы начнем наши занятия прямо сейчас.
Казимир поглубже уселся в кресло.
– Я не оставлю Ториса.
– Оставить его ты не хочешь, а cпать – можешь? – холодно переспросил Люкас.
Казимир отвернулся, скрестив на груди руки.
– Сегодня он все равно не проснется, Казимир, – продолжил бард неожиданно мягким голосом, в котором не слышно было ядовитой злости. – Уверяю тебя. Если он проснется завтра, когда народ восстанет, он потеряет все.
– Восстанет? – спросил Казимир, садясь прямо.
– Ты должен многому успеть научиться. Пойдем со мной.
В последний раз бросив взгляд на Ториса, который продолжал ровно и спокойно дышать, Казимир выбрался из кресла.
– Я попросил служанку подготовить твой плащ и башмаки, – сказал ему Геркон Люкас.
***
По сравнению с влажным воздухом каменной усадьбы, в лесу к северо-востоку от Гармонии было сухо, а ночной ветер нес с собой разнообразные живые запахи. Широкие листья могучих деревьев густым шатром нависали над головами высокорослого барда и его юного ученика, когда они свернули на оленью тропу и двинулись по ней. Геркон Люкас показывал дорогу, и Казимир удивлялся, как легко и изящно его широкополая шляпа минует низко нависшие над тропой переплетенные ветви.
Шагая следом за Герконом Люкасом, Казимир с любопытством его разглядывал. Бард уверенно ориентировался в ночном лесу и, казалось, нисколько не боялся ночных тварей. В Гармонии всем и каждому были известны жуткие истории о стаях оборотней-волколаков, которые охотились за неосторожными путниками буквально у городских стен. Люкас же либо беспечно пренебрегал опасностью, либо действительно ничего не боялся.
"Может быть, он не верит в вервольфов, – подумал Казимир с капризной улыбкой. – Что же, я мог бы показать ему одного такого зверя прямо сейчас”.
Одновременно с этой мыслью пришла и вторая: Казимир почему-то знал, что никогда не решится напасть на Люкаса. Правда, он не очень любил черноусого певца, но в то же время питал к нему немалое уважение. Он держал себя так, как никто из людей, которых Казимир когда-либо встречал. Своим волчьим нюхом Казимир мгновенно чувствовал страх и неуверенность, и все без исключения – Кляус, Густав, Юлианна, Торис – одни больше, другие меньше, но источали этот волнующий запах. Люкас был совсем другим. От него исходил запах довольства, уверенности, здравомыслия и мрачной силы. Бард был первым человеком, которого Казимир встречал, кому было уютно в его человечьей шкуре.
Достигнув небольшой, устланной листьями поляны, Геркон остановился. Казимир, отводя от лица листья разросшегося папоротника, встал рядом с ним. Люкас, словно позабыв о своем воспитаннике, вслушивался в шорохи ночного леса.
После недолгого молчания Казимир спросил:
– Что-нибудь слышишь?
– Тише! – откликнулся Люкас, поднося палец к губам. Глаза его бессмысленно блуждали по темным кружевам листвы над головой. Потом Казимир увидел на его лице улыбку, словно неслышный голос прошептал ему на ухо что-то веселое.
Неожиданно бард выпрямился, с шумом втягивая в легкие сухой прохладный воздух. Взгляд его упал на сумрачное лицо Казимира.
– Весть о неумелом правителе Гармонии достигла даже Скульда, – заметил он.
– Ты привел меня в лес, чтобы сказать это? – отозвался Казимир не слишком любезно. – Я уже укрепился на троне и…
– Казимир, Казимир… – прервал его бард, укоризненно качая головой и похлопывая юношу по спине.
– Твое правление обречено, что бы ты ни решил, как бы ты ни решил и почему бы… Юлианна рассказала мне о том, как ты собираешься воевать с трущобами. Ты собираешься править с отеческой заботой и добротой, заботясь о подданных, словно о собственных детях.
– Сомневаюсь, что у меня это получится. Я имею в виду – быть отцом… В конце концов, я рос сиротой, – с насмешкой отозвался Казимир. – Однако предположим, что у меня все получится. Что же в этом плохого?
– Отец воспитывает детей, чтобы они сбросили его с престола, – без раздумий сказал Люкас. – Большинство детей проделывают это пассивно, годами скрывая свое недовольство в надежде на наследство. Некоторые предпочитают действовать активно, убивая своего родителя и захватывая его земли.
Люкас ненадолго замолчал, окидывая Казимира задумчивым взглядом.
– В любом случае сыновья вырастают и устраняют своего отца. Неужели ты хочешь, чтобы жители Гармонии поступили с тобой подобным образом?
– Но это глупо.
– Неужели? – переспросил Люкас. – Неужели ты еще не понял, Казимир? Ты будешь обращаться с бедняками как с маленькими детьми, стараясь облегчить их жребий, снабжая их деньгами, давая им знания и надежду. Одновременно ты отказываешься обращать вниманию на аристократов из Хармони-Холла, ведешь себя с ними, словно с неуклюжими подростками, подталкивая их к независимому существованию. Всех своих сирот ты отвел в храм Милила и поставил над ними жреца, а ведь он тоже станет соперничать с тобой, добиваясь большей власти и влияния. Если тебя не прикончат аристократы, то это сделают восставшие бедняки. А уж если по странному капризу судьбы и те и другие замешкаются, то тебя убьют священники – жрецы бога Милила, – после чего ты, конечно, будешь причислен ими к лику святых.
– Поэтому я не должен быть своим подданным отцом, – ядовито парировал Казимир – Я должен стать их матерью, дядей, соседом, продавцом из рыбной лавки, галантерейщиком или шутом…
– Тихо! – воскликнул Люкас, раздраженно тряся головой. – Ты должен править своими подданными так, как хищник правит своей жертвой.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Казимир. – Я что, должен за ними охотиться и пожирать их?
– Совершенно верно, – подтвердил Люкас коротко кивнув. – Хищник почти никогда не страдает от своей добычи так, как страдает отец от своих сыновей. Правитель, словно хищный зверь, должен загонять своих подданных, набрасываясь на отбившихся от стада.
Казимир глубоко вздохнул и сказал:
– Любой правитель, который станет действовать по твоему рецепту, будет свергнут и убит,
– Разве заяц может победить волка? – ответил ему Люкас, мрачно сверкнув зубами в темноте.
– Он мог бы, если бы у него были волчьи когти и клыки или, на худой конец, волчья жажда крови и битвы. Но зайцы предпочитают бежать, а не сражаться.
Высокорослый бард неожиданно опустил ладони на плечи Казимира, и глаза его засверкали безумным яростным огнем.
– Разве ты не видишь, Казимир? Стражники на твоей стороне, на твоей стороне тюрьмы и законы! У тебя есть зубы и когти, чтобы убить их всех. Тебе недостает только жажды крови и охотничьего азарта.
Несмотря на теплый плащ, обернутый вокруг плеч, Казимир вздрогнул как от холода.
– У меня нет никакого желания убивать своих подданных.
– Если ты не станешь охотиться на них и убивать, как волк убивает пойманных кроликов, твои подданные восстанут и убьют тебя самого. Тебе стоит поучиться этому хотя бы у Зона Кляуса, который правил Гармонией почти двадцать лет. Держи народ в его кроличьем садке, держи народ в страхе и не давай ему попробовать власти, иначе твое правление окончится в считанные недели.
– Я предпочел бы вовсе не править, чем править столь ужасными методами, – неуверенно сказал Казимир.
Люкас рассмеялся, и его хохот разнесся между стволами молчаливых деревьев.
– Что же ужасного или несправедливого в том, что ты будешь жить в соответствии со своим характером? Люди по природе своей – хищники. Каждый день мы поедаем мясо убитых животных. Почему бы нам не попробовать человечины? Кто такие люди, как не другие животные?
Помолчав, он торжественно обвел рукой окружающий лес.
– Вся жизнь природы – это непрерывное пожирание, мой друг. Трава питается тканями умерших, гусеницы поедают траву, землеройки поедают гусениц, дикие кошки охотятся за землеройками, волки убивают кошек, люди охотятся за волками. Короли преследуют подданных, боги казнят королей. Так всегда было, Казимир. Ты должен либо стать охотником, либо быть среди тех, на кого охотятся.
Отвернувшись, Люкас вдохнул в легкие побольше воздуха и запел. Его мрачный голос раздавался в лесу, словно удары огромного колокола.
О тварь, что рыщет в этом пышном мире,
З ову тебя, о тварь, ко мне приди!
П риди и стань моей покорна воле,
К ого я укажу – иди ищи!
И ты убьешь его и попируешь вволю
П ридешь, заслышав песню господина,
И клятву верности навеки принесешь,
В лесу дремучем ты найдешь добычу
Р оскошную, которую убьешь
К огтями быстрыми, как повелел обычай
Люкас не успел еще закрыть рот, как из подлеска неслышно появился матерый, устрашающего вида волк. Увидев, что Казимир прищурился и попятился в направлении ближайшего дерева, бард с довольным видом сложил руки на груди. В холке волк был почти что четырех футов ростом, а двигался он слегка прихрамывая. Глаза горели голодным огнем, а густой серый мех распространял острый маслянистый запах.
Несмотря на то что в жилах волка и Казимира текла одна кровь, а может быть, именно из-за этого, юноша почувствовал сильнейшее отвращение. Он почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом и непроизвольно позволил начаться трансформации. Острая боль пронизала мышцы рук и ног.
Люкас не проявил к твари никакого интереса. Подняв вверх согнутую правую руку, он приказал волку сидеть. Хищник беспрекословно повиновался. Казимир, слегка придя в себя, приостановил трансформацию, не позволяя однако легкому покалыванию совсем исчезнуть.
Улыбка на губах Люкаса погасла, превратившись в самодовольную ухмылку. Бросив взгляд на Казимира, он небрежно махнул рукой в сторону чудовищного волка.
– Умные люди выбирают себе учителей по их урокам, – повторил он, устремив на волка свой непостижимый взгляд. – Ступай, найди кролика. Принеси его живьем, так чтобы на нем не было ни единой царапины, – приказал он.
Волк, казалось, внимательно прислушивался к его словам. Казимир заглянул в его сверкающие глаза и задумался, подчинится ли зверь приказу. Люкас тем временем сердито взмахнул рукой снизу вверх:
– Пошел!
Так же бесшумно, как и появился, волк приподнялся и скользнул в темное пространство между деревьями.
Казимир совладал с покалыванием во всем теле и с подозрением уставился на Люкаса.
– Как ты сумел призвать его? – спросил он.
Бард ответил, старательно избегая взгляда юноши:
– Любой певец умеет управлять людскими сердцами. Выдающемуся певцу подвластны даже сердца животных.
– Это не ответ, – заявил Казимир.
– Ответ, но, возможно, не для тебя, – ровным голосом отозвался Люкас.
– Между прочим, ты ошибся говоря о правителях и их подданных.
– Да ну? – сказал Люкас таким тоном, какой заранее отвергал любое объяснение. Казимира, однако, это не смутило.
– Ты исходишь из неверной предпосылки, будто бы старики не должны уступать дорогу новому поколению. Я освободил Гармонию, избавив ее от… своего предшественника. В свою очередь, когда я состарюсь и стану неспособным управлять городом, молодой правитель должен будет занять мое место.
– Но ему придется тебя убить? – поинтересовался Люкас.
– Да, если я стану слишком упорствовать, если меня нельзя будет убрать никаким иным путем, если я превращусь в очередного Зона Кляуса. Тогда меня придется убить, – ответил Казимир, с трудом сглотнув.
– Если ты и вправду намерен заплатить своей жизнью за чужую свободу – тогда ты дурак, – насмешливо заметил Люкас.
– Каждый из нас когда-нибудь умрет, – парировал Казимир. – Ты сам только что сказал, что люди умирают и что их тела позволяют вырасти траве.
– Действительно, люди умирают, но это не относится к богам.
– Что ты хочешь сказать?
– Легенда о том, что каждый человек должен умереть, – это крестьянская сказка, – отрезал Люкас.
– Что?! – Казимир рассмеялся.
– Обыкновенно люди в состоянии постичь ничтожную часть своей истинной природы. Что касается тебя, то – если я не ошибаюсь – ты не обычный человек.
Прежде чем Казимир успел ответить, жуткий волк снова вынырнул из-под ветвей папоротника. Между его страшных челюстей вяло трепыхался белый кролик, которого зверь осторожно держал за шкирку.
Люкас сделал волку знак приблизиться. Тварь послушно подошла и разжала страшные зубы, роняя кролика в подставленные руки барда, затянутые перчатками. Люкас вытянул руки перед собой, разглядывая дрожащего зверька при свете луны.
– Видишь, Казимир? Несмотря на острый голод, который эта тварь несомненно испытывает, волк принес мне кролика целым и невредимым. Спрашивается, почему? Да потому что я для него – царь и бог! Он поклоняется мне не из любви, а из страха. Я для него – повелитель огня, божество, способное метать молнии и приносить смерть. Для жителей Гармонии ты должен стать тем же самым, если, конечно, хочешь сохранить свою жизнь и править.
Люкас выставил перед волком ладонь в знак того, что тот должен оставаться на месте, а сам осторожно опустил кролика на землю. Стоило только кролику коснуться лапками земли, как он тут же метнулся в подлесок и исчез из виду. Волк даже не привстал, не говоря уж о том, чтобы преследовать зверька. Вместо этого он преданно уставился на ладонь Люкаса. Певец удовлетворенно кивнул и, опустив руку, повернулся к своему ученику.
– Это довольно просто.
На кончике пальца Люкаса, затянутом тонкой перчаткой, Казимир увидел темное пятнышко крови. Заметив, что внимание его ученика переключилось, Люкас тоже посмотрел на кровавое пятно. Прижав его кончиком большого пальца, Люкас почувствовал, как липкая кровь впитывается в тонкую ткань перчатки. Подняв руку к носу, он понюхал пятно, и на скулах его заиграли желваки. Шагнув навстречу волку, он вытянул вперед свой окровавленный палец, и волк, отвернувши нос, неуверенно скорчился. В его пустых глазах промелькнул страх.
– Я сказал – целым и невредимым, – прошипел Люкас, и Казимир заметил в волчьих глазах страх.
