Текст книги "Тело и душа (ЛП)"

Автор книги: Джордан Прайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Я упустил его, – с отвращением сказал он.

– Он зашел в тот дом, – торжествующим тоном сообщил Нытик. – Там, где горит свет.

– Мила, – позвал я, мельком заметив ее силуэт в переулке, и указал на дом. Она кивнула и пошла перекрывать задний выход.

Зиглер, Варжовски и я с топотом помчались по лестнице. Зиглер отступил назад, а Варжовски лихо обошел меня, оставив в середине.

– Полиция, – рявкнул Варжовски, колотя по двери. – Открывайте.

Я ожидал, что Варжовски пинком вынесет дверь, но крупная гречанка с размазанной по лицу тушью для ресниц рывком открыла ее перед нами.

– Мужчина, – запричитала она, – там мужчина!

Профессор здесь не жил, возможно, даже не был с ней знаком, и напугал ее до чертиков.

Она распахнула дверь еще шире, и мы с грохотом ввалились внутрь.

– Стой на месте и положи руки за голову, – крикнул Варжовски, но Профессор уже бежал дальше, не собираясь останавливаться. Он рвался к заднему выходу.

Мы выскочили в коридор, вышли за дверь и оказались в переулке. Офицер Франко была на месте, с оружием наготове и взглядом, сверлящим дверь. И никакого Профессора.

– Вот дерьмо, – сказал Варжовски. Мне пришлось подавить улыбку. Он был таким искренним. Не думаю, что сам был таким когда-нибудь, и уж точно не в двадцать пять, или сколько там ему лет.

– Подвал, – сказал Нытик. Мне показалось, что он задыхается, наверное, от волнения, потому что, на самом деле, бегать призракам нет нужды.

– Вниз по лестнице, – скомандовал я, проскальзывая внутрь. Мы протопали вниз по ступеням, готовые припереть мужика к стене. Вот только там ничего не оказалось, кроме бесконечных стопок заплесневелых журналов, аккуратно связанных и приправленных мышиными экскрементами, и бойлера с лужей ржавой воды под ним.

– Детектив, – позвал Варжовски. Я обернулся, но он обращался к Зиглеру. Достав фонарь, он осветил помещение. Одна из журнальных стопок была сдвинута в сторону, а низкое окно над ней хлопало створкой.

Мы выбрались обратно на улицу, обошли здание со стороны, откуда подозреваемый ускользнул из нашей сети.

– Да где же он? – спросил я.

Франко посветила фонариком на узкий тротуар.

– Он пошел на север.

– Он вышел на улицу, – сказал Нытик. – Х-хотите, чтобы я догнал его?

– Иди, – сказал я и понял, что Франко, Варжовски и Зиглер уставились на меня, выглядя так, словно увидели приведение. – Пойдемте, – сказал я им и потрусил к улице.

После густой, холодной темноты подворотни я обрадовался желтым кругам от уличных фонарей, но у меня не было ни единой мысли, в какую сторону мог побежать Профессор, выскочив из переулка.

– Э-э…

– Ты отслеживаешь его с помощью духа? – спросил Варжовски. Он быстро и поверхностно дышал, но скорее всего не от бега.

– Я, ну… Да.

– Ох, ничего себе, – сказала Франко, тоном зеваки из торгового центра. Она, кажется, этого даже не заметила.

– Это не значит, что надо забыть про старую добрую полицейскую работу, – сказал Зиглер. – Попробуйте найти его следы.

– Да, сэр, – Франко направила луч своего фонарика на землю.

Мы с Зиглером отошли в сторонку, чтобы переговорить без благоговейных взглядов, будто мы с ним картинки в райке.

– Я не стал бы рассчитывать на этого парня, – сказал я. – Он мертвый наркоман.

Зиглер осмотрел улицу на предмет движущихся объектов.

– Зацепка – это зацепка. Мы ее проверим.

Пока Франко и Варжовски совещались, стоя над цепочками перекрывающих друг друга почти замерзших следов, вернулся Нытик.

– Кажется, я нашел его дом. Он открыл дверь своим ключом.

Зиглер был прав. Зацепка есть зацепка. А призрак очень-очень хочет, чтобы я поймал этого Профессора.

– Хорошо, – скомандовал я. – Погнали.

========== Глава 12 ==========

Клэймор-авеню была точной копией всех окрестных улиц: деревья, дома, тротуары и обочины, забитые припаркованными машинами. И так до самого конца.

Обрывалась улица на старых железнодорожных путях, по другую сторону которых широко раскинулся неопрятный заросший пустырь. Из-под снега торчали тонкие бурые стебли сорняков, обозначая холмики, состоявшие скорее всего из камней, мелких кустов, и возможно, старых покрышек. По краю снежного поля, в узкой серой колее, оставленной снегоочистителем, валялись смятые алюминиевые банки и рваные пластиковые пакеты, образовывая слякотную кашу. Вверх и вниз по улице светились окна, за исключением этого странного, позабытого тупика, где дома, стоимостью в полмиллиона долларов вдруг оказались заброшенными.

Такой Чикаго казался странным.

В этом районе вперемешку стояли жилые дома и промздания. Только сейчас для легкой промышленности настали не лучшие времена. Я стоял перед маленьким магазинчиком из красного кирпича, витрина которого когда-то красовалась зеркальным стеклом, а теперь была заколочена плитой ДСП, изрисована религиозными символами разной величины, намалеванными аэрозольными красками. В окнах второго этажа горел свет, как будто в квартире над магазином кто-то обитал.

– Не здесь, – сказал Нытик. – На другой стороне улицы.

– Я жду своего напарника. Ты не против?

Пока Варжовски осматривал улицу в поисках нашего подозреваемого, Франко вызывала подкрепление по рации, висевшей у нее на ремне. Зиглер догнал меня, и я кивком указал на здание через дорогу. Темный трехэтажный дом, без единого светящегося окна. Стоянка перед ним пустовала, и только огромный черный асфальтовый квадрат был слегка припорошен снегом. Не здесь ли парковался белый фургон?

– Обходи сзади, – скомандовал я побледневшей Франко. Но не думаю, что она боялась подозреваемого. – Варжовски, прикрываешь парадную дверь.

– Ты собрался туда? – спросил он. – У тебя же нет ордера.

– Тебе стоит поторопиться, – сказал Нытик. – Он там со своей миссис, и мне кажется, они собираются уничтожить все улики, пока их не поймали на горячем.

Я очень надеялся, это не значит, что он порезал Линча на мелкие кусочки и сейчас как раз смывает их в унитаз.

– Я захожу, – сообщил я Варжовски. Он скривился, но остановить не попытался. На этом споры закончились.

Мы с Зиглером подошли ко входу, и я дернул дверь. Заперто. Я долбанул по ней кулаком и крикнул:

– Откройте! Полиция!

– Не делай так, – заныл наш невидимый проводник, – они же все попрячут. Быстрее! Надо торопиться!..

– Черт, – рыкнул я, услышав по ту сторону двери топот бегущих ног, стучащих пятками по деревянному полу. – Зиг, нам надо войти. Немедленно.

– Подвинься, – сказал Зиглер. Отойдя к краю ступенек, он разогнался и врезался плечом в дверь.

Сама дверь с замком осталась невредима, а вот рама поддалась.

Длинные, ржавые петли, поддерживающие дверное полотно, пронзительно заскрежетали, будто Зиг причинил им сильную боль.

– Сюда, сюда, – срываясь от волнения на фальцет верещал призрак.

– Куда «сюда»? – психанул я. – Тебя не видно, придурок!

– До конца коридора и в узкую дверь. Там подвал.

Я бежал быстро, но на слове «подвал» притормозил. В подвалах вечно творится какая-то мерзкая хрень.

– Куда? – спросил Зиглер. Я указал на дверь, и он рванул вперед. Лучше уж он, чем я.

Зиг пинком распахнул дверь, поднял пистолет и спустился по лестнице, крича: «Стоять! Полиция! Лечь на пол! На пол!». Я тащился позади него, словно плыл по течению, не имея ни малейшего желания вырываться из потока, а ноги сами по себе нащупывали ступеньки прорезиненными, не скользящими на льду подошвами.

Под потолком подвала было светло, голые лампочки висели через каждые пару футов, но темное дерево половиц съедало почти весь изливаемый ими свет. Все здесь казалось тусклым, мрачным, сырым и незавершенным.

– Бросай, – заорал Зиглер. – Я сказал, бросай!

Я пригнулся, прислонившись к стене, чтобы не попасть под случайный выстрел. Движение чувствовалось повсюду, и я заозирался, пытаясь разглядеть то, от чего следовало защищаться. Первая мелькнувшая в голове мысль была о том, что я угодил в палату какой-то подземной больницы.

Аккурат под лампами ровными рядами стояли полдюжины каталок, а к стенам жались тележки из нержавеющей стали, заваленные инструментами.

На каталках тряслись и бились пациенты, и мой взгляд замер на удерживающих их креплениях – черная лента «липучка» обхватывала плечи и застегивалась на груди. Не смотреть. Найти мужика с пистолетом. Черт, не смотреть. Нельзя допускать очередной приступ видений про Адский лагерь, если только хочу выбраться отсюда на своих двоих.

Я попытался сфокусироваться на чем-нибудь другом. Мелкие черные узоры, нарисованные на лбах. Подстилки из сухих листьев на каждой каталке, шуршащие от любого движения пациента. Совершенно ничего общего с Адским лагерем.

Там, во всяком случае, все было стерильно.

– Бросай! – снова рявкнул Зиглер и стал пробираться между двух каталок, держа наготове пистолет. Я заметил Профессора, жавшегося к стене и размахивающего телескопической стальной дубинкой. Но не было похоже, что он пытался ударить кого-то из нас. Скорее мужик напоминал дирижера оркестра, управляющего человеком на каталке.

– Брось палку, – рявкнул и я, потому что два орущих копа страшнее, чем один. – И отойди от стола.

Вместо того, чтобы послушаться, Профессор рванулся к трясущемуся на столе парню, схватил его за подбородок и… Трудно сказать точно, что он собирался сделать. Может, хотел заставить пациента прикусить металлическую палку. Задумайся я над его действиями хоть на мгновение, то кроме воспоминаний об Адском лагере, гарантировано обзавелся бы месячным запасом самых жутких кошмаров о Центре Психического Здоровья округа Кук.

Пистолет Зиглера выстрелил, заставив Профессора скрючится и выпустить дубинку, с лязгом упавшую на пол. Зиг прострелил ему руку. Темная кровь засочилась из дыры пальто Профессора. Она не хлестала, как случается при разрыве артерии, так что умереть от такой раны ему не грозило, если только он не страдал гемофилией или слабым сердцем. Но я был уверен, что с этим у него все в порядке.

– Господи, – простонал он, рухнув на колени. – О, мой бог, – наверное, думал, что вот-вот потеряет сознание. Так происходит с большинством людей, впервые получивших огнестрельную рану, но он не попал в число этих счастливчиков.

– Держи руки на виду, – прикрикнул Зиглер, подскакивая к мужику.

Я достал наручники и двинулся в обход каталки, чтобы нацепить их на Профессора, пока он не решил, что ему не так уж и больно, и можно снова устроить догонялки, но никак не мог перестать таращится на пациента.

Прямо передо мной лежал огромный белый мужчина, лет пятидесяти, дергающийся так сильно, что каталка ходила ходуном и издавала шуршаще-скрипящий шум. Но самым странным была рука пациента, в точности повторяющая руку дяди Леона. Призрачная конечность, почти синхронно шлепающая по каталке прямо поверх настоящей руки. Что за чертовщина?

– Держи руки поднятыми или схлопочешь еще одну пулю, – гаркнул Зиглер.

– О господи, вы меня подстрелили, – прохныкал Профессор.

Я обогнул каталку с хлопающим мужиком и схватил Профессора за запястья. Он был худым и не слишком высоким, и я не сомневался, что смогу с ним справиться. Меня больше беспокоила возможность наткнуться на какую-нибудь иглу.

– Снимай пальто, – сказал я.

– Вы меня подстрелили, – повторил он, рыдая уже в голос. Сопля сползла на его белые усы, стекла громадных круглых очков запотели от слез.

Хватая Профессора за руки, я ожидал сопротивления, особенно учитывая резвость, с которой он от нас удирал. Но, видать, вся его воинственность испарилась, стоило ему поймать пулю Зиглера и начать лить слезы, как ребенок.

– У вас есть право хранить молчание, – сообщил ему я. – Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде…

Обычно я оставлял право надеть наручники своему прежнему напарнику, Морису. Но то ли арестовывать преступников гораздо проще, чем я всегда считал, то ли Профессор оказался слабаком, справиться с которым могла даже сестра Джейкоба. А может, я просто ожидал, что Зиглер вмешается, но он не стал этого делать. Напротив, он ждал от меня указаний.

– Эй, Зиг, – сказал я, обезвредив Профессора, – проверь вон того парня. Что с ним такое?

Зиглер повернулся к каталке. И в этот момент в подвале появилось еще одно действующее лицо.

– Срань господня, это же она-а, – заныл наш призрачный помощник, хранивший благословенное молчание последние пять минут.

А я уж обрадовался, что он свалил. Проклятье.

Секундочку. Кто «она»?

– Зиглер, сзади, – крикнул я.

По лестнице спустилась пожилая женщина. Ростом около пяти футов, согбенная остеопорозом, она подходила к Зиглеру со спины. Изрезанное морщинами смуглое лицо и длинные черные с проседью волосы, спускавшиеся до пояса. С широким носом и приплюснутым туземным лицом она могла принадлежать к одной из многочисленных национальностей: испанцам, коренным американцам, инуитам, маори. В длинной в пол хлопковой юбке с разодранным в лоскуты подолом и мешанине из мужских рубашек, одетых одна поверх другой – в клетку, полоску, с узором.

Зиглер обернулся к ней с пистолетом в руке, но женщина, не обратив на нас обоих ни малейшего внимания, засуетилась у пациента на каталке, стоявшей ближе всех к лестнице. Он положила что-то ему на глаза, и содрогания прекратились.

– Мэ-эм, – низким, угрожающим голосом произнес Зиглер, – держите руки на виду.

– Берегись, Эсмеральда, – закричал Профессор. – Они меня подстрелили!

Эсмеральда проигнорировала Профессора, проигнорировала Зиглера и подошла к следующему пациенту. К еще одному белому мужчине лет сорока. Чем-то неуловимо знакомому.

Что-то бубня себе под нос, Эсмеральда укладывала на глаза мужчине маленькие диски, по одному за раз, перебирая их в ладони, как жетоны для «рулетки». Пациент немедленно успокоился. Диски на его глазах напоминали монеты, придерживающие веки трупа, а вкупе со зрелищем человека на соседней со мной каталке все это начинало пугать.

Мелькнуло темно-синее пятно, и на лестнице возник Варжовски.

– Детектив? – обратился он, переводя взгляд с Зиглера на меня.

– Останови ее, – приказал Зиглер, кивнув на Эсмеральду, зашаркавшей к следующему пациенту, зажав в кулаке свои трупные монеты. Мне показалось, что Зиглер не может заставить себя выстрелить в старуху, учитывая, что она не делала ничего угрожающего, а всего лишь не обращала ни на кого внимания.

– Замрите, – приказал Варжовски, но Эсмеральда невозмутимо продолжала идти. Подняв руку, она уже была готова положить монету на веки следующего человека. – Alto, – попытался он по-испански.

Зиглер с Варжовски приблизились к Эсмеральде с двух сторон, пока она занималась своим странным делом, успокаивая пациента монетками. Три положила, три осталось. Не упуская из вида Профессора, я взглянул на ближайшего ко мне пациента. Пристально вглядываясь, я пытался понять, испытывает ли мужчина боль, но выражение его лица было нечитаемым. Искаженное. Застывшее.

Откровенно говоря, он выглядел мертвым. Если не брать в расчет судороги.

– Довольно, мэм, – сказал Зиглер. – Бросьте их. Поднимите руки так, чтобы я мог их видеть.

Сначала я подумал, что Эсмеральда глухая или не знает языка, но все-таки засомневался, поскольку Профессор обращался к ней и к тому же на английском. Возможно, она понимала только отдельные слова.

Эсмеральда оказалась в ловушке между двумя каталками, выход из которой с двух сторон блокировали Зиглер и Варжовски. Она попыталась обойти Зиглера, но он не уступил, загородив ей дорогу, когда она метнулась назад и повалилась на каталку. Та зловеще закачалась, и горсть сухих листьев с шелестом ссыпалась на пол.

– Что с этими людьми? – спросил я у Профессора.

– Я не знаю, – запричитал он. – Мы их такими нашли.

Не знает? Возможно, я бы и купился, если бы не подозревал, что даже если не знает он, то Эсмеральда уж точно в курсе дела. Схватив Профессора за волосы, я вынудил его посмотреть на меня. Он шокировано округлил глаза и скривил рот, подавившись очередным всхлипом.

– Спрошу еще раз, – тихо и спокойно сказал я. Черт, сам себе напомнил Джейкоба. Потрясающее ощущение. – Что с этими людьми?

– Они… Они…

– Заткнись, Ирвинг, – предупредила Эсмеральда. Вот значит, как. Она все-таки говорит по-английски.

Я сильнее стиснул шевелюру Профессора, зло глядя ему в глаза. Боже, я был крут.

– Они все равно бы умерли, – прогундосил он.

Эсмеральда вздохнула так громко, что я услышал ее через весь подвал. Заметив, что я смотрю на нее, она закатила глаза.

– Я ничего не знаю, – заявила она. – И дайте мне стул. Я хочу сесть.

– Следи за ней, – приказал Зиглер Варжовски и подошел ко мне. Я отпустил волосы Профессора Ирвинга, и он снова сполз на пол.

Зиглер покосился на пациентов, которые еще шевелились.

– Что происходит? – негромко спросил он.

– Не знаю, – я оставил Зиглера присматривать за Ирвингом, а сам пошел поближе взглянуть на пациента. – Сэр? – обратился я к парню на каталке, не особо рассчитывая быть услышанным. Натянув латексные перчатки, я достал фонарик, чтобы проверить зрачковый рефлекс. – Вы слышите меня, сэр?

– Господи Иисусе, – раздался еще один голос, новый. – Мою маму хватит удар.

Я поднял голову и увидел, что второй пациент, показавшийся мне знакомым, свесил ноги на пол. Он покрутил шеей, в одну сторону, потом в другую и пригладил волосы.

Вот только тело его все еще оставалось привязанным к каталке. Проклятье.

– Рональд Адамсон? – спросил я.

– Э-э. Да, – нахмурился он. – Все как-то путается в голове. Но я совершенно уверен, что это мое имя. Зовите меня Рон… Кажется, я предпочитаю, чтобы меня называли так. И насколько помню, моей маме это не нравится. А когда ее что-то не устраивает, и она заводится, недовольство может длиться бесконечно. И я говорю о письмах в редакцию газеты, звонках в офис конгрессмена… Да любому, кто захочет слушать. И даже если не захочет. Вы бы видели след из трупов, который она оставила позади себя, когда мой двоюродный брат Фрэнки подделал ее банковский чек.

– Это Адамсон? – спросил Зиглер. Он переступил с ноги на ногу, не зная, бежать ли ему осматривать Рона или остаться на месте и посмотреть, что случится с дергающимся парнем, возле которого стоял я. А там было на что посмотреть.

– Что тут происходит? – спросил я. Если Адамсон сможет меня просветить, мне не придется тратить уйму времени на осмотр незнакомца, пораженного бог знает чем.

– Я… Я не совсем уверен.

Отлично. Неуверенный призрак. Я редко сталкивался с растерянными призраками, с теми, кто бродят просто так, без всякого умысла или послания, которое необходимо донести до живых. Думаю, молитв родственников или вмешательства низкоуровневого медиума вполне достаточно, чтобы направить их к свету.

Я опасался, что он исчезнет, стоит только сообщить ему о его смерти.

– Что не так с этим парнем? – спросил я, указав на лежащего передо мной человека.

Призрак Рона Адамсона склонил голову на бок.

– Хочется сказать, что у него случился сердечный приступ. Но я не знаю, откуда мне это известно.

Зиглер надел перчатки и прижал пальцы к шее парня.

– Не могу нащупать пульс, – сообщил он. – Зрачки не реагируют.

– О, господи, – сказала Эсмеральда и посмотрела на Варжовски. – Могу я попить? Я хочу воды. И еще мне надо в уборную.

Я посмотрел на неподвижное тело Рона Адамсона и снова перевел взгляд на тело на стоящую передо мной каталку. Если как следует присмотреться, можно было увидеть призрачное лицо, перекрывающее расслабленные черты.

– Не думаю, что у него есть пульс, – сказал я Зиглеру.

– Что ты имеешь в виду?

– Он, э-э… Его спиритуальная оболочка лежит поверх физической. А не находится внутри тела, как должно быть.

– О, господи, – пробормотал Профессор Ирвинг с пола. – О, господи. Кто вы такие?

И хватает же наглости. Я одарил Ирвинга самым презрительным взглядом, на какой только был способен. У меня, может, и двоится в глазах, но не я держу в своем подвале полтора десятка трупов.

Зиглер продолжил общупывать тело в поисках пульса. У меня не было подходящей формулировки, которая смогла бы объяснить, что найти сердечный ритм не получится. Словосочетание «лягушка под током» ничего ему не скажет. Не сейчас. Может, потом, когда мы проработаем вместе достаточно времени, чтобы из меня не приходилось тянуть каждое слово клещами. Когда я приоткроюсь и покажу ему малую толику скелетов в своем шкафу.

– Он мертв, Зиг.

Зиглер продолжал мять пальцами мясистую шею парня.

– Что значит «мертв»? – возмутился Варжовски. – Он же шевелится.

Можно было бы продолжать настаивать, но я подумал, что Зиг скоро сам придет к тому же выводу. Я оглянулся на Профессора, скукожившегося на полу.

– Чем вы здесь занимались, мать вашу? – негромко спросил я. – Для чего на глазах монеты? Из чего они, из серебра? А эта твоя дубинка, тоже серебряная? Что ты пытался ею сделать?

– Я не знаю, не знаю, – всхлипнул он.

Я перевел взгляд на Эсмеральду. Она знала. И задумчиво прищурившись рассматривала меня – наверное гадала, как много я понял, и получится ли смыться, нагородив вранья с три короба.

– Зиг, я должен принять заявление от Рона Адамсона, пока, ну-у… Пока еще можно.

До Зиглера только в этот момент дошло, что он трогает все еще двигающееся мертвое тело. Его лицо резко побелело и приблизилось по цвету к обезжиренному молоку. Он отдернул руку и потряс ею, будто пытался стряхнуть мертвецких вшей.

– Какого хера? – брякнул Варжовски, и его кадык подпрыгнул, когда он судорожно сглотнул. Надо было срочно отправлять его наверх, пока он не заблевал весь подвал. – Ты хочешь сказать, что все они зомби?

– Тупой гринго, – пробормотала Эсмеральда, сидя на покрытом паутиной садовом кресле, найденном для нее Варжовски.

– Зиг? Пусть Варжовски отвезет Эсмеральду в участок и вызовет парамедиков для Ирвинга, – я собирался сказать, что разберусь в подвале сам, но потом передумал. Конечно же, я ежедневно видел отвратительные вещи – призраков с отсутствующими частями тела, раздробленными и торчащими отовсюду костями, болтающимися блестящими внутренностями и непрестанно капающей кровью.

Но и Зиглер повидал такого добра не меньше. Во всяком случае, материального эквивалента. А если видел десяток трупов, то, считай, видел сотни. И я не собирался портить наше партнерство и разговаривать с ним свысока, давая понять, что в состоянии разобраться с телами сам, поскольку для него это будет слишком. И даже если дело обстояло именно так, как я думал, вовсе не зачем заявлять об этом вслух.

– Мне бы не помешало сосредоточиться, – сказал я. И кажется, немного цвета вернулось на щеки Зиглера вместе с перспективой проделать остальную работу наверху, подальше от дрыгающихся покойников. – Так что выводи Ирвинга отсюда.

Зиглер кивнул и вздернул Профессора на ноги.

– Шевелись.

Тем временем призрак Рона Адамсона начал мерцать по краям, пристально глядя куда-то в сторону, на кого-то невидимого для меня.

– Папа? – спросил он. – Папа, это ты?

– Рон, – окликнул его я, в надежде привлечь внимание. – Что эти люди пытались сделать?

– Не знаю, – словно во сне ответил он.

– Что с тобой произошло в прошлый вторник по дороге на работу?

– Папа… Откуда ты здесь? Ты так молодо выглядишь.

Я начал терять визуальный контакт с Адамсоном. Он становился все прозрачнее и слегка светился.

– Рон, – позвал я. – Как ты сюда попал?

– А? О, да это был настоящий кошмар. На станции, на турникете сидела пчела. Можете поверить? Пчела, в ноябре. Ужалила меня прямо в ладонь…

Адамсон становился все тусклее, истаивая, пока не исчез окончательно, присоединившись к своему отцу. Зиглер гаркал на Варжовски, приказывая ему очистить помещение и делая это немного грубее, чем было необходимо, в попытке удержать контроль над ситуацией, пока все окончательно не пошло наперекосяк. Я подошел к телу Адамсона, и да, его правая рука выглядела распухшей. Вероятно, он умер от анафилактического шока.

Эсмеральда наблюдала за тем, как я осматриваю тело Адамсона, пока Варжовски тащил ее на выход.

– Вы просто оказались рядом и сцапали его, когда он был ужален?

Она самодовольно улыбнулась и пожала плечами.

– Некоторые люди просто счастливчики, – заявила она.

Зиглер и Варжовски наконец увели эту парочку наверх, и я остался наедине с шестью телами – тремя мертвыми и тремя дергающимися. Линч – племянник мэра – был одним из трех… освобожденных, за неимением другого слова. Задрав полу его рубашки, я обнаружил прокол в брюшной области, что согласовалось с рассказом девочки из подворотни. Призрак Линча не маячил поблизости и не мог поведать о произошедшем в этом подвале. Я осмотрел другие три тела – духи все еще каким-то образом крепились к ним и бились, пытаясь вырваться на свободу. Большой белый мужчина, у которого Зиглер искал пульс, чернокожий юноша с посеревшей как пепел кожей, и Миранда Лопез. Ее мертвое лицо вздулось, один глаз был распахнут, второй закрыт. Вполне возможно, что она перенесла инсульт. А может, разрыв аневризмы. Это уже определит коронер. Меня беспокоило только одно – почему, несмотря на то, что она была мертва, тело по-прежнему двигалось.

Меня затопило злостью из-за того, что вижу ее такой – с ритмично содрогающимся телом в удерживающих ремнях. Я ведь знаком с ее матерью, ее ребенком.

В кармане у меня лежал снимок, где она сфотографирована в фиолетовом свитере. Проклятье.

Все это было неправильно.

Я бросил взгляд на три оставшихся тела с монетами на глазах и подумал, что вряд ли им повредит, если снять монеты и применить к тем, чьи духи все еще заперты внутри. В конце концов, первые три духа уже отлетели, ведь так?

Но что если я переложу монеты, а это не сработает? Что если Эсмеральда напевала себе под нос какое-то заклинание? Я не помнил ничего про «вуду» из курса Адского лагеря, и даже не был уверен, что верю во все это колдовство. Не хотелось рисковать и искажать место преступления тем, что даже не сможет помочь.

– Миранда, – позвал я, коснувшись кончиками пальцев ее руки. Я не рассчитывал, что она меня услышит. Раздутое тело продолжало конвульсивно подергиваться, натягивая ленты, удерживающие его на каталке. Руки и ноги шуршали сухими листьями.

Глядя на нее, я пытался увидеть то, что видели Зиглер и Варжовски – двигающееся тело. И что тут такого страшного?

Ах, ну да, тело-то мертвое. Наверное, когда-то давным-давно это напугало бы и меня.

А вот вид лежащего поверх тела призрака беспокоил меня гораздо больше. Физическая оболочка Миранды Лопез превратилась в марионетку. Не испытывающую ни боли, ни страха. Но сжавшиеся в кулак пальцы призрачной руки ужаснули меня, стоило увидеть, как призрачные глаза вылезли за границы глаз физических… Это было жутко.

Первое правило поведения на месте преступления предписывает никогда и ничего не трогать. Единственное исключение состоит в том, что если пострадавший жив, полицейский обязан попытаться его спасти. Лопез была уже мертва – молочная муть открытого глаза делала этот факт очевидным. Но это не значило, что она не страдает.

Пошарив в кармане, я ощутил через латексную перчатку укол металлической ножки милагро. Стараясь не выронить амулет, я зажал его между большим и указательным пальцами.

– Миранда, – сказал я, склонившись над ней. Мне показалось неправильным, класть милагро ей на глаз, поэтому я положил его Миранде на лоб и накрыл ладонью, чтобы не упал. – Это от твоей мамы.

По телу Миранды Лопез прошла долгая протяжная судорога, и все затихло. Я бросил мимолетный взгляд на призрак, выплывающего наружу. Он выглядел удивленным. Проявившись полностью, он почти сразу же исчез, растворившись в тумане сверкающего эфира.

Чтобы отделить души от тел двух оставшихся жертв, я проделал ту же процедуру, воспользовавшись серебряными маятниками, полученными от Крэша. Ни один из призраков не задержался, чтобы поболтать со мной. Только что они были здесь, а в следующий момент пропадали. К тому времени, как я запихнул обратно в карман маятники и милагро, тела стали просто телами, мертвыми и тихими, и шорох листвы тоже смолк.

В окно подвала ворвался звук сирен прибывшего подкрепления, а в кармане, вереща, завибрировал сотовый. Рингтон Джейкоба. Я откинул крышку телефона и поднес к уху.

– Ты ни за что не угадаешь, на кого я сейчас смотрю, – тихо сказал я, глядя на бледное лицо Миранды.

– Могу поспорить, что не на Зубную Фею.

– Что случилось?

– Нас с Каролиной вызвали на допрос двух человек, подозреваемых в исчезновении Энди Линча. Мне следует что-нибудь знать?

Ого. Департамент привлек всю тяжелую артиллерию: меня для поиска тела, а Каролину для допроса.

– Да. Я считаю, что Эсмеральда – мозг всей операции, но больше информации можно вытрясти из Ирвинга. Он слабак. А то, что Эсмеральда чокнутая, вы сможете использовать в свою пользу.

– Понятно, – я услышал улыбку в голосе Джейкоба. – Есть хоть малейший шанс, что завтракать я буду дома?

Я с трудом удержался, чтобы не снять серебряную монету с век Энди Линча. И так придется всем доказывать, что я всего лишь приложил к трем телам серебро, чтобы остановить судороги.

– Шесть тел, – сообщил я Джейкобу. – Думаю, коронер должен будет определить были ли они мертвы, когда мы их нашли.

На мгновение в трубке повисла тишина, пока Джейкоб обдумывал то, что я ему сказал… И что не сказал.

– Хочешь поделиться своим профессиональным мнением? Я имею в виду, кому как не тебе знать мертв человек или нет.

Я смотрел на застывшее лицо Линча, представляя призрачные черты, наложенные на физическую оболочку. Было тело и был призрак, каким-то образом соединенные и двигающиеся одновременно. Но пульс и сознание отсутствовали. Желудок отчетливо давал понять, что назвать такое состояние жизнью невозможно.

– Они… В общем… Они мертвы. Более или менее, – я вздохнул. – Во всяком случае, сейчас.

– Ясно. Похоже, работы мне хватит на всю ночь.

Я попрощался с Джейкобом и последний раз взглянул на Миранду.

Бедная девочка. С одним открытым глазом она выглядела гораздо хуже Линча и Адамсона. Я понадеялся, что мать не видит ее такой. А еще меня мучил вопрос, кому придется сообщать ей о случившемся. Скорее всего нам с Зиглером при помощи Карлоса. Замечательно. Мне очень, очень не хватало Лизы, и вовсе не из-за ее способности «си-но». Наверняка, мать Миранды легче бы восприняла такую новость, услышав все от Лизы.

Я поднялся по лестнице и обнаружил офицера Франко, протискивающуюся между криминалистами, копающимися в горе бумаг.

– Это что такое? – поинтересовался я.

– Представляете, – сказала она, наклонившись ко мне. Можно было по пальцам одной руки пересчитать, когда полицейские по собственной воле нарушали мое личное пространство. На душе сразу потеплело. – У них тут фальшивые карточки соцзащиты и удостоверения личности, сделанные на всех людей, обнаруженных в подвале.

Криминалисты выгребали из коробок папки и надписывали их толстыми черными маркерами, хотя я считал, что присвоение трупам новой идентификации – сомнительная заслуга.