Текст книги "Тело и душа (ЛП)"

Автор книги: Джордан Прайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Глава 1 ==========

– Дядя Джейкоб? А ты застрелил кого-нибудь этим летом?

Племянник Джейкоба, Клэйтон, задал этот вопрос с рвением и радостью ребенка, который узнал, что в школу можно не идти.

Клэйтон учился в пятом классе. Но я никак не мог сообразить, сколько ему, получается, лет.

– Ты застрелил кого-то летом? – пробормотал я, старательно разглаживая на коленях салфетку, что со стороны, наверное, выглядело, будто я шарю у себя между ног. И это совсем не то впечатление, которое я хотел бы произвести на семью Джейкоба в наш первый совместный День благодарения.

Бормотание? Обычно это не в моем стиле, но я ощущал какие-то нехарактерные для меня приступы болтливости. Казалось, стоило только о чем-то подумать, как мысль тут же прокатывалась по голосовым связкам и вылетала изо рта прежде, чем я успевал его захлопнуть и убедиться, что мое высказывание не проткнет кого-нибудь насквозь. Это началось где-то месяц назад, когда я перестал употреблять «аурасель» и «секонал». Я считал, что за эти годы я повзрослел, а в действительности все дело оказалось в лекарствах.

– Нет, – спокойно ответил Джейкоб. – Я стараюсь воздерживаться от стрельбы по людям, – и, взглянув на меня, добавил: – Мы с Каролиной наткнулись на вооруженное ограбление магазина на пересечении Калифония-и Ирвинг-стрит. Но тогда это был чистый выстрел в ногу.

Полицейский департамент дал нам, как копам, право самим решать делать летальный выстрел или нет в ситуации, когда преступник держит безоружное гражданское лицо под дулом пистолета. Если Джейкоб прострелил кому-то ногу, я даже не стану сомневаться, что именно так он и планировал.

Джейкоб – «тугой», второй член команды «ПсиКоп», не имеющий сверхъестественного дара. И кроме того, что такие люди не попадают под влияние шестого чувства и невосприимчивы к одержимости, они к тому же, как правило, очень меткие стрелки. Ну, по крайней мере, те «тугие», которых я знаю.

Я – другая часть команды «ПсиКоп», экстрасенсорная ее половина. Но не команды Джейкоба. Лучшей ее половиной, на работе во всяком случае, является Каролина Бринкмэн. А у меня в данный момент своего собственного «тугого» нет.

Морис, мой первый напарник, вышел на пенсию, хотя я по-прежнему опираюсь на него слишком часто. Лизу, мою вторую напарницу, выпнули из полиции, после того, как выяснилось, что она – та же Джин Диксон, только со сверхъестественным талантом. Теперь она в Калифорнии, проходит обучение для «психов», как и все ПсиКопы. Технически, она на расстоянии всего одного телефонного звонка, но иногда кажется, что она совершенно на другой планете. Даже когда она вернется, мы с ней не сможем стать напарниками, поскольку в пару ставят только «психа» и «тугого».

А потом был мой третий напарник – Роджер. Ублюдок похитил меня, чтобы протестировать какой-то незаконный наркотик, а я был настолько доверчивым, что чуть было не вручил ему ключ от своей квартиры. Последнее, что я слышал – он гниет в тюремной камере. Но все закончилось вполне себе хорошо. Наверное, будь я одним их тех людей, кто зацикливается на мелочах, то выяснил бы побольше деталей – в какой тюрьме содержится мой заклятый враг и появился ли он на последней перекличке. Но, положа руку на сердце, подробности никогда меня не успокаивали. Размышляя о них, я просто начинаю нервничать еще больше. Роджер помахал нам ручкой, а я вышел из этой ситуации целым и невредимым.

Прошло шесть недель, а я все еще был на больничном. И чувствовал себя прекрасно, наверное из-за того, что в коктейле из лекарств, текущем по моим венам и к которому я уже привык, появилось намного больше настоящих кровяных клеток.

– А ты в кого-нибудь стрелял? – блестя глазами, спросил у меня Клэйтон.

– Конечно.

– Ух ты! А ты их убил?

У Клэйтона были феноменально темные глаза, как у Джейкоба. Или как у сестры Джейкоба, Барбары. Такие же были и у отца Джейкоба, в точности как у морщинистой старушки лет эдак ста пяти, сидящей во главе стола. С того момента, как мы вошли в дом, и Джейкоб представил меня, как своего бойфренда, она кидала на меня взгляды, которыми наверняка можно убить слона.

Я думал, он подготовил свою семью по телефону. Как бы не так. Ему надо было приехать и заявить об этом во всеуслышание. Потому что таков Джейкоб. Не то чтобы он притаскивал мужиков домой на День благодарения по каким-то другим причинам. Но истина где-то рядом.

– Клэйтон Джозеф, – рявкнула Барбара. Может, конечно, у нее и были глаза как у Джейкоба, но она определенно не умела держать себя в руках так же, как и брат. – Это абсолютно неподходящая тема для разговоров за столом.

Бабуля Маркс сердито зыркнула на меня со своего конца стола, взгляд ее темных наполовину скрытых складками морщинистой кожи глаз грозил прострелить меня навылет. Я решил, что она ненавидит меня за то, что я занимаюсь всякими грязными вещами с ее внуком. А может, она просто предвзято относится к экстрасенсам. Черт, а может, и то, и другое. Мне, как правило, в этом очень везет.

– Боб Мартинез уволился с завода, – заявил отец Джейкоба, Джерри, в очередной раз пытаясь сменить тему.

Если бы мы были в Чикаго, где я вырос, то Джерри бы говорил про сталелитейный

завод. Но мы находились в Висконсине, в чуждом краю покатых холмов, коров и рекламных плакатов с надписями вроде «свежий сыр и творог» через каждые две мили. Я так понял, что на этой незнакомой и благополучной земле, где Джейкоб был рожден и вскормлен, фабрики производили бумагу.

– Папа, а ты когда наконец задумаешься о пенсии? – спросила Барбара. Она говорила с легким акцентом, моему нетренированному слуху он показался акцентом жителя Миннесоты. Мне стало любопытно, были ли у Джейкоба такие же забавные нотки. Возможно, когда-то и были, но со временем они исчезли, ведь большую часть жизни он провел в Чикаго.

– У твоего отца есть еще, по меньшей мере, лет десять, – сказала мама Джейкоба, Ширли, у которой волосы напоминали белоснежное, пушистое облако. Я подозревал, что в молодости она была блондинкой. – Что ему еще здесь делать, кроме как путаться у меня под ногами?

– Твоя мать играет в «юкер» по вторникам и средам, – сообщил Джерри, как будто его пенсия каким-то боком имела отношение к карточной игре.

– У тебя есть хобби, – сказала Барбара. – Ты можешь привести в порядок свою столярную мастерскую и доделать пару вещей.

– О, пожалуй, я предпочту честно зарабатывать себе на жизнь, чем сидеть дома и сколачивать скворечники.

– И ты мог бы научить Клэйтона работать с деревом.

– Он слишком молод, – ответил Джерри. – Обязательно отрежет себе палец.

– Дерево – это глупо, – добавил Клэйтон.

Мне подумалось, что это ересь – называть глупостью дерево в краю лесов и бумаги. Но Бабуля не выпала из своего кресла, хватаясь за сердце, поэтому я решил, что в праздничные дни здешним детям позволено говорить все, что стуканет им в голову. А может, они тут всегда такие. Когда мне было столько же лет, как Клэйтону, я жил уже в третьей приемной семье и учился, кажется, в четвертом классе, отставая из-за того, что был толстым, упертым и социально отсталым. И именно в этом возрасте я понял, что мое мнение никому не интересно и не будет оценено по достоинству.

Перезвон колокольчиков возвестил об открытии входной двери. Перезвон и мощный порыв арктического воздуха, задувший в комнату вихрь снежинок.

– Дядя Леон! – Клэйтон выскочил из-за стола и ринулся к двери.

Я взглянул на пустой стул напротив меня и мысленно выдохнул от облегчения. Я надеялся, что его займет какой-нибудь реальный человек, что он не останется пустым, как дань памяти Дедуле Марксу или еще какому-нибудь давно утраченному члену семьи.

Леон вывернул из-за угла столовой, и ему на встречу поднялась Ширли. Я мельком окинул взглядом остальных, чтобы понять, надо ли мне тоже вставать. Но Джейкоб с отцом спокойно сидели на месте. А Джерри к тому же поглощал картофельное пюре так, будто старался подбить всех на соревнование.

Дяде Леону было где-то за пятьдесят, и у него были такие же белые волосы и округлый вздернутый нос, как и у мамы Джейкоба. Ширли чмокнула его в щеку и расстегнула на нем толстый вельветовый пиджак.

– Джейкоб привел с собой друга, – сообщила она, указывая на меня. – Это Виктор.

Ширли стащила с Леона пиджак и унесла его, как только Леон повернулся, чтобы поздороваться со мной. Он протянул мне левую руку, смутив меня этим. Голая правая рука шлепнула его по боку, рукав на ней был закатан до плеча.

Я слегка заторможено пожал его левую руку.

Леон кивнул на свое плечо.

– Потерял руку на заводе в семьдесят восьмом. Чертова штуковина до сих пор болит.

Я моргнул. Рукав не был закатан. Он был приколот к плечу рубашки. Правая рука отсутствовала, во всяком случае не было руки из настоящей плоти и крови. А я видел эту потерянную руку. Вечеринка наконец-то началась. Ура.

– О, – посочувствовал я, – это хреново.

– Ширли рассказала мне, что ты ПсиКоп.

– Да, – кивнул я.

– Одна из правительственных программ, – сказал он. Его призрачная рука присоединилась к настоящей, когда Леон отодвигал стул напротив меня. – А какой талант у тебя?

Я опустился на свой стул и проглотил наконец кусок суховатой индейки, с которым мне пришлось разговаривать последние несколько минут.

– Медиум.

– Да ладно!

Бабуля нахмурилась еще сильнее, но Леон не обратил на это никакого внимания.

– Налить тебе что-нибудь выпить? – спросила у меня Ширли, но я промямлил, что все в порядке.

– Та девчонка, которая работает с Джейкобом, она же телепат, да? Ну ничего себе – медиум. Ну и как оно? – пока он говорил, его рука-призрак поглаживала серебряные столовые приборы. Я подумал, что выгляжу, наверное, по-идиотски, таращась на его салатную вилку, в то время как Леон разговаривает со мной. – Ну, так насколько силен твой дар?

Я осушил свой стакан с газировкой, чтобы протолкнуть в желудок индейку, уже жалея, что не принял предложенную Ширли выпивку.

– Очень силен.

– Ты что же, слышишь, когда они с тобой разговаривают? Их собственные слова?

– Угу.

– Святая корова, так вот кого вы называете экстрасенсами. У нас за столом сидит сама Мари Сен-Савон.

Добрая старая Мари умерла как раз в то время, когда я только поступил в полицейскую академию. Она была самым сильным в мире медиумом, и никто не мог сравниться с ней талантом.

Лично я не мог понять, кому бы это могло понадобиться. Я был удивлен, что Леон вообще знает ее имя. Наверное, все дело в возрасте. Она стала большой сенсацией пятнадцать лет назад, а потом практически все о ней тут же забыли, кроме экстрасенсорного сообщества.

– Это должно быть помогает в твоей работе в полиции, – сказал Леон. – Так ведь?

Я кивнул и сунул в рот ложку картофельного пюре. Оно было достаточно соленым, чтобы спровоцировать работу моих слюнных желез. Хоть немного.

– Только если ты работаешь в отделе убийств, – прогудел Джерри. Все семейство старалось не касаться моих сверхъестественных способностей. Но раз уж Леон кинул первый камень, а я не выглядел падающим в обморок от этой темы, значит, можно говорить все в открытую.

– Работаю.

– Срань господня, я и не знал, что в отделе убийств используют медиумов.

Бабуля зло сверкнула глазами на Леона.

– Ты имеешь в виду медиум, как мистический медиум? – спросил Клэйтон.

– Угу.

– Обалдеть, ты видишь мертвых людей?

– Так бывает только в кино, – заявила Барбара. – Как и телекинетики, которые могут направлять пули силой мысли.

Металл невероятно устойчив к телекинезу, но я проходил тренировку с одним парнем, который мог швыряться средней величины камнями. Хотя после этого у него дико болела голова, и поэтому он никогда не показывал подобные трюки на вечеринках.

– Я их вижу, – сказал я.

За столом стало тихо.

– Ого, – сказал Клэйтон. – А сейчас?

Я отвел взгляд от места, где рука Леона похлопывала по столу.

– Здесь нет никаких духов, которые мог бы увидеть Виктор, – объяснил Джейкоб. Мы знали, что так должно быть, потому что позвонили Лизе Гутиеррез в Санта-Барбару и спросили, есть ли в доме Джерри и Ширли призраки, и она ответила «нет». Лиза ясновидящая, и если она говорит «нет», то ответ однозначный – «нет».

Думаю, она просто не могла узнать про руку Леона. Если ее не спросили об этом намеренно.

– А когда ты их видишь, – не унимался Клэйтон, – они все страшные и злые?

– Иногда.

Мне показалось, что все присутствующие слегка склонились над столом.

Даже Джейкоб.

– А ты можешь видеть сквозь них?

– Иногда могу. А иногда они выглядят как обычные люди.

Лицо Леона выражало любопытство и предвкушение, а его фантомная рука сжимала и разжимала кулак, на котором выступали ярко красные капли, похожие на кровавый пот. Я спрятал лицо за стаканом, выцеживая на язык последнюю каплю газировки.

– А ты можешь их потрогать? – спросил Клэйтон почти благоговейным шепотом.

Я сглотнул, пытаясь протолкнуть застрявший в пищеводе шмат индейки. Джейкоб подтолкнул ко мне свой стакан, я схватил его и опрокинул в себя. В нем оказалось молоко, и я едва удержал рвотный позыв.

– Тебе бы не захотелось прикасаться к призракам, – сказал я.

Окружающие нас стены дома и даже воздух вокруг замерли. Все подались вперед, чтобы не пропустить ни крошки информации, которую я вот-вот должен был рассыпать вокруг. Потому что мы нация, взращенная на Лавкрафте, «Сонной лощине» и «Пятнице тринадцатое», и людям до смерти хочется знать, реально ли все это дерьмо.

– Они жуткие, – добавил я. И глотнул еще молока.

– Почему бы тебе не рассказать дяде Джейкобу и дяде Леону про свой доклад о саламандрах? – предложила Барбара Клэйтону.

– Насколько жуткие? – спросил Клэйтон.

– Клэйтон получил за него пять с минусом, – сообщила Барбара.

– Жуткие, как что?

– Ну не знаю, – ответил я и принялся размазывать еду по тарелке, закапывая кукурузу в горку картофельного пюре. – Ты смотрел фильмы ужасов? Очень похоже.

– Как ты можешь такое говорить? –возмутилась Барбара с таким неожиданным пылом, что я подумал, что в жизни принял бы ее за глуповатую мать-одиночку, с ее светло-желтым кардиганом и идеальными стрелками на брюках цвета хаки. – Когда люди умирают, они попадают на небеса.

О. Христианка. Или как сказал бы Джейкоб – католичка, или это одно и то же? Я не вспомнил этого, должно быть просто не обратил внимание, когда Джейкоб пытался меня подготовить.

– Барбара, – сказал Джерри. Ее отец не собирался продолжать фразу. Поэтому имя прозвучало, как предупреждение.

– Если он утверждает, что видит духов, значит так и есть, – сказал Леон в мою защиту, несмотря на тот факт, что он заставлял меня ерзать по стулу. Вернее, ерзал я из-за его руки.

– У них есть тесты, – он глянул на меня, ожидая подтверждения своим словам. – У них же есть тесты?

– Всевозможные, – ответил я, похоронив последнюю кукурузинку.

– Если ты способен их видеть, то что же, у тебя третий уровень? Четвертый?

– Пятый, – сказал я. Пятый уровень – это всего пара шагов от превращения в добрую старую Мари. А Мари была всего на шаг позади Бога. Или Сатаны.

За столом опять повисло молчание.

– Ты миллионер? – спросил Клэйтон.

– Невежливо спрашивать у людей, сколько они зарабатывают, – сказала Барбара. Она была моей ровесницей, тридцать восемь лет. С Джейкобом у них были одинаковые блестящие черные глаза и высокие скулы, но на мой вкус, она выглядела потрепанной. Особенно сейчас, когда мы пытались вести светский разговор за ужином.

– Все в порядке, – сказал я. – Нет, я не миллионер. Я зарабатываю больше, чем обычный детектив, но меньше моего начальника.

– А тратишь деньги, как будто живешь во времена Великой Депрессии, – вполголоса добавил Джейкоб.

Клэйтон вскинул голову. Я увидел картошку, застрявшую у него между зубов.

– Тебе надо найти Аль Капоне и вытрясти информацию про его тайник.

Джерри и Леон засмеялись, по-прежнему не сводя с меня глаз. На их лицах крупными буквами была написана надежда услышать от меня, что выкопать Аль Капоне – грандиозная идея. И так уже получается, что мне совершенно не обойтись без парочки помощников шестидесяти пяти лет от роду.

– Здесь его, надо полагать, нет, – сказал я. – Он немного старше этого дома.

Все усмехнулись. Все, кроме Барбары, очевидно считающей меня слугой дьявола. И Бабули, которая при каждой возможности зло на меня посматривала. И Клэйтона, который не мог понять отсутствия у меня финансовой смекалки.

Леон расхохотался и грохнул по столу левой рукой.

Его спектральная правая рука сделала то же самое, только хлопнула по столу с гораздо большей силой, чем ее коллега. Призрачная кровь брызнула, марая белую скатерть с вышитым рогом изобилия, узкоглазыми пилигримами и улыбающимися индейцами.

Я закрыл глаза и попытался представить себе защитный пузырь вокруг руки Леона.

– Тебе жарко, дорогой? – спросила Ширли. – Хочешь, я открою окно?

Я уже хотел было ей сказать, что не стоит беспокоиться, когда понял, что от пота покалывает шею.

– Да, спасибо, – сказал я, стянув фланелевую рубашку и скомкав ее возле себя на стуле. Я порадовался, что потратил время на поиск футболки без дыр и пятен.

Я глубоко вдохнул и взглянул на руку Леона. Она тряслась, словно зацепилась за провод под напряжением. Как лягушка в классе биологии, у которой дрыгались лапки, когда ее били током. Нет, я не отсутствовал в тот день на уроке. И да, меня стошнило. Меня и Джанет Нейдерман.

– Я сейчас вернусь, – сказал я и стукнул своим стулом об стул Джейкоба, вскакивая из-за стола и направляясь к лестнице, ведущей в ванную. На первом этаже у них была гостевая уборная, но я решил, что всем присутствующим на праздничном ужине вовсе незачем слышать, как меня будет тошнить, если я не удержу свой рвотный рефлекс под контролем.

Зачем мне вообще понадобилось вспоминать об этой треклятой лягушке?

Я миновал бывшую спальню Джейкоба – ныне очень личную швейную мастерскую Ширли, – и почти как на скейтборде прокатился до конца коридора на коврике из розовых и голубых лоскутков. Попав в ванную, я захлопнул за собой дверь. На ней был крючок и петля, которые могли бы удержать Бабулю или Клэйтона, если он, конечно, не станет слишком сильно налегать на дверь.

Переведя дыхание, я осмотрелся. Ванная комната была самой обычной, поцветастей, чем моя, с голубыми и желтыми подсолнухами на душевой занавеске, почти повторяющими рисунок бордюра покрашенных стен. Я открыл зеркальную дверцу шкафчика для лекарств в надежде обнаружить пузырек приличного средства от простуды или, может, даже «валиума». Ни один из этих препаратов не заставит руку Леона полностью исчезнуть, но с их помощью я хотя бы смогу поменьше дергаться.

Правая половина шкафчика была полностью забита духами пожилой леди, кремами для лица, лаками для ногтей и муссом для укладки волос. В левой лежала дешевая пластмассовая бритва, такая же как у меня, спрей для ног, твердый зеленый дезодорант, ватные палочки и таблетки от аллергии.

Из всех изобретенных человечеством лекарств у родителей Джейкоба были только те два вида, которые влияли на мой дар еще меньше антибиотиков.

Я порылся в их ящиках, уповая откопать какой-нибудь случайно затесавшийся сюда мышечный релаксант или пузырек с просроченными пилюлями от укачивания. А нашел кучу мочалок и солнцезащитный крем.

Крем для загара. В маленьком сельском городишке Висконсина, на границе с Миннесотой, где зимой солнце выглядывает максимум часа на два и то, если между снежинками найдется достаточно места.

Я заглянул под раковину и обнаружил пару резиновых перчаток и уйму моющих средств. Проклятье.

Я снова дернул дверцу шкафчика, надеясь найти что-то, что пропустил раньше. И тут мой взгляд упал на жидкость для снятия лака.

Повернув бутылочку, я прочитал состав жидкости на этикетке. Ацетон шел первым ингредиентом. Четырнадцать лет назад я посетил семинар по теме «ингалянты», и название «Безмолвный убийца» свежо в моей памяти, как будто это случилось только вчера.

И тут мне пришла мысль, что не очень-то многому я научился в Полицейской академии.

Я не был обычным торчком. Уж точно не таким, как анорексичная девчонка из Центра Психического Здоровья в округе Кук – института, который был мне домом с семнадцати до двадцати трех лет. Девчонка, показавшая мне, как получить максимальный выхлоп от бутылки из-под кулинарного спрея или полиэтиленового мешка и баночки резинового клея. Нет, мне не нравится убивать клетки собственного мозга, просто я прагматичен. Рука никуда не денется сама по себе. И если я хочу пережить этот ужин, то мне действительно необходимо что-то, от чего она перестанет махать в мою сторону.

Я мог бы пропитать кусок туалетной бумаги и прижать его к носу и рту, но ацетон воняет химией, и в результате от меня будет разить им. Поэтому я поставил бутылку с жидкостью на край раковины и прижал к горлышку ноздрю. Осторожно втянул воздух, надеясь, что пары ацетона замкнут те самые нейроны, из-за которых я вижу чертову дрыгающуюся оторванную руку Леона, а сам я не буду вонять словно китайский салон маникюра.

В тот момент, когда голову слегка повело и в затылке появилась острая боль, меня кто-то пришел проведать.

К счастью, это оказался Джейкоб.

Поскольку ему не стоило знать, что я нюхаю жидкость для снятия лака его мамы, я убрал бутылку и сполоснул лицо, прежде чем отрыть дверь.

Джейкоб, подпиравший дверной косяк, выглядел невероятно сексуально в футболке с длинными рукавами. Шоколадного цвета гладкая ткань облегала каждый мускул его тела так, будто они были нарисованы на одежде. Он скрестил руки на груди и состроил свое самое убедительное «ты-можешь-мне-доверять» лицо, слегка прищурившись и надув губы.

– Все в порядке?

– Это… э-э. Я не знаю.

– За столом ты был немного бледным.

Совсем не удивительно, что Джейкоб заметил, что я что-то увидел. Морис Тэйлор, мой первый напарник, в таком случае иногда говорил, что я исчезну, если стану еще белее, и это не была шутка о моей этнической принадлежности.

От ацетона щипало глаза, и я нажал пальцами на слезные железы, пытаясь унять зуд. Если бы я надавил на глаза так, как мне хотелось, то они бы покраснели, и я стал бы выглядеть совсем как торчок.

– Твой дядя Леон, похоже, крутой парень.

– Так и есть.

– Но… Я вижу его руку.

Джейкоб зашел в ванную и закрыл за собой дверь. Сев на бортик ванной и взяв обеими руками мою ладонь, он выжидающе замер.

Я отвел взгляд на немного криво уложенный кафельный пол.

– Я изо всех сил стараюсь быть достойным бойфрендом, – сказал я. – Но, кажется, я совершенно для этого не подхожу.

– Прекрати.

– Но это правда. Я не знаю каково это – иметь семью. И очевидно, что я не в состоянии функционировать не будучи под кайфом.

– О чем ты говоришь? – спросил Джейкоб. – Ты порываешь со мной или сообщаешь, что хочешь пойти на собрания анонимных наркоманов?

Мое сердце, и так слегка зачастившее от ацетона, противно екнуло, когда Джейкоб произнес вслух «порываешь со мной».

– В смысле, ты и сам знаешь. Да ладно тебе.

– Нет, не знаю. Что происходит?

Черт бы все побрал. Я начал обнимать сам себя, даже не осознавая, что делаю. Отвратительная привычка. Уродливая, мерзкая привычка. Я заставил себя сделать попытку встать нормально, но у меня было ощущение, что руки и ноги не выворачиваются как надо.

– Я просто хотел… Ну, знаешь… Быть с тобой и твоей семьей в праздничный день.

Джейкоб медленно кивнул.

– Ладно. И вот, что мы сделаем: если тебе надо уехать, я хочу, чтобы ты мне так и сказал.

– Не хочется уходить посредине ужина, – я уставился вверх, на нарисованные подсолнухи. – Я думал, что дом чист.

– А я и понятия не имел, что руку Леона можно квалифицировать, как призрак. Если ты не хочешь уходить, мы можем пересесть. Скажем, что тебе надо посидеть у окна.

– Я лучше буду сидеть напротив Леона, чем рядом с Барбарой. Есть там рука или нет.

Джейкоб усмехнулся.

– Не могу сказать, что виню тебя.

Я подумал о чертовой окровавленной конечности, выделывающей акробатические номера, которые совершенно не соответствовали выражению лица Леона и языку его тела.

– Это прозвучит глупо, – сказал я, – но не удивлюсь, если эта штука знает, что я ее вижу, и поэтому выпендривается.

Глупо или нет, но Джейкоб задумался над такой возможностью.

– Может, у нее есть спиритуальный эквивалент мозговой деятельности. Кто знает? Но если ампутированные конечности могут существовать в мире духов, это объясняет почему они вызывают у некоторых людей боль.

Могут ли люди изгонять свои фантомные конечности? Скорее всего это реально, во всяком случае, можно избавиться от них с помощью электрической интерференции – одной из технологий Пси-науки, совмещающей в себе психологию и биологию.

– Будь у меня хоть одна таблетка «аураселя», все было бы в порядке, – я принимал прописанный мне «аурасель», чтобы блокировать видения. Или принимал его… Пока не перестал. Что не приносило мне проблем, когда я в своей квартире. Кажется, мне было удобно забыть о реальном мире за пределами своего жилища. Только определенные аптеки, находящиеся в крупных городах, могли обеспечить меня этим препаратом, так что, даже если бы я позвонил в Клинику и получил бы по факсу свой рецепт, то нам бы пришлось ехать в Миннеаполис, чтобы его отоварить.

Джейкоб встал, вытянул маленький бумажный стаканчик из вычурного держателя, висящего на стене возле шкафчика, и наполнил его водой из-под крана.

– Сколько?

– Сколько чего?

– Сколько таблеток «аураселя»?

До меня дошло, зачем он роется у себя в кармане, и это было, как будто пелена туч разверзлась, пропуская солнечный луч, яркий свет которого упал прямо на Джейкоба.

– У тебя они есть?

Он улыбнулся. Своей особенной ухмылкой, предназначавшейся только мне. Она каким-то образом одновременно успокаивала и обещала, что чуть позже он втрахает меня в матрас.

– Должен сказать, я рад, что речь всего лишь об «аураселе».

– И как много их у тебя с собой?

– Десять.

– Ого, да ты подготовился.

– Я же был бойскаутом.

– Это жутковато. И сексуально. Одновременно.

Джейкоб прижал таблетку к моему рту, а после этого провел пальцем по губам. Я отвернулся глотнуть воды. Чтобы пилюля подействовала нужно где-то минут пятнадцать. Чувство облегчения было сильнее разочарования, но только слегка.

– Я правда хотел сделать это без лекарств.

– И это была твоя идея, а не моя.

Это было так несправедливо. Моя жизнь была идеально прекрасна, пока однажды я не обзавелся бойфрендом-сожителем, которому хотелось постоянно взаимодействовать со мной, и осознал, что практически все время нахожусь под кайфом. Может, это и была моя идея завязать с наркотой, но ведь я сделал это из-за Джейкоба.

– Поговори со мной, – попросил Джейкоб.

– Когда-нибудь ты решишь, что от меня слишком много проблем.

– Ага, – сказал он без малейшей убежденности в голосе, перевернул мою руку ладонью вверх и прижался к ней губами. Его щетина уколола основание большого пальца.

Я почувствовал первую волну действия «аураселя», небольшую сухость на языке и покалывание в кончиках пальцев, еще больше усиливающие ощущения от горячего рта Джейкоба, скользящего по коже.

– Перестань, – сказал я. – Я не собираюсь спускаться в столовую со стояком.

Я почувствовал улыбку Джейкоба на ладони, а затем его язык, скользнувший по линии жизни.

– Я серьезно.

– То есть ты хочешь, чтобы я отсосал тебе в ванной моих родителей?

Грязно. Неприлично, скабрезно, пошло. Говорить непристойности у Джейкоба получалось просто отлично, и мне всегда это нравилось. Мой член слегка дрогнул. Хотя от «аураселя» я обычно становился инертным, у меня и самого вполне хватало самоконтроля, чтобы отложить забавы на потом, даже когда сексуальная груда тестостерона облизывала мой палец.

– После ужина.

Джейкоб оставил в покое мою руку, задрал на мне футболку и прижался поцелуем к солнечному сплетению.

– Десерт, – сказал он, дохнув на голую кожу и вызвав у меня дрожь в позвоночнике. – С нетерпением жду этого.

И вот я здесь, ожидаю тыквенный пирог. Джейкоб спустился первый, пообещав сказать семейству, что у меня иногда случается реакция на лекарства. Что технически было чистой правдой. Не объяснять же, что так я среагировал на стол. Джейкоб знает все о способах быть технически честным. Его напарница, Каролина, телепатический детектор лжи.

Все взгляды скрестились на мне, когда я попытался незаметно присесть за стол. Джейкоб наполнил мой стакан апельсиновой газировкой, а его мама запихнула мою тарелку в микроволновку, а потом поставила передо мной.

– Все в порядке? – спросил Джерри.

– Все хорошо, – сказал я. – Со мной все нормально.

– Нет ничего ужасного, если тебе необходимо принять таблетку. Вот мне приходится пить болеутоляющие из-за руки, – сказал Леон. – Безумие, да? Руки нет, а боль есть.

– Ты мне никогда этого не говорил, – сказала Ширли.

– Это правда, – Леон доставал из кармана капсулу настоящей рукой, пока его рука-призрак теребила скатерть. – Сегодня она что-то расшалилась. Пожалуй, выпью одну.

– Вам не нужно этого делать, чтобы стало лучше, – сказал я.

Призрачная рука изобразила мне жест «да ну тебя».

– Боб, который живет дальше по улице, потерял ногу в Корее, – сказал Джерри. – И тоже ее чувствует.

– А как насчет скелетов? – спросил меня Клэйтон. – Скелеты ты видишь?

– В скелетах нет ничего сверхъестественного, – сказала ему Барбара. – Они есть внутри каждого тела. Скелет есть у каждого.

– Но я же видал такое в фильме.

– Видел, – поправила его Барбара.

– Или зомби, – не обращая на нее внимания, спросил Клэйтон. – Зомби существуют?

– Нет, – ответил я. – Если тела умерли, то насовсем.

– А как же больницы, когда берут эти электрические штуки с пластинами, потом кричат «Руки!» и бьют тебя током… – он подпрыгнул на стуле, как будто к нему подвели тысячу вольт. – Сначала идет прямая линия, а потом твое сердце начинает биться опять?

Я задумался над этим. Не то чтобы меня волновало, как дать пятикласснику точный с научной точки зрения ответ. Я думал об электричестве, и как наиболее осведомленный эксперт по паранормальному, знал, что следует ответить, что призраки состоят из электронов.

– Не знаю, – ответил я. – Может, те люди еще не совсем умерли, а машины не настолько точны, чтобы это заметить.

– Тебе надо посмотреть, как это работает, когда будешь в больнице, – сказал Клэйтон. – Тогда будешь знать точно.

– Я не хожу в больницы.

– Никогда? А что если тебя кто-то подстрелит во время дежурства? Куда тебе тогда идти?

– У меня есть специальный… Э-э, врач.

Все снова дружно подвинулись на краешки своих стульев. Можно было услышать жужжание мухи.

Я мысленно вздохнул и решил, что можно рассказать об этом, раз уж им так интересно. Даже Бабуле.

– Вообще-то, теперь я встречаюсь с группой из двух врачей и одного психиатра, и все они находятся в комнате в одно и то же время, чтобы убедиться, что никто из них не сделает ничего, чего делать не должны…