Текст книги "Блуждающая звезда (сборник рассказов)"

Автор книги: Джонс Коуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

ПОЖЕЛАНИЕ СМЕРТИ

Всю эту историю можно считать совершенно невероятной, я бы даже назвал ее сверхъестественной. Подобного не бывает в реальности, если, конечно, ты не живешь в Семнадцатом отражении. А я как раз жил в Семнадцатом отражении Земли или, как иначе его именовали, Земля–Семнадцать, ну а в разговоре – просто Семнадцать.

Семнадцатое отражение почти как две капли воды похоже на Первое, Восьмое и Четырнадцатое, и столь же мало отличается от остальных тринадцати. Все дело в цвете. Если капля Первого слегка мутновата от первородного хаоса, Пятого, где вечно бушуют войны, с алым оттенком, а Девятого, в котором все уверовали в универсальную цель, – розовая, то Семнадцатое отражение не имеет цвета. Оно подобно блестящему кристаллу, определенному абсолютным прагматизмом. Мы, обитатели Семнадцатого, все как один трезво мыслящи, расчетливы и уверены в собственных силах. Мы не веруем ни в Бога, ни в Дьявола, ни в Судьбу. Только в себя, все остальное не имеет значения. Колонна железных людей, шагающих по шестеро в ряд. Кое–кто отстает, другой шагает не в ногу, но о таких не говорят, ведь мы – Семнадцатые, мы гордимся собою и своим отражением.

Семнадцатый всегда прав!

Семнадцатый всегда умен!

Семнадцатый преисполнен сил!

Эти заповеди твердит каждый, настраивая себя на ежедневный бой. Дважды утром и дважды вечером. И по многу раз днем, когда борется за место под солнцем.

– Я – Семнадцатый! Семнадцатый всегда прав!

В день, когда началась вся эта история, я повторил эту фразу по крайней мере раз двадцать. Большую часть того дня я провел в приемной у начальника Отдела Низших стандартов, который искал себе заместителя. Нас было сто двадцать восемь, и каждый мечтал получить это место. Начальник Отдела Низших стандартов, по физиономии которого блуждала сладкая иезуитская улыбочка, терпеливо выслушал всех претендентов, но так и не сделал выбора. Всем ста двадцати восьми было велено явиться на следующий день для нового, более подробного собеседования. Скрывая озлобление под сияющими, уверенными в себе улыбками, мы разошлись, твердя, словно молитву:

– Семнадцатый преисполнен сил!

Дома меня ждали панорамный экран, жиденький чай, в котором плавали сучки неизвестного происхождения, и до смерти опротивевшие белковые капсулы. Я уже успел позабыть о том дне, когда мне удалось прилично поесть. Я был уверен лишь в одном – это было очень давно.

Проглотив три упругих маслянистых шарика, я запил их стаканом подкрашенной заваренными опилками воды и упал в виброкресло. Именно упал, потому что в этом деле требовались решительность и натиск. Как обычно, кресло приняло мое тело с неохотным возгласом. Какое–то время оно шевелилось, выбирая оптимальную форму, затем замерло, создав привычное ощущение ненадежности. Виброкресло считало меня непримиримым врагом. Когда–то давным–давно мы поссорились, и с тех пор оно мстило, пытаясь подловить своего обидчика. Я не без оснований подозревал, что в один прекрасный день оно сложится таким образом, что я не смогу выбраться из его поролоновых объятий. Это был глупый, даже идиотский страх, присущий какому–нибудь хлюпику из Седьмого отражения, но я ничего не мог поделать с собой.

Подождав немного и убедившись, что виброкресло не намеревается покуда предпринимать решительных действий, я немного успокоился. Повинуясь приказу, ожил черный восьмисекционный экран. Я быстро прогнал по нему часть того бесчисленного множества каналов, прежде чем остановился на одном, транслируемом с Четвертого отражения. Здесь крутили исторический фильм с претензией на трагедию. Я посмотрел примерно половину его, но трагедия так и осталась лишь претензией. Зевнув, я вновь принялся переключать изображения. Выбор был велик. Я был волен смотреть что угодно, начиная от лилейных проповедей с Седьмого и кончая открытой порнографией, которую передавала Земля–Пятнадцать. Я остановился на порнографии. Быть может, мой выбор и предопределил возникновение этой невероятной истории, быть может, все оказалось во власти случая, хотя, должен заметить, Семнадцатые не верят в случай.

Едва экран заполнила объемистая женская грудь, как резко тренькнул дверной звонок. Я слегка удивился, потому что не ждал посетителей. Вставать не хотелось.

– Семнадцатый преисполнен сил! – сообщил я сам себе и принялся высвобождаться из объятий кресла. Оно чмокало и цепляло меня за бока, словно ненасытная лягушка, поймавшая неосторожного кузнечика. Звонок затрещал вновь, на этот раз нетерпеливо. Я удвоил усилия и вырвался из плена. Через мгновение я впускал гостя.

– У меня все есть, – буркнул я, не давая вошедшему раскрыть рта. Гость был облачен в неряшливый черный с блеклой полосой костюм, обычную одежду коммивояжера.

Подобное приветствие не обескуражило гостя. Он стремительно окинул глазами комнату и улыбнулся. Улыбка его была вполне располагающей, но мне она не понравилась. Дело в том, что у меня ничего не было, и только слепец мог не заметить этого. Вошедший мало походил на слепца.

– Я ничего не продаю, – сказал он, и я поразился богатству его голоса, уместившего в этой короткой фразе множество оттенков – от вытертого бархата до сплавленной с серебром меди.

– Тогда что тебе нужно?

– Я пришел переговорить по одному делу.

– Если ты от энергетической компании, тебе не повезло. Мой кредит исчерпан. – Мое положение предстало в чересчур мрачном свете, и я поспешил внести в него струю оптимизма. – Но я должен вот–вот получить работу.

Незнакомец ответил мягкой улыбкой. Я невольно обратил внимание на то, что у него острые зубы.

– Нет, я не от энергетической компании. Я представляю собственные интересы.

Я был слегка заинтригован и в равной мере смущен. Неловко мотнув перед собою рукой, что должно былo означать приглашающий жест, я предложил гостю пройти.

Он так и сделал, присев на краешек виброкресла. Могу поклясться, проклятая штука даже не попыталась вцепиться в его ногу! Мне не осталось ничего иного, как устроиться на небольшом откидном стульчике, привинченном к стене.

– Слушаю.

Гость широко улыбнулся, вновь продемонстрировав свои острые зубы.

– Меня зовут Тод[4]4
  Tod (нем.) – смерть.


[Закрыть].

– Странное имя.

– Лучше иметь такое, чем вообще не иметь.

Замечание было справедливым. Я еще не дослужился до имени и имел лишь номер – НГ–214.

Я так и представился, поймав себя на том, что самоуничижение неожиданно доставило мне удовольствие.

– НГ–214.

– Знаю. – Гость сделал паузу, совсем крохотную, после чего огорошил меня вопросом:

– НГ–214, ты веришь в существование Дьявола?

Какая глупость! – я рассердился. – Если господин Тод желает развлекаться подобными вопросами, я бы порекомендовал ему обратиться к Тринадцатым. Там он получит исчерпывающий ответ.

– Я как раз оттуда.

Услышав подобное сообщение, я позволил себе улыбнуться. Дело в том, что переместиться из шестнадцати отражений в Семнадцатое было просто невозможно по той простой причине, что обитатели Четырнадцатого, Пятнадцатого и Шестнадцатого не подозревали о существовании Семнадцатого, обитатели Восьмого, Девятого, Десятого, Одиннадцатого, Двенадцатого и Тринадцатого не имели телепортатора, а все прочие не знали даже такого понятия – телепортация.

– Чудесная сказка, – сказал я. – Как жаль, что я не верю в сказки.

– Напрасно, – Тод запустил руку в карман и извлек длинную черную сигару с серебряным ярлычком. Точно такие же курили сатанисты с Тринадцатого отражения. Затем он щелкнул пальцами, и на его ладони вспыхнул крохотный яркий язычок. Тод прикурил сигару и принялся пускать ровные колечки, нанизывая их одно на другое.

– Ловкий номер! – сказал я, скептично улыбаясь. – Пьезоэлемент, спрятанный между пальцами.

Гость отрицательно качнул головой.

– Нет. Свободное перемещение энергии.

– Противоречит третьему закону мироздания, – подхватил я. – Ничто не может возникать из ничего.

Тод не стал спорить. Небрежно закинув ногу за ногу, он поинтересовался:

– Так значит, НГ–214 не верит в существование Дьявола?

– Я же уже сказал – нет!

– А если Дьявол сделает НГ–214 интересное предложение?

– Какое?

Тод усмехнулся.

– Так верит или нет?

– Не верю. Я спросил просто из любопытства.

– Я так и понял. Значит, иррациональное, по–твоему, не существует?

– Конечно, нет. Это же следует из самого понятия иррациональный. То, чего нельзя объяснить, не может существовать.

Тод, расхохотавшись, откинулся на спинку виброкресла, которое послушно поддалось изгибу его тела.

– Не могу понять, а следовательно, не верю! Примитивно!

– Оставь свои проповеди для Земли–Семь! – резко оборвал я.

Не выпуская изо рта сигары, Тод принялся говорить, мерно щелкая пальцами.

– Итак, что мы имеем… НГ–214, двадцать пять лет, честолюбив, умен, может быть жестоким. Ничего существенного в жизни не достиг. Три неудачные попытки подняться по служебной лестнице. Печальное финансовое положение. Неразделенная любовь.

– Точно под микроскопом! – Я попытался улыбнуться. – Да, это я. Что еще?

– Так тебя интересует мое предложение?

– Сначала ответь, кто ты?

– Дьявол. Такой ответ тебя не устраивает? – Я отрицательно покачал головой. – Ну тогда, допустим, пришелец из другого мира.

– Восемнадцатое отражение?

– Почему обязательно Восемнадцатое… Предположим, я вообще не имею никакого отношения к Земле.

Бах! Задев локтем стол, я ненароком уронил на пол коробочку с канцелярскими принадлежностями.

– Этого не может быть!

– Может. И я имею предложение.

– Какое?

– Я согласен исполнить любое желание НГ–214.

– Что означает «любое»?

– То и означает. Я могу помочь ему сделать карьеру, достичь любого поста, которого он пожелает. Я могу подарить ему богатство. Я могу наделить его бессмертием. Если он захочет, я сделаю его счастливым в любви.

– Не верю.

– Рискни. Что ты теряешь?

Вопрос был логичен. Я ничего не терял.

– Какую выгоду от этой сделки получишь ты?

– Еще не знаю. Многое зависит от того, каким будет твое желание. Но я не собираюсь требовать от тебя никаких обязательств. Считай, что просто участвуешь в эксперименте.

– Подопытный кролик, – пробормотал я.

Тод усмехнулся.

– Вроде того. Но мое предложение вполне бескорыстно.

– Конечно! – Я придал голосу весь сарказм, который только мог собрать. – Даровой сыр бывает знаешь где?

– Знаю. У меня. – Тод извлек из кармана кусок обернутого прозрачной, пленкой сыра. Сыр выглядел чрезвычайно аппетитно. – В виде бесплатного приложения. Угощайся!

Я невольно помянул черта, в которого не верил. Гость искушал, и я поддался соблазну. Сыр оказался нежирным и малосоленым – точь–в–точь таким, какой я любил. Я уже успел позабыть, когда ел сыр в последний раз.

– Спасибо.

– Не за что. Так как насчет моего предложения?

– Не знаю.

– Не знаю или не верю? – спросил Тод. Его черные глаза настырно лезли в мою душу, прожигая насквозь.

– Не верю!

– Тогда тебе тем более нечего терять. Загадай любое, что придет в голову, ведь если Дьявола не существует, твое желание все равно не сбудется. Хочешь, я заставлю влюбиться в тебя самых прекрасных девушек твоего отражения?

– Не хочу. Что я буду с ними делать?

– Резонно, – согласился Тод. – Тогда, может быть, желаешь стать величайшим актером?

Я отрицательно помотал головой.

– Что же?

– Хорошо, я назову тебе свое желание, – сказал я после небольшой паузы.

Тод удовлетворенно потер руки.

– Весь во внимании.

Боюсь, моя речь вышла высокопарной.

– Я не верю в то, что оно сбудется, но загадываю, – начал я и резко выпалил: – Я желаю обладать абсолютным даром внушения!

Мне показалось, что Тод слегка насторожился.

– Поясни, – попросил он.

– Хочу, чтобы любое мое мысленное повеление воспринималось как абсолютный приказ.

На этот раз до Тода дошло. Он поднялся на ноги и поаплодировал.

– Браво! Лучшего невозможно придумать! Совершенная власть над человеком, человечеством, миром.

– И над собой, – прибавил я. – Я могу приказать себе стать сильнее, я могу повелеть себе жить вечно!

– Сотня желаний, заключенных в одно! – Тод зааплодировал вновь. – Подобного я не предусмотрел. Те, с которыми мне приходилось иметь дело прежде, были куда менее рассудительны. В будущем придется быть поосмотрительней.

Я отвесил шутливый поклон.

– Так скоро оно будет исполнено?

– Уже.

Тод улыбнулся мне, я возвратил ему его улыбку, сделав ее еще более щедрой.

– Тогда исчезни, тебя не существует!

И Тод испарился.

Стоит ли говорить, что я лишь посмеялся над странным происшествием. Доев сыр, я отправился спать.

Наутро я и сто двадцать семь таких же, как я, были на месте. Все мы, не сговариваясь, пришли за полчаса до назначенного срока. Все как один. Ни один не отказался, ни один не проспал. А как иначе?

Семнадцатый преисполнен сил!

Мы молча толпились в просторной приемной, с ненавистью поглядывая друг на друга. Каждый не сомневался, что только он достоин занять вакантную должность.

Начальник Отдела Низших стандартов заявился ровно в девять. Толпа почтительно расступилась, образуя проход. Чиновник двинулся по нему с важностью русского царя, дарующего снисходительным вниманием своих подданных. На мгновение он встретился глазами со мной. Я очень хотел быть принятым первым. Мне почему–то казалось, если я попаду в начальственный кабинет раньше других, мне удастся убедить господина Рейнгрейда, что он нуждается именно во мне. Я думал об этом, когда господин Рейнгрейд скользнул безразличным взглядом по мне. Я молил его обратить на меня свое благосклонное внимание.

Рейнгрейд шел мимо, но внезапно сбил шаг и замер. Впечатление было такое, словно он со всего маху налетел на невидимую стену. Глаза чиновника принялись блуждать по рядам соискателей, на чьих лицах появились заискивающие улыбки. Я улыбался наравне со всеми, изо всех сил стараясь понравиться. И, о чудо, это удалось!

Внимательно осмотрев мою физиономию, господин Рейнгрейд поманил меня указательным пальцем. Я выступил вперед и отвесил почтительный поклон.

– Ты будешь первым, – сказал господин Рейнгрейд. – Ступай за мной.

Ловя спиной ненавидящие взгляды, я двинулся вслед за господином начальником, стараясь ступать точно в его шаги.

У Рейнгрейда было великолепное кожаное кресло, не чета тем, что выпускались для широкого потребления. Очутившись в кабинете, Рейнгрейд немедленно занял его, а мне указал на стул, стоявший по другую сторону от стола.

– Слушаю тебя.

Я начал свою речь. Я говорил о том, что давно мечтал стать помощником господина Рейнгрейда, что было ложью, я узнал о его существовании всего три дня назад. Я клялся, что создан для этой работы и что господину начальнику Отдела не найти более услужливого и исполнительного работника. Я смотрел в глаза Рейнгрейда и умолял его внять моим словам. По–моему, я был достаточно убедителен.

Рейнгрейд вначале прислушивался к моим словам с долей рассеянности, но постепенно становился все внимательней, а к концу моей отрепетированной речи он буквально не отрывал взора от моего рта, ловя каждое слово. Когда я закончил, Рейнгрейд вздрогнул, словно кто–то невидимый толкнул его ногой под столом. Мне показалось, что он колеблется.

«Ну давай же, решайся, бери меня к себе!» – с яростью подумал я.

Рейнгрейд дернулся, словно его пнули еще раз.

– Ты подходишь мне. Я беру тебя на работу, – сказал он поспешно и улыбнулся.

Я заулыбался тоже. Счастье наконец–то улыбнулось мне.

Стоит ли говорить, как были разочарованы те сто двадцать семь, что рассчитывали войти в кабинет господина Рейнгрейда после меня!

А мне судьба уготовила еще несколько приятных сюрпризов. Первое, господин начальник Рейнгрейд выдал мне аванс, что, в общем–то, не было принято. Но стоило мне заикнуться об этом, как деньги немедленно очутились в моем кулаке. Затем я подумал, что неплохо бы закончить работу пораньше, чтоб как следует отметить начало новой жизни. Господин Рейнгрейд оказался столь любезен, что сам предложил мне уйти на три часа пораньше. Очутившись в магазине, я направился не к прилавку, где торговали белковыми капсулами, а в отдел натуральной пищи. Игнорируя презрительную ухмылку продавца, я заказал фунт ветчины и полфунта сыра. Когда настал момент расплачиваться, я внимательно посмотрел в глаза продавца, и тот, суетливо завернув покупки в хрустящую бумагу, с поклоном подал их мне. Домой я пришел не один, а с роскошной блондинкой, которую повстречал на улице. Стоило внимательно посмотреть ей в глаза, как она столь пылко объяснилась мне в любви, что не оставалось ничего иного, как ответить на ее чувства взаимностью. Мы очень неплохо провели время.

Оставшись один, я включил панорамный экран и уселся в виброкресло. Оно тоненько взвизгнуло и самым подлым образом прищемило своему хозяину часть мягкого места. Сыпля ругательствами, я не без труда выбрался на свободу. Здесь мне пришла в голову великолепная мысль. Уставив взор на потертую обивку виброкресла, я сообщил строптивому предмету меблировки, что отныне оно должно в точности исполнять все мои желания. После этого я спокойно вернулся на прежнее место и велел подлокотникам увеличиться на два дюйма, о чем давно мечтал. Кресло моментально исполнило приказание. Я хмыкнул и задумался.

Выходило, что происшедшее накануне вечером вовсе не было глупым розыгрышем. Тод и впрямь исполнил мое желание, наделив меня даром абсолютного внушения. Теперь все зависело от того, сумею ли я воспользоваться этим подарком. Упоенный сладкими мечтами, я уснул прямо в кресле, превратившемся в мягкую удобную кровать. Давно я не спал столь спокойно и крепко.

На следующий день я начал действовать. Для начала я внушил господину Рейнгрейду свою незаменимость и очень скоро взял в свои руки бразды правления Отделом. Служащие, на долю которых также пришлось несколько внимательных взглядов, готовы были молиться на меня. Следующим шагом к успеху стал репортаж, показанный по панорамному экрану. Для этого мне пришлось нанести визит к управляющему одного из известнейших телеагентств, в результате чего он загорелся желанием снять репортаж о переменах в Отделе Низших стандартов. Само собой разумеется, главным действующим лицом этого репортажа стал я. Через день нас с Рейнгрейдом вызвал к себе Директор Департамента Стандартизации господин Мэльм. Я вышел из кабинета господина Директора начальником Отдела, а неудачник Рейнгрейд стал моим заместителем. Он был совершенно счастлив. На панорамных экранах появился еще один репортаж, на этот раз целиком посвященный начальнику Отдела Низших стандартов Ноету. Теперь меня звали Ноет – я обрел имя! Я снял отличную квартиру, обставил ее настоящей мебелью. Теперь я мог позволить себе питаться натуральными продуктами, а время от времени даже посещать рестораны. Белковые капсулы остались дурным воспоминанием.

Вместе со многими другими открытиями меня ожидало еще одно. Я открыл, что означает убить человека. В Семнадцатом убийства редки. Из всех видов преступлений у нас преобладают безобидные кражи. Лишь самые отчаявшиеся отваживаются на что–то более дерзкое. Мне случилось столкнуться с таким отчаявшимся.

Я взял в привычку гулять по ночным улицам. Тишина и безлюдие успокаивали. Тем вечером я шел по темной аллее. Человек поджидал меня там, где росли кряжистые деревья, чья густая тень превращает сумерки в полуночную черноту. Выскочив на дорожку, он предложил мне расстаться с курткой и кошельком, если таковой у меня имеется. Однако вместо того, чтобы подчиниться, я твердо взглянул в его глаза и приказал взволнованно бьющемуся сердцу остановиться. Грабитель дважды хватанул ртом воздух, выронил нож и осел на землю. Я наклонился над ним. Человек не дышал. Он был мертв. Пожав плечами, я продолжил прогулку. Убить оказалось на удивление просто. Не понимаю, почему Седьмые разыгрывают из этого целую трагедию, для меня это оказалось эпизодом, на который я почти не обратил внимания.

Стремительно летели дни, я продолжал свое восхождение наверх. Господин директор Мэльм благоволил к новому перспективному работнику. Мне ничего не стоило убедить его назначить меня своим заместителем. Чтобы как следует закрепиться в Департаменте, потребовалось чуть больше времени и еще пара репортажей, на этот раз показанных сразу по всем каналам. Директор Мэльм был в восторге от меня.

Я еще раз сменил квартиру и стал одеваться у лучших портных. Обо мне заговорили. Одна из влиятельнейших газет назвала меня человеком месяца. Несколько признанных красавиц изъявили желание познакомиться со мной с далеко идущими последствиями. Я не отказался от удовольствия залезть к каждой из них в постель, но от последствий отказался. Все эти красотки были глупее даже тех героинь, роль которых исполняли. Вместо этого я отправился к Лельне.

Мы познакомились не так давно, примерно с год назад. Одно время мне казалось, что я нравлюсь ей, а она – и это уже без всяких казалось – нравилась мне. Но тогда я ушел, терзаемый уязвленным самолюбием. Что я значил без места и без денег. Теперь же я мог с полным правом вернуться.

Когда Лельна открыла дверь, я протянул ей огромный букет роз, стоивший целое состояние. Мне он обошелся совершенно бесплатно. Букет произвел впечатление, но не совсем то, на которое я рассчитывал. Лельна была рада моему приходу, однако метаморфоза, происшедшая со мной, моя дорогая одежда, изменившиеся манеры – все это смущало ее. Натянуто улыбаясь, Лельна пригласила меня в комнату. Она жила небогато, если не сказать больше, примерно так, как совсем недавно я. Мне стало слегка не по себе при виде этой унифицированной нищеты, считавшейся нормой для большинства обитателей Семнадцатого отражения. Наш мир производил не так много благ, чтобы их хватало всем. Природные богатства были давно исчерпаны, и все большая роль отводилась искусственным суррогатам, заменявшим настоящую пищу, одежду, мебель.

Убранство комнаты составляли лишь узкая кровать, виброкресло и стул. Последний, правда, был из настоящего дерева. Ну и, естественно, панорамный экран. Лельна робко указала на стул. Я хотел отказаться, но не сделал этого, чувствуя, что отказ поставит хозяйку в неловкое положение. Кроме того, здесь играло роль еще одно обстоятельство. Лельна была мала ростом, а согласитесь, разговаривать, глядя снизу вверх, – занятие не из приятных. Поэтому я сел. Мои глаза буквально пожирали Лельну, вгоняя ее в краску. Я успел соскучиться по этому милому живому личику. Она, конечно, была наслышана о моих успехах у красавиц и не скрывала удивления столь внезапным визитом.

– Вот уж не ожидала увидеть тебя.

– Почему? – Я изобразил улыбку. – По–твоему, я похож на человека, легко забывающего о старых знакомых?

– Нет, то есть… – Лельна запуталась и покраснела. – Но ты достиг так многого…

– Это ничего не значит. Я отношусь к тебе даже лучше, чем прежде.

– Правда? – спросила она, и ее глаза радостно заблестели.

– Совершенная правда. Ах, забыл! – Я схватился за голобу, – Вот растяпа, оставил в машине торт!

– У тебя есть машина? – В голосе Лельны звучало нескрываемое восхищение.

– Да, – сказал я небрежно. – Третья модель. Думаю поменять ее на четвертую. Я сейчас принесу его.

– Не надо…

– Что значит не надо?! Зачем же в таком случае я его покупал? – Я солгал, торт достался мне в виде бесплатного трофея.

– Хорошо, тогда я поставлю чай. У меня есть настоящий.

Я с трудом сумел скрыть усмешку. Я уже успел позабыть о том, что существует суррогатный чай.

Торт оказался недурен – из натурального масла, сахара и сливок, пропитанный настоящим коньяком. Полагаю, Лельне не приходилось пробовать такого ни разу в жизни. Я видел восторг в ее глазах и чувствовал себя немного волшебником, отчего мне было очень хорошо. Мне было приятно наблюдать за тем, как она, словно маленькая птичка, отхватывает белыми зубками крохотные кусочки торта, деликатно запивая их чаем. Я почувствовал прилив нежности.

– Я – так рад снова увидеть тебя! – Произнесенная фраза прозвучала как–то казенно, и я несколько смутился.

Лельна не обратила на мое замешательство никакого внимания.

– Я тоже, – просто сказала она. – Ты так сильно изменился.

– Да? Надеюсь, в лучшую сторону?

– Не знаю. Наверно, – легко, не задумываясь, ответила Лельна.

Не скрою, я был слегка уязвлен подобным ответом.

– Неужели я нравился тебе больше, когда был неудачником?

– Ты не был неудачником. Просто тебе немного не везло.

– Разве это не одно и то же?

Лельна одарила меня таким взглядом, словно я обидел ее, и отложила недоеденный кусочек торта.

– Может быть, ты прав.

Я почувствовал себя виноватым.

– Ешь, – попросил я и прибавил: – Извини, что затеял этот глупый разговор.

Лельна пожала узенькими плечами.

– Ты не сказал ничего дурного.

– Но я же вижу, что чем–то обидел тебя.

– С чего ты взял? – упрямо стояла на своем Лельна.

– Хорошо, тогда ешь.

Лельна улыбчиво сверкнула зубами и с удовольствием прикончила торт.

– Ужасно вкусно.

– Да, – рассеянно согласился я, думая совсем о другом. – Если захочешь, будешь есть такие штуки хоть каждый день.

– Нет, каждый день нельзя. Я растолстею.

– Ты не поняла. – Я посмотрел в ее серые глаза. – Я хочу, чтобы ты была со мной.

На этот раз она действительно не поняла, а может быть, сделала вид, что не поняла.

– Ты хочешь сказать…

– Да! Да! – нетерпеливо перебил я. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Иметь жену – чертовски старомодно, но в случае с Лельной я был согласен быть старомодным.

– Это как–то неожиданно… – Лельна ждала, что я что–нибудь скажу, но я молчал. – Я не могу сразу вот так. Мне надо подумать.

Я почувствовал себя оскорбленным. Я не представлял, о чем здесь можно думать. Разве ей не ясно, что я люблю ее?! Я мог бы покончить с этими глупостями в один миг, мне стоило лишь заглянуть ей в глаза. Но я не хотел этого. Я хотел настоящей любви, а не суррогата. Это был случай, помочь в котором мне не мог даже Дьявол.

– Хорошо, – сказал я, – подумай. Когда дашь ответ?

Лельна бросила на меня умоляющий взгляд.

– Не торопи меня, пожалуйста.

– Хорошо, – вновь сказал я. – Буду ждать. Ты позволишь мне время от времени навещать тебя?

– Конечно!

Я поднялся.

– Кстати, где ты сейчас работаешь?

– Почему это тебя интересует?

– Обойдемся без лишних вопросов, – сказал я строгим тоном, каким общался с подчиненными.

– Департамент Распределения. Тридцать первый класс.

– Вот что… – Я сделал вид, что размышляю, хотя все было наперед решено. – Переведу–ка я тебя к себе. У меня есть вакантная должность двадцать третьего класса.

– Спасибо, – сказала Лельна, как показалось мне, равнодушно.

– Не за что. Я приеду завтра.

Не тратя времени на лишние слова, я оставил ее. Возле моей машины толпились люди. Когда я вышел, они расступились. В их взглядах можно было прочесть почтение и зависть. Это отчасти вернуло мне хорошее расположение духа.

Однако на следующий день я не приехал, как и через день. Я был занят делами Департамента. Старый пердун Мэльм здорово мешал мне. Уже пришло время занять его место, а я никак не мог провернуть эту небольшую операцию. Для того, чтобы сесть в кресло Директора Департамента, я должен был непременно повидаться с Кабинет–премьером, возглавлявшим Службу Департаментов. Пост Кабинет–премьера занимал некто Тройд, с завидным упорством отказывавшийся знакомиться со мной. Не помогла даже такая крайняя мера, как несколько каверзных вопросов, заданных Тройду на пресс–конференции, когда журналисты ни с того ни с сего стали назойливо интересоваться, почему господин Кабинет–премьер не обращает внимания на. талантливого молодого работника, служащего под его началом. Тройд оставался глух и нем, словно забившийся под корягу налим. Наверху шла своя игра, Тройд не хотел пускать в нее новичка.

Был еще один путь занять вожделенное место. В случае смерти Директора Департамента его кресло автоматически переходило к заместителю. Я долго не мог решиться на крайние меры. В конце концов старик Мэльм был всего лишь безобидным олухом. Но безразличие Тройда вывело меня из себя. Во время утреннего доклада, когда мы остались наедине, я посмотрел в глаза Мэльму и приказал его сердцу остановиться. Старик посинел и рухнул на пол; его не хватило даже на пару конвульсий.

Все прошло как нельзя лучше, никто ничего не заподозрил. В тот же день я произнес прочувственную речь над телом бедняги Мэльма, а на следующее утро занял его кресло. Я не терзался угрызениями совести. Мне было чуть жаль старика, но он мешал мне. Я убил его лишь для того, чтобы устранить препятствие.

У меня было великолепное настроение, когда я вновь направился к Лельне, однако у ее дома меня ожидала небольшая неприятность.

Семнадцатые предпочитают не связываться с марами, как называют у нас людей, охраняющих спокойствие государства. Обычно высшие чиновники застрахованы от подобного рода недоразумений, но для меня было сделано исключение. Мары схватили меня у дома Лельны, насмерть перепугав всех ее соседей. Я не стал сопротивляться, ограничившись тем, что велел своим стражникам быть со мной повежливей. В результате они внесли меня в камеру чуть ли не на руках. Дверь с лязгом захлопнулась. Я не проявлял беспокойства. Если бы меня хотели убить, я давно был бы мертв. Нет, здесь было что–то иное. Кто–то из высших заинтересовался мной. Это было мне на руку. Я спал словно новорожденный, сладко и без снов.

Все прояснилось уже на следующий день. Мне был устроен допрос, который я использовал с чрезвычайной пользой для себя. По моему беззвучному приказу следователь рассказал все, что знал сам, а затем вызвал начальника тюрьмы, который, при мне сделав пару звонков по телефону, дополнил картину событий новыми штрихами. Против меня интриговал Тройд, заподозривший, что чересчур удачливый чиновник является ставленником кого–нибудь из его соратников. Немного поразмыслив, я начал давать показания на Директора Департамента Обороны, который, как я знал, считался соперником Тройда. Удостоверившись, что Кабинет–министр заинтересовался моей персоной, я потребовал личной встречи с ним, заявив, что располагаю чрезвычайно важными сведениями, которые сообщу не иначе как с глазу на глаз. И следователь, и начальник тюрьмы постарались убедить Кабинет–министра в искренности моих слов. Тройд попался на крючок. Он заявился в мою камеру – низенький толстячок с неприятным выражением лица. Он шел карать, а пришлось миловать. Из тюрьмы я вышел заместителем Тройда. Наутро все агентства посвятили новому заместителю Кабинет–министра массу восторженных слов, сообщив заодно, что прежний заместитель был уличен в неблаговидном поступке и понижен.

Когда я нашел свободное время и смог отправиться к Лельне, меня сопровождал эскорт из четырех мотоциклистов. На этот раз я не стал расходовать силы на душещипательные беседы. Я просто велел Лельне собираться. Квартира, в которую я ее поселил, располагалась в самом престижном районе города. По моему приказу ее обставили только настоящей мебелью. Здесь присутствовал даже шкаф с подлинными старинными книгами. Холодильники были полны натуральных продуктов.