Текст книги "Клуб Ракалий"

Автор книги: Джонатан Коу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

25

Шли месяцы, Сисили занемогла. Летом 1978-го, перед самым началом экзаменов, она слегла с ангиной. Друзья ее говорили, что Сисили перетрудилась, что у нее вызванный запутанной эмоциональной жизнью нервный срыв, что им следовало заметить его приближение. Недруги же уверяли, что она неисправимая позерка, а болезнь ее имеет происхождение психосоматическое. Какой бы ни была правда, Сисили на три недели уложили в постель, а после отправили восстанавливать силы в Уэльс, где жил ее дядя. Экзамены она пропустила. На следующий год ей предстояло вернуться в школу и снова начать готовиться к ним.

В самый последний день терма, 20 июля 1978-го, Эмили, отыскав Бенжамена, освобождавшего в раздевалке свой шкафчик, протянула ему на подпись открытку. Открытка предназначалась для Сисили и содержала пожелания скорейшего выздоровления, на ней уже стояло около тридцати росчерков. Бенжамен взглянул на конверт с надписанным на нем адресом, и первым, что он сказал, было:

– Так мы же каждый год ездим туда отдыхать всей семьей.

– Правда? Ну вот и дядя ее там живет. Дом, именовавшийся «Плас-Кадлан», стоял в деревне под названием Рив, через которую Бенжамен и его семья множество раз проезжали по пути в Абердарон и к острову Бардси. Поле, на котором они ставили свой жилой прицеп, находилось всего в пяти милях оттуда. Бенжамену трудно было поверить, что и Сисили может быть как-то связана вот с этими местами, которые он почитал священными, – не только потому, что история тамошних религиозных поселений вела отсчет от пятого или шестого столетия, но и потому, что места эти хранили некоторые из самых дорогих ему воспоминаний детства. Пол, Лоис и родители Бенжамена собирались недели примерно через две снова уехать туда. Бенжамен решил на сей раз остаться дома, пожить с бабушкой и дедушкой, у которого только что обнаружили рак простаты и который чувствовал себя – для дальней дороги – слишком плохо. Впрочем, если там будет Сисили…

– Сколько времени она проживет у дядюшки? – спросил он.

Этого Эмили не знала. Возможно, Сисили останется в Уэльсе на все лето, возможно, возвратится в Бирмингем уже на следующей неделе. Все зависит от ее здоровья.

Эти сведения добавили странности дню, который и без того был бесконечно странным. После того как завершились – две недели назад – экзамены, в школе воцарилась нереальная, карнавальная атмосфера. Уроков больше не было. Тридцать с чем-то мальчиков – всем им, как и Бенжамену, предстояло вернуться сюда на осенний терм для подготовки к поступлению в Оксфорд и Кембридж – проводили неофициальные собрания, называемые «Синдикатами», обсуждая на них списки тех книг, которые стоило бы прочесть за лето. Еще продолжались в школе и соревнования по разным видам спорта. В остальном же побудительных причин для посещения ее ни у кого из выпускников старшего шестого не было – большинство сюда и не заглядывало. Бенжамен чуть не целыми днями слонялся по дому, слушал пластинки, иногда наведывался в Бирмингем за новыми, время от времени выводил Дженнифер в какой-нибудь паб, твердя себе, что надо бы придумать, как порвать с ней, пока она сама этого не сделала. В качестве капитана школьной сборной по теннису (попасть в сборную по крикету ему и надеяться было нечего) он сумел провести свою команду от одного бесславного поражения к другому – всего их набралось девять, и каждый матч заканчивался с одинаковым счетом: 6:0, 6:0, 6:0. И вот теперь, в самый последний из школьных дней, все, кого он знал, бродили по коридорам, расписываясь в выпускных альбомах друг друга, принося обеты вечной дружбы или, столь же часто (и с куда большим чувством), в недвусмысленных выражениях объясняя давним врагам, какое счастье порождает в них одна только мысль о том, что этих рож никогда не увидят. От всего этого кругом шла голова.

После полудня по школе разнесся слух, будто в клубе «Карлтон» происходит нечто вроде вечеринки. Бенжамен отправился посмотреть, что там творится, и обнаружил, что клуб оккупирован теми, кто в нем никогда не состоял. За центральным столом шла нескончаемая игра в «очко», воздух загустел от сигаретного дыма. В роли банкомета подвизался, и с немалой для себя выгодой, Калпеппер. Хохот его и торжествующие выкрики различались уже в середине ведшего к клубу коридора. Тем временем кто-то стырил на кухне целый ящик «портвейна Основателя», и большая часть его была уже потреблена. Мальчик по фамилии Фут стравил в наружный дворик, украсив длинной полоской желтоватой рвоты находившееся прямо под клубом директорское окно. Фута из школы изгнали. Похоже, изгнание ученика в последний его школьный день было делом вполне заурядным. Для настоящего наказания ему недоставало остроты.

Только один человек не принимал участия во всеобщем разгуле. Он сидел в кожаном кресле, пил и пил портвейн, и с каждым выпитым им стаканом гримаса уныния, застывшая на его лице, постепенно сменялась выражением гнева и открытой враждебности. То был Стив Ричардс.

В последние несколько недель Стив вел себя очень странно. Он сознавал, что завалил экзамен по физике, важнейшую письменную работу, и завалил так основательно, что это выбило его из колеи, потому все остальные работы он написал гораздо хуже, чем мог бы. На прошлой неделе, в Актовый день, он отвел Бенжамена в сторонку и излил ему душу. Ту работу, сказал Стив, он провалил не по своей вине. Он просто заснул на экзамене.

– Заснул? – переспросил Бенжамен.

– Должно быть. Понимаешь, я посмотрел на часы, было 2.15, посмотрел снова – уже 3.50, а я так и не написал ни единого слова, Бен. Ни единого.

Это выглядело какой-то бессмыслицей. Бенжамен спросил:

– Ты очень устал в тот день?

– Конечно, нет. Господи, да я был в отличной форме. Я готовился к этой работе несколько недель.

– Есть такая болезнь, при которой человек то и дело засыпает, – задумчиво произнес Бенжамен. Он как раз читал «Третьего полицейского», в котором Флэнн О'Брайен (один из его новых любимцев) извлекал разного рода комические эффекты из нарколептических эпизодов, переживаемых главным персонажем романа, сумасшедшим ученым по имени Де Селби. – Может, тебе стоит показаться врачу.

– Да не болен я ничем, – настаивал Стив. – Со мной в тот день что-то сделали.

– Сделали?

– Да, одурманили мой мозг.

Через пару минут Бенжамен отыскал какой-то повод, чтобы прервать их разговор. Ему начинало казаться, что Стив, подобно Сисили, перетрудился и больше уже не способен владеть собой. Однако Стив от своих обвинений не отказался. Он то и дело заговаривал на эту тему с другими друзьями, теперь связывая обвинения с Калпеппером и намекая, что давний его соперник нашел некий извращенный способ отомстить ему за все поражения и горестные неудачи последних двух лет. Слушать его никто особой охоты не испытывал. К тому же все полагали, что в преддверии экзаменов Стив и Калпеппер предали свои разногласия забвению. Случилось так, что они и заявления-то подали в один и тот же кембриджский колледж, и это, казалось, заставило обоих смириться с тем, что им и в дальнейшем предстоит идти по жизни бок о бок. Мало того, именно Калпепперу выпал случай отыскать наконец, роясь в ящике, в котором мистер Наттолл хранил найденные в школе бесхозные вещи, знаменитую медаль святого Кристофера, и он лично вернул ее Стиву. При этом соперники обменялись рукопожатиями. И потому никто не понимал, чего добивается Стив, роняя намеки столь зловещие. Никто не воспринимал их всерьез.

Во всяком случае, до последнего дня терма.

И вот теперь, после того как Калпеппер выиграл у невезучих картежников особенно крупную ставку, отметив удачу ликующим йодлем, громкой дробью, отбитой им кулаками по столешнице, здоровенным глотком портвейна и отрыжкой, от которой содрогнулись в застекленном ящичке спортивные кубки, Стив встал и направился прямиком к своему врагу.

– Слушай, Калпеппер, ты, собственно, состоишь в этом клубе?

Калпеппер медленно обернулся. Когда он увидел, кто к нему обращается, лицо его расплылось в презрительной улыбке.

– Да брось, Ричардс, чего ты говнишься? В последний-то школьный день.

– Я не говнюсь. Здесь клуб, сюда допускаются только его члены, вот я и спрашиваю, состоишь ли ты в нем.

– Конечно, не состою. Как и все эти ребята. – Тогда уходи.

– Не дури.

– Повторяю тебе, как староста, сейчас же покинь эту комнату.

Калпеппер презрительно ухмыльнулся:

– А если не покину, что ты сделаешь? Задержишь меня после уроков?

– Да, – ответил Стив, прекрасно сознавая, что в комнате стало тихо, что все в ней внимательно слушают их разговор. – В следующем терме я первым делом задержу тебя после уроков.

– В этой идее есть одна неувязочка, – выдержав продуманную паузу, сказал Калпеппер. – Следующий терм – оксбриджский, и я-то здесь буду, я вступительные экзамены сдал, а тебя не будет, потому как отметки твои плоховаты. – Впрочем, наихудшее оскорбление Калпеппер приберег напоследок, прибегнув к прозвищу Стива-тому, которое никто из шестиклассников, сколько они себя помнили, ни разу при нем не произносил. – А теперь ты не будешь против, если мы вернемся к игре, а, Дядя Том?

И с этим Калпеппер отвернулся к столу и начал спокойно тасовать колоду – и тасовал, пока Стив не схватил его вдруг за ворот и не влепил с убийственной силой – с треском, с неправдоподобно громким стуком – физиономией в стол.

– Господи боже, Стив!

Кровь была повсюду. Толстенькие ручьи ее текли по карточному столу, спадая с него на пол, точно маленькие водопады. Секунду-другую Калпеппер оставался недвижным – надо полагать, от шока, – затем с натугой, будто оглушенный дубиной бык, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Когда взгляд его добрался до Стива, Калпеппер бешено рванулся вперед, однако его уже держали сразу три человека. Двое картежников вцепились к этой минуте и в Стива, несколько страшных мгновений противники смотрели друг на друга, один – бездыханный от гнева, другой – едва способный стоять на ногах; лицо, блейзер, рубашка и волосы его были испятнаны алой кровью. Кто-то уже помчался за помощью, и мистер Уоррен, явившийся со своей санитарной сумкой, сразу распорядился вызвать «скорую помощь». Тем временем Стива, нимало не сопротивлявшегося, поволокли, сведя ему руки за спиной, в кабинет директора.

Он стал вторым, кого в этот день изгнали из школы.

Дуг, Филип и Бенжамен пришли повидаться с ним, пока он стоял, ожидая вызова, у директорского кабинета. С первого взгляда видно было, что недавно он плакал; впрочем, теперь Стив выглядел пугающе спокойным, да и говорил негромко.

– Вы знаете, что произошло, – тоном обвинителя сказал он Филипу и Дугу. – Вы были с нами тогда в одной комнате. Подумайте об этом.

Тут из кабинета послышалось: «Ричардс!» – и Стив скрылся за дверью.

* * *

– Так что все это значит? – спросил Бенжамен. – Что он имел в виду?

Они втроем лежали на зеленом склоне над регбийным полем. Этот яркий, влажный день уже перевалил за четыре пополудни, школа почти опустела. Друзья Бенжамена принесли с собой упаковку из четырех банок «Карлинга», но Бенжамен, помнивший, как и всегда, о своем положении, счел необходимым от пива воздержаться. Друзья-то пусть себе пьют, их в следующем терме здесь уже не будет.

– Стив вбил себе в голову, – неторопливо ответил щурившийся под горячим солнцем Дуг, – будто в день главного экзамена Калпеппер что-то такое с ним учинил. Подсунул ему кое-что.

– Например?

– Наркотик.

Бенжамен усмехнулся, от самой этой мысли ему стало не по себе.

– А что думаешь ты, Фил?

– Если это и произошло, – ответил Фил, – то произошло, когда все мы торчали в той комнате.

– Ну хорошо. – Дуг сел. – Давайте поразмыслим.

– Я даже не знаю, о чем речь, – сказал Бенжамен. – О какой комнате вы говорите?

И Дуг с Филипом пустились в объяснения. Все вращалось вокруг того обстоятельства, что шестиклассники «Кинг-Уильямс» должны были сдавать экзамены обычного уровня и, одновременно, экзамены уровня повышенного. Что иногда приводило к сложностям с расписанием этих самых экзаменов, – как оно и случилось в тот вторник. Дугу, Филипу, Гардингу, Ричардсу, Калпепперу, Гидни и Проктеру предстояло писать экзаменационные работы и обычного, и повышенного уровней. В результате экзамен повышенного уровня был назначен – для них – на послеполуденное время, и на время с 11.30 до 14.00, дабы избежать какого-либо мухлежа, их изолировали от прочих учеников. В итоге они просидели два с половиной часа в кабинете мистера Наттолла, не имея в перспективе ничего более волнующего, чем появление – в 13.15 – мистера Тиллотсона с бутербродами и семью чашками чая. (Если, конечно, ему удастся найти к ним дорогу.)

– Так, постой, – сказал Дуг. – Мы все знали заранее, что нам принесут чай?

– По-моему, все, – ответил Филип. – Я-то уж точно знал.

– Ладно. Мы ожидали чая. Хорошо. Теперь (он снова закрыл глаза) попробуем вспомнить. Отмечены ли эти два с половиной часа чем-либо, кроме чая с бутербродами и найденной Калпеппером медали?

– Разумеется. Розыгрышем Гардинга.

– Ах да, – сухо откликнулся Дуг. – Розыгрыш Шона. Как это я забыл?

– Розыгрыш? – переспросил Бенжамен, тяжело расстававшийся с давними привычками и потому сохранивший застарелый интерес к проделкам былого друга.

– До него мы еще доберемся, – пообещал Дуг. – Бока надорвешь. Так когда именно Калпеппер нашел медаль, если быть точным?

– Сразу после появления чая. – Ты уверен?

– Целиком и полностью.

– Что ж, вот тебе и разгадка, не правда ли?

– Какая разгадка? – спросил Бенжамен. – Как-то вы путано все объясняете.

– Ладно, слушай. – Дуг снова сел, опустил банку с пивом на траву и принялся излагать факты: – Все мы получаем большую тарелку приготовленных миссис Крэддок вкуснейших бутербродов с крабовой пастой или чем-то там еще. Ням-ням-ням, чав-чав-чав, большое спасибо. Потом приносят чай. Большой чайник и семь чашек с блюдцами. И именно тогда Калпеппер, похоже, утрачивает интерес ко всей этой суетне и решает порыться в стоящем под книжным шкафом мистера Наттолла ящике с найденными в школе ничейными вещами, надеясь, вне всяких сомнений, отыскать там какую-нибудь порнуху покруче, к которой он имеет печально известное пристрастие. Кстати, в тот день он ни с кем из нас не разговаривал. Ты знаешь, каков он. Мы-то с Филипом после публикации письма к нему от твоего братца и вовсе обратились в persona поп grata. В общем, никто на него внимания не обращает – нашел человек себе занятие, и слава богу.

Ну-с, в итоге ни отсасывающих девиц, ни распахнутых норок он не обнаруживает, зато натыкается на кое-что поинтереснее: на Стивову медаль святого Кристофера, пропавшую около года назад, что наделало, как все мы помним, немало шума. Он прячет ее в ладони, поворачивается к нам и говорит… Так, сейчас вспомню дословно… Он говорит: «Иди сюда, Ричарде, по-моему, тебе стоит на это взглянуть». А затем – затем произносит следующее: «Вообще-то, я думаю, взглянуть стоит всем».

– Точно, – вставил Филип. – Именно так он и сказал.

– И мы все, как послушные мальчики, подходим к нему, а он кладет медаль на письменный стол мистера Наттолла и говорит Ричардсу: «Ну вот – теперь-то ты веришь, что я ее пальцем не трогал». Стив выглядит очень удивленным, не знает, как ему поступить, а Калпеппер говорит: «Я полагаю, что в подобном случае джентльмен счел бы нужным принести извинения» – или еще какую-то херню в этом роде. И Стив поступает как порядочный человек, он извиняется, более того, делает это очень мило, сразу видно, что извинения его искренни, и вот тут…

– Понял, понял, – взволнованно перебил его Филип. – Мы все стоим у стола, разглядываем медаль, которую Стив надевает на шею, а Калпеппер отходит к чайному подносу. Один.

– Вот именно, – отозвался Дуг и спросил Бенжамена: – Ты понимаешь, что это значит?

– Нет.

– Как я уже говорил, – с ноткой нетерпения в голосе произнес Дуг, – у Стива имеется своя теория. Он много думал о том дне – о том, как мы, семеро, сидели в кабинете, о том, какая усталость его потом одолела. Он, кстати, говорил тогда, что у чая какой-то странный вкус. Вот он и пришел к выводу, что в тот день ему что-то подсыпали в чашку – чтобы подпортить его шансы сдать экзамен. Причем экзамен по физике, самый для него важный.

– Но при чем тут медаль?

– Очень может быть, что Калпеппер действительно спер ее в последний День спорта, – сказал Филип. – А после продержал у себя целый год, не зная, что с ней, собственно, делать. И вдруг – ба-бах! – у него появляется план, и Калпеппер осуществляет его, используя совершенную диверсионную тактику. Он знает, что нас запрут в кабинете мистера Наттолла. Знает, что там стоит ящик с найденными в школе вещами. Медаль у него в кармане. Когда наступает подходящий момент, он вытаскивает ее, все подходят, чтобы на нее посмотреть, а он получает возможность отойти к чашкам с чаем и сделать свое грязное дело. Все просто.

Рассказ друзей выглядел более чем правдоподобным, но Бенжамен все же не мог поверить.

– А что он положил в чай?

– Меня не спрашивай, – пожал плечами Дуг. – Я химию не изучал. В отличие от Калпеппера.

Некоторое время все молчали.

– Все-таки я не могу себе представить, – сказал Бенжамен, – что кто-то способен додуматься до такой… пакости.

– Тебе еще многому предстоит научиться, – презрительно откликнулся Дуг, – если, конечно, ты будешь читать правильные книги. Не все идут по жизни, примеряясь, подобно тебе, к роли маленького лорда Фаунтлероя. Разумеется, он мог это сделать. Господи боже, они собирались поступить в один колледж, заниматься одной и той же наукой. Два года Ричардс побивал его по всем статьям. И не забудь, Стив еще и чернокожий. Не думай, будто это не имеет значения. Как по-твоему, понравилось бы Калпепперу обнаружить, поступив в Кембридж, что и там все идет тем же порядком?

Бенжамен сдался. Да, сказанное друзьями, безусловно, имело смысл.

– Думаю, не понравилось бы, – ответил он. Солнце уже таяло в дымке, садясь. Над Бристоль-роуд поднимались, мутя горячий, тяжелый воздух, выхлопные газы машин.

– Вам не кажется, что мы должны что-то предпринять? – спросил Филип. – Рассказать кому-то?

– Рассказать что? – Дуг, словно смирясь с поражением, покачал головой. – Доказать-то мы ничего не можем.

– Да, я понимаю, и все же… – Бенжамену казалось, что на сердце его тяжким грузом легла вся несправедливость этого мира. Однако гнев его оставался бесформенным, невнятным, и сказать он смог только одно: – Бедный Стив…

Филип повторил, точно эхо, эти слова и добавил:

– И посмотри, что с ним случилось. Теперь у него и вправду все пошло прахом. – Филип швырнул пустую банку в сторону спортивных площадок, и та полетела над ними по широкой, сердитой дуге. А затем воскликнул: – Да, мы же не рассказали ему про розыгрыш Гардинга!

Дуг рассмеялся, коротко и безрадостно:

– Вот ты и расскажи.

Филип, переведя взгляд на Бенжамена, спросил:

– Хочешь послушать? – М-м?

Бенжамен уже забыл, что у этой истории есть еще одна часть, он, собственно, думал сейчас о Сисили – о ее болезни, о том, что и она, подобно Стиву, провалила экзамены. Ужасное им обоим выпало время.

– Да, – в конце концов ответил он. – Почему бы и нет?

– Ладно. – Филип вздохнул, слегка наклонился вперед, прихлопнул ладонями по коленям. Все это как-то не походило на прелюдию к искрометному анекдоту. – Ну так вот, сразу после истории с медалью – минуты через две – происходит еще одна странность. Все мы по-прежнему сидим в кабинете, Стив и Калпеппер листают учебники, я, Дуг, Гидни и Проктер играем в карты, Гардинг попивает чай. И вдруг от окна доносится какой-то шум. Негромкий удар. Потом еще один. Кто-то что-то бросает в окно, так? Ну, Калпеппер подходит к окну посмотреть, в чем дело, и видит, что внизу, на дорожке, стоит это мелкое ничтожество, Ивз. В руке у него смятый в комочек листок бумаги, им-то он в окно и целит. Он бросает комок еще раз и говорит Калпепперу: «Это вам!» Калпеппер ловит комок, а Ивз убегает. Ну вот, Калпеппер возвращается на середину комнаты, разворачивает бумажку. Все уже смотрят на него. И что, по-твоему, у него оказывается в руках?

Бенжамен догадаться не смог.

– Всего-навсего экзаменационные вопросы. По физике. Те самые, что ни Стиву, ни Калпепперу видеть не положено. Почему в той комнате нас и заперли..

– Ух ты. Но как же они попали к Ивзу?

– В тот миг никто над этим не задумался. Утром тот же самый экзамен сдавало человек двадцать. Любой мог бросить эту бумажку в мусорную корзину, передать ее Ивзу… да что угодно. Важно другое. Возникает нравственная дилемма. Или, если быть точным, не возникает. Что касается Стива, она попросту отсутствует – следует выкинуть листок и забыть о нем; для Калпеппера никакой дилеммы тоже нет – надо прочесть, что там написано, от начала и до конца и потратить следующие тридцать минут на поиски ответов в учебнике. Вопрос только в том, какая из двух философий одержит верх.

Итак, Калпеппер и Стив затевают неистовый спор. К нему подключаются и все остальные. Голоса разделяются – пять против одного. Я, Дуг, Проктер, Гидни и Стив за то, чтобы выкинуть бумажку в окно. Однако Калпеппер не выпускает ее из рук. Мы начинаем гоняться за ним по комнате. Стив делает подсечку, как в регби, и Калпеппер валится на пол. Теперь оба они на полу, борются за обладание дурацким клочком бумаги. Единственный, кто не участвует в схватке, это Гардинг. Он так и сидит попивая чай, ему вроде бы все до лампочки. А потом он кое-что спрашивает. Смотрит на двух катающихся по полу клоунов и произносит: «Как там насчет даты?» Калпеппер, не поверив ушам, переспрашивает: «Что?» – с таким видом, будто более идиотского вопроса он отродясь не слышал. Каковое мнение, должен сказать, разделяют с ним и все остальные. А Гардинг снова: «Какая дата стоит на листке с вопросами?» Тут все заглядывают в листок и…

– И? – спросил Бенжамен, хоть и полагал, что ответ уже знает.

– Тысяча девятьсот семьдесят второй год. Двенадцатое июня семьдесят второго.

Бенжамен, откинув назад голову, рассмеялся, но то был смех, порожденный скорее восхищением, чем весельем.

– Ну да, конечно. Он просто взял в библиотеке старые вопросы. А Ивз всегда был у него на побегушках.

Дуг, прищурясь, смотрел вдаль.

– Господи, я так и вижу его тогдашнее выражение. Он сидит и просто постукивает по краю чашки своим дурацким перстнем с печаткой. Дзынь, дзынь, дзынь, и физиономия у него самодовольная и непроницаемая донельзя. Какое безумное наслаждение получает он, обводя кого-нибудь вокруг пальца. Ему удалось погрузить в хаос весь кабинет. Довести двух людей до драки.

Просто так, адского наслаждения ради. – И Дуг, допив остатки теплого уже пива, прибавил: – «Ад», когда речь идет о Гардинге, самое точное слово. Этот человек, – Дуг тщательно подбирал слова, – пешка в руках Сатаны. Таково заключение, к которому я пришел, пусть и без всякой охоты. – Он снова прилег на траву и простонал, потирая глаза: – Черт, ну и денек. Какая гнусная школа. Не диво, что Стив в конце концов сломался. Ни один пребывающий в здравом уме человек выжить в таком месте не может. Это не что иное, как питомник уродцев и чокнутых. – Он повернулся к Бенжамену и улыбнулся, словно поддразнивая его: – Возьми хоть себя с твоим значком старосты и ящиком письменного стола, набитым незаконченными шедеврами.

Дуг, кряхтя, поднялся на ноги, друзья последовали его примеру.

– Жду не дождусь возможности выбраться отсюда, – сказал Дуг, когда они уже шли к воротам, в самый последний раз шли к остановке 62-го автобуса. – Точно вам говорю, Лондон – единственный город, в котором я смог бы жить.