Текст книги "Армагеддон. Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

Двадцатая глава
Эволюция

Кишащий орками комплекс пылал. Мерзкие ксеносы пытались сопротивляться, но пали от гнева брата Джерольда, как зелёнокожие в примитивной силовой броне, так и их менее технологически продвинутые, но столь же неистовые и жаждущие битвы сородичи.

И всё же большая часть его ярости досталась киборкам. Их грубая бионика и аугметика выглядели слишком сложными для этого вида ксеносов. Фактически они не отличались от произведённых техножрецами Адептус Механикус или даже на кораблях-кузнях Адептус Астартес. Страхи Джерольда нашли ужасное подтверждение, когда он увидел на богохульной мега-броне легко узнаваемый расширяющийся к низу крест на чёрно-белом наплечнике. Киборки кусали его похожими на капканы ртами и царапали адамантовыми когтями, потрескивающими едва контролируемыми электрическими разрядами.

Храмовник вошёл в очередной арочный проём в испещрённом пулевыми отверстиями коридоре и повернулся на мощной суставной талии, готовый к любой засаде. Три киборка охраняли бочки с легковоспламеняющимися химикатами, небрежно поставленные в вестибюле за их спинами.

Снаряды, загрохотавшие из стволов их оружия, обрушились на упругий корпус дредноута подобно железному ливню. Киборкам было трудно промахнуться. Дредноут едва поместился в дверном проёме высотой в три человека. Огромные руки-оружие военной машины выбивали осколки из облицованных камнями стен.

Джерольд навёл штурмовую пушку не на атакующих зелёнокожих, а на бочки за ними, стволы раскрутились до огневой скорости. Бочки исчезли во вспышке пушечного огня, а автопушка в дульном пламене и дыме. Их содержимое загорелось, окатив зал яростным пламенем. Последний из речных сорняков на покрытом шрамами корпусе запёкся в огне, который зажарил орков, словно молочных поросят.

Дредноут пробился сквозь обломки наспех сооружённых баррикад и покинутых защитных позиций. Орки падали под уничтожающим огнём пушки и штормового болтера. Под неумолимым и сокрушительным наступлением адамантия и стали легкобронированные ксеносы сдавали одну позицию за другой. И всё это время из спикеров Джерольда звучали гневные цитаты священных текстов Адептус Астартес – тирада карающих приговоров.

Итак, дредноут спускался всё глубже и глубже в комплекс, ведомый каким-то странным видением, игнорировавшим механические чувства, с помощью которых он познавал мир, и вызывавшего безжалостный зуд органического разума. Оно напоминало тихий настойчивый голос, шептавший где-то в подсознании с тех пор, как он вышел из илистых вод реки, вымытый начисто, дабы продолжить работу во имя Его.

Джерольд не мог объяснить происходящее. Это было похоже на зов, простой инстинкт, которому надлежало следовать, словно Сам Император взывал к нему, чтобы он выполнил определённую задачу, как если бы ему предстояло сыграть свою роль в Его святом плане о Чёрных Храмовниках и их крестовом походе на Армагеддон.

Мощные течения реки влекли даже его огромный корпус, пока ярость кружащихся порогов не уменьшилась, и поток не стал более мягким существом. Миновав глубокое узкое ущелье, он стал шире и, хотя из-за наводнения продолжал быстро двигаться сквозь джунгли, путешествие стало более гладким и что-то такое большое и тяжёлое как валун – или дредноут – могло освободиться от его неумолимого течения. Что брат Джерольд и сделал.

Во время путешествия в бурлящей белой воде дух-машины изо всех сил пытался обработать поток информации, которую механические чувства передавали в мозг Джерольда. Большую часть пути по ущелью – отскакивая от затопленных скалистых стен и усеянного валунами дна реки – Храмовник не знал, какое расстояние он преодолел, не говоря уже о предполагаемых траекториях, скорости и направлении или точной оценки повреждений, полученных древним корпусом.

Но как только хватка реки ослабла, он сумел совладать с её мощью – пришли в движение забитые песком и взболтанным илом серво-ноги, тазобедренные суставы, механизмы и подшипники.

Он осмотрел остатки своего былого великолепия. Украшавшие корпус цитаты из священного писания в нескольких местах стёрлись до голого металла. Даже кресты гордого набожного ордена стёрлись и покрылись царапинами от злобного внимания взрывов и вмятин от огня из тяжёлого оружия.

А затем последний из противостоящих ему орков пал, раздавленный металлической ногой в жирную зелёную мякоть, и брат Джерольд вошёл в подземную лабораторию.

Отражавший звуки зал выглядел заброшенным, пол покрывали всевозможные обломки и большие куски штукатурки со стен и потолка. Помещение омывали мерцающие осветительные лампы, вспыхивая и разгоняя нечёткие тени.

Сканеры охватили всё в мельчайших деталях, всё начиная от размеров зала и количества входов или выходов – включая вентиляционные шахты и арочные проёмы – до вырезанных на стенах символов. Но разум Джерольда занимали фигуры в дальнем углу возле сделанной наспех операционной.

Оба стола были заняты. Вся оставшаяся после помещения в саркофаг в бренных останках кровь вскипела, когда механические глаза заметили символы ордена на не полностью снятой броне одного из несчастных.

Джерольд сделал ещё один лязгающий шаг и горбатое существо в заляпанном кровью и маслом медицинском халате, которое стояло над одним из изувеченных тел, повернулось, чтобы посмотреть на него. Один из налившихся кровью глаз исказился за линзой увеличительного стекла.

Мерзкий зелёнокожий завопил, с жёлтых клыков потекли слюни, со всем изяществом работяги космопорта он сжимал в мясистом кулаке какое-то примитивное устройство, словно импровизированную дубину, а не хирургический инструмент.

Ещё когда Джерольд только вошёл в мерзкий зал авточувства дредноута определили, что одна из жертв орка умерла.

Храмовник открыл огонь из штормового болтера, болебосс Урглук Гурлаг отлетел назад и врезался в стальную каталку, заваленную окровавленными и причудливыми хирургическими инструментами. Они шумно загремели по полу. Невероятно, но зелёнокожий остался жив. Покачиваясь словно пьяный, он поднялся на ноги, несмотря на пробитую в нескольких местах насквозь широкую грудь и оторванную ниже локтя левую руку.

Дредноут выстрелил снова. И снова. И снова. На этот раз ксенос не встал. Разорванная градом болтов тварь превратилась в бионическо-механический остов и раскромсанные куски кровавой зелёной плоти.

Джерольд обратил внимание на второго Храмовника на соседней плите и сразу же узнал боевого брата, чемпиона Императора Ансгара. Ни с чем нельзя было перепутать великолепный доспех веры даже после повреждений, вероятно полученных в бурлящем речном потоке и от осквернения болебоссом. Авточувства сообщили, что Ансгар ещё жив.

Атака оказалась неожиданной и яростной, как удар молнии. Дредноут затрясся от выпущенной почти в упор очереди из крупнокалиберного оружия. Корпус продолжал дрожать под непрерывным обстрелом, а Джерольд повернулся к нападавшему. И перед ним предстал заклятый враг Солемнского крестового похода, возродившийся металлическим воплощением механического беспорядка.

На мгновение древний изумлённо застыл. Оказалось, что тиран-вожак Кровавого Шрама не погиб в атомном инферно, поглотившем кальдеру Механикус. Напротив, он возродился, превратившись во что-то большее и худшее.

И тут весь гнев, что копился в Джерольде последние двенадцать лет – вся злость, вся ненависть, всё раскаяние и всё чувство вины за гибель столь многих братьев и падение гордого замка Солемна – выплеснулся с яростью неистового вулкана.

Штурмовая пушка снова взревела, автопогрузчики протестующе выли, посылая снаряды в пустые затворы. Очередь отбросила орочье оружие в сторону. И затем Моркрулл Гримскар, Бич Солемна накинулся на него, кромсая лезвиями ножниц и пытаясь разрезать бронированные силовые кабели и нейроимпульсные провода, соединяющие саркофаг Джерольда с системами дредноута.

Грубое мастерство болебосса превратило заклятого врага Храмовников в биомеханического киборка. Машинная душа дредноута зафиксировала бионические компоненты по всему невероятно изменённому телу вожака, включая правую руку, глаз и даже одно из полушарий крошечного примитивного мозга.

И не стоило забывать, что Джерольд противостоял существу, которое, в конечном счёте, было виновно в его погребении в саркофаг дредноута. Но сильнее всего рыцаря оскорбил тот факт – даже сильнее, чем причинённое Гримскаром его родному миру и боевым братьям – что стоявший перед ним вожак использовал части силовой брони братьев-Храмовников, включая авточувства плечевой секции апотекария и геральдику ордена, словно военные трофеи. А над всем этим на ржавом флагштоке на Джерольда с богохульной гордостью смотрел орк со шрамом.

Колоссы сцепились в лаборатории в раскачивающемся танце, врезаясь в колонны и резные каменные стены, подпорки превращались в кучу щебня от их мощнейших столкновений, словно были сделаны из гнилого оргалита.

Пыль взметалась в застоявшийся воздух огромными клубами, когда дредноут и вожак обменивались ударами. После путешествия по реке роботизированный силовой кулак Джерольда сломался, но всё же оставался эффективной дубиной, чтобы колотить орка.

Вступив в экваториальные джунгли, брат Джерольд выдержал столкновение с гигантским боевым сквигготом, пережил падение с крутого обрыва в неистовую реку и в одиночку ворвался в защищаемую киборками цитадель. И медленно, но верно Храмовник брал верх над вожаком. Закончится ли это сражение наконец-то смертью Моркрулла Гримскара, Бича Солемна? И в самом ли деле божественный замысел Императора заключался в том, чтобы здесь в подземельях захваченной базы генеторов отважный брат отомстил за все обиды, нанесённые Чёрным Храмовникам Солемнского крестового похода вторжением ксеносов?

Глухой гул наверху сменился грохотом, по комплексу прокатились взрывы и с потолка посыпались куски рокрита. Стало это результатом яростного продвижения Джерольда по комплексу или дело было в чём-то другом?

Механические чувства зафиксировали пробоину в корпусе, вожак всё же сумел добраться до саркофага. Удар отразился в соединённом с машиной разуме Джерольда пронзительной вспышкой раскалённой добела боли. Но в этот же самый момент он наводил автопушку, и шок заставил импульсную связь отправить команду открыть огонь. Очередь из штурмовой пушки отшвырнула Гримскара через лабораторию к операционной болебосса.

Покачиваясь вверх-вниз рокритовый потолок – структуру хранилища ослабили их титаническая и безжалостная схватка и взрывы наверху – прогнулся, а затем добрая его половина просто рухнула. Рокрит обрушился тысячей обломков, блокировав брата Джерольда и завалив дредноут несколькими тоннами камней.

На мгновение полностью перестала поступать информация от сенсоров. Сервомеханизмы заскрежетали, а искусственные мышцы напряглись, сопротивляясь сокрушительному весу. Но для того, чтобы остановить героя Солемна требовалось больше, чем какой-то обрушившийся потолок. Он пережил падение в десантной капсуле и лобовое столкновение с военным самолётом орков. Обвал это – ничто.

Перегоревший силовой кулак пробил груду камней. Размахивая штурмовой пушкой, дредноут отбрасывал в сторону куски кладки, а поворачиваясь на шарнирной талии, он смог сдвинуть большие рокритовые плиты. Джерольд выбрался из-под завала.

Но вожак оказался совсем не там, где ожидал его увидеть брат-ветеран. Гримскар стоял в самом углу лаборатории рядом с операционным столом Ансгара, только сейчас безвольное тело чемпиона висело на металлическом когте орка со шрамом, словно безжизненная марионетка. В другой руке ксенос держал священное снаряжение Храмовника: чёрный меч и болт-пистолет. И ещё кое-что: тупую металлическую трубку, на конце которой мигал маяк.

Не желая рисковать жизнью брата, Джерольд не стал стрелять, а устремился к вожаку тяжёлыми шагами. Гримскар рычащим басом произнёс что-то неразборчивое на гортанном языке своего вида. Уцелевший органический глаз засветился злорадной животной хитростью. Мечтам Джерольда не суждено было сбыться – этот бой с существом, поставившим Солемн на колени, и чьё племя разоряло суровый Армагеддон, не стал последним. Его разум вскипел от гнева. Всё складывалось не так как ожидалось. Он не позволит этому произойти.

Когда Храмовник приблизился к инопланетному тирану, орка и потерявшего сознание пленника окружила сфера потрескивающего изумрудного света. Дредноут не снижал темп, но вынужден был беспомощно наблюдать за возросшей интенсивностью яркого зелёного щита.

А затем, когда приближавший сокрушительной поступью Джерольд почти дотянулся до вожака, раздался субзвуковой гул, и сфера света исчезла, погрузив разгромленную лабораторию в неожиданный полумрак, оставив только обжегшее сетчатку остаточное изображение на соединённых с сенсором зрительных нервах физического тела Джерольда.

Не осталось никаких признаков ни чемпиона Императора, ни Моркрулла Гримскара.

Аугметический голос брата Джерольда превратился в растущий рёв мучительного страдания и яростного разочарования. Зная, что ему не победить, подлый зелёнокожий активировал какой-то телепортационный ксено-маяк и сбежал. Орк со шрамом в очередной раз остался в живых, но в этот раз он захватил в качестве трофея брата Ансгара, снова плюнув в Чёрных Храмовников. Теперь одному только Императору было ведомо, где они оказались и что за судьба ждёт поверженного чемпиона крестового похода.

Брат Джерольд открыл огонь из всего своего арсенала: штурмовой пушки, штормового болтера и ракетной установки, прибавив их голоса к своему гимну ярости.

За пределами зловещей подземной лаборатории болебосса в джунгли ворвался рассвет. Солнце поднималось в подёрнутые штормом небеса, и надоедливая ночная влажность стремительно испарялась.

Очередной взрыв заставил задрожать холодные серые стены комплекса магосов-генеторов, и над базой взошло второе солнце, голодным пламенем расширяясь в небесах.

Сержант разглядел посадочную площадку, окрашенную багрянцем в фиолетовом рассвете: прямоугольник дневного света среди дыма от выстрелов внутри базы. За Бориско следовали остальные шкуродёры, каждый тащил по одной драгоценной канистре. Малыш держал свою так, словно она была крак-гранатой с датчиком движения, который мог сработать в любой момент. И кроме всего он знал, что так оно и было.

Лейтенант КГА не счёл нужным объяснить им, что именно они забрали из занятого и разрушенного орками комплекса. Зато Павле точно знал, что он и его люди почти закончили задание и через несколько минут отправятся назад в потную вонючую – и всё же столь желанную – “Церберу”.

Но это не мешало его любопытству, что же это за штука такая Г-363, раз осмелившимся подражать легендарным изобретательным силам самого Императора и повелевающим плотью жрецам-генеторам пришлось разрабатывать её в дебрях суровых джунглей.

Таннгейзер нырнул в укрытие у арочного прохода, который оставался единственным, что отделало шкуродёров от внешней части базы. Бориско немедленно последовал его примеру, махнув рукой остальным прижаться к стенам. За его плечом Тремейн поднял лазерный пистолет и сделал то же самое.

Удивительно, но их стремительное продвижение по комплексу не встретило сопротивления. Появление мстящего Ангела Смерти Адептус Астартес отвлекло внимание орков от всего, с чем могли столкнуться Нимрод, Павле и охотники. Внутри слышались вторичные взрывы, но всякий элемент неожиданности прошёл, и Кобург держал наготове автопушку, готовый пресечь любую попытку зелёнокожих помешать шкуродёрам.

И всё же с ними больше не было Касарты. В приливе адреналина от гонки, неся драгоценный приз Тремейна и не встретив ожидаемого сопротивления, они повели себя беспечно. За что оказались жестоко наказаны, когда сработала мина-ловушка, замаскированная в обломках и мусоре у очередного арочного прохода, разорвав рядового на две части. Сержант в очередной раз проклял себя за самоуверенность.

Но сейчас оставалось каких-то жалких тридцать метров до сутулой, похожей на насекомое осквернённой орками “Валькирии”, припавшей к нагретой посадочной площадке, чёрный рокрит которой потрескался от зелёных побегов джунглей. Гайст с жадностью уставился на транспорт.

Под навесом склада ГСМ возникло едва заметное движение. Крут умудрялся оставаться почти невидимым в предрассветных сумерках, всё ещё цеплявшихся за пробудившийся лес. По сигналу наёмника Таннгейзер повернулся и махнул остальным двигаться вперёд.

Соколиный Глаз Гундерсон и Жрец ушли на фланг, прикрывая отступление охотников. Затем быстро осмотрев площадь, Бориско повёл бегом отряд к небрежно перекрашенному и переоборудованному транспорту.

Он услышал треск винтовки Гундерсона раньше, чем предупреждающую божбу Жреца.

Огонь из западного крыла комплекса вела пара самых больших орков, которых за последнее время видел Павле. На долю секунды он задался вопросом, почему эти двое не участвовали в битве, где-нибудь в другом месте. Возможно, ангел-мститель Адептус Астартес всё же не устоял перед решительным сопротивлением зелёнокожих.

И так весившие по полтонны мускулистые ксеносы подверглись хирургическим улучшениям примитивной механической аугметикой. С сервоприводами в руках и ногах, встроенным в металлические экзоскелеты оружием и лязгающими железными ртами они возможно не уступали лучшим воинам Императора – Адептус Астартес. Для обычных солдат Его Императорского Величества они олицетворяли собой весь ужас и всю серьёзность ксено-угрозы человечеству.

Но охотники на орков и в том числе Парни Бориско не были обычными солдатами Имперской Гвардии.

Гундерсон успел выстрелить ещё дважды, оба лазерных разряда попали в середину незащищённого лба первого аугметированного зелёнокожего, прежде чем тот успел открыть огонь. Прочность орочьих черепов не являлась тайной, некоторые даже сравнивали их с керамитом, но длинноствольная лазерная винтовка могла пробить даже наружную обшивку “Леман Русса”. Из ровных отверстий брызнула тёмная кровь, механизированное тело киборка пробежало ещё десять метров, прежде чем упало на землю. Поршневые ноги тщетно пинали потрескавшийся от сорняков рокрит.

В этот момент огонь открыл второй киборк, вращавшиеся стволы примитивной пушки с устрашающей скоростью выплёвывали разрывные снаряды в убегавших имперцев. Но благодаря отсутствию тяжёлой брони охотники оказались быстрее неповоротливого киборка и пока снаряды крошили рокрит вокруг них, ноги шкуродёров едва касались земли, всегда опережая противника на шаг.

Быстрее, все кроме Эрца. Адъютант Бориско неожиданно исполнил дёргающийся танец смерти, когда пули пробили почки, лёгкие и внутренности. Он рухнул на тёплый рокрит, вывернув руки и ноги под неестественными углами.

Но Бориско, Тремейн и несколько шкуродёров пустили в ход дробовики и лазерное оружие. Жгучие разряды и картечь пронеслись над площадкой прямо в киборка. Яростный звериный рёв оборвался, когда множество лазерных лучей и дробин впились в плоть, миновав защитный экзоскелет. Буйвол, взревевший почти как орк, стал тем, кто поставил последнюю точку. Лента автопушки гремела о затвор, гильзы звонко падали на потрескавшуюся посадочную площадку.

А затем Бориско оказался в длинной рассветной тени штурмового корабля.

Крут уже забрался в высокую открытую кабину и смотрел на Павле словно слепыми глазами, склонив голову на плечо. От взгляда наёмника у седого сержанта мурашки побежали по коже. – Металлическая птица пуста, – прощебетал ксенос.

Бориско забрался в тёмный прохладный пассажирский отсек. Остальные имперцы последовали его примеру.

Павле обернулся к одному из охотников. – Гайст, ты сможешь управлять этой кучей мусора?

– Думаю, что да, – усмехнулся шкуродёр.

– Хватит думать. Теперь не время для раздумий, Джокер. Думать не твоя забота.

– Да, оставь хитрости сержанту, – усмехнулся Коул.

– Не думай как. Знай как.

– Будем надеяться, что фриккеры ничего не испортили, и она может летать, – раздражённо пробормотал Гайст.

Мотор зачихал прометием, загудели пробудившиеся турбины двигателя. Или орки оставили человеческие системы управления неповреждёнными или Гайст сумел разобраться в топорных улучшениях мека.

Зелёнокожие открыли борта “Валькирии”, предоставив внутреннее пространство штурмовика на милость стихий, чтобы разместить большие стационарные орудия и увеличить огневую мощь перегруженного транспорта.

Бориско с радостью смотрел на появившуюся под “Валькирией” реактивную струю, когда мускусную монотонную вонь орков сменил гораздо более предпочтительный запах прометия.

Шкуродёры устроились внутри, повиснув на страховочных ремнях и грубо приваренных трубчатых брусьях. Места хватило всем.

– Все на борту? – рявкнул сержант, быстро считая охотников по головам и пытаясь вспомнить, сколько их осталось. Вандеркамп и Коул. Малыш сжался в углу за орочьей пушкой. Рядом с ним Кобург подобно обезьяне держался за раму стабилизатора одной рукой, сжимая другой автопушку. К Гайсту в кабине присоединился Йодль. Таннгейзер взобрался на борт, оставив прикрывать отход только двоих снайперов.

Их должно быть двенадцать, прикинул Бориско, считая Тремейна и ксеноса. Нимрод привязал себя к стальному сидению, крепко прижимая трафаретную канистру к коленям. Затем прищурившись от злости, бросил уничтожающий взгляд на крута. Пангор Юма стоял в открытом трюме, сжимая винтовку и сохраняя равновесие благодаря когтям на ногах, которые обхватили рифлёный пол.

Ни взирая на действия наёмника во время задания и убитых им орков, сержант не мог выбросить из головы тот факт, что неважно агент Инквизиции он или нет – крут оставался ксеносом и мерзостью в глазах Императора. Если бы всё происходило в другом месте, в другое время и в других обстоятельствах, то Бориско наверняка сражался бы против пернатого урода.

Павле отвернулся и крикнул в кабину. – Что там, Йодль?

– Гайст говорит, что мы готовы сваливать.

– Ясно. Взлетаем, как только Соколиный Глаз и Жрец будут на борту.

Сержант наполовину высунулся наружу.

Махнув рукой, он велел снайперам присоединиться к остальным на борту “Валькирии”.

Бориско позволил себе несколько мгновений искреннего самодовольства. Они почти сделали это.

Последние двое из его людей на борту, драгоценный приз лейтенанта тоже, турбины двигателей завизжали, борясь с гравитацией и тяжелогружённая “Валькирия” с трудом оторвалась от рокрита.

Пока Павле осматривал медленно удалявшуюся внизу базу, а Гайст поворачивал транспорт на северо-восток, сержант обратил внимание на движение в подлеске, из которого его отряд всего несколько часов назад подошёл к комплексу. Человек в чёрно-серой униформе штурмовика выбрался на открытое пространство возле ограды, странно прихрамывая и подволакивая ногу. На бегу он снял с плеча хеллган и прицелился во взлетающую “Валькирию”.

Удивлённому сержанту потребовалась секунда, прежде чем он понял, что уже сталкивался с этим человеком. Это оказался убийца, который пытался прикончить Тремейна и был виновен в смерти трёх его людей при переходе через пропасть по дереву-мосту.

Бориско почувствовал, как у него над головой промчался жгучий разряд энергии. Внезапно крут пронзительно вскрикнул и по отсеку разнёсся треск выстрела ксено-винтовки.

Внизу штурмовик упал лицом на рокрит, прижав хеллган, и больше не поднялся.

Нос “Валькирии” повернулся, Гайст направил её к периметру базы. Гремящий транспорт едва разминулся с колючей проволокой на верху сетчатой ограды.

Павле повернулся к Тремейну. Он едва обратил внимание ругательства Таннгейзера.

Лейтенант по-прежнему сидел привязанный к сидению, и блестящий серебряный контейнер стоял у него на коленях. Только подбородок опустился на грудь, а фуражка упала между ногами.

– Трон, – выдохнул сержант шкуродёров. Некоторые имперцы разразились ругательствами.

Все они видели полуприжжённую сквозную рану, сочившуюся тёмной кровью, и чувствовали едкую вонь озона и запечённых кусочков мозга. Не оставалось ни малейших сомнений, что Тремейн мёртв.

Прежде чем кто-нибудь из охотников на орков успел остановить его или хотя бы понять, что происходит, крут прыгнул на лейтенанта, сжимая четырёхпалой рукой скальпирующий клинок, выхваченный из ремня на груди. Раздался ужасный хлюпающий звук, когда он сделал острый разрез.

– Во имя Терры, что ты задумал, фрик? – закричал Бориско, дав выход всей своей ксенофобской ненависти и ярости. Он не испытывал никаких добрых чувств к напыщенному офицеру КГА, но не собирался пассивно наблюдать за оскорбительным актом ксеноса. Остальные шкуродёры молча смотрели на него.

Пангор Юма повернулся и уставился на Павле мертвенно-бледными шарами глаз. Полковые священники Министорума, которых присылали проповедовать в лагеря охотников на орков, говорили, что глаза – зеркало души. Сейчас Бориско не видел ничего в лишённых зрачков глазах крута. Всё оказалось так, как он и подозревал – у ксеносов не было души.

В одной руке наёмник держал окровавленный нож, в другой макушку Тремейна.

– Я задал тебе вопрос, фрик! – Павле уже поднялся и пытался сохранить равновесие, пока “Валькирия” летела всё быстрее над тропическими лесами сквозь витки испаряющегося утреннего тумана, покачиваясь в восходящих потоках тёплого воздуха, который поднимался над нагревающимися джунглями. – Что во всём этом зелёном аду даёт тебе право осквернять его тело? Я слышал, чем занимается твой вид. Назови мне важную причину – да хотя бы любую причину – почему я не должен прикончить тебя на месте?

Сержант хотел убить крута сильнее всего на свете, но что-то останавливало его руку. И это было его собственное острое любопытство. Да, он слышал о том, что круты пожирают трупы врагов, но за всё время, что ему пришлось провести рядом с наёмником-ксеносом, он не видел, чтобы тот ел убитых орков и погибших шкуродёров. Тогда почему же сейчас у всех на глазах и ставя под угрозу собственную жизнь? Разумеется, только потому, что это часть его тайных планов.

Пангор Юма остановился, с нескрываемым беспокойством глядя то на обнажённый серый мозг лейтенанта, то на покрасневшее лицо Бориско. Он показал на розетту, которая висела на шее среди тотемов.

– Хватит и того, что ты знаешь, что это работа Инквизиции, – ответил птицелов на скрипучем ломанном готике. – Остановишь меня – миссия будет провалена.

– Что ты имеешь в виду? – проворчал Павле, покачнувшись, когда “Валькирия” влетела в очередной поток восходящего воздуха.

– Офицер хотел блестящие серебряные штуки. Только он знал почему. Только он знал зачем. Если я не сделаю это – они окажутся бесполезны. Сержант хочет объяснять господину Клагье, почему они оказались бесполезными и почему задание провалено?

Хотя его и раздражал такой моральный выбор, что было правильно и верно пред взором Императора, но, как и любой здравомыслящий гражданин Империума, Бориско испытывал здоровый страх перед Инквизицией Его Императорского Величества.

– Тогда делай то, что должен, – ответил Павле, чувствуя желчь во рту.

Зловонные зелёные просторы испускающих пар джунглей пролетали внизу, словно какое-то изумрудное море под носом плывущего по океану корабля. Сержант отвернулся не в силах смотреть. Чавкающие глотающие звуки оказались слишком даже для несгибаемого охотника на орков. Подобное варварское поведение просто не укладывалось у него в голове. Достаточно того, что он вообще допустил столь отвратительные еретический акт высокомерия. Павле не мог оправиться от потрясения, что вообще разрешил столь ужасное осквернение человеческого тела. Он услышал, как в углу тихо застонал Жрец. Остальные имперцы хранили ужасающее молчание, а ужаснуть шкуродёра было совсем непросто.

– И? – спросил Бориско, когда крут закончил. – Что ты узнал?

Пангор Юма шумно сглотнул. – Узнал многое, – ответил он почти гордо.

– Не сомневаюсь, чёртов ксено-ублюдок, – прорычал Павле. – Но что ты узнал о канистрах? Что мы везём в “Церберу”?

И крут ответил ему.

Лицо сержанта посуровело и превратилось в бесстрастную маску стальной решимости. – И ты узнал всё это, съев мозг человека?

– Да. Поедая плоть мёртвых, крут может узнать то, что знали они.

– И мы можем рассказать твоим хозяевам из Инквизиции о том, что удалось успешно разработать магосам-генеторам и помочь им доделать остальное.

– Пангор Юма сам расскажет своему господину, – прощебетал наёмник.

– Не думаю, – проворчал Бориско, – Пангор Юма погиб на задании.

На долю секунды на ястребином лице появилось выражение птичьего удивления.

Прежде чем крут успел отреагировать, Павле одним плавным движение направил пистолет ему в голову и выстрелил.

Тело ксеноса согнулось пополам и почти лениво вывалилось в открытый люк “Валькирии” навстречу хищным джунглям.

Сержант спокойно убрал пистолет и повернулся, посмотрев на изумлённые лица своих людей. – Ненавижу чёртовых ксеносов, – сказал он с улыбкой акулы, растягивая уголки немногословного рта.

А “Валькирия” неслась всё быстрее над морем джунглей к восходящему солнцу и “Цербере”.