Текст книги "Армагеддон. Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

Седьмая глава
Охотники

– Дом, милый дом, – сказал рядовой Гайст, растянувшись под жарким и ярким солнцем на пыльной земле. – Ты что не любишь запах горящих орков по утрам?

– Заткнись, шутник, – проворчал Ферзе.

Гайст ухмыльнулся самому угрюмому солдату взвода, белые эмалевые зубы блеснули на испачканном лице, глаза улыбались за стёклами антибликовых очков.

Солнце нещадно палило над “Церберой” и небольшим взводом шкуродёров, которые бесцельно слонялись у земляного дота. Короткостриженый Гайст, похоже, наслаждался его светом. Он не сможет долго находиться под жарящим во всю силу солнцем Армагеддона, которое к полудню быстро и неумолимо достигнет зенита в затянутых тёмными испарениями экваториальных небесах, иначе рискует тяжело обгореть и сильно обезвожиться.

Арно Коул, правая рука сержанта Бориско рассматривал беспорядочно расположенные бункеры, орудийные огневые площадки и окопы, которые и были лагерем. Почти все, кто попадал в джунглевый аванпост охотников на орков, удивлялись тому, что представало перед ними посреди зелёных, бесконечных лесов. Они ожидали увидеть могучие бронированные бастионы и полностью покрытые адамантием рокритовые стены, окружённые высокими защитными валами, над которыми возвышаются башни с “Гидрами”.

Но добравшиеся до имперской базы встречали совсем другое. Это скорее был большой имперский лагерь, который на первый взгляд явно прибывал в запущенном состоянии. Вместо земляных валов и стен – концентрические кольца колючей проволоки и минных полей. Деревянные сторожевые вышки, с которых просматривалась вся база. Вкопанные в землю позиции тяжёлых орудий, готовые отразить любую атаку. Низкий холм, на котором располагалась база “Цербера”, и с которого верным имперским войскам открывался вид на несколько километров пустынной местности, был густо покрыт линиями окопов и крышами бункеров, выглядывавшими из-под искусственных насыпей.

И это ещё не всё: любому, кто захочет пройти в лагерь придётся преодолеть поистине настоящий лабиринт укреплений – траншеи, минные поля, колючую проволоку – над которым возвышались позиции тяжёлых стабберов, лазерных пушек с расчётами и замаскированных снайперских точек.

В радиусе километра от лагеря вездесущие джунгли – или Зелёнка, как называли её охотники на орков – были выкорчеваны, сожжены и очищены. Неровное, опалённое и изрезанное пространство между базой и бескрайними лесами было усеяно воронками от снарядов – следами многочисленных битв на этом небольшом клочке земли.

В центре базы чуть ниже гребня холма размещался тяжелобронированный вход в командный бункер. Именно за эти стальные двери вызвали сержанта Бориско спустя меньше чем час после возвращения его отряда на базу. На вершине холма было так много антенн связи, что они напоминали лес. С их помощью командование “Церберы” связывалось со своими подразделениями в джунглях и с верховным командованием Армагеддона по всей планете и даже на её орбите.

У подножия холма Коул и остальные шкуродёры сжигали груду орочьих трупов, костёр нещадно коптил едким коричневым дымом прямо в безветренное небо.

Прошлой ночью орки предприняли очередную глупую и неудачную попытку пробраться на базу и дорого заплатили за свою смелость. В лагере в приказном порядке сжигали все орочьи трупы. Охотники “Церберы” знали лучше большинства пехотных имперских частей, сражавшихся на Армагеддоне, что мёртвый зелёнокожий был столь же смертельно опасен, как и живой, если не подойти к делу с умом. Потому что после смерти инопланетная физиология выбрасывала в воздух споры. Они, попадая в благоприятное место, начинали расти, и спустя какое-то время под землёй зарождалось и созревало ещё больше ксеносов-монстров. И для этого было достаточно смерти всего одного их предка.

Арно не упускал из виду никого из взвода: солдаты бездельничали на солнце, распаковывали и снова запаковывали вещевые мешки, перебирали содержимое ленточных патронташей, проверяли оружие, с аппетитом ели безвкусные пайки или жадно пили холодный перестоявший кофеин. Он слушал их препирательства, грубоватые шуточки, фальшиво насвистанные мелодии и благодарности Императору за то, что удалось протянуть ещё один день в суровых джунглях. Чтобы не ждало их после рейда. Чтобы не ждало их потом.

Рядовой Гойя “Соколиный Глаз” Гундерсон после возвращения на базу первым делом стал приводить в порядок свой длинноствольный лазган, чистя его от грязи и листовой мульчи. Он до сих пор возился с ним, усердно протирая масляной тряпкой, хотя на взгляд серых глаз Коула оружие уже стало вполне чистым.

“Счастливчик” Таннгейзер уже нашёл выкинутую канистру из-под прометия и перевернул её вверх ногами, соорудив стол для игры. Затем достал откуда-то из испачканной униформы колоду потрёпанных карт, начал их ловко тасовать, одновременно уламывая Мазурского сыграть с ним в гамбит Махария.

Тбар Клим настраивал вокс-передатчик, ранец в котором он обычно носил его на спине, сейчас лежал на земле прямо перед ним. Связист Клим был самым спокойным во взводе. Арно считал, что всегда следует присматривать за тихонями.

Потом был Кобург, которого остальные охотники по вполне понятным причинам называли Буйволом. Он был таким же здоровым и сильным, как орк, но даже Раус не хотел рисковать жизнью и обзывать Кобурга так, хотя прозвище действительно ему шло.

И дело было не только в росте и силе, которыми он не уступал зелёнокожим, и заставлял остальных чувствовать себя неловко в своём присутствии. Даже сейчас он был занят тем, что нанизывал очередной зуб зелёнокожего на кожаный шнурок, свисавший с мощной шеи. Кобург вырвал клык у убитого им ксеноса, когда последний патруль подходил к концу.

– Ты что тайный орочий поклонник, Буйвол? – спросил невысокий человек – на самом деле самый маленький в группе – который устроился на вещевом мешке, прислонившись спиной к деревянным доскам земляной насыпи.

– Что ты сказал, Ласка? – проворчал Кобург.

– Я сказал, что ты сидишь тут такой и сдираешь шкуру, нанизывая зубы на нить, – повторил похожий на крысу рядовой Раус, упорствуя в безрассудной попытке поддеть несдержанного и вспыльчивого товарища.

– Заткнись, Раус, – вмешался Арно.

– Подойди ко мне поближе, и я подарю тебе катачанский поцелуй, – ответил Буйвол пронырливому шкуродёру.

Раус почесал отросшую щетину на подбородке.

– Да, не сомневаюсь, что ты нежен с орками.

– Ты прав, – произнёс Кобург, поднимаясь и сжимая мясистые кулаки.

– Хватайте его, – скомандовал Коул Вандеркампу и Эрцу, показав большим пальцем на Буйвола. Оба рядовых вскочили на ноги, и каждый схватил одну из рук здоровяка.

Они были совсем не против исполнять приказы Арно. Хотя он и не их командир, но он заместитель Бориско, а сержанта сейчас не было.

Охотники на орков уважали его. И не только – большинству из них он просто нравился. Бориско они тоже уважали и с радостью отправятся вслед за ним в зелёный ад за периметром лагеря. Но ни о каком слове “нравится” применительно к сержанту ни шло и речи.

Ходили упорные слухи, что Коул мог бы сделать более успешную и быструю карьеру, чем седой Бориско, но что ему постоянно мешало. Арно прилагал все усилия, чтобы пресечь подобные разговоры, особенно те, в которых говорилось, что он не получал новое звание в полку только из-за собственного нежелания.

– О’кей, Буйвол, полегче. – Прошипел Вандеркамп в ухо Кобургу, пока Эрц висел на второй руке разозлившегося гиганта.

– Да, что такого я сказал? – продолжал Раус.

– Я убью его! – взревел здоровяк. – Трон! Клянусь, я убью его!

– Достаточно, Кобург, – произнёс Арно, его голос неожиданно стал столь же холоден и твёрд, как лёд. – И, Раус, если ты скажешь ещё хоть слово, то сержант отправит тебя разминировать минные поля, и мы не увидим твою рожу до конца этой жалкой войны.

Вандеркамп и Эрц начали медленно отпускать Кобурга.

– Я в порядке, Вандерз, – ответил Буйвол, стряхнув с себя обоих рядовых. – Я в порядке.

Он внимательно наблюдал за Раусом, разведчик бежал к Йодлю и Касарте, которые присматривали за костром вдали от остальных.

Среди ожидавших охотников на орков снова воцарилось спокойствие.

– Как вы думаете, когда вернётся сержант? – спросил Нэл Букай. Коул повернулся и взглянул на Малыша.

Они все называли его Малышом. Он точно был самым молодым из Парней Бориско, но точно не был сосунком. Нэл клялся, что ему было восемнадцать, но если ему хотя бы на день больше шестнадцати, то Арно – дедуля Старика Яррика. Мальчишка ещё даже толком не брился.

Но сколь бы ему на самом деле не было лет, оставался неоспоримый факт – Малыш был отличным разведчиком и убивал орков из лазгана с прирождённым мастерством. Он был таким же членом команды, как и все остальные.

Нэл Букай вместе с Раусом входили в отделение разведчиков, и в бою подчинялись Таннгейзеру. Малыш присоединился к ним десять месяцев назад. Бориско не распространялся, откуда он пришёл.

– Не знаю, Малыш, – вздохнув, ответил Коул.

– Почему его так неожиданно выдернули? – спросил загоравший Гайст.

Никто из них не видел сержанта с тех пор, как тот привёл их в лагерь около восьми утра.

– Возможно, Вайн хочет дать ему пинка за то, что он позволил мальчишке прибиться к взводу и повсюду таскаться за нами с широко открытыми, как у щенка, глазами, – пренебрежительно заметил Ферзе.

Никто не отреагировал на этот комментарий, тем более Малыш.

Коулу пришлось признать, что Нэл Букай был одним из самых хороших людей, которых он встречал в своей жизни. Он обладал очень добрым характером и, похоже, искренне беспокоился об отряде. "Чёрт", – подумал Арно, как бедняга оказался среди охотников на орков, шкуродёров? Сержант упорно отказывался распространяться на эту тему, в том числе и со своим доверенным заместителем, даже после выпитой почти до дна украденной бутылки амасека.

– Скорее всего, Бориско приказали тащить наши никчёмные задницы назад в Зелёнку, – предположил Вандеркамп.

– Надеюсь, у Бюллетеня всё будет хорошо, – сказал Малыш, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным.

– У этого коварного ублюдка, – пробормотал Ферзе. – Не удивлюсь, если он сделал это специально.

– Амбо Джекс – или Бюллетень, как чаще называли его шкуродёры – вчера оказался достаточно невезучим, чтобы свалиться в замаскированную орочью яму-ловушку с кольями. Сержант сказал, что Амбо повезло, что он не лишился ступни, а то и всей ноги. Как только взвод добрался до лагеря, то раненого со всей возможной спешкой доставили во временный медицинский бункер. Правда, Бориско покинул их ещё быстрее. Это было не в первый раз, когда Джекс получал “счастливую” рану во время патрулирования. Несчастные случаи, которые выводили его из строя на день или два, происходили регулярно, но никогда не приводили к тяжёлым травмам или смерти.

– Не понимаю почему они не найдут ему работу в штабе, – полуулыбаясь, предположил Мазурский.

– Наверное, потому что знают, что он приносит несчастья и будет гадить им, а не нашим заданиям, – заметил Ферзе.

Именно в этот момент Коул заметил, что Жрец принялся за старое. Жрец был тем, кого в Экклезиархии называли “отмеченным Императором” – юродивым, которого охотники на орков считали религиозным сумасшедшим.

Такие люди часто встречались в бесчисленных полках Имперской гвардии. Они увидели в битвах слишком много невообразимых ужасов для своей измученной психики и тронулись. Но их дух не сломили, и только в нём они могли найти утешение. Поэтому их вера стала всепоглощающей – единственным незыблемым элементом во вселенной ужаса и болезненных переменах. Незыблемым, как орудие “Сотрясатель” и непоколебимыми, как Палидуские горы.

Никто из взвода не знал, Жрец – это его настоящее имя или прозвище, которое ему дали в прошлой жизни. Никто и ничего не знал о его жизни до того, как война обрушилась на Армагеддон. Потому что он не говорил о ней. Никогда.

Травмы оставили свой след на Жреце, как физически, так и психически. Он был худым, с узким похожим на нож лицом. Скулы проступали сквозь плоть в тех местах, где кожа начала морщиться. Он был совершенно лысым, но в отличие от Гайста не по своей воле.

Если считать Гундерсона, то он был вторым снайпером в команде – и лучшим снайпером. Но сейчас он метался из стороны в сторону, отчаянно заламывая руки.

– Где Страж? – бормотал он.

– Что случилось, Жрец? – спросил Таннгейзер, отрывая взгляд от карт.

– Где Страж? – продолжал возбуждённо повторять снайпер. Жрец никогда не был склонен к проявлению эмоций. Сейчас же на взгляд Коула он выглядел несчастным, как никогда.

– Хорошо, – устало вздохнул Арно, – кто взял его лазган?

– Ты о чём, Коул? – улыбнулся в ответ Гайст.

– Я о том, Джокер, куда ты дел его оружие?

– А с чего ты решил, что его драгоценный Страж у меня? – продолжал широко улыбаться Гайст.

– О, какого чёрта, Гайст, – выругался Арно, – это было долгое задание, я устал, как собака, у меня болит нога, я проголодался и хочу хорошенько выспаться – настолько хорошо, насколько возможно в “Цербере” – и мне не нужны твои тупые игры. Посмотри на Жреца – он весь извёлся. Ты же знаешь, что он перекручен похлеще катачанского хлысточервя.

– В точку. Вот почему он и сделал это, – вклинился Ферзе.

– Не лезь не в своё дело, Ферзе, – осадил его Коул, прежде чем продолжил разговор с Джокером. – Я спрашиваю тебя в последний раз, Гайст. Где оружие бедолаги?

– Да, хватит уже изводить его, ты ньюкоголовый. – Добавил Гундерсон. Из охотников взвода Гойя Гундерсон видимо понимал своего коллегу-снайпера лучше других. Или, по крайней мере, он легче остальных переносил его.

– Кто сказал, что это я? – ответил Гайст. – И что произошло с “невиновен, пока не доказано обратное”? – Обиженное выражение лица и возмущённый тон ничуть не подействовали на остальных.

– Гайст, если будешь продолжать в том же духе, то получишь взыскание от Бориско. Я лично прослежу за этим.

– У меня его нет. Кобург держит его в тепле, усевшись своей жирной задницей.

– Ты – идиот, Гайст, – презрительно сплюнул Арно. – Надеюсь, что остальные не такие тупые, как ты, и уважительно относятся к своему собрату-шкуродёру. В конце концов, они будут защищать твою задницу в Зелёнке.

Кобург встал и начал ощупывать ящик, на котором сидел. Но Таннгейзер оказался быстрее. Он вытащил из-под него что-то длинное, похожее на обёрнутую в просмоленную ткань лазерную винтовку.

– Да, вот она, брат, – рассмеялся он и бросил её отчаявшемуся Жрецу.

– Бог-Император обрушит Своё божественное правосудие на тебя. Повелитель Человечества видит твою душу насквозь, – прямо заявил снайпер, но уже спокойнее, потому что держал Стража в руках.

– Эй, а я здесь причём! – возмутился Таннгейзер.

– По вашим делам судить будут вас. – Пробормотал Жрец, целуя священный символ, висевший на цепочке на шее рядом с армейскими жетонами. На нём было выгравировано изображение Императора, который почти превратился в скелет на Золотом Троне Терры. Амулет не слишком искусно вырезали из кости. Затем Жрец отвернулся, чтобы остаться наедине со своим драгоценным Стражем и Императором.

"И в самом деле, – подумал Арно. – Уста безумцев глаголят горькую истину. По делам будет судить их Император, когда настанет время".

Какие дела Он готовит для них? И справятся ли они, когда придёт время? И когда, наконец, вернётся Бориско?

Хотя штаб размещался глубоко в холме, вдали от прямых солнечных лучей, в нём было неприятно жарко. В центре большого открытого пространства – выкопанного внутри холма, как и остальные помещения, и укреплённого металлическими листами – стоял большой стол, украшенный раскинувшим крылья двуглавым имперским орлом. На одной из стен висела огромная карта, исписанная красными и синими примечаниями и кодовыми обозначениями. Возле неё стояли несколько офицеров, держа в руках кипы бумаг и поцарапанные инфопланшеты, и что-то писали на них. Именно здесь во влажном, пропотевшем и жарком воздухе пришлось ждать сержанту Павле Бориско.

Он стоял перед дверью, которая вела из зала с картой в истинный нервный центр “Церберы”, и простоял он перед ней почти час, кроме тех моментов, когда прогуливался вокруг стола или рассматривал постоянно обновляемую карту джунглей. Время от времени кто-то из работавших с ней офицеров пересекал дверной проем, входя или выходя из комнаты, всегда на обратном пути держа в руках полоску пергамента. И так не слишком большое терпение Бориско быстро улетучивалось.

Наконец, хотя казалось, что уже прошла вечность, из затенённого дверного проёма вышел адъютант и подошёл к широкоплечему сержанту.

– Сейчас маршал встретится с вами, – отрывисто бросил он.

– Самое время, – тихо проворчал Павле, пока офицер резко поворачивался на подкованных сапогах, но не настолько тихо, чтобы адъютант его не услышал.

Сержант охотников на орков проследовал за сопровождающим, переступил порог и оказался в помещении, освещённом многочисленными коммуникационными консолями и пикт-экранами, за которыми сидели сервиторы. Лексмеханики-счетоводы обрабатывали поступавшую в командный хаб информацию, анализируя бесконечный поток данных и записывая его в понятной для штабистов-людей форме. Пол покрывали пергаментные свитки – результат их трудов. Группы свистящих и гудящих техножрецов перемещались между наблюдательными станциями и панелями связи, занимаясь настройкой, омывая священными маслами и беспрерывно монотонно распевая молитвы Оптимальных Эксплуатационных Показателей.

Конечно же, ничто из этого не было в новинку для Бориско. Он бывал здесь и раньше. Также он уже встречался и с внушительным человеком на металлическом троне. Обрубки ног мужчины соединялись с нервным центром устройства. В отличие от густых усов, седые волосы маршала были коротко подстрижены.

Пока из-за полученных ран ему не пришлось томиться в командном центре, маршал Вайн считал своим призванием сражения с орками в экваториальных джунглях. Кроме потери ног самыми заметными следами боёв были два шрама от проникающих ранений на шее.

– Ах, прости, что тебе пришлось ждать, Бориско, – произнёс маршал, изображая извинение. Его голос звучал резко и хрипло, и казался не совсем здоровым.

Вы выглядите препаршиво, подумал сержант, но ничего не стал спрашивать. И так всё было ясно.

– С какой целью вы хотели меня видеть?

– Ах, давай не будем ходить вокруг да около, Бориско. Ты снова выходишь. Ты и твой взвод.

– Сейчас? – удивился Павле. – Я не в лучшей форме, да и остальные вымотались после двух патрулей подряд. Я думал, что нас сменят, когда мы вернёмся в лагерь, сэр.

– Не тебя и не твоих парней, Бориско, и не в этот раз. Им потребовался лучший и я сказал, что у меня есть для них прекрасный человек. Поэтому не подведи меня.

– Дайте нам двадцать четыре часа, и мы будем готовы.

– Ах, если ты ещё не заметил, сержант, – идёт война. Я не могу дать тебе двадцать четыре часа. Ты отправляешься сейчас же или в этом уже не будет смысла.

– Значит, в этом нет никакого смысла, – пробормотал под нос Павле.

– Хватит брюзжать, сержант! – прокашлял Вайн, его хриплый голос стал пронзительным. – Ах, ты всегда был самым непочтительным ублюдком из всех. Я терплю твои пререкания только потому, что ты один из моих лучших солдат, – продолжал маршал, его голос опустился почти до приглушённого шёпота. – Ты и твоя группа упрямцев отправляетесь на задание, нравится вам это или нет. И не забывай проявлять ко мне уважение или окажешься на передовой во время следующего штурма “Церберы” кровавыми зелёнокожими.

Тирада Вайна сменилась хрипом и кашлем.

– Почему вы выбрали именно мой взвод, сэр? – твёрдо спросил Бориско.

– Ах, теперь тебе стало интересно? – продолжил маршал, чьи спазмы стали слабее.

Павле глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

– Да, сэр.

– Ах, ну что ж. Тебя ожидает обычная спасательная миссия. Два часа назад, примерно в 07:11 утра “Валькирия” КГА упала где-то к юго-западу отсюда. На борту была важная шишка – лейтенант КГА. Твоя задача – найти его и доставить в лагерь.

– При всём уважении, если они упали в кишащих орками джунглях, то кто бы ни был на борту – он уже мёртв или ничем не отличается от мертвеца. Они или погибли при падении или Зелёнка уже прикончила их, вы не можете не понимать этого.

– Именно поэтому я и не могу дать тебе двадцать четыре часа.

– Скорее всего, и так уже поздно. Двух часов вполне достаточно, чтобы тыловая крыса из КГА загнулась.

– Ах, я понимаю, что и ты это понимаешь, но командование непреклонно. Они хотят, чтобы их человека вернули или предоставили доказательства его смерти. Когда я сказал, что приказы пришли сверху, я говорил не о Командной гвардии Армагеддона.

– А о ком вы говорили?

– Ах, они пришли с гораздо более высокого уровня, чем я имел в виду. Я могу предстать перед судом, если расскажу тебе. – Подчеркнул маршал, – но ты нравишься мне, Бориско, хотя один Бог-Император знает почему. Я доверюсь тебе, чтобы ты сделал работу хорошо и ничего не испортил. Приказ поступил из внутреннего круга генерала Курова.

– Значит, мы немедленно выступаем?

– Ах, почти.

– Правильно я понимаю, что свободен, сэр? – прямо спросил охотник на орков.

– Ах, не так быстро, Бориско, – ответил Вайн, его голос снова опустился почти до шёпота. – Есть ещё одна вещь, которую тебе следует знать.

– Всё в порядке, девочки?

Коул и ещё несколько шкуродёров оглянулись. Это был Бюллетень. Его ногу перевязали, и кто-то раздобыл ему пару костылей. Они оказались разного размера. У широко раскрытых глаз подошедшего солдата был отсутствующий взгляд.

– Ты под кайфом, Бюллетень? – спросил Таннгейзер. – И если так, то где мне раздобыть это для себя?

– Они дают фин, клянусь тебе.

– Ты под кайфом. Сколько они тебе дали?

– Пару доз, – нечленораздельно произнёс Бюллетень.

– Пару доз? – закашлялся Вандеркамп. – Этого хватит, чтобы человек дрых, как пасечник.

– Не для него, – заметил Гундерсон. – Чтобы вырубить Бюллетеня нужна доза побольше. У него выработалась сопротивляемость, и у него теперь почти иммунитет к лекарствам, так часто ему их кололи.

– Эй, парни, – неожиданно сменил тему Таннгейзер, – сделайте вид, что чем-то заняты – сержант вернулся.

– Никто из вас не смог бы выглядеть занятым даже окажись вы в одиночку перед всей армией Газкулла, – прорычал Бориско.

– Какие новости, сержант, – прямо спросил Коул.

– Мы выдвигаемся.

– Что? – заныл Гайст, бросив загорать и сев прямо. – Но мы только что вернулись.

Неожиданно рука Бориско сжала Джокеру горло и тот смог ощутить весь аромат лхо и несвежего дыхания изо рта сержанта. – Мне это нравится не больше чем тебе, ньюкоголовый. Но приказ есть приказ, и Вайн с радостью отдал его мне. У Парней Бориско появилась новая работа, и мы её выполним.

– Что за работа? – несмотря на гнев командира, осмелился спросить Арно.

– Какой-то лейтенант КГА – который наверняка не отличит свою пятую точку от своего же локтя – попал в переделку в Зелёнке. Наша задача – спасти его жалкую задницу из любой чёртовой неприятности, в которую он ей влез, и доставить на базу.

– Он и секунды там не продержится, – пожаловался Ферзе. – Это – пустая трата времени. Скорее всего, он уже мёртв.

– Я сказал точно также, рядовой, – согласился Бориско. – Но кто из нас откажется от возможности надрать несколько орочьих задниц? – натянуто улыбнулся Павле. – Мы найдём то, что останется от его вонючего трупа, запихнём в рюкзак Гайста и вернёмся с доказательством. Возможно, уже к завтрашнему утру.

Больше не было никакого смысла спорить – сержант абсолютно ясно обрисовал их положение. Как один Парни Бориско стали готовится к очередному рейду в провонявших гнилью джунглях.

– Жаль, что не могу отправиться с вами, чуваки, – рассмеялся Бюллетень, – врачи сказали, что я должен отдыхать и не намочить рану, иначе начнётся болотная лихорадка.

– И не надейся, Бюллетень, и не надейся, – усмехнулся Вандеркамп. – Из всех людей в этой заднице джунглей такое может произойти только с тобой, ведь так?

– В точку, Вандерз. Я же должен соответствовать своей репутации, – улыбнулся Бюллетень.

– Некоторые думают, что ты делаешь это специально, – прямо сказал Ферзе.

Улыбка покинула лицо раненного солдата.

– Специально шагнул в яму с кольями? – обиделся он. – Вы что думаете, что я столь же глуп, как и неудачлив?

– Неудачлив? – сплюнул Ферзе. – Счастливчик Таннгейзер хотел бы быть таким же неудачливым. Ты должен был смотреть куда идёшь, хотя, возможно, и смотрел.

– Джекс, – прорычал сержант, – придёт и твой черёд.

Прошло полчаса, взвод пополнил запасы сухпайков и боеприпасов. Пока его люди пробирались среди траншей, оставленных снайперских позиций и обходили бесчисленные ловушки, сержант Павле Бориско пристально всматривался из-под козырька фуражки в густые тёмные джунгли, что раскинулись в километре от главных ворот базы. Сердитая гримаса исказила его лицо. Он сплюнул мокроту на изрытую землю, думая о том, что им всем предстоит и о том, что он ещё не рассказал своим людям. От одной только мысли во рту проступала горечь. Он не мог понять, какими мотивами руководствовались эти канцелярские крысы. Это было уже слишком.

– Прости, сержант? – спросил Коул, видя, как его командир что-то угрюмо бормочет под нос.

– Я сказал, что ненавижу чёртовых ксеносов!