Текст книги "Дополнительный человек"

Автор книги: Джонатан Эймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Не хочу вас обидеть, – сказал я. – Но ведь большинство из вас делали операции?

– Рукотворные письки? Детка, мужчины приходят сюда не в поисках писек. Они приходят сюда ради членов, – сказала Пеппер и окала мой пенис еще сильнее. – Королевы все еще могут функционировать. Вот на что идут деньги.

– Вы не транссексуал? – спросил я.

– Транссексуал – тот, кто принимает гормоны или вставляет имплантаты, детка. Это не имеет отношения к письке… У меня нет имплантатов, но я принимаю гормоны. Вот почему у меня есть титьки.

У Пеппер и точно были груди, но не такие твердые и округлые, как у барменши; скорее как у пожилой женщины, немножко отвисшие и плоские, но соски пронзали ткань самым привлекательным образом. По виду ей можно было дать хорошо за тридцать, но я не собирался спрашивать ее о возрасте, Генри меня этому научил.

– Разве никто из вас не делал операцию? – спросил я, думая, что операция была целью. Я рисковал, будучи таким откровенным, но, похоже, Пеппер не возражала против моих вопросов. Ее прикосновения стали совсем уж интимными.

– Сначала все мы хотим быть роковыми женщинами, иметь эту самую письку, сделать операцию, но это только мечта, детка. Нужно проявлять смелость, чтобы выжить, вот откуда берутся деньги. А для смелости нужен член… Я пойду за восемьдесят долларов, – неожиданно сказала Пеппер и перешла от поглаживания к сжатию.

Пеппер мне очень нравилась. У нее была прекрасная улыбка, она была общительной и разговорчивой, и она снизила для меня цену, но я не хотел секса с нею. Она вцепилась в мой пенис прямо здесь, в баре. Что же будет, если я останусь с ней наедине? Она по-настоящему может меня ранить.

– Очень жаль, – сказал я, – но лучше я посижу здесь и осмотрюсь. – Я действительно боялся, что она поранит меня, если сожмет кулак посильнее. Но я не хотел убирать ее руку и устраивать сцену. Это был вопрос хороших манер: как попросить кого-то не причинять вреда твоему пенису.

– У тебя когда-нибудь был секс с мужчиной? – спросила Пеппер и, благодарение Богу, ослабила хватку.

– Нет, – сказал я, и она снова сжала руку. Ее пожатие было словно детектор лжи.

– Смотри, детка, с Королевой ты получаешь лучшее из двух миров. Если все-таки захочешь попробовать, я буду неподалеку.

Пеппер отпустила меня и с королевским видом поднялась, в этот момент вошли еще три Королевы. Они поцеловали Пеппер в щеку, и одна из них назвала ее мисс Пеппер. По тому, как они себя вели, чувствовалось, что Пеппер пользуется здесь большим уважением.

Я остался сидеть, прихлебывая пиво и глядя по сторонам. Бар представлял собой большой круг, в середине которого подавала напитки блондинка. За баром располагался танцпол со столиками слева и справа, но никто не танцевал. Королевы то болтали друг с другом, то обращались к мужчинам, которые все как один казались одинокими. Никто из них не пришел сюда с другом.

На Королевах были короткие платья или просто топы-бикини и юбочки. На некоторых – джинсы и футболки. Женщины были черными, или испанского вида, или азиатками. Я не видел ни одной белой. Повсюду на стенах висели зеркала, и Королевы то и дело проверяли свои волосы и макияж. Им нравилось смотреть на себя. У многих из них были по-настоящему красивые лица. Лица, которые я нигде в мире больше не видел. Какая-то сумасшедшая смесь мужского и женского: расположение скул, глаз и губ было совершенно другим и тем не менее прекрасным.

Мне нравилось быть здесь, но почему – я не понимал. Может быть, Генри смог бы объяснить. Однажды вечером он позвал меня со своей кровати и вместо того, чтобы отпустить свою обычную финальную ремарку: «Значит, вот мы где. Так где мы?» – сказал неожиданно:

– Все вещи в мире любопытным образом неотрегулированны.

Я спросил, что он имеет в виду, но он уже сунул в уши затычки и ничего не ответил. Что мне нравилось у «Салли» – так это неотрегулированность. Это было самое любопытное неотрегулированное место из всех, какие я знал, где самые красивые женщины, которых я когда-либо видел, были на самом деле мужчинами.

Многие из них подходили ко мне так же, как мисс Пеппер, но я вежливо отклонял их предложения, хотя мне нравилось, как они прикасались ко мне и ласкали меня. Все были сильно надушены, что очень возбуждало. Приблизительно часов около десяти внутри меня прозвенел будильник, и я решил, что пора домой. Время, проведенное в рядах студентов, а затем учителей, научило меня не возвращаться запоздно.

Я встречаю еврея

Я ехал обратно в центр и думал о той лжи, которую сообщил мисс Пеппер, – что не имел секса с мужчинами. Я боялся, что она осудит меня. Даже несмотря на то, что она сказала, что у нее есть пенис, я по-настоящему ей не поверил. Так что я думал о ней как о женщине и не хотел, чтобы женщина решила, что я гомосексуалист. Но один раз у меня был секс с мужчиной.

Это случилось, когда я жил в Принстоне, на второй год преподавания в «Претти Брук». Я возвращался из похода в Ратгерс со своими учениками и, глядя в окно автобуса, увидел книжный магазин для взрослых на шоссе 1, рядом с Нью-Брунсвиком. Я еще подумал, не видит ли кто-нибудь из детей это место. Сам я притворился, что не вижу, но мысленно сделал для себя заметку.

И как-то поздно вечером вернулся туда. Купил несколько журналов, все они касались трансвестизма, и маленькую книжку в бумажной обложке, которая называлась «Вынужден быть девушкой». Меня привлекло название.

Я делал покупки, чувствуя стыд за свой выбор, желая приобрести что-нибудь более мужественное, и очень быстро оттуда ушел. Это был вечер пятницы, на следующий день занятий у меня не было. Было около полуночи. Я намеренно пришел в магазин очень поздно, надеясь избежать встречи с отцами моих учеников или коллегами.

Я направился на юг по шоссе 1. Мне не терпелось прочитать журналы, не хотелось ждать, пока попаду домой. Поэтому, включив в «паризьене» свет, я попытался читать за рулем.

Я был в правом ряду, ехал со скоростью пятьдесят миль в час. Вдруг слева меня прижал к обочине автомобиль. Я в страхе поднял глаза, думая, что это полицейский, который заставит меня съехать на обочину и увидит, что я читаю «Трансвестит», бюллетень для переодевающихся женщиной.

Но это не был полицейский, это был гражданский, мужчина. Он одарил меня манящей улыбкой. Затем проехал мимо, посигналил и свернул в переулок направо. С бьющимся сердцем я пристроился за ним. Наверняка он свернул в переулок, чтобы испытать меня. Я не отставал. Он прибавил скорости. Я с горячностью продолжал преследовать его, словно сумасшедший.

Следуя за соблазнителем, я сделал несколько поворотов направо и налево, пока мы не оказались в районе серых, от – деланных под дерево, солидных домов. Он припарковался, я тоже припарковался через несколько автомобилей от него.

Меня убьют, подумал я, но не уехал. Он вышел из машины, я тоже вышел из «паризьена». Сделал несколько шагов в сторону, чтобы он не увидел моей трансвеститской литературы. Тревожила собственная извращенность, которая могла привлечь потенциального серийного убийцу. Это был крупный, шумно двигающийся парень, примерно шести футов, с вьющимися каштановыми волосами и пьяной улыбкой. Его лицо казалось безобидным, хотя и похотливым.

– Привет, – сказал он.

– Добрый день, – ответил я чопорно.

– Странно, не так ли? – спросил он. Мы стояли в десяти футах друг от друга, словно ковбои.

– Да, – сказал я.

– Как тебя зовут?

– Дэвид, – ответил я, натурально соврав.

– Может, зайдешь, Дэйв? – спросил парень, стараясь действовать спокойно и задушевно, сократив мое вымышленное имя, а потом представился: – Я – Ричи.

Я не сказал: «Да, я войду». Я не хотел брать на себя ответственность за свои действия. Я чувствовал себя словно робот. Парень подошел к парадной двери, и я последовал за ним. Мы встретились на шоссе, и вот теперь я входил в его владения. На двери я увидал мезузу. [7]7
  Mезуза– прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи ритуально чистого (кошерного) животного, содержащий часть текста молитвы Шма.


[Закрыть]Он был евреем! Еврей-убийца? Еврей-гомосексуалист? Я стал ближе к Ричи.

Мы выпили в гостиной. Я подумал, что он следовал за мной из порномагазина, но выяснилось, что он просто возвращался домой из гей-бара. Он был достаточно пьян и нервничал. Он рассказал мне свою историю. Уже год, как они с женой разведены, это их дом, но только в последние несколько месяцев, в возрасте тридцати восьми лет, он вышел из подполья. Я с сочувствием кивал. Я был зажат, едва говорил, ситуация шокировала. Мы прошли в спальню и разделись.

Когда мы оба были в одном белье, я сказал:

– Вы – еврей, не так ли?

– Откуда ты знаешь? – спросил он, и по его лицу пробежала волна еврейской беззащитности и неуверенности. Я хорошо это знал.

– Я видел мезузу, – ответил я и добавил, чтобы успокоить: – Я тоже еврей.

Мы легли в большую кровать совершенно голые. Я стеснялся своего тела, очень нервничал, и мой пенис был совершенно бессильным – почти до уровня падения. Я не слишком хорошо выглядел. Ричи тоже нервничал, но его пенис был огромных размеров. Если бы даже у меня была эрекция, я не мог бы сравниться с ним. Я сожалел обо всем этом безумии. Мне никогда не нравились сравнения в туалете.

Но Ричи был добр, ему, похоже, дела не было до моей слабости. Он тяжело дышал и с восторгом прикасался к моему животу и груди. Я лежал неподвижно.

– Мне жаль, что у меня такой маленький, – сказал я. – Я нервничаю.

– С тобой все в порядке, – сказал он. – Прикоснись ко мне.

Я положил руку на его пенис. По сравнению с моим он был как большой, старший двоюродный брат. На меня произвела впечатление его мощь. Мне нравилось держаться за него, и Ричи, ободренный моим прикосновением, принялся целовать меня, но я не мог этого вынести. Я сказал:

– Пожалуйста, не надо.

Он был немного расстроен и принялся действовать по-другому.

– Хочешь массаж? – спросил он.

– Хорошо, – сказал я.

Я не стал ложиться на живот, а повернулся на бок. Ричи начал растирать мои плечи. Массажистом он был так себе – рукам не хватало чувствительности, – и я подумал, не считала ли его жена это дефектом.

Он быстро устал и прилег поближе ко мне, крепко обняв. Мы лежали так несколько минут, а потом его пенис скользнул между моих бедер и так остался. Я почувствовал себя маленьким мальчиком, которого обнимает отец. Я вдруг вспомнил ощущение пениса моего отца, когда он лежал позади меня и спал.

Я часто лежал вместе с отцом, потому что мама вернулась на работу, когда я был в первом классе. Уходя рано утром, она укладывала меня в постель к отцу, потому что он частенько бывал в плохом настроении и не хотел оставаться один. Мама использовала меня как замену, это помогало ей избавиться от чувства вины за то, что она уходит, потому что мы с отцом могли позаботиться друг о друге. Примерно через час после того, как она уходила, он просыпался и помогал мне собраться в школу.

Странно, но, когда Ричи обнял меня, я почувствовал себя точно так же, как много лет назад с отцом. Маленьким, больным и перевозбужденным. Ричи принялся тереться пенисом у меня между ног, а я мастурбировал, лежа к нему спиной, и эякулировал прямо на его простыни. Мгновением позже я буквально выскочил из постели, вытерся салфеткой, оделся и сбежал.

Поначалу, казалось, он вот-вот разъярится. Я одевался и боялся, что в конце концов этот незнакомец причинит мне боль. Но он почти сразу начал плакать, умолять меня не уходить, быстро записал мне свой номер, предложил, чтобы мы как-нибудь пообедали вместе, и снова умолял остаться. Но мне было слишком стыдно, я был сбит с толку. И только смог сказать:

– Мне жаль. Секс очень меня смущает. Вы очень милый, но я должен идти.

Я выбежал оттуда и быстро уехал. Чем дальше я отъезжал, тем лучше себя чувствовал, последнее, что я подумал, было: «В конце концов я встретил еврея».

«Американцы слишком озабочены атлетикой»

Я хотел вернуться к «Салли» на следующий вечер, хотя предвидел там много опасностей. Что, если кто-нибудь с работы увидит, как я вхожу туда? И что будет, если я, дав слабину от любопытства, пойду с какой-нибудь из Королев? Это было не только дорого, я мог подхватить болезнь. Так что на следующий вечер я остался дома, один – Генри ушел преподавать.

Я посмотрел игру «Торонто Блю Джейс» – «Окланд Эй», отчего почувствовал себя гораздо лучше. Весь день мне хотелось вернуться к «Салли», но я изводил себя мыслями, что я извращенец, потому что вообще рискнул пойти туда. Несмотря на то, что я не сделал ничего плохого, я сидел в своем служебном кабинетике с неотвязной мыслью, что вот-вот попаду в беду.

Так что я был очень счастлив, что получил удовольствие от бейсбола. Я чувствовал себя не таким уж извращенцем, если могу получать удовольствие от игры в мяч.

На восьмой подаче вернулся Генри и спросил, как обычно:

– Была почта?

– Нет.

– Ну просто конец света!

Я понимал это так, что, поскольку Генри был театральным деятелем, он любил повторять хорошие реплики. И я против этого совершенно не возражал, я ценил его постоянство.

Он стащил плащ, увидел, что я смотрю бейсбол, и сказал:

– Американцы слишком озабочены атлетикой. Теннис – это нормально. Но даже он испортился. Я не желаю его смотреть, пока мужчины не наденут длинные штаны, а женщины – платья, как Хелен Уилле-Муди.

«Блю Джейс» ушли далеко вперед, и я переключил канал. Мы посмотрели серию «Вас обслужили?», посвященную оксфордскому профессору, которому приглянулась миссис Слокомб.

Генри заметил:

– Я намерен написать сценарий телесериала об Оксфорде в Средние века. Это словно Бронкс. Они носили оружие и сражали друг друга ударами кинжала в грудь.

– Хорошая идея, – сказал я. – Люди любят шоу с историческими костюмами. Думаю, сериал мог бы иметь успех.

– Он был бы образовательным, что опасно, но насилие сделало бы его популярным. Там не было бы никакого секса, конечно, но мы могли бы показать глубокие декольте. Женщины носили свободные одежды, потому что вечно нянчили детей.

– Довольно сексуально.

– Не будь отвратительным.

Миссис Слокомб, как всегда, не получила желанного мужчину, и очередная серия «Вас обслужили?» подошла к концу. Генри принялся переключать каналы, и нам удалось посмотреть последние несколько минут документального фильма о королевской семье на публичном телевидении Нью-Джерси.

– О боже, мы его пропустили! – воскликнул Генри.

В конце фильма выражалась озабоченность недостатком семейной уединенности и непрекращающейся травлей массмедиа. Расплывчатые фотографии демонстрировали герцога Эдинбургского, мужа королевы, в маленьких плавках на пляже какого-то тропического острова.

– Посмотри на него, – сказал Генри. – Он – всего лишь супруг! Эти бикини вульгарны. У него, вероятно, сифилис.

Потом появилось другое фото герцога в черном галстуке. Он был лыс, но выглядел элегантно, что я счел обнадеживающим.

– Здесь он вполне презентабельный, – сказал я.

– Он – всего лишь супруг! – повторил Генри.

Документальный фильм подошел к концу, и мы с Генри стали готовиться ко сну. Когда я почистил зубы, Генри уже укрылся. Раньше он всегда спал головой к кухонной двери, но сегодня в проеме виднелись его ноги.

– Вижу, вы поменяли позицию, – сказал я.

– Пытаюсь попробовать что-то новое. Моя голова долгие годы находилась в неправильном положении, и, может быть, в этом причина всех моих проблем.

– Почему?

– Все мы живем без привязи, летаем из-за постоянного вращения и никогда по-настоящему не бываем в покое, наш отдых – только иллюзия. Но я слышал, что во время сна все-таки можно положить голову так, чтобы не лежать против ветра.

– Вы услышали об этом сегодня?

– Нет, годы назад. Но я был слишком ленив, чтобы предпринять что-то на этот счет, а теперь и вовсе забыл, в какую сторону нужно лежать. Сплошные проблемы. Моя голова годы и годы была обращена на запад, и поэтому я ни в чем не мог преуспеть, а твоя голова направлена на запад, но ты способен встать и пойти на работу. Если ты можешь совладать с миром, почему бы тебе не совладать с этим бессмысленным хождением по кругу?

– Лучше я буду прыгать вверх-вниз вроде клюшки для игры в поло, – попытался я пошутить.

– В самом деле очень интересно. Хождение по кругу – то корень всей философии. Это то, что утомляет нас, отчего мы выдыхаемся посреди жизни. Я намерен спать головой на восток, а ногами на запад, посмотрим, будут ли какие-нибудь улучшения. Если это сработает, я дам тебе знать.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Оставь сдачу себе, – сказал Генри.

Запутавшийся в королевах

На следующий день, когда я вошел в офис, Мэри, красивая блондинка, поздоровалась со мной:

– Привет.

– Привет, – ответил я и подумал: «Почему ты проделываешь это со мной?» На ней была белая блузка с короткими рукавами из легкой ткани, так что виднелся белый бюстгальтер, а это было уже чересчур. Я любил ее и ненавидел. Ее волосы были забраны в свободный пучок, который выглядел так, словно вот-вот развалится и красиво рассыплется по плечам. Она была в серых слаксах, превосходно отутюженных. Единственным легким намеком на белье служило маленькое углубление как раз там, где половинки ягодиц должны разделяться. У меня от нее сжималось горло.

– Как поживаешь? – спросила она, вовлекая меня в обычный милый утренний разговор на работе. И тут она подняла руку и поправила заколку на белокуром пучке, обнажив алебастровую внутреннюю поверхность превосходной руки, продолжением которой была скрытая от взгляда подмышка.

– Все в порядке, спасибо, – ответил я, сердечно и одновременно напряженно, потому что буквально почувствовал, как голова моя отделяется от шеи. Началось какое-то непроизвольное расслабление мышц, так что уголком глаза я увидел, что мой нос задвигался. Напряжение было слишком сильным. Даже кости начали трещать. То, что она подняла руку, было слишком изумительно – я даже мог видеть движение ее бюстгальтера и груди. Мне страстно захотелось лизнуть внутреннюю поверхность ее руки, а потом сигануть с крыши.

Мэри улыбнулась, сказала весело:

– Иду к себе за стол, – и отправилась заниматься делами. Я же удалился в свой кабинетик, понурив голову. В отсутствие Мэри силы вернулись ко мне. Подбородок, коснувшись было ключицы, поднялся, и я посмотрел на себя в серый экран компьютера. У меня были грустные, собачьи глаза.

Я уже подумывал о том, чтобы пойти в туалет помастурбировать, представляя себе руку Мэри, но не сделал этого – я не был настолько испорчен. Я просто успокоил себя следующей мыслью: «Сегодня я могу пойти к «Салли». Каким-то образом это облегчило бремя моей привязанности к Мэри.

Вечером я поехал на Сорок третью улицу. Мисс Пеппер была в баре. Я поздоровался с ней. Она попросила купить ей выпивку, что я и сделал. Потом она сказала:

– Знаешь, детка, из тебя выйдет хорошая Королева. Я вижу это по контуру твоего носа. Только тебе нужен светлый парик, чтобы он хорошо смотрелся со светлыми ресницами. Ты мог бы принести нам хорошие деньги.

– Не думаете ли вы, что мой нос слишком мужской?

– Именно поэтому он меня привлек.

Я был польщен, что мисс Пеппер проявила ко мне такой горячий интерес, предположив, что со мной можно сделать; даже несмотря на то, что она действовала как сутенерша, мне нравилось ее внимание.

Но тут она увидела мужчину, с которым, по ее мнению, могло состояться свидание, и оставила меня, забрав с собой выпивку, за которую я заплатил. Она едва успела отпить глоточек. Я-то ожидал, что она составит мне компанию, но в то же время понимал, что ей нужно делать бизнес.

Оставшись один, я стал смотреть на крашеную блондинку-барменшу, которая доставала стаканы у себя над головой, и, конечно, не отказал себе в удовольствии тайком разглядывать ее подмышки. Одновременно я думал о руке Мэри. Ведь именно это привело меня к «Салли».

Женские подмышки для меня – место вечного удивления. Мне нравится их скульптурность, их пустота. К тому же они очень близко к груди. Весной и летом, частенько поглядывая на женский рукав, можно увидеть подмышку, начало возвышения груди, а иногда и бретельку бюстгальтера – и получить лучшие впечатления в мире за один короткий миг.

Моя страсть к подмышкам уходит корнями в опыт шестого класса. Однажды поздней весной я сидел, развалясь, у окна школьного автобуса. Белокурая девушка Тина Кирченгеймер стояла у двери в ожидании своей остановки. Она была очень хорошенькая, и на ней было желтое хлопчатобумажное платье с бретельками без рукавов. Она держалась за потертый зеленый поручень рядом с водителем. Яркий послеполуденный свет был особенно прекрасен, потому что означал освобождение от школьной давиловки, он струился через лобовое стекло. Автобус качнулся, притормаживая. Тина вытянула руку, чтобы удержаться на месте, и солнечный свет осветил ее подмышку, лишь на несколько секунд, пучок желтых волос, словно спутанные золотые нити.

До этого я видел только у взрослых мужчин волосы под мышками и был так ошеломлен, что допустил промах, как мне потом это назвали. У меня еще не начался подростковый возраст – он не наступил, пока я не стал выпускником старших классов, – но эти желтые волосы, залитые солнечным светом, показались мне невероятно прекрасными и шокирующими. Тина менялась, становилась женщиной, и я испытал благоговейный трепет, мой крошечный пенис превратился в камень.

Автобус остановился, ее рука опустилась, и она вышла. Я смотрел на нее в окно – она была такая красивая в сво – ем желтом платье – в надежде, что она помашет рукой своим подружкам, чтобы я снова смог увидеть ее подмышку. У меня также была сумасшедшая надежда, что она помашет мне, хотя я никогда с ней не разговаривал. Но она повернулась спиной к автобусу и зашагала домой. Мы рванули с места.

Я сидел в баре и прихлебывал выпивку. Королевы подходили ко мне с предложениями, но я продолжал говорить «нет», но теперь это был больше страх потратить деньги, чем страх болезни.

Как и в первый свой визит, я был достаточно счастлив, просто сидя в баре. Все было любопытным образом неотрегулированно; это был спектакль в лучшем смысле этого слова. Королевы выглядели оживленными, а мужчины – печальными, и все они постоянно двигались. Словно во взрослой игре в «музыкальные стулья». Каждый искал счастливого местечка. В этом чувствовалось неистовство, и, если оставаться неподвижным, как делал это я, было очень интересно на все это смотреть. Через некоторое время я все-таки решил пересесть за один из столиков у большого танцпола.

Там были зеркальные колонны и зеркала на стенах. Девушки танцевали в одиночку и смотрели на свои отражения, как это делал я, когда надевал на себя одежду матери. Одна девушка вдруг подняла рубашку и показала груди, прямо во время танца. Это были милые груди, необычайно круглые, но выглядевшие здоровыми. Другая девушка быстро приоткрыла свои груди в ответ. Девушки улыбались и смеялись. Они были счастливы, что у них есть груди. Я мог это понять.

Просидев у танцпола примерно час, я вернулся в бар. Выпил несколько кружек пива, игнорируя тот факт, что вечер для школьников уже окончился. Я бунтовал. И чем позже становилось, тем больше прибывало мужчин и Королев. У «Салли» было полным-полно народу. Я огляделся в поисках мисс Пеппер, но она ушла. Добилась-таки свидания.

Ко мне приблизилась девушка, и я подумал, что она – самая красивая в баре, даже еще красивее, чем барменша.

Ее звали Венди, но говорила она с испанским акцентом. Она не была похожа на Венди, но хотела чувствовать себя американской девушкой, когда выбирала себе это имя.

У нее были темные кудрявые волосы до плеч, большие карие глаза, чистая оливковая кожа, сексуальный, слегка вздернутый нос и полные губы свекольного цвета. Скулы очень высокие, что делало ее похожей на молодую Софи Лорен. На ней был тугой черный топ. У нее были красивой формы груди. Мне очень хотелось прикоснуться к ним.

Она попросила меня купить ей выпить, чтобы проверить мою платежеспособность, я без вопросов сделал заказ.

Появилась «отвертка», и она спросила:

– Не хочешь ли прогуляться, детка? Я тебе нравлюсь?

– Ты очень красивая.

– Мы можем пойти к «Картеру», – предложила она, – это только сорок девять долларов, – и указала на стеклянные двери слева от бара. Я видел, как некоторые Королевы с мужчинами под ручку гордо заходили в эти двери, и еще раньше спросил у одной из девушек, куда это все отправляются, и она рассказала мне, что клуб «У Салли» соединяется с отелем «Картер».

– Не думаю, чтобы я мог позволить себе пойти в отель, – сказал я. Мне не хотелось говорить: «Я не могу позволить тебе иметь себя», потому что не хотел оскорбить Венди, сделать более очевидным тот факт, что она проститутка. Я хотел, чтобы дверь для общения была открыта, чтобы она продолжала говорить со мной. Когда я сообщал другим Королевам, что нахожусь здесь только для того, чтобы смотреть, они через несколько минут сдавались, но мне не хотелось, чтобы Венди ушла. Она положила руку мне на плечи, я чувствовал запах ее восхитительных дешевых духов.

– Можно поехать ко мне в Куинс, – сказала она. – Сотня долларов. Ты не будешь разочарован.

– Я не могу ехать в Куинс, – сказал я. Куинс пугал меня. Это казалось слишком далеко, слишком сложно.

– Моя сестра живет в Нижнем Истсайде. У нее комната. Можем поехать туда.

Я хотел быть с ней, и я был пьян. Посмотрев на ее груди, я согласился:

– Хорошо.

И немедленно почувствовал невероятный выброс адреналина. Венди сделала большой глоток и сказала:

– Пошли.

Я был в секс-трансе и потому легко соскользнул со стула. Осторожность была растоптана. Я слышал тихий голос, говоривший: «Не ходи», но было слишком поздно.

Когда мы вышли на улицу, Венди с гордостью просунула руку сквозь мою, показывая меня, пока мы проходили мимо новых Королев, которые только что прибыли. Она не смотрела на них, и они не смотрели на нее, но они видели друг друга.

– Разве у тебя нет пальто? – спросил я. – Сейчас прохладно.

– Детка, я не замерзла.

Мы быстро дошли до Восьмой авеню, миновав по дороге два пип-шоу и толпу молодых чернокожих парней, маячивших на углу. Венди, которая в своих обалденных туфлях на платформе была только на сантиметр или два ниже меня, шагала грациозно и уверенно, сжимая мою руку, изображая мою девушку. Я почувствовал, что от волнения становлюсь трезвым.

Когда я тронул «паризьен», Венди погладила меня по волосам и щеке и сказала:

– Ты симпатичный.

Это прозвучало так сладко, с этим ее акцентом, что я улыбнулся.

– Мне нравится твоя машина, – добавила она.

Этот комплимент также улучшил мне самочувствие – я действительно гордился своим «паризьеном».

Мы подъехали к банкомату – Венди, конечно, знала, который из них ближайший, на углу Девятой авеню и Со – рок второй, – и потом мы поехали в Нижний Истсайд.

Она заставила меня проехать мимо дома сестры, потому что увидела на ступеньках брата с друзьями. Мы немного прокатились вдоль квартала, затем она вышла из машины и попросила меня обождать. Она хотела убедиться, что комната в нашем распоряжении.

В зеркало заднего вида я увидел, что брат не пускает ее через парадную дверь. Похоже, они обменялись парой неласковых слов, потому что он поднял руку, словно собираясь дать ей пощечину.

Она бегом вернулась к машине, неуклюже склонилась ко мне на своих каблуках, брат следовал за ней, и очень быстро. Я подумал, готов ли я к нападению. Не должен ли удрать? Это было бы разумно. Но я остался. Она ворвалась в машину и умоляюще крикнула:

– Брат не любит, когда я трясу сиськами. Нужно уезжать. Скорее!

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Парень был практически рядом. Он выглядел дружественно и одновременно отталкивающе. Я нажал на газ, Венди обернулась в заднее стекло, показывая брату средний палец. Она была прекрасна. Я спас ее.

– Нам придется ехать в Куинс, где я живу, – сказала она.

Я по-прежнему боялся ехать в Куинс, – казалось, все буржуа Нью-Йорка по эту сторону Манхэттена считали его невозможным местом. Отец всегда страшно беспокоился, когда надо было навестить нашу тетушку Сэди (тетку моей матери). Поездка в Куинс представлялась ему непомерно сложным путешествием. Но Венди была слишком красива, чтобы сопротивляться, и я согласился. Только почувствовал приступ вины, поскольку тетушка была все еще жива, а я ни разу не навестил ее со времени переезда на Манхэттен.

Венди направила меня на мост Пятьдесят девятой улицы и, когда мы переехали его, вытащила из сумочки маленький коричневый флакон. Понюхав его, она подтянула топ, отчего показались ее груди! Они не были такими уж прекрасными. Сверху они выглядели превосходно, но внизу были глыбистыми и вислыми. И все – таки она была очень сексуальна, когда сидела вот так в моем автомобиле полуодетая, и соски были симпатичными, темно-коричневыми на фоне гладкой оливковой кожи. Я потянулся, чтобы коснуться ее, думая, что она этого хочет, но она оттолкнула мою руку:

– Еще нет, я тебе слишком сильно нравлюсь.

Казалось невероятным, что я покинул Манхэттен и пересек черную, покрытую нефтью Ист-Ривер с полуодетой транссексуалкой. Меня распирало от гордости. У меня было приключение. Я был смел. Мимо проехало такси, мне захотелось, чтобы водитель увидел Венди у меня в машине.

Затем мне пришло в голову, что из-за ее обнаженности нас могут арестовать. В этот момент мы пересекли мост и оказались в Куинсе. Тут же картинка перед внутренним взором поменялась: моя тетушка, наклонившись, смотрела в окно и видела меня.

Я испытывал волнение, чувство вины и одновременно восторг. Венди держала меня за руку, пока я вел, и мне это нравилось, хотя при всей красоте рука ее была похожа на мужскую. Женские руки нежные. Руки их выдают, подумал я. Но мне не было до этого дела. Мне было приятно, что ей хочется держать меня за руку.

Мы довольно долго ехали под эстакадой, которая делает Куинс похожим на внутренний город. Венди сказала, снова радуя меня комплиментом:

– В душе ты милый. Хочешь быть моим бойфрендом?

– Хотелось бы. – Я и вправду был согласен, особенно после того, как она меня похвалила.

– Хочешь жить со мной? Быть моим мужем? – спросила она.

Я решил, что она в зашоре оттого, что нюхнула, и поэтому видит все в романтическом свете.

– У меня сейчас очень недорогая комната, – ответил я уклоняясь от ее предложения. – Не думаю, что я мог бы ее на что-то променять.

– Если захочешь стать моим мужем, ты должен жить со мной, – сказала она. Не зная, что ответить, я попытался снова прикоснуться к ней, и снова она оттолкнула мою руку, а затем спрятала груди под топ. Она предлагала нам жить вместе, но в то же время я все еще не коснулся ее.

Мы ехали уже добрых двадцать минут. Я спросил ее, когда она поняла, что хочет быть девушкой, чтобы посмотреть, есть ли какое-то соответствие с моим опытом.

– Однажды я захотела быть женщиной, – сказала она, – и отправилась в школу в платье сестры. У меня были маленькие грудки. Я выглядела как милая девочка, и всем мальчикам я понравилась. – Она улыбнулась, когда сказала это, понимая, что то, что случилось, было правильным, ее верной дорогой.