Текст книги "Исколотое тело"

Автор книги: Джон Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава III. Незнакомец на террасе

Роберт Маколей сидел за своим столом под буком и смотрел в свою книгу – научный труд о международных финансах. Однако он не читал. Он погрузился в глубокое размышление о чем-то. По меньшей мере час он просидел совершенно неподвижно, не считая машинального черканья карандашом по листу бумаги. Затем он встал и еще в течение получаса прогуливался взад-вперед по лужайке. Только тогда его долгие размышления были прерваны сообщением, что ужин готов. Ужинал он в одиночестве – его отец ушел в свою комнату, сказав, что не спустится, а Адриан отправился на прогулку, захватив немного печенья. После ужина Роберт вернулся к своему труду о финансах и просидел за ним до одиннадцати часов. Он с прилежанием сосредоточился на изучении, проявляя одно из своих лучших качеств, – умение не пропустить ни абзаца, не переходить к следующему предложению, странице или главе до тех пор, пока не убеждался, что усвоил материал. В одиннадцать часов он перечитал сделанные им записи, добавил еще одну или две заметки, а затем откинулся на спинку стула и зевнул. Он провел долгий день, начавшийся, как обычно, в восемь утра, и проработал до одиннадцати вечера (он был в Лондоне на бирже). Но цель, которой Роберт Маколей намеревался достичь, так усердно работая, определенно стоила того, ибо он хотел стать Большим Человеком и не собирался позволить чему-либо встать на его пути.

Он закрыл свои книги и вышел подышать свежим воздухом. Стояла прекрасная сентябрьская ночь, теплая, но не душная, спокойная и безветренная, наполненная ароматами садов. Он слышал, как вдалеке непрерывно и тихо шумела вода на Монашьей запруде в старом лесу Килби, и порой ухали совы.

Все уснули около часа назад – в деревне люди обычно рано встают и рано ложатся. Роберт в раздумьях прогулялся до ворот на территорию Садка через ворота в высокой кирпичной стене, между двумя рядами спиленных бревен, остро пахнущих в ночи. Однако его мысли как всегда были сосредоточены на специфических проблемах иностранных бирж, а потому ароматы ночных садов впечатляли его не больше, чем впечатлило бы зловоние мусорных куч. Стоя у калитки, он взглянул на звезды, но его мысли были заняты расчетом того, как сильное падение курса индийской рупии отразится на торговле хлопком и возможно ли искусственное удержание цен на серебро. От этих увлекательных раздумий его вдруг отвлекла звезда, которая несколько раз исчезала и вновь появлялась над горизонтом. Роберт не любил нарушать полную концентрацию своих мыслей на одном предмете, но все же это было странно, ведь небо было абсолютно безоблачным. Затем он понял, что принял за звезду свет в окнах особняка на вершине холма. Он четыре раза загорался и потухал.

Полминуты спустя по чистому безветренному воздуху до него донеслись звуки шагов с другой стороны рощицы, отделявшей Перротс от деревни. Шаги приближались, но потом стали стремительно удаляться. Роберт тут же забыл о курсах валют и ценах на серебро. Кто-то прошел по деревянному мосту через Килби-ривер (а за мостом находился лишь коттедж Перитона и больше ничего, кроме лугов да болот). Теперь этот кто-то направлялся в деревню, и это, вероятно, мог быть Перитон, его ночной гость или же браконьер. Кто бы это ни был и была ли связь между светом в окнах особняка и этими шагами на дороге, в любом случае было бы неплохо это выяснить. Ключ к Власти – знание, и Роберт никогда не забывал, что даже мелкие, на первый взгляд не имеющие никакого значения факты когда-нибудь могут оказаться весьма ценными. Ни минуты не колеблясь, Роберт пересек рощу. Будучи в комнатных туфлях, он не производил шума и смог нагнать ночного путника. Он добрался до деревенской улицы как раз вовремя, чтобы увидеть, как темный силуэт впереди сворачивает на дорогу, которая вела мимо «Трех голубей» в поместье.

Вся деревня была погружена в темноту и безлюдна. Роберт бесшумно скользнул за угол и осторожно осмотрелся. В поле зрения никого не было, и он поднажал. Ему было необходимо подойти к объекту преследования достаточно близко, чтобы узнать, кто же это. Это было знание, к которому он стремился. Роберт был почти уверен, что это Перитон, но хотел убедиться в этом. Было бы глупо считать, что у Перитона было ночное свидание с мисс Мандулян, тогда как на самом деле просто какой-нибудь садовник мог флиртовать с горничной. Роберт Маколей не любил догадок – он имел дело лишь с достоверными фактами.

Он пересек мост через Килби и с облегчением увидел, что домик привратника по ту сторону моста теряется в темноте, а ворота отворены. Пройдя через них, он спрятался за зарослями рододендронов и направился к дому, проходя за кустами, деревьями и террасами, чтобы скрыть свое присутствие. Нигде не было видно другого человека, и Роберт предположил, что он также скрывается, чтобы не быть замеченным.

Перед поместьем простиралась длинная терраса, возвышавшаяся над садом футов на шесть. На нее вела широкая лестница по центру и узкие лестничные пролеты с торцов.

Роберт, крадучись, поднялся по одному из них, пока его голова не оказалась на одном уровне с верхней ступенькой, а затем осторожно выглянул на террасу. В течение медленно тянувшихся двух-трех минут ничего не происходило. Было очень темно, и Роберт счел тишину и темноту очень угнетающими. Старые кедры у террасы отбрасывали причудливые тени на траву – свет звезд был достаточно ярок, чтобы видеть эти тени, но его не хватало на то, чтобы увидеть что-то еще.

Роберт был совершенно ошарашен, когда неожиданно понял, что тот человек стоит на террасе довольно близко к нему. Он стоял, прислонившись к каменной балюстраде лицом к дому. Должно быть, он стоял там уже какое-то время. В любом случае, он должен был появиться там раньше Роберта.

Тишина тянулась и тянулась. Незнакомец не двигался, а Роберт пригнулся, пряча голову ниже уровня верхней ступеньки, и ждал, что произойдет. Если его теория верна, то следующий ход должен сделать кто-то из дома. Дверь или окно откроется, и Перитона (если, конечно, это Перитон) пустят внутрь. Или, быть может, этот человек должен подать какой-то сигнал, свист или что-то подобное. Верным оказался первый вариант – засов был очень осторожно снят, щелкнул замок, и знакомый голос, голос девушки, низкий и хриплый, сдержанно спросил:

– Это вы?

Роберт рискнул и высунул голову над ступенькой. Человек не пошевелился. После паузы со стороны голоса последовали одна за другой четыре вспышки света, как от гелиографа². Замок снова щелкнул, а затем наступила тьма, еще темнее прежнего.

Роберт скользнул назад, вниз по лестнице, и скрылся за спасительным покровом кедров и рододендронов. Он увидел все, что хотел. Человек на террасе не был Сеймуром Перитоном, и все же Роберт где-то видел его раньше. Он припоминал маленькие рыжеватые усы, коротко стриженые волосы и квадратные плечи, но не мог вспомнить точно. Всю дорогу домой он ломал голову над тем, где же все-таки его видел и что вообще тот мог делать в поместье. Роберт был уверен в одном – этот человек не был ожидаемым или желанным посетителем. Сигналы предназначались для кого-то еще. Об этом явно свидетельствовало выражение удивления и тревоги на лице ночного визитера при неожиданных вспышках света.

Только почти добравшись домой, Роберт вдруг вспомнил, что видел этого человека на днях в деревне. Тогда он предположил, что он один из немногих заядлых рыбаков, приезжавших сюда и останавливающихся в рыбацкой гостинице «Тише воды», за пределами деревни. Но рыбаки нечасто практикуют свои навыки на чужих террасах посреди ночи. Роберт погрузился в раздумья на этот счет и лег спать только в час ночи.

Глава IV. Убийство

На следующий день, в субботу, в Килби-Сент-Бенедикт начались богатые на события выходные. Особенно запомнились два происшествия – их в деревне вспоминали еще некоторое время. Первым инцидентом было нападение, учиненное Адрианом Маколеем на капитана Гарри Карью, владельца небольшой загородной гостиницы «Тише воды», расположенной в полумиле от деревни, по дороге в городок-станцию Пондовер. Гостиница была намного больше маленьких деревенских таверн, «Снопа пшеницы» и «Трех голубя», но в то же время намного меньше, чем, например, Карлтон³. Свое название «Тише воды» она получила по той причине, что уже много десятилетий служила известным пристанищем для рыбаков, прибывавших в эту местность, чтобы удить форель в славящейся ею Килби-ривер. Помимо крыши над головой гостиница всегда предоставляла рыбакам и питание. Воскресный ростбиф, седло барашка по средам, горячие ванны в любой день для замерзших и окоченевших спортсменов (если слово «спорт» может быть по праву применено к рыбалке), пунш с виски и главная гордость – терновый джин – привлекали внимание избранных ценителей, предпочитавших реку Килби рекам Тест и Итчен.

Однако за пару десятилетий до нашего повествования, перед войной, гостиница постепенно пришла в упадок. Владельцу, самому некогда бывшему известным рыбаком, в конце концов, опротивело наблюдать за тем, как терновый джин смачивает горло кого угодно, но не его самого. Конечно, чем больше внимания он стал уделять почтенному напитку, тем меньше внимания оставалось на обеспечение удобства гостей и клиентов. Какое-то время казалось, что дурная привычка хозяина, объединившись с еще более не к месту случившейся войной, погубят гостиницу. Но, по счастью, она пережила не только дела арбитражного суда о банкротстве, но и опасность поглощения крупным пивоваренным заводом, который уже завладел «Снопом пшеницы» и «Тремя голубями». И когда в 1924 году бывший рыболов-чемпион, выпив свой последний стакан тернового джина, был похоронен под старыми буками на кладбище Килби-Сент-Бенедикт, гостиницу купил и начал вести в ней дела довольно необычный хозяин. Его звали Карью, капитан Гарри Карью. Он был джентльменом – титул капитана остался за ним со времен войны, это было одно из временных званий, отчего-то переживших перемирие. Новому владельцу гостиницы было около тридцати пяти лет, он был строен, носил небольшие коричневые усы, у него были каштановые волосы и голубые глаза. Его подбородок был из тех, которые невозможно однозначно назвать слабым или сильным. Он охотно объяснял всем свой выбор профессии. По природе он был ленив, и ему была ненавистна идея о том, что нужно борьбой добывать себе кусок хлеба и суетиться. Но он был до того ленив, что сама перспектива ничего не делать также приводила его в ужас: это означало, что каждый день придется думать над тем, чем себя занять, а это почти так же плохо, как и тяжелая работа. Следовательно, идеальной работа для него была та, в которой нет места конкуренции, суете, постоянному стремлению к чему-то новому. К тому же она должна занимать час или два в день, а это время можно рассудительно разделять перерывами на отдых и обеспечить себе приятное занятие на все утро. В итоге он нашел свой идеал во владении небольшой гостиницей, а любезный родственник помог ему найти капитал для покупки «Тише воды». Как тогда говорил Гарри Карью, одно только название гостиницы уже стоило этих денег.

С тех пор гостиница «Тише воды» стремительно возвращалась на утраченные позиции. Ванны вновь стали обжигающе горячими, седло барашка – восхитительно нежным, а порции тернового джина увеличились в размерах.

Помимо постоянных клиентов-рыбаков, бывавших в баре днем, по вечерам заведение стали посещать работники ближайших ферм, а также немногие мелкие дворяне, юноши на мотоциклах, коммивояжеры и автомобилисты. Все они знали, что зимой их тут ждут камин и иллюстрированные журналы, а летом всегда найдется лед для коктейлей и виски с содовой.

* * *

Все произошло здесь, в гостинице, когда субботним утром в нее явился Адриан Маколей. В как правило бесцветных глазах на этот раз пылал огонь, а обычно бледные щеки окрасились румянцем. Владелец вышел из своего номера с табличкой «Личная комната» и был мгновенно атакован. К счастью для него, желание Адриана навредить ему не соответствовало возможности сделать это на деле, так что Карью получил всего несколько царапин на лице и удар по голени. Нападавшего с трудом уговорили вернуться домой и остыть.

Это было первое происшествие, взбудоражившее местных сплетников. Они сошлись во мнении, что Карью исключительно хорошо повел себя в столь непростых обстоятельствах, а от этого молодого Адриана можно было ожидать чего-то такого. Он также был поэтом, но совсем иного типа, чем его отец. В его жизни – а ему уже стукнуло двадцать семь – до сих пор не было определенности. У него не было работы, и он не зарабатывал себе на жизнь. Отец пытался отдать его на обучение в Итон⁴, но быстро понял, что Адриану совсем не подходит система образования, которая механически лепит из учеников необходимое, и забрал его оттуда в возрасте семнадцати лет. Два года в небольшом оксфордском колледже оказались чуть более успешным экспериментом.

Адриан мечтал, грезил и бездельничал в течение шести семестров, практически не соприкасаясь ни с руководством колледжа, ни с другими студентами, ни с образовательной системой вообще. Он писал довольно много стихов, финансировал и редактировал журнал-однодневку, провел короткий, но активный крестовый поход против гончих, убивавших кроликов и зайцев, во время которого один из его активистов, выходец из бомбейского округа, был отчислен из университета за нападение с ножом на сторонника гончих. Также Адриан приобрел репутацию эксцентрика после того, как скупил всех птиц в клетках, которых только смог найти, и выпустил их на свободу, а клетки сжег во дворе колледжа.

Спустя два года его внезапно и резко поразила агорафобия, то есть неприязнь к нахождению среди множества людей. Продав все свое имущество за смехотворную цену, он нанял автомобиль и тут же уехал в Килби-Сент-Бенедикт. Людовик Маколей не без оснований являлся поэтом: он не задал никаких вопросов и не делал никаких предложений. Он просто распорядился, чтобы две комнаты в дальнем конце одного из перестроенных амбаров отвели Адриану и чтобы никто не входил туда и даже не убирал там за исключением одного дня в месяц. Туманными намеками и обтекаемыми фразами он дал понять Адриану, что достаточно богат, чтобы содержать сына, и не намерен как-либо принуждать его высовывать нос за пределы обнесенного стеной сада, если он сам того не хочет.

Так что Адриан огородничал, читал стихи (но только не своего отца), слушал пение птиц да немного играл на скрипке.

Он был бледен, худощав, интеллигентен и выглядел интересным человеком. Он обожал деревню и в особенности всю загородную живность – птиц, кроликов, бабочек и деревья. Мотив его нападения на добродушного и веселого владельца «Тише воды» лучше всего объясняется словами самого Адриана – затаив дыхание, он рассказывал отцу о сути дела:

– Это была прекрасная коричнево-пурпурная бабочка с бледными пятнами на крыльях, а этот человек пришел и убил ее. Вот я и попытался убить его.

Второе событие выходных переполошило не только саму деревню, но и район, и даже другие регионы. Все говорили о том, что около десяти часов утра в понедельник некая деревенская знаменитость, миссис Кители, обнаружила тело Сеймура Перитона в реке Килби.

Миссис Кители была женой представительного рабочего фермы. Она также пополняла семейный бюджет, «присматривая» за Сеймуром Перитоном, когда он приезжал из Лондона и останавливался в своем коттедже в Килби на выходные. «Присмотр» заключался в уборке, чистке, заправлении постели и мытье посуды.

Миссис Кители шла через Килби-ривер по старому деревянному мосту, что вел от главной дороги к коттеджу, случайно посмотрела вниз и увидела тело – течением его прибило к опорам моста.

На крики миссис Кители прибежал рабочий, который вызвал местного полисмена, а тот – районного инспектора. Инспектор, солидный мужчина с навощенными усами и ревматизмом, взглянул на тело, которое к тому времени положили на стол в коттедже Перитона. Увидев глубокое ножевое ранение в грудь, он решил, что этим делом должен заняться начальник полиции, и около половины первого из главного города графства в деревню прибыл этот представитель власти вместе с тремя мужчинами в штатском.

В это время со стремительностью лесного пожара деревню облетел удивительный слух: пропал викарий. Он не спал в своей постели. Его никто не видел с девяти часов вечера воскресенья. Экономка принесла ему утренний чай в половине восьмого утра и обнаружила, что его нет в комнате. Это все, что было известно.

Прежде всего, начальник полиции провел длинный разговор с местным полисменом, застенографированный одним из сотрудников в штатском. Полисмен, разумеется, прекрасно знал все местные сплетни; как и соседи, знал он и о крайней неприязни священника к Перитону. Как и все остальные, он слышал историю о продвижении молодого тенора из хориста в бармена, и, по его мнению, это и привело священника в ярость. Впрочем, была еще одна причина, добавил он: знающие люди в деревне поговаривали, что викарий хотел бы ухаживать за мисс Мандулян из поместья, а мистер Перитон был главным поклонником мисс Мандулян, насколько вообще кто-либо имел на это право. Нельзя сказать, что полисмен знал о ситуации абсолютно все, но ведь нельзя не слышать, о чем говорят люди. Иными словами, если у каких-либо двух людей и были причины ненавидеть друг друга, то это были мистер Перитон и викарий.

Полковник Хантер, начальник полиции, беспокоился о том, как эта история разовьется. Он ненавидел подобные вещи. И убитый браконьер, и убийство браконьером – уже достаточно плохо. Но то, что обычные, нормальные, культурные люди начинают убивать и становятся жертвами, до глубины души взволновало его. Существование злодеев скорее огорчало, чем возмущало его, – как и большинство людей, по своей профессии занятых борьбой с преступностью. Когда посланный им к священнику человек вернулся с сообщением о том, что тот пропал, он стал еще печальнее и распорядился задействовать все ресурсы – телефон, телеграф, автомобили – для того, чтобы разыскать и вернуть мистера Холливелла обратно в Килби-Сент-Бенедикт, где он должен был ответить на ряд вопросов.

Но ни один из этих ресурсов не потребовался. Без четверти два мистер Холливелл вышел из автобуса, проезжавшего от железнодорожной станции через Килби. Священник с высоко поднятой головой твердым шагом шел прямо к себе домой. Небольшая группа рабочих фермы, значительно продливших свой запланированный обеденный перерыв, чтобы обсудить трагедию и ее удивительное продолжение, так уставилась на него, пока он проходил мимо, что их глаза едва не вылезли из орбит, а рты раскрылись. Они механически ответили на самое радостное приветствие священника, что им доводилось слышать от него за долгое время.

Из-под шляпы священника виднелась длинная полоса лейкопластыря, доходившая почти до брови, и ни один из рабочих не упустил ее.

Холливелл, очевидно, заметил их замешательство и начал было что-то объяснять, но, передумав, пошел дальше к своему дому. Его экономка сидела в кресле в его кабинете и горько рыдала. Когда он вошел, она вскочила на ноги, как если бы увидела призрака, и отступила назад, забившись в угол.

– Дорогая Элен, бога ради, что произошло? – воскликнул священник. – Что случилось?

– Я так испугалась... – начала было она, но вновь зашлась в рыданиях.

– Это моя вина, – признал священник, похлопывая по плечу почтенную даму. – Я должен был сообщить вам, что собираюсь отсутствовать, то есть собирался… прошлой ночью. Но как видите, я вернулся в целости и сохранности, так что больше нет причин для волнений. И я все еще не обедал.

– Мистер Перитон... – экономка снова попыталась заговорить, и у нее получилось выдавить что–то вроде «мистер Перитон... полиция...»

– Что такое? – резко спросил викарий.

– Полиция... хочет видеть вас... насчет мистера Перитона... – она начала задыхаться, а потом выпалила: – Он найден мертвым.

– Ах! – тихо воскликнул викарий. – Найден мертвым?

– Да. У-у-убитым.

Мистер Холливелл весь взвился. «Что случилось?» – вопрошал он, но экономка вновь залилась слезами и была не в состоянии ответить. Священник схватил шляпу и помчался по улице в сторону коттеджа Перитона. На развилке его остановил незнакомый полисмен в униформе, на которого глазела небольшая толпа деревенских жителей. Услышав имя священника, он позволил ему пройти; викарий пересек мост и направился к коттеджу. Там его остановил еще один полицейский в униформе, стоявший у дома. О прибытии викария сообщили полковнику Хантеру, и тот вышел.

– Я викарий в этом приходе, – пояснил священник. – Моя фамилия Холливелл.

Полковник внимательно осмотрел него.

– Я – начальник полиции в этом графстве, мистер Холливелл. Меня зовут Хантер, полковник Хантер, – ответил он.

Священнослужитель поклонился и собирался было заговорить, но сотрудник полиции жестом остановил его.

– Одну минуту, мистер Холливелл. Прежде чем вы что-то скажете, я хочу, чтобы вы поняли положение вещей. Этот человек был убит, и всем известно, что вы с ним поссорились.

– «Поссорились» – это мягко сказано, – уверенно ответил викарий.

– Не хотите рассказать мне, что произошло?

Священник задумался и затем сказал:

– Грубо говоря, это было кульминацией целой серии нападок Перитона против меня, моего положения здесь и против всех моих убеждений. Я пригласил своего епископа прочесть здесь проповедь двадцать пятого сентября. Перитон сразу же устроил поездку с экскурсией в Борнмут на ту же дату – все были приглашены, все расходы оплачены.

– И?

– Конечно, он сделал это с умыслом – чтобы испортить приезд епископа. Я сказал ему, что поездки не будет. Он ответил, что она состоится. Вот и все. На этом мы разошлись, не сказав больше ни слова.

– Когда это было?

– Утром в субботу.

– И вы больше его не видели?

– Нет.

– Мистер Холливелл, где вы были прошлой ночью?

– Гулял по окрестностям.

– Простите?

– Я сказал, что гулял по окрестностям, – викарий взмахнул длинной рукой и добавил, – везде поблизости от деревни.

– Почему?

– Я был взволнован.

– И что же вас волновало?

Мистер Холливелл на минуту опустил глаза, а затем ответил:

– Мое отношение к мистеру Перитону.

– Но как я понимаю, вы с ним не ладили уже какое-то время. И вы гуляли каждую ночь?

– Нет.

– Но вы прогуливались прошлой ночью?

– Да.

– Хм! Вы видели мистера Перитона прошлой ночью?

– Нет.

– Ясно. А этим утром? Где вы были все утро?

– Я ходил повидаться с епископом.

– По какому поводу? Вы не возражаете против такого вопроса?

– Нисколько, все равно очень скоро все об этом узнают. Я ухожу с поста викария: отправляюсь на Дальний Восток в качестве миссионера.

Полковник Хантер приподнял брови.

– И все это из-за вашего отношения к этому человеку?

Снова наступила короткая пауза, и потом Холливелл сказал:

– Отчасти из-за этого, отчасти по другим причинам.

– Не хотите поведать, в чем они заключаются?

– Нет. В общем, нет.

– Что ж, хорошо. И когда же вы собираетесь на Дальний Восток?

– Местоблюститель⁵, прибудет во второй половине дня. Завтра я еду в Лондон, чтобы приготовиться к отплытию как можно скорее.

Полковник Хантер был удивлен.

– Вы собрались уехать, не вмешиваясь в поездку, намечавшуюся на двадцать пятое число? – воскликнул он.

– В любом случае, теперь она уже не состоится.

– Нет, – энергично воскликнул полковник, – но разве вы знали об этом, планируя завтрашнее отбытие?

– Нет, – ответил Холливелл, спокойно смотря на него. – Нет, не знал.

– Это было просто совпадением?

– Да.

– Мистер Холливелл, послушайте. Я – начальник полиции этого графства, но я также и человек. Я наслышан о вас и той работе, которую вы проделали в этих краях. Как бы то ни было, я инстинктивно предубежден против ужасного рода происшествий, если вы понимаете, о чем я. А теперь послушайте: все на несколько миль вокруг знали о ваших раздорах с Перитоном… по крайней мере, так мне говорят… И теперь вы внезапно решаете отказаться от этого... хм… соперничества и признать себя побежденным. Мистер Холливелл, если вы не можете привести весьма вескую причину для этого...

Тут старший констебль прервался и покачал головой. Викарий ничего не ответил, и полковник Хантер несколько раздраженно продолжил:

– Конечно, вы должны понимать, чего я добиваюсь. Вероятно – а вернее сказать, определенно, – против вас ничего нет. Но если вы не дадите никакого объяснения, то поднимется столько шуму, что я должен буду задержать вас. Я пытаюсь уберечь вас от сплетен и скандала.

– С вашей стороны это очень любезно, – сказал викарий после недолгих размышлений. – Знаю, это очень любезно. Но мне больше нечего добавить.

– Что ж, хорошо, – ответил начальник полиции и зачитал формальную фразу: – Тогда я должен попросить вас, сэр, не покидать деревню, предварительно не уведомив меня.

Мистер Холливелл поклонился и пошел обратно к своему дому.

* * *

У полковника Хантера были две веские причины незамедлительно запросить помощь из Скотленд-Ярда. Во-первых, он очень не любил дела об убийствах и всегда был рад возможности избежать ответственности за организацию поимки убийцы – ведь в случае неудачи она бы стала пятном на его репутации и самоуважении; а в случае успеха это означало почти верную смерть для преступника. И, во-вторых, в другой части графства несколько месяцев назад произошло крайне мелодраматическое убийство: все улики указывали на определенного человека, но в последний момент он ускользнул из сетей обвинения, предоставив неопровержимое алиби. Последовавшее за этим обращение за помощью в Скотленд-Ярд вызывало много критики, ведь след преступника уже успел остыть.

По этим причинам полковник Хантер решил избежать этой ошибки, и уже в понедельник, в три часа дня, в Килби-Сент-Бенедикт прибыл автомобиль с инспектором Флемингом, сержантом Мэйтлендом и тремя ассистентами.

Инспектор Флеминг был шотландцем из Лоуленда⁶. Он был среднего роста, скромен, светловолос и спокоен. Внешне он практически не отличался от окружающих. Он мог служить прекрасным образцом среднестатистического человека. Будучи по-шотландски проницательным и целеустремленным, он также сочетал в себе силу характера и чувство юмора, мягкого и беззлобного, оставшегося таким и после двадцати лет службы в полиции.

Прежде чем взглянуть на тело, он выслушал краткий отчет полковника Хантера, после чего задал ему один-два вопроса.

– Полагаю, вы обследовали берега реки?

– Да. В двух местах есть следы, оставленные, когда кто-то спускался к реке. Одно у сторожки поместья, а второе – за поместьем, выше по течению.

– Я полагаю, также есть много мест, где тело могло быть сброшено в реку так, что вовсе не осталось бы никаких следов?

– О да. И конечно, эти найденные следы могли быть оставлены когда угодно и кем угодно.

– Безусловно. Дождя не было уже давно?

После недолгих раздумий деревенский констебль заявил, что, по крайней мере, за последние десять дней с неба не упало ни капли.

– Земля твердая? – спросил лондонский детектив.

– Тверда как доска, сэр. Деревенские шлюзы работают со скрипом, сэр.

– Понимаю. Выходит, этим следам может быть не меньше десяти дней. Теперь давайте осмотрим тело.

Простыня была откинута, и Флеминг сразу сказал:

– О, я знаю его. Часто встречал его в Лондоне. Приметный человек – в толпе такого не потерять и не спутать с кем-то еще. У него была квартира в Уайтхолл-Корт, неподалеку от Ярда. Хм! Врач сказал, что он умер не менее чем за двенадцать часов до сегодняшнего полудня, то есть в полночь, а может и раньше. Хм! Подобные расследования с трупами, выловленными из воды, всегда сложны по этой части, полковник. У меня уже были такие дела. А как безвкусен галстук покойного! Он всегда так чудовищно одевался?

– Я не знаю, – начал было начальник полиции, когда местный полисмен кашлянул, намекая, что может ответить на этот вопрос.

– Ну? – спросил Флеминг. – Так что?

– По воскресеньям он всегда носил такие галстуки, сэр, – он снова неловко закашлялся. – Считалось, что он носил их, чтобы раздражать мистера Холливелла, сэр, – сконфуженно добавил он.

– Понимаю. Наверное, для того же и орхидея в петлице. Великолепный цветок. Кто по соседству выращивает орхидеи? Впрочем, это может подождать. А что у него в карманах, полковник?

– Уйма всего.

Уйма состояла из часов, казначейских билетов примерно на тридцать фунтов, небольшого количества серебряных монет, золотого карандаша, маленькой латинской книжки в кожаном переплете, сильно поврежденной водой и озаглавленной «De Immortalitate Diaboli»⁷, ярко-оранжевого шелкового платка в тон галстуку и маленького пера с запекшейся кровью.

– Что это? – спросил Флеминг, подняв перо. – Это улика?

– Да. Оно было в кармане жилета.

– От какой оно птицы?

– Похоже на перо куропатки. Я предполагаю, что он им чистил трубку, – ведь он постоянно курил, – ответил полковник Хантер, указав на полку с трубками.

– Да, – подтвердил Флеминг. – Здесь его трубки, а также щетки для них. Похоже на заводскую работу. Но он вполне мог наряду с ними использовать и перья. Как бы то ни было, мотивом было не ограбление, а вот все остальное могло быть.

В этот момент раздался стук в дверь, и в ней появился шлем полисмена, дежурившего у входа.

– Джентльмен желает поговорить с вами, сэр.

Флеминг вышел. Снаружи его ждал молодой человек.

– Ну? – спросил детектив. – Вы хотели меня видеть? Я – служащий полиции.

– Так точно. Меня зовут Карью, я владелец паба ниже по дороге. Я пришел с информацией по этому делу. Может, это ерунда, а может, и пригодится. Ваше дело судить об этом. Я подумал, что как бы то ни было лучше прийти с этим к вам.

– Совершенно верно.

– Вот в чем дело, – объяснил молодой владелец гостиницы. – Какой-то странный парень снял номер в моей гостинице неделю назад. Не рыбачил, ни с кем не был знаком, ничего не делал... Слонялся весь день без дела и выходил на всю ночь, ну, или на большую ее часть. Я подумал было, что он детектив. Из того, что я знаю, он мог оказаться детективом. Как бы то ни было, вчера вечером он как обычно вышел около десяти. Я не знаю, когда он вернулся, но когда этим утром я спустился, то обнаружил, что его нет. Он собрал свои вещи и оставил на конторке двадцать фунтов да записку, в которой говорил, что вынужден срочно уехать, и просил отдать сдачу персоналу гостиницы. Я ничего особенного в этом не обнаружил – просто пребывание странного гостя странно закончилось, а чего было и ожидать от него? Но затем я услышал о Перитоне и вот решил прийти.

– Понимаю. Как звали того человека?

– Лоуренс, Джон Лоуренс. Я составил для вас его описание. Вот, держите.

– Спасибо, – Флеминг будто бы безразлично взглянул на листик, а затем сказал: – Это странное совпадение, если не сказать больше. Кстати, мистер... мистер Карью, кажется, до вашего паба вести доходят очень нескоро. Он далеко?