Текст книги "Фея"

Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Крис присел, и вода не дошла ему до подбородка. Так ему еще никогда не отказывали. Он понял, что Робин даже сама не сознавала, что отказывает. И все равно получился сплошной конфуз.

– После Большого Пролета я упала в реку, – рассказала Робин, пока они тащились по мелководью к берегу. – Я отдала все силы, чтобы добраться до берега. Просто потому, что знала – надо добраться. А теперь ничего не выходит.

– Тебе, наверное, недалеко было плыть. Или течение помогло.

– Можешь сейчас показать?

– Лучше потом.

На берегу он снова отдал ей мыло. Стоя по щиколотку в воде, Робин намыливалась ниже пояса. Крис наблюдал, пытаясь разглядеть ее татуировки.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Нет, я все видела. – Робин нахмурилась. – Только не говори мне, что ты рассчитывал…

– Назовем это галантным рефлексом, ладно? – Крис был растерян и раздосадован. – Это именно рефлекс, пойми. Я не собирался набрасываться на тебя или что-то в этом роде. Просто ты очень красивая, когда вот так там стоишь, и… клянусь, с этим ничего не поделать.

– Ты хочешь сказать, что вот так, глядя на меня, ты… – Робин прикрылась ладонью и предплечьем. Девушка и понятия не имела, что так она стала для Криса вдвойне желаннее. – Я не понимала, что именно это имела в виду моя мать. Или мне казалось, что это очередная ошибка.

– Да почему же ты никак не поймешь? Ты, похоже, думаешь, что мы совсем разные. Но я такой же, как и ты. Разве ты не можешь испытать возбуждение, глядя на кого-то, сексуально для тебя привлекательного?

– Ну да. Но мне даже в голову не приходило, что мужчина…

– Да не возводи ты такое уж страшное различие. У нас, нравится это тебе или нет, много общего. И у тебя, и у меня наступает эрекция, мы оба испытываем оргазм…

– Буду иметь в виду, – огрызнулась Робин, швырнула ему мыло, подобрала свою одежду и зашагала прочь по берегу.

Крис тут же забеспокоился о том, что, быть может, убил зарождающуюся дружбу. Ведь Робин действительно ему нравилась – даже вопреки ему самому. Или вопреки ей самой. Он очень хотел с ней дружить.

Немного позже Крис задумался, не потому ли ушла Робин, что рассердилась. Мысленно вернувшись к их разговору, он понял, что момент, который она выбрала для ухода, скорее заслуживает другого истолкования.

Крис сомневался, что Робин легко восприняла ту мысль, что он слишком подобен ей. Или, наоборот, что она слишком подобна ему.

Готовый плот вряд ли взял бы хоть какой-то приз на любом лодочном празднестве, но тем не менее это было настоящее чудо. Хотя бы с точки зрения размера – или времени, за которое его соорудили. Вот он скользнул вниз по скату, который и был местом его сборки, – и с могучим всплеском ударился о воду. Крис присоединил свой голос к титанидским восторгам. Робин тоже орала как бешеная. На завершающей стадии им обоим все-таки удалось поучаствовать в деле постройки. Титаниды показали им, как обращаться с клеем, и доверили настилать палубу, пока сами занимались ограждениями.

Места на плоту с избытком хватило всем восьмерым. У кормы располагалась небольшая кабина, способная вместить в себя всех четверых землян, и навес, который можно было натянуть, чтобы укрыть от дождя всех титанид. На мачте посередине судна висел серебристый майларовый парус с минимумом снастей. Управление осуществлялось с помощью длинного румпеля. Сразу за мачтой находилось кольцо из камней для разведения костра и приготовления пищи.

Габи, Крис и Робин толпились у сходней, пока титаниды заносили на борт седельные вьюки, провизию, которой они поживились неподалеку от берега, и охапки дров. Сирокко тем временем уже взошла на борт и устроилась на корме, таращась в никуда.

– Они хотят, чтобы я дала ему название, – обращаясь к Робин, сказала Габи. – Сама не знаю отчего, но у меня тут сложилась репутация давательницы названий. Я им сказала, что этим плотом мы будем пользоваться от силы восемь суток, но они считают, что каждый корабль должен иметь название.

– Я тоже так считаю, – отозвалась Робин.

– Да? Ну так сама и назови. Робин немного подумала, затем сказала:

– «Констанция». Если, конечно, уместно называть корабль в честь…

– Отлично. Первая лодка, на которой я плавала, называлась куда хуже.

Несколько первых километров удавалось подталкивать «Констанцию» длинными шестами. Это было очень кстати, ибо вместе с дождем куда-то пропал и ветер. Все, кроме Сирокко, постарались на славу. Крису нравилась тяжелая работа. Хоть он и понимал, что и близко не продвигает плот так, как титаниды, все равно приятно было вносить свой вклад в общее дело. Он, как мог, упирался шестом – пока шест не перестал доставать до дна.

После этого были прилажены четыре весла, и мореходы стали грести сменами, на манер галерных рабов. Грести было куда тяжелее, чем толкаться шестом. После двух часов работы за веслами Робин скрутил бешеный приступ, и ее пришлось перенести в каюту.

Во время одного из перекуров Крис, зайдя за кабину, обнаружил, что Сирокко оставила свой пост – скорее всего, желая поспать. Тогда он растянулся там на спине и впервые ясно почувствовал, как ноют все мышцы.

Такая красотища, как ночное небо Реи, ему никогда и не снилась.

В погожий день небо Гипериона представляло собой просто желтое пятно, неизмеримо высокое. Только следуя глазами за подъемом центрального вертикального троса туда, где он – уже буквально как нитка – проникал в Окно Гипериона, можно было определить, где находится твердый небосвод. Но даже затем следовало прочно держать в уме, что трос – вовсе не нитка, в которую его обращают перспектива и косое смещение, – что диаметр его составляет пять километров.

В Рее все было по-иному. Во-первых, Крис находился ближе к вертикальному тросу Реи, чем когда-либо к гигантской колонне посреди Гипериона. Черная тень, что выпрыгивала из моря, стремительно уменьшалась, все поднимаясь и поднимаясь, – пока совсем не исчезала из вида. По обеим ее сторонам шли северная и южная вертикали, названные не совсем верно, ибо обе они шли под некоторыми углами к центру, хотя далеко не под такими отличными от прямых, под какими шли те, что располагались за ними дальше к западу. Тросы исчезали, разумеется из-за темноты, но, что было важнее, еще и из-за того, что нависающего над ней окна Рея не имела. Рея жила в тени громадного куполообразного устья, известного как Спица Реи.

Не узнай Крис из чертежей форму и размеры спицы, никогда бы ему не догадаться о ее подлинной геометрии. Теперь же глазам его предстал темный и широкий овал высоко-высоко в небе. На самом деле устье спицы располагалось более чем в 300 километрах над уровнем моря. По краям этого устья находился клапан, способный смыкаться подобно глазной радужке, изолируя пространство спицы от обода. В данный момент зрачок был широко раскрыт, и Крис мог смотреть прямо в темный, сплюснутый у полюсов цилиндр, верхний конец которого, как Крис опять-таки знал из чертежей, находится в 300 километрах от нижнего, и схожий клапан на том конце ведет прямо к ступице. Видеть его воочию – сквозь многокилометровую толщу мрачного воздуха – Крис, разумеется, не мог. А то, что он видел, напоминало дуло пушки, для стрельбы из которой вместо снарядов вполне подошли бы планетоиды. Пушка целилась прямо в Криса, но угроза была не реальна, и серьезно воспринимать ее он не мог.

Крис знал, что между нижним клапаном и радиусом Окна Гипериона – около ста километров по вертикали – спица расширяется подобно колоколу, пока не сливается с тем относительно тонким изгибом крыши, что простирается надо всеми дневными областями, граничащими с Реей. Сейчас Крис, как ни пытайся, этого расширения бы не разглядел, хотя оно было вполне различимо из Гипериона. «Н-да, очередной фокус перспективы», – заключил Крис.

Где-то высоко в спице виднелись огни. Крис решил, что это и есть те самые окна, о которых он уже раньше читал. Оттуда, где он стоял, они так же уменьшались и сливались, как огни взлетной полосы, видимые с идущего на посадку самолёта.

Постепенно Крис начал замечать и более навязчивый свет – слева от него и немного над головой – пока он полулежал на палубе. Тогда он сел, повернулся и сразу увидел, что поверхность Нокса подсвечивается снизу жемчужно-голубой люминесценцией. Сперва он подумал, что это как раз тот самый рой морских насекомых, про который ему рассказывала Сирокко.

– Это подлодка, – послышался голос справа от него. Крис обернулся и был поражен; оказывается, Сирокко неслышно к нему присоединилась. – Несколько часов назад я выслала гонцов, надеясь привлечь хотя бы одну. Но, похоже, она слишком занята, чтобы послужить нам буксиром. – Она указала на небо к западу, и Крис разглядел там крупное, более темное, чем рейская ночь, пятно. Пояснять, что это дирижабль, притом здоровенный, Крису уже не требовалось.

– Мало кому из людей довелось это увидеть, – негромко сказала Сирокко. – В Гиперионе подлодок нет – просто потому, что там нет морей. Пузыри летают повсюду, а вот подлодки остаются там, где родились. В Офионе им никак не разместиться.

Тут от дирижабля донеслась целая серия пронзительных свистков, вслед за которой с кормы «Констанции» раздался треск и шипение. Крис догадался, что пузырь попросил погасить огонь, и титаниды исполнили его просьбу.

Потом он почувствовал руку Сирокко у себя на плече. Фея указывала на воду.

– Вон там, – сказала сна. Все еще помня о ее руке, Крис обернулся и увидел тянущиеся вверх щупальца, медленно бьющие по воде. Они соединялись в пучок, и из их середины вырастал тонкий стебель.

– Это перископический глаз подлодки. Единственная ее часть, которую тебе удастся увидеть. Видишь, вот там вода как бы набухает. Там тело подлодки. Наружу оно никогда не выходит.

– А что она сейчас делает?

– Хочет спариться. Тихо, не мешай им. Я все объясню.

Рассказ вышел вполне откровенный, хотя и не всегда понятный. Оказалось, дирижабли и подлодки были мужскими и женскими особями одного и того же вида. И те и другие происходили от бесполых детей их союза – змееподобных и почти лишенных мозга – пока отбор не уменьшил их рои до небольшого числа двадцатиметровых выживших счастливчиков. В то же самое время они обзавелись мозгом, а также нашли какой-то расовый источник знания. Об этом источнике Сирокко не услышала ничего толкового ни от Геи, ни от дирижаблей-подлодок. Ничего общего с воспитанием это не имело, ибо с того времени, как они становились икрой, ни отцы, ни матери уже ничего с ними не делали.

Однако неким непостижимым образом мальки набирались мудрости и, в конце концов, принимали сознательное решение, становиться им особью женского или мужского пола – дирижаблем или подлодкой. Каждый выбор таил в себе угрозу. В Полночном море хватало хищников, которые не прочь были поживиться юными подлодками. В воздухе такой риск отсутствовал, зато юный пузырь не мог сам производить себе водород. Поэтому после метаморфозы ему приходилось просто сидеть на воде пустым и надеяться, что взрослый пузырь его, так сказать, надует. А ни один взрослый дирижабль не мог обеспечить водородом больше шести-семи членов своей эскадрильи. Так что если счастливый случай не выпадал, все последующее выглядело весьма трагично. Решение же становиться самцом или самкой было бесповоротным.

Собственно говоря, общих интересов у дирижаблей и подлодок было не слишком много. Только в двух случаях приходилось им встречаться на водной глади – границе раздела меж двумя мирами. Во-первых, из-за особого вида глубоководных водорослей, без которого пузырям было просто не выжить. А во-вторых, у верхушек титановых деревьев – массивных выростов из тела самой Геи, что тянулись на шесть километров в вышину и росли только на нагорьях, – у верхушек этих громадин распускались особые листья, составлявшие жизненно важную часть диеты подлодок.

Так что дружеские свидания составляли интерес обоих полов.

Тут из щупалец, что болтались под срединной выпуклостью на изгибе гигантского брюха пузыря, что-то выпало. Брызги воды полетели во все стороны. Щупальца подлодки мигом оплели гостинец – и он скрылся из виду. Послышался глубокий вздох, когда дирижабль выпустил из себя часть водорода и опустился ниже – к тянущимся вверх рукам своей любовницы.

Дальше смотреть было почти не на что. Щупальца переплелись – и массивные тела соприкоснулись на поверхности моря. В таком положении они и остались. И лишь когда волны стали раскачивать плот, Крис понял, какое разнообразие действий скрывается в этой стихии.

– Да, там сейчас много чего происходит, – подтвердила Сирокко. – Кстати, есть способ подобраться туда поближе. Как-то раз мне случилось быть пассажиркой дирижабля, когда его вдруг охватил любовный пыл. Могу рассказать… впрочем, нет. Веселая вышла поездочка.

И Сирокко ушла так же стремительно, как и появилась. А Крис продолжал наблюдать. Вскоре до него донесся стук копыт по палубе, а затем из-за угла кабины появилась Валья. Она шла к Крису. Он так и остался сидеть, свесив ноги за борт и едва касаясь пятками воды. Валья устроилась точно так же – и на какие-то мгновения игра теней поглотила ее конскую часть. Она вдруг обратилась в очень крупную женщину с иссохшими кривоватыми ногами, дьявольские копыта которых погрузились в воду. Картина расстроила Криса, и он отвернулся.

– Красиво, правда? – спросила Валья по-английски так певуче, что Крису сперва показалось, что она обращается к нему по-титанидски.

– Занимательно. – По-правде, все это уже начинало Криса утомлять. Он хотел было встать, но тут титанида взяла его за руку, поднесла ее к своим губам и поцеловала.

– Ого.

– Мм? – Валья взглянула на него, но Крис даже не смог выдавить из себя достойного ответа. Впрочем, для нее это оказалось не так уж и важно. Титанида стала целовать Криса в щеки, в губы и в шею. Когда предоставился случай, он сразу же перевел дух.

– Погоди, Валья, погоди. – Она отстранилась, глядя на него громадными простодушными глазами. – Кажется, я к этому еще не готов. Ну, в смысле… Не знаю, как и сказать. Просто не представляю, как мне со всем этим справиться. – Она по-прежнему искала его глаза. Крис задумался, а не выискивает ли она в них зародыши безумия, решив, что за него говорит его собственный страх. Затем, недолго подержав его руку в своих ладонях, титанида кивнула и отпустила руку. Затем встала.

– Дай мне знать, когда будешь готов, ладно? – И Валья поспешила прочь.

А Крису было не по себе. Хотя он и пытался разобраться в причинах, почему он ее отверг, ни одна его целиком не удовлетворяла. Отчасти Валья была для Криса напоминанием о его бесчинствах в то пору, когда им владели бесы. В такие времена он бывал отчаянно храбр – если только не совсем застенчив. Выходило так, что тогда для него как раз настало время отваги, ибо, как ни пытался, Крис не мог найти удобный для себя ответ на один вопрос: что делают между собой люди и титаниды? И еще: на какую сумму застраховать свою жизнь, если ему взбредет в голову заняться этим снова.

Просто Валья была очень большая. И Крис до смерти перепугался.

Прошло, наверное, не больше пятнадцати минут, прежде чем из-за кабины появилась Габи.

Облокотившись об ограждения, она пихнула Криса локтем.

– Ну что загрустил, приятель? А Крис только рукой махнул.

– Последние восемь часов были какие-то странные. Ты в воздухе ничего такого не почувствовала?

– Чего «такого»?

– Не знаю. Все вдруг влюбились. Вот там даже небо с землей любовью занимается. А на берегу я и сам начал с Робин дурака валять.

Габи присвистнула.

– Бедняжка.

– Ага. А несколько минут назад Валья пыталась выяснить, куда делось мое безумное «альтер эго», чтобы перекинуться стеклянными шариками, как они там выражаются. – Крис вздохнул. – Нет, точно что-то такое в воздухе.

– А знаешь, как еще об этом говорят? Ведь это то самое, что вертит миром. Любовь то есть. А Гея, черт ее возьми, вертится куда шустрее Земли.

Крис с подозрением на нее посмотрел.

– Ты, часом, не…

Габи подняла руки вверх и помотала головой.

– Нет, дружок, я тебя доставать не стану. Со мной такое случается раз в сто лет – и обычно с девушками. К тому же не люблю краткосрочных забав. Я склонна поддерживать длительные связи. Так у меня со всеми семнадцатью.

– Мне кажется, ты просто по-другому на это смотришь, – отважился Крис. – Раз ты уже в таком возрасте.

– Так, значит, тебе кажется? А вот и нет. Всегда бывает больно. Я хочу, чтобы это продлилось вечно – а так никогда не получается. И тут моя вина. Я всегда в конечном счете соизмеряю их с Сирокко – и всегда разочаровываюсь. – Она нервно кашлянула. – Послушай-ка, Крис. Честно говоря, даже говорить об этом не хочется. Получается, что я сую нос в твои дела. Ты не должен бояться Вальи. Даже на уровне эмоций, если это тебя волнует. Валья не будет ни ревновать, ни прибирать тебя к рукам. Она даже не будет ожидать, что это продлится долго. У титанид просто отсутствует такое понятие, как «исключительность».

– А она, случайно, не просила тебя мне об этом сказать?

– Ты с ума сошел. Она взбесится, если узнает. Титаниды сами справляются со своими делами и не желают ничьего вмешательства. Я же говорю – тут просто сует свой нос всезнайка Габи. Я тебе еще кое-что скажу, а потом заткнусь. Если тебя сдерживает мораль – скажем, ты считаешь это скотоложеством, – то будь мудрее, приятель. Ты меня хорошо слышишь? Даже католическая церковь говорит, что с этим все в порядке. Все папы согласились с тем, что у титанид есть души. Пусть даже они и язычницы.

– А если мое затруднение чисто физическое? Весело рассмеявшись, Габи потрепала Криса по щеке.

– Ну, тогда тебя еще ждет несколько приятных сюрпризов.

ГЛАВА XXII
Окно идола

Подлодка не захотела прервать свою послекоитальную негу и отбуксировать плот к Минерве. Стоя на корме, Сирокко пыталась добиться ее внимания на языке, сочетавшем в себе звуки астматического и коклюшного кашля, – но тщетно. Свет громадной батисферы все слабел, пока она медленно тянулась в пучину. У дирижабля, который уже немного помог мореходам, оказались срочные дела на западе. Вообще-то пузыри никогда не прочь прокатить – но только если человеку нужно туда же, куда и пузырю.

Впрочем, это оказалось не столь важным. Через несколько часов с запада подул свежий ветерок. И вскоре они уже подплывали к основанию вертикального троса Центральной Реи.

Робин внимательно разглядывала трос, пока они к нему приближались. Да, Минерва действительно оказалась не островом, а, скорее, полкой. Целые зоны она образовывалась псевдоуточками, квазиблюдечками, приблизительными кораллами и другими гейскими эквивалентами бесчерешковых моллюсков и ракообразных. Проблема состояла в том, что уровень воды был низок – к тому же он, по сути, постепенно понижался, ибо за миллионы лет своего существования тросы растягивались, и Гея, соответственно, расширялась. Это оказывалось добавкой к сезонным понижениям, которые включали в себя семнадцатидневный короткий цикл и тридцатигодовой длинный. Плот прибыл совсем рядом к желобу длинного колебания, результатом которого было то, что от главного тела «острова» – то есть от троса – отделялась полка в 50 метрах над водой. Ширина полки в разных местах была различной. Кое-где она выдавалась вперед более, чем на сотню метров; а кое-где масса ракушек и песка успела обрушиться под напором волн или под собственной тяжестью – и там кабель просто шел вверх безо всякой полки. Впрочем, Робин подметила, что он всюду покрыт коркой. На два километра вверх его облепляли трупы организмов, живших здесь еще в эпоху плиоцена Земли.

Робин не на шутку задумалась, как же они собираются причалить «Констанцию», раз ближайшее место стоянки находится в пятидесяти метрах над головой. Ответ стал очевиден, когда плот направили к южной оконечности троса. Там одна из сотен жил оборвалась как раз на уровне ватерлинии. Верхний конец загибался в сторону от троса высоко над головой. А нижний конец строители рифа преобразовали в бухточку, которую окружала гладкая полоска земли всего в пяти метрах над уровнем моря.

Вскоре «Констанцию» пришвартовали, и Робин, вслед за Габи и Псалтерионом, прошла в зубчатое ущелье, наступая на раковины в метр шириной, где все еще таились живые твари. Затем они вышли на плоский конец оборванного троса 200 метров в диаметре.

Странное это было побережье, примыкающее к бесконечной вертикальной стене троса. Из песчаных наносов торчали похожие на скелеты деревья, а в середине располагался прозрачный, безмятежный бассейн. Все вокруг было завалено белыми как кости обломками принесенных сюда Полночным морем деревьев.

– Мы пробудем здесь несколько дней, – сказала Фанфара, проходя мимо Робин с солидным грузом палаточного брезента. – Ну как? Тебе получше?

– Спасибо, все в порядке. – Робин улыбнулась титаниде, хотя, по правде, ее все еще потряхивало от последнего приступа паралича. Фанфара славно о ней позаботилась. Не держи она Робин, та наверняка бы поранилась.

Затем Робин ухватила за руку проходившую мимо Габи и пошла с ней шаг в шаг.

– А зачем мы тут останавливаемся?

– Это, можно сказать, оазис Реи, – ответила Габи, широким жестом обводя окрестности. Но жест казался вымученным. – Ну а на самом деле у Рокки здесь небольшое дельце. Дня на два. Может, на три. Что, устала от нас?

– Нет. Просто любопытно. А что?

– Да ничего. Лучше бы ты поменьше любопытствовала. Ей нужно кое-что сделать, а что именно, я тебе сказать не могу. Хочешь верь, хочешь не верь, но это для твоего же блага. – И Габи поспешила обратно на плот.

Усевшись на бревно, Робин стала смотреть, как титаниды и Крис разбивают лагерь. Месяц назад она заставила бы себя встать и помочь. Долг чести велел бы ей это сделать, ибо сидеть здесь значило заявлять о собственной слабости. Черт возьми, но она же сейчас и правда слаба!

Робин следовало благодарить Фанфару за то, что она может сказать такое себе самой. Титанида пела для нее все то время, пока продолжался ее недавний приступ – и по-английски, и по-титанидски. Она не позволила Робин быть беспомощной, вынудила ее искать другие способы справляться с недугом, помимо чистой выдержки. Когда Робин стала приходить в себя, то почувствовала, что не возмущается словами титаниды. Она поняла, что Фанфара – целительница. Она была сразу и доктором, и психиатром, и советчиком – а быть может, и кем-то еще. Робин даже показалось, что Фанфара запросто стала бы заниматься с ней любовью в интимной, фронтальной форме, если бы это могло хоть чем-то помочь. Помощь Фанфары дала Робин столько душевного спокойствия, сколько она не чувствовала с тех пор, как… она не помнила, с каких пор. Робин вдруг показалось, что она вырвалась из матки своей матери, уже готовая сражаться со всем миром.

Наца сейчас тоже рвалась наружу. Открыв сумку, Робин пустила анаконду поползать по песку, потом порылась в кармане и достала кусок карамельки, завернутый в лист. Развернула и принялась сосать. Песок для Нацы оказался слишком холоден, так что она обвилась вокруг лодыжки Робин.

Сирокко неподвижно стояла у стены, не сводя глаз с высокой трещины. Робин поняла, что это – промежуток меж двумя жилами троса. Сходная трещина была между центральной жилой и той, что слева. Ниже уровня моря они расходились все дальше друг от друга и промежутки между ними составляли не больше десяти метров.

Робин увидела Габи возвращающуюся с плота с масляной лампадой в руках, которую вручила Сирокко. Они о чем-то оживленно беседовали, но ровный шум прибоя не позволял Робин уловить хотя бы слово. Сирокко говорила мало; в основном беседу, причем в возбужденных тонах, вела Габи. Вид у нее был явно недовольный. Сирокко же главным образом отрицательно мотала головой.

Наконец Габи сдалась. Какое-то время женщины просто стояли лицом друг к другу. Затем обнялись, и Габи пришлось привстать на цыпочки, чтобы поцеловать старую подругу. Но вот Сирокко последний раз прижала ее к себе – а потом вошла в щель между тросами.

Габи же прошла к краю круглой бухточки, стараясь оказаться как можно дальше от всех остальных. Там она села и закрыла лицо ладонями. Так она просидела по меньшей мере часа два.

Ожидание Сирокко в основном проходило в играх и отдыхе. Крису все было как с гуся вода, и титанидам тоже. Габи без конца нервничала. А Робин все это стало порядком надоедать.

Пройдя курс обучения у титанид, Робин взялась было вырезать по дереву, но ей явно не хватало терпения. Ей хотелось снова попросить Криса поучить ее плавать – но вот раздеваться перед ним было совсем нежелательно. Габи решила проблему, предложив, чтобы Робин облачилась в купальный костюм. Сама мысль носить купальный костюм оказалась для Робин столь же неожиданной, как, к примеру, носить войлочные тапочки под дождем. Но делу это, несомненно, помогло. Робин взяла три урока в центральном водоеме, который она ошибочно назвала приливным бассейном. (Понятно, никаких приливов на Гее не было и быть не могло.) В ответ она поучила Криса драться, чего он никогда толком делать не умел. Впрочем, уроки эти пришлось на время отложить, когда сама Робин кое-что для себя выяснила. Оказалось, яйца мужчины удивительно уязвимы, и их владельцу можно доставить страшную боль. Робин истощила весь свой запас извинений и вправду чувствовала себя ужасно виноватой – но откуда ей было знать?

Только два инцидента оживили в целом бесцветную пару суток. Первый случился вскоре после ухода Сирокко, когда Габи захотелось обойти окрестности. Она повела отряд по узкой тропке, что вела от места их стоянки к высокой полке, окольцовывавшей трос. Следующий час все семеро провели, осторожно ступая по неровной земле, которая медленно шла вверх до пятидесятиметрового обрыва в море. Экскурсионная группа прошла почти половину диаметра троса, пока не оказалась у того места, где полка резко обрывалась. Неподалеку оттуда виднелась щель, а в ней невысокая каменная пилястра с золотой статуей незнакомого землянам существа.

Робин чудище напомнило Царевну-Лягушку из детской сказки. Тварь определенно относилась к земноводным; хотя у нее было шесть лап, все они заканчивались широкими ластами. Горбатая и приземистая, она сидела на корточках и таращилась в море. Ничего на твари не росло, хотя вся она была затянута морскими водорослями. Единственное ее око зияло пустым провалом.

– Эта статуя здесь уже по меньшей мере десять тысяч лет, – пояснила Габи. – В глазной впадине раньше, разумеется, был глаз. Бриллиант примерно с мою голову. Я только раз его видела – он словно лучился. – Тут Габи пнула ногой песок – и, к великому своему изумлению, Робин увидела, как оттуда вылезает существо размером с крупного пса и, перебирая шестью перепончатыми лапами, шустро удирает прочь. Отвратительное существо было сплошь желтого цвета. Плоти на его костях невесть почему осталось совсем мало. Существо не слишком напоминало статую – и все же между ними ясно прослеживалось родовое сходство. Лишь раз обернувшись, уродина разинула пасть с несколькими тысячами длинных острых клыков, мерзко зашипела – и потрюхала дальше.

– Эти сволочи обычно бывали такими подлыми, что у росомахи при встрече с ними непременно случился бы сердечный приступ. А еще – раньше они были такие быстрые, что до того, как вы бы их заметили, ваши кишки уже валялись бы на земле. Их тут навалом, и все прячутся в песке – точно так же, как эта. К тому же раньше, стоило одной выскочить, они сбегались отовсюду. Однажды я видела, как одна получила семь винтовочных пуль и тем не менее успела прикончить стрелявшего.

– Что же с ними случилось? – спросил Крис.

Вместо ответа Габи подобрала крупную раковину и швырнула ее в идола. Из песка мигом высунулась дюжина голов с разинутыми пастями. Робин потянулась было за пистолетом, но это оказалось излишним. Твари недоуменно огляделись, затем снова убрались в свои укрытия.

– Сюда их поместили охранять око идола, – пояснила Габи. – Расы, которая его сработала, давным-давно нет на свете. Одна Гея что-то о нем знает. Можете, кстати, не сомневаться, что никакой это на самом деле не идол, ибо здесь никому, кроме Геи, не поклоняются. Полагаю, это скорее какой-то памятник. Как бы то ни было, прошла, наверное, уже тысяча лет с тех пор, как кто-то им интересовался или навещал.

Однако его одиночество закончилось пятьдесят лет назад. Именно тогда сюда стали забредать пилигримы, и Гея сотворила этих тварей как пародию на их оригинал. Она вложила в их головы одно-единственное стремление – любой ценой защищать око идола. Они прекрасно справлялись с заданием. Око выкрали только лет пятнадцать тому назад. Я лично знала пять человек, которые погибли на том самом месте, где мы сейчас стоим. Сколько же всего их погибло – наверное, одной Гее ведомо.

Но после того как око исчезло, стражам уже нечего было делать. Гея не программировала их смерть, так что они мало едят и медленно стареют. Но в итоге сейчас они занимаются только одним – ждут смерти.

– Так все это было ради вызова? – спросила Робин. – Раньше тварей здесь не было? Только после того, как она принялась подталкивать людей к тому, чтобы… пойти и доказать… – Она не смогла закончить свою мысль. Гнев вспыхнул в ней с прежней силой.

– Вот именно. Впрочем, она вам, наверное, не сказала, что во всей Гее таких мест почти что и не осталось. Уверена, она доверху нагрузила вас россказнями про тысячу и одного дракона и про самоцветы размером с помет дирижаблей. Правда, однако, состоит в том, что по этому проклятому колесу битых пятьдесят лет шлялись несчастные пилигримы – и каждый высматривал, как бы ему выкинуть какую-нибудь дурость. Множество этих самых пилигримов погибло, пытаясь это сделать. Но вот ведь какая штука! Самая суть рода человеческого состоит в том, что если сюда будут таскаться людишки, то они, в конце концов, сотворят даже невозможное. Хуже всего пришлось драконам. Их уже почти не осталось. Зато людей – по-прежнему до хрена и больше. Гея, конечно, может соорудить еще драконника, когда ей вздумается, но она тоже уже не та. Богиня стареет, и ей все труднее выдерживать такой напор. Все к чертям собачьим ломается и долго не чинится – если вообще чинится. Сомневаюсь, что на всем колесе осталась хоть дюжина драконов или хоть пара дюжин таких вот памятников, только неоскверненных.

– Просто плохо ищут, – возразила Валья и не могла понять, почему Робин так громко расхохоталась.

Весь обратный путь Крису было явно не по себе. И Робин чувствовала, что парень воображает себе какие-то баснословные подвиги – пусть даже сам того не сознавая. Что ж, в конце концов он мужчина. Его давно уличили в алчных играх со всевозможными игрушечными солдатиками. Самой же Робин было безразлично, есть еще эти драконы или их всех уже перебили.