Текст книги "Одиссея капитана Сильвера"

Автор книги: Джон Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16

16 февраля 1750 года. Атлантика. Борт «Моржа»

Партнерство Флинта и Сильвера привело к захвату исключительного приза. Лишь благодаря умению Флинта «Морж» оказался в нужное время в нужной точке Атлантики.

Чтобы объяснить свой план Сильверу, Флинт разложил карту на столе в малой «дневной» каюте капитана под изломом квартердека. «Морж» резво бежал вперед под всеми парусами, в маленьком помещении едва помещались Флинт, Сильвер и еще пара-другая членов импровизированного военного совета. Палец Флинта порхал над картой, то и дело тычась в разные ее точки, а Флинт сопровождал движения своего пальца разъяснениями. Вот, наконец, он придавил пальцем портовый город Сан-Фелипе на восточном берегу острова Нуэстро Сантиссимо Сальвадор, так сказать, лицом к родной Испании.

– Широта пятнадцать градусов, три минуты и тридцать секунд. Долгота пятьдесят пять градусов почти точно. – Флинт нахмурился. – Если можно доверять этой чертовой карте.

Карту составили испанские картографы.

– Да неплохо вы глядит, кэп, – осмелился вступиться за карту Билли-Бонс. – Глубины, пеленги. – Он ткнул в бумагу толстым пальцем, – Все честь по чести.

Сильвер наморщил лоб, всматриваясь в тонкий рисунок карты, но смог разобрать лишь тритонов, дельфинов и раковины, обильно украсившие края карты и художественный картуш с ее названием Голову Сильвера сдавил железный обруч боли, как и всегда, когда он пытался вникнуть в кошмарные понятия широты и долготы.

– Жирный, богатый остров, торгует с Кадисом, – продолжил Флинт. – Каменный форт, и всегда пара фрегатов на рейде. Зорко стерегут городишко.

– Значит, нам туда нос совать не след, – изрек Билли Бонс.

С его мнением согласились все, включая и Долговязого Джона. Что ж тут неясного.

– Разумеется, мы туда не полезем, – подтвердил Флинт, проводя пальцем по широте Сан-Фелипе от острова в океан. – Будем курсировать вдоль этой линии вне горизонта порта, поджидая птичку, летящую на запад, и погоним ее на сушу.

Головная боль усилилась, карта в глазах Долговязого Джона расплылась, он перестал постигать, о чем они здесь толкуют.

– Хоть режь меня, ничего не понимаю, – воскликнул Сильвер с досадой. Он не таил своих слабостей. Присутствующие переглянулись. Флинт усмехнулся и хотел подколоть слабака, но высказался каким-то совершенно для себя неожиданным манером.

– В чем дело, Джон? – спросил он. – Вся эта навигация – несложный фокус, попутай выучит. – Он дернул птицу за хвост, вызвав ее возмущенный клекот – Он ругается на пяти языках, не любой из нас гак сможет. Ну, ты, давай! – крикнул Флинт попугаю и тряхнул его.

– Mierda! Coho! Ти m’cmmerdesl [45]45
  Mierda! Сопо! Ти m’emmerdes! (исп., порт., фр.) – Дерьмо!


[Закрыть] – завопила птица под общий смех.

– Видишь? Простой фокус, ему можно научиться. Так же и с навигацией. Другое дело – воодушевить людей на бой, повести на врага. – Флинт улыбнулся. – Вот искусство, признак настоящего мужчины; это мы уважаем.

Остальные согласно загудели, ибо слова Флинта не только звучали удачным комплиментом, но и соответствовали дарованию Сильвера. Билли Бонс и Израэль Хендс переглянулись, удивленные тем, что Флинт в кои-то веки молвил о ком-то доброе слово. Флинт и сам себе поразился, не показывая виду. Впервые в жизни он встретил человека, который ему нравился, которого он уважал.

Сильвер улыбнулся, закивал, головная боль отпустила. Он благодарно пожал Флинту руку, еще больше удивив мистера Бонса и мистера Хендса, после чего погладил восседавшего на плече Флинта попугая.

– Добрая птичка, добрая, – приговаривал Сильвер. Попугай нежно пощекотал пальцы Сильвера большим крюкастым клювом, которым раскалывал в щепки бразильские орехи.

– Что, Джон, хочешь отбить у меня друга? – спросил Флипт.

– Ни в коем случае, Джо. Ни птицу, ни чего другого.

Мистер Бонс и мистер Хендс не успевали изумляться. Попугая ненавидела и боялась вся команда, и последним, кто отважился тронуть его, стал Черный Пес. Он как-то попытался, оказавшись с этой пташкой наедине на верху грот-мачты, свернуть ей шею и лишился двух пальцев на левой руке.

Результатом проявленной Флинтом чуткости оказалось полное исчезновение как головной боли, так и чувства вины, мучившего Сильвера по поводу навигационной немочи. Никогда больше – пока длилась дружба с Флинтом – не переживал он по поводу широты и долготы, таблиц и карт, квадрантов и секстантов.

Простой план Флинта сработал безупречно. Шестнадцатого февраля «Морж» навалился на трехмачтовый испанский парусник «Донья Инес де Вильяфранка», осыпал его сцепками ядер, стремясь сокрушить рангоут, сорвать реи и паруса, парализовать судно и команду.

Капитан Хосе Мартин Рамирес сразу понял, что корабль его обречен. Испанию он покинул в сопровождении двух великолепных фрегатов, приставленных к нему для охраны груза. Бурное море оторвало «Донью Инес» от фрегатов, и капитан уже неделю переживал, опасаясь именно того, что и произошло. Назвать капитана Рамиреса трусом никто не смог бы. Он разрядил мушкет в толпу вопящих дикарей, а затем пустил в дело длинноствольное оружие, как гренадерский сержант использует алебарду для выравнивания своихлюдей в линию.

– Para Dios, Espaha, et Las Senoras! – крикнул он. – За Бога, Испанию и дам!

На судне находились шесть женщин, жены и нареченные господ из Сант-Яго. Три из них еще девственницы, и за каждую из дам капитан готов был отдать жизнь. К несчастью, не все члены команды капитана Рамиреса разделяли его благородные чувства. Некоторые отчаянно трусили еще до начала боя.

Пираты дали залп из ручного оружия, скрылись в дыму, а в защитников испанского судна посыпался град свинцовых пуль.

– Fuego! [46]46
  Fuego! (исп.) – Огонь!


[Закрыть] – крикнул капитан Рамирес – Santiago! Santiago! [47]47
  2Santiago – Сантьяго – испанское имя Святого Иакова, которого испанцы считают своим небесным покровителем.


[Закрыть] – раздался древний священный клич христианских рыцарей, с которым они изгнали из Испании мавров. Грохнул залп с испанской стороны, капитан Рамирес отшвырнул мушкет и бросился вперед с саблей в руке, чтобы принять смерть с честью.

Ему удалось прикончить одного из нападавших, проткнув его голову насквозь через разинутый в вопле рот. Он на всю жизнь оставил отметину на щеке Билли Бонса. Но Билли тут же врубил свою саблю в плечо Рамиреса, вплотную к шее, и храбрый испанец рухнул на палубу, заливая ее потоками алой крови.

Лишившись капитана, испанцы после непродолжительной мясорубки побросали оружие и запросили пощады. Долговязый Джон снизошел к их мольбам и прошелся рукоятью сабли по головам некоторых своих увлекшихся коллег по ремеслу, чтобы не дать им перерезать испанские глотки.

Флинт в недоумении следил за Сильвером. Он бы с них шкуру снял, живьем бы выпотрошил, пальцем глаза бы выковыривал, варил бы их. Он бы… Флинт стер пот со лба и хлюпнул слюной. Что ж, у Сильвера свои привычки, и под его командой люди трудятся – грех жаловаться. Хотя он, Флинт, и не понимает почему.

– Ломай люки, ребята! – прогремел Долговязый Джон. – Пленных вниз, ром и вино наверх, сыры и окорока тащите!

Пираты воодушевленно завопили. Полдюжины конвойных повели пленных на бак

– Долговязому Джону ура!

– Ура! Ура! Ура-а!:

– Капитану Флинту ура! – тут же подхватил Билли Бонс.

– Ура! Ура! Ура-а! – прозвучало с таким же энтузиазмом.

Победители размахивали клинками, палили из оставшихся неразряженными пистолетов и мушкетов, обнимались, плясали и прыгали между усеявшими палубу обломками, сотрясая израненное судно…

Затем матросы «Моржа» взялись за ломы и топоры и принялись крушить люки. Они вломились в каюту капитана с ее коврами, книгами и образами святых, взломали замки шкафов и ящиков. Там пираты нашли яркую ткань, нарезали ее на полосы, обмотали ими мачты и себя. Затем выволокли на палубу бренди, копченую свинину и свежие куриные яйца.

А вот и то, что лучше всего на свете: большие, прочные, окованные железными полосами ящики, а в них испанские серебряные монеты, не сосчитать! Знаменитые испанские монеты в восемь реалов, самая желанная в мире валюта.

– Пиастры! Пиастры!

– Дублоны! Дублоны!

– Талеры! Талеры!

– Восьмерики! Восьмерики! Восьмерики!!!

Слово «восьмерики» казалось волшебным талисманом, сдвигающим горы и унимающим штормы.

Попугай Флинта заразился общим восторгом и включился в пиратский хор желанным солистом, вызвав новый приступ восторга буйной толпы.

– Пьястр-р-р-ры! Пьястр-р-р-ры!

Но оказалось, что торжество еще не достигло высшей точки. Взломав дверь очередной кладовки, пираты обнаружили шестерых дрожащих испанок. Одна из них, наиболее решительная, увидев пиратов, прижала к своему лбу маленький пистолет, нажала на спуск – и ее спутниц обрызгал дождь из мозга, капель крови и осколков костей черепа. Остальных, шокированных, перепуганных до смерти, вытащили наверх, к похотливо взвывшей толпе.

Сильвер нашел еще один неразряженный мушкет и выстрелил в воздух. После этого он вразумил нескольких наиболее активных прикладом и призвал вспомнить подписанные ими Артикулы.

– Не касаться женщины против ее желания! – проорал он. – У вас хватит денег на всех шлюх Индии и Вест-Индии.

Но на этот раз его не желали слушаться. В ответ раздалось рычание зверя, у которого отняли добычу.

– Отвали, Джон! – орали ему. – Сгинь, или раздавим!

Бах! Бах! Флинт выстрелил из двух пистолетов в воздух, с бешеной скоростью зарядил их и прыгнул к Долговязому Джону, остановившись рядом с ним между командой и женщинами.

– Кто первый? – спросил он, направив стволы пистолетов на толпу. – Какая падаль отказывается от своей подписи?

За Флинтом, разумеется, сразу же последовал Билли Бонс. Перед командой плечом к плечу стояли трое самых устрашающих членов команды «Моржа». Тут к Долговязому Джону подступил еще и Израэль Хендс. Все, представлению конец.

– Живо убери их вниз, с глаз долой, – прошипел Флиит Бонсу, и тот погнал женщин к ближайшему трапу, поторапливая их ударами плоскостью своей окровавленной сабли. Грубо, конечно, но что поделаешь! В испанском Билли не стен, а по-английски дамы не понимали. Лучше разок плашмя саблей по ягодицам, чем смерть в результате грубого насилия сотен распоясавшихся самцов.

– За дело, ребята! – воскликнул Сильвер, желая побыстрее перенаправить внимание команды. – Не оставлять же денежки без присмотра.

Но пираты еще кипели похотью и злостью. Сильвер подтолкнул Флинта локтем и сценическим, слышным каждому шепотом пробормотал:

– По пять сотен на каждого выйдет, разрази меня гром! Как, капитан?

– Не меньше! – согласился Флинт. Нагнувшись к открытому сундуку, он захватил горсть монет и швырнул в толпу. Это вызвало оживление, суматоху, борьбу за желанные восьмерики и привело к смене настроения.

– Глянь на них, Джон, – нежно промолвил Флинт, – Точно свиньи у корыта.

– Что ж, – отозвался Сильвер, – они ради таких мгновений и живут – Он пристально посмотрел на Флинта и подмигнул, – Спасибо, друг. Я, честно говоря, не надеялся выдюжить, но Артикулы есть Артикулы.

– Это точно, – согласился Флинт, чувствуя себя не очень уютно под взглядом Долговязого Джона.

– Вообще-то, после того, что о тебе болтают, я такого от тебя не ожидал.

Сильвер слышал о Флинте много разного, в том числе и о затеянном им кровавом мятеже на таинственном острове.

– Плюнь на кривотолки, – отмахнулся Флинт – Я держусь того, что подписал.

– Слова настоящего мужчины! – похвалил Сильвер, решив судить о Флинте по поступкам и не имея ни малейшего представления об их истинных причинах.

Пыхтя и отдуваясь, поднялся на палубу Билли Бонс. Он нырнул в толпу матросов, изловил двоих, на которых, как он считал, можно было рассчитывать: Тома Аллардайса и Джорджа Мерри. Билли схватил их за шкирки и стукнул лбами, чтобы привлечь внимание. Осыпая их ругательствами и страшными угрозами, он отправил обоих вниз, стеречь испанок, вооружив каждого парой пистолетов, рожком с порохом и мешочком пуль. Потом направился к Флинту.

– Выполнено, капитан, – доложил Билли Бонс, коснувшись пальцами шляпы. – Девки в той же конуре, со своей покойницей, и два обалдуя их стерегут, Черный Пес и Джордж Мерри.

– Велика ль на них надежда… – поморщился Флинт, и Билли Бонс ухмыльнулся. Зрелище довольно редкое. Скорее увидишь, как в Портсмуте сходит на берег белый медведь, а пингвин за ним тащит его сундук.

– Я за них спокоен, – сказал Билли Бонс. – Я объяснил, что отрежу им, ежели подведут.

– Ладно, теперь на нижней палубе будет какой-то порядок. Хватит, позабавились, – проворчал Флинт.

– А с этими что? – спросил Сильвер, указывая на столпившихся в кучку на баке испанцев.

– Х-ха! – Флинт ухмыльнулся. – Чик! – он резко дернул большим пальцем у себя под подбородком.

– Нет! – твердо возразил Сильвер. – Высадить на остров, отпустить в шлюпке с парусом и провиантом… Это по-английски. Но не убивать. Мы джентльмены удачи, а не пираты.

– Ох! А есть разница?

– Есть!

– Да ну?

– Есть!

Флинт вздохнул и закусил губу. Он огляделся, почесал макушку попугая, вернувшегося на плечо сразу после завершения кровопролития. В голове у него забрезжило понимание того, что Сильвер искренне верил этой ерунде насчет джентльменов удачи и искренне стремился жить по своим драгоценным Артикулам. Флинт отнюдь не дурак, он сообразил: Сильвер вцепился в свою мечту, чтобы не видеть, в кого он превратился. Джозеф Флинт считал это смешным. Но Сильвер ему нравился больше, чем любой другой встречавшийся на его пути человек. А у Флинта никогда не было друзей.

– Ну, как пожелаешь, – сказал Флинт, наконец, и оглядел судно от бушприта до кормы. – В любом случае корыто слишком велико для продажи. Наши клиенты хотят что-то покомпактнее. Я б его сжег к чертям. Но мы вот что сделаем… – и он прищурился, помолчал, подыскивая слова. – Как джентльмены удачи и веселые ребята, мы обдерем с него все, что можно… – Долговязый Джон молча кивнул. – И отпустим этих придурков вместе с их бабами. – Флинт повернулся к Сильверу, как будто ожидая одобрения. – Что скажешь на это, Долговязый Джон?

– Есть, капитан, – ответил Сильвер с улыбкой облегчения, – верное дело, капитан, так держать.

Команда «Моржа» обобрала «Донью Инес», сняв с нее все, что нравилось и что можно было уместить у себя. Израэль Хендс запасся порохом и позаимствовал прекрасную курсовую девятифунтовую пушку барселонского литья, естественно, со всем ее боеприпасом. «Водяному» приглянулись бочки испанца, лучше сохранявшие воду, чем старые бочки «Моржа», но его ждало разочарование. Люди уже настолько измотались, особенно с пушкой Хендса и ее ядрами, что послали «Водяного» ко всем чертям. «Водяной» пожаловался Флинту, но тот отправил его туда же. Флинт видел, что на сегодня предел уже достигнут. Тем более во имя дела, в которое он сам не верил.

С закатом «Морж» отвалил от «Инес» в просторы Карибики, оставив испанцев сращивать мачты, латать паруса и благодарить Деву Марию за сохраненные им жизни.

Испанцы похоронили своих мертвых, включая бедную девушку, поторопившуюся выбить себе мозг ради спасения чести. На «Морже» в это время царило буйное веселье – пили во здравие, наяривал скрипач, настил палубы скрипел под мельтешившими в плясе босыми пятками и каблуками. Флинт нашел друга и утешал себя, что ради этого можно вытворить и глупость-другую, вроде этих жестов с испанцами. Джон Сильвер тоже нашел друга и верил, что наставил его на путь истинный, на верный курс.

Оба они ошибались, но дружба их не была фальшивкой. Каждый нашел в другом нечто жизненно важное, отсутствующее у него самою. Вместе они становились сильнее, чем взятые по отдельности, а результат дал печально знаменитую карьеру капитана Джозефа Флинта, пирата, а не «джентльмена удачи».

Самое интересное заключалось в том, что мало кто осознавал истинный характер партнерства этих двоих. Мало кто понимал, что капитан Флинт – не один человек. И феноменальный успех сопутствовал Флинту, лишь пока длилось это партнерство.

Глава 17

5 октября 1750 года. Лондон, Ковент-Гарден. Таверна Холланда

– Глянь-ка, Фредди, – сказал Алан МакКей, сахарный магнат – Хрупкий эльф с троллем-страшилой на поводу.

Фредерик Бертон, владелец пивоварен, удостоил вниманием пару, оставившую гремучую булыжную мостовую и входившую в ресторан.

– Чтоб меня зажарили! Это же Гаррик, актер. А что за чучело вздумал он сюда приволочь? Горилла какая-то…

Возглашая, с его точки зрения, очевидное, Бертон ожидал от присутствующих полного с ним согласия, но вместо одобрения получил от одного из друзей толчок тросточкой под ребра.

– Осел ты, Бертон, – проворчал хозяин трости мистер Дэвид Кентербери, банкир. – Это же Джонсон. Лексикограф Джонсон.

– О! – воскликнул Бертон, выхватывая из кармана очки, – О! – повторил он, насаживая очки на нос. – А! – И он схватил свою трость, чтобы присоединиться к приветственному грому тростей, стучавших в пол. Так гости мистера Холланда встречали отнюдь не всякого.

Как и любая большая или таверна, заведение Холланда представляет собой клуб, с членством и правилами. Вытянутый в длину зал разделен на отсеки невысокими перегородками, которые позволяют сидящим в них – в каждом две скамьи и стол – как сохранять некоторую обособленность, так и быть в курсе, кто присутствует в зале и кого только что впустили в дверь. А впускали сюда не каждого. Разные люди предпочитали разные клубы. У Холланда можно было встретить господ коммерсантов, ученый народ, издателей, книготорговцев, художников – если, разумеется, эти последние признаны и в моде, И благородных кровей господа заглядывали к Холланду.

Но если бы сунуться к Холланду вздумалось иностранцу, сектанту или же мелкому торговцу-разносчику, он непременно услышал бы:

– Мест нет, сэр! Нет, миль пардон!

Мест «не было», даже если в зале пустовала половина отсеков. Прочих же, как то: солдат, матросов, ирландцев и собак – отшивали руганью, презрительным взглядом, а то и пинком. Из шлюх Ковент-Гардена к Холланду допускались лишь наиболее почтенные и чистые.

Двое новоприбывших, без сомнения, имели право доступа в этот парадиз. Их приветствовали все, кто здесь присутствовал. Вошедшие сильно отличались один от другого, и приветствия восприняли по-разному. Один из них, Самюэль Джонсон, грузный господин лет сорока с лишком, но выглядевший намного старше, на голове имел старомодный «физический» парик, на манер поверенного в делах. Передвигался он, отдуваясь и пыхтя, раскачиваясь из стороны в сторону, потрясая увесистым задом, необъятным брюхом и несколькими подбородками. Одеждой он похвастать не мог, зато всевозможнейшими дарованиями обладал столь же необъятными, сколь и брюхом. В заведение Холланда мистер Сэмюэль Джонсон ступил впервые.

Второй вошедший, Дэвид Гаррик, наимоднейший актер, молодой, мелкий, в сравнении с Джонсоном просто прыткий кроха; очень, опять же в отличие от Джонсона, аккуратный, одетый в жилет с золотой вышивкой, шелковый сюртук с кружевными манжетами и воротом, также отделанным кружевами. В общем, он был прямой противоположностью Джонсону, если судить по внешности. И парик на нем по моде – с буклями по бокам и косицею сзади, с лентой, завязанной кокетливым бантиком. Знаменитый актер имел весьма приличное состояние, его принимали с распростертыми объятиями везде, в том числе и здесь, в клубе-таверне Холланда, – но не из-за его богатства, а благодаря неоднократно выказанной им остроте ума и языка.

– Гаррик, Гаррик! – гремело со всех сторон. – К нам! Сюда, сюда!

Гаррик улыбался во все стороны, разводил руками и, наконец, все с той же улыбкой на сахарных устах, повернулся к Джонсону. Тот тоже попытался продавить улыбку сквозь жировые складки физиономии и наугад ткнул рукой в направлении МакКея и Бертона.

– Джентльмены, – произнес Гаррик, усаживаясь. – С большим удовольствием пользуюсь случаем представить вам господина, который вскоре подарит миру несравненный словарь нашего возлюбленного языка.

– О, сэр! – почтительно выдохнул Бертон, пожимая пртянутую ладонь с трудом втиснувшегося за стол ученого. Весь Лондон ожидал выхода в свет великого творения Джонсона, над которым он трудился один-одинешенек и который, как известно каждому честному британцу, оставит далеко позади знаменитый словарь французского языка, выпущенный после десятка лет хлопот бесчисленными Docteurs de l’Acаdemie Francaise [48]48
  Docteurs de l’Academic Francaise (фр.) – доктора Французской академии.


[Закрыть](много ли от них проку!).

– Сэр… – прохрипел Джонсон, сминая пальцы бедного Бертона, как использованную салфетку.

– Мистер Джонсон, – продолжал Гаррик, – позвольте представить вам мистера Бертона, знаменитого пивовара, и мистера. МакКея, плантации которого на Ямайке дают половину сахара, потребляемого в Лондоне.

– Сэр! – МакКей улыбнулся в ответ на комплимент.

– Плантатор, сэр? – Джонсон повернул в сторону МакКея глазные яблоки, не шевеля грузной головой. – Сахар – благороднейшая из травок. Изысканная сласть, извлеченная из простейшего растения.

– Как продвигается ваш словарь, мистер Джонсон? – спросил Бертон. – Когда мы его, наконец, сможем взять в руки? – Он глянул на Гаррика. – Сей джентльмен постоянно его цитирует. Бездна остроумия, сэр, мы просто с ног валимся со смеху.

– Остроумия? – Джонсон насупился. – Моя цель учить, а не развлекать.

– Вы скромничаете, сэр, – возразил Бертон. – Скажем, определение дерева мне просто врезалось в память: «крупная трава, достигающая высоты непомерной, сделанная из древесины».

Окружающие дружно захохотали. Снова грохнули в пол трости.

– Хм… – издал какой-то неясный звук Джонсон, шевеля губами и пальцами, обуреваемый смешанными чувствами. Что ж, кому не приятно, когда его так приветствуют, хотя и не вполне заслуженно. – Нет-нет, сэр… Дэвид, это твои импровизации… Ты искажаешь мои простые, ясные строки, шалопай. Ищешь славы за мой счет… Светишь отраженным светом, как луна… А я борюсь, чтобы засиял свет солнечный…

Гаррик рассмеялся.

– Вы совершенно правы, сэр! Каюсь и не отпираюсь, приношу свои искренние извинения!

– Как мистер Гаррик хорошо знает, – продолжил Джонсон, не сердясь, но и не желая оставлять недоразумение невыясненным, – в словаре определение приведено следующим образом: «крупное растение со стволом, из древесины состоящим, достигающее значительной высоты».

– Верно, сэр, – согласился Гаррик. – Но ведь совершенно не смешно.

Мальчиком Гаррик учился у Джонсона, и Джонсон на него никогда не сердился. Вот и сейчас он рассмеялся, и в течение получаса присутствующие у Холланда наслаждались обществом ученейшего мужа Англии. Но вскоре проявилась и другая сторона Джонсона, непримиримого спорщика, бойца, не привыкшего уступать противнику ни пяди земли, ни слова, ни понятия.

– Как, сэр? Что вы имеете в виду? – возмутился Джонсон, когда разговор коснулся Вест-Индии и МакКей принялся клясть на чем свет стоит море и тех, кто им пользуется.

– Я всего-навсего обругал всех моряков, а славный флот короля Георга – дважды, – охотно пояснил МакКей, вообразивший, что Джонсон по рассеянности не расслышал его слов.

Джонсон побагровел. Патриот до мозга костей, он не желал, чтобы в его присутствии оскорбляли служивых Его Величества.

– О-о-о, нет! – застонал Гаррик, приведший Джонсона, чтобы сделать его завсегдатаем клуба Холланда, а вовсе не для скандала. Буря! Сейчас грянет шторм! Гаррик замахал руками МакКею, но тот продолжал, как ни в чем не бывало:

– Видите ли, сэр, все моряки делятся на мерзавцев, которые грабят, и трусов, позволяющих себя обокрасть. И все это – на глазах офицеров королевского флота, которым на происходящее просто наплевать. – МакКея можно было понять. Он переживал личную трагическую потерю. Потерю любимого груза, отобранного у него пиратами. Он раздраженно стукнул кулаком по столу. – Честного коммерсанта грабят как ни в чем ни бывало. Неудивительно, что ни один приличный человек не хочет идти в моряки!

– Ерунда! – рявкнул Джонсон. – Совершенно напротив! Приключения! Романтика бескрайних океанских просторов! Китайские шелка, меха Америки! Нет, сэр, кто на море не бывал, мира не видал.

– Да бросьте вы! Вы не знаете, о чем говорите.

– Я знаю, что есть люди, которые много говорят, но боятся дел!

– Дел?.. А что я могу сделать?

– Сражаться, сэр!

– Как?

– Не мечом, так деньгами. Снарядите боевой корабль!

– Да что вы! Знаете, во что это обойдется? Такой расход! Одних убытков сколько несем…

– Тогда, сэр, черт бы драл вас, а не славных моряков короля Георга, вас – скрягу, шотландца, ирландца, испанца…

Теперь побагровел мистер МакКей, а Гаррик быстро втиснулся между спорщиками и положил ладонь на обширное предплечье Джонсона.

– Сэм, умоляю, ради бога. Мы среди друзей, не нужно шума.

Джонсон обмяк и осел на скамейку, ворча что-то себе под нос.

– Мистер МакКей, – продолжил миссию миротворца Гаррик. – Давайте все забудем. Сэм Джонсон – национальное достояние, не надо его обижать. Кроме того, он мастак палить из пистолетов, А не попадет пулей, так рукоятью сшибет.

Но МакКея так просто не возьмешь. Он махнул рукой, подзывая подавальщика.

– Принеси-ка мне мадридскую газету, милый.

Клиентов Холланда баловали не только английской прессой, но и доставленной из главных европейских столиц. Конечно, пока они прибывали в Лондон, проходил не один день, а то и неделя, но что поделаешь, путь неблизкий.

– Гляньте на это, сэр, – мирно предложил МакКей, разглаживая на столе весьма уже зачитанную, помятую газету.

– На что, сэр? – проворчал Джонсон, все еще хмурясь.

– Вот, здесь… – МакКей подсунул газету Джонсону, и тот поднес ее поближе к своим подслеповатым глазам. – Вот, вот… Перевести, сэр?

– Нет, благодарю, сэр. – Джонсон не слишком разбирался в испанском, но латынь читал бегло, как и ряд других языков, поэтому без усилия понял, о чем сообщалось в заметке. – Что ж, похоже, пират-англичанин захватил испанское судно по названием «Донья Инес де Вильяфранка» и, удалив с него несколько тонн серебра, отпустил с миром

– Вот-вот! – торжествующе закивал головою МакКей. – Гнусный разбойный акт!

– Ничего подобного, сэр! – прогремел Джонсон. – Такого рода деяния возвеличивают Британию и заставляют дрожать наших врагов.

– Верно! – раздалось из соседних отсеков. С Испанией в описываемый момент Британия не воевала, но вскоре, так же точно, как лето следует за весной, вспыхнет новая война и с Испанией, и с Францией – тем более с Францией. Согласно естественному течению событий в мире. Как же без войны!

– Да! – продолжал Джонсон, ободренный поддержкой. – Такие люди, как эти, – он хлопнул дланью по странице, – источник, из которого наша страна черпает силу. Силу, питающую нас морской торговлей и защищающую от вторжения на наш благословенный остров. Эй, малый! – заорал Джонсон подавальщику. – Вина! Мы выпьем во здравие этого славного корсара… как, бишь, его… где тут… а, вот! Флинт! Флинт его зовут! За успех Флинта и славу Англии, джентльмены!;

– За успех Флинта и славу; Англии! – загремело со всех сторон.

Честно говоря, Джонсон спорил не ради убеждения, а ради спора, он о Флинте к следующему утру и думать забыл. Однако присутствовавшие хорошо запомнили слова лондонской знаменитости. На следующий день в половине таверн Лондона, а немного позже и за его пределами пили за здоровье морского волка, героя Британии капитана Флинта, вчерашнего (то есть прошлогоднего) мятежника и преступника, бросившего юного Гастингса на произвол стихии. Много, много нашлось простаков на благословенном острове, не представлявших, насколько им повезло, что они не встретились с этим славным героем Британии.