Текст книги "Одиссея капитана Сильвера"
Автор книги: Джон Дрейк
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
Глава 33
5 сентября 1752 года Борт «Льва», трюм
Билли Бонс сиял от счастья. Да, он чувствовал себя счастливейшим из смертных в этом сыром трюме, хоть и задница его затекла от сидения на балластных булыгах, Счастьем наполняла Бонса причастность к мудрости Флинта, к его чудесной способности предвидеть будущее.
– Итак, Билли, цыпка моя, – обратился к нему Флинт в ходе их последнего свидания, когда пригласил Билли вниз якобы для поисков золотого. – Итак, ты притащил с собой свой старый сундук.
– Точно, капитан. Как приказано. – Билли ухмыльнулся. – Но этим-то, Сильверу и его шавкам, я сказал, что надеюсь остаться на «Морже», потому и сундук волоку, вот как.
– Эти олухи, конечно, тебя обсмеяли. Пусть смеются. А вот для тебя подарочек. Мое собственное изобретение. Схорони его в своем сундуке, даже если придется выбросить Библию, молитвенник и свидетельство о конфирмации.
– Чего? – С юмором у Билли всегда было туговато.
– Не «чего», а «что, сэр». СЭР! Ты когда-нибудь запомнишь это коротюсенькое словечко, мой цыпленочек?
– Чего, сэр! Что, сэр! Да, сэр!
– Ну, ладно. – Флинт открыл ящик и вытащил громоздкую конструкцию из сетей и пробки. – Держи это наготове днем и ночью, мистер Бонс.
– Чего ради, капитан? – спросил Билли, дрожа, поскольку догадывался, для чего эта конструкция служит.
– Точнее – кого ради.
– Чтоб мне не потонуть, Капитан?
– Молодец, мистер Бонс. А вот еще два подарочка. Каждый мал, каждый в тряпице, потому что спрятать их надлежит на твоей драгоценной персоне, в уголках столь священных, что ни одному здравомыслящему олуху не придет в голову идея сунуть туда лапу при обыске.
Билли аж вспотел от натуги, силясь понять, что к чему.
А Флинт едва сдерживал смех.
– Прошу прощения, капитан… Где это?
– В твоих штанах, мистер Бонс. Между твоим членом и яйцами мы прикрепим это с помощью клейкой липучки нашего доктора. Я почему-то сомневаюсь, что кому-нибудь захочется туда лазить.
– О-о!
– О-о, сэр, – подсказал Флинт.
– О-о, сэр!
– Вот-вот. А тряпочку-оберточку ты оценишь, поскольку оба эти предмета снабжены колкими углами. Вот один из них, – Флинт извлек на свет темную стальную полоску длиною с палец.
– Кусок напильника, капитан.
– Отлично, мистер Бонс. Так и есть. А для чего, можешь догадаться?
– Нет, капитан.
– Цель его, мистер Бонс – распилить твои ножные кандалы.
– Ножные ка… Кандалы, капитан?
Билли Бонс достиг предела. Он старался понять. Пытался услужить. Но его хозяину, кажется, доставляло большое удовольствие все время его дразнить.
– Да, мистер Бонс. Ножные кандалы. Которые рано или поздно навесит на тебя наш общий друг мистер Сильвер.
Билли Бонс вздохнул с облегчением. Флинт, кажется, оставил океан фантазии и порулил к прочным берегам фактов.
– Сильвер, конечно, падла, но почему, капитан?
– Все объясню, мистер Бонс, все своим чередом. Потому что он не осмелится тебя укокошить, но и оставить на свободе побоится.
Все предсказания Флинта сбылись. Сильвер донимал Билли Бонса, пытаясь выведать план Флинта, и, наконец, Бонс не выдержал и бросил вызов Долговязому Джону при всей команде. Он не выполнил приказ. Поэтому и сидел тут в ножных кандалах и в компании крыс.
Его обыскали, но именно так, как и предсказал Флинт. Искали оружие или что-то стоящее. Содрали серебряные пряжки со штанов, забрали табачок и складной нож, шляпу и сюртук. Но туда никто не полез. Билли Бонс тряхнул головой в религиозном почтении к гению Флинта, Билли, как и все другие, видел, что во Флинте есть что-то жуткое, но, в отличие от иных прочих, Бонс его за это боготворил.
И вот он пошарил в штанах, схватил покрепче, собрался с духом и рванул, что было силы. Он взвыл от боли, на глазах выступили слезы, пластырь оторвался, прихватив клочки грубых черных волос.
– Ых-х…
Билли Бонс разжал ладонь, поглядел на две упаковочки, еще теплые от прежнего местопребывания. Развернул одну, рассмотрел напильник, попробовал пальцем грубый край и пригнулся к кандалам. Ему велено было начать работу сразу, но оставить кандалы с виду целыми, надпилить так, чтобы без труда сломать в нужный момент. И тогда в дело пойдет второй маленький подарок Флинта.
Глава 34
6 сентября 1752 года. Южная якорном стоянка. Борт «Моржа». Предполуденная вахта (около восьми утра берегового времени)
Мистер Юин Смит, исполняющий обязанности первого помощника на «Морже», отличался столь бросающейся в глаза жеманностью и манерностью, что товарищи по команде поначалу опасались поворачиваться к нему спиной в узких темных закоулках. И юнгам советовали держаться от него подальше.
Но вскоре матросы на его счет успокоились. Опыт показал, что в этом отношении его можно не опасаться, а во всех других… что ж, они и сами не ангелы. Конечно, моряки заметили, что мистер Смит всегда в первых рядах, когда надо'1 что-то поделить, но в последних – хотя глотку драл не хуже других, – когда нужно с саблей и пистолетом прыгать на палубу чужого парусника.
Наконец, наглядевшись на его манерность и напыщенность, немалую ученость и седины – он оказался старше всех в команде – и подозревая, что Юин тайком молится по ночам, моряки присобачили ему кличку: «пастор». Смит этого прозвища терпеть не мог, тем быстрее усвоили его остальные.
К сожалению, эта кличка оказалась теперь под запретом, ибо, возвысив мистера Смита в его нынешний ранг, Флинт недвусмысленно дал понять, что каждый, называющий первого помощника «пастором», навлечет на себя немилость капитана. Те, кто, видимо, не расслышал Флинта, сыграли партию-другую во «Флинтики» и щеголяли теперь перевязанными руками да лечили синяки у мистера Коудрея. Остальные научились на их примере и употребляли запретное слово, лишь когда капитана не было рядом.
А что поделаешь, эта кличка сама на язык просится. Ведь «пастор» и впрямь когда-то был… ну, неважно, кем именно – пока аппетит до юного женского тела не увел его на кривую дорожку. И теперь стоял он в большой черной шляпе и длинном синем сюртуке у румпеля пиратской посудины, наводя подзорную трубу на берег и пытаясь понять, что там еще задумал Флинт. Рядом с «пас…», то есть с мистером Смитом, остановился доктор Коудрей, тоже при подзорной трубе – и он заинтересовался, что там, на берегу. Туда же уставились с бака и шканцев и многие другие члены экипажа, хотя иные и без всяких подзорных труб. Они изучали пляж и обменивались результатами наблюдений.
Тут до них донесся еле слышный вопль: «Эй, на палубе!» А затем все разглядели, как Флинт и моряки, отправившиеся на остров вместе с ним, волокли по песку чье-то тело.
– Что скажете, мистер Смит? – спросил Коудрей. Смит покосился на хирурга и позавидовал его легкой соломенной шляпе и просторным хлопчатобумажным штанам. Как раз по погоде наряд у доктора, хорошо ему! А Смит прел в тяжком сукне да толстом фетре.
– А вы, сэр?
– Затрудняюсь, сэр.
– Пальбу все слышали, – пожал плечами Коудрей. – Полагаете, в команде захоронения возникли какие-нибудь… э-э… трения?
– Кхе-кхе… – произнес мистер Смит, про себя же подумал совсем другое. «Гм-м-м», – подумал он про себя. Мистер Смит знал намного больше, чем можно рассказать Коудрею. «Гм-м-м», – повторил он свою глубокую мысль и принялся рассуждать о том, что ему предложил Флинт. Вот только суждено ли ему до этого дожить? Так и не додумавшись до чего-то определенного, мистер Смит заметил какое-то беспокойство на палубе и увидел, что наверх поднялась Селена. Мысли Юина тут же направились на это весьма аппетитное создание в длинной рубахе и свободных штанах. Смит заметил, что у черной девицы хватило ума напялить намного больше одежонок, чем раньше. Теперь тело прикрыто полностью. Да только чем замаскируешь молодость и гибкость… А одежда… Что ж… Лишнее развлечение – обертки с конфетки сдирать. А там… Дух захватило у Смита при мыслях, что у Селены «там», под одежками. Мистер Смит был похотлив.
Селена избегала встречаться с ним взглядом. Она подошла к Коудрею.
– Мисс Селена! Доброе утро, дорогая, – приветствовал ее доктор.
– Доброе утро, мистер Коудрей, – улыбнулась Селена.
«Гм-м-м», – подумал Смит, Селене нравился хирург. Смиту это было неприятно.
Он снова окинул девицу взглядом, и память подсунула ему картины счастливых чеширских денечков. Неплохо ему жилось, церквушка у него была ничего себе, да и паства обширная и зажиточная. Сыновей и; дочерей прихожан он готовил к конфирмации. Конфирмацию проводил его светлость епископ чеширский, кузен, друг и благодетель мистера Смита.
Ах, какое было времечко! Мальчиков он чохом запихивал в класс, оттарабанивал им что-нибудь быстрым аллюром и прогонял. На кой они ему черт! Но девочки… Ах, девочки… Их он готовил по специальной программе у себя дома.
Мистер Смит погрузился в воспоминания о гладкой коже, шейках, плечиках и иных выпуклостях и впадинках. Юин вздохнул, вспоминая, как он их щекотал, как они смеялись, как приходили каждый день, напутствуемые мамашами: «Веди себя хорошо/ слушайся пастора!» Они и слушались. Смит приручал их постепенно, шаг за шагом. Ушки щекотал, грудки, лодыжки… потом бедра… И наконец, сидя в своем любимом кресле со спущенными штанами, «по-отечески» принимал девочек на ручки. А они прыгали, разинув рты и задыхаясь:
– О-о, о-о, о-о, о-о…
Но не все коту масленица. Слишком много животов вздулось в результате столь своеобразной подготовки к конфирмации, слишком много девиц в слезах рассказывали родителям одну и ту же историю. Возмущенным опровержениям Смита перестали верить. С помощью епископа-благодетеля и Святой церкви, не любившей скандалов, он сменил приход… И еще не раз сменил, потому что во втором и в третьем повторилось то же самое. И еще бы повторилось, да послал ему черт этого здоровенного Вервика, у которого была одна дочка-пышечка и шесть здоровенных сыновей, да еще куча друзей-мужланов. И пришлось преподобному Смиту, выражаясь на культурном наречии, рвать когти, то есть покинуть дом через черный ход, когда в переднюю дверь уже ворвались эти дружки… Да еще и угостили его дробью в филейные части пониже спины… До сих пор зудит под кожей, сидеть крайне неудобно, отсюда и жеманность в движениях, предмет грубых шуток здешних товарищей по команде.
– Мистер помощник! – слегка поклонилась Селена Смиту. Он не сразу осознал, что к нему обращаются. На этот раз она говорила с ним, и сначала ему это понравилось.
– Гляньте, – сказала она тихо и кивнула в сторону команды. Пираты вдруг потеряли интерес к происходящему на берегу, собрались в затененной части палубы, расселись на пушках, на ящиках, на палубе, жевали табак, оживленно болтали, скалили зубы – и все смотрели на нее.
– Вам надо с ними поговорить, – сказала она. Смит посмотрел на матросов и облизнул губы, показав мокрый красный язык. Отвратительная привычка.
– Эти добрые ребята свое дело знают, – елейно произнес Смит.
– Скажите им. Всем, даже юнгам. Скажите, что Флинт рядом, на берегу, и он скоро вернется.
– Его пять дней уж как нету, мисс, – ухмыльнулся один из пиратов, сидевший достаточно близко, чтобы ее услышать. Он повернулся к товарищам. – А ночыо-то вряд ли просто так стреляли, ребята? Может, капитан больше и не вернется, а?
Все дружно заржали. Нет, они не желали Флинту смерти; Ни в коем случае. Но не прочь были бы остаться на некоторое время без капитанского надзора, чтобы сделать то, о чем уже давно мечтали. Они чуть ли не разом поднялись и, не спуская глаз с Селены, медленно двинулись к штурвалу.
– Пасссстор, – просипел один.
– Па-а-а-а-астор, – пропел второй.
– Пасторррррр! – прорычал третий.
Коудрей схватил Селену за руку.
– Уходите вниз. Немедленно. И не появляйтесь, пока не вернется капитан.
Она нахмурилась.
– Там жарко. Смолой воняет.
– Боже милостивый! Вниз! Живо!
Коудрей потянул ее к люку. Селена покосилась в сторону толпы, и ей расхотелось упрямиться. Хирург стащил ее в люк и отвел к кормовой каюте.
– Зайдите и запритесь. – Он прислушался к шумам на палубе. Там спорили и ругались. Коудрей вздохнул. – Прелестно! Лучше не бывает! Дайте-ка мне эту штуковину, – он показал на мушкетон с толстым бронзовым стволом, закрепленный в стойке среди остального оружия Флинта. Она протянула ему мушкетон, но не сразу отдала. Сначала заглянула ему в глаза.
– Доктор…
– Что?
– Спасибо.
Коудрей вздохнул.
– Делаю, что могу, сударыня.
– А где ваши умные слова? Латынь…
– Мадам, не гремя для латыни.
– Скажите что-нибудь… На счастье.
– Ох, Бог ты мой… Ну… Forsan et hue с mcminisse hivabit.
– Что это вы сказали?
– Вергилий. «Настанет время, когда эту ситуацию приятно будет вспомнить».
– Да, – сказала она и поцеловала его в щеку.
Это действие вызывало в груди мистера Коудрея разного рода эмоции; и не только в груди, но и в чреслах. Ведь хирург тоже человек, к тому же мужчина. Однако поскольку он определил себе роль отца-опекуна и храброго защитника, то решил не выходить из роли. Ремесло хирурга требует решительности и категоричности.
– Гм… Бедняжка… – Он похлопал ее по руке повыше локтя. – Я постою тут, пока все не уляжется, – он мотнул головой вверх, откуда доносился шум, – потом принесу вам поесть-попить, чтобы можно было пересидеть, не вылезая. А там, глядишь, и Флинт вернется. Он все быстро приведет в норму. А пока запритесь и сидите смирно.
– А где ключ?
– Бог мой, откуда мне знать? Ищите, ищите.
Он захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Поглядел на свое оружие, гадая, заряжено ли. Потом подумал, на что он годен. Боец из него никудышный, слушать его тоже никто не станет. Если они разъярятся, ему и секунды не продержаться. Ну, может он на них заорать, храбрость выказать… мушкетоном пригрозить. Вдруг испугаются, а может быть, и нет. А не испугаются, так… и его жизнь ее не спасет. И запертая дверь им не помеха. И тогда только Бог в состоянии помочь этой бедной негритянке.
Сейчас все фактически зависело от «пастора» Смита, существа, по мнению мистера Коудрея, неопрятного и развратного, а для команды в высшей степени неавторитетного. Коудрей не мог понять, с чего это Флинту вздумалось доверять этакой жабе столь ответственный пост. Лучше бы своему попугаю поручил, больше б толку было.
Глава 35
6 сентября 1752 года. Остров. Вечер
– Вот она! – сказал Флинт и опустился на колени, чтобы подобрать рубаху, которая шевелилась сама собою. Рубаха оказалась скатанной в рулон, рукава связаны узлом. Флинт поднял этот рулон, продолжающий дергаться. Что-то живое находилось там, внутри.
– Наш ужин! – усмехнулся Флинт и отложил рубаху в тень.
Иен Фрезер непонимающе заморгал. Он, конечно, заметил, что Флинт без рубахи. Под сюртуком у него сверкала голая грудь с того самого момента, как он отправился определять место для измерения пеленга. Команда захоронения возилась с маркером. Вернулся Флинт без рубахи. Фрезер сразу заметил, но промолчал. Другие тоже, ясное дело, не слепые. Но и они ничего не сказали… С Флинтом лучше не высовываться. Не то бед не оберешься.
– Вот мы и пришли… Пердун, – сказал Флинт. – Подъем на Подзорную Трубу до половины. Это местечко я отметил во время разведки. – Флинт указал на солидного размера скалу, с дом величиной. Погруженная в землю скала торчала на фут плоской макушкой размером примерно десять на двадцать футов. – Отлично подойдет, Пердун.
– Так точно, капитан, – отозвался Йен Фрезер, настолько привыкший к своей гнусной кличке, что с готовностью на нее откликался. Во всяком случае, автоматически употреблявшие ее товарищи Йена давно уже толком не осознавали ее обидного смысла. Однако Флинт, как казалось Фрезеру, словно смаковал это словцо, как будто наслаждался им.
– Нравится тебе это место, Пердунчик? А вид-то какой отсюда!
Фрезер огляделся. Воздух чист и ясен. Затхлые болота Южной бухты и прилегающие к ним тропические джунгли в четырех милях отсюда и на тысячу футов; ниже. Здесь открытая местность, куда более приятная: привыкшему к свободному круговому обзору мореходу. Цветущий ракитник, рощицы мускатного ореха и несколько оттеняющих все это могучих сосен.
Флинт с наслаждением вдохнул чистый свежий воздух, потянулся, пощекотал маковку попугая и улыбнулся Пердуну Фрезеру – единственному из всей группы, требующему особого внимания. Йен пристально смотрел на Флинта, но, встретившись с ним взглядом, опустил глаза. Да, Фрезер умнее их вместе взятых, давно бы уж в унтеры вышел, кабы не его неудержимая страсть к рому… да легендарная вонючесть, определившая прозвище.
– Хватить сачковать, Пердунище! Наши ребята там, внизу, пашут, как невольники на плантации, а мы тут с тобой прохлаждаемся.
– Есть, капитан! – Фрезер прищурился, пытаясь разглядеть группу из четырех человек, установивших в отдалении рею в качестве маркера. Развязав мешок, Фрезер извлек из него и разложил на скале компас, блокнот и остальное содержимое. Самым большим из выложенных предметов оказался компас в прочном деревянном корпусе, обычно используемый в баркасе «Моржа» и почти не уступающий размером главному судовому компасу, установленному в нактоузе.
– Так вот, Пердунок, – изрек Флинт, постучав ногтем по компасу. – Другие на нашем месте принялись бы складывать пирамиды из камушков, метки на деревьях вырезать, надеясь найти их в том же виде, когда вернутся. Мы не такие. Мы используем неподвижное и непотопляемое. – Флинт топнул по могучей скале и опустился на колени, снимая пеленг на то место, в котором они зарыли золотые монеты.
Но тут Флинт нахмурился. Он отложил карандаш и блокнот с записями. Вскочил. Сдвинул шляпу на затылок. Поскреб лоб, глядя на место захоронения золота, такое далекое, но ясно обозреваемое с их скалы. Потом поднес руку к глазам и вперил свой орлиный взор в Южную бухту, где замерли на якорях «Морж» и «Лев». Положим, много-то отсюда не высмотришь, и Флинт тяжко вздохнул.
Краешком глаза он заметил, что Фрезер уловил перемену настроения начальства и насторожился. Неплохо, неплохо. Пусть понаблюдает, понапрягает мозги. Флинт закусил губу и принялся нервно вышагивать по скале. Остановился, открыл рот, как будто собираясь что-то сказать Фрезеру, Мотнул головой, снова зашагал. Опять остановился, покосился на группу захоронения.
– Нет-нет, – пробормотал Флинт, – Только не они. Генри, Джеймс и Франки… Нет. И не крошка Роб.
– Э-э… – силился что-нибудь сообразить Фрезер. Лондонский театр «Друри-Лэйн» потерял в лице Флинта выдающееся дарование. Вот и сейчас он произвел впечатление на публику.
Лицедейство продолжалось. Флинт подскочил как ужаленный.
– Фрезер, друг… Прости, парнище. Я просто…
– Что, капитан? – спросил обеспокоенный Фрезер. Да и как не взволноваться – физиономия капитана посерела, а в глазах жемчужинами сверкали настоящие крупные слезы.
– Йен, не хотел я тебя волновать. Думал, дождусь, пока вернемся на судно, к товарищам. – Он снова нахмурился. – То есть к тем из них, кому можно доверять.
– Доверять, капитан? Кому?
– Заговор, Йен! – трагическим полушепотом возвестил Флинт.
– Заговор?
– Да, да! Ты же не полагаешь, что бедняга Питер Эванс помер за здорово живешь…
Фрезер не сразу сообразил, что он в данный момент полагает, но послушно выдавил:
– Нет… Нет, капитан.
Собственно говоря, о смерти Эванса он как раз задумывался. И о подозрительных ночных звуках размышлял. И даже пришел к кое-каким заключениям.
– Я всегда видел, что ты парень сообразительный, Йен, поэтому и решил тебе довериться. Я сколачиваю новую команду, которой смогу доверять. Пусть эта команда будет даже намного меньше прежней.
– Ну? – Фрезер мгновенно сообразил, что даже такую большую сумму, как восемьсот тысяч фунтов, лучше делить на меньшее число долей. Эта практическая мысль вымела из его сознания всякие подозрения относительно благородных намерений капитана. Никаких сомнений не осталось в голове Фрезера.
– Да, Йен – Флинт вытащил из кармана бутылку, а из бутылки пробку. Глотнул Крякнул. Ноздри Фрезера зашевелились, губы пересохли. День казался все прекраснее.
– Держи, друг! – Флинт протянул ему бутылку. – Присядь со мной на эту добрую скалу, освежись благородным напитком, а я тебе все расскажу.
И вот капитан Джо Флинт и Йен Фрезер по прозванию Пердун уселись на просторный камушек, провели полчаса за бутылкой, содержимое которой перекочевало в глотку Фрезера, и Флинт разъяснил другу Йену свои заботы, раскрыл коварные происки предателей. Суть монолога Флинта сводилась к следующему: все на борту «Льва» и большинство на «Морже» – подлые твари, готовые всадить кортик в спину капитану и отобрать себе все паи честных мореходов, джентльменов удачи, береговых братьев. За эти подлые намерения их самих следует лишить паев… И поделить добычу не на сто сорок семь частей, а на двадцать пять.
Сияющий Йен Фрезер по прозвищу Пердун поднялся на нетвердые ноги и отошел к кустам облегчить мочевой пузырь. Голова и все тело приятно гудели, ром резво бежал по жилам
– Господь б-благословит тебя, капитан… И покарает остальных-х… – заплетающимся языком произнес Фрезер под звонкое журчание янтарной струи.
– Спасибо, друг, – прочувствованно отозвался Флинт и махнул рукой в сторонку. – Раз уж ты поднялся, принеси-ка мою рубаху, мы зажарим этого кролика да поужинаем свежим мясом, Свежатинка, друг!
– Д-да, д-друг! – с необычайной смелостью вдруг сорвалось с языка Фрезера. Он застегнул штаны и поковылял в указанном Флинтом направлении.
– Кролик? Странный какой-то кролик.
– А ты открой да глянь. Здесь кролики не такие, как у нас в Англии.
Пьяный Фрезер никак не мог сладить с завязанными рукавами. Он подхватил кролика и понес к Флинту. Уронил, засмеялся. Флинта это тоже рассмешило. Рубаха дергалась, издавала странные звуки.
– Ч-ч-чего это? – удивился Фрезер. Попугай Флинта отлетел в сторонку. Он видел, что хозяин затевает любимую игру, и не хотел в ней участвовать. Флинт даже не заметил его реакции. Фрезер тем более.
– Кролик, милый, кролик. Плюнь на узлы, возьми нож да и взрежь рубаху.
– Как, капитан! Рубаха ведь…
– Плюнь на рубаху. У нас скоро пол-Англии будет, что нам рубаха!
– И то верно! – Фрезер подивился собственной глупости, вытащил из-за пояса здоровенный нож, отличный нож, отточенный, с острым кончиком. Но хозяин ножа оказался в таком подпитии, что не смог даже рубаху вспороть толком.
Хлопая глазами, Фрезер уставился в кривую дыру.
– Во… кроль-то… странный какой-то…
– Сунь руку в дыру, вытащи его, – посоветовал Флинт.
– Д-дак, точно, – сказал Фрезер, засунул руку в рубаху и почти сразу же закричал:
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!;
– Черт дери меня заживо! – отозвался Флинт. – Знаешь, Пердун, а ведь это и впрямь, пожалуй, не кролик.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
– Я, кажется, даже могу предположить, кто там, в рубахе.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!:
– Это, пожалуй, змея.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
– Гремучая.
Но Йен Фрезер Флинта не слушал. Он беспорядочно носился туда-сюда, в соответствии с прозвищем производя задним проходом всевозможные созвучия, а на правой руке его повисла, крепко сжав челюсти, змея пяти с половиной футов. Она издавала хвостом характерный звук, по которому, аналогично Фрезеру, и получила свое прозвище.
– Может, ты бы голову ей отхватил ножом, – предложил Флинт, когда Фрезер пробежал мимо него в южном направлении.
Флинт даже подхватил нож и протянул его Фрезеру рукоятью вперед, чтобы тот сумел схватить оружие, пробегая обратно. Фрезер послушно вцепился в нож, но ловкости не хватало, левой рукой он владел не слишком умело. Зато разозлил он змею порезами и уколами до белого каления. Ядовитые зубы ушли в руку Фрезера до предела.
Наконец, Фрезер выдохся и, всхлипывая, рухнул на камень. Змея по-прежнему висела на его руке.
– Помоги! – взмолился он. – Помоги, капитан!
– Даже и не знаю, чем тебе помочь, друг. Змея, как мне кажется, сама отвалится, когда ей надоест.
Змея, в конце концов, так и поступила. Но к тому времени Фрезер уже хрипел, лежа на спине с закрытыми глазами; рука его посинела и вспухла.
Змея хотела было убраться восвояси, но Флинт присел над нею и принялся забавляться. Он подсовывал ей одну руку, а когда она пыталась его цапнуть, молниеносно хватал другой рукой сзади чуть пониже головы. Змея – быстрое животное, но Джо Флинт еще быстрее, К тому же змея не была сумасшедшей, она не смеялась..
Попугай тоже не хохотал. Он наблюдал за Флинтом, который, насладившись, бросил змею на скалу и расплющил ее дурную голову сапогом.
После этого Флинт решил позаботиться и о Фрезере. Он подобрал нож Пердуна… Попугай квакнул, закачался на ветке и, наконец, издал глубокий протяжный стон, столь же жалкий и печальный, сколь и стон любого человеческого существа.