Текст книги "Третья пуля. Охота на Цирульника"

Автор книги: Джон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Великий Цезарь! – воскликнул Уоррен; глаза его от удивления вылезли из орбит. – А скажите… не называли ли в связи с этим делом каких-либо имен?

– Моя инфор-рматорша не делала из этого секр-рета, – философски ответствовал доктор Кайл. – Она сказала, что р-распутный негодяй и соблазнитель – либо капитан Уистлер, либо лор-рд Стэртон.

– И эта женщина уже успела разнести слух по всему кораблю? – поинтересовался Морган.

– Если еще не успела, то непр-ременно р-разнесет, – кивнул доктор Кайл. – Непр-ременно.

Пока Морган и Уоррен уничтожали завтрак, доктор Кайл продолжал благожелательно говорить. Интересно, подумал Морган, какова будет окончательная версия произошедшего ночью на «Королеве Виктории»? Очевидно, доктор Кайл никаких изумрудов не нашел. Значит, остаются лишь каменнолицый мистер Перригор и его жена в монокле. Так… Рядом с его тарелкой лежала миниатюрная корабельная газета. Глотая кофе, он небрежно просмотрел местные новости и перешел к большой статье на последней странице – очевидно, критическому обзору или эссе. И вдруг остановился, принялся перечитывать ее снова. Статья была озаглавлена «Ренессанс театра» и снабжена подзаголовком: «Лесли Перригор, перепечатано с разрешения автора из „Санди таймс“ от 25 октября 1932 года».

«…Пронзительные звуки божественных арф (так плавно начинался этот неудержимый поток слов), по огульному утверждению одного старого критика, так тонки, неуловимы и ускользают от понимания, что заставляют вспомнить Бернхардта. Возможно, вы скажете: „Неужели старина Перригор тронулся рассудком?“ Однако как еще я могу отозваться о спектакле в театре марионеток Жюля Фортинбраса, ради которого и предпринял путешествие в Сохо? Как однажды Бальзак сказал Виктору Гюго: „Je suis étonné, sale chameau, je suis bouleversé“[2]2
  Я удивлен, мерзкий верблюд, я потрясен (фр.).


[Закрыть]. (Хотя Мольер, должно быть, выразился бы изящнее.) В двух словах, дабы скорее развеять сомнения бедной британской публики, я могу назвать спектакль потрясающим, но, по-моему, слова и оценки тут излишни… Стоит отправиться в Сохо лишь ради великолепных тонких, образных монологов, произносимых от лица Карла Великого и Роланда! Невольно на ум приходит пятый акт корнелевской „Бороды“… Помните? Помните? Монолог, произносимый Аморетт Перно, начинается со слов: „Mon âme est un fromage qui souffle dans les forêts mystérieuses de la nuit…“[3]3
  Душа моя блуждает в загадочных тенетах ночи… (фр.).


[Закрыть] Упоминать ли мне о тонком юморе? Отдельные реплики персонажей маленького театрика марионеток в Сохо приближаются к таким перлам самого Мольера, как, скажем, „Pour moi, j’aime bien les saucissons, parce qu’ils ne parlent pas français…“»[4]4
  Что до меня, то я обожаю сосиски, потому что они не говорят по-французски… (фр.).


[Закрыть].

– Что все это значит? – осведомился Уоррен, также читающий статью. При этом он испускал странные свистящие звуки, скорее напоминавшие завывания души Аморетт Перно. – Читали словесный понос на последней странице? Это и есть наш Перригор?

– Боюсь, – заметил Морган, – вы не слишком высокого мнения о его образованности. Если уж начали цитировать самого Мольера… Помните, что говорила Химена Тартюфу? «Чушь»! И все же вам придется зауважать культуру, старина. Перечтите статью еще раз очень внимательно. Если встретите непонятное слово, спросите меня. Потому что… – Он осекся, так как доктор Кайл уже доел последнюю порцию яичницы с беконом и стал подниматься из-за стола.

На прощание доктор Кайл пожелал им доброго утра и отплыл, присовокупив, что не прочь сыграть на палубе в теннис. В общем, он был так доволен собой, что Морган заметил: подозрения Уоррена насчет Кайла ожили вновь и стали еще мрачнее.

– Верьте ему больше! – зловеще прошипел Уоррен, опасно размахивая вилкой. – Он только так говорит, будто не нашел никаких изумрудов, когда проснулся сегодня утром…

– Да оставьте вы в покое доктора Кайла! – воскликнул Морган, доведенный до белого каления. – Он абсолютно ни при чем, изумруды явно попали в другую каюту, вот и все. Послушайте лучше меня…

Однако тут ему стало не по себе. Доктор Кайл изумруда не нашел. Прекрасно. А что, если его не нашли и Перригоры? Предположение нелепое, абсурдное, и все же… Если допустить, что доктор и Перригоры не лукавят, то куда мог подеваться изумруд? Не заметить его они не могли, да он и сам слышал, как стальная коробка упала на пол. Если, опять же, никто не лукавит… Возможно, Пегги перепутала каюты? Но в этом он сомневался. Чопорное личико девушки светилось проницательностью и уверенностью. Ладно… А если все произошло не так? Значит, они имеют дело с очередной проделкой Слепого Цирюльника. Скорее всего, во время странных событий на палубе он был неподалеку, совсем рядом. И увидел, что произошло. А позже, ночью, ему не составило труда забрать изумруд…

В раздражении Морган приказал себе не уподобляться Уоррену. Тем временем молодой дипломат, видя, что его собеседник молчит, продолжал страстно что-то говорить, и чем дальше, тем больше убеждал самого себя, так что образ доктора Кайла понемногу окрашивался во все более черные и мрачные тона. Морган отмахивался: «Чушь!» – и снова убеждал себя, что сомневаться нет причин. Изумруд нашли Перригоры, только и всего. Однако его грызла досада. Надо было раньше подумать о присутствии некоей третьей силы, а именно Слепого Цирюльника. Если в конце концов окажется, что супруги-эстеты изумруда не нашли…

– Вот что нам необходимо сделать, – заявил он, прервав пылкие излияния друга на полуслове. – Нам нужно каким-то образом задать Кайлу несколько вопросов – тактично выяснить, чутко ли он спит и запирается ли на ночь…

– Вот теперь вы выказываете некоторый здравый смысл, – одобрил Уоррен. – Уличим его во лжи, да? Кстати, я не утверждаю, что именно он окажется нашим… мм… цирюльником. Ему чудом, можно сказать дуриком, достался изумруд стоимостью в пятьдесят тысяч, и он считает себя самым умным… А вы заметили, как он оживился? Даже передал дикую сплетню. Он ведь знает наверняка – дело настолько запуталось, что никто не сможет обвинить…

– Прочтите эту статью в газете, – приказал Морган, безжалостно хлопая по газете рукой. – Нам придется познакомиться с Перригорами, даже если они окажутся ложным следом; а вам необходимо умно рассуждать о нюансах! Где вы вообще учились? Вы ведь, кажется, находитесь на дипломатической или консульской службе? Разве вам не нужно было учить французский язык? – Он надеялся, что его саркастическое замечание уязвит Уоррена.

Так оно и вышло. Молодой дипломат обиделся.

– Разумеется, я знаю французский, – с холодным достоинством парировал он. – Слушайте. Мне пришлось сдавать самый суровый экзамен, какой они только сумели выдумать, и я вам докажу. Да-да; спорим, вы сами такой экзамен нипочем не сдадите. Только я делал упор на коммерческую лексику. Спросите меня что-нибудь на деловом французском. Давайте-давайте, спросите, как будет по-французски: «Дорогой сэр, в ответ на ваше письмо от восемнадцатого текущего месяца прилагаю вексель и счет в размере шестнадцати долларов (фунтов, франков, марок, лир, рублей, копеек или крон) и сорока пяти центов (шиллингов, сантимов, пфеннигов)…»

– Так какие же тогда у вас могут быть трудности?

– Говорю вам, это совершенно разные вещи. Кроме делового французского, я помню несколько фраз, выученных в начальной школе. Знаю, как попросить в магазине шляпу, которая мне подходит, знаю, как узнать дорогу, если у меня возникнет страстное желание выйти на улицу и отправиться в Ботанический сад. Однако у меня никогда не возникало ни малейшего желания посетить Ботанический сад; и поверьте мне, если в Париже я попаду в шляпную лавку, ни один пучеглазый лягушатник не сможет всучить мне блин, налезающий на глаза… Кроме того, моему разговорному стилю изрядно мешает отсутствие сестры-пастушки.

– Вот это да! – воскликнул Морган, не слушавший его. – Начинается. Молодчина! Она обо всем позаботилась…

По широкой полированной лестнице в ресторан спускались высокие, величественные мистер и миссис Лесли Перригор. Оба ухоженные и холеные, они шли в ногу. А между ними, о чем-то серьезно рассуждая, шагала Пегги Гленн.

Пегги была лишь на чуточку выше плеча миссис Перригор. Очевидно, для придания себе более интеллектуального вида, она надела очки в черепаховой оправе и обильно наложила на лицо косметику. На ней было пестрое шелковое платье – кажется, подумал Морган, такой стиль называется «батик». Пегги оживленно беседовала с миссис Перригор. Морган ждал, что, спустившись, Пегги распрощается с новыми знакомыми и направится к их столику. Однако ничего подобного не произошло. Она почти незаметно подмигнула Моргану, впрочем, он не был уверен, что действительно подмигнула. Затем вместе с Перригорами направилась к их столику.

Уоррен удивленно пробормотал что-то себе под нос. Но тут друзья заметили кое-кого еще. Почти следом за Перригорами и Пегги по лестнице, шаркая ногами, спускался капитан Валвик. Его рыжие волосы были гладко зачесаны, а веснушчатое лицо наморщилось, так как он напряженно слушал своего собеседника. Собеседником же старого шкипера был не кто иной, как мистер Чарльз Вудкок. Мистер Вудкок, который непринужденно представлялся как Тараканья Смерть, выглядел возбужденным. Его тщедушная фигурка словно подпрыгивала и извивалась. Однако, совершая все эти телодвижения, он не сводил взгляда с лица собеседника, одновременно оглушая его неудержимым потоком слов. Вдобавок у него была скверная привычка доверительно понижать голос.

– Что задумал Валвик? – полюбопытствовал Уоррен. – Кажется, все союзники от нас откололись. А вы заметили, ведь раньше наш скандинав всегда избегал Вудкока? Потому что оба они – известные болтуны. Оказавшись вместе, они становятся похожими на парочку лесных пожаров! Ну а теперь смотрите, наш шкипер кроток, как ягненок. Интересно, что у него на уме?

Морган не знал, но предположил, что мистер Вудкок рассказывает Валвику свою версию событий прошлой ночи. Если уж такой консервативный пресвитерианин, как доктор Оливер Харрисон Кайл, решил, что ночью на «Королеве Виктории» произошло изнасилование, страшно даже подумать, какие события предстанут перед гибким и изменчивым воображением Тараканьей Смерти. Ресторан стремительно заполнялся пассажирами, полнился радостным гулом и криками людей, обретших свободу, но зычный голос Вудкока перекрывал все шумы.

– Ладно, старичок, – заявил он напоследок. – Не забудьте передать мою просьбу вашим дружкам! – И, дружески хлопнув капитана Валвика по спине, зашагал к своему столику.

Валвик с озадаченным выражением на лице неуклюже двинулся к ним. Радостно поздоровавшись с друзьями, он положил руки на спинку стула и выдавил из себя одно лишь слово:

– Русалка!

Морган зажмурился.

– Не надо, – сказал он. – Ради Христа, перестаньте! Хватит. Если кто-нибудь скажет, будто капитан Уистлер прошлой ночью гонялся по палубе за русалкой, я за себя не ручаюсь. Не говорите этого! Я больше не вынесу!

– А? – спросил Валвик, уставившись на него. – Шшто такое? Никокта не слыхал ничефо потопнофо, хотя отнашты отин матрос уферял, шшто фител русалку. Это исопретение мистера Футкока – кофорю фам, но мне пришлось слушать, потому шшто он мноко снает о нашем шулике… – Он сел и продолжил: – Слушайте! У меня целая куча нофостей. Я расскашу фам все, но сначала самое фашное. Капитан Уистлер хочет, шштопы мы все пришли к нему в каюту после завтрака, и – хм!.. – он шшитает, шшто снает, кто преступник.

Глава 10
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

После того как капитан заказал овсянку и официант удалился, Уоррен, который пребывал в довольно нервном состоянии, решительно поставил кофейную чашку на блюдце.

– Уистлер знает, кто преступник? Скажите, он ничего не заподозрил? Я имею в виду – насчет нас.

Валвик захихикал и отрицательно помахал рукой.

– О-о-о, нет! Фофсе нет. Это не то. Не снаю, шшто там такое, но он послал ко мне в каюту Спаркса и перетал, шштопы мы фсе пришли к нему после завтрака. Спаркс кофорит, капитан получил ратиокрамму, но он мне не скашет, шшто ф ней, пока мы не притем к Старому Пирату.

– Интересно, – заметил Морган.

– Я скасал Спарксу – кстати, он ратист; витите ли, все ратист имеют фамилия Спаркс, – так вот, я скасал: «Спаркс, ты вчера тнем пыл на фахте, та?» И он ответил: «Та». И токта я спросил: «Спаркс, помнишь, вчера старик получил ту перфую ратиокрамма о шулике и устроил скантал? Пыли ли в то фремя ф рубке трукие люти?» Кокта он ответил, шшто пыли, я описал ему та тефушка, которую мы нашли с раной на колофе, и спросил: «Спаркс, а она там пыла?» Все Спарксы польшие охотники са юбками, поэтому я снал: если она там пыла, он ее запомнил. Ешше, если она получала или отправляла ратиокрамму, сначит, он толшен снать ее имя.

– Класс! – воскликнул Уоррен. – Здорово! Так кто она такая?

– Ах, тут и трутность. Он помнить ее, но не снать. Там пыло несколько шелофек, и ишшо кусен Спаркса – он путешествует пассаширом. Тефушка вошла, уфитала, шшто мноко нароту стоит ф очередь, но, видимо, она не сахотела штать, поэтому пофернулась и фышла. Он скасал, у нее ф руках пыло полно пумаг. Не фашно! Мы фыясним, кокта уснаем, кофо нет. А теперь фот шшто я хотел расскасать фам осопенно…

Принесли овсянку. Капитан Валвик наложил себе полную креманку, согнул широкие плечи, расправил локти на манер крыльев и, не переставая черпать кашу, заговорил:

– Фот, мы начали раскофор, и я укостил ефо клоточком «Старый Роб Рой», и он скасал: «Сторофо! Капитан, фот если пы мой кусен Алик фыпил клоточек фашефо фиски вчера ночью!» Потом расскасал мне, шшто у ефо кусена Алика ошшень ныл суп и токтор тал ему шшто-то от супной поли, но лекарстфо не помокло. И я скасал: «Вот так так! Ему нато пыло прийти ко мне, потому шшто я снаю, как фылечить ефо польной суп». Лекарстфо состоит…

– Не хотелось бы прерывать вас, капитан, – Морган не спускал глаз с Пегги, сидевшей за столиком Перригоров, на случай, если она подаст им сигнал, – но вы уверены, что это имеет отношение…

– Та, та, софершенно уферен! – заверил его капитан Валвик, возбужденно сопя. – Слушайте. Спаркс скасал: «Токта не путете ли фы топры сайти к нему? Ефо каюта номер 47…»

– Извините. – Морган резко повернулся к нему. – Сорок семь, говорите? И что?

– И мы пошли в сорок семь. Эта каюта в том ше отсеке, напротив каюты токтора Кайла. Ефо кусен хотил круками по каюта с крелка, а инокта он потхотил к перепорка и пился оп нее колофой и прикофарифал: «О-о-о! Хоть пы мне умереть!» Мне стало ушасно шаль петняку. И я написал, шшто нушно веять у токтор, и послал са лекарстфом Спаркса. Через пять минут поль прошла, и петняка не мог поферить, у нефо слесы пыли ф гласа, кокта он меня плакотарил. О, я сапыл скасать, шшто он профессиональный поксер; ефо софут Кроса Пермондси. Он спросил, не мошет ли он чем-нипуть мне помочь. Я скасал – нет, и ефо тоше укостил клоточком «Старый Роб Рой», но тут мне ф колофу пришла итея… – Капитан постучал по столу внушительным пальцем. – Фот какая итея. Ночью я потумал и фтруг подпрыкнул на моей койка и скасал сепе: «Вот это та! Мошет, токтор и те, трукие, честные люти, но втруг этот шулик прокрался в каюту, кута мисс Кленн потпросила исумруд?»

Морган кивнул. Старый капитан был не дурак. Мозги у него работали со скрипом, но, раз завертевшись, шли в нужном направлении. Уоррен снова заволновался; все замолчали.

– Но… – задыхаясь, начал Уоррен, – вы ведь не хотите сказать…

– О нет! Но я потумал, лучше спрошу Кросу Пермондси. Я скасал: «Фы всю ночь мучались от супной поли?» Он скасал, шшто та. Я скасал: «Слышали шум и крики на палупа?» Он ответил: «Та, мне покасалось, шенщина кричала: „Врешь ему ешше“, но мне пыло так плохо, шшто я не мог выйти и уснать, в чем тело». И потом, скасал он, у нефо пыл сакрыт иллюминатор, шштопы суп не протуло, поэтому он почти ничефо не слышал, но шумели плиско от ефо каюты, и он приоткрыл тферь. Эти анкличане фсе такие! Опошают холод. Отнашты я сител в тюрьма ф Постон с англичанином, так он постоянно шалофался на этот тюрьма, потому шшто там пыл ушасная шара…

– Значит, – уточнил Морган, – Гроза Бермондси всю ночь не спал и мог видеть дверь каюты Кайла?

– Ферно, – согласился капитан. – И он клянется, шшто никто тута не вхотил всю ночь. У меня камень с туши сфалился. – И он испустил тяжелый вздох.

Сочтя, что Уоррен собирается использовать новую улику как лишнее доказательство виновности Кайла, Морган торопливо заявил:

– Капитан, до завтрака вы проделали уйму работы. Еще что-нибудь? Кстати, что там такое якобы знает Вудкок?

– А! Та, та. Чуть не сапыл. – Валвик громко ударил ложкой по столу. – Но я понятия не имею, шшто са этим стоит. Смешной парень этот Футкок, кофорю фам. Всякий раз, как он кофорит о теле, он понишает колос, и я не понимаю ни слофа. Но он скасаль, у нефо есть телофое претлошение. Скасаль, шшто хочет покофорить с мистер Уоррен и хочет претлошить стелку, если мистер Уоррен путет кофорить прямо. Фо-перфых, он снает, шшто случилось вчера ночью…

– Да уж, готов голову заложить, что знает, – мрачно проговорил Уоррен. – Так какова его версия?

– Нет, нет, нет! Фот шшто самое смешное. По-моему, он снает, как фсе пыло на самом теле – все, кроме тефушка.

Уоррен вцепился в край стола.

– Вы что же, хотите сказать, что он знает про дядю Уорпаса и фильм?

– Ну, мошно скасать, шшто про фильм он шшто-то снает. Он неклупый парень. Сколько ему исфестно, я не снаю, но он фроте намекал, шшто мноко снает о нашем шулике. – Валвик пригладил усы и проворчал: – Фам лучше с ним покофорить. Фот в чем тело. Он шшто-то исопрёл. Какую-то электрическую пушку против насекомых.

– Электрическую пушку от насекомых? – повторил пораженный Морган. Он отогнал мысль о том, что капитан употребил какую-то морскую, метафору. – Ради всего святого, что такое электрическая пушка от насекомых? У меня скоро мозги расплавятся. Говорю вам, я постепенно схожу с ума. Капитан, разве у нас мало забот, чтобы пудрить нам мозги еще и электропушками от насекомых?

– Я не путрю моски! – обиделся Валвик. – Фот шшто он мне сообщил. Не снаю, как пушка рапотает, но она нушна тля уништошения москитов в темноте. Он саяфил, шшто это рефолюция в ефо отрасли уничтошения насекомых и он хочет насфать ее «Русалка». Он скасал, пушку мошно применять против клоп, таракан, ухофертка, кусеница, рыший мурафей, стрекоса…

– Не сомневаюсь, – отозвался Морган, – что из его пушки можно уложить таракана с расстояния в шестьдесят ярдов. Но вернемся к делу. Не знаю, имеет это к нам отношение или нет, но у нас есть более насущные проблемы. Капитан, доктор Кайл не нашел изумруда у себя в каюте сегодня утром. Благодаря вам и Грозе Бермондси можно считать доказанным, что Слепой Цирюльник не входил к нему в каюту и не стащил слона… Остаются Перригоры. Кроме них, это не мог сделать никто другой. Они – наша последняя надежда. Конечно, слон у Перригоров! Вот почему Пегги так долго с ними болтает…

Уоррен стукнул кулаком по столу.

– Пегги подает нам условный знак, – сказал он, понизив голос. – Не оборачивайтесь сразу, будет слишком явно, но все же посмотрите. Нет, погодите. Она не скрывается, зовет нас, хочет, чтобы мы подошли к их столику.

– Эти люти фсяли исумруд? – поинтересовался капитан Валвик, оборачиваясь через плечо и пристально глядя на Перригоров. – Ха-а! Сначит, все в порядке. Кофорю фам, я песпокоился.

– Господи! Надеюсь, что так! – пылко вскричал Морган. – Но вид у Пегги не слишком довольный. Капитан, доканчивайте завтрак и присоединяйтесь к нам. Приготовьтесь, Керт. Вы дочитали статью?

– Конечно, дочитал, – откликнулся Уоррен. Он говорил уголком рта, пока они шли по танцплощадке по направлению к столику Перригоров. – И не издевайтесь больше над моим образованием! Мы тоже не дураки, читали кое-что. Для этого критика дядюшка Пегги – выгодный товар. Как драматург-классик он сравнивается с восьмицилиндровым чудом; со времен Мольера не было никого, равного ему. Если свести драгоценные строки этой нахальной статьи в одну, то со всей определенностью можно сказать: я ничего не понял. Возможно, мне удастся расцветить мою речь реалистическими штрихами и нюансами; расхвалить человечность и жизненность рыцаря Роланда или коварного Бангамбры, мавританского султана, который привносит в пьесу элемент живописной силы…

– Элемент, – произнес громкий, выразительный голос мистера Лесли Перригора во плоти, – живописной силы. И это все.

Морган оглядел его. Критик сидел за столом прямой, как палка, держал вилку зубцами по направлению к скатерти и тщательно выговаривал слова сквозь стиснутые зубы. В облике мистера Лесли Перригора не было ничего женственного или томного – словом, никаких черт, которые всегда раздражали Моргана в образчиках интеллектуалов. Судя по виду мистера Перригора, он запросто мог участвовать в состязаниях штангистов или обуздать норовистую лошадь. Высокий, худой и жилистый, со светлыми волосами, крючковатым носом и стеклянными глазами, он не умолкал ни на минуту и не останавливал взгляда ни на одной из своих собеседниц. Казалось, Перригор витает в облаках. Если не видеть, как его светлые усишки-перышки взлетают над верхней губой, можно было бы подумать, что он занимается чревовещанием. Раз начав говорить, он не выказывал расположения оставить это занятие.

Пегги, однако, ухитрилась прервать неторопливый поток сознания мистера Перригора. Она воспользовалась моментом, когда ему понадобилось промочить горло водой со льдом, и поспешно вставила:

– О, извините! Мне страшно жаль перебивать вас, но я должна представить вам моих добрых друзей. Мистер Уоррен, мистер Морган…

– Не-у-же-ли? – замогильным голосом произнесла миссис Перригор.

– А! – протянул мистер Перригор. Казалось, он слегка раздосадован. В своей блестящей речи он, фигурально выражаясь, только что дал в глаз Шекспиру и сбил шляпу с головы Бена Джонсона; Морган понял: критику совсем не нравится, когда его перебивают. – А! Весьма, весьма рад. Я тут… так сказать, en passant[5]5
  Мимоходом (фр.).


[Закрыть] упоминал некоторые наиболее элементарные положения моей речи, которую меня попросили прочесть на сегодняшнем концерте. – Он едва заметно улыбнулся. – Но я… так сказать… боюсь, что вас утомлю. Моя речь станет всего лишь своего рода прелюдией к кукольному спектаклю месье Фортинбраса. Боюсь…

– Ну что вы, мистер Перригор, моим друзьям будет очень интересно вас послушать! – с жаром возразила Пегги. – Керт, я как раз рассказывала мистеру и миссис Перригор о представлении в Дюбюке, когда у рыцаря Оливера в битве с маврами порвались штаны и пришлось срочно опускать занавес, потому что из него высыпались все опилки и его необходимо было зашить, чтобы дядя смог продолжить представление. Мистер Перригор назвал мой рассказ «очаровательной подробностью». Не так ли, мистер Перригор?

– Вот именно, мисс Гленн, – подтвердил оратор, благожелательно осклабясь, хотя выглядел он так, словно мечтал о том, когда же все уйдут и позволят ему вернуться к литературе. Он был так тяжеловесно вежлив, что всем стало неудобно. – Вот именно. Очаровательные подробности. Но я уверен, что утомляю этих джентльменов, которые, возможно, не интересуются…

– Нет, вы только подумайте! – воскликнула Пегги, обращаясь к Моргану. – Хэнк, злодей, в конце концов я проиграла вам пари! Придется мне теперь ставить всем коктейли. Ужасный позор! Разве вы так не считаете, милый мистер Перригор?

Уоррену это совсем не понравилось.

– Пари? – переспросил он. – Какое пари? Кто заключал пари?

Кто-то больно лягнул его в ногу под столом.

– Оказывается, – продолжала девушка, – вчера ночью мой шотландский берет все же не влетел в каюту мистера Перригора! Мне чертовски повезло, потому что теперь я уж наверняка потеряла его; но раз берет не у них, то и дело с концом. Как раз перед тем, как мистер Перригор начал свою замечательную речь… – Она благоговейно посмотрела на него. Он прокашлялся. Лицо его исказилось злобной гримасой. Уоррен это заметил. Заметила и миссис Перригор. – Как раз перед тем, как мистер Перригор начал так замечательно говорить, он сказал мне, что в его каюту ночью ничего не влетало. В общем, боюсь, я навсегда потеряла мой чудный берет.

– Не-сом-нен-но, – заявила миссис Перригор, злобно глядя на Пегги в монокль. – На павубе быво ужа-асно темно, вегно, мой дохогой?

– Да-да. Но милые мистер и миссис Перригор были со мной так любезны, верно, миссис Перригор? То есть я хочу сказать, все это было просто ужасно, но, в конце концов, что тут поделаешь? Я считаю, лучше покориться судьбе, чем устроить скандал и побеспокоить всех, правда?

– О да! – Лицо миссис Перригор оставалось непроницаемым. – Пгизнаю, я почти ничего не знаю. Возможно, лишь малую то-олику. Но… ах, мой дохогой, так как я почти увегена, что слышала, как по кгайней меге шестеро пьяных пиговали на палубе, я признаю, что вовсе не удивилась бы, найдя утгом у себя на полу и нечто большее, чем бегет. Как я заявила утгом стюагду…

– Стюарду? – изумленно уставилась на нее Пегги. – А где же в то время был ваш муж, миссис Перригор?

Муж миссис Перригор, которому не терпелось вернуться к излюбленному занятию – сбивать шляпы с литературных авторитетов, – поспешил вмешаться:

– Дышал воздухом, мисс Гленн. Просто дышал воздухом. Ха-ха! Люблю откровенные виды, свободную и несдержанную прямоту нашей современной молодежи, не стесненную, не связанную, не ограниченную древними предрассудками…

У миссис Перригор тут стал такой вид, что не будь она стеснена, связана и ограничена древними предрассудками, то охотно треснула бы супруга по голове блюдом с копченой рыбой.

– Я… Короче говоря, мне это нравится. Видите ли, мы с женой – люди свободных взглядов. Ха-ха!

– Да? – спросила миссис Перригор.

– Полно, полно, Синтия. Ах, молодость, молодость – или, как говорят французы, jeunesse, jeunesse. Помнишь, что сказал Д.Г. Лоуренс Джеймсу Джойсу? Ха-ха-ха!

– Дохогой Лесли, – холодно произнесла его супруга, – вавилонские оггии и пигы в честь богини Иштаг в духе Пьега Луи очень хогоши в книгах. Но если твой эстетический вкус не оскогблен этими пигушками на палубе почтенного лайнега в два часа ночи пгямо у тебя под окнами, то я должна пгизнать, что гешительно не согласна. Мивочка, мои пегеговогы со стюагдом носили… чисто деловой хагактех…

– Да ну? – спросила Пегги.

– …и огганичивались, – миссис Перригор чуть повысила голос, – тем, что я позвонила, откгыла двегь и спгосила (мой муж может вам подтвегдить), можно ли что-то пгедпгинять, чтобы пгекгатить шум. Увегяю вас, я гваз не сомкнува до самого утга.

Мистер Перригор еще раз заявил: всем следует помнить, что именно ответил Джеймс Джойс Д.Г. Лоуренсу. Морган понял: пора вмешаться, прежде чем стороны закончат обмениваться колкостями и вцепятся друг другу в волосы. Он был ошеломлен. Куда же подевался изумруд? Морган не собирался отчитываться ни перед лордом Стэртоном, ни перед капитаном Уистлером, но факт остается фактом: они стянули вещицу стоимостью в пятьдесят тысяч и бросили в иллюминатор одной из двух кают. Если изумрудный слон каким-то невероятным образом все же исчез, значит, Стэртон лишился огромной суммы денег, а на карьере капитана Уистлера, скорее всего, придется поставить крест. Что-то не так. Кайл заявил, что в его каюте ничего не было и имеется свидетельство того, что Цирюльник не мог забрать слона из каюты доктора. С другой стороны, Перригоры не спали; они слышали шум на палубе и, разумеется, заметили бы, если бы что-то бросили к ним через окно, и, уж конечно, обнаружили бы находку утром. Его ошеломление росло. Что же случилось?

Морган постарался изобразить самую обаятельную улыбку (хотя ему самому казалось, что его лицо расплывается в зловещую маску) и принялся успокаивать и обхаживать миссис Перригор. Между прочим, при ближайшем рассмотрении она оказалась вовсе не безобразной; и он продолжал это дело с удовольствием. Уоррен молча наблюдал за странной переменой в поведении приятеля. Морган посочувствовал женщине и пылко отчитал неизвестных пьяных кутил, которые помешали ей спать. Даже тонко намекнул на то, что ему все равно, о чем беседовали Джеймс Джойс и Д.Г. Лоуренс; наверняка два таких известных старых распутника не могли говорить ни о чем хорошем.

– …однако, по правде говоря, миссис Перригор, – продолжил он, доверительно склоняясь над ее стулом, – я тоже слышал шум, хотя не могу утверждать, поскольку меня там не было, вы понимаете…

– О, вповне! – с облегчением заявила миссис Перригор и села поудобнее. Морган понял, что его слова дошли до ее королевского слуха. – Пгодолжайте!

– Тем не менее, по-моему, вчерашний шум не очень напоминал… ну, скажем, дионисийский кутеж; скорее всего, это была обыкновенная потасовка. Кулачный, так сказать, бой, – пояснил Морган, подыскивая какое-нибудь заумное определение. – Особенно потому (вы уж простите мне такую вольность, миссис Перригор), что дама с вашим обаянием, с вашим вкусом, которая, несомненно, знает толк в утонченных чувственных наслаждениях, наверняка снисходительно отнеслась бы к моральной неустойчивости как мужчин, так и женщин, если бы только они отличались известной степенью деликатности. Более того…

– О-о, ну что вы! – воскликнула миссис Перригор, награждая его игривым взглядом. – Повно, мистер Морган, вы ведь едва ли ожидаете, чтобы я всецево согвасивась с вами, правда? Хе-хе-хе!

– Конечно! Совершенно верно, миссис Перригор! – воскликнул Уоррен. До него наконец дошло, что Хэнк пытается расположить к себе старушку, и он неуклюже поспешил на помощь другу. – Мы знаем, что вы славный малый. Абсолютно. Помните, что сказал коммивояжер фермерской дочке?

– Заткнитесь, – уголком рта процедил Морган. – И естественно, я предполагаю, что мысль о схватке посетила и вас. Боже! Надеюсь, миссис Перригор, вы не встали и не заперли дверь на задвижку, чтобы эти пьяные под… чтобы эти кутилы не подумали…

– Но именно так я и поступива! – воскликнула миссис Перригор. – О, увегяю вас, двегь была запегта! С того самого мгновения, как я усвышава женский говос, котогый уговагивал кого-то… удагить еще газ, я залегла двегь. Я всю ночь глаз не сомкнува. С повной опгеделенностью могу вам заявить, что в каюту никто не входил.

Что ж, все кончено. Морган посмотрел на своих товарищей. У Пегги был расстроенный вид. Уоррен хмуро насупился. Задача усложнялась все больше и больше; к тому же теперь и мистер Перригор бросал на них злобные взгляды. Морган понял, что лучше всего им сейчас выйти и немного остыть перед допросом у капитана Уистлера. Он уже заготовил тактичную фразу…

– Но посвушайте, – заявила миссис Перригор, очевидно пораженная новой мыслью. – Кто-то упомянул… вы тот самый мистер Морган, который пишет детективы?

– Мм… да. Да, по всей видимости. Спасибо большое, миссис Перригор, и вам тоже, сэр. Очень приятно было познакомиться с вами; надеюсь, у нас еще будет возможность…