Текст книги "Третья пуля. Охота на Цирульника"
Автор книги: Джон Карр
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Морган раздраженно отмахнулся:
– Разве вы не понимаете, что фильм украл вовсе не Цирюльник? Вы, конечно, скажете, что на это существует только одно объяснение. Когда мы выкинули слона, он упал либо в каюту Кайла, либо к Перригорам. Напрашивается ответ: кто-то из них нашел слона у себя на полу, какое-то время колебался, думая, не присвоить ли изумруд, но потом убоялся скандала и незаметно подкинул фигурку Стэртону. Но, провались все пропадом, не верится мне! Похоже такое на Кайла? Нет! Не похоже. И наоборот, если наш грабитель маскируется под Кайла, можете что угодно ставить на то, что хладнокровный Слепой Цирюльник ни за что не вернул бы слона – как и говорил Уистлер. Кайла тоже сбрасываем со счетов, все равно, грабитель он или нет. Если Кайл взаправду великий психиатр, то не поступил бы так, а если он взаправду великий преступник, то не поступил бы иначе… И что нам остается?
– Вы что же, думаете, что слона подбросила мерзкая миссис Перригор?.. – заволновалась Пегги.
– Нет, нет. И на друга Лесли тоже грешить не стоит. Я могу представить, как Лесли с огромным удовольствием передает изумруд Стэртону, а потом читает ему длинную лекцию о безвкусице старинных безделушек, но… А! Сейчас узнаем что-то новенькое. Вон идет наш викинг.
Он помахал с места капитану Валвику, который неуклюже топтался на пороге бара. Капитан тяжело отдувался; его обветренное лицо раскраснелось больше обычного. Вдобавок, когда Валвик подошел поближе, Морган учуял исходящий от него, словно от странствующей винокурни, аромат «Старого Роба Роя». Капитан, тяжело отдуваясь, плюхнулся на свободное место.
– Я кофорил со Спарксом и Кросой Пермондси, – объявил норвежец, хотя это было понятно и так. – И получил токасательстфа. Токтор Кайл не шулик.
– Вы уверены?
– Та. Кроса Пермондси котов поклясться. Он котов присякнуть, шшто токтор Кайл вчера ушел в свою каюту в полтесятофо и не фыхотил оттута то савтрак. Он снает, потому шшто слышал, шшто Кайл – токтор, и фсе не решался постучаться к нему и спросить, не мошет ли он фылечить ефо польной суп. Он не сашел к нему, потому шшто слышал, шшто Кайл феликий фрач, который шифет на такой улице – ну, фы снаете, – и он ефо испукался. Но он снает.
Наступило молчание.
– Хэнк, – с усилием проговорила Пегги, – все больше и больше… та радиограмма из Нью-Йорка… ведь они в ней были совершенно уверены… Вам не кажется, что где-то произошла ужасная ошибка? Да что же тут могло случиться? Всякий раз, как нам кажется, будто мы что-то знаем, все оборачивается полной противоположностью. Я начинаю бояться. Я ничему не верю. Что нам теперь делать?
– Пошли, капитан, – позвал Морган. – Нам нужно отыскать миссис Перригор.
Глава 15О ТОМ, КАК МИССИС ПЕРРИГОР ЗАКАЗАЛА ШАМПАНСКОЕ, А ИЗУМРУД ПОЯВИЛСЯ СНОВА
Наступил ясный золотистый вечер. «Королева Виктория» неуклонно следовала своим курсом; нос корабля с тихим шелестом взрезал водную гладь. Вдали, над горизонтом, небо окрасилось в пурпур. Воздух был так прозрачен, что лучи заходящего солнца отчетливо виднелись сквозь толщу воды; облака, переливающиеся разными оттенками пурпура, походили на цветы в вазе-кратере темнеющих туч, куда спряталось и солнце. Не успели зажечь электричество, как прозвучал сигнал переодеваться к обеду. И пассажиры «Королевы Виктории» словно впервые ощутили разлитое в воздухе благоухание, пробудились от спячки.
Рано или поздно такое случается в каждом морском путешествии. Доселе скучающие, томные пассажиры поднимаются из шезлонгов и смотрят друг на друга. Они нервно улыбаются, втайне жалея, что не успели обзавестись на корабле новыми знакомствами. Музыканты настраивают инструменты; впереди словно вырисовываются еще неясные контуры Европы, и пассажирам уже мерещатся фонари на парижских бульварах. Внезапный радостный шумок пробегает по палубам, как при появлении популярного комика. Потом пассажиры разбиваются по двое и по трое и дрейфуют в сторону бара.
Бурная деятельность в тот вечер закипела еще до того, как стемнело. Красотка с раскосыми глазами мангусты, которая ехала в Париж, чтобы развестись, рылась в чемоданах, отыскивая самое причудливое вечернее платье; тем же самым занималась скромная школьная учительница, собравшаяся навестить Озерный край. То тут, то там вспыхивали скоротечные романы; завязались две или три партии в бридж; из-за ширмы в баре выкатили расстроенное пианино. В ресторане повсюду слышался гул голосов. Застенчивые леди вышли к обеду, неожиданно обвешавшись драгоценностями, оптимисты радостно изучали винную карту, а оркестранты в первый раз за все плавание почувствовали прилив вдохновения. Когда Генри Морган – усталый, не в духе, не нашедший в себе сил переодеться – вошел в ресторанный зал вместе со своими двумя спутниками, он увидел, что на степенной «Королеве Виктории» начинается великая ночь.
В голове у него была полная каша. После четырех изматывающих часов расспросов он был почти убежден, что девушки с греческим профилем никогда не существовало. На борту ее нет и, судя по всему, никогда не было. Произошедшее становилось все более странным.
Никто ее не знал; даже когда Морган от отчаяния перестал притворяться, будто подбирает участников для концерта, все в один голос уверяли его, что не помнят такую девушку. Собственно говоря, некоторые пассажиры – особенно лорд Стэртон, некий английский полковник из Индии и его супруга, страдающая морской болезнью, и одна дама из Бостона, член организации «Дочери американской революции», а также ее многочисленные родственники – просто разъярились. Едва Морган успевал спросить про девушку, как приходилось чуть ли не спасаться бегством. Лорд Стэртон не пустил их на порог и с руганью прогнал. Даже капитана Валвика – уж на что добряк – такой вопрос покоробил.
С другой стороны, помощь миссис Перригор оказалась бесценной. Хотя она, должно быть, и догадывалась, что изучение типажей – всего лишь предлог, но вела себя бесстрастно, трудилась добросовестно и даже иногда вносила в их план усовершенствования. Миссис Перригор взяла на себя обязанность отказывать желающим выступить на концерте, и делала это так блестяще, что беспечный романист невольно восхищался, хотя подражать ей не мог. Когда гордая мамаша начинала хвастать, как ее девятилетняя Фрэнсис ловко играет на скрипке «Рождественские колокольчики», хотя взяла всего шесть уроков, и рассказывать, что профессор И.Л. Кропоткин уверенно предсказывает девочке блестящее будущее, миссис Перригор непреклонно заявляла:
– Откговенно говогя, я не хочу далее звоупотгебвять вашим вгеменем!
Она говорила столь громко и холодно, что даже самые отъявленные болтуны понимали, что им отказали. Да, миссис Перригор держалась безупречно, хотя Морган уже не мог ею восхищаться после долгих, утомительных часов, проведенных без еды за разговорами. Он начал испытывать отвращение ко всему роду человеческому.
Миссис Перригор была весьма радушна. Она уверяла, что получает удовольствие от интервью, весело щебетала и время от времени кокетливо брала Моргана под руку. Более того, она проявила явный интерес к капитану Валвику и по секрету сообщила Моргану громким театральным шепотом, что капитан «так свеж и неиспогчен»! Подобные эпитеты норвежец привык связывать исключительно с рыбой, поэтому почувствовал себя не в своей тарелке. Еще более озадачивало друзей странное поведение Уоррена. Перед тем как пойти обедать, они спустились навестить его.
Темнело, но света Уоррен не включал. Он лежал на койке, вытянувшись во всю длину и повернувшись лицом к стене, как будто спал. В одной руке узник держал закрытую книгу, заложив пальцем страницу. Дыхание его было глубоким и ровным.
– Эй! – позвал Морган и свистнул. – Керт! Проснитесь! Слушайте!..
Уоррен не шелохнулся. Смутное подозрение овладело его другом, однако потом он заметил, что из-под одеяла торчит горлышко бутылки. Объем жидкости в ней уменьшился лишь немного: значит, он не пьян.
– Ах, бедня-ажка! – растрогалась миссис Перригор.
Матрос, охранявший узника, при их приближении вскочил со стула и отдал честь. Потом сообщил, что джентльмен валяется вот так целый день – должно быть, очень устал.
– Не нрафится мне это, – сказал Валвик, качая головой. – Э-эй! – заревел он и затряс прутья решетки. – Мистер Уоррен! Эхей!
Фигура на койке слегка пошевелилась. Уоррен осторожно приподнял голову во мраке; на лице его играла зловещая улыбка. Поднеся палец к губам, он прошипел: «Тс-с-с!», яростно махнул на них рукой, прогоняя прочь, и немедленно замер в прежней позе.
Они ушли. Что бы ни значило странное поведение Уоррена, все померкло в сознании Моргана в предвкушении предстоящих еды и питья. Яркий свет и соблазнительные ароматы, идущие из зала ресторана, благотворно действовали на его расшатанные нервы; он понял, что жизнь еще не кончена. Но… за капитанским столом не было никого, даже доктора Кайла. Вокруг столика в центре зала стояло шесть пустых стульев. Писатель огляделся.
– …Вы пгосто должны, – говорила в это время миссис Перригор, – вы пгосто обязаны пообедать за нашим столиком! Что бы вас ни тгевоживо, мистег Могган, я настаиваю: забудьте все! Пойдемте!
Она одарила своих спутников загадочной улыбкой и чуть не насильно потащила их через весь зал.
– Лесли сегодня с нами не будет. Он пообедает мовоком и сухим печеньем; ему ведь пгедстоит пгоизнести течь. – Она доверительно наклонилась к Моргану. – Видите ли, у моего мужа довольно своеобгазные пгинципы, мистег Могган. А вот я, наобогот…
Она снова улыбнулась. Именно в тот момент ей пришло в голову заказать шампанское.
После супа Морган ощутил, как в желудке у него разливается приятное тепло. После рыбы человеконенавистничество стало таять, и он постепенно взмыл из глубин отчаяния. Поедая нежный бифштекс с кровью, на котором отпечатались полоски гриля, вместе с хрустящей, не пережаренной картошкой, он внезапно ощутил приятную расслабленность. Оркестранты сделали перерыв. Моргану начали нравиться лица сидящих рядом людей. Жизнь перестала казаться горой немытой посуды; мягкий, теплый свет успокаивал. Шампанское приятно пощипывало. Капитан Валвик протяжно выдохнул:
– Ах-х-х!
Когда унесли тарелки и подали загадочно окрашенное мороженое и дымящийся черный кофе, Морган воспарил. Ему нравился гул людских голосов. Шампанское приятно грело желудок, отчего хотелось лучезарно улыбаться миссис Перригор и капитану; ноги сами пустились в пляс под столом, когда неутомимый оркестр заиграл мелодию из оперетты Гилберта и Салливана.
– Та-ти-та-та, ти-та-та-та-ти… Ива-ивушка, милая ивушка, – бормотал Генри Морган, покачивая головой. Он улыбался во весь рот, и миссис Перригор в ответ тоже расплылась в лучезарной, улыбке.
– Или ты умом ослапла, птичка, – гулко вступил капитан Валвик, задумчиво опуская голову.
– Или червячка нашла синичка. – Миссис Перригор, захихикав, вторила тоненьким голоском.
И все трое вместе, подхваченные радостным порывом, грянули припев:
Покачав головкой бедной, птичка отвечала:
Ива-ивушка,
Милая ивушка! (Эх!)
– Ох, послушайте, – чуть громче, чем требовали приличия, взмолилась миссис Перригор, чье лицо запылало, – нам вовсе не стоит так буянить, пгавда? Ох, хо-хо! Хе-хе-хе! Закажем еще бутывочку? – И она озарила их улыбкой.
– Еще пы не сакашем! – прогудел капитан Валвик. – И на этот раз за мой счет. Стюард! – Пробка вылетела вверх, над бутылкой показался дымок, и они подняли бокалы. – У меня есть тост!
– Ой, знаете ли, мне кажется, с меня хватит! – выдохнула миссис Перригор, прижимая руку к груди. – Подумать только! Что скажет мой мивый Лесли? Но если вы, два жестоких тигана, опгеделенно настаиваете… Хе-хе-хе! Виват-виват-виват!
– Вот что я хочу сказать, капитан, – с жаром начал Морган. – Если и стоит за кого пить, то в первую очередь мы должны выпить за миссис Перригор. Она – самый славный малый на свете; пусть-ка кто-нибудь попробует это отрицать. Миссис Перригор послушно выполняла все наши дурацкие поручения и ни разу не задала ни одного вопроса! Так что позвольте…
Он говорил довольно громко, однако его все равно никто не слышал. Все посетители ресторана под влиянием шампанского заговорили во весь голос, за исключением одного-двух зануд, которые изумленно озирались по сторонам. Люди такого сорта не в силах понять причину, по которой океанские лайнеры внезапно охватывает необъяснимое веселье. Такие зануды неисправимы и сойдут в могилу, так ничего и не поняв. То тут, то там слышались взрывы смеха, взмывавшие в воздух, словно ракеты; хихиканье, кудахтанье, хохот, возбужденные смешки доносились с разных сторон. Пробки от шампанского взмывали в потолок; стюарды проворно сновали между столиками. Вообще-то курить в ресторане не разрешалось, но сейчас ресторанные столики постепенно закрывала дымовая завеса. Оркестр весело грянул мелодию из «Пиратов Пензанса»; затем вспотевший дирижер подошел к перилам балкона и поклонился публике; его встретил шквал аплодисментов. Дирижер повернулся к оркестру, и музыканты заиграли еще одну веселую песенку. В воздухе сверкали драгоценности; пассажиры, до сей поры совершенно незнакомые друг с другом, начали курсировать между столиками, знакомиться, жестикулировать, решать, остаться ли здесь или подняться в бар. Тем временем Генри Морган заказал третью бутылку шампанского.
– О нет, нет, ни за что! – жеманилась миссис Перригор, отпрянув назад и кокетливо взмахивая руками. Она заговорила еще громче: – Ни в коем свучае! Знаете ли, вы пгосто дикаги, жестокие дикаги! Пгосто ужасно, как вы пользуетесь свабостью бедной женщины, котогая не в сивах устоять… Хи-хи-хи!.. Но шампанское пгосто чудесное, пгавда? Подумать только! Какие вы хитгецы! Я ведь буду совегшенно пьяная! И это будет ужасно, пгавда? – Она громко расхохоталась. – Пгосто до ужаса смешно, ужасно пгиятно иногда напиться в стельку…
– Я фам фот шшто скашу, миссис Перрикор, – доверительно пробасил капитан Валвик, хлопая по столу. – Шампанское отличное. Ничефо не имею против шампанскофо. Но это напиток не тля настоящих мужчин. Нам нушшно фыпить такофо, от чефо фолосы тыпом фстают. Нам нушшно фыпить «Старофо Роба Роя»! Фот шшто я претлакаю. Кокта мы токончим эту путылку, потнимемся ф пар и сакашем «Старофо Роба Роя», а потом сыкраем ф покер…
– Послушайте, – укоризненно заметила миссис Перригор, – ну к чему такие фогмальности? «Миссис Перригог»! Будем пгоще… Генри! О-о! Вот я и сказала это! О господи! И тепегь вы гешите, что я совегшенно… хи-хи-хи… совегшенно несносна, пгавда? Но знаете ли, мне о столь многом необходимо с вами поговогить…
Над ними прощебетал новый голос:
– Привет!
Морган виновато поднял голову и встретился глазами с Пегги Гленн – в зеленом вечернем платье, у которого был довольно помятый вид. Пегги с трудом преодолела последнюю ступеньку лестницы и устремилась к ним. Она улыбалась ангельской улыбкой, но что-то в ее походке, пока она пробиралась сквозь облака табачного дыма, насторожило писателя, даже несмотря на выпитое шампанское. Миссис Перригор обернулась.
– Ах, моя милая! – неожиданно громко и возбужденно воскликнула она. – О, как невыгазимо чудесно, что вы пгишли! О, идите же скогее, скогее к нам! Пгосто чудесно видеть, какая вы нагядная, как пгекгасно выглядите, – и это после всех ужасов, котогые пгоизошли с вами вчега ночью! И…
– Дорогая! – Пегги, сияя, бросилась к ней, чуть не раскрывая объятия.
– Пегги, – заявил Морган, устремляя на нее суровый взгляд, – Пегги, в-вы… пьяны.
– Хо-хо! – вскричала Пегги, победительно вскидывая вверх руку в знак подтверждения. Глаза ее сверкали; она была очень довольна собой.
– Но почему, почему вы напились?
– П-почему бы и нет? – возразила Пегги с видом победителя.
– Ну, тогда, – великодушно предложил Морган, – выпейте еще. Капитан, налейте и ей шипучки. Я только подумал, после того как вы днем ревели и стенали…
– Это вы ревели и стенали. Сокрушались, что Керт заперт в мерзкой темнице с крысами…
– Что вы такое говорите?!
– Я его ненавижу! – страстно призналась Пегги. Она сжала кулаки; глаза ее увлажнились. – Я ненавижу и презираю его. Он мне отвратителен, вот что я вам скажу. Не желаю больше слышать о нем, никогда, никогда в жизни! Д-дайте выпить.
– Господи! – Морган изумленно уставился на нее. – Что на сей раз случилось?
– О-о-о, как я его ненавижу! Он д-даже не ответил мне, п-подлый негодяй! – Губы у нее дрожали. – Хэнк, больше н-никогда не упоминайте при мне его имени. Сейчас напьюсь в стельку, до бесчувствия, вот что я сделаю, и надеюсь, что его слопают крысы. А я-то… принесла ему большую корзину фруктов, а он… просто валялся на койке и притворялся, будто спит; и т-тогда я сказала: «Ладно!» – и поднялась наверх и встретила Лесли… то есть мистера Перригора… и он спросил, не хочу ли я послушать его речь. А я ответила: ладно, если он не против того, что я буду пить. Он ответил, что сам никогда в рот не брал спиртного, но не возражает, чтобы я пила; в общем, мы пошли к нему в каюту…
– Выпейте еще, миссис Перригор… То есть Синтия! – заревел Морган, дабы предотвратить, как ему показалось, неминуемей скандал. – Налейте всем выпить. Ха-ха!
– Но, Генри! – радостно закудахтала миссис Перригор, широко раскрывая глаза. – П-по моему, это пгосто чудесно и так ужасно, ужасно забавно, знаете ли, потому что мивый стагина Лесли всегда говогит, говогит без конца; пгедставляю, как бедняжка был газочагован… Хи-хи-хи!
– Люплю смотреть, как молотешь феселится, – дружелюбно заметил капитан Валвик.
– …раз Керт вел себя так безобразно – и именно сегодня, когда все уже готово к представлению, когда мне наконец-то удалось сохранить дядю Жюля в трезвости! А это, знаете ли, ужасно трудно, – пояснила Пегги, морщась, чтобы скрыть слезы. – Четырежды я ловила его на том, что он пытался незаметно выбраться из каюты за ужасным старым джином! – Мысль об ужасном старом джине чуть снова не заставила ее заплакать, но ей удалось сдержаться. Сморщив лоб, она топнула ногой. – Н-наконец мне удалось заставить его прислушаться к голосу разума, и все уладилось, и он сошел к обеду в прекрасной форме, и все было прекрасно…
– Куда именно сошел к обеду ваш дядюшка Жюль? – поинтересовался Морган в наступившей внезапно тишине.
– Как – куда? Сюда, конечно… А разве…
– Нет, он не спускался, – объявил Морган.
Пегги живо обернулась кругом. Медленно, с трудом преодолевая хмель, она оглядела зал – дюйм за дюймом. Из-за дымовой завесы доносились взрывы хохота и слышалось хлопанье пробок; но дядюшки Жюля здесь не было. Пегги некоторое время постояла в нерешительности, а потом села за столик, уронила голову на руки и горько расплакалась.
– Пошли! – Морган вскочил на ноги. – Пойдемте, шкипер! Если мы будем действовать быстро, есть шанс предотвратить крушение. Скорее всего, он укрылся в баре… Пегги, сколько времени прошло с тех пор, как он вырвался на свободу?
– С-сорок пять минут! – рыдала Пегги, ударяя себя руками по лбу. – А до представления остался… всего час… О-о-о! Кто вообще прид-думал этот мерзкий джин и зачем противные мужчины пьют?
– Сколько он способен выпить за сорок пять минут?
– Б-бочку, – призналась Пегги. – О-о-о!
– О, моя догогая! – вскричала миссис Перригор, у которой на глазах тоже показались слезы. – Неужели вы хотите сказать, что наш милый месье Фогтинбгас пгавда напился? О, мивочка, как ужасно! Ужасный, пьяный стагикашка…
– Дамы, дамы, – зарокотал капитан Валвик, ударяя кулаком по столу, – фот шшто я фам скашу: сейшас не фремя плакать! Пошли, мистер Моркан; фы посапотьтесь оп отной, а я о трукой. Та перестаньте плакать, фы опе! Пойтемте…
Морган железной рукой вытащил из-за стола миссис Перригор, а Валвик подхватил Пегги, и они потащили их через веселящуюся добродушную толпу. Казалось, все одновременно, в едином порыве, устремились к бару, чтобы успеть повеселиться до концерта. Бар, переполненный и шумный, показался Моргану еще более переполненным и шумным. Они с Валвиком и миссис Перригор выпили ровно по бутылке шампанского; и хотя он с негодованием отмел бы утверждение, будто способен захмелеть от бутылки жалкой шипучки, тем не менее не мог со всей откровенностью отрицать, будто шампанское вовсе не подействовало на него. Например, ему казалось, что у него вовсе нет ног, а его тело может двигаться в воздухе, словно он привидение. Между тем обе дамы рыдали все горше – им казалась нестерпимой мысль, что дядюшка Жюль закутил. Моргану, наоборот, становилось все веселее. Происшествие со стариной Фортинбрасом представлялось ему превосходной шуткой. С другой стороны, мозг его работал как часы: образы, звуки, цвета, голоса были четкими и ясными, как никогда. Он кожей ощущал духоту, дым и алкогольную сырость, пропитавшие атмосферу бара. Видел, как пассажиры с раскрасневшимися лицами толпятся вокруг кожаных стульев под бешено вращающимися лопастями вентиляторов и пасторальными сценами, изображенными на потолке. Заметил янтарный свет, проникающий сквозь мозаичное оконное стекло, и слышал, как кто-то бренчал на пианино. Добрый старый бар! Превосходный бар!
– Пошли! – сказал капитан Валвик. – Усатим их рефеть на стулья фот са этим столиком и опойтем фесь пар. Хр-рм!.. Я сам хочу посмотреть шоу марионеток. Пойтемте. Начнем с этофо краю и осмотрим фесь пар. Фитите ефо? А то я ефо не снаю ф лицо.
Морган его не видел. Он видел стюардов в белых куртках, снующих в толпе пассажиров с подносами; и казалось, все словно сговорились преграждать ему дорогу. Они дважды обошли помещение, однако не обнаружили и следа дядюшки Жюля.
– По-моему, все в порядке, – заявил Морган, промокая лоб платком, когда они вернулись к двери, ведущей на палубу. – Наверное, он спустился вниз, чтобы в последний раз перед спектаклем оглядеть своих марионеток. Все в порядке. В конце концов, ему ничто не угрожает…
– «…Бр-ратва бр-родяжья собралась… – прогудел прямо за ними замогильный голос, – пр-ропиться до р-рубахи. Буянили, горланили и пели кто о чем»…[13]13
Доктор читает отрывов из кантаты «Голь гулящая» Роберта Бернса (пер. С.В. Петрова).
[Закрыть] – Неплохо, совсем неплохо, – добродушно перебил самого себя голос. – Добр-рый вам вечерочек, мистер Морган!
Морган круто обернулся на каблуках. Из угловой ниши приветственно поднималась рука доктора Оливера Харрисона Кайла. Прославленный врач сидел за столиком в гордом одиночестве. Обычно суровое лицо доктора Кайла было исполнено радостного величия; может, он действовал чуточку заторможенно, но взгляд у него был мечтательный и добродушный. Доктор величественно воздел одну руку вверх и читал стихи с полузакрытыми глазами. Закончив строфу, гостеприимно помахал им, подзывая к себе.
Доктор Кайл был напичкан стихами, которые так и лились из него; видимо, он был прирожденный чтец-декламатор. Морган понял, что доктор Кайл смертельно пьян.
– «И чокались, и чмокались по десять раз подряд», – провозгласил доктор Кайл с гордым видом первого парня на деревне. – Да! Мистер Мор-рган, наш великий шотландский поэт Р-робби Бернс здор-рово умел писать! И знал толк в жизни! Присядьте, мистер Морган! А может, глоточек виски, а? «Всадили мне две пули под барабанный бой».
– Извините, сэр, – сказал Морган. – Боюсь, мы не можем сейчас присесть, но, может, вы нам поможете? Мы ищем француза по фамилии Фортинбрас; такой низенький, плотный старичок… Может, вы его видели?
– А! – задумчиво произнес доктор и покачал головой. – Не спешите, мистер Морган, не гоните лошадей. Да-а! Выпив такое количество, он взял пер-рвые шесть барьеров, но дальше уже не мог дер-ржаться пр-режнего кур-рса… Вы найдете его вон там. – И доктор показал в самый дальний угол.
Они выволокли дядюшку Жюля из кресла; на его красном лице играла приятная, рассеянная улыбка; вне всякого сомнения, он сладко дремал. Пегги и миссис Перригор прибыли в тот момент, когда Морган и капитан Валвик хлопали его по щекам, пытаясь оживить.
– Быстро! – скомандовала Пегги. – Так я и знала. Встаньте вокруг, чтобы никто его не видел. Дверь прямо сзади вас… вынесите его и снесите вниз.
– Думаете, он очнется? – поинтересовался Морган, не слишком, впрочем, надеясь. – На вид он…
– Да идите же! Не спорьте! Доктор Кайл, вы ведь никому не расскажете, правда? – спросила она. – К началу представления он совершенно оправится. Пожалуйста, никому не говорите. Никто никогда не узнает…
Доктор галантно заверил ее, что будет нем, как могила. Он заклеймил бессовестных алкоголиков и предложил свою помощь в переноске дядюшки Жюля. Однако Морган и Валвик справились сами. Им удалось вынести дядюшку Жюля на палубу и спустить вниз, не возбудив ничьего любопытства, кроме разве что нескольких безразличных взглядов стюардов. Пегги высушила слезы и преисполнилась энергии.
– Нет, не в его каюту – в гримерку у задней двери концертного зала! Ох, будьте осторожны! Осторожно! Куда же подевался Абдул? Почему он за ним не уследил? Абдул будет в ярости; вообще-то характер у него взрывной… О, если мы не сумеем привести его в чувство, некому будет произносить пролог, и Абдулу придется самому играть все роли, но он вряд ли справится один… Слушайте! Слышите? Зрители уже собираются…
Они вышли в коридор, ведущий на правую кормовую часть палубы второго класса, и Пегги повела их по темному проходу. В конце прохода они прошли в дверь, поднялись по крутому трапу и наконец очутились в большой каюте. Пегги включила свет. Откуда-то снизу до них доносились приглушенные голоса; видимо, в зале собралось много детей. Запыхавшийся Морган помог Валвику уложить дядюшку Жюля на кушетку. Кукольных дел мастер был так же недвижим и тяжел, как одна из его марионеток. Когда голова дядюшки Жюля упала на подушку, с губ его сорвался тихий свист. Он пробормотал: «Magnifique!»[14]14
Великолепно! (фр.).
[Закрыть] – и, блаженно улыбаясь, захрапел.
Пегги, одновременно плача и ругаясь, подбежала к открытому сундуку в углу. Пока она рылась в нем, Морган осматривал гримерку. Все было уже готово к вечернему спектаклю. В гардеробе на вешалках висели три великолепных форменных мундира с остроконечными шлемами, палаши, кривые турецкие сабли, кольчуги и плащи, украшенные стеклянными драгоценностями. В воздухе витал аромат пудры; на освещенном туалетном столике лежали накладные бакенбарды, бороды различных оттенков и длиннокудрые завитые парики. Там же стояли бутылочки с лосьонами и притираниями, коробки театрального грима, специальный клей и карандаши для подводки глаз. Морган всей грудью вдохнул аромат театра; он ему понравился. Пегги тем временем выхватила из сундука большую пачку питьевой соды.
– Фам ни са шшто не утастся это стелать, – вымолвил Валвик, скептически озирая дядюшку Жюля. – Мне прихотилось мноких пьяниц пофитать на сфоем феку, и фот шшто я фам скашу…
– Нет, я приведу его в чувство! – вскричала Пегги. – Миссис Перригор, прошу вас, пожалуйста, перестаньте плакать и налейте стакан воды. Воды, кто-нибудь! Однажды в Нэшвилле мне удалось его оживить таким способом; тогда он был почти так же плох. Пожалуйста… пожалуйста, кто-нибудь, дайте воды…
– О, бедня-ажка! – протянула миссис Перригор, наклоняясь, чтобы пощупать дядюшке лоб.
Немедленно послышался громкий храп со свистом, постепенно переходящий в раскатистое крещендо, и дядюшка Жюль перевернулся на другой бок.
– Поднимите его! – скомандовала Пегги. – Усадите его… Посадите его, капитан! Придерживайте ему голову. Вот так. А теперь пощекочите его. Да, пощекочите; вы не ошиблись. – Она бросила в стакан воды комок питьевой соды и стала осторожно подступать к дяде, зажимая нос, чтобы не задохнуться в алкогольных парах. Запах джина совершенно перекрывал ароматы закулисья. – Держите его! Да где же Абдул, господи? Абдул умеет с ним обращаться… Говорю вам, подержите ему голову и слегка пощекочите…
– Хр-р-р!.. – всхрапнул дядюшка Жюль, дергаясь, словно плененный дельфин. Лицо его исказила обиженная гримаса.
– Viens, mon oncle! – ласково прошептала Пегги. Ноги у нее заплетались, глаза подозрительно блестели; однако настроена она была решительно. – Ah, mon pauvre enfant! Mon pauvre petit gosse! Viens, alors…[15]15
Ну же, дядя!.. Ах, бедное дитя! Бедный глупыш! Ну же, пей! (фр).
[Закрыть]
«Pauvre enfant», казалось, отдаленно понял смысл ее слов. Внезапно он, не открывая глаз, сел и замахнулся кулаком, словно желая поразить невидимого врага. Затем выхватил стакан из рук племянницы и швырнул его в стену, отчего тот разбился вдребезги. Победив врага, дядюшка Жюль снова повалился на подушку и сладко заснул.
– Хр-р-р… хм-м-м!.. – захрапел он.
Послышался стук в дверь.
Пегги чуть не вскрикнула от страха и отпрянула назад.
– Только бы не мистер Перригор! – запричитала она. – О, только не это! Он нас погубит, если все узнает. Он ненавидит пьянство, он говорил, что снова собирается написать о дяде большую статью. Абдул! Может быть, это Абдул?.. Он справится с дядей. Он сумеет…
– Ошшень странный стук, – внезапно заметил капитан Валвик. – Ошшень. Слушайте!
Они молча уставились на дверь, и у Моргана неизвестно почему появилось дурное предчувствие. Кто-то словно подавал им условные знаки, так как стучали по какой-то сложной системе, быстро и тихо. Валвик дернулся было открыть, но тут дверь медленно начала открываться сама – довольно странно и резко, толчками…
– Тс-с-с! – прошипел чей-то голос.
И в комнату, предварительно оглядевшись, ворвался не кто иной, как мистер Кертис Уоррен. Вид у него был изрядно помятый: куртка порвана, а белый фланелевый костюм живописно испачкан; волосы стояли дыбом, да и на лице явственно отпечатались следы борьбы. На губах его играла злорадная улыбка. Он осторожно закрыл за собой дверь и горделиво оглядел друзей. Потом, не дав им прийти в себя от потрясения, засмеялся низким, довольным, даже самодовольным смехом. Наконец, порывшись в кармане, он что-то вытащил оттуда и с торжеством поднял над головой. На золотой цепочке медленно поворачивался, тускло поблескивал и подмигивал изумрудный слон.
– Он снова у нас! – ликующе провозгласил Уоррен.
