Текст книги "Девять неправильных ответов"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Вначале это по-настоящему беспокоило Билла. Неужели он слабак, потому что ему не хватает жестокости? Но война преподала Биллу суровый урок, избавив его от заблуждений. Однако сколько людей, напичканных подобной чушью, считают себя слабыми из-за того, что не в состоянии сбить человека с ног!

«Почему, – думал Билл, сидя за столом у телефона, – я должен ненавидеть Эрика Чивера? Возможно, он вполне достойный парень. Другое дело Гей – ядовитая змея, раздувающаяся от самодовольства. Он, видите ли, привык, чтобы его распоряжения выполнялись, а мне следует подчиняться дисциплине!»

Телефон зазвонил вновь.

– Кому, черт возьми, я понадобился теперь? – осведомился Билл, сняв трубку.

Очевидно, звонили «Лэрри Херсту», так как вместо портье он услышал голос Марджори.

– Би… Я хотела сказать, Лэрри. Что-нибудь не так?

– Венера! Ева! Астарта! – воскликнул Билл. – Все в полном порядке. Но ты не сбежала? Тебя не похитили? Ты не решила выйти замуж за Чивера?

– Господи, конечно нет! Почему тебе это пришло в голову?

– Ничего мне не пришло. Просто мне только что звонил мистер Чивер и сказал…

– Что? – слишком быстро спросила Марджори.

Билл поднял взгляд. За кружевной занавеской вновь появились две маленькие светящиеся точки.

– Не клади трубку, Марджори! – прошептал он. – Здесь что-то происходит… Нет, ничего особенного, но я только что догадался, что это значит. Подожди у телефона!

Светящиеся стрелы исчезали и появлялись снова. Стол Билла стоял между двумя окнами. Прижавшись к стене, Билл двинулся к левому окну. По обеим сторонам занавески сверху свисала полоска бархата. Прикрываясь ею, Билл посмотрел наружу.

Глава 9
ЛЮБИТ – НЕ ЛЮБИТ

На другой стороне Альберт-стрит высился еще один многоквартирный дом, почти точно такой же, как «Герб Альберта», только желтый, а не красный. Возможно, оба здания сооружала одна фирма. Над каждым из трех подъездов виднелась надпись золотыми буквами: «Герб Виктории».

Светящиеся точки в окне напротив – в таком же подъезде и на том же этаже, что и квартира Билла, – были отражениями линз большого полевого бинокля. Кто-то на другой стороне улицы следил за каждым движением Билла.

Обернувшись, Билл окинул взглядом гостиную. Кремовые стены, хороший, но старый ковер, побывавшая в употреблении мебель… Словом, все, чему следует находиться в меблированной квартире, сдающейся в аренду, за исключением одного – головы тигра над камином. Две светящиеся стрелы, снова пронзив занавеску, отразились в его стеклянных глазах.

Билл вернулся к телефону:

– Марджори, кое-что выяснилось… Нет-нет, ничего важного! Но я должен в этом разобраться. Где ты сейчас?

– В телефонной будке.

– Можешь остаться там и перезвонить мне через десять минут?

– Конечно могу. Что случилось? Ты говорил об Эрике Чивере…

– Позже, дорогая. – Билл положил трубку, потом позвонил портье: – Таффри, дом напротив точно такой же, как этот? Я имею в виду расположение комнат и тому подобное.

– «Виктория»? Да, сэр, точно такой же. Портье в первом подъезде мой приятель.

– Значит, квартира на четвертом этаже с левой стороны первого подъезда имеет тот же номер, что и моя? С-14?

– С-16, сэр. Номера там расположены зеркально.

– Вы можете узнать у вашего друга, кто живет в той квартире? Это очень важно.

– Уверен, что у вас не должно возникнуть возражений, сэр. С жильцами там все в полном порядке.

– Не сомневаюсь. Если у вас есть сомнения насчет меня…

– Что вы, сэр! – усмехнулся Таффри. – Я знаю, что квартиру для вас снял ваш дядюшка, мистер Гейлорд Херст, – всем известно, какой он превосходный джентльмен.

– Значит, вы сбегаете через дорогу и выясните то, что я просил?

– Когда, сэр?

– Немедленно!

– Вообще-то, сэр, я не должен покидать свой пост. Хотя… я могу посадить у коммутатора юного Томаса. – Таффри тут же по-военному окликнул упомянутого Томаса. – Вернусь через минуту, сэр, – сказал он Биллу и положил трубку.

Поднявшись, Билл подошел к правому окну и успел увидеть, как Таффри переходит улицу в сторону «Герба Виктории».

Билл окинул взглядом маленький торговый центр. Так как уже вечерело, магазины были закрыты. Рядом находился филиал Мидлендского банка, куда Билл поместил свои деньги, получив чековую книжку и расчетную книжку, где значилась сумма чуть менее трех тысяч четырехсот фунтов.

По соседству располагалось ателье, куда Билл отдал укоротить на несколько дюймов две пары брюк Лэрри и одну пару из его вечернего костюма. Еще дальше виднелся ресторан, где он съел отвратительный ленч.

Все же, несмотря на плохую пищу, Билл радовался, что оказался в Лондоне. Это был фестивальный год – год выставки на южном берегу Темзы, ярмарки с аттракционами в Бэттерси, а также (что особенно интересовало Билла) выставки Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Проезжая через Чизуик и Хэммерсмит, он видел заново покрашенные дома.

Послышался стук в дверь. На пороге стоял Таффри. Багровая физиономия и укоризненный взгляд предвещали плохие новости.

Билл знаком велел ему войти.

– Ну, – беспечным тоном осведомился он, – вы узнали, кто живет в квартире С-16?

– Да, сэр, – ответил портье. – Я спросил у моего приятеля Боба Луиса: «Кажется, у вас в С-16 живет важная шишка?» Боб несколько раз повторил, что там живет мистер Партридж, покуда я не понял, что речь идет о старшем инспекторе Партридже из Скотленд-Ярда.

Отвернувшись, чтобы скрыть испуг, Билл встретился взглядом со злыми глазами тигра над камином.

Зазвонил телефон, и Билл повернулся к портье:

– Отлично! Большое вам спасибо.

– Отлично, сэр?

– Я так и думал, что встречу здесь старика Партриджа, но издалека трудно быть уверенным. Никому не говорите о моей просьбе.

– Конечно, сэр.

– Я работал с ним в особом отделе во время войны. Хочу сделать ему сюрприз.

Таффри издал вздох облегчения:

– Э-э… ваш телефон звонит, сэр.

– Ах да! – Билл усмехнулся. – Должно быть, это дядя Гей поселил Партриджа напротив меня. Я бы не удивился, если оказалось бы, что дяде принадлежит солидная доля этой недвижимости. Но он не любит, когда упоминают его или мое имя.

– Да, сэр.

Телефон впал в истерику.

– Между прочим, вы не спросили, давно Партридж живет в той квартире?

– Да, сэр. Он въехал туда только сегодня утром. А теперь, если я могу идти…

Снова дядя Гей? Кто знает. Если он подключил полицию… Подождав, пока Таффри закроет дверь, Билл снял трубку, прежде чем аппарат издал последний звонок.

– Билл? – послышался обеспокоенный голос Марджори.

– Ты путаешь своих мужчин, дорогая. Это Лэрри Херст.

– Да, знаю. Но никто не подходил к телефону, и я подумала, что ты ушел. Ты говорил, что что-то происходит. Все в порядке?

– Да, – бодро солгал он.

– Но, Билл… то есть Лэрри… ты сказал, что тебе звонил Эрик. Дорогой, что он говорил обо мне?

Билл решил не рассказывать Марджори о том, что они договорились о встрече, – это только бы ее встревожило.

– Очень мало. Чивер упоминал о тебе как о «нашем общем друге» – деликатно воспользовался названием романа Диккенса. Он, кажется, намекал, что имеет на тебя какие-то права. Надеюсь, это не так?

– Конечно нет! – ответила Марджори, как показалось Биллу, после небольшой паузы. – Ты ведь ему не поверил?

– Разумеется.

– Или все-таки поверил? Вообще-то я звоню узнать насчет сегодняшнего вечера. Ты звонил твоему дяде? Мы идем к нему обедать?

– Понимаешь, я позвонил только в пять…

– В пять?

– Я должен был выполнить кое-какие поручения. А кроме того… ты не поверишь, но я отвлекся – сел за машинку и печатал почти всю вторую половину дня.

– Почему?

Билл бросил взгляд на портативную машинку и стопку бумаги рядом с ней. С машинкой была связана очередная загадка, но он решил отложить ее.

– Расскажу потом. Вот какие я получил указания. Мы должны прибыть в дядюшкину квартиру ровно в восемь. Визит официальный, в вечерних туалетах. Со мной будут обращаться как с тупым, испуганным школьником…

– Перестань, Билл! Не заводись!

– Гей будет жалить меня своим остроумием, заставляя весь класс смеяться – демонстрировать свою культуру, начитанность, образованность. – В голосе Билла послышались угрожающие нотки. – Но со мной этот номер не пройдет.

– Нет, Билл! Ты должен убедить дядю, что ты настоящий Лэрри Херст!

Билл хотел сказать, что Лэрри мертв и что не важно, разоблачит ли его Гей, если ему удастся сбить спесь со старикашки, но внезапно понял, что Марджори права, хотя и сама не догадывалась почему. Если Билл не сможет убедить Гейлорда, что он – Лэрри, весь план пойдет к черту. Гей тут же свяжется с Эмберли, который уже что-то заподозрил. Все вращалось вокруг треклятых десяти тысяч долларов.

От денег, которые Билл положил в банк, зависела его научная карьера, позволяющая жениться на Марджори и содержать ее. Если Гейлорд не поверит ему, то отберет все до последнего пенни, пусть даже Джой Теннент подтвердит, что Лэрри отдал ему эти деньги. Тогда с мечтой придется распроститься.

– Пожалуйста, выслушай меня! – взмолилась Марджори. – Ты хочешь одержать верх над Гейлордом Херстом в его же игре. Но ты настолько образован, что, ведя с тобой научный диспут, никто, а тем более Гейлорд Херст, не поверит, что ты – Лэрри. Неужели ты этого не понимаешь?

– Понимаю, – уныло отозвался Билл.

– Я тоже понимаю твои чувства. Но тебе придется во всем ему уступать. Я знаю, что ты можешь это сделать, если захочешь. Ну, ты будешь вести себя прилично?

– В высшей степени, – беспечным тоном заверил ее Билл. – Мы должны быть там к восьми? Где мне тебя подобрать?

– Пожалуйста, не беспокойся. Давай встретимся на станции метро «Грин-парк» у книжного киоска.

– Отлично! Пока, Марджори.

– Я люблю тебя, – прошептала Марджори и положила трубку.

Эти слова всегда были способны поднять дух любого мужчины. Билл сидел за машинкой, пока не пришло время принимать душ и одеваться. Вечерний костюм Лэрри, если не слишком присматриваться, был ему как раз впору. В карман белого смокинга Билл положил купленные сегодня часы с тонкой цепочкой.

Сев в метро на станции «Южный Кенсингтон», он вышел на остановке «Грин-парк», и, когда поднялся на эскалаторе в вестибюль, было без шестнадцати минут восемь.

Марджори стояла у киоска спиной к нему, просматривая «Лондонский детективный журнал». Под короткой белой меховой накидкой на ней было серое глянцевое платье с низким вырезом; жемчужное ожерелье матово поблескивало на розоватой коже. Они нерешительно смотрели друг на друга – атмосфера не располагала к публичной демонстрации чувств. Марджори протянула руку:

– Мы не опаздываем, Билл?

– Думаю, поспеем как раз вовремя. – Он понизил голос. – Хорошенько запомни: ты – Джой Теннент, а я – Лоренс Херст. Ты знаешь свою биографию и ознакомила меня со значительной частью моей. Думаешь, ты справишься?

Впервые Марджори выглядела спокойной и сдержанной, как подобает хорошей личной секретарше, каковой она и являлась.[12]12
  Следует отметить, что эти примечания нужно понимать строго буквально и не усматривать в них скрытый смысл. Прозорливый читатель может поинтересоваться, не была ли Марджори Блер таинственной и невидимой «мисс Вентнор», личной секретаршей адвоката Джорджа Эмберли. Это не так. Отбросьте ответ номер четыре. (Примеч. авт.)


[Закрыть]

– Я справлюсь лучше, чем тебе кажется, – ответила она. – Если только ты не будешь делать глупости…

– Обещаю, что не буду. Ну, пошли.

Солнце светило еще достаточно ярко. Идя по Пикадилли, они миновали отель «Ритц» и свернули вправо на Сент-Джеймс-стрит.

– Черт бы побрал эту машинку! – внезапно выругался Билл.

– Твою пишущую машинку? – удивленно спросила Марджори. – Что с ней такое?

– Она принадлежала Лэрри. Вчера, перед выходом из «Уолдорфа», я открыл ее, чтобы убедиться, что она в порядке. Марджори, я готов поклясться, что это была обычная портативная машинка «Вулверин» с черными клавишами и белыми буквами!

– Ну?

– Сегодня утром мне было нужно выполнить ряд дел. Когда я вернулся в половине второго, то открыл машинку и сел печатать…

– Вот этого я и не понимаю. Что тебе понадобилось печатать?

– Во-первых, письма, которые я должен был отправить в Нью-Йорке – моей квартирной хозяйке и моему боссу. Я послал их другу в Штаты, чтобы он отправил их оттуда с американскими марками. Во-вторых, полный отчет об этом приключении, покуда я помню все детали. Но дело не в том. Машинка была той же марки, но клавиши были белыми с металлическими ободками, а буквы – черными! Всю вторую половину дня я ломал голову над тем, кто – портье или старший инспек… – короче говоря, кто мог подменить машинку в мое отсутствие и какой в этом смысл…

– Погоди! – прервала Марджори. – Прошлой ночью у тебя не было машинки.

– Да. В Нью-Йорке я отправил чемодан и машинку автобусом в аэропорт, где их поместили в багажное отделение самолета.

– Выходит, машинку могли подменить в аэропорту или даже раньше?

– Теоретически – да, – согласился Билл. – Но реальным выглядит только одно объяснение. Я прибыл в «Уолдорф» слишком утомленным и стал жертвой оптического обмана. Уверен, что машинка – та же самая. – Он вздохнул. – Если бы только меня не беспокоил еще один вопрос, Марджори…

Они дошли почти до конца улицы. Справа находился узкий тупик, на дальней стене которого виднелась надпись: «Сент-Джеймс-Плейс».

То ли увидев ее, то ли почувствовав тревогу в голосе Билла, Марджори внезапно остановилась:

– Какой вопрос, Билл?

– Пожалуйста, пойми, что это не упрек. Ты проделала отличную работу, объяснив родителям и Эрику, что я прибыл несколько дней назад и остановился у друга. Но почему ты дала Чиверу мой адрес?

Марджори отвернулась – солнце поблескивало в ее темно-золотистых волосах.

– Понимаешь… сначала я должна была сообщить моей семье, что ты здесь, и подготовить их…

– На сей раз к настоящей свадьбе?

– Если ты все еще хочешь на мне жениться… Нет, не прерывай меня! Что касается Эрика, то он сначала спросил, почему я вообще поехала в Америку.

– Какое это имеет значение? Ну так почему ты туда поехала?

– Чтобы найти тебя, – просто ответила Марджори.

Билл уставился на тротуар, желая провалиться сквозь него.

– Ночью я дала волю своим чувствам, – продолжала Марджори. – Но сегодня мне было ужасно не по себе. Когда я думала, что свалилась тебе на голову, словно… Билл, в чем дело? Почему ты ничего не говоришь?

– Не могу, Марджори. Мне слишком стыдно.

– Стыдно? – Казалось, это слово озадачило ее. – Эрик спросил, нашла ли я тебя, и я ответила, что да. Тогда он попросил твой адрес, так как хотел что-то тебе сказать… Так почему тебе стыдно?

– Потому что такая чудесная девушка, как ты, можешь любить такого… – Билл огляделся вокруг, чтобы отвлечь ее внимание, и увидел табличку с названием улицы. – Сент-Джеймс-Плейс! – воскликнул он. – Мы уже несколько минут здесь стоим, сами того не зная! Пошли, Марджори! – Ему внезапно стал тесен воротник. – Позже я попытаюсь тебе объяснить…

Тупик имел тротуар по обеим сторонам. Слева находился оружейный магазин, а справа – писчебумажный. Переулок был сырым и темным – его освещали только газовые фонари на консолях. Почти на всех домах из красного кирпича с желтыми оконными рамами виднелись медные таблички. Билл, поглощенный своими мыслями, ничего не замечал, но Марджори читала все надписи, указывающие на местопребывание адвокатов, агентов по продаже недвижимости, книготорговцев и даже французского ночного клуба.

Остановившись, Марджори сжала руку Билла.

– Это здесь, – сказала она. – Дом обращен к нам задней стеной, но сбоку маленькие белые цифры «шестьдесят восемь».

Большой дом в георгианском стиле, потемневший от времени, одиноко возвышался среди груды камней, оставшейся после нацистских бомбардировок. В здании было три этажа, высокие окна были прикрыты шторами, под окнами второго и третьего этажа тянулись каменные выступы, до которых мог бы легко добраться грабитель, вооруженный крепкой веревкой и крюком. Дом выглядел мрачным и угрюмым.

– Похоже, нам предстоит столкнуться с чем-то ужасным, прежде чем мы уйдем отсюда, – прошептала Марджори. – Но с чем именно?

Ее спутник хранил молчание. Двери в подъезд за углом справа были распахнуты, но внутри царили потемки, и Биллу пришлось чиркнуть серебряной зажигалкой. Пламя осветило табличку с надписью:

«Первый этаж: сэр Эштон Каудри, к.а.[13]13
  Королевский адвокат.


[Закрыть]

Второй этаж: вице-адмирал достопочтенный Бенбоу Хукер (далее следовал перечень наград).

Третий этаж: м-р Гейлорд Херст, К.О.Б.И.[14]14
  Кавалер ордена Британской империи.


[Закрыть]».

На каждом этаже помещалась квартира для состоятельного холостяка.

Пламя зажигалки трепетало, когда они поднимались но узкой лестнице. В южной стене верхней площадки с высоким зашторенным окном виднелась старая полированная дверь с медной ручкой, карточкой с именем Гея и белой кнопкой звонка.

Но Билл не делал попыток нажать кнопку.

– О чем ты думаешь? – прошептала Марджори. – Мне не нравится, когда ты так отключаешься.

Билл улыбнулся и покачал головой:

– Хочешь знать, о чем я думаю? Только предупреждаю – это звучит напыщенно.

– Ну?

– Помнишь, что пишет Фруассар[15]15
  Фруассар, Жан (ок. 1333 – ок. 1400) французский хроникер.


[Закрыть] о Бертране дю Геклене,[16]16
  Дю Геклен, Бертран (ок. 1320–1380) – французский полководец, с 1370 г. коннетабль Франции.


[Закрыть] великом рыцаре четырнадцатого столетия? «И молвил он, обращаясь к своему оруженосцу: «Сегодня, если Господь дарует мне милость Свою, я совершу великий подвиг, который станет известным во всем христианском мире, не ради моего жалкого имени, а ради дамы моего сердца и чести моего друга».

Он закрыл зажигалку и сунул ее в карман. Марджори нетвердой рукой нащупала кнопку, и за дверью послышался звонок.

– В последний раз, Билл, – сказала она, – обещай мне не делать глупостей.

– Не знаю, Марджори.

Дверь открылась. На пороге стоял Хэтто.

Глава 10
ХОЗЯИН СЕНТ-ДЖЕЙМС-ПЛЕЙС И ЧЕРНЫЙ ЕПИСКОП

– Добрый вечер, мисс Теннент, – своим неизменно почтительным тоном поздоровался Хэтто. – И добро пожаловать домой, мистер Лоренс, если можно так выразиться.

Слегка склонив голову, он шагнул в сторону и закрыл дверь.

Марджори и Билл оказались в узкой прихожей, тянущейся почти во всю ширину дома. В правой стене находились закрытые двойные двери с серебряными ручками.

Стены прихожей были светло-зелеными. Свет проникал сквозь четыре высоких окна в левой стене. Тяжелые занавеси из зеленого бархата с золотыми узорами были раздвинуты, но шторы опущены.

– Ваша накидка, мисс Теннент? – предложил Хэтто.

Когда Марджори повернулась спиной, Билл четко разглядел Хэтто. Он походил на средневекового епископа. На вид ему было лет сорок восемь; у него были квадратные голова и челюсть, прямой длинный нос и почти невидимый рот на бледном лице. Темные волосы поверх высокого лба слегка тронула седина; черные глаза казались задумчивыми. В «епископе» Хэтто было добрых шесть футов и три дюйма роста – рядом с Биллом с его пятью футами и девятью дюймами он выглядел гигантом. Худобу скрадывал смокинг в обтяжку с белым галстуком-бабочкой и белоснежной рубашкой – черный жилет указывал на его должность.

Когда Хэтто взял накидку Марджори, движение его локтя что-то напомнило Биллу.

– Ваше пальто, мистер Лоренс? Благодарю вас. Пожалуйста, следуйте за мной.

Повернув серебряные ручки, Хэтто открыл зеленые двойные двери и отошел в сторону.

Билл и Марджори вошли в комнату. Желтоватый свет струился из какого-то скрытого источника сверху.

– Пожалуйста, подождите в галерее, – сказал Хэтто. – Я узнаю, желает ли мистер Херст принять вас.

– Принять нас? – переспросил Билл. – По-моему, нас ждали к восьми?

– Время мистера Херста драгоценно, сэр, а ваше – нет. Простите за совет, сэр, но вы избежите наказания, если будете говорить только тогда, когда к вам обращаются.

С меховой накидкой и пальто в руке Хэтто вышел и закрыл за собой дверь.

– Лорд Гей, – усмехнулся Билл. – Орден Британской империи вскружил ему голову. Он заставляет меня ждать, думая, что играет на нервах Лэрри Херста. Как тебе показался Хэтто?

– Выглядит респектабельно – похож на кардинала. Думаю, он…

– Он борец, – прервал Билл. – Может быть, я ошибаюсь, но я заметил, как он выставил локти назад, прежде чем взять твою накидку и мое пальто.

– Борец?

– Не думаю, что все борцы выглядят громилами с вздувшимися бицепсами. Корнуолльские борцы могут показаться тощими и хилыми, пока не почувствуешь на себе их хватку. Но если бы Хэтто был боксером, то, несмотря на свой рост, не потянул бы больше чем на полутяжелый вес.

– Это сколько?

– Ну, скажем, сто семьдесят пять фунтов.

– Билл, а сколько ты весишь?

– Я в полусреднем весе – сто сорок три фунта. Конечно, руки у Хэтто длиннее…

– Разница слишком велика. Твой дядя твердит о наказании. Что, если Хэтто…

– Не знаю. Но не бойся – это битва умов, а не боксерский матч.

Они впервые огляделись вокруг.

Не имеющее окон помещение днем могло освещаться через световой люк, но его прикрывали темно-вишневые занавеси. На тускло-красных стенах, какие бывают в художественных галереях, висело около пятидесяти картин и акварелей в поблескивающих при скрытом освещении в потолке рамах.

Это была коллекция Гейлорда Херста. Кроме дивана без валиков, в комнате не было никакой мебели.

Билл окинул взглядом картины.

– Ну и ну! – воскликнул он.

– Выглядят они жутковато, – согласилась Марджори. – Но в конце концов, это современное искусство.

– Бездари убедили многих, что современное искусство должно выглядеть безумным.

– Посмотри-ка! – воскликнула Марджори. – Эта картина безумной не выглядит.

Повернувшись, Билл увидел помещенный на самом видном месте портрет Гейлорда Херста в полный рост, явно не принадлежащий кисти его любимых художников.

Он в точности походил на виденную Биллом фотографию – только поза и фон были иными. Портрет запечатлел Гея сидящим в мягком кресле с подлокотниками. Толстые двухфокусные стекла очков увеличивали лишенные выражения светло-голубые глаза. Над длинным, узким лицом топорщились всклокоченные волосы цвета грязной овечьей шерсти. Орден Британской империи бросался в глаза. Короткая нога в лакированной черной туфле не касалась пола. Переброшенное через другую ногу голубое шелковое одеяло опускалось на пол крупными складками, придерживаясь сверху худой и маленькой рукой Гея, словно меховое покрывало для пассажира автомобиля.

Вряд ли Гей был удовлетворен, если внимательно изучил портрет. Художник, не обладавший звучным иностранным именем, – краткая подпись гласила «Томпсон, 1950», – утрировал печально-добродетельный облик Гея, подчеркнув скрытые качества: морщинки вокруг глаз и складка рта придавали лицу выражение алчности и жестокости.

Билл сердито отвернулся от портрета:

– Лорд Гей заставляет нас ждать уже больше пятнадцати минут. Что, если я открою эти двери хорошим пинком?

– И позволишь ему вывести тебя из себя?

Билл сел на диван, достал сигарету и закурил, хотя нигде не видел пепельницы.

– Как бы я хотел, дорогая, чтобы твой портрет написал Леонардо! – промолвил он. – Его обнаженные не знают себе равных. Рубенс, на мой взгляд, чересчур…

Двойные двери в прихожую внезапно распахнулись. Достоинство, очевидно, не позволяло Хэтто двигаться слишком быстро. Тем не менее, прежде чем Билл понял, что произошло, сигарету проворно извлекли из его пальцев.

– Мистер Херст не позволяет курить в этой комнате, сэр, – объяснил Хэтто, шагнув назад. – Вы поступили разумно, отдав сигарету. В противном случае последствия могли быть весьма неприятными.

Поднявшись с дивана, Билл вставил в рот другую сигарету, зажег ее и выпустил дым в лицо Хэтто.

– Хотите попытаться забрать и эту? – осведомился он. Слова эти прозвучали как первый вызов.

– Одну минуту, мистер Лоренс. – Повернувшись с чисто церковной торжественностью, Хэтто вышел в коридор, держа сигарету на расстоянии, словно какой-то опасный и загадочный предмет. Вскоре он вернулся.

– Ну? – продолжал подстрекать его Билл.

– Забрать у вас сигарету, мистер Лоренс, не составило бы труда. Но я мог бы причинить вам некоторую боль.

– У меня прямо кровь стынет в жилах! – усмехнулся Билл.

– Ваш дядя, сэр, глубоко привязан к вам. Я бы не стал делать вам замечание без его указаний. Однако мне придется…

Хэтто оборвал фразу. За закрытыми дверьми послышался звон колокольчика.

– Можете пройти в гостиную, – сообщил Хэтто. – Мистер Херст любезно согласился принять вас. Надеюсь, мистер Лоренс, вы не поступите опрометчиво, давая знать мистеру Херсту, что вы курили.

– Моя опрометчивость вошла в поговорку. – Никогда не обращавшийся со слугами надменно, Билл властно приказал Хэтто: – Откройте двери.

Хэтто повиновался и шагнул в сторону.

– Мисс Джой Теннент, – доложил он. – Мистер Лоренс Херст.

Они очутились в большой квадратной комнате с так же прикрытым световым люком. Вдоль стен тянулись ряды открытых книжных полок. Возле двойных дверей в дальней стене горела настольная лампа под черно-белым абажуром.

– Можете подойти, – послышался негромкий голос, – но умоляю не прикасаться к адамовскому[17]17
  Братья Адам, Джеймс (1730–1794) и Роберт (1728–1792) – английские архитекторы и мебельные дизайнеры.


[Закрыть] столику в центре комнаты.

Марджори посмотрела на маленький столик, стоящий на мягком черно-белом ковре. На нем находилась шахматная доска из слоновой кости с резными фигурами из светло-зеленого и темно-зеленого жадеита, высотой не менее четырех дюймов.

– Если это вас интересует, – продолжал меланхоличный голос, – шахматы относятся к эпохе династии Минь[18]18
  Минь – китайская императорская династия, правившая в 1368–1644 гг.


[Закрыть] – нашему четырнадцатому веку. Малейшее повреждение будет неисправимым. Справа от столика стоит диван. Подойдите к нему, мисс Теннент, и сядьте лицом ко мне. А ты, Лоренс, иди налево и сядь на стул рядом со мной. Поторапливайтесь!

Правее третьих двойных дверей и настольной лампы с черно-белым абажуром восседал хозяин дома в точно таком же кресле, как на портрете.

– Не задерживайтесь! – снова произнес голос.

Все трое улыбались, хотя Билл ощущал жгучую ненависть к старику в толстых очках и с тонким ртом, который шевелился, не открываясь, словно рыбьи жабры. Ему казалось, что такие же волны ненависти исходят и от мистера Херста.

Сидя на диване из мягкой белой кожи с черными по краям подушками, Марджори с заинтересованным видом склонилась вперед. Билл курил, не поднимая взгляда.

– Могу обрадовать вас, дорогая моя, – обратился Гей к Марджори. – Вы мне очень нравитесь. Я боялся, что выбор моего бедного мальчика окажется неудачным. Но вы очаровательны и вполне можете быть представлены в обществе.

«Найдется ли на земле хоть одна женщина, – подумал Билл, – которая не выйдет из себя, услышав столь снисходительный комплимент?»

Однако Марджори отлично играла свою роль.

– Очень рада, что вы меня одобряете, – отозвалась она.

– Безусловно, дорогая. Тем не менее… – глаза под толстыми стеклами злобно блеснули, – могу лишь надеяться, мисс Теннент, что бедный мальчик не разочарует вас и не разобьет вам сердце.

– Разобьет мне сердце? Но почему?

– Увы, – продолжал мистер Херст, – ныне я одинокий старик. Но долгие годы я был наставником Лоренса. Он пугался самой невинной шутки и отставал в учебе – возможно, не столько из-за отсутствия ума, сколько из чистого упрямства. Должен с сожалением признать, что он был лгуном и трусом. К примеру, припоминаю один случай… – И он с удовольствием пустился в повествование, напоминающее скверный анекдот.

Бросив сигарету в пепельницу, Билл внимательно изучал «дядю». Мистер Херст, в довольно грязноватом вечернем костюме с орденом, восседал на фоне книжных полок с яркими корешками.

Голубое шелковое одеяло полностью скрывало его ноги, доходя до пола. Билл видел руки под голубой тканью, прижимающие ее к бокам кресла. Но как пальцы Гея могли проникать сквозь подлокотники?

Внезапно Билл нашел ответ. Кресло в действительности было инвалидным, с колесами на спицах, а не подлокотниками. Однако старый сатир не желал обнаруживать свое бессилие перед Марджори.

– Как видите, дорогая, – закончил Гей, – он был жалким плаксой. Естественно, его родители не могли поверить, что я напугал его, надев маску из папье-маше с голубыми прыщами и открытым ртом, изображая жертву Великой чумы 1666 года.[19]19
  Эпидемия чумы в Лондоне, унесшая тысячи жизней.


[Закрыть] Не удивлюсь, если и вам это покажется невероятным. Иногда я сомневался в его рассудке.

– Но, мистер Херст, – запротестовала Марджори, – вы говорите, что тогда ему было всего восемь лет. И вы не видели его с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать.

– Это правда, дитя мое.

– Но разве люди не меняются? Разве трус в играх не может стать героем в реальной жизни?

– Приятный вымысел для невзыскательного читателя, дорогая моя. Юный олух может измениться внешне, но характер остается тем же.

Вытянув шею, он впервые удостоил взглядом мнимого племянника.

Билл уже знал, как ему действовать. Он должен использовать речевые обороты и жесты Лэрри Херста, смешивая их со своими собственными, дабы ошибки не были заметны.

– Ну, старина? – Стекла очков блеснули, а тон вновь стал покровительственным. – Как поживаешь?

– Не так уж плохо, дядя Гей, – ответил Билл, ерзая и опустив глаза, как сделал бы Лэрри Херст. – Рад вас видеть.

– Не подлизывайся, Лоренс. Взрослым мальчикам лучше говорить правду. Ты вовсе не рад видеть меня.

– Не понимаю, дядя Гей.

– За эти восемнадцать лет ты написал мне хоть одну строчку? Тем не менее я следил за твоей карьерой с помощью мистера Джорджа Эмберли. Охота! Альпинизм! Мотогонки! К чему все это?

– Мне это нравилось, дядя Гей.

– Нет, Лоренс. Ты просто старался убедить себя, что ты не трус. Но ты понял, что являешься худшим из трусов. Даже сейчас ты не осмеливаешься смотреть мне в глаза.

Стрела пролетела так близко от цели, что Билл вздрогнул.

– Вижу по твоему лицу, что я прав. – В голосе не слышалось ни тени торжества. – Ну, давай забудем это. Но прежде чем протянуть тебе руку, я должен разобраться с твоим дерзким поведением, которое…

– Признаю, сэр, что опоздал со звонком. Но…

– Ты поступишь разумно, если не станешь меня прерывать.

Билл кивнул, судорожно глотнув.

– Отлично. Коль скоро твоя хваленая учтивость позволяет мне продолжать, ты будешь рад услышать, что я решил простить тебе очередную дерзость. Но в дальнейшем я не стану терпеть непослушание.

– Да, сэр.

– Значит, мы поняли друг друга. У тебя в руке сигарета – причем уже вторая. Первую ты курил, войдя в комнату. Разве ты не знаешь, что я не позволяю курить в галерее?

– Знаю. Хэтто сообщил мне.

– Вот как? Выходит, ты сознательно нарушил мое распоряжение. Почему?

Далеко не впервые за сегодняшний день Билл прижал пальцы к вискам и протер глаза. Встав, он взмахнул руками в стиле Лэрри:

– Скажу вам прямо, дядя Гей! Придя сюда, я думал, что мне на вас наплевать!

– По крайней мере, это достаточно откровенно… А теперь брось сигарету в пепельницу на столе слева от тебя. Не спорь!

Билл сел и повиновался. Выбрасывая сигарету, он рассмотрел стол и то, что находилось на нем.

Это был довольно большой квадратный стол черного дерева в стиле чиппендейл,[20]20
  Чиппендейл – стиль мебели, названный по имени английского краснодеревщика Томаса Чиппендейла (1718?–1779).


[Закрыть] отделанный по краям алебастром и позолотой. По одну сторону черно-белой лампы стояли полдюжины круглых бутылочек с пробками и красными этикетками с надписью «Яд!», а по другую сторону – старый полицейский фонарь. Но самым странным казались полдюжины пар старомодных медных кастетов.

– Простите, дядя Гей, но вы вообще не разрешаете здесь курить?

– Обычно разрешаю. Но сегодня я не позволю тебе курить. Если ты достанешь сигарету, ее тотчас же отберут. Ясно? Обед, как всегда, будет подан ровно в девять. Во время обеда, Лоренс, ты извинишься перед Хэтто за твою дерзость.