Текст книги "Отравление в шутку"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 12
УКРАДЕННЫЙ КРЫСИНЫЙ ЯД

Испуганная девушка славянской наружности стояла перед нами в библиотеке. Судья, по словам Сарджента, дремал в своей комнате, Мэтт занимался в городе приготовлениями к похоронам Туиллса, а Мэри сидела с Клариссой в комнате Джинни, так что библиотека оказалась в нашем распоряжении. Сарджент поместился за центральным столом, держа наготове блокнот и сердито глядя на Джоанну. Это была крепко сложенная коренастая девица с лоснящимся лицом, плоским носом и косами, связанными на макушке. Переминаясь с ноги на ногу, она нервно проводила руками по бокам полосатого платья, испачканного мукой, и с подозрением косилась маленькими глазками на угол стола. Ее тревожило не столько трагическое событие в доме, сколько присутствие полиции. Сарджент умел обращаться с подобного рода свидетелями.

– Ну, Джоанна? – сурово осведомился он. – Вы знаете, кто я, верно?

– Да, знаю, – вздрогнув, отозвалась она. – Мой брат Майк тоже вас знает. Вы посадить его в тюрьма за то, что он делать виски, а он его не делать. И я тоже.

– Это не важно, Джоанна. Я хочу спросить вас о другом.

Но девушка не унималась. Она повысила голос:

– Вы посадить его в полицейская машина и отправить в тюрьму. Священник скажет вам, что он не делать виски. Мы хорошие люди, а вы…

– Довольно! – прервал ее Сарджент. Для большего эффекта он стал имитировать ее стиль речи. – Отвечайте на мои вопросы, не то я и вас посажу в полицейскую машину и отправлю в тюрьму. Слышите?

Выражение лица девушки не изменилось, но она явно была испугана.

– Вы спрашивать, а я отвечать. Мне нечего бояться. Я не делать виски.

Сарджент кивнул.

– Вчера у вас был свободный вечер, не так ли?

– Да.

– Куда вы ходили?

– Домой, как всегда. Я хорошая девушка. Я не делать виски. Я уехать восьмичасовой автобус, ночевать у мамы и вернуться только утром.

– Где вы живете?

Горничная колебалась, не желая называть конкретные имена и места, но решила, что он и так все знает.

– Я живу в «Рипаблике».

– Теперь слушайте внимательно! Вчера вы весь день были на кухне?

– Я? На кухне? – Очевидно, Джоанна не совсем понимала, о чем ее расспрашивают, и все еще подозревала, что речь идет о виски. Правда, кто-то в доме выпил что-то не то и умер. Ну и что из того? Люди постоянно пьют плохой самогон и умирают. Она никому не давала плохой самогон. – Я? На кухне? – тупо повторила она. – Нет. Я стелить постели, подметать, убирать…

– Вы были на кухне всю вторую половину дня?

Девушка задумалась.

– Да. После ленча. Все время.

– Джоанна, вы помните банку с крысиным ядом в буфетной?

– Для убивать крыс? Да, помню. Я искать ее весь день. Когда я спускаться в погреб за яблоками, я слышать много крыс, поэтому искать банка в буфетная. Но там ее нет.

Чувствуя, что ей удалось увести разговор в сторону от виски, Джоанна стала более многословной. Сарджент встрепенулся:

– Вы уверены, Джоанна? Крысиного яда не было в буфетной во второй половине дня?

– Да. Я не врать! Я спросить мисс Куэйл, что она сделать с белый порошок для убивать крыс. А она ответить: «Ты не беспокоиться из-за крыс – заниматься своя стряпня».

– С какой мисс Куэйл вы говорили?

– Что? С худая.

– Мисс Мэри Куэйл?

– Да. – В голосе Джоанны послышалось презрение. – Только она иногда приходить в кухня. Я сказать: «Кто-то взял порошок для убивать крыс». А она говорить, что это неправда. Но я не врать! Порошок там нет!

Сарджент посмотрел на меня.

– Мышьяк исчез во второй половине дня и до сих пор не найден, – сказал он. – Никто в доме не признается, что видел его… Джоанна, кто, кроме вас, был на кухне в тот день?

– Никто.

– И вы уверены, что не видели, как кто-то брал крысиный яд? Говорите правду, или я отправлю вас в тюрьму!

Она всплеснула руками:

– Если бы я видеть, то зачем спрашивать мисс Куэйл, кто его взять? Пожалуйста, отпустите меня. У меня пирог…

– Минуту, Джоанна. – Сарджент провел рукой по седеющим волосам и задумался, глядя на блокнот, потом заговорил доверительным тоном: – Вы хорошо знаете эту семью, не так ли?

– Да, – равнодушно отозвалась девушка.

– Скажите, Джоанна, как они ладят друг с другом? Часто ссорятся?

Это уводило в царство сплетен и, судя по алчному выражению на лоснящемся лице Джоанны, пришлось ей по душе. Виски было забыто раз и навсегда. Девушка была готова помочь, но сначала бросила взгляд через плечо и понизила голос:

– Они все время ссорятся – особенно судья и хорошенькая. А два… три… четыре дня… нет, две… три… четыре недели назад у них был большой скандал. Да!

– Вам известно, из-за чего?

Но Джоанна сосредоточилась на судье и «хорошенькой», поскольку эта тема включала любовную интригу. Я понял, что под «хорошенькой» Джоанна, очевидно, подразумевает Джинни.

– Она сидеть в гостиная, куда никто не ходить. Там холодно. Она любит играть на рояль. Пф! Что хорошего играть на рояль, когда никто не петь? – осведомилась Джоанна. – Иногда судья входить туда – я вижу, когда убирать там. Он выглядеть странно и не говорить громко – совсем не как мой папа. Когда мой папа приходить домой пьяный, он бить меня, если думать, что я вести плохо. Да! – Она с гордостью кивнула. – Ну, судья говорить: «Почему ты не играть вещи, которые мне нравиться?» А когда она их играть, он сидеть и выглядеть странно… Мне эти вещи тоже нравиться. Я сидеть на ступеньках и слушать…

Сгорбленный и жалкий старик, подавляя свою суровость, сидит на стуле в холодной гостиной. Он просит дочь сыграть его любимые церковные гимны и старые песни, которые мы в своем самодовольстве и высокомерии почти забыли. Я помнил по прошлым дням, как судья Куэйл любил «Веди, нас, свет благой» и «Пей за меня только глазами» и как Джинни – большеглазая девчушка – играла и пела…

– …Когда я слушать, она спросить его о чем-то, и они спорить. Сначала она пытаться играть снова, а потом рассердиться и крикнуть: «Я все равно выйду за него, когда он найдет работу!» А судья говорить: «Ты хоть знаешь, кто он такой?» И тогда оба кричать…

Сарджент посмотрел на меня, подняв брови.

– Все верно, – кивнул я. – Парень, в которого она влюблена, приехал сюда сегодня. – И я добавил, надеясь на лучшее: – Он детектив.

– Детектив? Откуда он взялся?

– Он англичанин и… – Помоги нам Бог, если это неправда! – Близкий друг комиссара полиции Нью-Йорка.

Сарджент фыркнул и нахмурился. Это ему явно не понравилось. Он не хотел, чтобы кто-то встревал в его расследование – особенно человек со столь внушительной характеристикой.

– Он немного эксцентричен, – продолжал я, постучав себе по лбу, – но настоящий гений. Вот почему его используют как следователя по особо важным делам… И ему не нужна слава, мистер Сарджент. Он может оказать вам значительную помощь, при этом не фигурируя в деле.

Это пришлось Сардженту по вкусу.

– Мой коллега, близкий друг комиссара… – Он кивнул. – Но я никогда не слышал о нем раньше. Не знал, что у мисс Куэйл есть такие знакомые… Ладно, Джоанна. Расскажите нам о «большом скандале», который вы упоминали.

Во время нашего разговора Джоанна выглядела скучающей.

– Ну… – объяснила она, – это было за обедом. Они начать ссориться, но говорить мало, когда я входить с тарелками.

– Из-за чего была ссора?

– Не знаю. Думаю, из-за денег. Они говорить о кто-то по имени Том. А судья сказать, что суп слишком горячий, заставить меня отнести его назад в кухня и…

Она испуганно оборвала фразу. Тупое выражение застыло на ее лице, как замазка. В комнату неслышно вошла Мэри Куэйл – ее туфли без каблуков не издавали никаких звуков. Нос был вздернут еще сильнее, а плечи приподняты.

– Возвращайся в кухню, Джоанна, – холодно сказала она.

Девушка начала пятиться, глядя на Сарджента.

– Все в порядке, Джоанна, – обратился к ней окружной детектив. В его голосе слышался сдержанный гаев. – Можете идти. Мисс Куэйл ответит на вопросы, которые я собирался задать вам. Идите.

– Я никогда… – начала Мэри.

– Послушайте меня, мисс Куэйл, – прервал ее Сарджент. – Вы и ваши родственники пока что не обязаны отвечать на вопросы. Но если вы это сделаете, я смогу избавить вас от многих неприятностей на дознании. А если вы будете вести себя как сейчас, это не принесет вам никакой пользы.

Мэри взяла себя в руки.

– Видит бог, мистер Сарджент, я не пытаюсь вам препятствовать. Задавайте мне любые вопросы. Но я не хочу, чтобы слуги обсуждали… Закрой дверь, Джоанна!.. Я не хочу, чтобы слуги обсуждали наши дела публично, вот и все.

– Хорошо, мисс Куэйл. Тогда, полагаю, вы расскажете мне, что за ссора произошла за обедом из-за денег и кого-то по имени Том?

Мэри нервно обернулась ко мне.

– Лучше расскажи ему, Мэри, – посоветовал я.

– Ну… если вам необходимо знать все, речь шла о моем брате Томе.

– Да?

– Он никчемный неудачник и довел папу почти до безумия! А папа был так добр к нему и ничего для него не жалел – ты ведь это знаешь, Джефф! И после всего этого Тому хватило наглости написать всем нам, прося денег! Это было первое известие, которое мы получили о нем за три года! Он жаловался, что болен, разорен и так далее. Все это сплошная ложь. Но Джинни всегда была на его стороне, Кларисса иногда тоже, и, конечно, мама – только она не осмеливалась возражать папе.

– Значит, они уговаривали судью послать Тому деньги?

– Джинни – да. Вообще-то никакой ссоры не было. Эта Джоанна – просто маленькая злючка…

– Минуту, мисс Куэйл! Судья отказался?

– Мэтт поддержал меня, – с удовлетворением отозвалась Мэри, – и сказал, что Том может убираться к дьяволу, где ему самое место. Уверяю вас, я не из тех, кто таит злобу, но после того, как он так обошелся с папой… – Она была так возмущена, что забыла о своей сдержанности. – Я тоже сказала, что соглашаться на его просьбу был бы стыд и срам!

Мэри легко становилась суровой на расстоянии, но, видя перед собой болезни и страдания, бросалась на помощь, не думая о себе и откладывая тирады напоследок. Впрочем, ее жалость была адресована только беспомощным и бывала еще более удушающей, чем осуждение.

– Я спрашивал вас не об этом, мисс Куэйл, – терпеливо заметил Сарджент. – Я хотел знать, отказался ли судья послать Тому деньги.

– Папа ничего не сказал – просто встал и вышел. Когда я увидела выражение его лица, то готова была убить Тома. Мы знали, что он не станет посылать деньги и даже обсуждать это.

Внезапно я понял причину. «Выражение его лица…» Должно быть, судья, выходя из столовой, был бледен, закусил губу и затянул гордость, как пояс вокруг пустого желудка. Он не стал бы посылать деньги просто потому, что не мог этого сделать. Их у него не было.

– Мы все были расстроены, мама плакала, но никто не решался сердить папу, – продолжала Мэри. – Я не уверена, но думаю, что деньги послал Уолтер, подписавшись папиным именем, так как видела письмо в холле. Уолтер всегда делал такие вещи втихомолку. Если он послал деньги, то не стал бы нам об этом рассказывать. – Она фыркнула. – У меня побольше твердости!

Окружной детектив рисовал карандашом бессмысленные знаки, вероятно чувствуя, что шел по неправильному следу, но не вполне понимая, как подойти к правильному. Рядом с ним лежал томик Гейне в желтом переплете, в котором Туиллс написал загадочные слова, и он с сомнением подобрал его.

– Мистер Марл, я спрашивал всех в доме о том, что написал доктор. Никто понятия не имеет, что это означает. – Он резко взглянул на Мэри, словно почувствовав, что слишком разговорился в ее присутствии. – Вы уверены, мисс Куэйл, что не знаете этого? «Что сожгли в камине…» Хм!..

– Я уже говорила вам, что не знаю! Вероятно, Уолтер просто фантазировал, как обычно.

Сарджент открыл книгу, вновь изучая форзац.

– «Была ли это надежда получить деньги или прогрессирующая болезнь?» – медленно прочитал он вслух. – Чьи деньги? Туиллса? Не знаете, мисс Куэйл, составил ли он завещание?

– Откуда мне знать? – осведомилась Мэри. – Не имею ни малейшего представления. Думаю, он хорошо обеспечил Клариссу, если вы это имеете в виду. Я… – Она оборвала фразу, как будто ей в голову пришла какая-то тревожная мысль, и бросила нервный взгляд на Сарджента, но он был поглощен книгой. – А если вы думаете о папе, то я уверена, что ему ничего не известно. Он слишком занят, чтобы беспокоиться из-за подобных вещей. К тому же Уолтер никогда об этом не упоминал.

– Хорошо, мисс Куэйл. Благодарю вас.

Что-то пробормотав о пироге в духовке, Мэри быстро вышла. Я уже давно хотел спросить ее кое о чем, но колебался. Замечание, сделанное мимоходом Джоанной, напомнило мне слова Мэтта, сказанные вчера вечером. По словам Джоанны, за обедом, во время которого произошла ссора, суп был слишком горячим, и судья велел отнести его в кухню, чтобы остудить. А согласно Мэтту, именно за обедом «одна из девочек» рассказала древнеримскую историю об отравленном кувшине с холодной водой, которая, по-видимому, вдохновила убийцу. Казалось вероятным, что горячий суп напомнил об этой истории. Но кому именно? Я колебался, так как не хотел втягивать Джинни. Мэтт думал, что это она. Но рано или поздно вопрос придется задать. А тем временем…

– Я получил показания всех в доме, – внезапно заговорил Сарджент. – Но от них никакого толку. Все то же самое. Очевидно, я не силен в допросах. К тому же я не могу давить на этих людей. – Он задумался, стиснув голову руками. – Беда в том, что у меня связаны руки, пока мы не получим вердикт об убийстве. Я бы хотел обыскать дом. У кого-то здесь имеется солидный запас яда. Если бы это происходило в городе, полагаю, я мог бы действовать, наплевав на последствия. Но судья знает свои права, и док Рид меня не поддержит… Я бы хотел побеседовать с вашим другом – детективом.

– Вы узнали что-нибудь новое?

– Только о передвижениях судьи, – ответил Сарджент, листая блокнот. – Полагаю, вы помните, что говорили остальные? Что в половине шестого вчера вечером – сразу после того, как Кларисса привезла сифон и отдала его Мэри, которая принесла его отцу сюда, – судья спустился в подвал. Его никто не видел до начала седьмого, когда Мэтт столкнулся с ним на лестнице. Похоже, судья любит бродить по дому и ремонтировать разные вещи. В передней части подвала он оборудовал себе плотницкую мастерскую. Последние дни судья изготовлял набор полок для каких-то солений, которые готовила Мэри, поэтому вчера вечером он спустился туда и работал чуть менее получаса. Потом он взял бутылку бренди, поднялся к себе в комнату, чтобы вымыть руки, и встретил Мэтта, спускаясь снова. Это было, когда Мэтт относил поднос миссис Куэйл… Понимаете, чтобы попасть на лестницу в погреб, не нужно проходить через кухню – она находится позади переднего холла возле буфетной и продолжается вверх в качестве черной лестницы на второй этаж. Вот почему в течение этого промежутка времени судью не видели.

Сарджент встал и начал бродить по комнате, размахивая блокнотом.

– Здесь я все расписал по минутам, – сказал он. – Хотите, прочту?

Я кивнул, и он начал читать, водя по странице указательным пальцем:

– «17.15. Кларисса приезжает домой в автомобиле с продуктами и сифоном. Мэри относит сифон судье Куэйлу и остается с ним до 17.30. Тогда в сифон еще не добавили яд, так как судья пил бренди с содовой из него. Кларисса поднимается в свою комнату и ложится отдохнуть. Горничная на кухне. Доктор Туиллс в своем кабинете. Вирджиния точно не помнит, где была, но думает, что читала в своей комнате…»

Вирджиния Куэйл говорила весьма неопределенно, – пояснил окружной детектив, подняв взгляд. – Она лишь помнит, что ей была нужна машина для поездки в город за книгой в библиотеке. Услышав внизу голос Клариссы, она спустилась, села в автомобиль и уехала. Ей кажется, что тогда было около двадцати пяти минут шестого.

Он возобновил чтение.

– «17.30. Судья Куэйл выходит из библиотеки и спускается в погреб. Мэтт приезжает домой на автобусе и видит отца идущим в сторону кухни. Мэри на кухне помогает служанке готовить ужин. Туиллс еще у себя в кабинете, а его жена в своей комнате наверху. Миссис Куэйл лежит в своей спальне.

17.30 – примерно 17.55. Судья в мастерской, остальные в указанных выше комнатах. Мэтт спускается около 17.50, идет в кухню и слоняется там, пока Мэри готовит поднос для миссис Куэйл.

17.55. Судья выходит из погреба с бутылкой бренди, оставляет ее в библиотеке и поднимается к себе в комнату умыться.

18.00. Звучит гонг к ужину. Мэтт поднимается наверх с подносом и встречает спускающегося судью. Судья останавливается взглянуть на поднос. Мэтт ставит поднос на стол, не будя миссис Куэйл, которая дремлет в кресле, затем спускается назад.

18.00–18.10. Поднос остается нетронутым на столе, пока миссис Куэйл дремлет. Судья и Мэтт вдвоем в столовой. Кларисса все еще наверху. Мэри и горничная в кухне. Вирджиния еще не вернулась.

18.10. Вирджиния прибывает домой. Мэри идет наверх, будит мать, наблюдает, как она начинает есть. Потом спускается. Кларисса выходит из своей комнаты, а Туиллс – из кабинета.

18.45. Ужин закончен. Судья идет в библиотеку, Туиллс – в кабинет, Мэри – на кухню помогать с посудой, Вирджиния и Кларисса – наверх переодеваться, Мэтт – сидеть с матерью».

Сержант мрачно перевернул страницу.

– Вот так. Мэри отпустила служанку, как только посуда была вымыта. Миссис Куэйл стало плохо около половины восьмого, но доктор сказал, что это не страшно, поэтому миссис Туиллс отправилась в автомобиле на собрание дамского клуба, а Вирджиния – на свидание с парнем по имени… – он заглянул в записи, – Кейн. Вы здесь с восьми и знаете остальное.

Мы оба умолкли. В комнате сгущались тени. Из-за снега свет снаружи становился призрачным. На стеклянных дверцах книжных шкафов мелькали причудливые полосы, а на стенах появились очертания веток деревьев. Портреты превратились в темные пятна, обрамленные золотом; занавеси не шевелились. Но по какой-то оптической причуде темно-красные цветы на ковре сохраняли свою яркость. Двигаясь вдоль окон, Сарджент словно наступал на какой-то уродливый цветник. Я прислушивался к слабым звукам ветра, напоминающим неровное дыхание больного. Вчера в сумерках кто-то пробрался сюда, отвинтил металлическую крышку сифона на центральном столе и добавил в него два грана гиосцина. Теперь стол темнел на фоне окон со стопками книг, откуда судья Куэйл делал выписки. Я различал маленький железный пресс, медные скрепки, ручки, трубки и банку с табаком, но там, где ранее стоял сифон, лежала книга в желтом переплете, в которой доктор Туиллс нацарапал свое непонятное сообщение…

– Кто же убийца? – спросил я.

– Не знаю. – Остановившись, Сарджент посмотрел на желтую книгу, потом перевел взгляд на статую Калигулы в углу у окна, на которую падал голубоватый свет. – За одним исключением, я мог бы состряпать дело против каждого. Единственная, в чьей невиновности я уверен, – малютка Вирджиния. Ее не было дома от половины шестого до десяти минут седьмого. А именно в этом промежутке кто-то отравил сифон, молочные тосты и бутылку с бромидом в кабинете Туиллса. У всех была возможность. Я…

Он застыл спиной ко мне.

Не знаю, что чувствовал в этот момент Сарджент, но у меня в животе что-то упало и быстро поползло вверх к горлу, стискивая его ужасом.

Я смотрел на статую Калигулы, ухмыляющуюся в серо-голубом свете, льющемся из окна. Только что оконный прямоугольник, обрамленный портьерами, был пуст. Теперь же к стеклу прижималась рука.

Она была неестественно белой, с плоскими пальцами и ладонью, обращенной к нам. Потом пальцы начали скрести и стучать по стеклу.

Внезапно ужас, сжавший мне горло, не позволяя крикнуть, уступил место облегчению и гневу. За окном послышался знакомый голос, приглушенный, но достаточно четкий:

– Откройте, наконец, окно! Я не могу весь день висеть на стене!

Глава 13
В КОТОРОЙ МЫ РИСУЕМ КАРТИНКИ

Я подошел к окну, отпер его и поднял раму. Послышалось царапанье, потом появились две руки и над подоконником поднялось лицо Росситера.

– Все в порядке, – заверил он меня, каким-то таинственным образом удерживаясь в такой позе и вещая, как с кафедры. – Простите, если напугал вас, старина. Я просто пытался выяснить, какую часть комнаты смогу увидеть. Я ходил по карнизу и, кажется, зацепил какие-то провода.

К его потрепанной шляпе теперь прицепилась паутина, свисавшая ему на лицо, как вуаль. К нижней губе прилип очередной окурок сигареты. Вид у него был виноватый.

Кратко, но энергично выразив то, что я о нем думаю, я категорически потребовал, чтобы он влез в комнату и закрыл окно. Росситер вытянул шею, оглядываясь вокруг.

– Не возражаете, если я взберусь на крышу и пошарю немного там? – спросил он. – Я в неплохой форме и думаю, что мне бы удалось…

– Лезьте в комнату, черт возьми! – прикрикнул я.

– Хорошо, – печально согласился Росситер.

Путаясь в портьерах, вызывая стук и треск, он наконец оказался в доме и растянулся на полу во весь свой огромный рост, а я захлопнул окно. Вспомнив его упоминание о проводах, я отошел проверить электричество, покуда Росситер стряхивал с пальто пыль. Свет не включился. Вероятно, в доме перегорели все пробки.

Слегка вспотевший Сарджент взял себя в руки и сердито уставился на Росситера. Едва ли это был благоприятный момент, чтобы представить моего великого детектива, но знакомства было не избежать. Сарджент переводил удивленный взгляд с Росситера на меня, очевидно не зная, что делать. Он кашлянул и кивнул, но в его глазах светилось подозрение, что над ним подшучивают. Мне стало не по себе.

– Где Джинни? – спросил я.

Росситер снял шляпу и зеленое пальто, оставшись в сером шерстяном костюме хорошего покроя, но срочно требующем капитального ремонта. Его галстук съехал под ухо.

– Пошла умиротворять старика, – ответил он, нахмурившись. – Не хочу, чтобы меня отсюда выставили. – Внезапно он улыбнулся Сардженту: – Как глупо с моей стороны! Вы хотите взглянуть на мои удостоверения, не так ли?

Росситер начал вынимать из карманов вещи, нагромоздив на столе солидную стопку писем – в основном нераспечатанных, которые он охарактеризовал как «счета», – прежде чем нашел древний кожаный бумажник, который вручил Сардженту. Потом он плюхнулся в кресло, добродушно моргая.

– Но ведь это… – неуверенно начал Сарджент и с удивлением почесал подбородок. – Кажется, это удостоверение, подписанное… верховным комиссаром Столичной полиции…

– Господи! – Росситер вскочил на ноги. – Не здесь! Посмотрите в другом отделении.

Перевернув бумажник, Сарджент кивнул. Росситер со вздохом расслабился, получив бумажник назад.

– Ну, – заговорил Сарджент, все еще озадаченный, но стараясь исправить оплошность, – мы, конечно, очень рады…

– Не стоит извиняться, – рассеянно отозвался Росситер, уставясь на стол и походя на слегка выпившего гадальщика, смотрящего в магический кристалл. В следующий момент он очнулся. – Если вы удовлетворены, мистер Сарджент, то не возражаете не упоминать об этом другим? Большое спасибо… Любопытные штучки. И наводят на мысли, верно?

Сарджент недоуменно заморгал:

– Какие штучки?

– Вот эти – маленькие медные. Хлоп!

– О чем вы?

– Хлоп! – объяснил Росситер, взмахнув кулаком, словно колотя по чему-то. Его лицо выражало живой интерес, как у ребенка при виде нового механического поезда. Он склонился над столом. – Маленькие медные штучки. Ими пользуются, чтобы скреплять бумаги. Сначала кладете бумаги под пресс, затем вставляете штучки, а потом поворачиваете ручку…

– Вы имеете в виду скрепки? – спросил я.

– Да. Позвольте проиллюстрировать. Я умею. Парень в адвокатской конторе показывал мне…

– Разумеется. Но… – Сарджент развел руками. Энтузиазм странного молодого человека впечатлял и одновременно озадачивал. Сарджент с сомнением наблюдал, как Росситер копался в механизме пресса, подбросил в воздух три или четыре скрепки, свалил пару книг, несколько раз чертыхнулся и наконец виновато поднял взгляд.

– Как бы то ни было, вам ясен принцип, – утешил он. – Все дело в мысленном взоре.

– Очевидно, – отозвался Сарджент.

Смущенный Росситер попытался спрятать пресс под книгами.

– Я был бы вам очень обязан, – продолжал он, словно стараясь сменить тему, – если бы вы изложили мне факты этого дела. Просто расскажите медленно и подробно, чтобы я мог сосредоточиться, ладно?

Это куда больше пришлось по вкусу Сардженту. Став более уверенным, он удобно устроился со своим блокнотом и приступил к методичному повествованию. Росситер ходил по комнате, все еще переполненный энергией, топая ботинками и выпятив подбородок. На его лице вновь появилось выражение выпившего гадальщика. Теперь я мог рассмотреть его лучше, чем в полутемном каретном сарае. У него были длинные волосы грязно-желтого цвета, которые падали ему на глаза при каждом третьем из его гигантских шагов и которые он откидывал назад ручищей, где вполне мог бы уместиться футбольный мяч. Когда Сарджент умолк, Росситер неловко повернулся.

– Вам было незачем рассказывать мне так много, – сказал он. – Я, вероятно, знаю побольше вашего. Письма Джинни… Когда у женщины что-то на уме, она всегда пишет длинное письмо о чем-то другом, и таким образом многое узнаешь. – Он побарабанил по краю стола. – Например, вы сделали предположение относительно завещания…

– Я должен в этом разобраться, – промолвил окружной детектив. – Думаете, Туиллс оставил завещание?

Росситер рассеянно посмотрел на него:

– Туиллс? Право, не знаю. Я не думал о нем.

Но Сарджент, казалось, не слышал его. Он уставился в пустой камин, держась за подлокотники кресла и качая головой.

– Вы ведете себя как безумный, – сказал он, – но я кое-что понимаю. Я думал об этом весь день, и это пугает меня… Держу пари на последний доллар, что доктор Туиллс оставил завещание. На столе скрепки для юридического документа, который составлял для него судья. «Что сожгли в камине и почему?» А потом: «Была ли это надежда получить деньги?..»

– Погодите, – остановил его я. – Вы знаете, кому Туиллс мог оставить свои деньги?

– В том-то все и дело. – Сарджент медленно кивнул и поднял взгляд. – Он не мог оставить их Куэйлам.

Я содрогнулся. С такого стартового пункта воображение могло пририсовать любое лицо таинственной фигуре, которая кралась по дому и (если верить сиделке) хихикала над корчившимся телом Туиллса. Пока что я упорно отказывался пририсовывать это лицо…

Какое-то время Росситер мечтательно смотрел на небо, потом обошел вокруг стола и устремил взгляд на нас.

– Мы пренебрегали кое-чем очень важным, – сказал он, – и должны теперь исправить это.

– О чем вы? – осведомился Сарджент.

– Все дело в мысленном взоре, – в который раз объяснил Росситер. – Вот карандаши и бумага. Садитесь и сосредоточьтесь.

– Послушайте! – запротестовал Сарджент, когда молодой человек придвинул к нему лист бумаги.

Я взял карандаш и сел. Росситер стоял перед нами, возбужденно жестикулируя.

– Готовы? – спросил он. – Отлично! А теперь…

– Валяйте, – проворчал окружной детектив. – Все равно я ничего не соображаю. Что вы от нас хотите?

– Нарисуйте картинки, – с триумфом отозвался Росситер.

– Что-что?

– Нарисуйте картинки! – Росситер стал серьезным. – Неужели вы не понимаете всей важности этой процедуры? Не понимаете, как много от нее зависит? Не понимаете глубокого психологического воздействия, которое она окажет на раскрытие дела?

– Будь я проклят, если понимаю, – сказал окружной детектив. – Какие картинки нам рисовать?

– Любые, – ответил Росситер.

– О боже! – сказал Сарджент, бросив свой карандаш.

– Но какой в этом смысл? – спросил я, стараясь говорить спокойно. – Я не умею рисовать. Думаю, Сарджент тоже.

– Но в том-то все и дело! – Росситер повернулся ко мне: – Если бы вы умели рисовать, я бы не просил вас это делать.

Чувство юмора Сарджента испарилось полностью. Его глаза злобно сверкали. Но думаю, в глубине души он подозревал – на основании того, что видел в бумажнике Росситера, – что это может быть какой-то внешне безумный, английский метод полицейской работы, в котором скрывается глубокий смысл. Таковы наши нынешние убеждения. Мы стали настолько просвещенными и прогрессивными, что отвергаем все суеверия, если только они не научные, поэтому создали пугало под названием «современная психология» и дрожим перед его пророческим жезлом. В наш век самопознания шарлатанство обрело респектабельность, неведомую знахарству прошлого. Именно такое суеверное сомнение отражалось на лице Сарджента, несмотря на его гнев.

– Ладно, – сказал я. – Давайте попробуем. Полагаю, это психологический тест?

– Господи, конечно нет! – воскликнул Росситер. – Насколько я знаю, эти тесты всегда оканчиваются результатом, нужным тому, кто задает вопросы, как бы вы на них ни отвечали. Весьма односторонний метод, не так ли? Вас излечивают от болезней, которыми вы никогда не страдали, а потом отсылают с уверенностью, что они по-прежнему у вас имеются… Нет-нет, это не тест. Это ключ.

– О'кей, – буркнул Сарджент. – Я нарисую вам картинки. В них должно быть что-то особенное?

Росситер просиял:

– Я не сомневался, что вы поймете их важность. Единственное требование – сделать это быстро, нарисовать всего лишь грубые наброски. Рисуйте дом, мужчину, женщину, собаку – все, что придет вам в голову.

Взяв карандаш, Сарджент начал с мрачным видом орудовать им. Я тоже всерьез приступил к задаче. Сначала я нарисовал покосившийся дом с трубой, откуда идет дым, потом мужчину с лицом нарушающим все пропорции, женщину с волосами похожими на мягкую стружку из упаковочного ящика и собаку, напоминающую козлы для пилки дров. При этом я чувствовал, что в мой собственный мозг вкрадывается безумие. Росситер стоял над нами, как благодушный школьный учитель. Прибавив собаке кроличьи уши, я услышал шаги в холле. В комнату ворвался доктор Рид, за ним следовала Джинни.

– Я просто заглянул сообщить вам… – Коронер оборвал фразу. – Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь?

– Ш-ш! – шикнул на него Росситер. – Они рисуют картинки.

Лицо Сарджента покраснело, и он издал странные звуки. Рид вытянул шею:

– Они… что?

– Рисуют картинки, – весело повторил Росситер. – Их нельзя беспокоить.

– Ну-ну, – фыркнул коронер. – Развлекайтесь, Джо. Принести вам кубики или пугач? Что здесь – детская?

– Это ключ к разгадке, – объяснил Росситер. – Хорошо, если бы вы нам помогли, сэр. Возьмите лист бумаги и нарисуйте собаку.

– Я не желаю рисовать собаку! – рявкнул Рид, отталкивая карандаш. – И вообще, молодой человек, кто вы…

– Ну ладно, – сказал Росситер. – Если не желаете, не рисуйте собаку. Но учтите, что вы препятствуете правосудию. – Он взял у нас рисунки и обследовал их. – Превосходно. Именно то, что мне было нужно. Истинно талантливо – даже гениально.

– Препятствую право… – свирепо начал Рид и повернулся к Джинни: – Вирджиния Куэйл, не будешь ли ты так любезна сообщить мне, кто этот молодой придурок?