Текст книги "Назло громам"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Непредсказуемый, охваченный каким-то смешанным чувством между триумфом и смутным страхом, Хатауэй бросился через дорогу к парапету набережной. Брайан последовал за ним. Хатауэй остановился под фонарем с газетой в руках.
– Если ты прочтешь, что здесь написано… – начал он с горячностью.
– Не хочу я ничего читать! Скажи лучше, что такое масло горького миндаля?
– То же самое, что нитробензол.
– Звучит как производное синильной кислоты. Я не прав?
– Фу-ты! Твое невежество просто преступно! Прочти книгу Мьюрелла о ядах. Хотел бы отметить, – провозгласил далее Хатауэй, поднимая газету, как статуя Свободы – факел, – что Гидеон Фелл лгал.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы ты был на вилле вчера поздно ночью, то слышал бы, как он говорил (нет, скорее намекал!), что впервые узнал о смерти Гектора Мэтьюза от Десмонда Ферье совсем недавно в Лондоне.
– А это не так?
– Он узнал об этом от меня, причем несколько лет тому назад, в Клубе расследования убийств.
– Какое это имеет значение?
– Клуб расследования убийств, – отчетливо произнося каждое слово, продолжил Хатауэй, – это группа людей, собирающихся в ресторане «Белтринг» в Сохо, чтобы обсудить разные проблемы. Однажды я присутствовал там в качестве гостя. Когда я попытался заинтересовать твоего слоноподобного друга историей Гектора Мэтьюза, он сделал вид, что его это мало волнует.
– Так что, твое самолюбие было уязвлено?
– Молодой человек, вы меня обижаете.
– Спасибо за «молодого». И это все, что произошло?
– Я не намерен выслушивать оскорбления. Вот так-то! – Хатауэй громко сглотнул. – Разве мог я предположить, что миссис Ферье убьют сегодня утром? Вряд ли. Даже самый проницательный из живущих не мог бы предвидеть это. Поэтому…
– А теперь послушай, – с ощущением безнадежности перебил его Брайан и кивнул в сторону своего дома. – Одри там одна. Я должен вернуться. Ты пришел ко мне, чтобы подстраховаться, – так я постараюсь подстраховать тебя. А теперь говори, что у тебя на уме?
– Сегодня утром (следишь за моей мыслью?) я отправил телеграмму из «Отель дю Рон».
– Нет, я не понимаю твоей мысли.
– В клубе «Сэвидж» прекрасно знали, что Ферье советовался с Гидеоном Феллом, и если бы Феллу понадобились дополнительные факты о миссис Ферье или о ком-нибудь еще, то куда бы он обратился? В Скотленд-Ярд! Каждый дурак об этом догадается. Его коллега Хэдли вышел на пенсию. Я почти уверен, что он разговаривал с заместителем командира Эллиотом. Согласен?
– Да, он разговаривал с ним.
– Что ты говоришь?! Фелл признался в этом?
– Ничего особенного. Он сам сказал нам об этом сегодня утром.
– Неужели? Со мной они были не так любезны. Для меня было разумнее подождать, пока Фелл оказался здесь, в Женеве, а потом послать Эллиоту телеграмму с запросом за подписью Фелла.
– О господи! Час от часу не легче! Ты что, послал в Скотленд-Ярд поддельную телеграмму?
– Одну телеграмму. Только одну! В отеле я мог бы проследить за получением ответа. Конечно, какой-то элемент риска предполагался.
– Держу пари, что риск был, потому что подделка вышла довольно неважной.
– Ох уж этот твой детский сарказм!..
– Хатауэй, я тебя не осуждаю. Все мы – лжецы в одной лодке. Но если ты опасаешься последствий…
Хатауэй изумленно взглянул на Брайана:
– Последствий? Ну и ну! Думаешь, я стал бы связываться с таким рискованным предприятием? Нет, нет и нет! Я составил послание в самых общих словах: «Располагаете ли вы дополнительной информацией, касающейся обсуждаемого объекта?» Фелл мог не видеться с Эллиотом, или Эллиот мог не ответить, даже если бы был оплачен ответ на сто слов. В конце концов, он мог ответить по официальным каналам. Риск!
– Так, значит, он не ответил?
– О нет, ответил. – Хатауэй схватил газету двумя руками. – Очевидно, они с Феллом обсуждали двух первых мужей леди. Я знал об этих двух мужьях уже давно, но тогда не обратил на них внимания, потому что ни от одного из этих бедолаг она не унаследовала ни пенни. С моей стороны это было ошибкой.
– Значит, ответ Эллиота касался ее второго мужа? Летчика-истребителя Королевских ВВС?
Хатауэй оглядел Брайана с ног до головы:
– Откуда моему славному другу это известно?..
– Не имеет значения! Так это касалось ее второго мужа, не так ли?
– Нет. Там речь шла о первом муже. Я уже знал, что это был очень молодой и нервический химик-аналитик, работавший в компании «Ферндейл Энилин Дай». В марте 1936-го они разошлись, а через месяц он покончил с собой, приняв яд под названием нитробензол. Эта информация и была в телеграмме. Может ли теперь кто-то сомневаться в том, что, где бы ни появлялась эта женщина, там происходило самоубийство или убийство?
Брайан отвернулся.
Дома на набережной Туреттини стояли словно темно-серые столпы, освещенные светом уличных фонарей и восходящей луны. Брайан взглянул на огни «Отель дю Рон». Он колебался; затем, обернувшись, снова внимательно посмотрел в лицо человека, стоявшего перед ним.
– Смеешься над моими умозаключениями? Смейся! – сказал Хатауэй. – Они были верными во всех отношениях.
– Я не смеюсь. С помощью этого нитробензола, или масла горького миндаля, миссис Ферье и покончила с собой?
– Да, и вскрытие это подтвердит.
– В таком случае почему ты здесь?
Теперь смутился Хатауэй.
– Не понимаю, – произнес он.
– Думаю, понимаешь. Почему ты не поехал на виллу, чтобы отпраздновать победу над Феллом и полицией? Почему остался здесь и трясешься, будто боишься их вопросов?
– Дело в том, дорогой друг…
– Так в чем же?
– Дело в том, дорогой друг, – громко повторил Хатауэй, – что я не хочу, чтобы они задавали мне вопросы. Вот так! Я могу доказать каждую деталь способа, с помощью которого была убита миссис Ферье, однако не могу объяснить способ, использованный в случае с Гектором Мэтьюзом.
– Мэтьюзом? Мэтьюзом в Берхтесгадене? Ты ведь говорил, что можешь объяснить именно этот случай! Кричал об этом всем и каждому прошлой ночью!
– Я был слишком оптимистичен. Я могу объяснить все, кроме одной очень маленькой детали. Мне не нравится, когда кто-то сомневается или насмехается надо мной. Короче говоря…
– Короче говоря, ты умышленно лгал?
Хатауэй швырнул смятую газету через парапет в реку. Даже его лысая голова выражала нешуточную злобу.
– Я не лгал, – отрезал он, – не терплю, когда меня называют лгуном.
– Тогда как это называется? Нитробензол, очевидно, оставляет следы в теле жертвы?
– Естественно.
– Значит, на самом деле не существует никакой тайны о способе, которым была убита миссис Ферье? Он отличался от того, который использовали в случае с Мэтьюзом?
– Нет тайны? Другой способ? – Хатауэй перевел дыхание, чтобы не задохнуться от собственной честности. – Думаю, тебе следовало бы знать, мой славный друг, что в обоих случаях применялся один и тот же способ. Сегодня утром я завтракал в обществе миссис Ферье, так вот она ничего не ела и не пила, точно так же, как и Мэтьюз в свое время. Инъекции с ядом ей тоже не делали, и никто не подходил к ней с ядом. Тайна, если ты желаешь это так называть, по-прежнему остается.
– Значит, ты не можешь объяснить эти две смерти? Брось курить, отвечай! Почему ты не можешь объяснить эти смерти?
– Потому что… – Хатауэй снова замолчал, но уже по другой причине.
Вначале он просто смотрел в сторону «Отель дю Рон», но затем его взгляд стал внимательнее. К отелю подъехала полицейская машина и остановилась у входа. Из нее вышли Филип Ферье, месье Гюстав Обертен и доктор Гидеон Фелл.
Брайан понял, что последние двое приехали, чтобы допросить Хатауэя, а это означало, что очень скоро очередь дойдет и до Одри. Он непроизвольно поднял глаза, чтобы увидеть светящиеся окна своей гостиной на шестом этаже дома, стоящего напротив.
Однако окна гостиной были темны, как и все остальные окна его квартиры.
Брайана охватила тихая паника. Пересчитав все окна вдоль и поперек, он убедился, что не ошибся: это была его квартира и его окна. Он сам на мгновение погрузился в подобную пустоту.
Хатауэй, протянув к нему руку, протараторил какой-то вопрос, но Брайан его не слышал. Не замечая ничего вокруг и не отрывая взгляда от окон, он побежал через улицу наперерез какой-то машине, которая подала оглушительный сигнал, прежде чем его пропустить.
Вбежав в дом и уже добравшись до лифта, Брайан вдруг вспомнил вопрос, который с самого утра собирался задать Хатауэю, но конечно же забыл это сделать.
Однако теперь было не до него. К беспокойству об Одри добавилось еще одно: уже находясь в коридоре шестого этажа, он засунул руку в карман, чтобы достать ключ от наружной двери квартиры, и с ужасом обнаружил, что его там нет.
Дурак! Идиот!
Брайан вспомнил, что положил ключ для мадам Дюваллон на переносной бар и не удосужился взять его оттуда. А когда спустился вниз за чемоданом Одри, о котором, кстати, снова забыл в суматохе встречи с Хатауэем, автоматический замок захлопнулся, и теперь, если с Одри что-то случилось…
Брайан замер. Он стоял в знакомом коридоре, в котором витали ароматы самых разных блюд; вокруг ощущалось присутствие людей, хотя он ни разу ни с кем из них не встречался. Из некоторых квартир доносились приглушенные звуки работающего телевизора – Брайан знал, что это был именно телевизор, а не радио, по более резкому и тяжелому звуку.
Если что-то случилось с Одри…
– Чушь! – громко произнес он.
Он нажал на дверной звонок и не отпускал палец несколько секунд, прислушиваясь к шуму внутри. Затем позвал Одри по имени, но не уловил ни звука голоса, ни шума шагов.
Первая мысль, что Ева Ферье могла вернуться и забрать с собой во тьму Одри, была просто патологической и совершенно ему несвойственной. Взявшись за ручку двери, он стал вертеть и толкать ее. И дверь неожиданно поддалась. Брайан буквально влетел в темную прихожую.
Дверь была заперта, но не на задвижку, пружинка осталась в открытом положении. Очевидно, это сделала сама Одри, которая могла незаметно выйти из дома, пока он разговаривал с Хатауэем. Брайан заметался по квартире, зажигая повсюду свет и постепенно убеждаясь, что, скорее всего, так все и произошло. А войдя в ванную, нашел там подтверждающее тему сообщение, написанное губной помадой на зеркале туалетного столика: «Я тоже тебя люблю. Прости меня, пожалуйста, за то, что я собираюсь сделать».
В открытые окна квартиры доносилась какофония из пронзительных звуков ночного города и шума стремительных вод реки. Брайан вернулся в гостиную.
Здесь все оставалось по-прежнему, в том числе и стаканы, из которых они пили вместе с Одри, но вдруг безумный взгляд Брайана остановился на телефоне. Хотя на первый взгляд могло показаться, что аппарат стоял на старом месте, все же маленький блокнот рядом с ним был чуть сдвинут в сторону.
В блокноте не было никаких записей и пометок, но когда Брайан поднес его к лампе и немного наклонил, то проступили очертания слов, написанных твердым карандашом на оторванном тонком листке.
Он взял со стола тупой карандаш с мягким грифелем и, положив блокнот на стол, легкими движениями стал заштриховывать поверхность листа до тех пор, пока не проявилась запись: «Десмонд Ферье. Десмонд Ферье. Десмонд Ферье».
Должно быть, Одри трижды написала это имя, сидя у телефона, излив на бумагу то, что было у нее на уме. Он почти явственно видел, как она писала это, ожидая ответа оттуда, куда звонила.
Серая штриховка спускалась вниз по листу, и вдруг посередине страницы появился твердо написанный адрес, который ей, вероятно, сообщили по телефону. Все слова были подчеркнуты:
«Пещера ведьм» Улица Жана Жанвье. 16 двадцать минут».
Больше на листке ничего не было.
«Пещера ведьм»… «Пещера ведьм»… И вдруг Брайан вспомнил, где уже слышал это название.
Он вырвал листок и положил его в карман. Взглянув на черно-белый набросок Одри Пейдж, печально смотревшей на него со стены между двумя окнами, Брайан не стал ее бранить за импульсивность, но и восхищаться стремлением взглянуть в лицо опасности, даже испытывая при этом смертельный страх, тоже не мог. В памяти всплыло предупреждение доктора Фелла: «Мне, к несчастью, не удалось предотвратить одну трагедию. Вторая не должна произойти».
Именно в этот момент раздался требовательный звонок в дверь, пробившийся сквозь мысли Брайана и заставивший его подпрыгнуть со стула, на котором он сидел.
Это могла быть только полиция.
Если бы в квартире был запасный выход, он заперся бы изнутри. Нет, они не смогут помешать ему встретиться с Одри. С другой стороны, они не должны узнать адреса до тех пор, пока он сам не разберется, что Одри собиралась сделать.
Звонок продолжал пронзительно звенеть, действуя на нервы. Вероятно, доктор Фелл и месье Обертен заметили его, так же как и он их. Теперь ему вряд ли можно сделать вид, что его нет дома, и нет никакого другого способа выйти отсюда, как только через эту дребезжащую дверь.
Однако, открыв ее, Брайан обнаружил, что это вовсе не полиция, а Паула Кэтфорд, казавшаяся сегодня чуть менее благожелательной и симпатичной, чем обычно. Мгновение постояв в нерешительности у входа, она безо всякого приглашения энергично шагнула в прихожую, оттеснив Брайана.
– Простите мне это вторжение, мистер Иннес, – произнесла Паула, меряя шагами прихожую. – Мне очень жаль, но я должна встретиться с ней. Где она?
– Если вы имеете в виду Одри…
– Пожалуйста, прошу вас! Ну конечно же я имею в виду Одри! Только не говорите мне, что ее здесь нет. Ей больше некуда было деться.
– Так решил бы всякий, – с горечью проговорил Брайан, – но на самом деле все обстоит иначе: она действительно была здесь, но ушла.
– Куда?
– Не знаю. К сожалению, мне тоже надо идти, причем немедленно. Не хочу показаться негостеприимным, но вы извините меня?
– Нет, я не могу извинить вас. Убийство не шутка; среди нас психически больной человек; полиция уже близка к аресту.
– По-вашему, я этого не знаю? В любом случае, что вам нужно от Одри?
– Мистер Иннес, зачем она совсем недавно звонила Десмонду Ферье?
Брайан взглянул на часы, стоявшие на книжной полке. Было уже почти десять минут десятого – намного больше, чем он ожидал.
– Совершенно случайно, – продолжала Паула, – я сняла трубку параллельного аппарата и услышала их разговор. Это так просто: на вилле много параллельных аппаратов. Конечно, я тут же положила трубку. Но зачем она звонила ему? Почему Десмонд уехал?
Паула, по крайней мере, не представляла опасности. Часы тикали все более настойчиво. Наконец Брайан решился:
– Я могу сказать вам то, что думаю сам, но в ответ вы тоже должны мне сказать кое-что.
– Все, что угодно, поверьте мне! О, все, что угодно!
– Что на самом деле представляет собой «Пещера ведьм»? Ферье действительно обедал там прошлой ночью?
– Я… я… простите?
– Ферье говорил, что обедал там, хотя и добавил: «Если это можно назвать обедом». Не похоже, чтобы это было название ресторана. Кроме того, он считал, что я почему-то должен тоже знать это место.
– «Пещера ведьм»? – встревоженно произнесла Паула. – Так это они туда отправились с Одри?
– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
– «Пещера ведьм»! Это на улице Жана Жанвье, следом за той, на которой находится ратуша в старом городе. Поэтому Десмонд и сказал, что вы должны знать это место. Он пошутил.
– Верьте не верьте, но я сыт по горло подобными замечаниями Десмонда Ферье, которые он считает шутками.
– Так вот послушайте! – резко потребовала Паула. – В восьмидесятые и девяностые годы девятнадцатого века здесь, в Женеве, жил художник, взявший себе псевдоним Жан Жанвье. Я как-то писала о нем статью. Вы когда-нибудь слышали о нем?
– Нет.
– Говорят, он был не очень хорошим художником, но его работы отличались ярким колоритом. Он специализировался на колдовстве, черной магии, вампиризме и всяких садистских ужасах. Его творчеством увлекались многие люди. В начале двадцатого века был создан небольшой музей его картин, но, говорят, они были непристойными, и вскоре интерес к ним угас: картины Жанвье стали на рынке неходким товаром.
После Второй мировой войны кому-то в голову пришла новая идея. Человек по имени Лафарг купил несколько сенсационных холстов и открыл на улице, где когда-то жил Жан Жанвье, заведение, сочетавшее в себе ресторан и ночной клуб. Это довольно эксцентричный ночной клуб, хотя вечерами там можно и поесть. А кроме того… там есть развлечения.
– Какие развлечения?
Паула проигнорировала этот вопрос:
– Не имеет значения! Просто многих посетителей трясет от восторга от зрелища официанток и прочей обслуги с великолепными фигурами и черепами из папье-маше на головах. Вообще-то, конечно, это грубо, но кого-то иногда пугает.
– И в этом – суть этого заведения?
– Да, что-то вроде усложненной версии «поезда-призрака» или «мельницы с привидениями» в парках развлечений. – В выразительных глазах Паулы появились искорки чувства, близкого к страху. – Пожалуйста, скажите, Десмонд повел Одри туда?
– Не знаю. Честное слово, не могу вам сказать. Меня здесь не было, когда она звонила ему. А почему он должен повести ее туда?
– Вот этого-то я и не знаю! Понимаете…
– Продолжайте!
– Это было любимое место Евы. Там даже сделали маску с ее лица. Мистер Иннес, вы кому-нибудь об этом говорили?
– Нет, я только что об этом узнал. Все произошло меньше чем за полчаса.
– Тогда никому не говорите! Обещаете?
– Почему?
– Я не могу сказать, в каком настроении может быть Десмонд. Ваша Одри Пейдж кажется довольно приятной девушкой. Я уверена, что это так, и знаю, что вы ее очень любите, – тут Паула заговорила громче, – но именно из-за нее произошло много бед, и, может быть, Десмонд пытается… пытается наказать ее, решив немного попугать.
– Так вот оно что! Это тоже из разряда его шуток? – В словах Брайана прозвучало скрытое оскорбление, что было словно пощечина Пауле.
На этот раз такая чуткая и хрупкая Паула, столь чувствительная к реакции других людей, видимо, недооценила эффекта, который желала произвести. Она вдруг рванулась вперед:
– Погодите! Куда вы?
– Вы знаете куда.
– Нет, вы не должны. Я вам не позволю!
Наружная дверь в квартиру все еще оставалась открытой настежь, и сквозь нее проникали запахи пищи. Издалека доносились приглушенные звуки работающего телевизора. Подбежав к двери, Паула с грохотом захлопнула ее и прислонилась к ней спиной.
– Брайан, я прошу, я умоляю вас! Вы всего не понимаете!
– Я ничего не понимаю! Отойдите от двери!
– Полиция…
– Меня не волнует полиция. Прошлой ночью, когда на пол разлили серную кислоту, я поднял вас на руки и перенес в сторону. Мне повторить это сейчас? Отойдите от двери!
– Я очень не хотела этого говорить, поверьте, пожалуйста, я действительно очень не хотела, но вас должна волновать полиция, после того как вы и доктор Фелл рассказали обыкновенную неправду – иного слова не подберу! – об Одри Пейдж.
– Что вы имеете в виду?
– Вы забыли, что в то утро на вилле я тоже была наверху – очень даже живая и проснувшаяся, – в то время как вы с доктором Феллом находились в комнате сэра Джералда Хатауэя? И тогда вы рассказали ему по секрету то, что на самом деле произошло в кабинете перед тем, как Ева разбилась насмерть. Если полиция узнает о том, что было, и что Ева говорила Одри, то не отправится ли Одри прямиком в тюрьму, где она, возможно, и должна находиться?
Глава 13От этих слов Брайан замер на месте. Только это могло его остановить.
Он смотрел на Паулу, внимательно изучая ее.
Словно бросая ему вызов, Паула повернула ручку двери и приоткрыла ее на несколько сантиметров, по-прежнему придерживая рукой, оставаясь на страже. Из коридора доносились знакомые звуки.
Выражение лица Паулы стало еще более решительным.
– Вы, наверное, сочтете это шантажом, но я ничего не могу поделать. Да! Я подслушивала, стоя в то утро у комнаты сэра Джералда. Нет! Я не рассказала этого полиции, хотя совсем недавно приехала в город в одной машине с месье Обертеном, доктором Феллом и Филипом Ферье. Называйте меня как хотите! Я сражаюсь за то, что мне очень дорого, и сделаю все, что в моих силах!
Брайан молчал.
– Что это? – неожиданно спросила она. – Что вы делаете?
По-прежнему не сказав ни слова, Брайан бросился в гостиную. Дверь в нее была широкой, и, кроме того, там был арочный проход, через который гостиная просматривалась от самого входа. Он почти физически ощущал, как неумолимо бежит время, как уходят в вечность минуты, а в этот момент в какой-нибудь келье на улице Жанвье Одри уже, может быть, «наказывают» и запугивают какими-нибудь уродливыми дешевыми эффектами. Сознание этого отнюдь не успокаивало его гнев.
Брайан взял ключ мадам Дюваллон с переносного бара. У него было такое чувство, будто, выйдя отсюда, он сдался и проиграл игру.
Паула повторила вопрос:
– Что вы делаете?
Брайан положил ключ в карман и обернулся:
– Чуть раньше, выйдя отсюда, я забыл этот ключ. Теперь я снова собираюсь уйти.
– Вы этого не сделаете!
– Все, что я намереваюсь сделать, – отрезал он, – это посетить общедоступный ресторан на общедоступной улице. Стоит ли использовать такие угрозы, чтобы попытаться остановить меня?
– Да, простите, но стоит. Как будто вы не знаете, как много бед уже натворила ваша драгоценная мисс Одри Пейдж. Видимо, она настолько изводила Десмонда угрозами, что у него не осталось другого выхода, как отвести ее туда.
– В «Пещеру ведьм»? Одри просила его об этом?
– Что еще?
– Дорогая Паула, прекратите вы это! Ставлю десять против одного, что Одри никогда даже не слышала об этом месте.
– Однако это она ему позвонила! Это из-за нее он, бледный как смерть, уехал с виллы! Говорю вам, я больше не позволю делать его несчастным! Он и так уже слишком много страдал!
– Страдал? Этот малый?
От этих пренебрежительных слов Паула мгновенно взвилась, словно от удара хлыста, потеряв над собой контроль:
– Господи! Ну какой же вы глупый! Как мало вы понимаете! С такой отъявленной нимфоманкой, как Ева…
– Нимфоманкой? – Наступила мертвая тишина, которую снова нарушил Брайан: – А вам не кажется, что ваш тон несколько изменился по сравнению с прошлой ночью? Не слишком ли серьезны эти изменения для женщины, которая была лучшей подругой и защитницей Евы?
– Я и остаюсь ее подругой, и всегда ею была. Раньше Ева никогда – никогда – не была такой, пока не потеряла красоту. – Паула стояла откинув голову и сцепив руки. – Вы когда-нибудь замечали, что действительно красивых женщин, а зачастую и тех, кто особенно подчеркивает свою сексуальность, на самом деле секс не очень-то интересует? Они ничего собой не представляют в этом отношении, потому что слишком тщеславны и интересуются только собственной персоной. О господи, что я говорю?!
– Да уж, не скажешь, что это очень относится к делу. Так вы ответите на мой вопрос?
– Какой вопрос?
– Почему вы не хотите, чтобы я пошел в «Пещеру ведьм»? И стараетесь, чтобы полиция тоже туда не попала?
– Я…
– Потому что я могу задать кое-какие вопросы? И полиция, естественно, тоже? А потом обнаружить, что вчера вечером Ферье там и близко не было?
– Да, это так, но это только часть правды. Вы не понимаете!
– Тогда скажите мне еще кое-что. Я собирался спросить об этом Хатауэя, но теперь сможете ответить мне вы. Итак, ясно, что вчера вечером вы должны были обедать с Хатауэем, но кто-то отменил это мероприятие. Вы не виделись с ним до тех пор, пока не встретили его вместе со мной в холле «Отель дю Рон». Верно я говорю?
– Конечно верно. Только я не понимаю…
– Сейчас все поймете. Хатауэй сказал, что звонил вам в отель и договорился о времени обеда. Вы разговаривали с ним лично или он лишь оставил для вас сообщение?
– Он оставил сообщение. Меня не было в номере, я спускалась вниз купить сигарет.
– Вас не было в номере. А были ли вы в отеле?
– В…
– Да! Не по той ли причине Десмонд Ферье не смог отчитаться за несколько часов вчерашнего вечера, потому что в это время он находился с вами?
Кровь отлила от лица Паулы, а ее яркие глаза стали огромными. Дверь, приоткрывшаяся позади нее сантиметра на два, закачалась от легкого сквозняка.
– Мистер Иннес, это самое отвратительное и невыносимое, что мне доводилось когда-либо слышать! Вы что, обвиняете меня в… в причастности к убийству Евы?
– Нет, – прорычал Брайан.
– Тогда что вы говорите?
– То, что вы – Исключительно Славная Девушка с большой буквы. Вы попали в бешеный водоворот журналистики, но все, что вам нужно, – это муж и дом.
Паула Кэтфорд так побледнела, словно он обвинил ее в чем-то еще более тяжком, чем убийство. Она стояла выпрямившись и приоткрыв рот.
– Вы испытывали угрызения совести по отношению к Еве, – продолжал Брайан. – Вполне возможно, что Ферье любит вас. Иначе зачем ему надо было так галантно лгать о столь незначительном эпизоде его славной молодой жизни. А теперь отойдите от двери. Я собираюсь найти его и разобраться с ним, если он вздумал попугать Одри.
– О, тогда я спокойна. Думаете, вам это поможет?
– Почему бы и нет?
– Послушайте! – Отодвинувшись от двери, Паула протянула руку и распахнула ее.
В коридоре за дверью, у стеклянной панели в дальнем его конце, раздался металлический скрежет лифта, поднимавшегося с первого этажа.
– Уходить уже слишком поздно, – проговорила Паула. – Это – полиция.
Сделав широкий шаг, Брайан очутился в проходе. Чуть правее, рядом с дверью лифта, была дверь на запасную лестницу. Медлительному «астматическому» лифту понадобится не меньше тридцати секунд, чтобы добраться до шестого этажа. За это время он, никем не замеченный, сможет спокойно спуститься вниз.
Однако последние слова Паулы, сказанные исполненным боли и ненависти голосом, ненадолго остановили его.
– Если вы полагаете, что сможете причинить Десмонду боль или новые неприятности, я не думаю, что вам позволят сделать это. Это все равно не поможет, когда арестуют Одри.
– Арестуют Одри? Вы что, с ума сошли?
– О, я не думаю, что она сделала это! А вот Обертен так считает. Уверяю вас.
– Потому что опять подслушивали под дверью?
Это прозвучало еще более жестоко, чем его последняя атака, но Паула не вздрогнула.
– Да, если хотите знать! У кого больше опыта по части методов полицейских допросов в любой стране – у вас или у меня? Доктор Фелл защищал Одри изо всех сил. Он обеспечил ей алиби, сказав, что был с ней до завтрака сегодня утром.
– До завтрака сегодня утром? И что это дает?
– К сожалению, не имею ни малейшего представления. Хотя звучит не очень правдоподобно. Если вы хотите позаботиться о ней, вам лучше остаться и сделать это. Вам все равно уже не удастся избежать разговора с Обертеном.
– Думаю, удастся, – резко возразил Брайан и бегом бросился по переходу, а грохот лифта уже достиг такой громкости, что даже перекрывал глухие звуки работающего телевизора.
Добежав до тяжелой двери на запасную лестницу, он убедился, что за стеклянной панелью, сквозь которую можно было проследить прибытие лифта, света не было.
Оглянувшись через плечо в последний раз, Брайан увидел Паулу, стоявшую в дверях его квартиры и прижимающую тыльную сторону ладони к зубам. Он многое бы отдал за то, чтобы взять обратно свои слова, потому что теперь его провожал обиженный, полный ненависти взгляд оскорбленной женщины, пребывающей в полном отчаянии. Этот образ так и стоял перед его глазами, пока он бежал по лестнице вниз.
Точно так же он не мог избавиться от мыслей о Хатауэе; из головы не выходил его озадаченный вид и опущенные плечи, когда там, на набережной, до него дошло, что в реальной жизни убийство отличается от академического случая.
Брайан попытался прогнать от себя эти воспоминания. Он не мог сказать Пауле, что доктор Фелл делал все возможное, чтобы защитить Десмонда Ферье (почему? Ну почему он защищал шкуру этого проклятого Ферье?) и Одри. Теперь облик Десмонда Ферье в образе Мефистофеля с лихорадочно горящими глазами вытеснил все другие, кроме Одри.
Так, значит, этот элегантный и изысканный джентльмен «наказывает» Одри? Наказывает так утонченно, используя фривольные приемы, в которых он преуспел, чтобы напугать ее?
Шаги Брайана по лестнице, представлявшей собой сооружение из бетона, в бетонном же каркасе, с армированными металлом ступенями, отдавались гулким эхом. Всякий раз, когда он пробегал мимо площадки очередного этажа, это эхо усиливалось. Гнев его сменился яростью.
И все же он не должен позволить этим образам затмить здравый смысл. Не должен… Спокойствие.
Брайан добежал до последней площадки, где находилась массивная дверь с окошком на уровне глаз, которая вела в коридор на первом этаже и к выходу из дома. Он взялся за ручку двери, собравшись ее открыть, и чуть было не столкнулся лицом к лицу с Гюставом Обертеном – начальником полиции Женевы.
Остальные, по-видимому, воспользовались лифтом, который они слышали с Паулой, решив, что это – полиция. Однако на площадке первого этажа, напротив шахты лифта, стояли сэр Хатауэй, Филип Ферье, доктор Гидеон Фелл и сам Обертен.
Брайан видел их в окошко и слышал их голоса, так как дверь была снабжена пневматическим устройством, не позволявшим ей шумно захлопываться, – она оставалась чуть-чуть приоткрытой.
Обертен, седеющий человек в хорошо сшитом костюме, стоял позади всех и внимательно смотрел на окошко в двери, словно видел за ним Брайана, но тот понимал, что полицейский, полностью поглощенный разговором, внимательно слушает остальных, что-то обдумывает и ждет.
– Сэр, – прогудел доктор Фелл, обращаясь к Хатауэю, – будем надеяться, что вы испытываете не больше неудобств, чем все остальные.
– Даже меньше, – тихо произнес Обертен.
– Вопрос, – повысив голос, продолжал доктор Фелл, – исключительно важный и касается всех, кто присутствовал за завтраком сегодня утром. Вы, несомненно, должны это понимать.
– Конечно понимаю, – холодно и с горечью ответил Хатауэй.
– А, кха-кха! Так вот, как столовая, так и гостиная расположены в восточной части виллы, окна из них выходят в сторону сада. Теперь вы должны помочь нам. Кто выходил в сад вскоре после семи утра?
– Я уже отвечал вам: сама миссис Ферье. Она выходила прогуляться.
– Только миссис Ферье, и больше никто?
– Я видел только ее, – ответил Хатауэй, глядя в сторону. – Вам это ни о чем не говорит?
– Сэр, нам хотелось бы, чтобы именно вы сказали нам что-нибудь.
– Что, например?
Атмосфера над этой группой на вид спокойных, словно на совещании, людей, стоявших у лифта, постепенно накалялась и уже была готова взорваться. У входа в дом стоял постовой полицейский. Брайану был виден его силуэт в свете уличного фонаря.
В шахте лифта стало тихо: видимо, кабина остановилась на одном из первых этажей. Доктор Фелл шагнул вперед и нажал кнопку вызова. Раздалось жужжание и скрип начавшей спускаться кабины, но доктор Фелл – взволнованная глыба с красным лицом – настойчиво продолжал держать палец на кнопке, хотя в этом уже не было никакой необходимости.
