Текст книги "Назло громам"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Итак, – напомнил Хатауэй.

– Кха-кха-кха! Прав ли я, предполагая, сэр Джералд, что вы сами были не на шутку взволнованы, когда сели в «роллс-ройс» и поехали в город после завтрака?

– Взволнован? Я? Фу-ты! Кто говорит, что я был взволнован?

Это было похоже на лай терьера. Доктор Фелл внимательно посмотрел на него.

– Я лишь хотел упомянуть тот факт, – вежливо заметил он, – что вы даже забыли свою шляпу. Ее и до сих пор нет с вами. Если человек забывает такую великолепную вещь, как эта шляпа, с которой я вас поздравляю и даже немного завидую, это позволяет предположить, что он был расстроен не меньше, чем, к примеру, миссис Ферье, надевшая слаксы с туфлями на высоком каблуке.

– Неужели? И что вы хотите этим сказать?

– Кстати, верное замечание. Говорите! – вмешался Обертен.

– Прошу прощения, сэр! – горячо заговорил доктор Фелл, обращаясь к начальнику полиции. – Вы заставляли меня молчать весь день, и это было ваше право. Однако я не могу допрашивать ваших свидетелей. Я не могу служить и нашим и вашим, что, собственно, и приходилось мне делать сегодня.

– Да, друг мой, – ответил месье Обертен, – кажется, вам досталась именно эта участь.

Грохот лифта становился все громче.

Филип с запавшими глазами, пребывавший, как и Брайан, в состоянии полного отчаяния, сделал жест, как бы пытаясь остановить ускользающую кабину.

– Послушайте, – проговорил он, – поскольку Одри имеет отношение…

– Мы собираемся встретиться с мисс Пейдж, – резко перебил его начальник полиции, – в нужное время. Это может подождать. Что же касается вас, друг мой, – продолжил он, обращаясь к доктору Феллу еще более жестким тоном, – то совершенно очевидно, что вы пытались руководить нами. Однако мне кажется, что вам тоже хотелось бы докопаться до истины, так что задавайте ваши вопросы.

Какое-то мгновение доктор Фелл колебался.

– На самом деле существуют только два самых важных вопроса, остальные – производные от них. Ну что ж, хорошо. – Доктор взглянул на Хатауэя: – Первый вопрос (и он – кха… черт побери! – очень важен) я хотел бы задать вам.

– Ага! И он конечно же касается сегодняшнего утра?

– Нет, – ответил доктор Фелл, особо подчеркнув это слово. – Речь пойдет об альбоме с фотографиями, который находится у вас, и смерти Гектора Мэтьюза семнадцать лет назад.

Всякое упоминание о Гекторе Мэтьюзе действовало на Хатауэя как удар хлыста.

– Когда вы прошлой ночью читали нам лекцию, – продолжал доктор, – вы перечислили способы, которыми этот человек не мог быть убит, размахивая при этом, словно талисманом, этим самым альбомом. Если он действительно так важен, то это должно означать, что на одной из фотографий, сделанных в Берхтесгадене, вами, по-видимому, обнаружены доказательства. Я очень внимательно – чуть ли не до полного отупения – изучил весь альбом, но нигде не нашел никаких доказательств.

– Совершенно верно, – холодно заметил Хатауэй. – Их там и нет.

С грохотом, достигшим апогея, лифт остановился на первом этаже. Свет из его кабины осветил сквозь стеклянную панель лица стоявших на площадке. Доктор Фелл, собравшийся было открыть дверь лифта, остановился, и она с шумом захлопнулась.

– Ага, так-так… Значит, ваша знаменитая и до сей поры не объясненная теория основана не более чем на случайных догадках?

– Сделайте одолжение, – сердито произнес Хатауэй, – избавьте меня от оскорбительных замечаний. Моя теория основывается на других – других! – фотографиях поездки миссис Ферье в Германию. Если бы вы слушали меня много лет назад в Клубе расследования убийств, то услышали бы об основной улике. Я и Брайану Иннесу о ней говорил.

Месье Обертен, несмотря на свой безупречный английский, заговорил неожиданно резко и гортанно:

– Будьте так любезны, сэр Джералд, назвать нам ее сейчас!

– Остановитесь! – вмешался доктор Фелл.

– Друг мой, – возразил Обертен, – но ведь всякому терпению существует предел!

– Остановитесь, говорю вам, – прорычал доктор Фелл, сощурив глаза. – Теперь я понял, что он имеет в виду, и это, возможно, расчистит почву у нас под ногами. – Некоторое время доктор стоял, не открывая глаз. – А теперь – второй, не менее важный вопрос, – он взглянул на Филипа Ферье, – и задам я его вам. Я настаиваю, я прошу вас крайне тщательно обдумать его.

Филип, стоявший с опущенной головой, слегка кивнул. Весь вид этого совершенно безупречного молодого человека, в безупречном пиджаке и безупречно отутюженных брюках, с безупречно накрахмаленным воротничком, был глубоко трагичным. С ним плохо обошлись, и он понимал это. Он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. И вот теперь твердо и решительно стремился понять происходящее.

– Послушайте! – произнес он. – Вы знаете, каким образом убили Еву?

– Да, – ответил доктор Фелл, переглянувшись с месье Обертеном. – У нас есть все основания предполагать, что знаем.

– Я ни в коем случае не уклоняюсь от ответа на ваш вопрос, – горячо продолжал Филип. – С тех пор как я вернулся из банка, мне пришлось ответить на целую их вереницу. Так вот что я думаю: из того, что вы оба говорили (и это, похоже, не секрет), следует, что Ева либо покончила с собой, либо была отравлена ядом?

– Верно, молодой человек, – подтвердил месье Обертен. – Мы почти уверены, что это был яд.

– Ага! – пробормотал сэр Джералд Хатауэй.

– То есть все это должно было произойти во время завтрака…

– Или до завтрака, – вставил доктор Фелл.

– Так… «или до завтрака»! Вы говорите, что докопались до сути дела, – закричал Филип, – а сами утверждаете, что ее отравили либо во время завтрака, либо до него?

– В каком-то смысле, – спокойно согласился доктор Фелл, – это абсолютная правда.

– Но этого не могло быть. Это же полная чушь! Ева не завтракала. Она всегда сидела за столом во время завтрака, иногда могла выпить кофе с булочкой, но сегодня утром ничего не ела.

– В данном конкретном случае, – заметил доктор Фелл, – речь не идет о завтраке в привычном смысле. Это и есть предмет моего вопроса.

Несколько мгновений стояла мертвая, леденящая душу тишина. Хатауэй, опустив голову, неотрывно глядел в пол.

– Мы пятеро, – продолжал доктор Фелл, – спустились к завтраку в разное время. В моем случае сказать «спустились» было бы неверным, поскольку я спал на первом этаже, кстати тоже в восточной части виллы. Так вот, позвольте продолжить. – Он секунду помолчал. – В какое бы время ни спустился каждый из нас – вы, сама миссис Ферье, мисс Пейдж, сэр Джералд Хатауэй и я, – важно то, что все мы вышли из-за стола в половине восьмого. По словам сэра Хатауэя, миссис Ферье выходила прогуляться в сад вскоре после семи часов. Вы видели ее тогда?

– Нет, не видел, но уверен, что она выходила.

– Почему вы так уверены?

– Потому что она всегда так делала. Каждое утро с тех пор, как начала работать над книгой.

– Когда и где вы в первый раз увидели ее в это утро?

– Когда спускался вниз, примерно в четверть восьмого. Она выходила из кабинета.

– Из кабинета? – Доктор Фелл повысил голос. – Из кабинета? Вы совершенно в этом уверены?

– Конечно уверен! – закричал Филип с искренностью и отчаянием, в которых невозможно было усомниться. – Почему она не могла этого сделать? Она сказала, что посидит с нами и выкурит сигарету, прежде чем приступит к работе.

В мертвой тишине Брайан, стоя за дверью, увидел, как двинулся силуэт полицейского, дежурившего у входа. Вначале послышался звук его шагов по плитке, а затем по бетонному полу коридора. Подойдя к месье Обертену, полицейский отдал честь и сказал по-французски:

– Господин начальник, сигнал подан.

– Прекрасно! – произнес месье Обертен с легкой хитроватой усмешкой. – Можете идти. А вас прошу в лифт вместе с остальными. Теперь мы должны встретиться с мисс Пейдж.

– Но послушайте… – начал Филип.

– Прошу вас зайти в лифт! Думаю, как-нибудь поместимся все, хотя и будет немного тесновато. Мисс Пейдж наверху, сигнал подан. У нас очень мало времени.

Полицейский ушел, оставив Брайану путь открытым, однако даже после того, как вся группа зашла в лифт, он не мог сдвинуться с места. И стоял неподвижно до тех пор, пока не услышал сзади, со стороны лестницы, голос.

Позже он припомнит, как был подан сигнал (поднята полицейская дубинка), давший волю другим силам, которые не остановились вплоть до той самой отвратительной сцены следующего утра.

В этот момент, когда его разум был готов взорваться от гнева и злости, на лестнице раздался голос Паулы Кэтфорд.

Она стояла в середине последнего пролета, держась рукой за железные перила; электрическая лампочка над ее головой, забранная в металлическую сетку, отбрасывала резкие тени на ее нежное лицо. Брайан никогда не забудет ее гибкую, стройную фигуру в желтом платье, в таких же, как и у Одри, желтовато-коричневых туфлях и чулках. Паула спустилась вниз, на площадку.

– Не думала, что догоню вас… – Она замолчала. – Пожалуйста, простите меня за то, что я вам наговорила. Я ничего подобного не имела в виду! Если вы собираетесь в «Пещеру ведьм», то я пойду с вами.

Брайан разозлился еще больше, хотя ему было трудно устоять перед этим умоляющим голосом и поднятыми на него глазами.

– Не хотелось бы показаться негалантным, но у вас есть на это какие-то особые причины?

– Да! Все на свете причины!

– И все ради Десмонда Ферье?

– И ради вас тоже. Я не была до конца откровенна с вами, да я и не могла. Возможно, и не смогу! – Ее умоляющий взгляд действовал на Брайана почти гипнотически. – Можно мне пойти с вами?

– Если пообещаете не вмешиваться.

– Обещаю совершенно ни во что не вмешиваться, – проговорила Паула, – в том смысле, который вы имеете в виду. Только вы не представляете, что может случиться, если я не пойду. Вы не представляете, что может случиться, – она дотронулась до лацкана его пиджака, – в «Пещере ведьм».

Глава 14

В сиянии лунного света над низкими крышами домов, стоящих на самой вершине холма, севернее улицы Жана Жанвье выделялся темный силуэт «Отель де Виль».

– Вы как-то говорили о невероятных убийствах, – раздался в темноте голос Паулы, – и в то же время не знаете имени Обертена?

– Вообще-то это имя мне немного знакомо. Я где-то уже слышал его.

– Должны были слышать. Держу пари, сэру Джералду Хатауэю оно известно.

– Хатауэю известно все. А откуда ему знать именно об этом случае?

– Он произошел в Женеве, – ответила Паула. – Убитая женщина продолжала идти.

Когда Брайан попытался припарковать машину у глухой стены, где, кстати, этого не следовало делать, он услышал, что задние колеса прокручиваются в грязи. Брайан попытался сделать еще одно усилие, но мотор взревел и заглох. Паулу, сидевшую рядом, наклонило к нему, она взглянула в его глаза.

Но что можно было увидеть в глазах, кроме легкого блеска?.. Куранты пробили десять. Если не считать доносившегося издалека лая собаки, улицы были такими тихими, что казались совершенно опустевшими. Брайан вежливо наклонил голову и спросил:

– Это была какая-то особенная мертвая женщина?

– Я вам серьезно говорю.

– Я тоже серьезно. Кстати, где находится эта «Пещера ведьм»?

– Бросьте камень – и попадете в нее. – Паула прислонилась еще ближе. – Показать?

Брайан вышел из машины, обошел вокруг нее, открыл дверцу и чуть ли не вытащил Паулу наружу.

– Ладно, показывайте, где жил этот Жан Жанвье. Раз уж мы собираемся в ночной клуб с таким названием, не стоит тащить туда призраков или шагающий труп.

– Жан Жанвье жил в другом месте, а сюда принесли самые лучшие его картины. Кстати, хотите верьте, хотите нет, но я расскажу вам правду об этой мертвой женщине. Это была императрица Елизавета Австрийская, жена императора Франца-Иосифа, а произошло это лет шестьдесят назад.

Под «небесным оком» луны на маленькой, сбегавшей под уклон уличке, освещенной тусклыми лампами на уровне земли, Брайан приостановился, услышав это имя.

– Австрийская императрица, – продолжала Паула, – приплыла по озеру пароходом из Кокса и остановилась инкогнито в одном из отелей, выходивших на набережную Мон-Блан. На следующий день, когда она возвращалась пешком по набережной на пароход, молодой итальянец по фамилии Лукени поднялся с лавочки и подбежал к ней.

Никто, включая и императрицу, не увидел в его руках оружия. Свидетелям показалось, что Лукени хотел украсть часы, висевшие на груди Елизаветы. Он ударил ее кулаком и убежал. Императрица сказала, что ничего не случилось, и продолжала идти к пароходу вместе с графиней Штараи. Теперь припоминаете этот случай?

– Да.

– Императрица, сама того не зная, уже была мертва. Ей проткнули легкие и сердце ножом с таким тонким лезвием, что она даже не почувствовала, как началось внутреннее кровотечение, пока не упала.

– Еще один случай из вашего журналистского опыта? И к чему вы его упомянули?

– А вы не понимаете? Тогда комиссара полиции звали Обертен. Возможно, это простое совпадение имен, но в любом случае наш Обертен – начальник полиции.

– И это все? Вы только поэтому вспомнили тот случай?

Они стояли близко друг к другу. Паула снова взглянула на Брайана. То ли она забылась, охваченная каким-то непонятным волнением, от которого глаза ее засияли, а может быть, вспомнила о своей привлекательности и невольно разыграла роль соблазнительной сирены даже перед таким мужчиной, идеалом которого была Одри Пейдж.

Где-то неподалеку раздавались негромкие высокие звуки аккордеона и слышались голоса. Вначале это был чуть слышный гул, но затем их звучание приобрело глубину и силу, а мелодия аккордеона взвилась вверх.

– Так это единственная причина? – снова спросил Брайан.

– Вы сами знаете, что нет.

– Тогда что?

– Мы почти пришли. Вот ступеньки, которые ведут вниз, в пещеру.

– Вижу. Вы думаете, мы можем встретить здесь мертвую женщину?

– О, не говорите глупостей! Когда мы встретимся с Десмондом Ферье и вашей юной подружкой – если мы, конечно, вообще найдем их, – вы позволите вначале поговорить мне? Позволите?

– Нет.

– Вы не очень-то хотите помочь мне, как я посмотрю?

– В том, чтобы Одри арестовали за убийство?

– Ее не станут арестовывать. По крайней мере, обещайте, что не будете говорить до тех пор, пока я не скажу Десмонду одну вещь! Только одну! Нет, не отвечайте! Не отвечайте! Сюда.

Спотыкаясь, они спустились по ступеням мимо тяжелой двери, которую открыла Паула, потом прошли по коридору; затем снова преодолели несколько ступеней вниз и повернули направо, а когда вошли в зал, их оглушили звуки аккордеона и гвалт голосов.

– Мадам и месье! – завопил по-французски визгливый женский голос. – Добро пожаловать! Очень рады приветствовать вас у себя.

Первым желанием Брайана было расхохотаться при виде абсурдности происходящего, однако оно быстро прошло.

Это было довольно просторное помещение, стилизованное под пещеру в скале, с гротами и толстыми столбами. Шесть или семь солидных пар танцевали под визгливые звуки аккордеона. За исключением этих немногочисленных людей среднего возраста, основную массу посетителей заведения составляли полные энтузиазма молодые мужчины и женщины, очевидно завсегдатаи танцплощадок.

Брайан оглядел убранство стен и, наконец, официантку.

Приглушенный жутковатый ритм, смешиваясь с барабанным боем, звуками трубы и пианино, приводил в восторг танцующих. Причудливый и даже какой-то неестественный эффект достигался через эмоции тех, кто смотрел на них. Танцующие пары двигались как зачарованные.

В тусклом свете ламп к ним «подплыла» официантка, выставленные напоказ прелести которой резко контрастировали с ее мертвенно-бледным лицом с широко раскрытым ртом и шрамом на шее от удара шпаги.

– Закажете столик? Столик для месье и мадам? Столик?

То, что на официантке была надета маска, можно было разглядеть, только находясь рядом с ней. Паула, несмотря на легкомысленное настроение, страшно испугалась и отпрянула назад.

– Их здесь нет, – сказал Брайан, – Одри и вашего дружка. Их здесь нет.

– Они должны быть здесь!

Неприятный пронзительный смех, производимый специальной машиной (гримаса цивилизации), звучал громче музыки. У Брайана создалось впечатление, к счастью всего лишь на мгновение, что присутствующие здесь вовсе не были человеческими существами.

– Ладно, осмотритесь! – прокричал Брайан сквозь шум. – Вам видно каждый…

– Вот они! Под картиной с тремя вампирами и их жертвой!

– Закажете столик?

– Да, столик. – Брайан хотел было спросить, нельзя ли здесь что-нибудь перекусить, но передумал. – Вон там! Нужен столик вон там!

Кто-то из посетителей, перебравший спиртного, упал прямо на один из столов, расставленных вокруг столбов и у стены. Одри Пейдж и Десмонд Ферье сидели напротив друг друга; головы их почти соприкасались. Одри что-то энергично говорила, а ее собеседник, похоже, отрицал каждое ее слово.

– Погодите! – попросила Паула.

Но Брайан не стал ждать. Пройдя мимо официантки, он направился прямо к столику у стены. Он не мог слышать последних слов Одри и восклицания Ферье.

Однако, когда Одри взглянула на Брайана, он увидел в ее глазах застывший ужас, да и выражение лица Десмонда Ферье было виноватым и тоже почти паническим, что он поспешно попытался скрыть. Вскочив со стула, отчего тот упал, Десмонд прокричал во все горло какое-то слово, которое утонуло в музыкальном крещендо.

Музыка умолкла. Все до одной официантки – а их было шестеро, в разных масках и костюмах – необъяснимым образом исчезли, словно их и вовсе не было. Мягкий зеленоватый свет разлился и засиял под сводами гротов.

Точно так же исчезли и все иллюзии. Если не считать своеобразных картин, которыми были увешаны все стены, пещера превратилась в обычный ночной клуб, заполненный довольно немодно одетыми жителями пригорода, аплодирующими музыкантам и возвращающимися за свои столики, покрытые красно-белыми скатертями.

– Добрый вечер, дружище, – приветливо произнес Десмонд Ферье. – Какой сюрприз – видеть вас здесь. Не желаете присесть?

Брайан, у которого то ли от жары, то ли по какой-то другой причине немного кружилась голова, ничего не ответил.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – снова предложил Ферье. – После десяти еду уже не подают, но у вас такой вид, что, кажется, сандвич вам не помешал бы. Заказать вам?

– Благодарю вас, – в том же тоне ответил Брайан.

– Что-нибудь выпьете?

– Спасибо.

Однако эта хрупкая и нервозная вежливость могла оборваться от напряжения в любой момент; атмосфера была неподходящей.

Не посетители, экономично потягивавшие весь вечер маленькую рюмочку бренди или кружку пива, и не металлические пепельницы были главной достопримечательностью «Пещеры ведьм» на улице Жана Жанвье, 16. Взгляд к себе прежде всего притягивали слегка подсвеченные картины, висящие на стенах.

Написаны они были скверно: краски были слишком мрачными, а детали – слишком замысловатыми, но все это вместе придавало им какую-то грубую силу, пробуждавшую в сознании образы. На них были изображены юные ведьмы и старые карги, поклоняющиеся Сатане. Среди прочих один холст был с претензией на сюжет о Синей Бороде и его женах, который и позже долго не выходил из головы Брайана.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – уже очень громко повторил Ферье.

– Нет, не думаю, что кому-то из нас следует садиться, – вмешалась Паула. – Десмонд, так дальше продолжаться не может. Я разговаривала с Брайаном. – Она помолчала. – Он знает.

– Что знает?

– Сегодня утром, – высоким голосом напомнила Паула, – ты велел мне не притворяться глупой. Надеюсь, ты тоже не будешь вести себя глупо. Если Брайан догадался, то полиция тоже сделает это. Почему ты им не скажешь, что вчера вечером, по крайней мере между началом восьмого и началом одиннадцатого, ты был со мной в моем номере «Отель дю Рон»?

Несколько секунд все молчали.

Одри Пейдж медленно встала. Паула, заставившая себя безо всякого смущения произнести эти слова, покраснела и замерла на месте. Однако Ферье, вместо того чтобы по привычке отнестись к сказанному легко и пренебрежительно, стал совершать движения человека, пробирающегося сквозь густой туман.

Его сухощавая фигура, в темном ворсистом костюме с черным галстуком, глубоко посаженными глазами, орлиным носом и большим ртом, выделялась на фоне картины с вампирами, висевшей позади него.

– Ты спрашиваешь, почему я не сказал им, да? – произнес он. – Ты имеешь в виду вчерашний вечер? А почему бы мне не сказать им, что вчера вечером между – какими ты там говорила? – часами я находился в номере Одри Пейдж в отеле «Метрополь»?

– Десмонд! – воскликнула Паула.

– Я не скажу им этого, – громко продолжал Ферье, – потому что это неправда – такая же неправда, как и твоя история с «Отель дю Рон».

Паула пристально посмотрела на него:

– Не стоит защищать…

– А разве кто-то кого-то защищает? – спросил Ферье, и в зеленом свете пещеры стало заметно, как лицо его исказила судорога и на лбу выступили капли пота. – В свое время мне доводилось играть во многих пьесах, но я никогда не участвовал в постельном фарсе. Можете вы, женщины, думать хоть о чем-нибудь другом?

– И все же, – вмешался Брайан, – мы имеем то, что имеем. Совершено убийство – самое серьезное убийство на свете, и в то же время это – постельный фарс, потому что муж отсутствует.

– А вы-то о чем говорите? Какое вам-то до этого дело?

– Меня это совершенно не касается. Вы можете тащить в свою постель сколько угодно женщин. – Неожиданно Брайан схватил Ферье за шиворот, развернул его и отшвырнул к стене. – А теперь расскажите о том, как вы собирались «попугать» Одри.

Худыми плечами Десмонд Ферье ударился о картину, сдвинув ее набок; бутылка, стоявшая на столе, перевернулась. Однако после этой короткой вспышки ярости некоторые зрители решили, что это была забавная немая сцена, и принялись аплодировать. Брайану и Десмонду Ферье пришлось взять себя в руки.

Ферье это удалось не сразу. Поправляя галстук, он произнес:

– Напугать Одри? Вы что, спятили?

– Это я сказала, – крикнула Паула, – но на самом деле я так не думала! Я имею в виду, что я не знала, что было на самом деле. То есть… – Она замолчала, очевидно так и не зная, что же она имела в виду.

– Мистер Ферье, – официальным тоном проговорил Брайан, оттягивая собственный воротник, – я прошу у вас прощения. Похоже, мы ведем себя как не очень цивилизованные люди.

Неожиданно Ферье разразился своим привычным громким смехом:

– Довольно справедливо, дружище! Я рад, что вы это сказали. Вообще-то для того, чтобы не уронить своей чести, я должен был бы нанести вам ответный удар, но я уже не молод, как когда-то. – Затем, все еще продолжая посмеиваться над собой, он заговорил совсем другим голосом. При этом осанка его совершенно изменилась. Теперь у него был вселяющий трепет величавый, царственный вид; в тусклом свете было видно, как преобразилась каждая черточка его лица.

 
Сперва позвольте слово или два.
Потом пойдем. Я оказал услуги
Венеции. Про это знают все.
Речь не о том, я вот с какою просьбой.
Когда вы будете писать в сенат
Об этих бедах, не изображайте
Меня не тем, что есть. Не надо класть
Густых теней, смягчать не надо красок.
Вы скажете, что этот человек
Любил без меры и благоразумья.[7]7
  Монолог Отелло из одноименной трагедии У. Шекспира в переводе Б. Пастернака.


[Закрыть]
 

После этих слов голос Десмонда Ферье зазвучал как обычно, развеяв иллюзию вихрем сарказма:

– Или, как, впрочем, не говорил Отелло, просто бедолага, который, кажется, нерасчетливо любил всех, кто попадался ему на глаза. Эх, вы, дурачок, я вовсе не пугал Одри. Если на то пошло, это она пугала меня.

– Что вы имеете в виду?

Возглас Одри: «Это не смешно!» – он тут же пресек:

– Согласен, не смешно, малышка. – Ферье взглянул на Брайана: – Она допрашивала меня, как Обертен и доктор Фелл, вместе взятые.

– Да, я задавала ему вопросы, – с отчаянием в голосе подтвердила Одри, – однако в ответ услышала совсем немного, хотя была с ним совершенно откровенна и рассказала о том, что произошло сегодня утром.

И снова угроза надвигающейся беды расправила крылья. Была ли беда на самом деле?

– Ты рассказала ему…

– Я рассказала ему о том, что была вместе с Евой в кабинете; рассказала, что между нами произошел страшный скандал, что Ева обвинила меня в том, что я краду у нее мужа, хотя теперь не уверена, что она имела в виду мистера Ферье. Я рассказала ему, что она выбежала вслед за мной на балкон, и призналась, что в тот момент, когда Ева упала, с ней рядом была только я.

Паула ничего не сказала – в конце концов, она уже знала всю эту историю.

На столе между Одри и Десмондом Ферье лежали кое-какие остатки обеда и стояли две бутылки бургундского. Одна из них – та, что перевернулась, – была пуста. Ферье, взяв вторую и совершенно не заботясь о стакане, опрокинул ее и стал скорее не глотать, а вдыхать содержимое.

– Выпейте! – предложил он, шумно ставя бутылку на стол. – Кстати, Иннес, что сделают в этой стране с тем, кого обвинят в убийстве? Здесь ведь нет смертной казни?

– Пока нет.

– Что значит «пока нет»? Они что, хотят поменяться с Англией и ввести смертную казнь, вместо того чтобы отменить ее там?

– Не волнуйтесь! Дело в том, что…

– Дело в том, – сказал Ферье, который теперь был разумен и строг, – что сегодня утром я еще не понимал всей глубины моего горя. Если двенадцать часов назад против меня и Одри уже выдвигалось гипотетическое обвинение, то теперь у меня бегут мурашки по телу, когда я думаю о том, что будет, если Обертен и доктор Фелл узнают все остальное.

– Доктор Фелл знает.

– Что-что?

– Я сказал, что доктор Фелл знает. Он обещал помочь вам и мне тоже. Не жалуйтесь, вы – невероятно везучий человек.

– Значит, я – невероятно везучий человек, да? Я – невероятно везучий человек, говорит этот шутник! Да всего каких-то пять минут назад моя дражайшая Паула, войдя сюда, разыграла какой-то балаган о сомнительном приключении в «Отель дю Рон». Думаю, если меня обвинят в убийстве моей дорогой жены, то при вынесении приговора для присяжных не будет иметь большого значения, произошло ли это из-за милой чаровницы, ожидавшей меня в отеле «Метрополь», или же из-за другой милой чаровницы в «Отель дю Рон».

Паула, тяжело дыша, начала было говорить одно, но закончила совершенно другим:

– Ты думаешь только о себе, а я все это глупое романтическое время моего увлечения думала…

– О чем же ты думала? – быстро спросил Ферье.

– На самом деле это не имеет значения.

– Будь справедлива, детка, – со страданием и иронией в голосе произнес Ферье. – Я – твой абсолютный и преданный раб. Целую твои лодыжки и далее вверх!

– Довольно! Довольно! Довольно!

– О нет! Я никогда не обманывал тебя и никогда не стану этого делать. Однако я не вижу никакого выхода из этой неприятности, кроме как прямо в тюрьму. Кто, черт возьми, может теперь кому-то из нас помочь?

– Возможно, я смогу, – сказал Брайан Иннес.

– Хо! Со всем уважением, приятель…

«Итак, теперь, – размышлял Брайан с некоторой иронией, – я благородно и великодушно собираюсь спасти человека, которого совсем недавно был готов растоптать обеими ногами – прямо как в мелодрамах, в которых он обычно играл».

Однако эти мысли никак не сказались на его поведении.

– Послушайте, – потребовал он. – Ситуация может сложиться не так плохо, как вам кажется. Одри задавала вам какие-то вопросы, не так ли?

– Да! Ну и что?

– Так вот, если вы сейчас правдиво сообщите нам о некоторых вещах, а Одри осознает необходимость рассказать о сегодняшнем завтраке…

– О завтраке?

– Да, именно о завтраке. Так вот, если вы оба сделаете это, мы сможем схватить убийцу и без помощи полиции и даже доктора Фелла.

Паула бросила быстрый взгляд на Брайана; Одри не отрываясь смотрела на стол. Ферье снова взял бутылку, опустошил ее одним огромным глотком и, пронзив Брайана тяжелым, подозрительным взглядом, поставил бутылку на стол.

– Кажется, я предлагал вам выпить? – спросил он. – Нет, погодите. Нас не станут обслуживать до тех пор, пока не погасят свет и не вернутся ведьмы. Но послушайте: если вы берете на себя роль Великого Детектива, которую в последнее время выполнял сэр Джералд Хатауэй…

– Я не беру на себя роль великого детектива. Я не могу на это претендовать.

– Действуйте по своему усмотрению, дружище. Теперь уже все равно! Только как вы собираетесь справиться с тем, что они могут арестовать Одри за то, что она столкнула Еву с балкона?

– Одри никого не сталкивала с балкона. Полиция теперь это знает. Мистер Ферье, вашу жену отравили.

– Что?

– Повторяю: вашу жену отравили сегодня утром – либо за завтраком, либо после него. Это выводит вас из круга подозреваемых, так как вы не спускались к завтраку, и Паулу тоже, потому что ее там не было. И наконец, если бы Одри действительно отравила миссис Ферье, стала бы она ходить следом за ней и смотреть, действует ли яд, тем самым навлекая на себя подозрения?

Неожиданно в одном из гротов этого подобия пещеры машина издала пронзительное хриплое «ха-ха-ха!». Женщины тихо и с удовольствием взвизгнули. Одри села за стол, прикрыв лицо руками.

– Так Еву отравили? – спросил Ферье, доставая серебряный портсигар. – Откуда вы это знаете?

– Я слышал, как об этом говорили Обертен и доктор Фелл.

– Да? И как же ее отравили?

– Они не удостоили меня чести это объяснить. По крайней мере, существует одна возможность. Что вы думаете насчет сигареты, выкуренной за завтраком?