Текст книги "Убийство арабских ночей"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Нельзя не признать, что практически так оно и было.

– В связи с этим одно маленькое уточнение, мисс Кирктон, – продолжил я. – Иллингуорд, которого все ошибочно приняли за актера из агентства, встретил Мириам в зале, когда она поднималась из погреба… – Я упомянул его как бы между прочим, поскольку не хотел, чтобы она думала, будто погреб имеет для меня какое-то значение. – И сразу же после этого она присоединилась к вам, своим друзьям. Тут же вылетел Холмс и возбужденно крикнул Пруэну, спрашивая, явился ли актер. Разве Мириам не сказала, как только что встретила его внизу в зале?

Мне показалось, что она была не готова к этому вопросу и даже не задумывалась над ним.

– Насколько я помню, нет, не сказала! Она вообще ничего не говорила.

– Как она себя вела, поднявшись? Нервничала? Была обеспокоена? Расстроена?

– Она была в очень нервном и расстроенном состоянии, – ровным голосом ответила Гарриет Кирктон. – Вы попросили меня говорить правду, что я и делаю.

Девушка заняла позицию, которую предпочитают многие, когда им приходится исполнять обязанности, несущие в себе легкую – именно легкую, а не тревожную – опасность; она физически напряглась. Так проходят мимо злобного пса, который издает тихое рычание.

– Вы знали, почему она была расстроена?

– Нет, мистер Хэдли, не знала.

Я воздержался пока от соображений по этому поводу. Встав из-за стола, я подошел к окну и, позвякивая в кармане мелочью, сосредоточился на текущих по стеклу струях дождя. Но когда я миновал круг света, то краем глаза уловил брошенный на меня взгляд. Поскольку я избегаю поспешных выводов, я не стал придавать ему особое значение; но все же мне показалось, что, когда я отвел глаза, она внезапно расслабила сведенные судорогой мышцы и, слегка откинув голову, проглотила стоящий в горле комок; на ее застывшем бело-розовом правильном лице, словно вышедшем из-под кисти Бёрн-Джонса, дрогнули густые ресницы. Оказалось, она всего лишь извлекла портсигар из кармана плаща и продолжала сидеть, молча уставившись в пол. Я повернулся:

– Мисс Кирктон, если ваши слова подтвердятся, то тем самым вы представите алиби для четырех человек. Но ведь вы понимаете, не так ли, что выставляете двух персонажей в очень плохом свете. Исходя из ваших слов, единственными, кто мог совершить убийство, оказываются Бакстер или Джерри Уэйд.

Мои слова несказанно изумили ее.

– Но это невозможно! Нет! Нет! Это полный абсурд. Подождите! Джерри был с Иллингуордом – ведь так? Кроме того, он никогда бы не смог… Что же до Сэма… Сэма! – Ее голос поднялся почти до крика, и она лишь махнула рукой, не в силах закончить предложение; у нее не хватило слов, чтобы выразить, насколько Сэм не подходит кроли убийцы. – Сэм – да что вы! Вы только посмотрите на него! Всего лишь поговорите с ним! То есть я хочу сказать, он очень хороший парень, и подумать, что он убийца!..

– Это в самом деле не комплимент, когда тебя считают убийцей. Поскольку вы считаете, что он никак не мог быть убийцей, то вы и не сказали ни одного плохого слова в его адрес.

– Вы понимаете, что я имею в виду! – Она была в таком возбуждении, что на глаза у нее навернулись слезы. – В любое другое время я бы выдала вам все, что вы заслуживаете, но сейчас не могу. Мне не хочется шутить. Мне не хочется ничего, кроме как забиться в угол и сидеть там, стуча зубами. Сэм, с его рыжими волосами и порочным прошлым (оно состоит лишь в том, что его порой посещает желание крепко напиться), с его новообретенным достоинством и с его… Да вы только пообщайтесь с ним хоть пару минут! Как я говорила, он очень хороший парень, но из тех, которые, даже ухаживая за женщиной, каждое предложение будут сопровождать словами: «Вы понимаете, что я имею в виду?» Кроме того, я вспоминаю, что он поднялся к нам в «Арабскую галерею» еще до одиннадцати…

– Сколько было времени? Это вы точно помните?

– Ох, да не знаю. Я все время была рядом с Ринком, и мы десятки раз прикидывали, что и когда надо делать! Скажу лишь, что он появился примерно без десяти одиннадцать. Может, раньше. И если…

Постучавшись, из приемной зашел Кларк и положил на стол передо мной сложенную записку. Хотя куда проще было бы позвонить по телефону, он не изменял своему излюбленному методу общения. Я развернул записку и прочел следующее: «Внизу ждут два человека, которые доставили эту даму на машине. Зовут Батлер и Уэйд. Считают, что вы, может, захотите увидеть их тоже».

– Да, я скажу когда, – отпустил я Кларка. И, повернувшись к девушке, продолжил: – Давайте, мисс Кирктон, мы с самого начала представим себе всю эту историю. Что вы скажете о розыгрыше, направленном против мистера Маннеринга?

– Вот из-за этого-то я и чувствую себя хуже всего! – взорвалась она. – Смешно, но так и есть. Грег Маннеринг в полной мере посчитался с нами, не так ли? Мы хотели сделать из него идиота, а в итоге сами оказались круглыми дураками. Я так и вижу, как он покатывается со смеху – да и остальные тоже, когда рассказывают коронеру эту историю. Неужели вы не понимаете, как ужасно все мы себя чувствуем? Поверьте, мы не собирались никому причинять вреда. Мы просто хотели полюбоваться, как он перепугается, когда злой дух кинется на него с угрозами вырезать ему печень. Самомнение у него просто невыносимое; знай вы его, вы бы меня поняли.

– Он влюблен в мисс Уэйд?

Она задумалась:

– Да, думаю, глубоко и искренне.

– А она в него?

– Не правда ли, странно, – с некоторым смущением сказала она, – что я так уверена в нем, а не в ней? Видите ли, рассуждать о Мириам вообще трудновато, пусть даже вы знали бы ее так же хорошо, как и я. Не думаю, что ей свойственны такие уж вулканические страсти, – ухмыльнулась Гарриет. – Я знаю, что во второй вечер на нее произвел впечатление этот полицейский инспектор… как его зовут? Каррузерс. Но она столько рассказывала о Греге Маннеринге, и так хвасталась им, и так трепетала из-за него, что ей пришлось прибегнуть к самообороне. И еще одно. Если бы она в самом деле была так увлечена им, то сомневаюсь, что она разрешила бы нам этот розыгрыш. Что я хочу сказать: если бы на его месте был Ринк Батлер, я знаю, что из кожи вон вылезла бы, чтобы он не стал жертвой таких шуточек – просто потому, что он мог бы неправильно повести себя.

– А что вы думаете о Маннеринге? Так сказать, в общем и целом?

Она надолго задумалась, крутя в пальцах так и не раскуренную сигарету:

– Я много размышляла по этому поводу. Я считаю, что под его оболочкой позера кроется сильная натура. То есть он из чистого тщеславия может совершить совершенно героический подвиг где-то в гималайских джунглях. Но дело-то в том, что он действительно его совершит.

Я снова покатал карандаш по обложке блокнота.

– Очень хорошо. Начнем, как я говорил, с самого начала. Расскажите мне все, что случилось в пятницу вечером – примерно с десяти часов, когда ваша компания, насколько я понимаю, появилась в музее. Тут есть одна маленькая деталь, которую, похоже, никто не упоминал…

Она снова насторожилась, глянула на меня с подозрением и вопросительно склонила голову.

– В пятницу вечером или, точнее, в час ночи субботы Каррузерс после того, как обнаружил труп, зашел в квартиру Холмса, чтобы опросить вас всех. Дежурный сказал, что все вы находитесь наверху. Начиная с девяти часов. Я предполагаю, что вы об этом договорились?

– Да, мы договорились, когда влетели обратно после фиаско в музее; тогда мы еще, честное слово, понятия не имели ни о каком убийстве, но понимали, что у нас могут быть небольшие неприятности из-за устроенного нами бардака. Джерри дал мальчишке на чай и растолковал ему, что тот должен говорить. Надеюсь, у него не будет неприятностей?

– Пока нет.

– Понимаете, ваш инспектор Каррузерс вообще не должен был подниматься наверх, но произошла идиотская накладка. Мы ждали Ринки – он поехал отвозить старого Иллингуорда, – и он взял с нас слово, что мы дождемся его на квартире Рона. Он тоже еще ничего не знал об убийстве. А поскольку никто, кроме Ринки, не должен был появиться, Рон сказал мальчишке внизу: «Скоро тут появится человек в маскарадном костюме полицейского; пусть он идет прямо наверх». И тут возникает ваш настоящий инспектор, который, посмеиваясь, говорит дежурному: «Не сообщайте обо мне; я постучу в двери и скажу, что я из полиции». Ну, естественно, мальчишка решил…

– Понимаю. А не получил ли он эти указания еще раньше вечером, еще до того, как все вы вернулись из музея, – говорить всем, что компания наверху?

– Нет, конечно же нет. Интересно, что вы себе воображаете? Сидите тут как сфинкс и ничего не говорите. – Она стала колотить кулачком по краю стола. – О чем вы думаете? Что это такое?

– Успокойтесь, мисс Кирктон. Давайте начнем с десяти часов, когда все вы пришли в музей. Продолжайте с этого места.

– Похоже, вы и так уже все знаете, – сухо сообщила она мне. – Предполагалось, что мы прекрасно проведем время, но не получилось. После того как Пруэн запер двери, Ринк и Рон Холмс поднялись наверх, чтобы сделать из сундука гробницу; Сэм куда-то делся, чтобы готовиться к своей роли; а мы с Мириам стали помогать Джерри приклеивать бакенбарды…

– Одну минуту. Насколько я понимаю, кое-что произошло и в промежутке между этими событиями. Верно ли, что Холмс предварительно вынул из витрины кинжал с рукояткой из слоновой кости? И что он положил его вместе с черными накладными усами на нижнюю ступеньку лестницы?

– Да, верно.

– Мисс Кирктон, я хочу, чтобы вы четко поняли: если вы не дадите совершенно искреннего ответа на следующий вопрос, я все равно это узнаю, и ваше положение очень осложнится. Кто взял кинжал с лестницы?

Казалось, Гарриет борется с собой.

– Мириам, – бесстрастно ответила она.

Глава 20
КЛЮЧ СО СТРЕЛОВИДНОЙ ГОЛОВКОЙ

– Поймите меня правильно! – вскричала она, снова вскинув руки, хотя я продолжал молчать. – Я вовсе не говорю, что в ее поступке был какой-то… какой-то тайный смысл или что она украла их. Господи, мы с Ринки видели, что она делает, да и старый Пруэн видел. Кроме того, она положила все обратно. Говорю вам, она ничего не взяла! Хотела бы я знать, что вам пришло в голову. – Она уставилась на меня. – Но все равно – чувствую, что это вас основательно поразило. Так ведь? Как я рассказывала вам, компания разделилась, и мы с Мириам стали помогать Джерри наклеивать бакенбарды. И тут она ему сказала: «Слушай, Старик, ведь на тебе должна быть соответствующая одежда!..»

– Одежда?

– Да. Понимаете, Старик был в привычном для себя виде. «Но, – сказала Мириам брату, – в подвале найдется парочка старых папиных пиджаков. Ты должен надеть один из них. Я сейчас спущусь вниз и принесу его, ладно? Давай так и сделаем!» Джерри обругал бакенбарды – они были слишком жесткими и никак не приклеивались – и не обратил на нее особого внимания. Но Мириам увлеклась этой идеей. Так что мы с ней вышли в зал, и она отправилась за пиджаком…

– Вы не хотели пойти вместе с ней?

– Да, конечно! Я и пошла. Но тут Ринк кубарем слетел вниз, отчаянно требуя гвоздей, и Мириам откликнулась: «Я принесу их, принесу!» Кстати, Ринк чуть не споткнулся о кинжал на ступеньках. Он сказал мне: «А ты, девушка, иди-ка к нам наверх. Будешь готовить восковые печати, если ничего больше не можешь». Мы поднялись и, оказавшись наверху, повернули и пошли в боковую галерею. Я успела посмотреть вниз. Мириам как раз подняла кинжал и, пока я смотрела на нее, нагнулась и коснулась накладных усов. А теперь слушайте меня, – с силой потребовала девушка, – ибо клянусь, я говорю абсолютную правду! Мириам, подняв голову, улыбнулась нам и сказала: «Кто-то обязательно споткнется об этот кинжал, если не будет осторожен. Я для надежности отдам его Сэму».

– А Батлер видел ее, слышал, что она сказала?

– Я… да, думаю, так оно и было, хотя не уверена. Он спешил и зашел в арабский зал передо мной, так что не могу ручаться, что он слышал ее слова. Но должен был.

– А что Пруэн? Ведь он тоже должен был все видеть и слышать, не так ли?

– Не знаю, слышал ли, потому что зал большой: Но думаю, он обязательно должен был ее видеть, хотя ему могли помешать стеклянные витрины. Вы мне не верите? Не верите?

– Спокойнее, мисс Кирктон. Вот, прикурите.

Она продолжала вертеть сигарету в пальцах; я чиркнул спичкой и дал ей прикурить. На щеках ее снова появились багровые пятна, и глаза заблестели.

– Вам известно, что она сделала с кинжалом?

– Она… она куда-то положила его.

– Вы в этом уверены? Вы ее видели?

– Нет, но потом я спросила ее – когда мы покончили с этим делом. Я спрашивала ее вчера, потому что ужасно за нее боялась, но она сказала, что это совершенно не важно и что, если меня будут расспрашивать, я конечно же все могу рассказать полиции. Вот!

– Как она себя вела, когда взяла кинжал?

Девушка выдавила слабую усмешку:

– Все еще ищете зловещую руку злой силы, на которую можно возложить вину, мистер Хэдли? Вела она себя совершенно нормально; была слегка возбуждена и удивлена, но вела она себя совершенно естественно.

– Удивлена? Чем удивлена?

– Не знаю.

– Продолжайте.

– Да ведь это все, разве вы не понимаете? Абсолютно все, что я могла вам рассказать. Я поднялась наверх с Ринком и Роном Холмсом. Там все время случались какие-то досадные заминки. Во-первых, им потребовалась целая вечность, чтобы извлечь этот сундук из витрины, не перебив черепки вокруг него. Порвался мешок с опилками. К тому же выяснилось, что крышка сундука прилегает так плотно, что без молотка и зубила ее не вскрыть. Как я уже говорила, Мириам, поднявшись, присоединилась к нам; было это, по вашим словам, в двадцать пять минут одиннадцатого…

– И как мне кажется, вы сказали, что именно тогда она была в нервном и расстроенном состоянии.

– Строго говоря, все мы были в таком состоянии. Бесконечные накладки – а времени было все меньше и меньше. Понимаете, они вытащили сундук, наложили восковые печати и начали заколачивать его в клеть, а тут кто-то обнаружил, что крышка все равно не поднимается. Когда спешишь, вечно случается нечто подобное. Да, все мы были слегка… ну, вы понимаете. Впрочем, за этим ничего не крылось. Это все, что я могу вам рассказать. Потому что все мы были в «Арабской галерее» до пяти минут двенадцатого.

Я снял трубку телефона и сказал Кларку в приемной:

– Пригласите их.

Она не произнесла ни слова, не шевельнулась, а только механическим движением поднесла сигарету к губам. Должен сказать, что она казалась совершенно вымотанной и равнодушной. Даже когда Ричард Батлер и Джерри Уэйд в сопровождении Кларка смущенно вошли в мой кабинет, она одарила их какой-то странной улыбкой и сказала:

– Значит, и вас застукали? Присоединяйтесь к нашей компании.

– А мы думали, что сами явились, – заметил Батлер. – Вы очень хорошо умеете уговаривать, но мы решили, что вам все же нужна поддержка. Как поживаете, суперинтендант?

Каррузерс и Иллингуорд дали два совершенно разных описания Ричарда Батлера: Каррузерс увидел в нем блистательного фигляра, а Иллингуорд, и беднягу можно понять, – воплощение всех сил зла в полицейском мундире. По спокойном размышлении я был вынужден признать, что первая оценка куда ближе к истине, чем вторая, которая была дана под сильным эмоциональным воздействием. У него была крупная фигура и приятная, хотя ничем не выделяющаяся физиономия, впрочем, нельзя было не отметить умные серые глаза; его аккуратно причесанные черные волосы редели на макушке; он относился к тому типу людей, которые, выходя на пенсию, толстеют и, похмыкивая, сидят в клубных креслах. Один зуб у него был выбит, на что я обратил внимание, когда он, слегка нервничая, улыбался, а под глазом красовалась ссадина. Невысокий молодой человек, стоящий рядом с ним, казался куда более умным и решительным, хотя и довольно дерганым; он напоминал обезьянку шарманщика, украшенную котелком. На них обоих были плащи, с которых стекали струйки дождя, и оба заметно нервничали, особенно Джерри Уэйд. Садясь, он шлепнулся на край стула, что было больно и неудобно.

– Не уверен, знаете ли вы меня, суперинтендант, – приведя в порядок свои голосовые связки, заметил он. – Я тот самый страшный и ужасный мистер Гейбл из рассказа старого Иллингуорда. Он приехал вчера к нам домой, чтобы повидаться с моим стариком, и я выслушал историю своих преступлений из-за двери библиотеки. А это мистер Батлер.

Я окинул его взглядом.

– Тот мистер Батлер, – сказал я, – который может быть обвинен в соучастии по факту убийства Пендерела. Который нашел тело в карете, но утаил информацию…

– А что бы вы сделали на моем месте, мистер Хэдли? – безыскусно спросил он. – Заорали бы о своем открытии, чтобы тут же в музее началась паника? Разумеется, я собирался рассказать всем – но потом, после того как отвез бы Иллингуорда на такси. Только ваш офицер опередил меня; а поскольку все они уже поклялись, что не были в музее, я не мог как ни в чем не бывало явиться и выложить им сюрприз в виде трупа на стол. Будь в моем распоряжении какой-нибудь яд, я бы предпочел проглотить его, и не считайте меня хуже, чем я есть на самом деле… Как поступил старик Иллингуорд, увидев мертвеца в карете? И все же я предполагаю, вы не собираетесь утверждать, что он правильно оценил данный факт…

Он широко улыбнулся, словно сбросив с плеч этот груз, смог расслабиться и снял шляпу.

– Садитесь, – сказал я обоим посетителям. – Можете курить, если хотите. Мистер Батлер, вы понимаете, что оказались в очень неприглядном положении?

– Вполне. Спасибо.

Я повернулся:

– Теперь вы, мистер Уэйд. Известно ли вам, что, если показания мистера Иллингуорда полностью отвечают истине – пусть даже он довольно эксцентричная личность, – вы можете быть арестованы за убийство?

– Ох! Иисусе! – вскинулся Старик, который обжег себе пальцы догоревшей спичкой. – Эй, подождите! Я? За что?

– Потому что у всех остальных – ну, может быть, исключая мистера Батлера – есть алиби, не зависящее от показаний странного пожилого священника, который может сказать что угодно.

– Верьте или нет, я тут ни при чем, – сказал он. – Но кое о чем я не подумал. Не подлежит сомнению, в чем я заверяю вас всеми моими грехами, что этот старый киноперсонаж страдает галлюцинациями. Можете вырезать мне печень, но понятия не имею, что с ним делается – разве что от непрестанного чтения триллеров у него крыша поехала. Когда вчера он явился для встречи с моим стариком, то был вооружен не только книгой «Кинжал судьбы», но и, похоже, ее продолжением под названием «Возвращение доктора Кьянти» – наверное, ее всучили у «Селфриджа»,[17]17
  «Селфридж» – крупнейший универсальный магазин Лондона на Оксфорд-стрит, основанный в 1909 году.


[Закрыть] когда он на минуту расслабился. Если кто-то преподнесет ему роман о приключениях на Диком Западе, смотрите, чтобы в Эдинбурге не начались беспорядки. Поэтому, – он вытер лоб, – у него могут появиться галлюцинации, но, черт побери, мы-то там были…

Я жестом остановил поток его словоизвержений:

– Кстати, мистер Батлер, соответствует ли истине, что у четырех из вас есть совместное алиби? У мисс Уэйд, мисс Кирктон, мистера Холмса и у вас?

Вы сами убедитесь, что было бессмысленно ставить им какие-то хитрые ловушки. Говорили ли они правду или врали, они в любом случае уже приняли определенное решение. Я решил придерживаться политики прямоты и откровенности. Опустив тяжелые веки и крутя пальцы, Батлер вопросительно посмотрел на Гарриет, которая продолжала невозмутимо курить, – и решил придерживаться той же политики.

– Предполагаю, что можно и так сказать, – кисло признал он. – Мы в самом деле были наверху, когда появился этот… этот парень. Кажется, без четверти одиннадцать? Да. Но, простите, почему мы упускаем из виду бедного старого Сэма?

– Мистер Бакстер был наверху с вами?

– Без сомнения. То есть он появился без четверти одиннадцать.

– Вы посмотрели на свои часы, чтобы так точно определить время?

Он расхохотался:

– Нет! Но на стене «Арабской галереи» наверху есть часы; выставочный экземпляр, но они идут и точно показывают время. Естественно, я посматривал на них. Как и мы все, прикидывая, сколько времени осталось до одиннадцати. За секунду или две до без пятнадцати одиннадцать Сэм просунул к нам голову.

– Вы, конечно, готовы в этом поклясться?

Похоже, Батлера смутило мое спокойствие, с которым я принял его утверждение, просто отметив его как факт, не имеющий значения. Перебарывая себя, он не отводил от меня взгляда. Я же просто рассматривал свои руки, сложенные на столе. Он посмотрел на Гарриет, а потом на Джерри; пошаркав ногами по полу, Батлер, похоже, почувствовал, что попал в западню.

– Поклясться? – повторил он. – Ага! Ну да. Конечно. Э-э-э… мне показалось, вы были готовы назвать меня лжецом.

– Почему?

– Почему? Ну, полиции вообще свойственно такое отношение, не так ли? Это, между прочим, ваша работа. Что бы вы делали, если бы никто не врал?

– Достаточно справедливо, – сказал я. – Теперь давайте займемся вашей ролью во всей этой истории, мистер Батлер. Поговорим о Раймонде Пендереле.

Вся троица заерзала. Девушка кинула сигарету в камин и откинулась затылком на спинку кресла. Джерри Уэйд извлек из кармана губную гармонику.

– Доводилось ли вам, мистер Батлер, до этой пятницы слышать имя Раймонда Пендерела?

– Нет, – подчеркнуто твердо сказал Батлер. – Более того, я понятия о нем не имел до той минуты, когда инспектор Каррузерс, обнаружив труп, упомянул его имя.

– Но ведь вы же звонили в агентство Брайнерда и заказывали актера?

– Да.

– И в пятницу днем вы встретились с Пендерелом в баре на Пикадилли, чтобы объяснить, для чего его приглашают. Так?

– Да, – согласился Батлер и снова рассмеялся. – Вот чего вы не понимаете. Я позвонил им, изложил наши запросы, и они сказали: «Господи, да у нас есть именно такой человек: мистер Как-его-там». Имя я пропустил мимо ушей; сомневаюсь, что вообще расслышал его. Разрешите спросить вас: сколько имен из тех, с кем вы встречаетесь в обществе – не по службе, – вы можете припомнить сразу же после знакомства? Мы не помним их, разве что на то есть особая причина. Так что я не обратил на имя особого внимания, тем более мне его пробормотали по телефону, и оно было для меня такой же абстракцией, как икс в уравнении. Ну и что, пусть даже я бы его и расслышал? Это абсолютная правда, суперинтендант. Я не знал, как его зовут. «Ладно, – сказал я, – передайте ему, мы встречаемся в два часа дня в баре «Калибан». Пусть он спросит меня». Там я с ним и встретился. Уже тогда мне не понравилась его нахальная рожа. Но похоже, он вполне нам подходил. Когда я все же спросил, как его зовут, он ответил: «Ох, да не важно; сегодня вечером я буду Иллингуордом». Мне показалось, что он ведет себя несколько странно, как злодей в мелодраме…

– Одну минуту. Если вы ничего не знали о нем, почему вы говорите, что вам сразу же «не понравилась его нахальная рожа»? Вам уже что-то было известно о нем?

Батлер осекся.

– Я так и знал, – обратился он к Джерри, – что стоило бы взять с собой этого чертового адвоката.

– Не имеет смысла, Ринк, – с пылающими щеками возразила Гарриет. – Он уже все знает. Я имею в виду, он знает обо мне, и что у Мириам был роман с Пендерелом.

Она еле заметно подчеркнула слово «роман». Наконец мы нащупали след, о котором сначала не подозревали, но я давно решил, какой линии придерживаться. Роман, причем достаточно серьезный роман, мог считаться убедительной мотивировкой в этом деле. Но упоминать о ребенке без острой необходимости пока не стоило. Раздельно произнося слова, чтобы они были правильно поняты, я сказал:

– Да, был роман. В его ходе мисс Уэйд стала любовницей Пендерела. Это все, что мне официально известно, и если вы пошевелите мозгами, то поймете, что больше никому ничего знать не надо.

Наступило молчание. Они были верными друзьями. У Гарриет Кирктон выступили слезы на глазах. Джерри Уэйд опустил голову, с силой сжимая губами свой музыкальный инструмент.

– Это… – пробормотала Гарриет. – Это… ну ладно, – добавила она замирающим голосом. – А как же этот ваш ужасный коронер?

– Нормальный человек, который оценит каждого из вас. Не теряйте здравого смысла и не увиливайте. Выпутаетесь. Но помните: мне не врать. Я буду снова опрашивать вас. Врал ли кто-нибудь из вас? По любому поводу?

– Нет, – тихо ответил Джерри Уэйд. Он поднял глаза. Лицо его порозовело от притока крови, и на нем еще оставались следы дружелюбного цинизма – той маски, которую он привык носить. – И – спасибо. Теперь вам никто не будет врать.

– Мистер Уэйд, вы что-нибудь знали о взаимоотношениях вашей сестры и Пендерела?

– Нет, не знал. Точнее, не знал до прошлого вечера, когда она мне все рассказала. Хотя вспоминаю, как-то она упомянула имя Пендерела в письме. Очень давно Мириам назвала по имени «жутко очаровательного» человека, которого она встретила, но ей вообще свойственна восторженность. Я вспомнил его, потому что оно звучало как имя персонажа из романов Майкла Арлена. – Он извлек из губной гармоники несколько насмешливых нот. – Что мне теперь делать? Хотел бы я иметь возможность сказать: «Сэр, я отлуплю вас кнутом на ступенях клуба!» Хоть для чего-то я пригодился бы. Пусть и не для многого. О господи! Вот черт!

Он с силой дунул в гармонику и закрыл глаза. Я повернулся к Батлеру:

– Мы готовы выслушать ваш отчет о событиях пятничного вечера. Например, почему вы так старались поставить мистера Маннеринга в дурацкое положение?

Батлер смутился:

– Откровенно говоря, и сам не знаю. Виной тому были, скорее всего, рассказы, которые я о нем слышал, или мое извечное стремление устраивать какие-то представления. На самом деле он вовсе не плохой парень, когда с ним поближе познакомишься. – Он показал на свой выбитый зуб. – Не думаю, чтобы мы могли с ним стать близкими друзьями, но… понимаете, жизнь становится полегче, если ты не усложняешь ее. Не знаю, в курсе ли вы дела, но мы с ним основательно поскандалили. И вдруг, когда ссора была в самом разгаре, мне стукнуло в голову, насколько это смешно – два человека валяются по полу, веселя окружающих, – что я расхохотался. В эту минуту меня осенило какое-то философское открытие. Словно вдохнул ядовитый газ и убедился, что газ-то веселящий. Я даже задался вопросом, сохранятся ли на земле войны, если такой образ мышления станет всеобщим. А представления… ну, как я говорил, пусть они носят театральный характер.

Его рассказ о событиях того вечера настолько во всех деталях совпадал с показаниями остальных, что я даже не стал его комментировать. Остановил я его только в одном месте. Он рассказывал уже знакомую историю, как Мириам Уэйд спустилась в подвал за гвоздями, а они с Гарриет поднялись в «Арабскую галерею».

– Значит, вы пошли наверх, – прервал я его. – Что сказала мисс Уэйд, когда взяла кинжал со ступенек?

Батлер остановился, словно налетел на препятствие. Затем посмотрел на меня.

– Вот! – задохнулся он, как человек, получивший удар под ложечку. – Вот, черт побери, я же говорил!..

– Простите, что вмешиваюсь, – вежливо вклинилась в разговор Гарриет. – Я уже десятки раз утверждала, что это ровно ничего не меняет, но мы должны вести с мистером Хэдли честную игру, как и обещали. Ринк, не знаю, видел ли ты что-нибудь, но конечно же слышал. Мириам в самом деле взяла предмет со ступенек; она конечно же положила его обратно и в дальнейшем не имела к нему никакого отношения, поскольку все время была с нами наверху… Да не смотри ты на меня так!

– Да никак я на тебя не смотрю, – обиженно запротестовал Батлер. Он вынул носовой платок и промокнул вспотевший лоб. – Вспоминаю, что действительно слышал, как она сказала что-то вроде «для надежности отдам Сэму». Да, клянусь святым Георгием! Так она и сказала. Но это я в первый раз услышал упоминание о нем…

– Мы с Мириам говорили на эту тему, – фыркнула девушка. – И поскольку мы условились быть честными… словом, так оно все и было.

– Но что, черт побери, она с ним сделала? – вопросил Батлер. – Отдала его Сэму? Я не видел, чтобы он носил его за поясом. И не могу припомнить, когда видел эту чертову штуку в последний раз. Единственное, что я четко помню, – на ступеньках его не было, когда в одиннадцать часов мы с Сэмом волокли сундук вниз, потому что я все время смотрел себе под ноги. Ради всех святых, куда она его дела?

Я остановил его:

– Исходя из слов мисс Кирктон, в данный момент мы обладаем лишь информацией о том, что она его «куда-то положила». Но с этим можно подождать. Поскольку ее алиби не вызывает сомнений, нет необходимости подвергать его дополнительной проверке. Давайте перейдем к последнему акту этого действа… К тому, в котором вы обнаружили тело.

Они стихли. И если раньше Батлер просто нервничал, то сейчас я в первый раз увидел, что он неподдельно смущен.

– Ах да, – сказал он. – Значит, так… Как вы слышали, мы с Сэмом сволокли этот ящик вниз как раз к одиннадцати. Я не слышал, о чем они там внизу болтали. Думал я только о том, что вот-вот стукнет одиннадцать, явится Маннеринг, а мы еще многого не сделали. Тут я вспомнил, что оставил наверху свою дубинку…

– При чем тут дубинка? Вы же были в форме регулировщика движения.

– Неужто? – рассеянно удивился он. – Ну да. Дубинку я получил вместе с формой, она была крайне необходима. Видите ли, по сюжету я был не просто полицейским, но и очень существенным персонажем. Вы, конечно, понимаете, что весь этот разыгранный нами маленький фарс должен был иметь свое завершение? То есть напугали мы Маннеринга или нет, он не мог сойти на нет или закончиться в ту минуту, когда Сэм Бакстер склоняется над Маннерингом, угрожая ему кинжалом. Нет-нет-нет. Пусть мы и были плохим любительским кружком, но мы хотели провернуть замысел так, чтобы потом о нем можно было со смехом вспоминать. Как только Сэм наклоняется с обнаженным кинжалом, актер, играющий роль Иллингуорда, выхватывает револьвер и берет всех на прицел.

Гарриет с воплем кидается бежать. В этот момент я и вмешиваюсь. Иллингуорд (он, оказывается, был скрытым мусульманином) в упор стреляет в меня. Я оседаю, раздавливаю капсулу с красными чернилами, спрятанную под мундиром, и, хотя делаю вид, что упал замертво, не теряю мужества. Когда он собирается снова открыть огонь, я наношу ему удар дубинкой по руке и перехватываю револьвер. И принц Абу Обайад аль-Таиф, и предатель Иллингуорд в моей власти. Они изрыгают проклятия, но я их запираю в кураторской. Поскольку я тяжело ранен, то прошу Маннеринга взять оружие и охранять этих отпетых преступников. Он или испугается, или согласится. Если согласится, я спрошу: «У вас хватит смелости доставить их в Скотленд-Ярд?» – «Да-да! – заявит неустрашимый Маннеринг. – Давайте их сюда!» Он с мрачной решимостью вскинет оружие. Я хрипло скажу: «Готовьтесь!» – и рывком распахну дверь. Сжав зубы, он рванется в нее. А там по обеим сторонам стола, сняв парики, отклеив бакенбарды и положив ноги на стол, сидят и с наслаждением курят сигары Сэм Бакстер и актер; между ними стоит бутылка виски. «Разрешите мне, – с низким поклоном произношу я последнюю реплику, – разрешите мне представить доктора Вильяма Аугустуса Иллингуорда и принца Абу Обайада аль-Таифа».