Текст книги "Частный детектив Выпуск 8"

Автор книги: Джон Данн Макдональд

Соавторы: Патрик Квентин,Луи Тома
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 2

…Использовать это письмо, как начало своего романа. Но сперва он хотел узнать мнение Мориса об этом странном случае.

Морис Латель перевернул последнюю страницу рукописи, занимавшей почти тридцать листов. Он сразу узнал безукоризненный шрифт «Смит–Короны».

Сначала чтение его развеселило, но затем он все больше и больше удивлялся содержанию рукописи. Текст был весьма оригинален, так как автор участвовал в событиях как главное действующее лицо и писал о себе, как о постороннем, в третьем, лице.

– Сумасшедший парень этот Даниэль, – вслух проговорил он и стукнул кулаком по столу.

Милорд, спавший в кресле, со скучающим видом открыл глаза.

– Хотел бы я знать, действительно ли он не знает, что дальше писать в своем романе, или просто мистифицирует меня?

Милорд тихо мяукнул и снова закрыл глаза.

– Видно, это не произвело на тебя сильного впечатления, – сказал Морис.

Он имел обыкновение делиться со своим четвероногим другом нерешенными проблемами. Таким образом ему часто удавалось найти правильное решение, к которому простое размышление не приводило.

Морис был высокого роста, и у него была приятная внешность. Когда он не был зол, то походил на Милорда с его бархатистыми лапками, но когда бывало нужно, мог показать и когти. Он подошел к коту и погладил его пушистую шерстку.

– Если он действительно попал в тяжелое положение, мы должны ему помочь, не правда ли? Так?

Ответ на этот вопрос было не так просто отыскать.

– Нужно все же найти решение, начнем сначала.

Он заметил, что Милорд снова задремал.

– Ну, я вижу, тебя это не интересует.

Лателю было сорок два года, и он очень любил своего кота и свою профессию. На втором месте стояла его квартира. Она была обставлена с утонченным вкусом: многочисленные гобелены и ковры приглушали все звуки. Но, естественно, превыше всего для него была Изабель. Она была частицей его «Я», неразрывно связанной с ним, как сердце или мозг.

Войдя к ней в комнату, он нашел ее стоящей перед зеркалом. Она приветствовала его словами:

– Доброе утро, любимый кузен.

Он подошел к ней и низко поклонился.

Изабель продолжала:

– Я заметила, что вы были озабочены, когда сегодня утром расстались со мной. Вы взяли меня за руку, теперь я прошу вас дать мне вашу. Я отказывалась поцеловать вас, теперь же я вас поцелую.

С непринужденной грацией она подошла к нему и чмокнула в щеку, затем взяла его об руку и, подведя к софе, продолжала:

– Вы сказали мне, дорогой друг, что очень хотели поговорить со мной о дружбе. Сядем и немного поболтаем.

Изабель вот уже восьмой день репетировала сцену из пьесы «С любовью не шутят», и Морис с неохотой вошел в роль Пердикана, неумело продекламировав:

– Я спал… или я сплю сейчас?

– Нет! – запротестовала Изабель. – Не так, ты все испортил!

– Надеюсь, твой Пердикан сможет сыграть лучше, – сказал Морис.

– К счастью, да. Его играет Жан–Люк. Ты же знаешь его. Он недавно репетировал здесь.

Изабель мечтала стать второй Сарой Бернар. Взяв роль из пьесы, она как бы жила другой жизнью. В ее театральной студии ошивались бесчисленные Жан–Люки, и все они были уверены, что стоят на пути к мировой славе.

– Сегодня вечером у нас репетиция, – продолжала она. – Второй акт из пятой сцены. Я безумно волнуюсь перед выступлением.

Морис заметил это по ее оживлению и блеску в глазах.

– Это признак таланта, – сказал он.

– Хорошо, если бы так.

Изабель вздохнула. Ей было девятнадцать лет, и у нее была прекрасная девичья фигура. В пуловере и длинных брюках она стояла босиком на ковре и курила сигарету, не теряя от всего этого женственности и свежести.

У нее были белокурые волосы, собранные в виде конского хвоста. Над небольшим вздернутым носиком сверкали голубые глаза, а когда она улыбалась, на ее округлых детских щеках появлялись две ямочки.

Морис задумчиво смотрел на нее. Он был очарован ее видом и взволнован нахлынувшими воспоминаниями. Изабель была очень похожа на свою мать. Она унаследовала от нее внешность и изящество, темперамент, артистические способности и ту прирожденную грацию, которой невозможно научиться.

Изабель – это все, что осталось у Мориса от счастливого брака, который смерть разрушила так рано.

– Извини, что я тебе помешал, – сказал Морис, – но я ищу последний номер «Криминалистики», который я дал тебе.

Она указала на битком набитые книжные полки.

– Он должен быть где–то там.

– Ты читала интервью с Даниэлем?

– Нет, еще не читала.

Настроение у нее испортилось, так как отец обратил мало внимания на ее сценическое искусство. Она сказала ему об этом.

– Не сердись, сокровище мое, но Даниэль прислал мне начало нового романа, большую роль в котором играет это интервью. Его история – поразительная смесь вымысла и правды. В ней говорится, например, также и обо мне.

– И обо мне тоже?

Морис улыбнулся:

– Нет, тебя он позабыл.

– Это не слишком мило с его стороны, – совершенно серьезно проговорила девушка.

– Ты сердишься?

– Нет, но если он о тебе упомянул, то мог бы написать и обо мне, о моих планах и целях.

– Смотри–ка, да ты уже думаешь о рекламе!

– Почему бы и нет?

– А если его роман будет экранизирован?..

– Это он сделает и продаст, как все другие…

– Прежде он должен написать его.

– И если потом будут снимать фильм, то, возможно, у него найдется роль и для меня. У него такие большие связи, что он и в самом деле может сделать кое–что для меня.

С этого момента беседа пошла по руслу, которое Морис совсем не мог оценить. Изабель продолжала развивать ту же тему. Она не видела препятствий к тому, чтобы Даниэль помог ей сниматься в фильмах.

– Он же утверждает, что он твой друг, – сказала она.

– Так считает не только он, но и я.

Она пожала плечами.

– Я вовсе не претендую на главную роль. Для начала я была бы рада второстепенной.

– А как быть с театральной школой?

– Ах, эта театральная школа! Мне еще так долго учиться в ней, а вот если я снимусь в фильме…

Желание дочери как можно скорее сделать карьеру огорчило Мориса.

– Почему ты так спешишь? – спросил он.

– Как же не спешить, папа? Мы живем в эпоху больших скоростей. Теперь все спешат. Ты, конечно, принадлежишь к старой школе.

– Скажешь тоже. Я что же, по–твоему, – дряхлый старик?

– Ты самый молодой отец во всем мире, – возразила она и поцеловала его. – Самый молодой и самый лучший!

У него от сердца отлегло, однако почувствовать себя полностью счастливым мешала нечистая совесть. Ведь по его просьбе Даниэль может и отказаться протежировать Изабель. Кто же прав? Изабель со своими желаниями, своим честолюбием и молодостью, или он, озабоченный отец, не желающий, чтобы его дитя заблудилось в дремучем лесу кинематографа? Но, может быть, со временем дитя и не будет съедено волком?

В прихожей раздался телефонный звонок, и Изабель вскочила.

– Это Жан–Люк! – крикнула она и выскочила из комнаты.

Морис задумчиво покачал головой и опустился на пол около книжных полок. Вытаскивая журналы, он все время думал о планах своей дочери. В один прекрасный момент она перейдет на свои хлеба и покинет его. Тогда квартира станет ужасно пустой.

«И тогда я останусь один», – с тяжелым сердцем думал Морис. Почувствовав прикосновение к своей ноге, он опустил глаза и увидел Милорда, который терся о его ноги. Он смотрел на своего хозяина таким взглядом, словно хотел сказать: «У тебя еще останусь я».

– Да, мой малыш, – сказал Морис. – Мы оба старики и скоро останемся одни.

– Папа!

Он вздрогнул от оклика.

Поднявшись, он испугался бледности дочери и невольно оттолкнул Милорда в сторону.

– Что случилось? – спросил он.

– Позвонили… Даниэль…

Она запнулась, потом воскликнула, полная ужаса:

– Он умер!

– Что ты сказала?

– Мне только что сообщили!

Он непонимающе смотрел на дочь.

– Но это правда, папа.

– А как это произошло? Каким образом?

– Я не знаю.

Она прислонилась к дверному косяку. Свой ужас она поборола, но все еще была бледна.

– Ты должен подойти к телефону.

Морис поспешил к двери, но по дороге остановился и спросил:

– Кто звонит?

– Какой–то мужчина.

Морис стоял, как застывший, и безотчетно бормотал про себя:

– Этого не может быть! Он не мог умереть!

– Иди же скорей, – настаивала Изабель, – ты сам убедишься, что это правда.

Она увлекла его из кабинета, но сама встала в некотором отдалении от телефона, как будто он вызывал у нее страх.

Морис взял трубку.

– Хэлло!

– Ну, наконец–то! – отозвался мужской голос таким тоном, который Морису сразу же не понравился. – Вы мсье Латель?

– Да, дочь сказала мне, что…

– Один момент, – невежливо прервал его звонивший. – Вы знали Даниэля Морэ?

– Да, он мой друг.

– Очень хорошо!

Первое впечатление Мориса усилилось. Недружелюбный голос, напоминавший злобный лай, ему совершенно не понравился.

– Кто вы, собственно говоря? – спросил Морис.

– Комиссар Фушероль из криминальной полиции.

Звонивший с такой гордостью произнес эти слова, будто это был громкий титул, дающий права на многие привилегии.

– Даниэль Морэ убит, – продолжал Фушероль. – Я нахожусь сейчас в его квартире и хотел бы как можно скорее встретиться и поговорить с вами.

После долгой паузы, показавшейся ему вечностью, Морис процедил сквозь зубы:

– Хорошо, я сейчас приеду, – и повесил трубку.

Видимо, он повторил слова комиссара вслух, ибо Изабель, стоявшая неподвижно, спросила:

– Убит? Кем же? Почему?

– Я не знаю.

Морис с трудом поднялся.

– Я должен ехать.

– А меня оставишь здесь? Совсем одну?

Изабель чувствовала страх перед тайной смерти, с которой она встретилась впервые. Когда умерла ее мать, она была слишком мала и не поняла того, что произошло.

– Позвони подруге, чтобы она составила тебе компанию. Или Жан–Люку, – сказал Морис.

– Попробую. Не знаю, застану ли я его.

Пока она звонила, Морис пошел в спальню переодеться. Милорд следовал за ним. Когда он был готов и вышел в переднюю, Изабель уже ожидала его. Она надела серую замшевую куртку.

– Я тоже ухожу, – сказала она. – Жан–Люк ждет меня в кафе. Мы вместе там и перекусим.

Они быстро сошли по лестнице. С каштана в саду облетали коричневые листья. Пестрой мозаикой они покрывали газоны. Трава была засохшей. Тусклые солнечные лучи пронзали старые лозы Монмартра, освещая маленький зеленый островок, который каким–то чудом не пал жертвой прогресса.

Изабель схватила отца за руку:

– Не могу понять, как это случилось.

Тот пожал плечами. Ему это тоже было непонятно.

– И почему он счел нужным позвонить именно тебе?

– Потому что я был его другом.

Они вышли на улицу Кошуа.

– Хочешь, я подвезу тебя? – спросил Морис.

– Нет, спасибо, лучше я пройдусь пешком.

Она пошла в сторону улицы Лепик. Морис посмотрел ей вслед, открыл дверцу машины и сел в мягкое водительское кресло. Он любил удобные машины, старые дома, полные углов и закоулков, и больше всего – живописный квартал холма, с которым было связано так много воспоминаний… Даниэль, тот любил спортивные автомобили и новомодные здания. Нет, теперь Даниэль уже ничего не любит.

Морис тронулся с места. Он свернул сначала на улицу Жозефа Местра, затем на улицу Коленкура. У его ног лежало старое Монмартрское кладбище с живописным беспорядком могильных памятников, как тихий остров среди водоворота жизни. Где будет похоронен Даниэль?

Внезапно Морис очутился в потоке интенсивного движения на площади Клиши. Он механически управлял машиной, но мысли его витали далеко.

Он, как и Даниэль, «убил» так много людей на страницах своих криминальных романов, что понятие «убийство» не вызывало в нем страха. Однако теперь это слово обрело свое настоящее ужасающее значение. Убийство!

ГЛАВА 3

Многоэтажный дом с белым фасадом был похож на продолговатый кусок сахара. Он был почти в три раза выше своего соседа. Морис Латель взглянул на четырнадцатый этаж. Там человек расстался с жизнью. Больше ему не придется сесть за руль своей голубой спортивной машины, которая стоит у соседней бензозаправочной станции в ожидании своего владельца.

Быстрым шагом Морис пересек холл и минутой позже поднялся на лифте на четырнадцатый этаж, где стояли на посту двое полицейских. Морис назвал свое имя.

– Меня пригласил комиссар Фушероль.

Один из полицейских вошел в квартиру, из которой доносились шаги и приглушенные голоса. Его коллега зевал и чесал затылок. Морис был не в состоянии мыслить ясно. Его сердце сильно колотилось.

Дверь открылась, и вышел человек с большим фотоаппаратом в руке. Другой следовал за ним с врачебным чемоданчиком. Затем вновь появился полицейский.

– Пожалуйста, входите, – сказал он.

Морис взял шляпу в руку и медленными шагами вошел в квартиру. Там двое санитаров держали носилки. Они были покрыты покрывалом, под которым обрисовывались контуры тела, высокий, толстый человеке красным лицом вопросительно смотрел на Мориса.

– Латель, – сказал тот приглушенным голосом.

– Комиссар Фушероль.

Полицейские санитары поставили носилки, и комиссар откинул покрывало. Лицо Даниэля, казалось, было вылеплено из серой глины, а брови и ресницы словно приклеены для сходства с живым. Толстым указательным пальцем Фушероль указал на кровавую рану на шее.

– Убит выстрелом в затылок, как при расстреле.

Морис был вынужден опереться о спинку кресла. Он смотрел на застывший облик своего друга и тщетно искал признаки жизни в этой неподвижной маске. Он был уже подготовлен к подобному зрелищу, но тем не менее, взглянув на покойника, чуть не упал в обморок.

– Это действительно он? – спросил комиссар.

Морис не мог выговорить ни слова. Он только кивнул и собрал все силы, чтобы не потерять сознания. Комиссар накрыл тело покрывалом и приказал санитарам вынести его. Он заметил, что Латель побелел, как мел.

– Вы все же не упали в обморок? – сказал он. – Этого только не хватало. В ваших книжках можно найти горы трупов.

Это замечание и тон, каким оно было сделано, убедили Мориса в том, что Фушероль не только глуп, но и бесчувственен. Он таким и выглядел. Выражение его расплывшегося лица было надутым, а маленькие глазки над жирными щеками были холодными.

– Убитый был моим другом, – сказал Морис.

– Потому я и вызвал вас.

– Когда это произошло?

– Вчера днем. По мнению полицейского врача, более двенадцати часов тому назад. Сегодня, около восьми утра, сюда пришла уборщица и обнаружила его. У нее был ключ от квартиры, и, как только она вошла, так и увидела сюрприз.

Налево, возле письменного стола, на ковре были начертаны мелом контуры тела. «Покойника здесь уже нет», – успокаивал себя Морис.

– Давайте сядем, – предложил Фушероль.

Хотя предложение прозвучало как приказ, Морис ему охотно последовал. Его наряженные мышцы расслабились, железное кольцо, стискивающее грудь, немного ослабло. Толстый комиссар опустился в кресло.

– Я надеюсь, мсье Латель, вы сможете дать нам важную информацию о Даниэле Морэ. Мне известно, что он был автором криминальных романов, но больше я о нем ничего не знаю.

– Мне хотелось бы узнать, как все это произошло?

– Позже. У Морэ есть родственники?

– Старая мать. Мне кажется, она живет в Шатеру.

– Точно не знаете?

– Он редко говорил о ней.

– Даже об их отношениях?

– Кажется, они не очень хорошо понимали друг друга. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление.

– А как дело обстоит с женщинами?

– Он не был женат.

– Это еще ничего не значит.

– Он не был аскетом. Конечно, у него было несколько связей.

– Не серьезных? Без постоянных связей?

– Насколько мне известно, именно так.

– Вы можете назвать мне имена?

– К сожалению, не могу.

– И, конечно, вы не знаете, кто его мог убить?

Латель покачал головой. По мере того как комиссар получал эти отрицательные ответы, его красное лицо все больше темнело.

– Вы не знаете никого из его родных, даже не знаете ни одной его подруги. Ну, послушайте, Латель, мужчины обычно рассказывают о своих любовницах.

– Это зависит от человека. Даниэль был очень корректный, очень серьезный и скрытный.

– В самом деле?

– Он был моим другом.

– Так, значит, он был вашим другом! – вспылил Фушероль. – Я все же не дурак. Вы утверждаете, что он был вашим другом и, несмотря на это, ничего не рассказывал вам о том, что входило в сферу его любовных дел? Вы что, за идиота меня принимаете?

Морис предвидел эту вспышку и равнодушно пропустил ее мимо ушей. Он чувствовал, что гнев Фушероля был позой.

– Если вы не выложите всего, что вам известно, – продолжал Фушероль, – то это вам может дорого обойтись.

– Я бы очень хотел знать… – начал Латель.

– Здесь вопросы задаю я.

«Он говорит прямо как в книгах», – подумал Морис. Подобные фразы столь часто приводились в плохих криминальных романах, что Морис ни за что не написал бы подобного.

– Вы женаты?

Комиссар сопровождал свой вопрос недоверчивым взглядом. С печальным выражением лица Морис ответил:

– Моя жена умерла.

– Давно?

– Семь лет назад.

Изабель было двенадцать лет, когда после продолжительного заболевания скончалась ее мать. Только мысли о дочери поддерживали у Мориса интерес к жизни.

– Вы давно знакомы с Морэ?

– Примерно двенадцать лет, с тех пор, как наши книги стали издаваться в одном издательстве.

– Это издательство Фонтевро, на улице Мирамениль?

– Да, до этого…

Морис обернулся. Худощавый блондин держал блокнот и записывал ответы Мориса. Сейчас, прекратив свое занятие, он смотрел на комиссара, как собака, ожидая команды своего хозяина.

– Продолжайте, – сказал Фушероль. – До того, как Морэ начал издаваться у Фонтевро…

– …Тогда он еще не был известным писателем. Несколько его криминальных романов было издано в провинции маленьким издательством. Имя издателя я могу вам назвать.

– Можете потом продиктовать Совину.

Молодой человек подхалимски улыбнулся.

– Сообщите ему также имена всех ваших общих знакомых, – продолжал комиссар.

– Здесь речь пойдет, главным образом, о коллегах. Нас прежде всего объединяла работа. В частной жизни у меня с Морэ не было ничего общего.

Фушероль оперся руками о подлокотники и встал.

– Когда вы виделись с Морэ в последний раз?

– Примерно две недели назад в издательстве. Мы немного побеседовали о разных делах.

– А с тех пор вы больше ничего о нем не слыхали?

– Нет, как же, он звонил мне вчера утром.

Чуть помедлив, Морис добавил:

– Он хотел получить справку о ЦНИИ и криминалистике.

Почему он не упомянул имени Дюпона? Комиссар был вообще ему так несимпатичен, что у него не возникло никакого желания говорить больше необходимого.

– Криминалистика! – презрительно повторил комиссар. – Это для теоретиков, которые ничего другого не умеют делать. Мы, практики, не имеем времени на это. Мы должны думать, как справиться с делом без чьей–либо помощи. – Широким жестом он указал на комнату. – Убийца не обыскивал помещения, либо он ухитрился сделать это незаметно. Вы не знаете, имел ли Морэ привычку хранить дома крупные суммы денег?

– Я этого не думаю. За все, что он покупал, даже мелочи, он расплачивался чеками.

– Кого же вы считаете способным на это преступление? У кого мог быть мотив?

И Фушероль, как ему показалось, с едкой иронией проговорил:

– У вас, как специалиста, должна быть какая–то идея.

– Я писатель, а не криминалист. Кроме того, я лишь тогда могу составить мнение, когда ближе познакомлюсь с обстоятельствами дела.

– Дорогой мсье Латель, – неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, – к сожалению, наверняка мы ничего не знаем. Единственное, что нам известно, это тот факт, что ваш друг убит тремя пулями.

– Тремя?

– Две попали в грудь, а третья за ухо. Значит, дело было сделано не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно застрелил свою жертву. Все говорит о преднамеренном убийстве.

Движением подбородка Фушероль указал на завернутый в папиросную бумагу предмет, лежащий на столе.

– Единственная улика, которой мы располагаем, – это орудие убийства, – сказал он.

Совин поспешно развернул пакет.

– Не так быстро, – сказал ему комиссар.

Глядя на своего подчиненного, он продолжал:

– Убийца, видимо, умышленно оставил его около своей жертвы. Вероятно, он не хотел обременять себя им. Как видите, оно очень большое.

Совин осторожно развернул бумагу. Появился пистолет калибра 7,65 мм. К стволу была прикреплена стальная цилиндрическая насадка.

– Глушитель! – воскликнул Морис.

– Да, глушитель. Поэтому выстрел был не громче хлопка пробки из бутылки шампанского.

Морис вспомнил о рукописи своего друга, которую только что прочел. Он почти дословно помнил ее содержание.

«Даниэль поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:

– Как вы будете убивать меня?

– При помощи пистолета, – ответил Дюпон, хлопнув рукой по портфелю. – Пистолетом, который лежит у меня в портфеле.

– А грохот выстрела?

– Пистолет, конечно, снабжен глушителем».

Даниэль написал эти строки, словно предчувствуя этот случай.

– Подобную вещь не так–то легко купить, – сказал комиссар, – и вряд ли убийца мог бы найти его здесь.

– Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.

Теперь Морис вспомнил другое место в тексте:

«Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели».

Морис теперь чувствовал себя почти так же, но не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Получилось так, будто по прихоти Даниэля он очутился в вымышленном мире и стал там персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, которые вообще существовали только в воображении его друга.