Текст книги "Долгий фиалковый взгляд"

Автор книги: Джон Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Тебе не следовало туда ходить.

– Так скорей всего можно выяснить, не разыскивает ли тебя кто-то, милый. А если бы там кто-то был и увидел, что я тебя разыскиваю, то сюда заглянули бы в последнюю очередь. Что будем делать?

– Вот что я у него нашел, – сказал я и вручил ей записку.

Она прочла, резко выпрямилась, на лице выразилось изумление.

– Да ведь я это писала в прошлом году! Зачем он носил с собой это письмо? Тут даже не все.

– Что было наверху?

– Дай подумать. Наверное, дата. И еще что-то, про жуткие побои, про мое лицо…

– Ты написала сразу после побоев?

– На второй день. В первый было так плохо, что я и писать не могла.

– Думаешь, он мог вернуться?

Она снова откинулась на спинку дивана:

– Не знаю. Понимаешь… Я хотела, чтобы он вернулся. В этом была моя слабость. Хотела, несмотря ни на что. Боялась… если он вернется и если захочет, я лягу с ним в постель. Ненавидела за побои, но желание было сильней ненависти. Поэтому не знаю, то ли пыталась держаться от него подальше, пока не утихнет желание, то ли… хотела раздразнить и заставить вернуться.

– У тебя когда-нибудь было оружие?

– Конечно. Сиди, я сейчас принесу. – Она принесла револьвер в гостиную, вытащила из пластикового пакета, протянула мне. – Даже смотреть на него боюсь. Мне его дал Лью. Забрал у кого-то и не вернул, хоть и собирался. Купил для него патроны, зарядил, показал, как он работает. Только я никогда не стреляла. Хороший пистолет?

– Очень надежный приблизительно на тридцать футов.

– Лью сказал, если когда-то придется воспользоваться, не надо стараться целиться. Просто наставить, как палец, и нажать на спуск. По-моему, я в любом случае не смогу ни в кого выстрелить.

Я вернул ей оружие, она уложила его, унесла. Села, как раньше, и заключила:

– У него в кармане была только эта половинка записки… Если бы кто-то ее нашел, то подумали бы, что он явился сюда.

– Кто-то сунул записку в карман уже после смерти. Тело принесли сюда. Увидели «бьюик», впихнули. Думали, ты одна.

– А потом передумали. Как по-твоему, что они сделали бы, будь я одна?

– Обставили бы дело так, будто ты его убила. Однако возникает небольшая проблема с орудием, которым ты могла бы его убить.

– Я… недолго на него смотрела. Видела эту жуткую рану. Чем ее можно нанести?

– Куском трубы, примерно вот такой длины и приблизительно вот такого диаметра, – показал я на пальцах. – Для подобной раны достаточно одного хорошего удара.

Она передернулась:

– Я не могла сделать ничего подобного.

– Давай как следует обдумаем. Лью слишком тяжелый, тебе его не дотащить. Значит, вы должны были столкнуться на улице. Ночью ты бы не вышла, значит, это должно было случиться раньше. Когда ты приезжаешь домой, то едешь к гаражу, выходишь из машины и идешь к боковой двери, так?

– Так. Свет в гараже гаснет не сразу. Успеваю войти в дом, пока он не погас.

– Значит, он мог ждать тебя в гараже или в кустах возле двери. В такие места удобно подбросить тело. Значит, там или там должно найтись что-то, чем можно ударить.

Она оперлась о колени локтями, уткнулась в кулаки подбородком:

– Не могу припомнить ни одной вещи, которая там валялась бы… Ой!

– Что?

– Может, ручка от одной штуки в углу дома? Установка новой опоры обошлась бы в двести долларов. Старая по какой-то причине начала как бы уходить в землю, и мистер Кауфман с нашей улицы посоветовал заказать эту штуковину по каталогу, мол, обойдется дешевле девяти долларов, а послужит не хуже, ее надо только поставить, и все.

– Не понял. Лучше покажи.

Мы вышли, она присела на корточки у заднего угла дома и показала скреплявшую его стяжку типа домкрата. С трубчатой ручкой.

Ручка, примерно тридцати дюймов длиной, валялась на земле под домом за стяжкой. Я разглядел, что она слишком ржавая, отпечатки не сохранятся, дотянулся, схватил и вытащил. На одном конце запеклись сгустки темной засохшей крови, короткие черные волосы, кусочки кожи.

Бетси вскочила, пробежала три шага, согнулась, и ее стошнило. Когда приступ закончился, посеменила в дом, пряча от меня лицо. Я бросил ручку в «бьюик» на пол сзади.

Вернулся в дом, сел на диван и сидел, пока она, наконец, не вышла из ванной, бледная, ослабевшая. Принялась извиняться.

– Нам придется продолжить, Бетси. Ладно, значит, на него навалились на углу дома. Ты обнаружила тело утром и позвонила в полицию. Хайзер – человек дотошный. Ты, безусловно, не шарила по карманам Арнстеда и не находила этой старой записки.

– Конечно!

– Полиция займется реконструкцией. Людям наверняка известно о твоем с ним романе.

– Слишком многим.

– Ты не можешь дать объяснения насчет записки, не докажешь, что не написала ее вчера или в пятницу, не докажешь, что Лью не приходил сюда в последнее время. Хайзер получит ордер. Рассказ о том, как к тебе попал револьвер, несколько слабоват, ибо Лью не способен его подтвердить. Значит, он ждал твоего возвращения с работы вчера вечером.

– Слава Богу, что я была не одна!

– Вы поссорились. Ты бросилась к дому. Свет в гараже погас. Ты нащупала ручку, схватила, ударила по голове, сбила с ног. Не зная, что он убит, вошла в дом. Обнаружила тело сегодня утром, постаралась придумать какую-то ложь, чтобы выпутаться из этого дела.

– Но на самом деле никто не поверит, что я могла…

– Чего-то недостает. Как он сюда добрался?

И тогда она небрежным прогулочным шагом направилась в тихие соседние кварталы. Джип стоял за четыре дома, позади пышно разросшегося кубинского лавра в боковом дворе пустого дома. Охранная цепь на подъездной дорожке была отцеплена и снова прицеплена. Пришлось мне опять лезть в карман к мертвецу и, задержав дыхание, выуживать ключи от машины. Она совершила еще одну прогулку, а вернувшись, сообщила, что один ключ подошел к зажиганию и она просто оставила всю связку там.

Джип доказывал, что Лью приехал один к женщине, угрожавшей его убить, если он когда-нибудь снова появится. Он появился. И она это сделала.

– Что теперь, Тревис? Что нам теперь делать? Дождаться темноты, а потом…

– Ждать темноты слишком долго. Убийцы могут потерять терпение. И занервничать.

Поэтому мы были вынуждены пойти на риск. Сначала спланировать, потом сделать. Риск тошнотворный, ибо перемещение трупа – самый лакомый кусок мяса для любого прокурора. Ни один присяжный никогда не поймет, зачем мы это сделали.

Глава 11

Я вывел ее «фольксваген» с подъездной дорожки и остановился на дальней стороне улицы. Огромная индийская смоковница отбрасывала густую тень. Через три двора толстая леди в розовых брюках, стоя на коленях, выпалывала сорняки. Проехал грузовик специальной воскресной доставочной службы, свернул на следующем углу. К этому времени Бетси должна была успеть подвести «бьюик» к концу своей узкой, загороженной со всех сторон подъездной дороги, поэтому я, как условились, дважды погудел, сообщая об отсутствии прохожих и транспорта.

Двинулся на восток, увидев в зеркале заднего обзора, как она выехала и свернула на запад. Спор по поводу машин выиграла она. Напомнила мне мои собственные слова, что я сам по себе подозрительно выгляжу. А в белом автомобиле с откидным верхом запомнюсь вдвойне, вдобавок слишком многие меня в нем видели. Конечно, гораздо больше народу знает в лицо ее, но в большой мягкой шляпе с широкими полями, которую Бетси вытащила из шкафа, и в огромных солнечных зеркальных очках, давно купленных и редко надеваемых, никто не узнает. А меня вряд ли узнают и вряд ли запомнят в самом обыкновенном с виду «фольксвагене» и твидовой кепке, которую оставил ее второй муж. Я трижды переспросил, уверена ли она, что справится, постоянно помня о сидящем прямо за спиной трупе, и Бетси, разумеется, объявила, что не собирается о нем думать.

Она описала мне идеальное место. Начертила карту, а я повторял указания, пока точно не выучил, как его отыскать. Бетси направилась прямой дорогой и должна была приехать на место первой. Прежде чем поворачивать в последний раз, нам обоим следовало убедиться, что путь в обоих направлениях пуст.

С дополнительной ветки 112-го шоссе следовало ехать до ее пересечения с собственно 112-м. Затем четыре мили на север, потом налево, на запад, до окружной Лайн-роуд. Повернуть у заброшенной заправки на углу. Там трава растет в трещинах на бетоне, где раньше стояли колонки. Так и было, и я повернул.

Еще миль пять или чуть больше до плавного поворота налево. Когда дорога опять выпрямится, слева покажется площадка, где когда-то стоял дом. Теперь только печная труба и фундамент.

Когда я подъехал, движения в обоих направлениях не было, поэтому свернул на густо заросшую подъездную дорогу, объехал вокруг бывшего дома, потом, по ее указаниям, двинулся по песчаной колее среди пальм и сосен, мимо болота и увидел впереди упомянутый ею пруд, а в дальнем конце пруда заметил за меч-травой проблеск белого автомобиля.

Бетси сидела в пятидесяти футах от машины на стволе упавшей сосны и смотрела на пруд.

– Были какие-нибудь проблемы? – спросил я.

– Никаких. А у тебя?

– И у меня никаких. Лучше сначала покажи мне место.

– Конечно, – сказала она, какая-то ослабевшая, угнетенная, и поднялась. – Вон там.

Оно находилось дальше, в ста футах. Старая промоина. Вся эта земля была некогда морским дном. Мергель, окаменелости, известняк. Сквозь известняк вниз просачивалась чистая вода, образуя огромные подземные реки. Иногда после засухи подземные пустоты рушатся и земля проваливается. Это была старая промоина, поросшая жестким кустарником и довольно большими деревьями.

Бетси привела меня к месту, о котором рассказывала. Откос из мергеля, выгоревшие на солнце скульптуры из искореженного известняка, и заросшая кустами впадина пяти футов глубиной с темной дырой неправильных очертаний в центре. Дыра приблизительно в ярд диаметром. Я спустился во впадину, встал на колени, заглянул в дыру. Оттуда пахнуло холодом и сыростью. Подобрав кусок известняка размером побольше моего кулака, бросил его в дыру. Услышал, как он стукнулся о стену, потом, через пару секунд, еще раз, потише. Чуть позже раздался почти неслышный шлепок.

– Донни как-то высчитывал с секундомером.

– Донни?

– Мой муж. Молодой, который погиб. Он считал с секундомером. Помню даже цифру, которую он мне назвал. Триста шесть футов. Вывел по времени, когда слышится стук. Он был просто помешан на математике. Тебе… подойдет это место?

– Здесь много народу бывает?

– Никого, насколько я знаю. Я начала приезжать сюда с Донни, когда нам обоим было по шестнадцать. Мы искали место, где можно спрятаться от людей. Приезжали на велосипедах, устраивали пикники. Как-то Донни нашел эту дыру. Я часто приезжала сюда после его смерти, прежде чем снова вышла замуж. Грега никогда не привозила, да и никого больше. По-прежнему приезжаю, когда… когда мне плохо. Здесь так тихо. Я ни о чем не думаю. Просто хожу вокруг, слушаю тишину, сижу, слушаю. И потом мне становится лучше.

– Почему бы тебе и сейчас не пройтись, Бетси? Я сам обо все позабочусь.

– Могу чем-то помочь?

– Нет. Нет, спасибо.

Мне пришлось опустить верх машины, чтоб его вытащить. Нельзя было подъехать поближе. Обмотав труп старой простыней, я поставил его на скрюченные ноги, прислонив к заднему крылу, пригнулся, взвалил на плечо, а когда распрямился с ношей, от нажатия из гортани вырвался с хриплым карканьем воздух, испугав меня до полусмерти. Тело слегка согнулось, но из-за трупного окоченения напоминало корявое бревно.

С таким грузом я передвигался мелкими шажками, потея от усилий и жары позднего утра. Путь к впадине казался очень длинным. Я сбросил его на краю, наступил на конец простыни, перекатил тело в яму. Если его обнаружат, что маловероятно, в полицейской лаборатории могут сделать спектроскопический анализ краски на старой простыне, сравнить с какой-нибудь краской в коттедже Бетси и признать идентичной.

Я шагнул в яму, нагнулся, схватил его за пояс, протолкнул в дыру головой вперед. И стал слушать. Послышался далекий мягкий удар. Тот же самый эффект, что при падении с крыши тридцатиэтажного здания, если верны математические расчеты молодого супруга.

– Никогда не смогу сюда снова вернуться, – сказала Бетси.

Я поднял голову и увидел ее на самом краю впадины, на фоне голубого неба и белых облачков. Широкие поля шляпы затеняли лицо, а большие зеркальные стекла очков напоминали глаза огромного насекомого.

– Тебе не следовало смотреть.

– Это как бы нечестно. Участвовать только в хорошем и отказываться от плохого.

Мы пошли назад к пруду и машинам. Я собрал ветки, сухую траву, сучья, развел небольшой жаркий костер. Сжег простыню, нарисованную Бетси карту, фрагмент ее старой записки к Арнстеду. Вытащил из «бьюика» ручку, отчистил в грязи на краю пруда, сунул окровавленный конец в огонь, подержал там какое-то время. Положил ручку в «фольксваген», напомнив, чтобы она ее сунула снова под дом, точно туда, где она лежала раньше.

– Можно побыть тут несколько минут, Трев? Можешь остаться со мной ненадолго?

– Если хочешь. Все равно еще надо отчистить заднее сиденье.

– Совсем забыла. Я вычищу.

Я возразил, но она настояла. Достала бутылку хорошего очистителя, которую захватила с собой, жесткую щетку, рулон бумажных полотенец. Отскребла несколько небольших пятен, вычистила все сиденье и коврик на полу, распространив смешанный запах нашатырного спирта и керосина. Угольев осталось достаточно для уничтожения бумажных полотенец. Бетси бросила в «фольксваген» очки и шляпу, побрела обратно к бревну, села, глядя в пруд. Я присел рядом, перед бревном, прислонившись к нему спиной. Ринулся зимородок, трепеща крыльями, как слишком большая колибри, упал, плеснулся, вновь взмыл с серебристой рыбкой в клюве.

– Тут лещи в пруду. Донни их ловил. Тревис, мы как бы убили Лью.

– Знаю.

Я точно знал, что она чувствует. План и исполнение. Ужас и уничтожение тела, вялое, тошнотворное облегчение.

– Мы все так устроили, что убийц никогда не поймают.

– Поймают, но, может быть, не за это. Их возьмут за убийство Фрэнка Бейтера.

– Разве это те же самые люди? Тот же человек?

– Похоже на то.

Она долго молчала. Я запрокинул голову, посмотрел на нее, на секунду поймав выражение тайной муки, сразу сменившееся натужной улыбкой.

– Бетси, по-моему, он чересчур далеко зашел по кривой дороге…

– Да я не про Лью. Я… Донни вспомнила. Я служила официанткой, была на работе, когда мне сообщили. Он возвращался со стройки, где работал тем летом, и погиб. Мы деньги копили. Он хотел поехать во Флориду. Родным не нравилось, что он так рано женился, и мы перебрались в Джорджию. Всего десять месяцев были женаты. Я уронила поднос, полный посуды. В конце концов мне сделали укол. Наверное, я как бы помешалась.

– Бывает.

– Мы были страшно глупыми, сумасшедшими детьми, отправлялись сюда, всю дорогу на велосипедах, валяли дурака, все время подначивали друг друга и все время становились ближе. В какой-то песенке или присказке говорится, «она ее лишилась в Асторе». Я лишилась ее вон там, под той сосной, на одеяле, на подстилке из мягкой хвои, цеплялась за него, плакала, но не от боли, а от сладкого, грустного, странного чувства. Москиты всю искусали. Над нами на дереве сидел дятел, и я смотрела, как он вертится, крутит туда-сюда головой, потом постукивает, долбит дерево. По дороге домой чувствовала такую слабость, тошноту и головокружение, что чуть не свалилась с дурацкого синего велосипеда. Потом мне исполнилось семнадцать, тетка умерла, пришлось ехать домой, а мне жутко, до смерти, нужен был Донни. И я вернулась, мы поженились. – Ее глаза наполнились слезами, она слегка встряхнулась, откинула волосы, ослепительно улыбнулась. – Ну, я думаю, нечего рисковать, чтобы нас здесь увидели, правда?

Мы пошли к машинам. Бетси стала какой-то другой, и на идентификацию у меня ушло несколько минут. Очередная роль. Героиня фильма, полного интриг, подозрений, внезапной смерти. Отважная и дерзкая пред лицом опасности. Готовая помочь в разработке схем и планов.

– Наверное, нам надо теперь позаботиться о черном джипе, Тревис.

– Не при дневном свете. Теперь он не так опасен, как раньше.

– Хочешь, чтобы я ехала прямо домой в своей машине?

– Я видел открытые магазины в том торговом центре…

– В «Вудсгейте».

– Остановись и купи что-нибудь. У тебя деньги есть?

Деньги у нее были. Она вопросительно посмотрела на меня.

– Миссис Капп, – продекламировал я, – сегодня, в воскресенье, вы покинули свой дом в полдень или чуть раньше. Прошу сообщить суду, куда вы направились.

– Ох. Ну да. Ясно. Мне надо оглядываться, найти кого-то из знакомых, обязательно поздороваться, сказать что-то, что он непременно запомнит… казаться веселой, нормальной и все такое.

– Точно. А я вернусь в мотель.

– Тревис, милый. Пожалуйста, не оставляй меня слишком надолго одну. Какое-то время все будет в порядке, а потом я, наверное, начну воображать и слышать всякую всячину. Кто-то привел туда Лью и убил там, пока мы лежали в постели. Кто-то знал, чем его можно убить. Это, должно быть, какие-то сумасшедшие, которые почему-то меня ненавидят.

Я взял ее за руки:

– Слушай. Никто тебе зла не желает. Это деталь общей картины. Кто-то зациклился на заметании следов. Напускает туман, прокладывает ложный след. К кому-то попала твоя записка. Поэтому, пока ты была на работе, он тихонько осмотрелся вокруг твоего дома и выдумал, как все подстроить наилучшим способом. Я не думаю, что Лью там убили. Это было бы слишком неловко и трудно. По-моему, взяли ручку, убили, а потом привезли тело назад вместе с орудием убийства. Тут увидели мою машину. Знали, что я связан со всем этим делом, и, наверное, немножко задергались, сообразив, что я у тебя.

– Почему?

– Ты могла что-то мне рассказать и прояснить дело.

– Что именно?

– Неизвестно. Может, ты мне уже рассказала, только мы оба этого еще не поняли. По крайней мере, пока.

– А… почему они просто не отыскали какое-то место, где тело никто не найдет? Как это сделали мы.

– Могу только строить догадки. По-моему, если бы Арнстед исчез внезапно и навсегда, шериф Хайзер немножко ясней разглядел бы картину и вышел бы на какого-то гораздо более вероятного подозреваемого, чем ты.

Она подняла брови:

– Но ведь после того, что мы сделали, он как раз и исчез навсегда!

– Если в моих догадках есть какой-нибудь толк, это может впоследствии пойти на пользу. Неизвестные убийцы тоже ведь начнут гадать, что же за чертовщина творится.

– И пойдут разбираться? Я не хочу возвращаться домой одна! Прошу тебя!

Ей требовалось время. Начнется запоздалая реакция, небольшие потрясения на психическом сейсмографе. В ее искусственный садик вторглась неприглядная реальность, и нужно время, пока вонь разложения, трупное окоченение, помутневшие глаза бывшего любовника превратятся в спецэффекты фильма-саспенса. Поэтому я велел сделать покупки и ехать в мотель, подкатить сбоку, поставить машину у «бьюика» и войти в 114-й. Она испытала явное облегчение.

Бетси уехала первой, до места, где можно остановиться и оглядеть дорогу в обоих направлениях. Я время от времени слышал далекий шум редких машин. Услышал и как она ускорила ход – затихающий треск маленького мотора в дневной тишине.

Зимородок вернулся. Костерок погас. Я пинками сбросил крупные обугленные куски в пруд, набросал песок на пепелище. Отломил ветку сосны, замел свои следы к промоине и к дыре, слишком глубокие, явно оставленные человеком, несущим тяжелую ношу. Осмотрел дыру по краям, заметил на песчанике коричневые нитки от его пиджака, скатал в комочки, бросил во тьму.

Они тебя использовали, малыш Лью. Если бы Ленни Сибелиус не настоял, хитростью не заставил тебя открыть способ подброски моего конверта в дом Бейтера, когда ты занимался в котельной совсем другим делом, ты, может быть, до сих пор оставался бы верным помощником Хайзера. Когда ты раскололся, Хайзеру требовалось лишь время, чтобы пробить броню и узнать имя отвлекшей тебя женщины. А севший на «колеса» мужчина чересчур возбудим. Оригинальная идея подброски конверта была слишком затейливой, малыш Лью. Импульсивная мысль, породившая больше проблем, чем решений, а теперь ты с моей помощью превратился в другую проблему для кого-то неизвестного. Возможно, для Генри Перриса. Может быть, и для Лило, Орвилла, Хатча. Вырисовывается картина.

Итак, ты обрел хорошую глубокую черную дыру для долгого-долгого сна там, на дне, вместе с волосатым бумажником, грязными снимками и драгоценным изображением твоего заброшенного вороного коня.

Я остановился у своего прокатного автомобиля и пришел к выводу о вероятности еще одного моего задержания полицией. Поэтому на всякий случай прошелся по карманам и нашел забытую полароидную фотографию ночной беглянки, Лилиан Хэч, она же Лило Перрис. Сплошная веселая чувственность и маленькая крутая челюсть. Зачесанные на косой пробор волосы, твердый ротик, смягченный недавней постельной сценой. Снимок был сделан со вспышкой. Девушка стоит лицом к объективу, опираясь на правую ногу, согнув левое колено, правый кулачок упирается в бедро, мускулистый живот втянут. Крепкие высокие конические груди, напрягшиеся соски. Кудрявые черные волосы на лобке, блестящие и живые под фотовспышкой; едва заметный под ними большой светлый треугольник тела. Я внимательно разглядел фон. Видно было немного из-за слишком густой тени. Удалось различить угол постели, край стола, тонкую струйку дыма, поднимавшегося из пепельницы, которой служила банка из-под арахиса. Какой-то предмет на стене. Распознать не удалось – его частично заслоняла ее голова. Что-то круглое, с торчащими в стороны черточками, как нарисованное ребенком солнце.

Уничтожать фотографию не хотелось, держать при себе – тоже. В конце концов я поднял верх машины, встал на колени на заднее сиденье, расстегнул «молнию» на кармане, куда при опущенном верхе уходит заднее окно. Сунул снимок в большую складку, образовавшуюся в дакроновой обивке, и застегнул «молнию».

Выехал на песчаную колею и, убедившись, что на Лайн-роуд пусто, рванул к Сайприс-Сити. Есть много мест, куда мне никогда не захочется возвращаться.