Текст книги "Опылители Эдема"

Автор книги: Джон Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава тринадцатая

– Наш город, Марстон Медоуз, находится в устье реки Редстоун; население – пятьдесят пять тысяч; самая крупная промышленность, университет. Поскольку ближайший населенный пункт, город медных копей, расположен в трехстах километрах вверх по реке, вы можете понять, что мы еще не очень преуспели в освоении этой планеты. Но мы следуем библейскому завету. «Плодитесь и размножайтесь». У нас долгие зимы и нет телевидения, поэтому рост населения идет полным ходом.

– Это интересный город, главным образом благодаря университетской братии. Оттуда исходят по-настоящему прелестные вещи. Глава экономики, иными словами – рационалист, глаголет, что наступит день, когда Земля и Тартар объединятся вновь при окончательном синтезе тезы и антитезы.

Есть у нас несколько красивых пляжей, и я прямо сейчас могу напророчить, Хиликс, что, когда вы станете появляться на них в купальном костюме, возникнет бунт.

– Местные жители тоже называют планету Тартар? – вмешался Халдейн.

– Да, из уважения к Фэрвезеру I.

– Вы уважаете мнение человека, который изгнал сюда собственного сына?

– Наш Фэрвезер II в молодые годы не отличался осторожностью, поэтому отец отправил его сюда, чтобы спасти его шкуру. Потом он изобрел Папу, чтобы у его сына всегда были интеллектуальные партнеры для игры в бридж… Вы плаваете, Хиликс?

– Это один из моих любимых видов спорта.

– Вы полюбите Марстон Медоуз, и Марстон Медоуз полюбит вас. У большинства рожденных на Тартаре женщин широкая обвислая нижняя часть туловища. В этом отношении они напоминают ос. Не то, чтобы они непривлекательны; просто у всех них очень разные уровни привлекательности, и вы будете в первых двух процентах.

– Вы имели в виду, что Папа – это трюк с исполнительной властью?

– Да… У нас, в Марстон Медоуз, есть несколько очень привлекательных дамских магазинов. Здесь одеваются более пикантно, чем на Земле.

– Я уверена, мне пойдут гладкие платья и платья с яркими блестками. Я едва ли смогу...

– Я проклял Папу!

– Мы все его проклинали. – Харгуд повернулся к Хиликс. – Тот факт, что вы были обвенчаны Папой, вовсе не означает, что свобода любого из вас ограничивается другим…

– Планета движется вокруг Солнца по эллиптической орбите, не так ли? – прервал его Халдейн.

– Да, поэтому у нас четыре месяца – зима, по три – весна и осень, и два – лето; каждые полгода… Наше лето никогда не утомляет, а наши зимы могут быть очень интересными.

– Какова ваша специальность? – спросил Халдейн.

Харгуд засмеялся:

– Назвать человека специалистом на этой планете почти так же неприлично, как обозвать его сукиным сыном.

– Что это значит?

Хиликс тоже рассмеялась.

– Это древнее выражение. Оно означает, что ваша мать была собакой.

Халдейн нашел в памяти утолок для этого выражения. Оно было язвительным, и он мог себе представить, насколько неприятно оно может подействовать на человека, у которого чрезмерно развита привязанность к матери.

– Действительно, – продолжал Харгуд, – на Земле я был гинекологом.

– А я-то думал, откуда у вас такой, более чем не случайный, интерес к подобным материям, – не выдержал Халдейн.

– Здесь я от этого отошел. Я – виолончелист в городском оркестре, вхожу в совет районных представителей муниципалитета, преподаю в университете.

На этой планете всего несколько человек являются специалистами. У меня восемь детей от моей жены и семь от жен других мужчин, так что я не специалист и как отец. Это очень необычная специальность по земным стандартам, – задумавшись, он сделал паузу, – но у нас очень долгие зимы.

– Как же к этому относится ваша жена? – спросила Хиликс.

– У нее двенадцать детей.

– Почему космонавты не сообщают на Землю, что это не ледяная планета?

– Когда, по данным разведывательных полетов, были выполнены расчеты маршрута, исследовательский экипаж приземлился здесь глубокой зимой и определил, что на планете имеются только самые минимальные условия для обитания Фэрвезер I перепроверил расчеты, обнаружил ошибку и составил графики полетов тюремных кораблей таким образом, что они всегда прибывают зимой.

Они проехали мимо первого строения, двухэтажного сооружения, едва видимого в свете уличных фонарей. Оно было бревенчатым, и его стрельчатая крыша была покрыта снегом; блеск света в его окнах показался Халдейну пикантно веселым.

После того как лошадь тяжело протопала по деревянному мосту через широкий рукав реки, домов стало больше и в воздухе появился пьянящий запах дыма горящего дерева.

Хиликс сжала ему руку.

– Такой могла быть Англия восемнадцатого века.

Они проехали мимо каменной церкви; горевшие в ее преддверии фонари освещали витиеватый орнамент над порталом с надписью: «Бог есть любовь».

Халдейн обратил на надпись внимание Харгуда:

– Так вы поклоняетесь Богу любви, а не справедливости.

– С огромным усердием, – сказал Харгуд – Хотя мы могли бы пользоваться более свободным толкованием смысла этого слова… Кстати, если вы были обвенчаны Папой, должна была существовать некая причина. Если вам нужен гинеколог…

– Мы поговорим об этом позже, – оборвал его Халдейн.

– Не похоже, что в этом деле вы продвинулись уже далеко.

– Я добровольно пошла на задержку развития, ожидая отгрузки вместе с любимым. – Она посмотрела на Халдейна. – Кстати, молодой человек, вы должны представить массу объяснений.

– Объяснений чего? – спросил он с неподдельным удивлением, полагая, что осталось совсем немного деталей, которые ей осталось выяснить.

– Сейчас не время и не место. Но место близко, а время близится.

Он никогда не мог догадаться, какой каприз руководит этой девушкой. Одно время на Земле он не находил себе места от страха, что никогда не будет в состоянии проникнуть в тайну ее безграничной переменчивости, и эта знакомая неопределенность опять возвращается. Но у него абсолютно не было сомнения относительно одной вещи, важность которой подсказывала интуиция, вставшая дыбом, словно перья на шее бойцового петуха: если он отложит решение ее загадки, то добрый доктор Харгуд будет рад взять этот труд на себя и сделает попытку преуспеть.

Харгуд смотрел на нее глазами, слишком открыто восторженными, чтобы быть распутными, и по-отечески ласково давал один медицинский совет:

– Конечно, на этой стадии беременности вашей активности не будет препятствовать существенная ограниченность движений. Ваш медовый месяц может пройти без каких бы то ни было запретов.

– Что такое медовый месяц? – спросил Халдейн.

– Это период времени, когда только что вступившие в брак получают возможность получше узнать друг друга. Этот старый земной обычай мы возродили здесь, на Тартаре.

– Я думала, что у нас уже был медовый месяц, – сказала Хиликс, – но я обнаружила по разного рода… Смотрите, магазины еще открыты!

– Мы въезжаем в деловую часть города. Я приношу извинения за отсутствие у нас небоскребов, но мы в них не нуждаемся.

Всего несколько зданий имели высоту более трех этажей. Они стояли близко друг к другу, с ярко освещенными витринами, занимавшими первые этажи, и в их свете то здесь, то там можно было видеть пешеходов с множеством свертков, явно занимавшихся покупками. Глаза Халдейна ловили эту панораму света, убранство витрин, изобилие товаров в них, но его разум с какой-то чуть ли не нежностью одолевала мысль, что люди неторопливо прогуливаются по тротуарам без всякой цели. Это было прямой противоположностью Сан-Франциско, где на улицах не встретишь просто так гуляющего человека.

Харгуд повернул лошадь в узкую улицу, которая оказалась тупиком, окончившимся внутренним двором перед двухэтажным домом, который, как догадался Халдейн по множеству освещенных окон, был постоялым двором. В этот момент все пространство, до самого конца дорожки, расчищенной к нависшим над двором постройкам, внезапно осветилось появившейся в разрыве облаков луной, и заискрившийся снег придал всей картине средневековый вид.

– Похоже, проясняется, – сказал Харгуд, гоня лошадь по широкой дуге, чтобы подкатить сани к двери гостиницы.

Подошел выбежавший из двери мальчик лет пятнадцати и подхватил брошенные ему Харгудом вожжи.

– Привет, док, – сказал мальчик.

– Привет, Томми. Не почистишь ли, если тебе не трудно, мою лошадь? Я буду тебе очень признателен.

– Док, сегодня утром я выскоблил эту чертову скотину до костей.

– Хорошо, Томми, – сдержанно сказал Харгуд, – не надо чистить лошадь.

Когда мальчик повел коня через двор в конюшню, а они подошли к двери, Халдейн спросил:

– Отказ грума выполнить требование профессионала здесь в порядке вещей?

– Этого грума зовут Томми Фэрвезер. А профессионалов как класса у нас нет.

– Представляю, как перевернулся бы в могиле его дедушка, узнай он, что один из Фэрвезеров трудится на конюшне.

– Случись это, многие люди изумились бы, особенно в университете, потому что они и не подозревают, что он умер… А теперь, друзья, один последний ритуал. Кругом!

Они были уже в вестибюле гостиницы, который оказался пустым, и команда Харгуд а была именно командой. Халдейн остановился и повернулся кругом.

Он почувствовал, что рука Харгуда срывает с его парки нашивку, нашивку с классификационными литерами, о которой он позабыл. Отрывая ее, Харгуд говорил:

– Вот и конец вашей земной классификации. На Тартаре не пользуются династическими номерами. У нас в ходу обычные имена, на старинный манер. Хиликс – теперь Хиликс Халдейн. А вам необходимо имя.

– Дон Жуан, – предложила Хиликс.

Халдейн об именах и не думал. Он повернулся:

– Вы говорите, Фэрвезер II еще жив?

– Вне всякого сомнения. Ему всего сто восемьдесят лет.

– Сколько же лет длится ваша жизнь на этой планете?

– Кому сколько нравится. Существует способ задерживать разрушение клетчатки. На Земле он известен, но там не могут себе этого позволить. Здесь продление жизни едва ли не обязательно.

Харгуд помог Хиликс снять парку Халдейн сбросил свою и протянул ее доктору, который отнес одежду в гардероб, находившийся позади конторки отсутствующего коридорного.

– Уже почти два часа пополудни, поэтому Хильде, буфетчице, приходится работать по совместительству и коридорной.

Через открытые створки двери Халдейн мог видеть большой обеденный зал; в дальнем его конце в камине пылали большие поленья дров. Он обернулся к Хиликс:

– Ты слышала? Фэрвезер еще жив.

– О нет. Он умер… Приятный огонь, не правда ли?

Она казалась загипнотизированной пламенем камина, погруженной в красивую сказку.

– Харгуд сказал, что он жив!

– Он говорил о Фэрвезере II.

– Я тоже говорю о нем, Хиликс! Он – именно та кисть, которой они меня раскрашивали.

Не выходя, казалось, из своего транса, она произнесла:

– Конечно, дорогой. Но мы занимались исследованием Фэрвезера I. Я думала, ты говоришь о Фэрвезере I.

Возвратился Харгуд и повел их в обеденный зал. Справа от входа был бар, а слева лестница, ведущая на верхнюю галерею, которая простиралась по всей длине зала с одной его стороны. Мрак громадного помещения освещался стоявшими на каждом столе лампами, а в глубине зала, по соседству с камином, были свободная площадка и вторая буфетная стойка, которая не использовалась.

Харгуд завел их в бар.

– Хильда, – сказал Харгуд, – познакомьтесь с Доном и Хиликс Халдейнами, только что прибывшими новобрачными. Предоставьте им брачные покои.

– Добро пожаловать на Тартар, – сказала женщина, поворачиваясь к доске позади себя, чтобы снять ключ. Это была высокая, худая женщина со смертельно бледными щеками. Ее бедра не выходили за линию талии, а выражение взгляда, брошенного на Халдейна, было плотоядно-голодным. Хотя ее груди колыхались, словно двойные подбородки, а заплетенные в две косы волосы были с проседью, эти голодные глаза вызвали у Халдейна сверхъестественное эротическое ощущение. Он знал, что остался бы в баре, не будь здесь Хиликс.

Хильда, как бы нечаянно уронив, швырнула ему ключ, но это не выглядело оскорбительной дерзостью.

– Комната 204, прямо перед лестницей.

Она обратилась к Харгуду:

– На этот раз, док, вы привезли действительно славненький экземпляр мужика. Да еще и молодого.

Повернувшись к Хиликс, она сказала:

– Большинству изгнанников, которых мы здесь принимаем, по крайней мере за сорок. Ваш мужик, похоже, неутомим в этом деле. Он не больше среднего тартарианина, но довольно высок для землянина. И эти руки выглядят сильными. Если он утомит вас нынче ночью, сбросьте его ко мне вниз.

– Смешно сказать, – ее голос упал на целую октаву, когда она наклонилась к Хиликс по-бабьи посплетничать, – лучше всего это дело мне удавалось с маленькими робкими мужичками; посмотрев на них, вы никогда бы этого не сказали.

Снова обращаясь ко всем троим, она сказала:

– Что прикажете, друзья? Выпивка за счет заведения.

– Пиво для всех нас, – сказал Харгуд. – И не думайте, что она так щедра. Для изгнанников – все за счет заведения.

– Зачем лишать ветра мои паруса? Я хочу, чтобы они считали меня филантропкой.

– Я заказал пиво, – объяснил Харгуд, – потому что мне хочется, чтобы вы его попробовали. Здесь все самое вкусное.

Харгуд пустился в рассуждения о вкусе на этой планете, приписывая все особым качествам здешней почвы. Поскольку его внимание почти целиком сосредоточилось на Хиликс, глаза Халдейна блуждали по бару.

Близ него сидел тщедушный темноволосый мужчина, чуть ли не с восхищением потягивающий напиток и стреляя непрерывными очередями быстрых учтивых взглядов по отражению Хиликс в зеркале бара. В дальнем углу бара он увидел великана в матросских сапогах и морской форменной фуражке. Его рот был открыт, а рыжая борода вздыбилась от статического электричества, которое, как полагал Халдейн, генерировалось желанием. Такое предположение пришло Халдейну на ум при виде блеска глаз этого мужчины – более выразительных глаз ему видеть не приходилось. В одно и то же время они раздевали Хиликс и сочиняли уже тридцать шестую вариацию – Халдейн подсчитал – на одну-единственную тему.

Халдейн бесцеремонно обратился к Харгуду:

– Не сесть ли нам за стол?

– Одну минутку. – Он наклонился над стойкой бара и обратился к игравшему в гляделки херувимчику; – Халапов, как насчет организации обеда на восемь персон?

– Конечно, док, – ответил черноволосый мужчина, – когда они будут здесь?

– Сразу же следом за нами.

Они взяли свои стаканы и пошли через зал к столику. В обеденном зале было больше дюжины пар, и хотя мужчины были в компании женщин, вслед Хиликс раздавался низкий свист одобрения.

Халдейна охватила вспышка злости, которая сосредоточилась на Хиликс. Она осознанно откликалась на этот звук какими-то грубыми полунамеками, и ее красивая, свободная покачивающаяся и широкая походка замедлилась до семенящих шажочков, а лицо раскраснелось. Она шла с важным, самодовольным видом.

Его собственная, горячо любимая и беременная невеста радовалась тому, что ее освистывали!

Поднявшаяся злоба Халдейна вдруг резко оборвалась.

Когда они проходили мимо одного столика, он заметил рыжеволосую женщину, высокие скулы и прямая осанка которой придавали какие-то царственные черты ее неоспоримой красоте, подчеркнутой почти четвертьметровой ложбинкой, видимой в глубоком вырезе ее платья. Физическая красота этой женщины внушала трепет, ложбинка между ее грудями была даром природы, но создаваемое ею притяжение имело такое мощное силовое поле, что нога Халдейна сами собой понесли его в ее направлении.

Беседуя со своим партнером, она случайно встретилась взглядом с Халдейном, сверкнула лучом света из глаз, признательно улыбнулась и свистнула.

Хиликс уловила неожиданное затруднение и метнула на женщину взгляд, который разрушил ее силовое поле и восстановил компасный пеленг Халдейна. Она отступила назад, схватила руку Халдейна и фактически толкнула его к столу:

– Тебе понравилась та!

– Ты сама уже несколько раз нервно подрагивала.

Харгуд выбрал столик возле камина.

Халдейн спросил его, для чего используется открытое пространство с отполированным полом.

– Главным образом для танцев. К сожалению, не всегда. Мы возродили общественные танцы как один из видов развлечений, потому что они оказывают стимулирующее действие.

Халдейн взорвался:

– Эти люди нуждаются в стимуляции?

Харгуд рассмеялся:

– Гражданин Земли может этого не заметить. Тартар в буквальном смысле преисподняя для некоторых землян-мужчин, но очень мало женщин с Земли чувствуют себя здесь хоть сколько-нибудь несчастными. Всех их любят и оценивают по достоинству, в особенности оценивают по достоинству. Нет ни одной женщины, не обладающей привлекательностью. Просто у некоторых привлекательности больше.

Он взглянул на Хиликс.

Халдейн сидел, задумчиво уставившись на свой стакан с пивом. Он не какой-нибудь блюститель нравов, но ему определенно не хочется наезжать на супругу с пугачом каждый раз, когда она отправляется в бакалейную лавку. Он намерен быстро продвинуться на этой планете и не желает расходовать даже часть энергии на охрану собственного тыла и тыла своей жены.

– Какого рода технологией располагаете вы на этой планете?

– Достаточной для удовлетворения наших нужд, и у нас потрясающе громадные природные ресурсы.

– Могли бы вы построить звездолет?

– Это немного не по моей части. Но я уверен, что могли бы. Мы откачиваем с Земли лучшие умы. Почему вы спрашиваете?

– У меня есть одна идея звездолета, который может преодолеть одновременность… двигаться быстрее нынешних. Есть у вас карандаш?

– Ты планируешь возвращение обратно на Землю? – спросила Хиликс.

– Не на ту, которую мы оставили.

Он взял предложенный Харгудом карандаш и начал рисовать на скатерти чертеж.

– Вот, лазерная пропульсивная система. Свет, излучаемый этим источником, видите, устремляется вперед, чтобы собраться в одной точке, вот здесь, давая возможность потоку света ускоряться; это понятно. Как не трудно видеть, вы превышаете скорость света, тогда как мы знаем, что скорость света, если не учитывать принцип конвергенции, о котором вы, возможно, слышали, ограничена на фокусном расстоянии от лазеров до отверстия.

– Дон, я – гинеколог.

– Далее, этим символом обозначают одновременность – идеальную функцию собирающего объектива. На практике эта функция никогда не реализуется. Например, в масштабе реального времени нам потребуется шесть месяцев на преодоление четырех миллионов световых лет до созвездия Лебедя, что оценивается примерно как 0,987 643, если принять расстояние равным единице.

– Но я – гинеколог.

– У меня есть идея создания последовательного ряда кривых зеркал, располагаемых таким вот образом по окружности, которые будут ускорять исходный луч лазера, выбрасывающего пульсирующий пучок света, который, в свою очередь, будет увеличивать уже увеличенную скорость. Цепная реакция… Вы меня понимаете?

– Нет.

– Ладно, я уверен, что это здоровая идея, и определенные замечания, сделанные во время слушания моего дела, укрепили меня в моем мнении.

– Дон, вы даром тратите на меня время. Математика выше моего понимания.

– Простите меня, доктор. Я должен был помнить, что ваши интересы имеют другое направление… Но на этот вопрос вы можете мне ответить: какова у вас форма правления?

– Мы называем ее «демократией», по-гречески, но для меня она и остается только греческим названием. У меня не очень абстрактный ум. Если я не могу что-то потрогать, то не могу и по достоинству оценить это что-то. Но мы выбираем президента каждые шесть лет, а он назначает советников.

– Чем он добивается избрания?

– Ван Ли добился этого, пообещав уменьшить силы полиции. Слишком много людей оказалось арестовано за нарушение спокойствия... Хиликс, когда начнете планировку вашего дома на этой планете, не забудьте предусмотреть дополнительные спальни…

Халдейн размышлял, отключившись от Харгуда и Хиликс, потому что они просто болтуны.

Если обещания являются ключом к власти на этой планете, он найдет с чем обратиться к этим людям. Он подумал о закладке домов для развлечений и установлении института профессиональных затейников, но немедленно отверг эту идею. Такими бесплодными развлечениями не привлечешь на свою сторону население, которое желает оплодотворять и быть оплодотворяемым.

– Но доктор, – говорила Хиликс. – Самой угнетающей меня проблемой является одежда. Я не взяла с собой ни единой вещицы.

– Завтра утром мы посетим магазины одежды.

– Белье и пижама мне понадобятся нынче ночью.

– В вашу брачную ночь?

Он может предложить государственные награды за рождение отпрыска. Это – мысль, но возникнет проблема с доказательством родительских прав мужчин.

Прибыли другие изгнанники со своими проводниками, их обслужили в баре, и они направлялись к своим столикам. Дурные предчувствия исчезли с их лиц. По пути к своему столу Харлон V и Марта остановились возле них, чтобы обменяться первыми впечатлениями.

Марта получила такое же обхождение, что и Хиликс, проходя через зал, но в несколько ослабленной форме, и ее дух возвышенной утонченности сменился оживленностью и удовольствием. На смену возвышенной утонченности Харлона пришло чувство собственного достоинства оленя-самца. Халдейн решил, что Харлон не выдержит конкуренции.

Халапов, если уж он стронулся с места, действовал быстро. Должно быть какая-то веселая дагестанская тайна самых дальних глубин его родословной управляла умением этого человека готовить шашлык, и он просиял, когда Хиликс похвалила поданное блюдо.

– Он еще и лучший аккордеонист, – сказал Харгуд, но все дальнейшие замечания потонули во взрывоподобном громыхании.

Начавшись с низких раскатов и поднимаясь до дрожи на самых высоких нотах, это громыханье разрасталось и падало долгими пассажами выкриков. Обернувшись, Халдейн увидел рыжебородого верзилу, важно вышагивающего к центру танцевальной площадки; он задрал голову к потолку и громадными узловатыми кулаками отбивал барабанную дробь на своей, подобной бочке, груди.

– Мое имя – Уайтуотер Джонс. Я – полуконь, полуаллигатор. Я могу пройти босиком по заграждению из колючей проволоки и умею высекать ногами искры. Я – тартарианин в третьем колене, и в тот день, когда я родился, выцарапал глаза рыжей рыси и сжевал ее хвост. Я стремителен, как молния, и силен, как мамонтовый медведь. Я задал трепку всем мужчинам и добился любви всех женщин от Марстон Медоуз до Пойнт-Портидж. Я не стреляю никакими пулями, кроме тех, которые дают жизнь.

Под этот рев с танцевальной площадки Халдейн спросил Харгуда:

– Что с ним?

– Увы, – ответил Харгуд, – будучи представителями народа индивидов, наши люди доходят до крайностей. Этот человек – задира, а в данный момент он совершает ритуал демонстрации способности к воспроизведению потомства.

Он гоняет речной пароходик, который ходит отсюда до Пойнт-Портиджа, и бывает в городе всего три дня в месяц. Ввязаться в драку и заполучить себе женщину – это его способ выпускать пар.

– У вас нет полицейских?

– У нас их на весь город всего девять. Если они попытаются упрятать его под замок, наверняка пострадают, а через два дня будут вынуждены отпустить, потому что он – единственный лоцман на этой реке.

Под рев Джонса было трудно говорить, а его заявления заинтересовали Халдейна. Он хвастал, что перенес свой пароход на спине через песчаный перекат. Харгуд тронул Халдейна за плечо:

– Дон, вы проведете в этом заведении две недели медового месяца в качестве подарка от Папы – между прочим, существует традиция: жених должен перенести невесту через порог на руках.

Халдейн пытался слушать, но Джонс требовал к себе внимания.

– Халапов, разворачивай свой аккордеон и сыграй нам что-нибудь, пока я не треснул тебя так, что с тебя слетят веснушки. Ни одна из этих земных кобылиц понятия не имеет о том, как надо танцевать, и Уайтуотер Джонс намерен давать им уроки. Ну, живо!

Халапов рванулся через зал к бару, где Хильда подала ему аккордеон. Это была самая поразительная демонстрация убеждения угрозой силы, какую Халдейн когда-либо видел. Халапов был по-настоящему напутан.

Харгуд не делал никакой попытки призвать этого: человека к дисциплине, когда тот чванливо шествовал вдоль выстроившихся по дуге столиков, с вожделением разглядывая женщин, оценивающе приглядываясь и к тем, которые прибыли с Земли.

– Уайтуотер Джонс желает танцевать, а если Уайтуотер Джонс танцует, он и ласкает. Любая еще не обласканная Уайтуотером женщина ощущает сейчас величайшее в ее жизни нервное возбуждение.

Его хвастовство достижениями на поприще сладострастия находилось в полном несоответствии с фоном печальной народной мелодии, который бесчисленными тремоло создавали дрожавшие от страха пальцы Халапова.

Он приблизился к столику Харгуда, уставился взглядом на Хиликс и заорал:

– Док, зачем вы держите взаперти эту маленькую гнедую кобылку? Выпустите ее за ворота!

– Вы слишком пьяны, – сказал Харгуд.

– Вы намекаете, что я не в состоянии контролировать выпивку? Я могу взять на грудь бочку самогона и выпить ее до дна, не расплескав ни капли, съесть какого-нибудь медика для очистки желудка и поковыряться в зубах рукой земного мужчины вместо зубочистки.

Он остановился и положил свою массивную руку на плечо Хиликс. Его крик упал до воркования грома, предвещающего грозу, когда он сказал:

– Ма-ам, я знаю, что вы, земные женщины, понятия не имеете о том, как следует танцевать, но вальсировать совсем просто. Я буду вам признателен, если вы позволите мне дать вам первый урок.

Халдейн осторожно поднялся, прошел позади терзаемого любовным жаром моряка и уже вышел на танцевальную площадку, когда услышал, как Джонс говорит:

– Я всего лишь моряк, чужой в этом городе, и бываю здесь не часто. Мне очень хочется дать вам этот первый… – Он повысил голос и заревел на Халапова: – Играй вальс!

В наступившей тишине Халдейн крикнул:

– Подойди-ка сюда, потанцуй со мной, ты, сукин сын!

В момент одной из вспышек душевного подъема, который он так никогда и не смог до конца проанализировать, Халдейна осенило, что рыжеволосый великан должен очень любить свою мать.

– Как ты назвал меня, сынок?

По боли и недоверию, прозвучавшими в вопросе Джонса, он почувствовал, что ударил в больное место. По требованию моряка Халдейн повторил сказанную фразу и сделал ударение на предпоследнем слове.

Это оказалось не просто больное место. Он ударил по материнской жилке одержимого любовью к матери. Неслыханная скорость, с которой закипел этот великан и бросил на танцевальную площадку всю свою пьяную массу, атаковавшую Халдейна, не оставила сомнения в том, что Уайтуотер Джонс был самым любящим сыном со времен Эдипа-царя.