Текст книги "Бангкокская татуировка"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

На следующий день мы с Леком занимались утомительными делами, решая вопросы, связанные с кремацией тела. Хотя Викорн подмазал служащих морга и обеспечил молниеносное, лишь для проформы, вскрытие (в отчете глубокомысленно утверждалось, будто жертва погибла от обильного кровотечения, вызванного проникающей ножевой раной в живот и желудок, а также отсечением члена; но вот что удивительно: ни слова о коже со спины, исчезнувшей как по злому волшебству), нам тем не менее пришлось заполнить огромное количество формуляров, умаслить кучу страждущих, выдержать подозрительные взгляды сотрудников морга и схлестнуться с ребятами из крематория. Они откуда-то прослышали, что сожжение не вполне законно, и потребовали дополнительную мзду. У меня не было прав гарантировать им оплату, и пришлось звонить полковнику Викорну по мобильному телефону. Получил немалое удовольствие, наблюдая, как изменились их лица, когда он закончил с ними говорить, но день выдался утомительным, и я встретился с Чаньей только под вечер, когда готовился открыть бар. В первый момент подумал, что ее настоящее призвание – актерское мастерство, поскольку едва узнал. И не только потому, что волосы стали короче, превратились в розовато-лиловые и колючками торчали во все стороны, и даже не оттого, что изменился стиль ее макияжа. Она умудрилась измениться сама. Надела длинную черную юбку, белую блузку с кружевами примерно середины двадцатого века и туфли без каблуков. И сразу приобрела внешность скромной городской, не обремененной средствами тайской учительницы. Огромное внимание уделялось деталям. Когда она достала совсем немодные очки из тех, что раздают бесплатно, я в восхищении покачал головой. Чанья пришла попрощаться. Мы несколько мгновений держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Меня нисколько не удивила способность девушки читать мои мысли.

– Все не так, как ты думаешь, Сончай. Я хочу, чтобы ты это знал.

– Хорошо.

Мы помолчали.

– В Штатах я постоянно вела дневник. Может быть, когда-нибудь тебе его покажу. – Она чмокнула меня в щеку, в последний раз подмигнула и ушла, пообещав время от времени звонить, узнавать, не исчезли ли препятствия для ее возвращения.

Мать присоединилась ко мне в баре через несколько минут после ухода Чаньи. Взяла с полки холодильника банку пива, мы сели за столик, она закурила «Мальборо-лайт», и я стал рассказывать о том, как продвигается расследование. А когда закончил, заключил:

– Мама, ты лучше всех понимаешь, от чего такая девушка, как Чанья, способна свихнуться.

Нонг задумчиво покосилась на меня, пожала плечами и вздохнула:

– Существует множество причин. Девушка проходит несколько стадий. Начинает с того, что верит словам клиентов и принимается мнить о себе нечто несусветное. Но внезапно до нее доходит – не она пользуется мужчинами, а они ею. Как в любой индустрии обслуживания, в нашем деле трудно судить, кто кого надувает в игре. Когда завершается эта стадия, девушка начинает испытывать профессиональную гордость от того, что ей удается. Она хочет стать звездой, поскольку больше стремиться не к чему. – Мать затянулась и не спеша выдохнула дым. – Затем приходит осознание бренности всего земного, и теперь внимание привлекают те, кто моложе, а в баре появляется другая звезда, ярче, чем она. Еще один обряд изменения статуса – данный период сопровождается депрессией, пока девушка не начинает привыкать к новому состоянию.

Я взъерошил волосы.

– Но похоже, это не про Чанью.

– Знаю. Она уже прошла эти стадии. Никогда до сих пор не сталкивалась с таким профессионализмом. Должно быть, все перегорело. Со мною однажды случилось нечто подобное. Человек становится жертвой собственного успеха. Забывается одна маленькая деталь: все, что ты делаешь, – только ради денег. Вся жизнь вертится вокруг мужского члена, и ты постепенно начинаешь думать только о нем. Но в душе растет сопротивление. В этот момент некоторые женщины способны по-настоящему свихнуться. Мне самой пришлось на целый год отойти от дел. Может быть, помнишь, когда тебе было десять лет, мы жили в деревне у бабушки? Потом деньги кончились, и я вернулась на работу, но так и не стала прежней. Я наблюдала за Чаньей в последнее время: она все ближе и ближе подходила к этой стене.

Почему мне так не понравилась ее рассудительность? Я оказался заперт в ловушке совести, и стало трудно дышать. Что же произошло с Чаньей?

– Так ты считаешь, она просто взбрыкнула?

– Мне так кажется. Возможно, убитый был абсолютно несносен, но не в этом суть дела – она знала, как с этим справиться. А дело в том, что девушкам надоедает пользоваться профессиональными хитростями. Иногда им хочется кровавого побоища. Думаю, что нож принадлежал не Чанье, и это ее извиняет. Просто заметила его в комнате, и в нее вселился некий демон. Вот как, по-моему, все произошло.

– Если нож принадлежал фарангу и принимая во внимание его телосложение и мускулатуру, даже без давления полковника Викорна никто не усомнится, что речь шла о самообороне.

– Вот именно. Поэтому я до сих пор на нее злюсь. Она, должно быть, все продумала и рассчитала. Могла бы сдержаться, поступить, как я, – переждать какое-то время, остыть. Она богата, детей, о которых надо заботиться, нет. В конце концов, могла себе позволить вовсе бросить работу. Но она пристрастилась к игре. Так случается в любой профессии: если человек обнаруживает у себя исключительный талант, он не в состоянии остановиться. Ему требуется набирать все больше очков. И теперь его привлекает охота, а не деньги.

– Но как это ей удалось? Убитый был нехилым мужчиной.

Мать улыбнулась:

– Чанья худенькая, но очень проворная и намного быстрее его. Он был накачан, мог похвастаться сильными мускулами, зато на ее стороне оказался элемент неожиданности. – Быстрый взгляд в мою сторону. – Я думаю, она отрезала орган после того, как убила. Что-то вроде трофея.

– А что скажешь насчет свежевания?

Не сводя с меня взгляда, мать жестом показала, что здесь она сама теряется в догадках. В это время в баре появился Лек, выполнявший поручение во дворе, где расставлял пустые ящики из-под пива. Стажер выжидающе посмотрел на меня.

Совершенно обессиленный, я пошел с ним в ближайший от полицейского участка храм. Стоит поместить любого тайца под микроскоп, и в каждой его клеточке обнаружится целая энциклопедия предрассудков. Но Лек в этом отношении далеко обогнал остальных и теперь сгорал от нетерпения после целого дня, проведенного рядом со смертью, – слишком много часов он провел там, где над его счастьем и духовным здоровьем нависла угроза. Мы торопливо приблизились к храму и купили у уличного торговца почки лотоса, фрукты и свечи. Лек прошел обряд с утонченным изяществом, затем опустился на корточки, сложил ладони в глубоком поклоне и, как я понял, скорее молился, чем медитировал.

Это заняло много времени. Я оставил его в храме и вернулся в полицейский участок, где мне сообщили, что меня желает видеть Викорн. Был уверен, что он хочет обсудить дело Митча Тернера, но, как выяснилось, разговор пошел о Леке. Босс сидел в кабинете под портретом короля и плакатом управления по надзору за преступлениями, который наглядно демонстрировал сто один изобретенный полицией способ увеличения собственного дохода.

– Он что, педик? – с ходу спросил меня полковник.

– Нет.

– Тогда почему такой женоподобный? На него поступают жалобы от мужчин. Если педик, я вышибу его вон! Только не лги в его защиту. Сейчас не время для слюнтяйства.

– Он не педик и вообще не интересуется сексом. – Викорн откинулся на спинку стула и взглядом дал мне понять, кто из нас подчиненный, а кто господин. Я понимал, что время рассказывать историю Лека совсем не подходящее, но выбора не оставалось. – Он из Исаана, деревня Напо, провинция Бурирам, что неподалеку от места, где выросли вы сами. – Полковник кивнул. – Когда ему исполнилось пять лет, произошел несчастный случай: он прыгнул сзади на круп буйвола, чтобы перебраться животному на спину. Так принято у вас в деревнях. Но буйвол взбрыкнул, и мальчик взлетел на воздух. Ему посчастливилось не угодить на рога и избежать неминуемой смерти, но, ударившись о землю, бедняга раскроил голову о камень. Врачей там не было – медицинская помощь отсутствовала. Все решили, что мальчик погибнет. Он уже стал похож на мертвеца. Почему-то у меня такое чувство, что вам известно, что произошло дальше.

Выражение лица Викорна разительно изменилось. Глаза заблестели, когда он поднялся и принялся прохаживаться по кабинету. Босс говорил, смакуя слова:

– Вызвали шамана, который развел неподалеку от головы ребенка костер из углей. Дунули дымом в лицо. Сбегали за родителями, и шаман сказал им, что они могут считать сына покойником. Оставалась одна-единственная надежда: предложить мальчика духу, чтобы тот вошел в его тело и вернул к жизни, однако после этого ребенок будет принадлежать духу, а не родителям. – Полковник повел бровями.

– Все так и было, но в данном случае кое-что не сработало, – кивнул я.

Викорн поднял палец:

– Дух оказался женским.

Я свел ладони и поднял на уровень глаз, дабы показать, как восхищаюсь его прозорливостью. Викорн вернулся на место.

– Вы ему поможете?

Он развел руками:

– Педики завезены с Запада. Транссексуалы – такое же тайское явление, как лимонное сорго. Буду его оберегать, сколько смогу, но мы должны предложить парню более приемлемое занятие.

– Он собирается начать принимать эстроген. Это может быть не просто.

– Мужчина-полицейский с титьками? – усмехнулся полковник. – А он не собирается сделать операцию?

– Не знаю. Во всяком случае, сейчас у него нет на это денег.

– Так на кой черт Лек записался в копы?

– По той же причине, что и я. Не хочет быть ни шлюхой, ни гангстером.

– Ясно, – кивнул Викорн. – Он уже нашел старшую сестру?

– Пока нет. Просил меня поговорить об этом с матерью.

Полковник задумчиво помолчал.

– Я не хочу, чтобы он работал в баре. Как насчет танца?

– Именно этим и собирается заняться. Ищет спонсора и постоянно репетирует. Очень любит классическую тайскую музыку, группу «Рамакиен».

Викорн склонил голову набок.

– У меня был кузен, тоже транссексуал. Умер от СПИДа. Был не таким уж неразборчивым в связях, но это случилось в начале восьмидесятых, когда никто не знал об этой болезни. Просто не повезло. Посоветуй-ка юному Леку вот что: если не собирается делать операцию, то пусть не пользуется липкой лентой. Она слишком жесткая, и от нее со временем появляются болячки. Матерчатый медицинский пластырь гораздо лучше. Ну ладно, ты свободен, иди. – Я уже поднялся, но босс добавил мне вслед: – Существует ли такая область, в которой ты бы не был авторитетом? – и широко улыбнулся.

Возвратившись в бар, я обнаружил, что мать куда-то подевалась, оставив музыкальную систему на попечение одной из девушек.

Я ущипнул тебя за задницу,

Я ущипнул тебя за задницу.

Ты ущипнула меня за задницу.

Ты ущипнула меня за задницу.

Ничего не скажешь, вдохновляющее произведение. Поспешно включил ноктюрны Шопена и вздохнул почти с облегчением. Вкус к настоящей музыке мне привил один немец. Когда я был еще ребенком, он на несколько месяцев нанял в Мюнхене мать, а в итоге оказался в Банкван – бангкокской тюрьме строгого режима. Одиннадцатый и двенадцатый годы моей жизни оказались для меня определяющими. В это время мать часто переезжала с места на место, и мы почти постоянно жили за границей – в Мюнхене и Париже, где ее образованные клиенты принимали на себя роль моих отцов. Там я полюбил французскую кухню, Пруста, ^[17]Бетховена и Ницше, Эрменеджильдо Зенью и Версаче, круассаны в «Двух макаках» и летние закаты над Новым мостом, Штрауса в исполнении человека в кожаной тужурке в мюнхенском биргартене. В отличие от матери, обожавшей группу «Дорз» и по разным причинам обладавшей в обширной коллекции пиратских DVD лишь одним оригинальным с кинофильмом «Апокалипсис сегодня», мне не нравится рок– и поп-музыка.

Я прилег на скамейки и почти задремал, но тут в дверях показалась мать, свежая и пышущая здоровьем. Мы сели за столик, она закурила, а я рассказал о своем разговоре с Викорном по поводу Лека.

– Неужели он не знаком ни с одним транссексуалом старше себя? – удивилась Нонг.

– Нет. Парень только что окончил полицейскую академию, а до этого ни разу не покидал границ Исаана. О транссексуалах знает лишь то, что видел по телевизору и что подсказывают ему собственные ощущения.

Мать покачала головой;

– Бедный ребенок. Туго ему приходится. Ему не выжить, если он не найдет опытную старшую сестру, которая посвятит его во все тайны, расскажет, что к чему, предостережет. Он такой красивый мальчик. – Нонг вздохнула. – Транссексуалам досталось больше других, когда бушевал СПИД. Я знала тысячи таких. В прежние времена девушки выпивали с ними после работы. Они были веселыми, невероятно забавными, но уж больно безалаберными. Ни на чем не могли сосредоточиться – хуже девчонок. Леку необходимо познакомиться с кем-то, кто отошел от дел, с транссексуалом лет тридцати или старше, отлично устроившейся звездой. Надо, чтобы человек, который послужит ему ролевым примером, финансово преуспел. Только так мы спасем его от отчаяния средних лет. Транссексуалы тяжело стареют и часто спиваются.

Мы с матерью обменялись взглядами. И я от удивления разинул рот:

– Ты что, серьезно?

– А почему бы и не Фатима?

– Она – убийца.

– Какое это имеет отношение к ее качествам?

– Прямое. Она заработала деньги и обрела успех, убив своего любовника.

– Убив любовника, но при этом пошевелив мозгами. Именно то, что требуется твоему ангелочку, чтобы опуститься на землю.

ГЛАВА 6

Время завтрака: улица наполнилась ранними торговцами едой. Я здорово проголодался и поэтому выбрал квай йап – насыщенный бульон с китайскими грибами и ломтиками свинины, источающий сытный пар, когда разносчик погружал в чан, а затем поднимал половник квайтъяв фат кхи мао – буквально «жареной лапши пьяницы». Зажаренную в раскаленном масле рисовую лапшу приправляют базиликом, курятиной и горкой свежего, нарезанного ломтиками красного перца чили. К этому взял жареную форель под наам плаа – исключительно острым соусом из квашеных анчоусов (к нему необходимо привыкнуть), стакан обыкновенной холодной воды без газа из знаменитых кранов Крунгтепа, «Севен-ап» – вот и весь мой рацион. За все доллар пятьдесят, вода и лед бесплатно.

Вернувшись в бар, я заглянул в компьютер: согласно расписанию, к нам собиралась группа туристов. Так по крайней мере условились их называть. Мы больше не принимали клиентов толпами, но оставалось около сотни человек, которых знали со времен нашей первой рекламной кампании. Стареющие панки наезжали к нам примерно раз в три месяца группами. Этих людей я включил в сектор рынка пожилых категории DDD. ^[18]

Раздался звонок из иммиграционной службы международного аэропорта Бангкока. Служащий хотел подтверждения резерва номеров в гостинице для двадцати стариков, которые последние пятнадцать часов не давали покоя стюардессам рейса «Эр-Тай». Все они были в стельку пьяны.

– Зарезервировали, – подтвердил я.

– Полагаете, вам удастся контролировать их поведение или нам лучше отказать им во въезде?

– Справимся.

Чиновник что-то недоверчиво проворчал, но впустил стариков в страну. Спустя пару часов в бар ворвался лысый сутулый гигант лет шестидесяти с лишком в ковбойской шляпе с серебряными заклепками, в плотно облегающей синей варенке и несомненно подлинных сыромятных ковбойских сапогах. За ним следовали такие же изгои современной, политкорректной белой цивилизации.

Громкое улюлюканье.

– Сончай, приятель! Мистер Виагра собственной персоной! Ребята, валите сюда! Дай-ка мне, дружок, самое холодное пиво, какое у тебя найдется. – Гигант наклонился и настойчиво зашептал: – Припас дурь, как я просил тебя в письме? – И уголком губ прошептал стоящим рядом товарищам: – Как считаете, парни, может, сначала пропустим по несколько баночек пива, чтобы дойти до кондиции? А уж потом скрутим по мастырке. Только Сончай не позволит нам дымить в здании. Придется либо возвращаться в гостиницу, либо подкупить его, чтобы он позволил нам курнуть наверху.

– А он берет на лапу? Прямо как копы на Фрик-стрит в былые времена.

– Я не беру на лапу, – ответил я.

– Это точно. А вы, парни, заткнитесь и ведите себя прилично. Здесь цивилизованная страна, а наш Сончай – йог, он каждый день медитирует. Так как, Сончай, у тебя есть то, что нам надо?

Я потянулся под стойку и достал завернутый в коричневую бумагу пакетик размером примерно три на два дюйма. Мы с матерью решили, что наш бар ни при каких обстоятельствах не станет торговать наркотиками, даже ганжой. ^[19]Но когда полковник Викорн впервые увидел эту команду, он справедливо посчитал, что любой транквилизатор лучше старых поддатых придурков, готовых разнести на куски заведение. В ладони гигант держал две тысячи бат (Нонг включила в цену стопроцентную торговую надбавку). Он схватил пакетик и скрылся в мужском туалете с несколькими посвященными. Я вспомнил, что любимцем этой компании был Лу Рид, и как можно громче включил его «Трансформер». Не прошло и десяти минут, как гиганте приятелями вернулись. В это время в бар уже пришла Лалита. Она не забыла компанию с прошлого раза, но не могла вспомнить ни одного по имени. Только коротко махнула рукой:

– Привет, парни. Сабай дее май!

– Привет, Лалита! Как здорово, что мы снова здесь! Черт побери, как тебе удается быть такой красивой? – Гигант посмотрел на нее умоляющим взглядом. – Ла, я там просто задыхался. Как и все мы. Плохо быть старым и больным. Но предположим, ты не болен. Предположим, все твои детали работают как надо, но рожа у тебя, словно сморчок, хуже некуда, и все на тебя смотрят как на «форд» модели Т. ^[20]

В баре появились Ом и Нат, одна в джинсах, другая в черном платье с ажурным вырезом на спине, таким глубоким, что никто не сомневался: на ней нет нижнего белья.

Глядя на одеяние Нат, «туристы» немедленно перенеслись в страну сказок.

– Эй, ребята, не пора ли приниматься за «виагру»?

Подтянулись остальные девушки.

Первое, что они делали, переступая порог, – кланялись статуе Будды в углу над кассовым аппаратом. Изваяние было невысоким – в соответствии с пониманием моей матерью доктрины буддизма – не больше двух футов, но зато с аппетитом на бархотки и благовония, как у Гаргантюа. ^[21]Стоит оставить его голодным, и он в один момент лишит вас удачи.

Девушкам уже случалось работать с этой компанией, и теперь, пробираясь в раздевалку, они умело уворачивались от волосатых рук. Работницы прекрасно поняли мой сигнал: вечер не должен начинаться слишком рано. После событий с Чаньей полицейских на улице оказалось больше, чем обычно. Ими всеми, разумеется, распоряжался Викорн, но в такие моменты очень важно сохранять лицо.

– Сончай, что у нас с голубыми таблетками? – окликнул меня лысый гигант. – Они, как обычно, за счет заведения?

– Нет, не за счет заведения. Вы можете приобрести их в аптеке. В любой аптеке.

– О’кей. Слушайте, ребята, политика меняется. Нам придется идти покупать собственную «виагру». А что, если нам встряхнуться, прогуляться по мини-барам, курнуть марихуаны, а затем вернуться готовыми сбацать рок-н-ролл?

Эта магическая фраза вызвала восторженные вопли. И только когда они вывалились из бара, я заметил незнакомца, который, видимо, просочился внутрь, когда я стоял спиной к двери. Слегка за двадцать, крупный, широкоплечий, черные брюки, начищенные черные ботинки и накрахмаленная белая рубашка. А смотрел так пристально, что можно было подумать, будто он постоянно хмурится. Нетипичный клиент, особенно если принять во внимание черные волосы, усы ниточкой и смуглую кожу.

Компания туристов покинула клуб, девочки разошлись по своим раздевалкам, и в баре остались мы вдвоем. Я снова включил Шопена.

Незнакомец как будто не почувствовал всю гениальность музыки, льющейся из динамиков, – то бесконечно переливающихся, то взлетающих ввысь рояльных аккордов. Он заказал банку колы и сел на табурет у стойки. Взглянул на меня, как таец на тайца.

– Ты сутенер? – Голос этого человека звучат слишком удивленно и невинно, чтобы обижаться на него. Я не стал объяснять разницу между сутенером и тем, чем приходилось заниматься мне.

Он хоть и хмурился, но казался симпатичным малым. Пожалуй, плотнее, чем типичный таец. И не скрывал презрения к престарелым панкам. Или ко мне. Незнакомец обвел глазами фотографии Элвиса, Синатры и прочих и ухмыльнулся. Мне показалось трудным выдержать его чистый взгляд.

– Америка, – проговорил он, не сомневаясь, что пойму.

Я улыбнулся и воздел руки: что, мол, остается делать?

Посетитель заметил в углу над кассовым аппаратом статую Будды и несколько раз перевел взгляд с него на меня.

– Говорили, что ты буддист. Настоящий, а не суеверный крестьянин.

– Вот как?

Незнакомец хотел сказать что-то еще, но осуждающе промолчал. Как и многие люди его типа, он выглядел, пожалуй, моложе своего возраста. Сказать по правде, усатый меня озадачил. Такую религиозную истовость можно встретить лишь в монастыре, но он не был буддийским монахом. Я постарался взглянуть на наш почти пустой бар его глазами. Картина отнюдь не вдохновляющая – наоборот, для чистой души слишком приземленная. («Хотя давайте-ка вспомним, что так называемые чистые души сотворили с землей», – проворчал я про себя.) И отклонил не высказанный вслух призыв к покаянию. Решил, что это противостояние ему не выиграть: здесь мой бар, моя улица, моя страна, моя религия – здесь я принадлежу к большинству. Тогда он достал из кармана брюк сложенный вчетверо лист формата А4. Развернул на стойке и стал внимательно следить за выражением моего лица. На листе была напечатана цифровая фотография убитого Чаньей фаранга. Мое лицо невольно отразило вспышку паранойи. Мусульманин заметил и понял мою растерянность, но времени что-то объяснить или спорить с ним не осталось – в бар одна за другой приходили остальные девушки.

ГЛАВА 7

Гомер в своей истории о Троянской войне перечислил все до одного участвовавшие в походе корабли. Не стоит ли и мне воздать должное нашим спасательным судам в темном море рыночных сил?

Нат. Большинство девушек держат одежду в шкафчиках в задней части бара, но Нат предпочитает переодеваться до того, как является в клуб. Объясняет это тем, что ей необходимо время, чтобы войти в роль. Однако Чанья как-то заметила, что таким образом она пытается заарканить клиентов в надземке по дороге на работу. Что верно, то верно: плутовка чаше других звонила и сказывалась больной в то время, как должна была находиться в вагоне по дороге в бар, впрочем, у каждой девушки есть какая-нибудь особенность характера, из-за которой она не подошла бы работодателям в большинстве профессий. Взять хотя бы Чанью. Кто бы стал ее терпеть при подобных обстоятельствах?

Марли. В свои двадцать семь Марли – одна из наших самых опытных работниц. Как большинство профессионалок, она видит в заказах по совместительству способ сгладить крутую синусоиду успехов ремесла и поэтому обращает взоры на клиентов среднего возраста и старше. У них нет очарования молодых, зато это компенсируется мягкостью, щедростью, отцовской добротой, обеспеченностью и склонностью рано отходить ко сну, что дает возможность Марли поработать еще, если ей требуются деньги.

Лалита – молодая хитрюга в черном; у нее крутая попка и глубокая ложбинка, подчеркивающая увеличенную хирургом грудь, – все в меру, ничего лишнего. Она очень одаренная и уже построила двухэтажный дом с навесом для автомобиля на участке земли в родной деревне. Только на прошлой неделе заработок позволил ей приобрести для родителей двух водяных буйволов для сдачи в аренду соседям.

Ван и Пат – близкие подруги. Они одеваются одинаково: в короткие, плотно облегающие бедра шорты и чересчур тесные майки, подчеркивающие груди, обе ходят на высоких каблуках. Они не из Исаана, что на северо-востоке, а из провинции Чиангмай на северо-западе, где климат холоднее, а опиум свежее. Девушки родом из горной деревни, где живет племя гмонгов. Там они научились выращивать опиум. Но когда на смену естественному продукту пришли другие наркотики и руки подруг стали лишними, они покорно поменяли один порок на другой и таким образом восполнили потери семейного бюджета. Планируют открыть салон красоты в Чиангмай, как только накопят достаточно денег.

Ом от природы обладает мальчишеской фигурой. Обрезала джинсы под самую промежность и, куда ни сядет, везде оставляет хлопчатобумажные нитки. Она из Пхукета, где все обеспечены благодаря туризму. Выросла, не зная нужды, но ей опротивел родительский мини-маркет, и в поисках приключений юница явилась в Крунгтеп. Для нее проституция главным образом спорт, дающий возможность охотнице воспользоваться природными обаянием, вероломством и притягательностью. Цель – заставить клиента переложить деньги из своего кошелька в ее, но так, чтобы он не понял, насколько глуп.

Ай ходит в бикини, на высоких каблуках, демонстрируя в пупке посреди плоского, смуглого живота серебряное колечко и прыгающую меч-рыбу на нем, чей меч указывает на границу трусиков. Она истинное дитя Исаана, где выросла неграмотной. Как часто случается с необразованными, эта девушка обладает фотографической памятью и никогда не путает имена клиентов, даже если не видела их целый год. Полезное качество в ремесле.

А вот и Бон. Она обладает более широким кругозором, чем другие девушки. Бон пользуется нами как базой, но предпочитает более прибыльные точки: Токио, Сингапур, Гонконг. Большая специалистка по получению виз и раздает бесплатные советы девчонкам, желающим выехать за рубеж. Ее английский вполне на уровне и, как мне говорили, японский тоже неплох. Она открыла сайт в Интернете, что тоже дает ей работу и помогает поддерживать связи с зарубежными клиентами. Бон готова к любой неожиданности – даже организовала небольшое дело в своей деревне, которым руководит ее мать.

Ах – одна из моих любимиц. Родилась в беднейшей части Исаана на границе с Камбоджей. Истинно деревенская девчонка, она не собирается портить свою личность не присущими ей умениями, не учится читать и писать и английский знает лишь в пределах, которые требует ремесло. Немного страдает плоскостопием от того, что все детство провела на рисовом поле, и любит закатывать штанины на икрах, будто и сейчас бродит по воде. Ах обладает естественной религиозностью: никогда не забывает поклониться Будде и снять обувь перед входом в бар, отчего остальные девушки не перестают над ней подтрунивать. Она говорит по-тайски как крестьянка, пересыпая речь грубоватыми выражениями. Однако может похвастаться превосходной фигурой и ослепительной улыбкой и поэтому никогда не голодала.

Лу. Вроде и посмотреть-то не на что, но и я, и мать восхищаемся ее чисто тайской леностью. В качестве эксперимента я как-то натравил на нее миссионера. (К нам время от времени такие заглядывают: белая рубашка, завязанный на маленький узел черный галстук, грустная обходительность профессионального борца с грехом, Библия в легко расстегиваемой наплечной сумке. Боюсь, мне все они кажутся на одно лицо – и мужчины и женщины.)

Миссионер : Сколько бы ты ни зарабатывала, я буду платить тебе столько же за утреннюю уборку в моем жилищном товариществе.

Лу (испуганная, расстроенная, сбитая с толку): А разве нельзя просто трахаться?

Фаранг, скажи своим проповедникам, что нельзя путать спасение души с этикой воспитательного труда. В тропиках это не проходит. Даже мусульмане и католики научились соображать, что к чему. А мы, буддисты, захватили девяносто процентов рынка благодаря тому, что два с половиной тысячелетия выставляем на продажу исключительно бездеятельность.

Соня. Ее больше нет с нами, но когда-то она считалась самой красивой на улице девушкой. Даже шрам палевой щеке в виде звездочки был ей к лицу. (Мотоцикл. Большинство шрамов на коже тайцев возникают от того, что пьяные водители пытаются слишком быстро преодолеть повороты.) Ее жизнь изменилась после того, как она посмотрела второсортный фильм с Рональдом Рейганом в главной роли. В этом фильме героиня, тоже девушка со шрамом, произнесла бессмертную фразу, которая немедленно врезалась Соне в память: «Я так жестоко искалечена. Как ты можешь меня любить?» Этот прикол понравился Соне, и она испытала его на своих клиентах: англичанине, американце и китайце. Вот что они ответили.

Англичанин : Ну что ты, дорогая. От этого я люблю тебя только сильнее.

Американец : Приезжай в Штаты. У меня есть человек, который все исправит.

Китаец : Требую десятипроцентную скидку.

Достойная ученица моей матери, Соня выбрала того, кто вернее всего устроит ее будущее, и с тех пор счастливо живет с китайцем в Шанхае. Кстати, все в соответствии с твоей системой, фаранг.

И так далее. Замечу, что любая из этих девушек, сочетающих в себе расчет и наивность, может легко одержать победу над крутейшим из крутейших, если только на стороне крутейшего не будет сам Бог.

При виде девушек смуглый незнакомец поежился и презрительно усмехнулся. Но ситуацию, спасибо Будде, спас австралиец, который в этот момент с обычной бранью появился на пороге.

ГЛАВА 8

Жилистый, худощавый, лет тридцати шести, он, разумеется, носил имя Грег и в последние два месяца регулярно заглядывал к нам. Он подсел к Ай, которая немедленно и со знанием дела подвинулась на стуле таким образом, чтобы закинуть ногу ему на шорты. Грег словно и не заметил.

– Подай-ка мне порцию «Фостерса», Сончай. – Кивок в сторону двери. – От такой погоды замучила жажда.

– Заплати и за мою выпивку, – проворковала Ай.

– Я тебя знаю?

– Да. Я Ай.

– Тогда поставь и ей, Сончай.

Молодой мусульманин наблюдал за нами.

Ай выпила текилу одним глотком и пососала лайм с просоленной корочкой. Никто теперь не вспомнит, какой смуглолицый герой в сомбреро впервые познакомил наших девочек со вкусом текилы (согласен, возможно, это был не всадник в сомбреро, а китайский предприниматель). Но история доказала, что это был гениальный торговый ход.

– Ты заплатишь за бар? – Ай поглаживала заметно увеличивающийся под шортами член австралийца. Незнакомец, испытывая внутреннее отвращение, отвернулся и стал смотреть в стену.

– Поехали ко мне в отель – там хоть есть где покувыркаться. – Грег достал из бумажника купюру в пятьсот бат и потряс в воздухе. – Или пропустим еще по одной?

Ай с неожиданным проворством вырвала у него деньги и подала мне. Я повернулся к австралийцу и вопросительно изогнул брови.

– Наверное, малышка права, – проговорил тот. – А то нажрусь до поросячьего визга и ничего не смогу. – Он покосился на свою ширинку. – Слышь, Ай, мы с Сончаем ведем интеллектуальную беседу, а ты что делаешь?