355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон (1) Локк » Опыт о человеческом разумении » Текст книги (страница 60)
Опыт о человеческом разумении
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:19

Текст книги "Опыт о человеческом разумении"


Автор книги: Джон (1) Локк


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 62 страниц)

==258

доказана всякая истина, или что люди могут совершенно уберечься от заблуждения; это превосходило бы то, что возможно для человеческой природы, какими бы средствами мы ни пользовались. Я не стремлюсь к такой недостижимой привилегии. Я говорю только о том, что должны делать те люди, которые хотят честно обращаться со своим умом и правильно пользоваться своими способностями в преследовании истины; мы подводим способности гораздо чаще, чем они нас. Люди имеют больше основания жаловаться на плохое управление способностями, чем на их недостаток: ведь когда речь идет о людях, мнения которых отличаются от наших, мы жалуемся именно на первое. Тот, кто, будучи равнодушен (indifferent) ко всему, кроме истины, не допускает, чтобы его согласие опережало ее доказательство или выходило за пределы доказанного, приучится к тому, чтобы заниматься не предположениями, а исследованиями, и исследованиями добросовестными. При этом условии никто не окажется в затруднительном или опасном положении из-за того, что не усвоил истин, необходимых в его положении и при его обстоятельствах. Все другие пути обрекают человечество на ортодоксию; люди с самого начала впитывают в себя общепринятые мнения своей страны и партии, никогда поэтому не подвергая сомнению их истинность; едва ли один из ста вообще проверяет ее. Такие люди за их предвзятое убеждение в своей правоте получают одобрение. Человек же, который рассуждает, является врагом ортодоксии, так как может случиться, что он отклонится от некоторых доктрин, принятых в данном месте. Таким образом, люди без всякого усердия или самостоятельного изучения принимают по наследству местные истины (ибо они не везде одинаковы) и привыкают соглашаться без доказательства. Влияние этого гораздо шире, чем обычно думают. Ибо исследовал ли когда-нибудь хоть один из сотни ревностных ханжей всех партий те догматы, за которые он так упорно держится? Думал ли он когда-нибудь, что в этом его задача и долг? Если кто-либо сочтет это необходимым, его заподозрят в отсутствии рвения. Если же он примется за исследование, его заподозрят в склонности к вероотступничеству. А если человек способен однажды заставить свой ум принять и упорно отстаивать положения, доказательности которых он никогда не проверял, и притом в вопросах величайшей для него важности, то что же может удержать его от применения этого короткого и легкого способа быть правым в менее важных случаях? Так мы научаемся одевать наши

==259

души по общепринятой моде, как мы это делаем со своим телом; а если кто-либо поступает иначе, его считают фантазером или кем-то похуже. Власть этого обычая (кто посмеет противиться ему?) создает близоруких ханжей и слишком осторожных скептиков; а те, что отрекаются от него, рискуют впасть в ересь; ибо если взять весь свет, то какая часть его совмещает истину с ортодоксией? А между тем только ортодоксия (которой удалось утвердиться повсюду) судит о том, что есть заблуждение и что есть ересь; аргументы и доказательства не имеют в данном случае никакого значения: они нигде не принимаются в оправдание и во всяком обществе безусловно опровергаются непогрешимой местной ортодоксией. Это ли путь к истине и согласию с ней, пусть покажут те мнения, которые имеют распространение и господство в различных обитаемых частях земли. Я никогда не встречал какого-либо довода в пользу того, что нельзя будто бы доверять истине на основании ее собственного свидетельства. Я уверен, что если доказательность истины не может явиться ее опорой, то нет никакой защиты против заблуждения, и в таком случае истина и ложь суть лишь различные названия одного и того же. Поэтому всякий человек может (и должен) приучаться сообразовывать свое согласие только с доказательствами, и он находится на верном пути тогда, и только тогда, когда следует за ними.

Люди, которым не хватает знаний, обычно находятся в одном из следующих трех состояний: или полного неведения; или сомнения по поводу какого-либо положения, которое они раньше приняли или склонны принять сейчас; или, наконец, они уверенно придерживаются и исповедуют что-либо, вообще не проверив и не убедившись в истинности этого с помощью хорошо обоснованных аргументов.

Люди первой из трех указанных категорий находятся в сравнении с остальными в самом лучшем положении, потому что душа их еще сохраняет полную свободу и безразличие; они имеют больше шансов добиться истины, будучи свободны от предубеждений, могущих сбить их с толку 33.

[35] Незнание, сочетающееся с беспристрастным отношением к истине, ближе к последней, чем мнение, подсказанное необоснованным пристрастием – этим великим источником заблуждения. Людям, увлекаемым какой-либо склонностью, которая – можно поставить сто против одного – поведет их по неправильному пути, в большей мере угрожает опасность сбиться с пути, чем человеку, который

==260

еще не сделал ни одного шага и поэтому скорее даст себя убедить в необходимости исследовать, где правильный путь. Последняя из трех категорий находится в самом худшем положении: ибо если человек может быть убежден и полностью уверен в истинности того, чего он не исследовал, то чего только он не признает за истину? И если он позволил себе уверовать в ложь, то какое средство остается для исправления такого человека, способного обрести уверенность без исследования? В отношении двух прочих категорий позволительно утверждать, что в наилучшем положении находится человек незнающий, так как он может искать истину методом, соответствующим этому состоянию, т. е. исследуя непосредственно природу самой вещи, не считаясь с мнениями других и не смущаясь их вопросами и спорами о ней, а стараясь уяснить себе то, что он может сам найти, если будет искренне искать истину. Тот, кто в своих поисках знаний действует на основании других принципов, будучи даже полон решимости исследовать их и свободно судить о них, все-таки по меньшей мере принимает чью-либо сторону и примыкает к какой-либо партии, от которой он не будет отставать до тех пор, пока его не заставят отказаться от нее; поэтому его ум, сам того не подозревая, занимается защитой его позиции и тем самым незаметно для себя проникается предубеждением.

Я не утверждаю, что человек должен воздержаться от принятия чьего-либо мнения после того, как он произвел исследование: иначе исследование было бы бесцельным занятием; но вместе с тем самый верный и надежный путь – это не составлять себе никакого мнения раньше, чем мы произвели исследование, и при этом не обращать ни малейшего внимания на мнения и системы других людей о данном предмете. Например, если бы мне предстояло изучить медицину, разве не было бы вернее и целесообразнее обратиться для этого к самой природе и познакомиться с историей болезней и их лечения, чем принимать принципы догматистов, методистов или химиков, чем вдаваться во все споры относительно каждой из этих систем и считать какую-нибудь из них правильной, в то время как я не проверил всех возможных возражений против нее? Или же, если мы предположим, что труд Гиппократа 34 или какая-либо другая книга содержит в себе все искусство медицины и безошибочна, то разве прямой путь не заключался бы скорее в том, чтобы изучать, читать и обдумывать эту книгу, взвешивать и сопоставлять отдельные ее части с целью

==261

найти истину, чем принять доктрины одной из партий, которые хотя и ' признают авторитет указанной книги, однако уже перетолковали и сузили весь ее текст до пределов своего понимания? Пропитанный этим толкованием, я в большей мере рискую не понять истинный смысл этой книги, чем если бы я подошел к ней с умом, не отягощенным воздействием докторов и комментаторов моей секты. Их рассуждения, толкования и язык, с которыми я освоился, будут, конечно, проникнуты одним направлением, в результате чего всякое иное, может быть и верное, истолкование автора покажется мне неприятным, натянутым и странным. Ибо слова, не обладая, естественно, собственным значением, имеют для слушателя то значение, которое он привык им давать независимо от того, какой смысл вкладывает в них тот, кто их употребляет. Это, мне думается, очевидно; а если это так, то тот, у кого возникают какие-либо сомнения относительно воззрений, которые он воспринял без проверки, должен, насколько он в состоянии это сделать, поставить себя в отношении данного вопроса в положение человека совершенно несведущего. Он должен, совершенно отбросив все свои прежние понятия и мнения других, исследовать с полным беспристрастием вопрос в его источнике, не склоняясь ни в ту, ни в другую сторону и нисколько не считаясь ни со своим, ни с чужими непроверенными мнениями. Я признаю, что это делается нелегко; но я ведь изыскиваю не легкий путь к составлению мнения, а правильный путь к истине, по которому должны следовать люди, желающие честно обращаться со своим разумом и своей душой.

36. Вопрос. То беспристрастие, которое я здесь рекомендую, поможет также правильно ставить вопрос, возбуждающий сомнение, без чего никогда нельзя прийти к правильному и ясному решению.

37. Настойчивость (Perseverance). Другим плодотворным результатом этого беспристрастия и рассмотрения вещей как таковых, если отвлечься от наших собственных мнений и от понятий и рассуждений о них других людей, явится то, что каждый человек будет развертывать свои мысли по методу, который будет наиболее соответствовать природе данной вещи и его пониманию того, что она диктует (suggests) ему. По этому пути он должен двигаться планомерно и настойчиво, пока не придет к хорошо обоснованному решению, на котором мог бы успокоиться. Если мне возразят, что это потребует от каждого человека, чтобы он стал ученым и, забросив все свои остальные дела, всеце-

==262

ло отдался занятиям наукой, то я отвечу, что требую от каждого только того, что укладывается в границы времени, которым он располагает для этого. Положение и условия жизни некоторых людей не требуют большого объема знаний; добывание необходимых средств к жизни поглощает большую часть их времени. Но отсутствие досуга у одних людей не служит оправданием для нерадивости и невежества тех, которые располагают досугом; всякий имеет достаточно времени, чтобы приобрести столько знаний, сколько от него требуется и ожидается; поэтому о человеке, который этого не делает, можно сказать, что он влюблен в свое невежество и сам виноват в нем.

38. Предубеждение. Природные несовершенства человеческой души столь же разнообразны, как разнообразны телесные болезни; некоторые из них носят эпидемический характер, и лишь немногие люди избегают их. Каждый человек, если бы он заглянул внутрь себя, нашел бы некоторый недостаток в своем духовном складе. Вряд ли найдется человек, который не подвержен какой-нибудь идиосинкразии. Иной человек думает, что в нужный момент его способности не изменят ему, и считает для себя излишним трудом принимать меры заранее. Разум является для него чем-то вроде кошелька Фортуната 35, который всегда должен снабжать его деньгами, даже если ничего туда не было раньше положено. И вот, сидит он всегда довольный собой, не прилагая никаких стараний к тому, чтобы обогатить свой ум знаниями. Ум такого человека – самопроизвольный продукт почвы, а в таком случае зачем трудиться над ее обработкой? Подобные люди могут выкладывать свои прирожденные богатства перед невеждой; но лучше им не вступать в соревнование со знающим человеком. Мы рождаемся невеждами во всем. Внешность вещей, окружающих нас, вызывает впечатления и у нерадивого, но никто не может проникнуть в глубь вещей без затраты труда, внимания и усердия. Камни и лес растут сами собой, но нельзя получить здание определенной формы, симметричное и удобное для жилья, без труда и усилий. Бог создал умопостигаемый (intellectual) мир вне нас гармоническим и прекрасным; но этот мир не может разом войти в наши головы целиком; мы должны усваивать его по частям и устраивать внутри себя при помощи нашего собственного усердия; в противном случае мы будем у себя внутри иметь лишь мрак и хаос, каков бы ни был порядок и свет в вещах вне нас.

39. Неверие в себя. С другой стороны, есть люди

==263

которые сами подавляют свой дух, впадают в уныние при первом же затруднении и решают, что овладеть основательно какой-либо наукой или продвинуться в знании дальше того, что требуется для их обычного дела, им не по силам. Они сидят сиднем на одном месте, считая, что у них нет ног, чтобы ходить; совсем как те, о ком я только что говорил и кто поступает точно так же по противоположной причине, а именно считая, что у них есть крылья, чтобы летать, и что они поэтому способны взлететь, когда им вздумается. Им можно напомнить поговорку: «Пользуйся ногами, и у тебя будут ноги». Никто не знает силы своих способностей, пока не испытал их. Также о разуме всякий может с полной уверенностью сказать, что его сила, как правило, гораздо больше, чем считает сам разум до того, как он ее испробовал: «Viresque acquirit eundo»

Поэтому наиболее подходящее лекарство в данном случае заключается в том, чтобы подвигнуть ум к работе и усердно прилагать свои мысли к делу; ибо в борьбе ума, как и на войне, имеет силу изречение: «Dum putant se vincere vicere» 37·

Редко бывает так, чтобы убеждение в том, что мы преодолеем все затруднения, с которыми мы встретимся в науке, не помогло нам пройти через эти трудности. Никто не знает силы своего ума, силы настойчивости и регулярного прилежания, пока не испытал их. Верно одно: человек, который пускается в путь на слабых ногах, не только пойдет дальше, но и сделается сильнее того, кто, обладая сильной конституцией и крепкими членами, сидит сиднем на одном месте.

Нечто подобное люди могут наблюдать на самих себе, когда (как это часто бывает) их ум пугается какого-либо предмета, который они рассматривают в общих чертах, схватывая его неясный образ на ходу или на расстоянии. Предметы, так рисующиеся умственному взору, являют картину одних только трудностей; они кажутся погруженными в непроницаемый мрак. На самом же деле это только призраки, которые разум создает себе лишь для поощрения своей собственной лени. Разум ничего не в состоянии отчетливо различить в предметах, которые находятся в отдалении или собраны в кучу; поэтому он с чрезмерным малодушием заключает, что в них нельзя открыть ничего более ясного. Надо только подойти поближе, и тогда окутывающий их туман, который мы сами вокруг них создали, рассеется, и то, что в этом тумане рисовалось в виде безобразных гигантов, с которыми нельз

==264

бороться, окажется обычной и естественной величины и формы. К вещам, которые поставленному в тупик взгляду кажутся очень неясными с далекого расстояния, следует приближаться осторожными и размеренными шагами и сначала рассматривать то, что в них наиболее заметно, доступно и видимо. Расчлените их на отдельные части и затем в соответствующем порядке сведите все, что должно быть узнано относительно каждой из этих частей, к ясным и простым вопросам. Тогда все, что считалось темным, запутанным и слишком трудным для наших слабых способностей, раскроется перед нашим разумом в ясной перспективе и позволит уму проникнуть в то, что раньше пугало его и удерживало на расстоянии как нечто совершенно таинственное. Я обращаюсь к личному опыту своего читателя: не случалось ли это когда-либо с ним, в особенности когда он, будучи поглощен одним каким-нибудь предметом, случайно задумывался о чем-нибудь другом? Я спрашиваю его, не пугало ли его когда-либо внезапное представление о непреодолимых трудностях, которые, однако, исчезали, когда он принимался серьезно и методически размышлять об этом якобы страшном предмете? И в результате не приходилось ли ему лишь удивляться, что он поддался обману обескураживающей перспективы,, им же самим созданной, в отношении предмета, который при непосредственном рассмотрении оказался не более странным или запутанным, чем некоторые другие вещи, с которыми он давно и легко справился?

Этот опыт должен был бы научить нас, как поступать в других случаях с подобными пугалами, которые должны скорее возбуждать нашу силу, чем ослаблять наше усердие. Здесь, как и во всех других случаях, самый верный путь для человека, изучающего вопрос,– не подвигаться скачками и крупными шагами: пусть ближайшее, что он принимается изучать, будет действительно ближайшим, т. е. возможно теснее связанным с тем, что ему уже известно, пусть оно будет отличным от уже знакомого, но не очень далеким от него; пусть это будет новым, чего он раньше не знал, чтобы разум мог продвинуться вперед; пусть за один раз этого нового будет возможно меньше, для того чтобы приобретения разума были отчетливыми и прочными. Тогда вся территория, которую разум таким образом пройдет, будет им удержана. Такое раздельное и постепенное нарастание знания будет прочным и надежным; оно будет проливать свой свет на каждой ступени своего поступательного движения, совершающегося легко и упорядо-

==265

ченно; ничто не может быть для разума полезнее этого. И хотя этот путь к знанию покажется, может быть, очень медленным и утомительным, однако я позволю себе уверенно заявить: всякий, кто испытает этот метод на себе самом или на своих учениках, убедится, что его успехи значительнее тех, которые получились бы за тот же промежуток времени при пользовании каким-либо другим методом.

Значительнейшая часть истинного знания заключается в раздельном восприятии вещей, которые сами по себе раздельны. Иные люди одной только отчетливой постановкой вопроса вносят в него больше ясности, света и знания, чем другие, в течение многих часов обсуждая вопрос в целом. Отчетливая постановка вопроса сводится лишь к тому, чтобы отделить и расчленить отдельные части вопроса и расположить их в расчлененном таким образом виде в их должном порядке. Уже это одно без всяких дальнейших хлопот часто разрешает сомнение и показывает уму, где лежит истина. Соответствие или несоответствие идей, являющихся предметом рассмотрения, в большинстве случаев воспринимается сразу, как только они расчленены и рассмотрены отдельно, и таким путем достигается ясное и прочное знание, тогда как вещи, взятые в общем и сваленные тем самым в беспорядочную кучу, могут породить в душе лишь смутное знание, которое в действительности вовсе не является знанием или – когда дело дойдет до его проверки или использования – по меньшей мере оказывается немногим лучше полного незнания. Поэтому я здесь позволю себе повторить то, что я уже говорил не один раз, а именно: при изучении чего бы то ни было нужно предлагать уму за один раз возможно меньше и, лишь поняв и вполне усвоив это немногое, переходить к ближайшей, непосредственно следующей, еще неизвестной части, к простым, незапутанным положениям, относящимся к изучаемому предмету и направленным к разъяснению того, что является главной целью.

40. Аналогия. Аналогия весьма полезна для ума во многих случаях, особенно в натуральной философии, и главным образом в той ее части, которая заключается в удачных и успешных экспериментах. Но здесь необходимо тщательно держаться тех границ, в которые заключено содержание данной аналогии. Например, кислое купоросное масло оказалось полезным в таком-то случае, значит, селитряный спирт или уксус могут употребляться в подобном же случае. Если полезное действие названного

==266

масла обусловлено только его кислотностью, то опыт [такого употребления] может оказаться успешным; но если в купоросном масле помимо кислотности есть еще что-то другое, что производит желательное для нас в данном случае действие, то мы ошибочно принимаем за аналогию то, что таковой не является; мы допускаем, чтобы наш разум впал в заблуждение вследствие неправильного предположения об аналогии там, где ее нет.

41. Ассоциация. Хотя во второй книге своего «Опыта о человеческом разумении» я говорил об ассоциации идей 38, там я подошел к этому вопросу исторически, т. е. лишь описывая этот метод, как и разные другие методы деятельности разума, не задаваясь целью изыскивать средства исправления, которые следовало бы в данном случае применять; с этой последней точки зрения для человека, желающего основательно уяснить себе правильный метод управления своим разумом (understanding), ассоциация представит собой еще один материал для размышления, тем более что здесь, если не ошибаюсь, кроется одна из самых частых причин наших ошибок и заблуждений и один из труднее всего излечимых недугов души; ибо очень трудно убедить кого-либо в том, что вещи по природе не таковы, какими они постоянно ему представляются.

Вследствие одного этого отклонения разума от правильного пути, которое происходит легко и незаметно, шаткие и слабые основания становятся непогрешимыми принципами, не допуская по отношению к себе никакого посягательства или сомнения. Такие неестественные ассоциации в силу привычки становятся для ума столь же естественными, как связь между солнцем и светом, между огнем и теплотой, и разуму кажется, что они содержат в себе столь же естественную убедительность, как и самоочевидные истины. Можно ли в таком случае приступить к лечению с надеждой на успех? Многие люди твердо принимают ложь за истину не только потому, что они никогда не думали иначе, но также и потому, что, ослепленные в этом отношении в самом начале, они никогда не могли думать иначе, по крайней мере в том случае, если они не обладают силой ума, способной оспаривать власть привычки и подвергать исследованию собственные принципы. Но такую свободу лишь немногие люди находят в себе, и еще меньше есть таких, которым разрешают проявлять эту свободу другие люди. Ибо учителя и руководители большинства сект видят свое главное искусство и задачу в том, чтобы подавлять, насколько они могут, эту главную

==267

обязанность всякого человека по отношению к самому себе, которая составляет первый твердый шаг к правде и истине во всей цепи его действий и мнений.

Это дает основание подозревать, что подобные учителя сами сознают ложность или слабость исповедуемых ими учений, раз они не допускают проверки тех оснований, на которых эти учения построены, тогда как те, которые ищут только истину и только ею желают обладать, только ее проповедовать, свободно подвергают свои принципы проверке, находят удовольствие в их исследовании и предоставляют людям опровергать их, если те в состоянии это сделать; и если в этих принципах есть что-нибудь слабое и ненадежное, они охотно позволяют это выявить, имея в виду, что ни они сами, ни другие не должны придавать какому бы то ни было общепринятому положению больше значения, чем допускает и гарантирует его доказанная истинность.

Большую ошибку допускают, насколько я вижу, люди всякого рода при внушении принципов своим детям и ученикам; если вдуматься в способ, которым они пользуются при этом, то он сводится в конечном итоге лишь к тому, что последних заставляют проникнуться понятиями и воззрениями своего учителя на основе слепой веры, заставляют их крепко держаться этих понятий и воззрений независимо от того, правильны они или ложны. Какой характер может быть придан этому приему и какую пользу он может принести, когда он практикуется в отношении простого народа, удел которого – труд и вечная забота о своем чреве, я не стану здесь исследовать. Но что касается благородной части человечества, положение которой обеспечивает ей досуг и возможность заниматься науками и изысканием истины 39, то я вижу лишь один правильный способ внушить ей принципы: следить со всей возможной тщательностью за тем, чтобы в нежном возрасте идеи, не имеющие естественной связи, не вступали в сочетания в их головах; внушать им в качестве руководства во всей последующей жизни и занятиях науками то же самое правило – никогда не допускать, чтобы какие-либо идеи соединялись в их уме в каком-нибудь ином или более прочном сочетании, чем то, которое определяется природой самих идей и их взаимным отношением; а также почаще подвергать те идеи, которые они находят соединенными в их уме, следующей проверке: создана ли эта ассоциация идей очевидным соответствием, которое есть в самих идеях, или обычной и господствующей привычкой ума соединять их таким образом в мышлении.

==268

В этом заключается мера предосторожности против указанного зла, пока оно прочно не укоренилось в разуме благодаря привычке; тот же, кто хотел бы устранить его, когда оно уже закреплено привычкой, должен тщательно наблюдать за весьма быстрыми и почти незаметными движениями души в ее обычных действиях. То, что я говорил в другом месте относительно превращения идей чувства в идеи рассудка, может послужить проверкой этого. Скажите человеку, который, не будучи сведущ в живописи, смотрит на бутылки, курительные трубки и другие предметы, нарисованные так, как они видны из разных мест, что перед ним не рельефное изображение, и все-таки вы не убедите его в этом, пока он не дотронется до рисунка: он не поверит, что благодаря мгновенному фокусу, проделанному его же собственными мыслями, произошла подстановка одной идеи на место другой. Как часто каждый из нас может встретить примеры этого в спорах ученых, которые, привыкши соединять в уме две идеи, нередко подставляют одну на место другой; и я склонен думать, что часто они сами не замечают этого! Находясь во власти обмана, они в силу этого не поддаются убеждению и считают себя ревностными поборниками истины, в то время как на деле они отстаивают заблуждение. Смешение же двух различных идей, которые вследствие привычного сочетания их в уме почти сливаются для них в одну, наполняет их головы ложными взглядами, а их рассуждения – ложными выводами.

42. Ложные выводы. Правильное мышление заключается в открытии и усвоении истины, а последняя – в восприятии очевидного или вероятного соответствия или несоответствия идей, т. е. подтверждения или отрицания одной идеи другой. Отсюда очевидно, что правильное применение и направление разума, задача которого есть отыскание истины, и только истины, заключается в том, чтобы поддерживать ум в состоянии полного беспристрастия и позволять ему склоняться в ту или другую сторону только в тех пределах, в каких очевидность устанавливает это с помощью знания или в каких перевес вероятности побуждает его к согласию или вере. Между тем очень трудно найти рассуждение, в котором мы бы не заметили, что автор не только поддерживает ту или другую сторону вопроса (что разумно и правильно), но и проявляет склонность и пристрастие к ней и явное желание, чтобы именно она оказалась истинной. Если меня спросят, как отличить авторов, имеющих такое пристрастие и склонность, то

==269

я отвечу: наблюдая за тем, как они под влиянием своих наклонностей часто в своих писаниях или рассуждениях изменяют идеи вопроса – подменяя ли термины или вводя и присоединяя к ним другие и тем изменяя рассматриваемые идеи настолько, что они становятся более пригодными для их цели и приводятся, таким образом, к более удобному и близкому соответствию или к более очевидному и резкому несоответствию. Это явная и прямая софистика; но я далек от мысли, что всюду, где мы с ней встречаемся, это делается с намерением обмануть и ввести в заблуждение читателей. Очевидно, что предубеждения и склонности людей часто вводят таким путем в обман их самих, и их стремление к истине при наличии предубеждения в пользу одной стороны оказывается как раз тем, что уводит их от истины. Пристрастие подсказывает и незаметно вводит в их рассуждение удобные для него термины, а с ними и удобные идеи. В результате такого приема принимается в принаряженном таким образом виде в качестве ясного и очевидного то, что, будучи взято в натуральном виде, при пользовании только точными и определенными идеями, не могло бы ни в коем случае быть принято. Такое наведение внешнего блеска на свои утверждения, такие, как принято думать, красивые, доступные и изящные объяснения предмета своего рассуждения настолько характерны для того, что принято называть и считать искусством хорошо писать, что очень трудно думать, чтобы авторов можно было когда-либо убедить отказаться от этих приемов, столь способствующих распространению их взглядов и обеспечению за ними репутации в свете, и принять более бледную и сухую манеру письма с сохранением одних и тех же терминов, связанных точно с теми же самыми идеями; резкая неприятная прямота допускается только у математиков, которые пробивают себе путь к истине и доставляют ей признание неопровержимыми доказательствами.

Но если авторов нельзя заставить отказаться от вольной, хотя и более завлекающей читателя манеры писать и если они не считают нужным держаться ближе к истине и способствовать просвещению читателя, употребляя неизменные термины и простые, но софистические аргументы, то читателям важно не давать себя обманывать ложными выводами и распространенными способами внушения. Для этого самое верное и действенное средство – закрепить в уме ясные и отчетливые идеи, относящиеся к данному вопросу и освобожденные от шелухи слов; следя за аргументацией автора, уяснять себе его идеи, не обраща

==270

внимания на его слова, и наблюдать за тем, как он сочетает и разделяет идеи в вопросе. Кто станет так делать, будет в состоянии отбросить все излишнее; он будет видеть, что имеет отношение к вопросу, что с ним непосредственно связано, что приводит к нему и что идет мимо него. Это поможет ему легко обнаружить, какие и где введены в рассуждение посторонние идеи; и если, быть может, они ослепили автора, то читатель все-таки заметит, что они не вносят света в его рассуждения и не придают им силы.

Хотя это и есть самый короткий и легкий способ читать книги с пользой, не давая вводить себя в заблуждение громким именам и правдоподобным речам, однако для людей, не привыкших к нему, он труден и утомителен, и поэтому нельзя рассчитывать на то, что каждый (из тех немногих, которые действительно стремятся к истине) будет таким образом оберегать свой разум от обмана сознательной или пусть бессознательной софистики, которая закрадывается в большинство книг, содержащих в себе аргументацию. Нельзя предполагать, чтобы те, которые пишут против своих убеждений, или люди весьма близкие к этой категории, решившиеся поддерживать воззрение партии, к которой они примкнули, отказались от любого оружия, могущего помочь им отстаивать свое дело; а потому читать таких авторов следует с величайшей осторожностью. Но и те, кто пишет в защиту мнений, в которых они искренне убеждены и которые считают правильными, полагают, что они могут разрешить себе потворствовать своей похвальной привязанности к истине настолько, чтобы позволить своему уважению к ней раскрасить ее в самые лучшие цвета и выделить ее с помощью самых лучших внешних форм и одежд, тем самым обеспечив ей самый легкий доступ в умы читателей и закрепив ее там возможно глубже.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю