355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон (1) Локк » Опыт о человеческом разумении » Текст книги (страница 52)
Опыт о человеческом разумении
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:19

Текст книги "Опыт о человеческом разумении"


Автор книги: Джон (1) Локк


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 62 страниц)

==154

вается только глазом или воспринимающей способностью ума, обозревающего сопоставленные друг с другом идеи; такое обозрение любых двух идей совершается одинаково везде, где они соединены в каком-нибудь положении, независимо от того, будет ли это положение большей или меньшей посылкой, будет ли оно входить в силлогизм или нет.

«Если так, то какая же польза от силлогизмов?» Я даю такой ответ. Основную, наибольшую пользу от них имеют схоластические школы, где людям позволяют без стыда отрицать соответствие идей, находящихся в явном соответствии, а вне школ – люди, научившиеся, пользуясь силлогизмами, без стыда отрицать связь идей, очевидную даже им самим. Но умелый искатель истины, не имеющий других целей помимо ее нахождения, не нуждается в таких формах, чтобы заставить согласиться с выводом,– истинность и основательность его лучше видна при размещении идей в простом и ясном порядке. Поэтому люди, самостоятельно исследуя истину, никогда не пользуются силлогизмами, чтобы убедить себя самих (или, при обучении других, наставить усердных учеников), ибо, прежде чем они получат возможность соединить идеи в силлогизм, они должны усмотреть связь между посредствующей идеей и теми двумя идеями, между которыми она находится и к которым примыкает, чтобы показать их соответствие. А усматривая эту связь, они видят, правилен вывод или нет, так что силлогизм появляется слишком поздно, чтобы установить это. Вернемся к прежнему примеру. Разве ум, спрашиваю я, рассматривая идею справедливости, расположенную в качестве посредствующей между идеями наказания людей и вины наказанных (а не рассмотрев ее с этой точки зрения, ум не может пользоваться ею как средним термином), не видит силы умозаключения так же ясно, как тогда, когда ему придана форма силлогизма? Покажем это на очень ясном и легком примере. Пусть Animal будет посредствующая идея или mйdius terminus, которым ум пользуется для раскрытия связи между Homo и vivons61. Неужели ум, спрашиваю я, не замечает этой связи, когда связующая идея занимает простое и естественное положение посредине: Homo – Animal – vivons, скорее и яснее, нежели при таком запутанном порядке: Animal – vivens – Homo – Animal, в котором эти идеи стоят в силлогизме для раскрытия связи между Homo и vivons через посредство слова Animal?

==155

Правда, даже любители истины считают необходимым прибегать к силлогизму для раскрытия обманов, которые часто таятся в цветистых, остроумных или запутанных рассуждениях. Но что это неверно, обнаружится, если мы примем во внимание, что причина, по которой люди, искренне стремящиеся к истине, иногда обманываются такими бессвязными и, как их называют, риторическими рассуждениями, состоит в том, что их воображение бывает поражено живыми метафорическими представлениями и поэтому они не наблюдают или с трудом воспринимают те истинные идеи, от которых зависит умозаключение. Но чтобы показать этим людям слабость такой аргументации, достаточно убрать из нее лишние идеи, которые перемешиваются и путаются с идеями, от которых зависит умозаключение, и создают видимость связи там, где ее нет, или по меньшей мере мешают обнаружить ее отсутствие, и затем разместить в надлежащем порядке идеи в чистом виде (naked), от которых зависит сила аргументации. Обозревая расположенные таким образом идеи, ум видит их связь и тем самым становится способным судить о заключении, нисколько не нуждаясь в каком-либо силлогизме.

Я согласен, что в таких случаях обычно прибегают к модусам и фигурам, как будто бы выявлением бессвязности таких путаных рассуждений мы всецело обязаны силлогической форме. Я и сам прежде так думал, пока более пристальное изучение не открыло мне, что размещение чистых (naked) посредствующих идей в надлежащем порядке показывает бессвязность аргументации лучше, чем силлогизм, не только потому, что при этом каждое звено цепи представляется непосредственному обозрению ума на своем надлежащем месте, вследствие чего его связь наблюдается всего лучше, но и потому, что силлогизм обнаруживает бессвязность только тем (а на десять тысяч [людей] и одного нет такого), кто отлично знает модусы и фигуры, а также и причины, по которым установлены эти формы. Между тем размещение идей, на которых основано заключение, в надлежащем порядке дает возможность усмотреть отсутствие связи в аргументации и нелепость умозаключения всякому человеку – и знающему логику и не знающему ее,– который только понимает термины и обладает способностью воспринимать соответствие или несоответствие данных идей (без чего нельзя усмотреть силу или слабость, связность или бессвязность рассуждения ни в силлогизме, ни вне его).

==156

Я, например, знал человека неискусного в силлогизмах, который сразу, как только услышит, замечал слабость и неубедительность длинного, искусственного, но кажущегося правдоподобным рассуждения, которое вводило в заблуждение людей, лучше его знающих силлогизмы. И мне думается, мало кто из моих читателей не знает таких людей. Действительно, в противном случае нужно было бы опасаться, что прения в советах большинства государей и дела в собраниях ведутся плохо, ибо люди, на которых там полагаются и которые пользуются там большим влиянием, не всегда имеют счастье отлично знать формы силлогизма и умело использовать модусы и фигуры. Я не думаю, чтобы, считая силлогизм единственным или хотя бы вернейшим способом для выявления обманчивости искусственных рассуждений, все люди, даже государи в делах, затрагивающих их власть и достоинство, могли настолько любить ложь и заблуждение, чтобы никогда не стараться строить силлогизмы на важных обсуждениях или считать смешным предлагать их в значительных делах. Но для меня ясно, что люди даровитые и проницательные, которым подобает не лениво препираться на досуге, а действовать сообразно результату своих обсуждений и которые часто платились за свои ошибки головой или имуществом, считали эти схоластические формы малопригодными для раскрытия истины или лжи, потому что людям, не отказывающимся видеть то, что им ясно показывают, и то и другое можно раскрыть и без этих форм, и раскрыть даже лучше.

Во-вторых, другая причина, заставляющая меня сомневаться в том, что силлогизм есть единственное надлежащее орудие разума для нахождения истины, состоит в следующем. Какое бы значение ни приписывали модусам и фигурам в выявлении ошибок (это было рассмотрено выше), эти схоластические формы рассуждения подвержены ошибочности не меньше, чем более ясные способы аргументации. В этом случае я ссылаюсь на общие наблюдения, которые всегда обнаруживали, что эти искусственные методы рассуждения приспособлены более для уловления и запутывания ума, нежели для его наставления и поучения. Вот почему даже люди, сбитые с толку этим схоластическим способом и вынужденные замолчать, редко или никогда не бывают убеждены и, таким образом, не переходят на сторону победителя. Они, быть может, и признают, что их противник – более искусный спорщик, но все-таки остаются убежденными, что истина на их стороне, и, хот

==157

и побежденные, уходят с тем же самым мнением, с которым пришли, чего они не могли бы делать, если бы этот способ аргументации вносил ясность и убедительность и показывал людям, где находится истина. Вот почему о силлогизме составилось мнение, что он пригоден более для достижения победы в споре, нежели для открытия или подтверждения истины в беспристрастном исследовании. И если достоверно то, что ложь может закрасться в силлогизмы (отрицать это невозможно), то не силлогизм, а что-нибудь другое должно выявить ее.

Я убедился на опыте, что некоторые люди, когда не признается вся польза, которую они привыкли приписывать какой-нибудь вещи, готовы поднять крик, будто я стою за полное ее устранение. Чтобы не допустить таких несправедливых и беспочвенных обвинений, я скажу им, что я не за то, чтобы отнять у разума всякие средства для приобретения познания; и если люди, искушенные в силлогизмах и привыкшие к ним, считают, что они содействуют их разуму в нахождении истины, я думаю, они должны пользоваться ими. Я хочу лишь одного: чтобы этим формам не приписывали больше, чем им надлежит, и не думали, будто без них люди вовсе не могут или не могут с должной полнотой пользоваться своей способностью к рассуждению. Иные глаза нуждаются в очках, чтобы видеть вещи ясно и четко; но пусть те, кто носит очки, не утверждают поэтому, что без очков никто не может видеть ясно: о таких людях будут думать, что они из любви к искусству (которому, быть может, они обязаны) слишком принижают и дискредитируют природу. Когда разум силен и опытен, он благодаря своей собственной проницательности без силлогизмов видит обычно скорее и яснее. Если употребление силлогистических очков настолько ослабило его зрение, что без них он не может видеть последовательность и непоследовательность аргументации, то я не буду столь неразумным, чтобы высказываться против их употребления. Всякий знает, что лучше всего подходит его зрению; но пусть никто не заключает отсюда, что все те, кто не употребляет именно те средства, какие он находит для себя необходимыми, блуждают во мраке.

5. В доказательствах силлогизм оказывает небольшую помощь, а еще меньшую, когда речь идет о вероятности. Но как бы ни обстояло дело в познании, я могу, мне кажется, утверждать с полным основанием, что в области вероятностей он полезен в гораздо меньшей степени или даже совершенно бесполезен. Ибо согласие должно здесь опреде-

==158

ляться превосходством после надлежащего взвешивания всех доводов и всех обстоятельств с обеих сторон. Силлогизм всего менее может помочь в этом уму. Он цепляется за одну вымышленную вероятность или за один правдоподобный (topical) аргумент и следует за ним, пока ум совершенно не упустит из виду рассматриваемую вещь; тогда, заставляя ум заниматься какой-нибудь удаленной от темы трудностью, силлогизм крепко держит его там запутавшимся и как бы прикованным к цепи силлогизмов, не только не оказывая ему помощи, но даже не предоставляя свободы, необходимой для выявления того, на какой стороне – по рассмотрению всех обстоятельств – оказывается большая вероятность.

6. Силлогизм служит не для увеличения нашего знания, а для того, чтобы вести при его помощи борьбу. Допустим, силлогизм помогает уличать людей в их заблуждениях и ошибках (так, быть может, станут говорить, хотя я желал бы посмотреть на человека, принужденного посредством силлогизма отказаться от своего мнения). Все же он подводит наш разум в той области, которая представляет если не высшее совершенство разума, то, несомненно, труднейшую его задачу и в которой мы больше всего нуждаемся в помощи силлогизма, а именно при изыскании доводов и при установлении новых истин. Правила силлогизма не снабжают ум такими посредствующими идеями, которые могут показать связь далеко отстоящих друг от друга идеи. Такой способ рассуждения не открывает новых доводов; он есть лишь искусство выстраивать и приводить в порядок старые, уже имеющиеся у нас доводы. Сорок седьмая теорема первой книги Евклида 63, безусловно (very), истинна, но своим открытием она, на мой взгляд, не обязана никаким правилам обычной логики. Человек сначала познает, а потом может доказывать силлогически; так что силлогизм следует за познанием, а в таком случае человек мало нуждается или вовсе не нуждается в нем. Между тем запас нашего знания увеличивается, а полезные искусства и науки двигаются вперед главным образом благодаря нахождению идей, показывающих связь отдаленных друг от друга идей. Силлогизм в лучшем случае есть лишь искусство вести борьбу при помощи того небольшого знания, какое есть у нас, не прибавляя к нему ничего. Если бы кто употребил весь свой разум в этом направлении, он немногим отличался бы от человека, который, добыв из недр земли некоторое количество железа, целиком употребил бы его на мечи и раздал последние

==159

своим слугам, чтобы они бились ими и поражали , друг друга. Если бы испанский король дал такое употребление рукам своих подданных и испанскому железу, он открыл бы лишь небольшую часть тех сокровищ, которые так долго лежали сокрытыми в мрачных недрах Америки. И я склонен думать, что, кто употребит всю силу своего разума на манипуляции силлогизмами, тот откроет очень небольшую часть из того запаса знания, который все еще лежит сокрытым в тайниках природы, и что природный, неизощренный, ум (как это бывало и прежде) более способен проложить к нему путь и сделать вклад в общий запас знаний, имеющийся у человечества, нежели какие бы то ни было схоластические действия по строгим правилам модусов и фигур.

7. Нужно искать другие средства. Тем не менее я не сомневаюсь в возможности открыть пути, способные помочь нашему разуму в этой наиболее полезной области. И мужество для подобного утверждения придает мне рассудительный Гукер, который в своей «Церковной политике» 64 (кн. 1, § 6) говорит так: «Если бы можно было дать верные средства для истинного искусства и знания (а я должен признаться прямо, что наш век, который носит название ученого века, знает их мало и в общем мало обращает на них внимания), то между людьми, привыкшими к ним, и современными людьми несомненно было бы почти столько же разницы в зрелости суждения, как между современными людьми и идиотами». Я не претендую на отыскание или открытие тех верных средств искусства, о которых упоминает этот великий человек, обладавший глубоким умом; однако ясно, что он не имел в виду ни силлогизма, ни применяемой ныне логики, которые были так же хорошо известны и в его время. Для меня достаточно, если своим рассуждением, быть может несколько отклоняющимся в сторону (но для меня во всяком случае совершенно новым и незаимствованным), я побужу других направить свои усилия на новые открытия и поискать в собственных мыслях те верные средства искусства, которые, я боюсь, едва ли будут найдены людьми, рабски ограничивающими себя правилами и предписаниями других. Ибо избитые дороги ведут этого рода скот (так называет их один наблюдательный римлянин), мыслей которого хватает только на подражание, non quo eundum est, sed quo itur65. Но я могу сказать смело, что наш век украшен несколькими людьми, обладающими такой силой суждения и такой широтой понимания, что, если они направят свои мысли на этот

==160

предмет, они могут открыть новые, неизведанные пути к расширению знания.

8. Мы рассуждаем о частных случаях. Имея здесь возможность поговорить о силлогизме вообще и о пользовании им при рассуждении и расширении нашего знания, следует, прежде чем покончить с этим вопросом, обратить внимание на одну явную ошибку в том правиле силлогизма, что «никакое силлогистическое рассуждение не может быть верным и приводить к правильному заключению, если оно не содержит в себе по меньшей мере одного общего положения», как будто мы не можем рассуждать о частных случаях и познавать их. Между тем в действительности при правильном рассмотрении вопроса непосредственным предметом всех наших рассуждений и нашего знания являются только частные явления. Рассуждение и познание каждого человека относятся только к идеям, которые имеются в его уме и из которых на деле каждая представляет собой отдельное существование; а других вещей наше знание и рассуждение касаются, лишь поскольку эти вещи соответствуют этим нашим отдельным идеям. Таким образом, восприятие соответствия или несоответствия наших отдельных идей есть сумма и предел всего нашего знания. Всеобщность является для познания лишь случайностью и состоит только в том, что отдельные идеи, которых касается познание, таковы, что более чем одна отдельная вещь может соответствовать им и быть ими представлена. Но восприятие соответствия или несоответствия любых двух идей и, следовательно, наше познание остается одинаково ясным и достоверным независимо от того, будут или нет обе эти идеи или какая-нибудь одна из них способны представлять больше чем одну реальную вещь 66. Прежде чем закончить вопрос о силлогизмах, мне хотелось бы предложить на рассмотрение еще следующее: нельзя ли с полным основанием поставить вопрос о том, является ли теперешняя форма силлогизма его надлежащей разумной формой? Так как средний термин должен соединить крайние термины, т. е. с его помощью посредствующая идея должна показать соответствие или несоответствие двух других идей, о которых идет речь, то не будет ли положение среднего термина более естественным и не будет ли он лучше и яснее раскрывать соответствие или несоответствие крайних терминов, если он будет помещен между ними? Этого легко достигнуть, переставив положения и сделав средний термин сказуемым первого положения и подлежащим второго. Например:

==161

Omnis homo est animal, mne animal est vivens, Ergo omnis homo est vivens.

Omne corpus est extensum et solidum, Nullum extensum et solidum est pura extensio, Ergo corpus non est pura extensio. 67

Мне нет надобности беспокоить читателя примерами силлогизмов с частными заключениями. По той же самой причине для них годится та же форма, что и для силлогизмов с общими заключениями.

9. Хотя разум проникает в глубины моря и земли, поднимает наши мысли до высоты звезд, ведет нас по обширным пространствам великого мироздания, он, однако, далеко не охватывает действительной области даже материальных предметов и во многих случаях изменяет нам.

Во-первых, разум изменяет нам, потому что идей не хватает. Во-первых, разум совершенно изменяет нам там, где не хватает идей. Разум не простирается и не может простираться дальше идей. Рассуждения поэтому прерываются там, где у нас нет идей, и нашим соображениям приходит конец. Если же мы рассуждаем о словах, которыми не обозначаются никакие идеи, то рассуждения имеют дело только со звуками и ни с чем иным.

10. Во-вторых, вследствие неясности и несовершенства идей. Во-вторых, наш разум часто бывает в смущении и затруднении вследствие неясности, спутанности и несовершенства рассматриваемых им идей; и тогда мы испытываем трудности и впадаем в противоречия. Так, не имея совершенной идеи наименьшей протяженности материи и бесконечности, мы находимся в затруднении относительно делимости материи. Обладая же совершенными, ясными и отличными друг от друга идеями числа, наш разум относительно чисел не встречает никаких неразрешимых трудностей и не вовлекается ни в какие противоречия. Так, обладая лишь несовершенными идеями действий нашего ума, относящихся к зарождению движения или мысли,– как ум вызывает их в нас – и еще более несовершенными идеями действий бога, мы в отношении [понимания] свободных сотворенных существ испытываем большие трудности, из которых разум не в силах выпутаться.

11. В-третьих, вследствие недостатка посредствующих идей. В-третьих, наш разум часто бывает в нерешительности, потому что не воспринимает идей, которые могли бы ему показать достоверное или вероятное соответствие или несоответствие каких-либо двух других идей. В этом отно-

==162

шении способности одних людей далеко превосходят способности других. Пока не была открыта алгебра, это великое орудие и пример человеческой проницательности, люди с изумлением смотрели на различные доказательства математиков древности и едва ли не признавали, что открытие некоторых из этих доводов есть нечто превосходящее человеческие силы.

12. В-четвертых, вследствие ложных принципов. В-четвертых, исходя из ложных принципов, ум часто запутывается в нелепостях и трудностях и попадает в тупики и противоречия, из которых не знает, как выбраться. В этом случае бесполезно умолять разум о помощи, если только не иметь в виду раскрытие ложности принципов и отказ от их влияния. Разум вовсе не устраняет трудностей, которые возникают у человека, строящего рассуждение на ложных основаниях, более того, если кто-либо [в этом случае] захочет привлечь разум, то еще больше запутается и еще глубже завязнет в затруднениях.

13. В-пятых, вследствие двусмысленности слов. В-пятых, подобно неясным и несовершенным идеям и на том же основании двусмысленные слова и неопределенные знаки при недостаточном внимании часто смущают в рассуждениях и доказательствах человеческий разум и ставят его в тупик. Но в двух последних случаях это вина наша, а не разума. Тем не менее последствия этого очевидны: везде можно наблюдать вытекающие отсюда затруднения или заблуждения, которыми изобилуют умы людей.

14. Высшая степень нашего знания есть интуитивное знание без рассуждения. Некоторые имеющиеся в нашем уме идеи таковы, что сами собой могут непосредственно быть сравниваемы друг с другом, и ум способен воспринимать их соответствие или несоответствие так же ясно, как и то, что он имеет их. Так, [идею] того, что дуга меньше всего круга, ум воспринимает так же ясно, как и идею круга. Такое познание, как было сказано, я называю интуитивным познанием. Оно несомненно достоверно, не нуждается в доказательствах и не может иметь их, представляя высшую степень доступной людям достоверности. В этом состоит очевидность всех тех максим, в которых никто не сомневается, о которых каждый знает, что они истинны (а не только, как говорится, соглашается с ними), как только они предлагаются его разуму. Для открытия этих истин и согласия с ними нет надобности в способности рассуждения, нет необходимости размышлять: они познаются благодаря высшей степени очевидности. Если мне

==163

позволительно строить догадки о неизвестных вещах, то таково, я склонен думать, познание, которым обладают теперь ангелы и будут обладать в будущей жизни ставшие совершенными духи праведных людей, о тысяче вещей, которые теперь совсем ускользают от нашего понимания или только слабый отблеск которых уловил наш близорукий разум, и теперь мы ощупью отыскиваем их во мраке.

15. Следующей степенью является доказательство путем рассуждения. Но хотя мы там и сям получаем частицу этого света, отдельные искры ясного познания, наибольшая часть наших идей такова, что мы ве можем различать их соответствие или несоответствие путем их непосредственного сравнения. Во всех таких случаях мы нуждаемся в размышлении и должны делать свои открытия путем рассуждения и умозаключений. Такие идеи бывают двух видов, и я позволю себе снова упомянуть здесь о них.

Во-первых, идеи, соответствие или несоответствие которых не может быть обнаружено путем их непосредственного сопоставления, но может быть изучено через посредство других идей, которые можно сравнить с ними. В данном случае, когда соответствие или несоответствие посредствующей идеи ближайшим к ней с обеих сторон идеям, которые желаем сравнить, обнаруживается (discerned) ясно, мы получаем доказательство, которое приводит к знанию. Но хотя это знание достоверно, оно не так доступно и совсем не так ясно, как познание интуитивное. Ибо в последнем есть только одна простая интуиция, где нет места ни малейшему заблуждению или сомнению: вся истина видна сразу и вполне. Правда, в доказательстве также присутствует интуиция, но оно к ней сводится не сразу: когда мы сравниваем средний термин, или посредствующую идею, с другой идеей, нужно вспоминать ранее выявленное интуицией их соответствие; при многочисленности средних терминов опасность ошибиться возрастает. Ибо каждое соответствие или несоответствие идей нужно подметить, проследить в каждом звене всей цепи и удержать в памяти точно, как оно есть, а ум должен быть уверен в том, что ни одна необходимая для составления доказательства часть не забыта или не пропущена. Это делает некоторые доказательства длинными, запутанными и слишком трудными для тех, кто не обладает способностью раздельно воспринимать так много частностей и удерживать их в своей голове в точном порядке. Даже люди, способные овладеть такими запутанными умозрениями, иногда вынуждены вновь в деталях изучать их, и нужно

==164

не раз пересмотреть их, прежде чем прийти к достоверности. Но все же, когда ум твердо удерживает в себе интуитивное знание соответствия одной идеи и второй, второй и третьей, третьей и четвертой и т. д., тогда соответствие первой и четвертой идей есть доказательство и дает достоверное познание, которое можно назвать рациональным познанием, тогда как другое – интуитивным.

16. Для дополнения ограниченного знания у нас есть только суждение на основе вероятных доводов. Во-вторых, имеются другие идеи, о соответствии или несоответствии которых можно судить лишь через посредство таких идей, которые находятся не в достоверном, а в часто встречающемся или вероятном соответствии с крайними. В этих собственно случаях и применяется суждение, т. е. познание умом соответствия данных идей на основании сравнения их с такими вероятными средними терминами. Суждение, правда, никогда не равносильно знанию, даже низшей его степени. Иногда, однако, посредствующие идеи связывают крайние так крепко и вероятность бывает так ясна и сильна, что согласие следует за этим с такой же необходимостью, как знание – за доказательством. Большое значение и польза от суждения состоят в том, чтобы верно подмечать и оценивать силу и весомость каждой вероятности и путем правильного сопоставления их всех выбирать ту из них, которая более весома.

17. Интуиция, доказательство, суждение. Интуитивное познание есть восприятие достоверного соответствия или несоответствия двух идей путем их непосредственного сравнения.

Рациональное познание есть восприятие достоверного соответствия или несоответствия двух идей через посредство одной или нескольких других идей.

Суждение есть мышление, или признание соответствия или несоответствия двух идей через посредство одной или нескольких идей, причем достоверное соответствие или несоответствие посредствующих идей с теми двумя идеями не усматривается умом и он лишь замечает, что таковое обычно имеет место, ибо случается часто.

18. Выводы из слов и выводы из идей. И хотя выведение одного положения из другого, или построение умозаключений с помощью слов, составляет важную часть того, что делает разум, и есть то, чем обычно занимается разум, однако главный акт логического рассуждения – это нахождение соответствия или несоответствия двух идей друг другу через посредство третьей идеи, как, например, если

==165

кто-нибудь с помощью ярда находит, что два дома имеют одинаковую длину, когда равенство их не может быть обнаружено путем прямого сопоставления. Слова, как знаки таких идей, влекут за собой выводы, и вещи соответствуют или не соответствуют друг другу сообразно тому, как они существуют в действительности, но замечаем мы это только с помощью своих идей.

19. Четыре вида доводов. Прежде чем покончить с этим вопросом, стоит подумать немного о четырех видах доводов, которыми люди обычно пользуются в своих рассуждениях с другими, чтобы добиться их согласия или по меньшей мере внушить уважение к себе и заставить их замолчать.

Во-первых, ad verecundiam 68. Во-первых, прежде всего приводят мнения людей, которым способности, ученость, высокое положение, власть или какая-нибудь другая причина создала имя и утвердила, по общему мнению, славу некоторого авторитета. Когда мнение о чьем-либо достоинстве прочно установилось, то со стороны других считается нескромным каким-нибудь образом умалить его и подвергнуть сомнению авторитет обладающих им людей. Если кто неохотно соглашается с мнением признанных писателей, которое другими принимается обыкновенно с почтением и покорностью, то это порицают как чрезмерную гордость. Считают дерзостью, когда кто-нибудь решается выставлять и защищать собственное мнение против общепринятого направления взглядов, освященного стариной, или противопоставлять свое мнение мнению какого-нибудь известного ученого или писателя, получившего одобрение другим образом. Люди, подкрепляющие свои мнения такого рода авторитетами, считают, что они должны вследствие этого одержать верх в деле, и готовы упрекать в «дерзости» всякого, кто против них выступит. Это, мне кажется, можно назвать argumentum ad verecundiam ®9.

20. Во-вторых, ad ignorantiam7Q. Второй путь, которым обычно пользуются в споре, чтобы одолеть других, принудить их подчиниться своему суждению и принять оспариваемое мнение, состоит в требовании, чтобы противник признал то, что утверждается в качестве доказательства, если он не может выставить нечто лучшее. Это я называю argumentum ad ignorantiam.

21. В-третьих, ad hominem71. Третий путь состоит в том, чтобы прижать человека выводами из его собственных принципов или допущений. Это известно под названием argumentum ad hominem.

==166

22

22. В-четвертых, ad judicium 7О. Четвертый путь – это использование доводов, взятых из каких-нибудь оснований знания или вероятности. Это я называю argumentum ad judicium. Из всех четырех видов только один этот действительно чему-то обучает и двигает нас вперед по пути к знанию. Ибо: 1) правильность мнения другого не доказывается тем, что я не хочу противоречить ему из уважения или какого-нибудь другого соображения, а не потому, что убежден; 2) из того, что я не знаю лучшего, вовсе не следует, что другой на верном пути и что я должен выбрать этот же самый путь; 3) точно так же не следует, что другой на верном пути, из того, что он показал мне, что я на ложном пути. Я могу быть скромным и потому не противиться убеждению другого; я могу быть незнающим и неспособным выставить лучшее мнение; я могу быть в заблуждении, и другой может показать мне, что я заблуждаюсь. Это может, пожалуй, расположить меня к принятию истины, но не доставит мне ее. Истина должна идти от доводов и аргументов, вытекать из света, который дает нам природа самих вещей, а не из моей скромности, незнания или заблуждения.

23. То, что выше разума, что противно разуму и что согласно с разумом. Из того, что сказано выше о разуме, можно сделать некоторые предположения относительно различия между тем, что согласно с разумом, что выше разума и что противно разуму. 1. Согласны с разумом такие положения, истинность которых мы можем выявить путем изучения и исследования идей, получаемых нами от ощущения и рефлексии, и относительно которых мы путем естественного выведения находим, что они истинны или вероятны. 2. Выше разума такие положения, истинность или вероятность которых нельзя вывести с помощью разума из этих принципов. 3. Противны разуму положения, несовместимые или непримиримые с нашими ясными и отличными друг от друга идеями. Так, бытие единого бога согласно разуму, бытие нескольких богов противно разуму; воскресение мертвых выше разума. Далее, выражение «выше разума» можно понимать в двояком смысле, а именно как обозначающее: выше вероятности или выше достоверности; в таком же широком смысле, я полагаю, берется иногда и выражение «противно разуму».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю