355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон (1) Локк » Опыт о человеческом разумении » Текст книги (страница 56)
Опыт о человеческом разумении
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:19

Текст книги "Опыт о человеческом разумении"


Автор книги: Джон (1) Локк


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 62 страниц)

«Все испытывайте, хорошего держитесь» 9 – таково божественное правило, указанное отцом света и истины, и трудно понять, каким иным путем можно прийти к истине и овладеть ею, если не копать и не разыскивать ее, как золото и скрытый клад. Но тот, кто делает это, должен выкопать много земли и мусора, прежде чем добудет чистый металл, который обычно бывает перемешан с песком, галькой и грязью; но золото тем не менее есть золото, и оно обогатит человека, который тратит усилия на то, чтобы найти и выделить его. Нет также никакой опасности, что он будет обманут этой смесью: у каждого человека есть пробный камень, если только он хочет пользоваться им, для отличения настоящего золота от того, что лишь блестит, истины – от ее видимости. И действительно, полезное применение этого пробного камня – нашего природного разума нарушается и вовсе оказывается бесплодным только из-за горделивой предвзятости, надменной самонадеянности и сужения умственного кругозора. Отсутствие упражнения, которое было бы обращено на весь объем постигаемых вещей, ослабляет и угашает в нас эту благородную способность. Проследите и посмотрите сами, не так ли обстоит дело. Деревенский поденщик обладает обыкновенно лишь незначительными крупицами знаний, потому что его идеи и понятия ограничены тесными рамками его убогого общения и труда; ремесленник провинциального городка стоит несколько выше его; носильщики и мастеровые больших городов превосходят обоих. Деревенский джентльмен, оставив латынь и ученость в университете, уезжает в свою родную усадьбу и приобщается к кругу своих соседей, людей одного с ним типа, которые находят удовольствие лишь в охоте и попойках; только в их кругу он

==207

и вращается, только с ними он и ведет беседы, и он не выносит общества, в котором говорят о чем-либо другом, кроме того, что подскажут вино и разгул. Подобный патриот, сформировавшийся столь счастливым способом совершенствования, не преминет, как мы видим, проявить себя выдающимися решениями в качестве судьи квартальных "10 ^ сессии , а также даст блестящие доказательства своего политического искусства, если сила его кошелька и партии выдвинет его на более заметное место. Для такого джентльмена, конечно, ординарный завсегдатай столичной кофейной – настоящий государственный человек, настолько же превосходящий его, насколько человек, бывающий в Уайтхолле п и при дворе, стоит выше обыкновенного лавочника.

Пойдем немного дальше. Вот человек, весь ушедший в скорлупу сектантского рвения и веры в непогрешимость своей секты и не желающий притронуться к книге или вступить в спор с кем-либо, склонным усомниться кое в чем из того, что для этого человека является священным. Другой смотрит на религиозные расхождения с беспристрастным и справедливым равнодушием и, вероятно, находит, что ни одна из [сект] не является во всем безупречной. Эти различные течения и системы созданы людьми и поэтому содержат в себе ошибки, так как людям свойственно ошибаться: и у тех людей, с которыми он расходится во взглядах и против которых он, пока у него не открылись глаза, питал общее предубеждение, он встречает теперь намного больше, чем он раньше знал или мог себе представить, такого, что говорит в их пользу. Кто же из этих двух будет с большей вероятностью судить правильно о наших религиозных разногласиях и окажется ближе к истине, к которой стремятся будто бы все? Все эти люди, которых я привел в виде примера и которые так неодинаково вооружены истиной и столь неодинаковы по уровню знания, обладают, как я думаю, одинаковыми природными способностями. Все различие между ними сводится к тому, что были различны по объему поля деятельности их разума, использовавшиеся для собирания сведений и насыщения мозга идеями, понятиями и наблюдениями, которыми занимался бы их ум и с помощью которых формировался бы их разум.

Мне могут возразить: «Кого же хватит на все это?» Я отвечу: таких людей больше, чем можно себе представить. Всякий знает, каково его настоящее дело и чего люди могут с основанием ожидать от него в связи с тем направлением, которое он дает своей личности. Он обнаружит, что

==208

у него будет достаточно времени и возможностей, чтобы запастись всем необходимым для соответствия этим ожиданиям, если только не захочет вследствие узости духа лишить себя тех вспомогательных средств, которые имеются под руками. Я не говорю, что, для того чтобы быть хорошим географом, нужно посетить каждую гору, каждую реку и каждый мыс и залив на всем пространстве земли, осмотреть здания и измерить земли, как будто собираясь сделать покупку. Однако всякий должен признать, что тот, кто часто путешествует по какой-либо стране и пересекает ее по всем направлениям, будет знать ее лучше, чем тот, кто, подобно лошади, вертящей жернова на мельнице, беспрестанно ходит по кругу или не покидает тесных пределов одного-двух полей, радующих его. Тот, кто запросит лучшие книги по каждой науке и познакомится с важнейшими авторами различных философских и религиозных направлений, убедится, что ознакомление с воззрениями человечества по самым важным и сложным вопросам вовсе не требует бесконечных трудов. Пусть он свободно упражняет свой разум и интеллект в таких широких границах, и его дух окрепнет, его восприимчивость расширится, способности усовершенствуются; и свет, который отдаленные и рассеянные части истины будут бросать одна на другую, настолько поможет его суждению, что он редко будет делать значительные ошибки и не упустит случая предъявить доказательство ясности мысли и обширности познаний. По крайней мере это единственный известный мне способ надлежащим образом усовершенствовать разум в полную меру его способностей и единственный способ отличить друг от друга две вещи (более разных вещей в мире я не знаю) : логика крючкотвора и разумного человека. Необходимо лишь, чтобы тот, кто желает дать такой размах своему уму и направить свои поиски истины во все стороны, непременно установил в своем уме определенные идеи всего, что занимает его мысль, и обо всем, что он получает от других – будь то из сочинений или бесед, судил самостоятельно и непредубежденно: не следует допускать, чтобы о красоте или безобразии чужого мнения мы судили, исходя из нашего уважения или предубеждения в отношении данного человека.

4. О практике и привычках. Мы рождаемся на свет со способностями и силами, позволяющими делать почти все,– во всяком случае, [эти способности] таковы, что могут повести нас дальше, чем можно себе легко представить; но только упражнение этих сил может сообщить нам

==209

умение и искусство в чем-либо и вести нас к совершенству. В хлебопашце средних лет едва ли возможно воспитать манеры и речь джентльмена, хотя его тело так же пропорционально сложено, его члены так же гибки и его природные способности нисколько не ниже. Ноги танцмейстера и пальцы музыканта производят правильные и восхищающие нас движения как бы естественно, без помощи мысли и без усилий. Предложите им поменяться ролями, и они тщетно будут стараться производить подобные же движения не приученными к ним членами, и потребуется продолжительное время и длительная практика, чтобы они смогли достигнуть хоть в некоторой степени должной ловкости. Какие невероятные, поразительные, на наш взгляд, телодвижения проделывают канатные плясуны и акробаты! Не только в этих, но почти во всех видах физического (manual) искусства разнообразные движения столь же удивительны: я называю здесь лишь такие случаи, которые люди отмечают как удивительные, ибо на этом основании они платят деньги за зрелище. Все эти движения, вызывающие удивление и недоступные, почти непостижимые для зрителей, в них не практиковавшихся, являются лишь простым результатом упражнения, усердия людей, чьи тела ничем особенным не отличаются от тел изумленных зрителей.

С душой (mind) дело обстоит так же, как с телом: практика делает ее тем, что она есть; и даже в отношении таких преимуществ, которые рассматриваются как природные дарования, мы при внимательном исследовании убедимся, что они в большой своей части являются продуктом упражнения и доведены до высокой степени развития только путем повторных действий. Одни люди отличаются способностью к веселой шутке, другие умением кстати рассказать анекдот или забавную историю. Люди склонны считать это чисто природным дарованием, тем более что это не приобретается посредством правил, и те, которые выделяются подобным даром, никогда не занимаются специальным изучением этого предмета как какого-то искусства, которому можно научиться. Но вместе с тем верно и то, что первая какая-нибудь удачная острота, кому-либо понравившаяся и доставившая ее автору похвалу, поощряет его к повторению, направляет его мысли и старания в эту сторону, так что в конце концов он незаметно приобретает в этом навык, сам не зная как; и то, что всецело приписывается природе, в гораздо большей мере оказывается результатом упражнения и практики. Я не отрицаю,

==210

что часто природные задатки дают первый толчок к этому, но без их применения и упражнения никогда далеко не уйдешь; только практика доводит духовные силы, как и физические, до совершенства. Немало подлинных поэтических дарований погребается под деловыми занятиями и никогда не приносит плодов, ибо не усовершенствуется. Мы видим, что манера разговаривать и рассуждать даже об одном и том же предмете неодинакова при дворе и в университете, и тот, кто пройдется только от Вестминстерхолла 12 до Биржи, найдет разницу в характере и манере разговора; между тем нельзя же думать, что все, кому выпала судьба работать в Сити, родились с одними способностями, а те, которые воспитывались в университете или юридических корпорациях, с другими.

Все это я говорю лишь с той целью, чтобы показать, что различия, которые можно наблюдать в разуме и способностях людей, обусловливаются не столько природными задатками, сколько приобретенными привычками. Смешон был бы тот человек, который задумал бы сделать хорошего танцора из деревенского работника, перевалившего за пятидесятилетний возраст; не больший успех будет иметь и тот, кто попытается заставить правильно рассуждать или красиво говорить человека того же возраста, никогда в этом не практиковавшегося, хотя бы перед ним выложили свод самых лучших правил логики и ораторского искусства. Никто еще ничему не научился, слушая или запоминая правила; практика должна укоренить привычку действовать, не думая о правилах; и вы так же мало можете надеяться с помощью лекции и инструкции по живописи и музыке экспромтом создать хорошего живописца и музыканта, как и создать последовательного мыслителя или строгого логика при помощи набора правил, показывающих ему, в чем заключается правильное рассуждение.

Так как дефекты и слабость человеческого разума, как и других способностей, проистекают от недостатка правильного использования наших духовных сил, то я склонен думать, что обычно неправильно вину приписывают природе и что часто, когда люди жалуются на недостаток способностей, причина между тем состоит в недостаточном их совершенствовании. Мы очень часто видим людей достаточно умелых и сообразительных в торговых делах, а если вы начнете рассуждать с ними о религии, они оказываются полными тупицами.

5. Идеи. Я не буду здесь, в рассуждении, посвященном правильному руководству разумом и его у совершенство ва-

==211

нию, повторять о необходимости иметь ясные и определенные идеи и именно их делать объектом мышления, а не поставленные вместо них звуки, а также о необходимости точно фиксировать значение слов, которыми мы пользуемся или для себя самих при наших изысканиях истины, или в рассуждениях о ней с другими. Об этих помехах нашему разуму при поисках знания я уже достаточно распространялся в другом месте 13, так что здесь нет надобности что-либо еще говорить об этом предмете.

6. Принципы. Есть другая ошибка, которая останавливает или сбивает с пути людей при усвоении знаний. О ней я также говорил 14; однако здесь необходимо еще раз на ней остановиться, с тем чтобы исследовать эту ошибку до конца и обнаружить ее источник. Ошибка эта заключается в привычке удовлетворяться принципами, которые не являются самоочевидными, а очень часто даже и верными. Встречаются нередко люди, которые в своих мнениях опираются на основания не более достоверные и не более прочные, чем те выводы, которые на них построены и приняты ради [оправдания] самих посылок. Вот примеры подобных оснований: основатели и руководители моей партии – хорошие люди, следовательно, доктрина их правильна; это мнение секты, которая заблуждается, следовательно, оно ложно; это давно принято людьми, следовательно, это правильно; или – это ново и, следовательно, ложно.

Эти и многие другие подобные положения, которые ни в коей мере не являются мерилами истины и лжи, большинство людей делает своими образцами, приучая свой разум судить на их основании. Не удивительно поэтому, что, привыкши определять истину или ложь с помощью таких неправильных мерил, они принимают заблуждение за достоверность и весьма категоричны в вещах, для суждения о которых у них нет никакого основания.

Всякий, кто претендует на обладание хотя бы крупицей разума, должен будет при проверке любой из этих ложных максим признать их несостоятельность. Да он бы и не принял их, если бы они были высказаны людьми, с которыми он расходится в образе мыслей. И тем не менее вы можете увидеть, что, даже убедившись в их несостоятельности, ими продолжают пользоваться и при ближайшем же случае снова строят свои рассуждения на тех же основаниях. Разве не возникает при этом мысль, что люди, которые руководствуются такими неправильными мерилами даже после того, как они убедились, что на них нельзя положиться, добровольно обманывают самих себя и вводят в за-

==212

блуждение свой собственный разум? Однако эти люди не так уж заслуживают порицания, как можно подумать с первого взгляда, ибо я думаю, что весьма многие рассуждают подобным образом вполне искренне и вовсе не с целью обманывать себя и других. Они убеждены в том, что говорят; они думают, что их мнение содержит истину, хотя в другом подобном же случае они убедились в обратном. Но люди были бы сами себе противны и их презирали бы другие, если бы они принимали мнения без всякого основания и держались таких мнений, в пользу которых они не могли бы привести никаких доводов. Наш ум должен иметь какое-либо основание – правильное или ложное, твердое или зыбкое, чтобы на него опираться; и, как я уже заметил в другом месте 15, он принимает какое-либо положение только после того, как тут же как можно скорее подыщет гипотезу, на которой можно было бы его обосновать: до тех пор он остается беспокойным и неуверенным. Так наши свойства располагают нас к тому, чтобы правильно пользоваться нашим разумом, если бы мы только хотели следовать склонностям нашей природы должным образом.

В некоторых важных вопросах, особенно религиозных, не позволительно всегда колебаться и сомневаться; люди должны принять и исповедовать те или другие догматы. И было бы постыдно, и, более того, было бы противоречием (слишком тягостным, чтобы чья-либо душа могла постоянно нести его бремя), если бы человек, искренне заявляющий о своей убежденности в истинности какой-либо религии, в то же время не умел бы привести никакого довода в пользу своей веры или высказать что-либо в доказательство преимущества данного мнения перед любым другим. Поэтому люди должны пользоваться теми или иными принципами; а такими принципами могут быть лишь те, которые они имеют и с которыми они умеют обращаться. Утверждать же, что у них нет искреннего убеждения в этих принципах, что они не опираются на принципы, которыми пользуются, значило бы вступать в противоречие с опытом и утверждать, что люди не заблуждаются, в то время как мы сами на это жалуемся.

Если так, возразят мне, то почему же люди не пользуются надежными и неоспоримыми принципами вместо того, чтобы опираться на такие основания, которые могут обмануть их и которые очевидным образом служат для подтверждения заблуждения в такой же мере, как и истины? На это я отвечу, что причина, по которой люди не пользуются лучшими и более надежными принципами,

==213

заключается в том, что они не умеют ими пользоваться. Но это неумение проистекает не от недостатка природных способностей (ибо тех немногих людей, которые страдают этим дефектом, следует оправдать), а от недостаточного их употребления и упражнения. Немного найдется людей, которые с юности приучились к строгому рассуждению, к тому, чтобы через длинную цепь выводов прослеживать зависимость истины от ее отдаленнейших принципов и придерживаться этой связи. И в том, что человек, не приученный частой практикой к такому применению своего разума, оказывается неспособным обратить свой ум на это в зрелом возрасте, так же мало удивительного, как и в том, что человек, никогда в том не практиковавшийся, не может сразу начать гравировать или рисовать, плясать на канате или писать красивым почерком.

Мало того, большинству людей это настолько чуждо, что они даже не замечают в себе этого недостатка; они выполняют обычное дело своей профессии, так сказать, механически, как они его заучили; а если они терпят когда-нибудь неудачу, то приписывают ее чему угодно, только не недостатку понимания или умения, так как в этом отношении они (не зная лучше ничего другого) считают себя безупречными. Если же интерес или прихоть привлекают их мысль к какой-либо теме, то и о ней они всегда рассуждают на свой лад; лучше или хуже, но это соответствует их привычкам, и это есть лучшее из того, что они знают. Поэтому, когда их манера рассуждать вводит их в ошибку, которая соответственным образом отражается на их делах, они приписывают это несчастному случаю или чужой ошибке, но отнюдь не тому, что у них самих не хватило понимания: этого никто в себе не замечает и на это никто не жалуется. [Считается], что неудачи в делах могут быть вызваны чем угодно, только не недостатком правильного мышления и суждения. Человек не видит в себе таких дефектов и уверен, что достаточно хорошо осуществляет свои планы по собственному разумению или по крайней мере осуществил бы их, если бы не возникшие на его несчастье препятствия, над которыми он не властен. Таким образом, удовлетворяясь этим неполным и весьма несовершенным применением своего разума, он никогда не затрудняет себя поисками методов усовершенствования своего ума и живет всю свою жизнь, не имея никакого представления о строгом рассуждении, построенном на непрерывной связи длинной цепи выводов из надежных исходных оснований – таких, которые необходимы для того, чтобы разобраться и уяснить

==214

большую часть тех спекулятивных истин, в которые большинство людей, как они сами признают, верят и в которых они в высшей степени заинтересованы. Я не буду здесь останавливаться на том, о чем я вскоре буду иметь повод поговорить со всей настойчивостью и обстоятельностью, а именно на том, что во многих случаях один ряд выводов не может привести к удовлетворительному результату, а приходится исследовать и сопоставлять много различных и противоположных дедукций, прежде чем удается составить правильное суждение по существу вопроса 16. Чего же можно ожидать от людей, которые никогда не видят надобности в такого рода рассуждениях, а если и видят, то не знают, как приступить к ним и как их выполнить? С таким же успехом вы можете предложить земледельцу, который еле знаком с цифрами и никогда не подсчитывал суммы из трехзначных чисел, чтобы он представил длинный коммерческий счет и подвел правильный итог.

Что же делать в таком случае? Я отвечаю: мы должны всегда помнить, что, как я уже говорил выше, наши душевные способности совершенствуются и делаются полезными для нас таким же способом, как и наши тела. Вы хотите, чтобы человек хорошо писал или рисовал, танцевал или фехтовал или выполнял искусно и легко какую-нибудь другую ручную работу? Какой бы силой и подвижностью, какой бы гибкостью и ловкостью он ни обладал от природы, никто не будет ожидать от него умения, если он не упражнялся в соответствующей работе и не затратил времени и труда на подготовку и приспособление своей руки или другого телесного органа к этим движениям. Так же обстоит и с душой: если вы хотите, чтобы человек хорошо рассуждал, вы должны приучать его с ранних лет упражнять свой ум в изучении связи идей и в прослеживании их последовательности. Ничто не способствует этому в большей степени, чем математика, которую поэтому должны, по моему мнению, изучать все, кто имеет время и возможность,– не столько для того, чтобы сделаться математиками, сколько для того, чтобы стать разумными существами, ибо хотя мы все называем себя разумными существами, потому что рождаемся способными стать таковыми, если захотим, однако мы можем по справедливости сказать, что природа закладывает в нас только задатки к этому. Мы родимся, с тем чтобы стать, если мы захотим, разумными существами, но только практика и упражнения делают нас таковыми, и мы действительно являемся таковыми лишь постольку, поскольку к этому привели усердие и прилежа-

==215

ние. И потому всякий, кто присмотрится к тому, какие заключения делают люди в непривычных для них областях мышления, должен будет убедиться, что не все они разумны.

Но это нелегко заметить, поскольку в своих частных делах каждый так или иначе мыслит, что достаточно для того, чтрбы назвать его разумным человеком. Но ошибка заключается в том, что тот, кто оказывается рассудительным в одном, признается таковым и во всем остальном, и думать или говорить иначе считается столь несправедливой обидой и столь бессмысленным осуждением, что никто не решается на это. Это похоже на унижение человека, умаление достоинства его природы. Правда, человек, который хорошо рассуждает о чем-либо одном, обладает умом, способным от природы и в других областях рассуждать хорошо с той же или, может быть, даже большей силой и ясностью, если бы только он соответственным образом применял свой разум. Но верно также и то, что, кто сегодня умеет хорошо рассуждать об одних предметах, тот вообще не в состоянии сегодня же рассуждать о других, хотя через год он, может быть, будет в состоянии это сделать. Однако в тех случаях, когда мыслительная способность изменяет человеку и не служит ему орудием рассуждения, мы не можем сказать о человеке, что он разумен, как бы он ни был способен стать таковым со временем и благодаря упражнению.

Попробуйте поговорить с людьми, получившими скудное и плохое образование, мысли которых никогда не шли дальше лопаты и плуга и которые не знали ничего, кроме обычной нудной работы поденщика. Попробуйте вывести мысли такого человека, привыкшего много лет двигаться по одной тропинке, из той узкой сферы, в которую они были заключены в течение всей его жизни, и вы убедитесь, что он не более способен рассуждать, чем почти полный кретин. В отношении большинства людей вы можете убедиться, что всеми их мыслями управляют одно-два правила, на которых непосредственно основываются их выводы, этими правилами, верными или ложными, они до сих пор руководствовались. Отнимите у них эти правила, и они совершенно растеряются: привычные компас и путеводная звезда потеряны, и разум их окажется в полном тупике. Поэтому такие люди или сейчас же возвращаются к своим старым максимам, которые для них являются основаниями всей истины, и не считаются ни с какими доводами, обнаруживающими их слабость; или же, если они отказываются от

==216

этих максим и изгоняют их из своего разума, они вместе с ними отказываются от всякой истины и дальнейшего исследования и решают, что такой вещи, как достоверность, вообще] не существует. Если же вы попытаетесь расширить их мысли и направить их на более отдаленные и надежные принципы, то они или затрудняются в усвоении этих принципов, или, если оказываются в состоянии их понять, не знают, как ими пользоваться; ибо они не имеют навыка [в построении] длинных дедукций из отдаленных принципов и не в состоянии с ними справиться.

Так что же, значит, разум взрослых людей никогда по может совершенствоваться или расширяться? Я не говорю этого; но вот что, мне думается, можно сказать: это недостижимо без усердия и прилежания, требующих больше времени и труда, чем могут этому уделить взрослые люди с определившимся укладом жизни; поэтому это очень редко делается. А это [положение о] способности достигать указанной цели только путем практики и упражнения возвращает нас к тому, что я установил раньше, а именно что только практика совершенствует наш ум так же, как и тело, и что мы должны ожидать чего-либо от нашего разума только в той мере, в какой он совершенствуется посредством привычки.

Не все жители Америки рождаются с худшими умственными способностями, чем европейцы, хотя мы видим, что никто из первых не достигает таких успехов в искусствах и науках. И среди детей бедного поселянина тот, кто благодаря счастливой случайности получил образование и вышел в люди, бесконечно превосходит способностями остальных, между тем как, если бы он оставался дома, эти способности по-прежнему были бы у него на таком же уровне, как и у его братьев.

Тот, кому приходится иметь дело с юными учащимися, особенно при занятиях математикой, может заметить, как постепенно раскрывается их ум, и именно только благодаря упражнению. Иногда они задерживаются надолго на каком-либо доказательстве, и не потому, что у них нет желания или прилежания, а потому, что они действительно не улавливают связи между двумя идеями, той связи, которая как нельзя более ясна тому, чей разум более изощрен упражнением. То же самое может быть и со взрослым человеком, начинающим изучать математику. Его разум вследствие недостатка упражнения часто становится в тупик перед любым простым вопросом; но он, который сейчас так затрудняется, после того как уяснит себе связь, сам

==217

удивляется, что, собственно, могло его остановить в столь простой вещи.

7. Математика. Я упомянул о математике как о способе приучить ум к точному и последовательному мышлению. Я не хотел этим сказать, что, по моему мнению, всем людям необходимо быть глубокими математиками; я лишь считаю, что, усвоив тот способ рассуждения, к которому неизбежно приобщает ум эта наука, люди способны будут переносить его в другие области знания, с которыми им придется иметь дело. Ибо при всякого рода рассуждении с каждым отдельным аргументом следует обращаться как с математическим доказательством: нужно прослеживать связь и зависимость идей, пока ум не доберется до источника, к которому они восходят, и пока он не будет способен обозревать всю цепь связей. Хотя при проверке вероятности одна такая последовательная связь еще недостаточна, чтобы служить для обоснования суждения, как [это было бы] в демонстративном знании.

Там, где истина устанавливается одним доказательством (by one demonstration), дальнейшего исследования не требуется. Но в тех случаях, когда мы имеем дело только с вероятностью и не существует доказательства для установления бесспорной истины, недостаточно проследить лишь один аргумент до его источника и рассмотреть его сильную и слабую стороны, но необходимо, исследовав таким путем все аргументы с обеих сторон, сопоставить их между собой, и, уже подведя итог, разум решит, какой вывод для него приемлем.

Этот способ рассуждения, к которому разум должен приучиться, настолько отличается от того, которым пользуются необразованные люди, что даже ученые иногда, видимо, имеют о нем весьма слабое представление или не имеют никакого. Оно и неудивительно, ибо приемы ведения диспутов в школах совершенно уводят от этого метода, сосредоточивая внимание на каком-нибудь частном аргументе, успехом которого определяется истина или ложь в обсуждаемом вопросе и устанавливается победа за оппонентом или его противником: это то же самое, что подводить баланс счета с помощью одной суммы, приписываемой или списываемой, когда есть сотня других, которые следовало бы принять в расчет.

Поэтому хорошо было бы приучить умы людей к вышеуказанному методу, и притом с ранних пор, для того чтобы они не строили своих мнений на одной какой-либо точке зрения, когда для получения цельной картины требуетс

==218

такое множество других, которые должны быть приняты в расчет прежде, чем можно составить правильное суждение. Это расширяло бы их ум и сообщало бы надлежащую свободу их разуму, что в свою очередь не давало бы им впадать в заблуждения, к которым приводят предубеждение, лень или поспешность; ибо никто, мне думается, не одобрит придания разуму такого направления, которое уводит его от истины, хотя бы оно и было самым модным и распространенным.

На это мне, пожалуй, возразят, что для того, чтобы управлять разумом таким образом, как я предлагаю, от каждого человека потребуется быть ученым, вооруженным всем арсеналом знания и изощренным во всех методах рассуждения. На это я отвечу, что людям, располагающим временем и средствами для достижения знания, стыдно не знать о тех вспомогательных средствах и той помощи для усовершенствования разума, которые можно использовать, а к этим именно людям – прошу это заметить – я здесь главным образом и обращаюсь. Мне думается, что те, кого усердие и способности предков избавили от необходимости постоянно гнуть спину, чтобы было чем наполнить желудки, должны отдавать часть своего досуга заботе о голове и расширять ум при помощи опытов и усилий во всех родах и предметах рассуждения. Я уже раньше упоминал о математических науках, из которых алгебра дает разуму новые вспомогательные средства и новые точки зрения. Если я рекомендую эти науки, то, как я уже сказал, не для того, чтобы сделать каждого человека основательным математиком или глубоким знатоком алгебры; я лишь считаю, что изучение их должно принести громадную пользу даже взрослым людям. Во-первых, убеждая людей на опыте, что для того, чтобы кто-либо научился правильно рассуждать, ему недостаточно только обладать способностями, которые его удовлетворяют и которые достаточно хорошо служат ему в обычных делах. Изучая эти науки, всякий увидит, что, какого бы высокого мнения он ни был о своем разуме, последний может изменить ему во многих вещах, и даже в самых простых. Это изучение отучает от того самомнения, которым отличается в этом отношении большинство людей, и люди не будут столь склонны думать, что их умы не нуждаются для своего расширения во вспомогательных средствах и что остроту и проницательность их разума нечем дополнить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю