Текст книги "Снежная королева"

Автор книги: Джоан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

– Да… секретарь Сайрус, – деревянным голосом ответил Гундалину. – Я действительно попал в плен, и эти бандиты… обращались со мной очень плохо… – Он потупился, страдая от устремленных на него упорных взглядов посетителей, и стиснул руки. – Если бы не эта девушка, я бы никогда не вернулся назад. Она спасла мне жизнь. – Он взял Мун за локоть и подтолкнул вперед. – Это Мун, Покорительница Зари, дочь Лета. – Взглядом он словно пытался объяснить Мун, какая это честь для нее – быть представленной столь высоким гостям. Мун улыбнулась ему и снова уставилась на Сайруса.

– Аборигенка? – слишком громко сказал полупьяный спикер. – Невежественная юная варварка спасает инспектора полиции, молодого технократа с Харему? Это вовсе не так забавно, Гундалину-эшкрад!

– Я и не пытался никого развеселить, – Гундалину поднял голову, тихий голос его звучал холодно. Джеруша попыталась предостеречь его взглядом, но он в ее сторону не смотрел. – Мун – вовсе не невежественная варварка. Она самая мудрая, самая благородная из всех здесь присутствующих! Она – сивилла! – Гундалину осторожно отогнул воротник ее туники, и она гордо вскинула голову: стала видна, полузажившая рана, видимо, нанесенная ножом, и татуировка в форме трилистника. Джеруша поморщилась. Боги, вот ты сам ее и выдал!

Застигнутые врасплох, высокопоставленные гости не сумели скрыть своего замешательства. Впрочем, спикер был настолько пьян, что оказался не способен не только уважительно, но и просто вежливо вести себя.

– Да разве это имеет значение на такой отсталой планете!.. Нарядите ее в красивое платье, назовите госпожой – все равно технократку вы из нее не сделаете! Сивилла – на этой планете!.. – спикер поперхнулся: кто-то сзади заставил его замолчать, шепнув ему прямо в ухо явно что-то не слишком приятное.

Джеруша не сводила с девушки глаз; она видела, как порозовели ее щеки – видимо, она понимала каждое слово. Она вдруг отодвинулась от Гундалину и, запинаясь, проговорила на сандхи:

– Я всего лишь сосуд, содержащий знания. Для знаний не важно, сколь бедна содержащая их чаша. Ведь мудрой меня делает мудрость тех, кто пьет из моей чаши. Глупцам же предсказатели кажутся глупцами и безумцами везде, где бы эти глупцы с ними ни встретились! – Джеруша вздрогнула: в голосе Мун слышалась откровенная насмешка.

Инопланетяне оживились; они были искренне поражены.

– Мы вовсе не хотели вас обидеть, – быстро сказал Сайрус, пытаясь восстановить мир. – На вашей планете вы считаетесь святой, а потому заслуживаете того же уважения и от нас. – Легкая виноватая улыбка промелькнула у него на губах. – Но где она выучила сандхи, комиссар?

– Это я ее научил, – сказал Гундалину, прежде чем Джеруша сумела подыскать нужный ответ, и обнял Мун за плечи, снова притянув ее к себе и словно пытаясь заслонить собой. – И при всем моем уважении к высокочтимому спикеру я вынужден заявить, что если бы Мун согласилась стать Гундалину-эшкрад, если бы она согласилась стать мне женою, то оказала бы честь всей моей семье!

На сей раз удивлению гостей не было конца; оно, пожалуй, даже граничило с ужасом. Джеруша не сводила с Гундалину глаз.

– …Отвратительно! – послышался чей-то женский голос.

– Гундалину-эшкрад, – Сайрус неловко попытался сменить тему, – я понимаю, вы подверглись тяжким испытаниям, так что…

Гундалину вздрогнул, чувствуя всеобщую недоброжелательность. Плечи его поникли, однако руки по-прежнему лежали на плечах Мун.

– Да, садху, вы правы, – сказал он извиняющимся тоном. – Но я не желаю слушать, как ее здесь оскорбляют. Она спасла мне жизнь.

– Разумеется. – Сайрус снова улыбнулся. – Но вы ведь не собираетесь жениться на ней?..

– Она любит другого. – Ответ Гундалину звучал так печально, что Мун вывернулась из-под его руки и заглянула ему в глаза.

– Значит, вы бы на ней женились? – снова пошел в атаку спикер. – Что ж, у вас и гордости совсем не осталось? Неужели вы настолько опустились, что не стыдясь говорите подобные вещи! Вы, самоубийца-неудачник! – Это слово в системе понятий Харему означало только одно: «трус».

Гундалину глубоко, со свистом вздохнул и закашлялся.

– Я хотел сохранить свою честь. Не моя вина, что я потерпел неудачу! – Он протянул вперед изрезанные руки.

– Вина всегда лежит на высокорожденном! – Это сказал кто-то из незнакомых Джеруше гостей. – Самоубийца-неудачник не заслуживает права жить дальше.

Достоинство Гундалину было смято, как щит, не выдержавший натиска противника. Он отшатнулся от сказавшего это и уцепился за край стола, словно каждое следующее слово могло сбить его с ног.

– Простите меня, садхану бхаи, за то… что я опозорил свой класс и свою семью. – Он не мог поднять глаз. – Я не заслуживаю ни вашего уважения, ни вашего присутствия здесь. Я заслужил лишь всеобщее порицание. Вы правы: после случившегося я ничуть не лучше раба, бессловесной скотины… – Руки у него дрожали; Джеруша быстро подошла к нему и успела вовремя подхватить, когда он потерял сознание.

– Что с вами, граждане? – бросила она презрительно, через плечо. – Что вам от него нужно? Неужели вы хотите, чтобы он снова вскрыл себе вены? Чтобы оставшаяся у него «честь» на глазах у вас утекла с кровью в эту раковину? – Она только рукой махнула. – Он же ваш соотечественник! Храбрый, порядочный офицер! Он прошел через все круги ада и оказался достаточно силен, чтобы выжить. А вы способны лишь сказать ему на это: «Лучше бы ты умер!»

– Вы родились не на Харему, комиссар, – тихо проговорил Сайрус. – Гундалину… он понимает… но вы, видимо, никогда не сумеете понять!

– Да уж, хвала богам! – Джеруша помогла Гундалину лечь, решив больше не обращать внимания на негодующих высоких гостей, гуськом направившихся к выходу. Она услышала лишь, как спикер громче остальных сказал что-то гнусное в адрес Гундалину, но поняла только последнее слово, обозначавшее самую низшую касту Харему. Гундалину скривился и судорожно сглотнул.

– Секретарь Сайрус! – воскликнула вдруг Мун. Джеруша не выдержала и все-таки отвернулась от Гундалину, чтобы, во-первых, посмотреть на девчонку, а во-вторых, дать Гундалину возможность взять себя в руки. Она видела, как Сайрус, замешкавшись на пороге, оглянулся, и как девушка с белым от сдерживаемого гнева лицом смотрит на него. Потом на лице ее отразились иные чувства.

– Я… я должна поговорить с вами.

Сайрус поднял брови, покосился на Гундалину.

– По-моему, и так уже сказано слишком много слов.

Мун решительно и упрямо помотала головой; ее вьющиеся светлые волосы рассыпались по спине.

– Это о… совсем другом человеке!

– Вы просите меня как сивилла?

Она снова помотала головой.

– Я прошу вас как ваша племянница! – Сайрус застыл на месте. Высокие гости и их охрана уже удалялись по коридору, смеясь и ворча по поводу происшедшего. Джеруша зажмурилась, почувствовав, как напрягся Гундалину. – Я хочу поговорить с вами о вашем сыне. Который родился на Тиамат после прошлого Фестиваля.

Глаза Сайруса подернулись странной дымкой, он коротко кивнул и жестом пригласил Мун в соседнюю комнату. Она последовала за ним, быстро оглянувшись на Гундалину, который не сводил с нее глаз. На лице его была написана полнейшая безнадежность.

– БиЗед… инспектор Гундалину! – Джеруша окликнула его нарочито резким тоном.

– Да, мэм? – Он тут же послушно повернулся к ней, однако внимание его было приковано к той двери, за которой исчезла Мун.

Джеруша колебалась.

– БиЗед… неужели ты… действительно влюблен в эту девушку?

Он судорожно сглотнул.

– А что если это так, комиссар? – сказал он чересчур спокойно. – Может быть, это вызовет скандал, но это не преступление!

– БиЗед, разве ты не понимаешь, кто она?

Он с виноватым видом вскинул голову, но не ответил.

– Ведь она – та самая девушка, которую мы с тобой потеряли из виду, когда пять лет назад пытались взять группу контрабандистов с Харему, – Джеруша поняла, что ему это известно, но все же надеялась, что сумеет убедить его. – Ей законом запрещено сюда возвращаться. Ее нужно немедленно депортировать.

– Комиссар, я не могу…

– Если ты действительно любишь ее, БиЗед, то это не такая уж сложная проблема. – Она ободряюще улыбнулась ему. – Женись на ней. Увези ее отсюда как свою жену.

– Не могу. – Он взял с подноса тонкий, как игла, зонд и попробовал его острие на ладони. Она торопливо продолжала:

– Ты же не допустишь, чтобы эти лицемерные снобы…

– Дело вовсе не в этом. – Лицо его окаменело. – И нам не стоит говорить так о вождях Гегемонии. У этих людей были все основания порицать меня.

Джеруша открыла было рот, потом снова закрыла.

– Мун никогда не выйдет за меня замуж. – Он положил зонд на место. – Она… хм, связана клятвой верности. – Он сказал это так, словно в глубине души все еще надеялся, что эта клятва недостаточно прочна. – Со своим двоюродным братом… который оказался сыном секретаря Сайруса… – Он снова недоверчиво посмотрел в сторону двери. – Она его любит. Все эти годы она пыталась попасть в Карбункул и отыскать его. – Он словно донесение читал. – Его имя Спаркс, Покоритель Зари.

– Спаркс?

– Вы его знаете?

– Да. И ты тоже. Мы его однажды спасли от работорговцев – помнишь, в тот самый день, когда ты в последний раз был во дворце? А потом его прибрала к рукам Ариенрод; и он стал одним из ее любимцев. И это его совершенно испортило.

Гундалину нахмурился:

– Тогда вполне возможно…

– Что?

– Мун считает, что Спаркс стал Звездным Быком.

– Звездным Быком? – Джеруша прикрыла глаза ладонью. – Да… да, действительно подходит. Благодарю вас, боги! И тебе тоже спасибо, БиЗед! – Она мрачно посмотрела на него. – Я все время пыталась выяснить, кто такой этот Звездный Бык, – он обвиняется в убийстве инопланетянина и участии в массовом истреблении меров.

– В убийстве? – Гундалину вскочил на ноги.

Она кивнула.

– Он убил диллипа – или позволил своим Гончим убить его. Я-то думала, что и Мун он тоже убил… впрочем, и диллипа достаточно! Что ж, теперь я знаю, где у Снежной королевы ахиллесова пята! – Значит, ты куда хуже, чем я думала, Спаркс, Покоритель Зари! Перед ней снова возник растерявшийся мальчишка со сломанной флейтой, потом – убийца в черном на фоне заваленного трупами пустынного берега… Никогда, даже в самых моих страшных снах, я и представить себе не могла, что ты падешь так низко… оказавшись так высоко.

– Я… обещал Мун, что мы непременно найдем его… поможем ему… Если сумеем. Смена Времен Года будет означать для него смерть.

– Ты так уверен? Значит, Мун все еще мечтает вернуть его – даже после того, что видела на том берегу? – Джеруша была потрясена: Спаркс был любовником обеих – и Ариенрод, и Мун… а Мун – это клон Ариенрод!..

– Откуда вы об этом знаете?

– Не имеет значения. – Джеруша бездумно потрогала какой-то медицинский прибор, присоединенный к сенсорным датчикам.

– Она говорит, что любит его по-прежнему. Ведь нельзя просто так взять и перестать любить – даже если прошло столько лет… Она, правда, не уверена, что он сохранил к ней прежние чувства. – Надежда вновь лучиком блеснула на его лице.

Неужели это все, что она хочет узнать?

– Я не могу позволить ей просто так затеряться в столице, БиЗед. – Джеруша покачала головой, коснулась бронзового галуна на своем воротнике. – Прости. Но я не могу этим рисковать.

– Я не понимаю… Она ведь не собирается никого заражать безумием. И я буду все время с ней, пока мы не отыщем Спаркса…

– А потом что?

Он поднял было руку, словно желая помешать ей задать этот вопрос, но рука бессильно упала.

– Не знаю… Смена Времен Года почти наступила, и, когда она произойдет, будет уже неважно, была ли Мун на другой планете. Детям Лета ненавистна даже сама мысль о подобных перемещениях. И потом, она ведь всего несколько недель провела на Харему. Разве это так страшно? Какой вред она может причинить?

– И ты еще спрашиваешь меня, какой вред может причинить сивилла такой планете, как Тиамат, если знает природу своих возможностей? – почти сердито спросила Джеруша. – Если нам удастся поймать Звездного Быка, она может разделить с ним только тюремную камеру. Поверь мне, лучше для всех, если она никогда больше с ним не встретится, никогда больше его не увидит.

– Я не могу поверить собственным ушам. Неужели это вы говорите, комиссар? – Слова падали точно камни – тяжелые от заключенного в них обвинения.

– А я не могу поверить в то, что утверждаешь ты; в то, что Мун якобы никакой угрозы не представляет! Что, черт поберите тобой случилось, БиЗед? – Не дави на меня, БиЗед. Будь хорошим полицейским и прими это как должное. Не вынуждай меня делать тебе больно!

– Ее судьба мне не безразлична. Кажется, этого уже достаточно… – Он закашлялся, схватившись за грудь.

– Это сильнее твоего долга перед законом?

– Она всего лишь невинная девочка с Летних островов! Почему, черт побери, мы не можем оставить ее в покое? – В голосе Гундалину звучала мука. Джеруша поняла, что он сам для себя неподкупный и непрощающий судья.

– Мун – не просто одна из дочерей Лета, БиЗед, – сказала она, помолчав. – Неужели ты никогда не замечал, как сильно она похожа на Ариенрод?

На лице Гундалину явственно написано было, что комиссар полиции ПалаТион сошла с ума.

– Я говорю совершенно серьезно, Гундалину! У меня есть все основания считать, что Снежная королева каким-то образом сумела вырастить свои клоны. И единственной причиной для этого могло быть только ее нежелание уступать власть. – Она рассказала ему все, что ей удалось узнать. – Ну вот, теперь ты понимаешь?.. Мун – сивилла. Я не могу позволить Ариенрод заполучить в свое распоряжение… такое… оружие! Снежная королева сделает все, чтобы на планете продолжала править Зима. – И сама будет продолжать уничтожать все, к чему ни прикоснется! – Однако я тоже постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы просто так ей это с рук не сошло. И я сделаю знания, заключенные в мозгу Мун, недостижимыми для Снежной королевы.

– Нет, я не могу этому поверить! – Гундалину замотал головой, и Джеруша поняла, что это действительно так. – Мун… Мун не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо встречал. В ней нет абсолютно ничего от Ариенрод! Она так искренне заботится обо всех, обо всем – и все в ней чувствуют только доброту. Если в человеке – мужчине или женщине – есть хоть искра порядочности, Мун разжигает из нее пламя. Ее все начинают любить… даже помимо собственной воли… – Он несколько растерянно улыбнулся.

Джеруша поморщилась:

– Ох, ради всех богов, БиЗед! Таких людей просто не бывает.

– Но она именно такая!

– Тогда мне лучше даже не смотреть на нее, не то еще поверю тебе, чего доброго. Верно говорят: «Любовь слепа». – Она сказала это мягко, с улыбкой, но тут же заметила, как он сердито поджал губы. – Давай пока не будем больше говорить на эту тему, БиЗед, ладно? Сейчас тебе нужен горячий обед и как следует выспаться, а потом – некоторое время, чтобы снова понять, что ты вернулся в тот мир, которому принадлежишь.

– Нечего заговаривать мне зубы! – Он стукнул кулаком прямо по подносу с инструментами; инструменты рассыпались с лязгом и звоном. Джеруша только присвистнула. – Я отлично понимаю, куда попал, и вовсе не чувствую, что это мой мир! Я, видимо, вообще не подхожу для роли полицейского инспектора, как и для роли представителя высшей человеческой расы на отсталой планете. Все, чего я сейчас хочу, это выполнить то единственное обещание, которое я все еще в состоянии сдержать, ибо оно дано тому единственному человеку; которому не безразлично, каков я. А вы пытаетесь доказать мне, что Мун – чудовище, что я обязан непременно помешать ей встретиться с тем, кто значит для нее все на свете, и именно тогда, когда она уже почти нашла его!

– Я всего лишь утверждаю, что твой долг офицера полиции – защищать Гегемонию. И это для тебя должно быть на первом месте. Ты не можешь изменять закон, согласно лишь своим собственным нуждам и вкусам. Этого быть не должно! – Мне следовало бы знать раньше.

– В таком случае я подаю в отставку!

– А я твоей отставки не принимаю. Ты не имеешь права предлагать мне это – ты слишком для меня важен. Мне нужны все мои люди, пока отсюда не улетит последний корабль. – Она понимала, что он снова поставил на карту значительно больше: не только свою карьеру, но и самоуважение, и, может быть, даже собственную жизнь. – БиЗед, послушай меня, пожалуйста. Ты ведь понимаешь, я не стала бы все это говорить тебе, если бы сама не была в этом уверена. Ариенрод очень опасна! – Она чудовище, страшная болезнь на теле здешнего мира! – Она представляет собой ужасную угрозу для Гегемонии, а это делает опасной и Мун. – Кто бы она ни была. – А Звездный Бык – просто убийца, даже если когда-то он был Спарксом, Покорителем Зари. И он убил по крайней мере тысячу меров! Подумай, Гундалину, подумай об этом! Ты отличный офицер, ты никогда не изменял своему долгу. И ты не оказываешь Мун доброй услуги, противопоставляя ее другим детям Лета. – Глаза Гундалину медленно прояснились. В них была отчетливо видна темная решимость. Останься на моей стороне, БиЗед!

В дверях вновь возникла Мун; она несколько раз оглянулась через плечо. Лицо ее пылало, в глазах светилось отчаяние. За ее спиной Сайрус удалялся в сторону вестибюля. Черт побери, только не сейчас, когда я уже почти одержала победу! Джеруша резко повернулась к Гундалину и с облегчением заметила, что выражение его лица ничуть не изменилось.

– БиЗед, – прошептала она, – тебе вовсе не обязательно делать это самому. Я прикажу кому-нибудь другому арестовать ее. Останься здесь, пусть тебя подлечат. Тебе нужно отдохнуть и…

– Я все сделаю сам. – Он говорил так, будто Джеруши вообще не существовало. Собирался с силами, чтобы выполнить свой долг. – Меня уже подлечили, комиссар. Я отлично себя чувствую. – На нее он не смотрел. – Я должен сам сделать это. И немедленно, иначе я могу передумать. – Веснушки светились, как звезды, почти белые на его смуглой коже.

Мун только посмотрела на него и застыла как вкопанная.

– БиЗед, что с тобой?

– Ты арестована, Мун, – тихо ответил ей Гундалину.

Глава 36

Мун скрючилась на самом краешке сиденья, уткнувшись носом в лобовое стекло. Авточелнок бесшумно выехал с территории космопорта. В салоне помимо них была еще горстка людей, в основном техников, едущих после работы в город, чтобы присоединиться к праздничным толпам. Карбункул! Вот она и достигла конца своего путешествия, которое было таким долгим и так дорого ей стоило. Она смотрела вперед, в непроглядную черноту за пульсирующими золотистыми кольцами сигнальных огней, которые каждый раз мигали, когда авточелнок иглой пересекал невидимую нить ограждения… Предана, всеми предана…

Мун в бессильной ярости ломала пальцы, чувствуя, как холодные наручники врезаются в запястья. Гундалину сидел рядом, но был теперь отделен от нее непреодолимой пропастью предательства и долга. Что эта женщина такое сказала ему? Или же он всегда собирался поступить именно так? Мун искоса глянула на него и резко отвернулась, заметив, что он потихоньку наблюдает за ней. Взгляд у него был совершенно несчастный, нежный, молящий – это был вовсе не тот железный инспектор Гундалину, с которым она с удовольствием сразилась бы, горя благородным гневом. Она не могла смотреть в его глаза, боясь, что утонет в собственной жалости, в воспоминаниях о том, как хорошо он понимал ее, о том, как глаза его ласкали ее лицо в предрассветных сумерках, как они горели желанием, но никогда ничего от нее не требовали… как она почти ответила на их призыв… почти…

Пусть страдает!.. Черт бы тебя побрал, обманщик, ублюдок! А я-то тебе доверяла! Как ты мог так со мной поступить! Ее голова ритмично стукалась о ветровое стекло, сердце стыло в отчаянии. Он вез ее в тюрьму; еще несколько дней, и ее навсегда увезут с Тиамат, навсегда сошлют на какую-нибудь забытую всеми богами планету. Ведь он тогда даже зачем-то солгал ПалаТион, сказав, что его уже вылечили и он может справиться сам. Она собственными ушами слышала, что он добровольно – добровольно! – вызвался доставить ее в тюрьму; а потом он, наверное, займется ловлей Спаркса, и после сурового приговора они и ее любимого сошлют – на такую планету, где сущий ад, где живут одни преступники… если, конечно, успеют вовремя его отыскать… А если не успеют?..

Она тогда все рассказала этому Сайрусу, стараясь не пробуждать в собственной душе ненависть к нему; она видела, как при воспоминаниях о тех давних временах посветлело его лицо, особенно когда она вспомнила о медали, на которой написано его имя… «Он никогда с ней не расставался; всегда хотел быть таким, как вы, хотел познать все тайны Вселенной…» Сайрус с тайным удовлетворением рассмеялся и пожелал узнать, где его сын пребывает сейчас и нельзя ли с ним встретиться. Она, поколебавшись, сказала, что он сможет легко отыскать Спаркса во дворце Снежной королевы. Сайрус, как и Спаркс, родился после визита членов Ассамблеи на планету Саматхе; позже, во время своего следующего визита туда, премьер-министр Ашвини встретился с сыном, к тому времени уже ставшим взрослым, и взял его с собой. Мун понимала, что Сайрус не может не думать об этом применительно к теперешней ситуации, и, горя надеждой и страхом, рассказала ему о Спарксе и обо всем остальном:

– …И Звездный Бык будет принесен в жертву вместе со Снежной королевой в самом конце Фестиваля – если кто-нибудь не спасет его! – Она понимала, что он потрясен, и изо всех сил старалась еще углубить произведенное впечатление. – Вы можете его спасти! Он внук премьер-министра и ваш сын; никто не осмелится казнить его, если вы прикажете!

Но Сайрус с горькой улыбкой лишь отступил от нее на несколько шагов.

– Мне очень жаль, Мун… племянница… Правда, жаль. Но я не могу помочь тебе. Как бы сильно я этого ни хотел… – Его пальцы дрожали. – Я ничего не могу здесь поделать. Мы всего лишь номинальные вожди Гегемонии, Мун! Игрушечные идолы, забава, порожденная архаическими представлениями. Мы не столько правим Гегемонией, сколько служим ее украшением. Для спасения Спаркса пришлось бы изменить сам принцип Смены Времен Года и связанный с этим древний ритуал, а он имеет слишком большое значение для Тиамат, чтобы я по своему желанию волен был уничтожить его. – Сайрус виновато опустил глаза.

– Но…

– Мне очень жаль. – Он вздохнул и пожал плечами. – Если я чем-то могу помочь в пределах своих личных возможностей, я непременно помогу, только свяжись со мной и вовремя дай знать. Но устроить чудо я не в силах… я бы даже и не знал, с какого конца за это приниматься. Лучше бы ты мне совсем ничего не рассказывала! – Он повернулся и пошел прочь, оставив ее в одиночестве.

В одиночестве… За всю свою жизнь Мун не испытывала подобного одиночества. Авточелнок замедлил ход, выехав после тоннеля на освещенную площадку и притормозив у остановки. Снаружи была видна огромная, построенная человеческими руками пещера и перед ней – широченная, ярко освещенная платформа. Стены пещеры были разрисованы светящимися красками – жестокое, бессмысленное напоминание о Фестивале и конце Зимы. Платформа была абсолютно пуста, если не считать трех отлично вооруженных охранников; лишние люди в космопорту были ни к чему. Итак, отсюда начинается Карбункул… Но Мун по-прежнему не имела ни малейшего представления о том, что же он такое.

Техники вылезли из машины, смеясь и подталкивая друг друга локтями; двое или трое быстро оглянулись на нее, прежде чем исчезнуть в глубине пещеры. Гундалину встал, тяжело закашлялся и жестом велел ей тоже встать и выйти на платформу. Мун двинулась следом за техниками, опустив голову и совершенно запутавшись в невероятном количестве вопросов, роившихся у нее в голове и оставшихся без ответа. На противоположном конце платформы были расположены лифты различных габаритов. Техники уже исчезли за дверями одного из них. Гундалину по-прежнему был в своем старом, покрытом пятнами крови плаще и чьем-то чужом шлеме, так что охранники изучали его полицейское удостоверение более тщательно, чем лицо преступницы, которую он сопровождал. То есть Мун.

Лифт летел все выше и выше, пока Мун не почувствовала, что пустые кишки начинают бунтовать против этого бесконечного подъема. Они не остановились ни разу. Шахта лифта проходила внутри одной из тех гигантских опор, на которых покоился Карбункул, и заканчивалась прямо в центре одного из нижних уровней города, среди разнообразных складских помещений, содержавших некогда товары со всех планет Гегемонии. Впрочем, теперь склады были практически пусты.

Наконец лифт остановился, дверцы открылись, и в кабину ворвались шум, пестрота толпы, пьянящее веселье карнавала, сперва даже оглушив их. Мужчины и женщины, танцуя, точно толпа развеселившихся дикарей, двигались по улице; звучала громкая веселая музыка; даже полупустые складские помещения были заполнены шумом, движением, многоцветьем одежд и лиц местных жителей и инопланетян. Мун отпрянула назад и заметила, что Гундалину тоже ошарашен. Какофония звуков оглушила их, придя на смену хрупкой тишине снегов.

Гундалину выругался на сандхи, первым нарушив молчание.

Потом за руку вытащил Мун из лифта, и дверцы сразу же снова закрылись. Они двинулись по самому краю беснующейся толпы мимо бесконечных складов туда, где начиналась запруженная народом Главная улица Карбункула. Наконец Гундалину остановился, обнаружив более или менее тихий уголок между двумя соседними зданиями. И решительно прижал Мун к стене.

– Послушай…

Она отвернулась. Она не желала видеть его лицо и пряталась за иные воспоминания и образы… Только не говори мне, что тебе жаль… только не говори!

– Мне очень жаль. Я вынужден был так поступить. – Он взял ее руку в свои. Большим пальцем нажал на плоский замок ее наручников, и они со щелчком раскрылись. Гундалину снял их с нее и отшвырнул прочь.

Мун, все еще не веря, долго смотрела на свои запястья, потом потрясла ими, чтобы разогнать кровь, подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Я думала… что…

– Это был единственно возможный способ добраться сюда, минуя службу безопасности, – тем более что комиссар ПалаТион тебя узнала. – Он покачал головой и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Святая Матерь, БиЗед!.. – Она глубоко вздохнула и всплеснула руками:

– Ты слишком хорошо лжешь!

Он криво усмехнулся.

– Ну, вот и конец карьеры полицейского инспектора по имени Гундалину. – Он стянул с головы чужой шлем, погладил его почти с нежностью. – Никому, кроме меня, не понять, что я больше не имею права носить его. – Голос Гундалину звучал хрипло. Он наклонился и положил шлем на тротуар.

– БиЗед, не обязательно ведь, чтобы кто-то об этом узнал. – Она, проникнувшись сочувствием, потянула его за рукав. – Неужели ты не можешь сказать, что я удрала от тебя в толпе?

Он выпрямился, рот – словно прорезь ножом, глаза – как угли; и она поняла, чего все это ему стоило.

– Комиссар ПалаТион сказала, что знает о Спарксе и что мы вряд ли сумели бы отыскать его во дворце, но он иногда посещает одну женщину по имени Фейт, Хрустальный Глаз, которая живет в Цитрусовой аллее. Это для начала уже очень неплохо. – Гундалину как бы отгородился сейчас от нее, от самого себя, отступив на нейтральную территорию. – По-моему, теперь нам можно идти, ничего не опасаясь: в такой толпе никто на нас и внимания не обратит. – Посмотрев на Мун, он вдруг нахмурился:

– Заплети косы. Так слишком похоже… в глаза бросается…

Она подчинилась, ничего не понимая.

– Держись за меня, постарайся ни в коем случае не отставать. Нам еще полгорода пройти нужно в этой толпе и все время вверх. – Он протянул ей свою здоровую руку, и она крепко ухватилась за нее.

Они пошли вверх по Главной улице, шалея от вызывающего, безудержного веселья, что царило в эти дни в Карбункуле. Жители Зимы праздновали наступление лета с каким-то веселым отчаянием; жители Лета приветствовали Смену Времен Года и начало своего правления на планете. Вид грубых башмаков, блестящих плащей из шкур морских животных, обветренных загорелых лиц – в столицу на Фестиваль съехалось множество островитян – вызывал в душе Мун тоску и одновременно страстное желание вновь стать такой, как они. Она заметила, что все время высматривает в толпе любимое, единственное лицо, и, наконец, ей попался на глаза высокий рыжеволосый парень в грубом плаще. Он шел спиной к ней и уже почти скрылся в толпе, когда она попыталась вырвать свою руку из руки Гундалину и броситься за ним вслед. Но Гундалину держал крепко и, молча покачав головой, потащил ее дальше, – вверх по улице, пока она не успокоилась и не поняла, что среди этого моря людей даже в непосредственной близости от них по крайней мере полсотни рыжеволосых сыновей Лета.

Продавцы громко расхваливали товар; люди, взявшись за руки и образовав огромные цепи, танцевали на самой улице и среди домов; уличные артисты и музыканты, взобравшись на ящики и лесенки, старались завоевать внимание прохожих. Была середина ночи, но, похоже, никто об этом даже не задумывался и не способен был отличить ночь от полудня. После прибытия, премьер-министра и по мере приближения Ночи Масок празднование должно было развиваться по нарастающей, приобретая поистине дикий разгул.

Лавочники-инопланетяне распродавали последние товары практически за бесценок, а то и просто раздавали их – сложенное в стопки белье и одежду, продукты, разные диковинки и экзотические вещицы – прямо в дверях лавок. ТОЛЬКО ЗАБЕРИТЕ ЭТО. Жители Зимы в причудливых маскарадных костюмах, на которые ушли километры тканей, похожие на своих древних тотемных покровителей, торжественно прогуливались по самой середине Главной улицы в холодном искусственном свете. Мун охнула, когда совсем рядом с ними взорвалась шутиха, а, придя в себя, написала в воздухе свое имя бенгальским огнем, невесть откуда взявшимся у нее в руке. Повсюду шли спортивные соревнования – прежде всего, в разных видах борьбы; а в боковых аллеях, где было потише и потемнее, спортивные бои порой заканчивались взрывами насилия. Мун пришлось даже отбиваться одной рукой – она так и не выпустила руку Гундалину – когда они попали в одну из подобных стычек, а инстинкт полицейского тут же повлек его в самую гущу драки. Однако патруль оказался неподалеку, так что Гундалину резко свернул за угол, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

Они поднимались все выше, и Мун чувствовала, как дух праздника, царящий на улицах, постепенно и ее заражает своим легкомысленным оптимизмом, внушая абсолютную уверенность в том, что она наконец достигла цели – это столица ее мира, это Карбункул, это место радости и невообразимых наслаждений. Она попала сюда вовремя, она успела до Смены Времен Года, теперь все сомнения позади, теперь возможно все… Она явилась сюда, чтобы найти Спаркса и изменить древний ритуал, и она непременно сделает это!