Текст книги "Без окон, без дверей"

Автор книги: Джо Шрайбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27

Соня впихнула Генри на заднее сиденье и осторожно, медленно поехала к «Фуско», чувствуя, как задние колеса скользят и елозят по плотному снегу. Видела в зеркале заднего обзора едущего следом Реда. Когда подъехала к бару, пристегнутый ремнем мальчик спал. Она дождалась, пока Ред подъедет и подойдет.

– Иди говори, а мы тут обождем.

Ред покорно кивнул и направился в бар, как на виселицу, видимо идеально усвоив такую привычку, просто живя в этом городе. Наблюдая за ним, Соня почуяла, как в душе шевельнулась искренняя симпатия, и постаралась ее подавить. Больше не надо никакой эмоциональной привязанности, тем более к женатому мужчине.

Иначе что дальше?

Генри уткнулся в грудь подбородком. Не особенно хочется везти его домой к Эрлу, хоть выбор сокращается с каждой минутой. Она снова позвонила Скотту, и на этот раз он ответил.

– Где ты? – спросила Соня.

– Дома… в Круглом доме. – Голос гулкий, хриплый, неузнаваемый. – В лесу, – сказал он и добавил: – Пишу.

Она выпалила, не успев удержаться:

– Я видела тебя у Колетты.

Последовало долгое глубокое молчание.

– Как… – Скотт умолк. – Ты была за окном? Подглядывала за нами?

– А ты что там делал?

Он не ответил. Оба целую минуту молчали. В долгом молчании Соня увидела головокружительное совпадение прошлого с настоящим, будто они толкуют о том, что было шестнадцать лет назад, когда она его видела в окне Колетты. Возникло тревожное ощущение, что и он это видит, они оба попали в одну хронологическую червоточину, вернувшись в тот день, перед выпускным вечером. Снег залепил лобовое стекло, на время затмив улицу. Время вертится назад в Милберне, штат Нью-Гэмпшир. Если не проследить, сам закрутишься вместе с ним.

Соня заговорила первой:

– Я… Реда искала. Кое-что случилось.

– Что?

Вспомнив о мальчике, она понизила голос:

– Оуэн оставил Генри в фургоне, пошел в бар, напился, Генри убежал. Мы нашли его в старом кинотеатре «Бижу», где идет реконструкция.

– Он был внутри?С ним все в порядке?

– Сейчас все хорошо, – ответила Соня. – Только я сегодня не хочу отправлять его домой с Оуэном.

– Может, мне приехать, забрать его?

Она что-то заметила краем глаза, оглянулась, увидела, как дверь бара открылась, в ней замаячил Ред, топчась в заснеженных ботинках.

– Минуточку. – Соня зажала пальцем крошечный микрофон сотовой трубки, дождалась, пока Ред подойдет, опустила стекло. – Ну?

– Оуэн намертво отключился, – сообщил он. – Я разговаривал с человеком в полной коме. Лиза попросила парней оттащить его в подсобку проспаться. – Он покачал головой. – Я с ним утром побеседую.

– Еду, – сказал в трубке голос Скотта, когда Ред повернулся и пошел прочь.

– Постой. – Видя сквозь шторы происходившее вечером в доме Макгуайров, Соня побаивалась отдавать мальчика Скотту. Голос у него сдавленный, механический, будто читает текст с одному ему видимых шпаргалок.

– В чем дело? – спросил он.

– Похоже, Оуэн пьян до бесчувствия.

– Черт возьми! – Скотт издал звериное рычание, которого она никогда от него не слышала.

– Подожди, ты уверен…

– Это мой племянник.

– Он со мной, – сказала Соня. – Я его к тебе привезу.

– Знаешь, как доехать?

– Я была там с тобой в первый раз. Помнишь?

– Ох, правда. – Он беззвучно рассмеялся, скорее, нервно фыркнул, напряжение в тоне исчезло. – Извини. Не пойму, что со мной. Действительно не хочешь, чтобы я приехал? Я не против.

– Сейчас я его привезу. Тогда и поговорим.

– Отлично, – сказал Скотт. – Жду.

Глава 28

Вернувшись от Колетты, Скотт вовсе не собирался писать. Было поздно, головная боль превратилась в редчайшее галлюциногенное чудо вроде религиозного транса, описанного Достоевским, который переживал его, видя образ Бога. Возможно, не мигрень – мигреней у него никогда не бывало, – но похоже на то. В любом случае надо принять ибупрофен, лечь в темной комнате с влажным полотенцем на глазах, ждать, когда пройдет.

Но как только он вошел в Круглый дом, боль улетучилась.

Дом словно проглотил ее. Вместо этого родилась мысль о новом эпизоде в «Черном крыле» – идея снова без всяких усилий полностью сформировалась в сознании. Так творят настоящие писатели? Может быть, иногда просто везет. Или правы те, кто говорит, что хорошая литература рождается в муках.

Окончательно отказавшись от ибупрофена, Скотт включил компьютер, не позаботившись о свете, уселся на табуретку и начал писать.

Глава 21

Шериф знал.

Фэрклот откуда-то знал, что он знает. Представитель закона вежливо, но пытливо расспрашивал об отсутствующей Морин, сменил тему и снова вернулся к ней с преувеличенной небрежностью. Старался поймать Фэрклота на лжи.

Шериф – дружелюбный и веселый парень по имени Дэйв Вуд – заглянул полчаса назад. Беседа началась на пороге, через пару минут Фэрклот пригласил его на кухню выпить чашку кофе. Шериф Вуд восхищался размерами дома, коридорами без углов, внушающими любопытное ощущение движения, даже когда стоишь на месте. Не тревожит ли это иногда хозяина? Нет, каждую минуту искренне радует.

Он услужливо повел представителя закона на обзорную экскурсию, показал все боковые комнатки и коридоры, двигаясь по часовой стрелке по первому этажу.

В столовой решил его убить.

– Да, вот это дом так дом, – проговорил Вуд в пустую чашку и поднял голову. – Во всем доме ни одного угла.

– Верно, – подтвердил Фэрклот. – Даже электрические розетки скругленные. Наверняка специально заказаны.

– Могу поспорить, наверху еще много комнат.

– Конечно, – кивнул Фэрклот. – Больше, чем нам нужно. Дом большой, – фыркнул он. – Кое-куда я еще не заглядывал.

Оба рассмеялись, потом шериф посмотрел на него. Лицо его было спокойным и лишенным всякого выражения.

– Где она, Карл?

– Прошу прощения, не понял?

– Жена твоя где?

Фэрклот улыбнулся.

– Не наверху.

– Нет?

– Нет. – Он позволил себе улыбнуться еще шире. – Я ее в крыло унес.

– В какое крыло? – нахмурился шериф и шевельнул губами, готовясь к вопросу, а Фэрклот взмахнул

– Скотт!

Он вздрогнул, резко глянул через плечо, чуть не вывихнув шею. В коридоре слышались шаги. Сняв с колен ноутбук и поднявшись, Скотт увидел в дальнем конце коридора Соню с тюком в руках. Тюком был Генри.

– Ты меня испугала.

– Стучала, а ты не ответил.

– Дом большой. – Он сообразил, что повторяет строчки рассказа, реплику Фэрклота, адресованную шерифу. – Я… работал. – Хотел улыбнуться и отказался от попытки, догадавшись, что это смешно. – Хорошо идет.

Соня смотрела на него, как бы ожидая разрешения подойти ближе. Генри застонал, заворочался в ее объятиях, вцепился во сне пальчиками в пальто, как ищущий мать младенец.

Скотт постарался, чтобы голос звучал нормально.

– Спасибо, что привезла его. Как он?

– Все в порядке. Хорошо бы накормить и положить в горячую ванну, но можно обождать до утра.

Он с улыбкой кивнул. Так все делают, когда соглашаются, – кивают с улыбкой. Нормальные привычки медленно возвращаются.

– Слушай, я в самом деле очень благодарен. Давай. – Потянулся к племяннику, видя, что она не хочет отдавать ребенка. – У меня есть надувной матрас, спальный мешок… – Пошел в столовую, уложил Генри, с чем-то боровшегося на низших уровнях сна. – Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

– Слушай, – сказал Скотт, – я хочу сказать, что у Колетты…

– Это меня не касается.

– Она раздобыла фильм, который мой внучатный дядя Бутч показывал в «Бижу» в день пожара. Его нашли на пожарище. Собственно, Оуэн нашел. Я ничего не понимаю… – В глаза попал свет компьютерного монитора, чисто-голубой ожидающий прямоугольник, пруд, приглашающий в него нырнуть. – Не когда-нибудь, а именно сегодня.

Соня все смотрела на Генри, мгновенно заснувшего на надувном матрасе.

– Его Ред отыскал.

– Футболист Ред Фонтана?

– Он руководит реконструкцией. Это проект Макгуайров, поэтому…

– Ясно, ясно, понял. – Нестерпимо хочется продолжить эпизод. Кажется, будто Фэрклот здесь, застыл, занеся кружку над головой шерифа, дожидаясь момента…

– Скотт!

– А?

– Что с тобой?

– Ничего. А что?

– Ты глаз не сводишь с монитора. Как будто тебя вообще здесь нет.

– А где я?

Она бросила взгляд на компьютер.

– Соня… – Он не успел сдержать сухой усталый смешок, который ее удивил, испугал. – Прости мою рассеянность… Просто… если б ты знала, какой выдался день…

Она подошла ближе, загородив собой монитор.

– Ты получил лекарство в аптеке?

– Уверяю тебя, без него обойдусь. – Скотт чуть не растолковал, каким образом преодолел головную боль и электричество в черепе, но для этого надо было бы сперва объяснить боль и шоковые разряды, чего определенно делать не следует. – Гораздо лучше от него не зависеть. Смотри. – Он повернулся лицом к ней и вытянул абсолютно не дрожавшие руки, как будто это что-то доказывало. – Позволь мне дописать эпизод. Потом обязательно поговорим, обещаю.

Соня смотрела на него, как на незнакомца.

– Конечно. Как скажешь, – с полным равнодушием сказала она.

Глава 29

Шериф нахмурился и шевельнул губами, готовясь к вопросу, а Фэрклот взмахнул кружкой и хрястнул его по голове. Ручка отломилась, славный парень Дэйв Вуд изумленно взглянул на него, как бы спрашивая: «Неужели ты это сделал? Неужели?»

Фэрклот удивился и одновременно обрадовался такой бурной реакции. Вцепился в шерифское горло, стиснул, нащупал большими пальцами шейные позвонки. Дэйв с легким вздохом упал на колени, повалился на бок. Из угла рта вытекла струйка крови. Но Фэрклот еще слышал, что он дышит, пытается дышать.

Звук дыхания ошеломил его на секунду, он опустил глаза, не поверив глазам. Что его обуяло? Он совершил убийство, но он не убийца. Нормальный человек в экстремальной ситуации. Был на войне, вернулся домой героем. Женился, накопил деньги в банке. Надеялся вернуться в колледж, открыть свое дело. И вот теперь все планы разбились, виновник этого лежит перед ним на полу. Господи помилуй, что он вообще здесь делает?

На него взглянули остекленевшие глаза шерифа, губы зашевелились, желая заговорить. Фэрклот услыхал хриплый шепот:

– …не поздно… помоги… в больницу…

Он наклонился, схватил полицейского за руку, замер, слыша какой-то скрип и шорох в углу столовой.

Поднял голову, увидел девочку в голубом, стоявшую на входе в черное крыло. Девочка была не одна. Позади нее высокий мужчина в черном костюме. Отец.

Оба одинаково улыбались.

И Фэрклот улыбнулся в ответ. Он все понял.

– …врача… – слабо пробормотал шериф.

С той же улыбкой Фэрклот взял кофейную кружку с отбитой ручкой и ударил его в лицо. Что-то треснуло, только не кружка. Шериф чуть слышно пискнул. Фэрклот бил вновь и вновь, пока кружка в руках окончательно не разбилась. Уставшая рука болела, хотя он хорошо себя чувствовал, будто сделал в три этапа полезное дело, скажем собрал в кучу червей-древоточцев, задавил, потом сжег. Тяжкий труд – сам по себе награда, говорил отец. Фэрклот до сих пор не совсем понимал, что это означает.

Осмотрел свои ладони, забрызганные

Скотт остановился. Он работал очень быстро, спеша поймать слова. Остановился, когда кончики пальцев прилипли к клавишам, потрясенный оборотом, который приобрел сюжет, и уставился на клавиатуру.

Она сплошь окрашена кровью.

Почти на каждой клавише липкие алые завитки, мазки, пятна. Будто мышку окунули в красную краску и она проехалась в пляске по горизонтальной поверхности ноутбука.

Скотт вдохнул, задержал дыхание, досчитал до пяти, сказал себе сознательно, целенаправленно: «Ничего подобного. Сейчас переверну руки, увижу чистые ладони, посмотрю и увижу чистую клавиатуру. Возможен провал в памяти».

Только не было никакого провала.

Перевернул руки.

Ладони в крови.

Он сидел неподвижно, терпеливо на них глядя, ожидая исчезновения иллюзии. Так и следует поступать при обмане зрения и при фокусах воображения, правда? Надо ждать, пока развеются. Потому что, если не развеются, значит…

Либо это реально, либо ты сумасшедший. Либо то и другое.

Но чем дольше он смотрел на руки, тем реальнее становилась иллюзия – если это иллюзия. В данный момент реально чувствуется, как кровь сохнет на перепонках между пальцами, склеивает линии на ладонях. Хуже того, суставы саднят и горят, рука устала – одна правая. Усталость докатилась до плеча, разлилась в спинных мышцах с правой стороны. Недавно правая рука сделала что-то страшное и опасное. Может, дрова колола, многократно замахивалась и разогрелась или…

– Скотт!..

Он перевел взгляд с открытых ладоней на Соню. Она растерянно смотрела на него.

Скотт плотно закрыл глаза руками. В самостоятельно сотворенной тьме слышал, как она приблизилась, прикоснулась к плечу. Комната сжалась, свернулась в водовороте повышенного давления. Он плавал в пустоте целую вечность, а потом услыхал ее голос:

– Что ты сказал?

Он опустил руки, открыл глаза, посмотрел: пальцы и ладони чистые. Разумеется. Всегда были чистыми.

– Ты сказал: «Я всех убил».

Скотт открыл рот и снова закрыл. Горло перехватило.

– Онубил. Это он всех убил.

– Кто?

– Не знаю.

Соня коснулась его щеки.

– Ты болен?

Он посмотрел на мальчика на надувном матрасе. Спящая фигурка принесла неописуемое облегчение. Зрачки метнулись к окну, заметив что-то на долю секунды шевельнувшееся на стене.

– Что это?

– Снег, – тихо ответила Соня, уходя из дома. – Опять снег пошел.

– Куда ты?

– Посмотрю на машину. И сразу вернусь.

Провожая ее до прихожей, Скотт поймал себя на том, что проводит рукой по стене, по скругленным углам, которые не позволяют сказать, где находится выход. Оштукатуренные стены выпучились наружу, не имея ни границ, ни четких очертаний, безмолвно изображая живую ткань. Они, безусловно, сильнее округлились с тех пор, как он впервые вошел в Круглый дом.

И всех убил.

Глава 30

– Машина погребена, – сообщила Соня, вернувшись в дом. Волосы, плечи, обувь словно обсыпаны белым порошком. – На дороге наверняка еще хуже. – Она оглянулась на дверь столовой, где спал Генри. – Пожалуй, ночевать останусь.

– Отлично, – сказал Скотт без особого энтузиазма. Он только что вернулся с кухни, прихлебывая горячий чай с лимоном из кружки в трясущихся руках. Надеялся успокоить нервы, крепко ее стиснув, а вышло наоборот, кружка ходуном ходила, чай чуть не выплескивался на костяшки. – Наверху есть кровать. Я ею еще не пользовался.

– Может, где-нибудь внизу есть диван? Не особенно хочется спать на старой кровати. Кто знает, когда в последний раз белье меняли.

Рассмотрев несуществующие альтернативы, Соня заползла под расстегнутый спальный мешок рядом с Генри. Скотт выключил свет, оставив лампу в коридоре, вернулся на табурет к ноутбуку. Чувствовал, что Соня наблюдает за ним в голубоватом свете монитора.

– Скотт!

– Что?

– Позволь спросить: что происходит?

Он поднял глаза.

– В каком смысле?

– Что с тобой сегодня?

Он помолчал и тряхнул головой.

– Сам не знаю. Может, заболеваю. Лихорадка или еще что-нибудь. – Сказав это вслух, он почувствовал себя получше и вспомнил слова матери: «Притворяйся, пока не получится по-настоящему». – Ничего страшного.

– Потому что я думаю… вдруг ты перенапрягся, работая над книгой. Если тебе так тяжело, дело того не стоит.

– Ты же хотела, чтобы я ее дописал, – сказал Скотт. – Думал, обрадуешься.

– Я не радуюсь, видя тебя в таком состоянии.

– Со мной все в порядке, – заверил он. – Правда.

– Знаешь, я видела кадры, которые она тебе показывала.

Он старался ее разглядеть и не смог в темной комнате, даже в свете монитора.

– Там этот самый дом снят, да?

– Угу, – промычал Скотт, крепче сжав кружку.

– И он тоже здесь жил? Внучатный дядя Бутч?

– Не знаю.

– Скотт!

– А?

– Мне привиделось или углы…

Она не договорила, а он не ответил. Уставился в углы, вспоминая, как Соня однажды сказала, что они в снах не сходятся. Где-то часы тикают. Раньше тикали? Возможно, но вряд ли. Сосредоточился на тихих размеренных звуках, ровных, постоянных. Они должны подбадривать, но не подбадривают, напоминая терпеливый стук пальца в оконное стекло, повторяющийся снова и снова.

– Я кое-что видела, – сказала Соня другим, молодым голосом.

Скотт оглянулся:

– Что?

– В фильме, который ты смотрел у Колетты. Мужчина в черном… Очень глупо, только он точно смотрел на меня в окно с экрана.

– Смотрел?

Соня кивнула:

– Перед тем, как я убежала. Клянусь, прямо в глаза посмотрел. – Она сморгнула. – Я с ума сошла, да?

Скотт направился к надувному матрасу, лег с ее стороны. Она спиной прижалась к нему, чуть дрожа, еще холодные после недавнего выхода из дома волосы скользнули по его щеке. На другом краю Генри застонал во сне.

– Думаешь, с ним ничего не случится?

– В психическом смысле, ты хочешь сказать? По-моему, ничего.

Соня, видимо, не совсем удовлетворилась ответом, задержала дыхание, потом медленно выдохнула, как бы сдавшись.

– Он должен жить с тобой.

– Это не мне решать.

– Возможно, тебе.

– Что ты предлагаешь?

– Генри славный мальчик, – сказала она, – мозги у него хорошие. Но если надолго оставить его с Оуэном, он превратится в Оуэна. Тебе это известно не хуже, чем мне.

– Ну и что я должен сделать? – спросил Скотт. – Обратиться в социальную службу? Нанять адвоката? Выступить в суде против родного брата?

– Может, я знаю Оуэна лучше, чем ты. – Голос Сони шел откуда-то издалека. – Знаю, что Генри пробуждает в нем лучшие качества. Но ребенок заслуживает большего.

– Он не мой сын, – сказал Скотт. – Не мой, как бы мне этого ни хотелось.

– Да, – сказала она, и они долго лежали, не говоря ни слова. Ее дыхание стало глубже, ровнее, он решил, что она заснула, но Соня снова заговорила: – Знаешь, мы впервые по-настоящему проводим ночь вместе.

Скотт кивнул – хоть она его не видит, наверняка почувствует движение головы. Хорошо бы разглядеть ее лицо. Что-то в голосе, в интонациях и модуляциях напоминает о девочке, с которой он расстался. Почти не удивился бы, видя лежащую рядом с ним в темноте шестнадцатилетнюю Соню.

– Я еще не согрелась. – Она сонно перевернулась, вытянулась и уткнулась лицом ему в грудь.

Скотт поцеловал ее в лоб, она крепко прижалась к нему, задрожала и оттолкнула:

– Не хочу тебя разочаровывать. Я ни к чему такому пока не готова.

– Я тоже. Даже не думал.

– Врешь.

– Серьезно. Вдобавок, если ты не заметила, с нами в постели ребенок.

– В постели? – рассмеялась она.

– На надувном матрасе… Он наверняка сдуется. В любом случае мне писать надо.

– Правильно. – Смех вновь растаял слабым эхом. – Говоришь, как настоящий… – Последнее слово заглохло где-то в волосах и подушке. Не похоже на «писатель». Скорее всего, «Маст».

Скотт по-прежнему держал Соню в объятиях. Со временем ее дыхание выровнялось, углубилось, стало ритмичным, тогда он встал, понес ноутбук на кухню, включил свет. Подумал выпить джина и предпочел бутылку воды. Лучше, чтоб голова была чистая, насколько позволит дом, если позволит.

Что? Что ты делаешь и зачем, если на то пошло? Не приписываешь ли при этом архитектурной постройке чисто антропоморфные свойства?

Сначала ответим на легкий вопрос. Он собрался закончить отцовский рассказ. Конец близится, до него всего миля. В центре событий Фэрклот и девочка в голубом. Чем слабее становится клубок здравомыслия Фэрклота, тем больше силы набирает призрак. Со временем, на грани безумия, он осознает, что его пришествие в этот дом не случайность, а следствие – неизбежная причина и следствие готики Новой Англии. Двенадцатилетняя Розмари провела последние страшные дни здесь, в черном крыле Круглого дома, причем Фэрклот к этому как-то причастен. Как? Розмари умерла в восемьсот восьмидесятых годах, а действие рассказа разворачивается в девятьсот сороковых. Согласно хронологии, Фэрклот появился на свет лет через сорок после ее смерти. А отец Розмари? Какова его роль?

Скотт захлопнул крышку ноутбука.

И увидел.

Розмари Карвер стоит в кухонной двери, наблюдает за ним. Свет освещает бледное восковое лицо, съеденное и истаявшее до костей. В ней нет ничего призрачного и иллюзорного, нельзя назвать ее «призраком» в каком-либо традиционном смысле. Она стоит перед глазами, обладает массой, объемом, запахом – тем самым землистым кисловатым запахом, который шел от Генри, когда он якобы лежал рядом со Скоттом на надувном матрасе, а в действительности играл в другом конце комнаты.

Первая сознательная мысль подсказала, что тело Розмари продолжало расти после смерти, кости вывихнулись и искривились в тесной могиле. Остатки голубого платья повисли лоскутами отслоившейся кожи. Она побрела через кухню, и Скотт диагностировал деформацию таза, слыша скрип и скрежет сломанных костей в пересохших суставах.

Можно закрыть глаза. Когда открою, ее не будет.

Глаза не закрылись.

Девочка с неуклюжей легкостью ускорила шаг. Слышен скрип половиц у нее под ногами, чувствуется, как перед ней расступается спертый, застывший воздух. Она приближалась, заполняя поле зрения, загораживая все остальное. Запах стал совсем нехорошим, сильным, всепроникающим запахом человеческих останков и могильной земли, заполнил рот, ноздри, вызвал тошноту. Вскоре она будет так близко, что холодное лицо прильнет к его лицу, как глина. Поцелует ли он тонкие ледяные губы? Возникла жуткая уверенность, что поцелует.

Все тело Скотта наполнилось воплем, который он физически не мог издать, точно так, как не мог ни на шаг отступить. Она шагнула прямо к нему.

Когда он поднял глаза, девочки не было.