Текст книги "Мольба Мариам"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 7

Король Мухаммед Захир-шах пришел к власти 8 ноября 1933 года, в тот самый день, когда его отец король Надир-шах был убит в школе, где он вручал награды. Захиру было всего девятнадцать лет, но его сразу же провозгласили королем, когда ему принесли присягу три его дяди и влиятельные племенные вожди. Захир-шах мудро правил Афганистаном в течение сорока лет. Он правил, когда я родилась, обеспечивая Афганистану один из самых длительных периодов относительного мира и процветания. Однако все это благоденствие закончилось 17 июля 1973 года, когда мне было всего двенадцать лет.

Я хорошо помню этот день. Папа был в России. Стояло раннее утро, и я собиралась в школу. Внезапно в дверь позвонили, и, когда мама открыла дверь, за ней оказался мой наставник.

Он стоял, высоко подняв голову и гордо расправив плечи, так что казался выше, чем обычно. Он вошел в дом и объявил:

– Сегодня самый счастливый день для всего Афганистана. Эпоха монархии закончилась. Мы обрели президента. Его зовут Дауд-хан.

На маму это не произвело никакого впечатления. Она поджала губы и простодушно спросила:

– А чем он отличается от предшествующих? Он приходится двоюродным братом нашему королю. То же дерьмо, только пахнет иначе.

Мой наставник был потрясен проявленным мамой отсутствием уважения к новому главе государства.

– Я больше не являюсь наставником вашей дочери, – заявил он. – Я записался в армию.

Мама наградила его брезгливым взглядом, словно перед ней оказалась тарелка с протухшим мясом.

– Люди предполагают, а Аллах располагает, – промолвила она.

Наставник по-военному развернулся, что-то пробормотал и вышел из дома.

Радуясь тому, что не пойду в школу, я принялась, подпрыгивая, носиться по дому и кричать:

– Школе нет! Война приближается!

Однако не в мамином характере было манкировать образованием дочерей. Даже государственный переворот не мог изменить ее позицию.

– Нравится тебе это или нет, Мариам, но ты идешь в школу, невзирая на все перевороты.

Поэтому и в этот день в нашей обычной жизни ничего не изменилось. Я оделась, собрала учебники, и мы вышли к машине, чтобы отправиться в школу. Наш путь пролегал мимо дворца, где мы увидели президента Дауда, который стоял на улице, приветствуя доброжелателей. Мама приказала водителю остановиться, чтобы мы получше могли разглядеть человека, не остановившегося перед свержением короля. Пока она удовлетворяла свое любопытство, я, высунувшись из окошка, жизнерадостно махала рукой нашему новому президенту. Он тоже помахал мне, вероятно сочтя маму своей сторонницей. Однако я искренне желала ему добра, так как смутно помнила о том, что, когда мой отец был студентом, этот самый Дауд спас его жизнь во время ничем не спровоцированных преследований Шер-хана. И моя память меня не подводила: Дауд действительно спас папу, когда Шер-хан столкнул его с лестницы школы, после чего между ними установились дружеские отношения.

Однако, несмотря на детский восторг, пора было посмотреть в лицо правде: смелые, но необдуманные поступки Дауда обрекали нас на войну.

Дауд являлся премьер-министром Афганистана большую часть 50-х и в начале 60-х годов. Однако после разногласий с Пакистаном по поводу района пуштунов на границе Захир-хан сместил его с правительственного поста, вызвав тем самым незабываемую обиду у своего племянника.

Захир-шах мог бы воспрепятствовать перевороту, но он находился в Европе со своими родственниками, так как ему предстояло подвергнуться офтальмологической операции. И принц Дауд, зная, что король в Италии, осуществил переворот и провозгласил новую Республику Афганистан и себя в качестве ее президента, заявив, что время эмиров прошло.

И действительно, Захир-шах оказался последним единоличным властителем Афганистана. Вместо того чтобы вернуться на родину и вступить в борьбу за престол, он предпочел остаться в Европе. Возможно, он понимал, что мир меняется и монархии выходят из моды.

Хотя переворот 1973 года был практически бескровным, большая часть афганцев была крайне обеспокоена, так как правительственный переворот является серьезным делом в стране, которая разделена не только реками и горными кряжами, но и разными вероисповеданиями и принадлежностью к различным племенам, за верность которым их члены готовы были драться до последней капли крови. Однако после недавних волнений, вызванных голодом, коррупцией и столкновениями на границе с Пакистаном, афганские племена миролюбиво отреагировали на перемены в ожидании того, не принесет ли им новое правительство каких-нибудь благ.

После первых нескольких дней возбуждения переворот 1973 года мало чем повлиял на нашу ежедневную жизнь. Вскоре вернулся папа, который чувствовал себя настолько хорошо, что впервые за много лет начал подыскивать себе работу. Он организовал частное предприятие с одним французом, с которым познакомился за рубежом, по продаже афганских ковров и ремесленных изделий. Папе потребовались фотомодели для демонстрации фасонов национальной одежды, и мы с Надией позировали ему, что было чрезвычайно увлекательным занятием для двух девочек-подростков.

Наша семья снова начинала процветать, так как у нас появились деньги. Мне показалось, что меня посетил мой ангел-хранитель, когда папа сообщил, что мы все на два месяца уезжаем в Индию – нам с Надией впервые предстояло оказаться за рубежом.

И хотя в дальнейшем я много путешествовала по свету, я никогда не забуду тот волшебный день, когда мы выехали из Кабула, – это было 2 января 1974 года, через год после переворота.

Я была так возбуждена, что всю ночь перед отъездом не могла заснуть. Я лежала, рассматривая паспорт с пакистанской и индийской визами, и представляла себе, что они дадут мне возможность уехать в Америку. По какой-то причине я считала, что должна жить в Нью-Йорке.

Я была еще ребенком и ничего не знала ни о Нью-Йорке, ни об Америке, кроме того, что слышала от взрослых: именно благодаря им я решила, что Нью-Йорк – это рай на земле, что все его жители прекрасны и богаты, что они возлежат на тончайших шелках и едят экзотическую пищу с китайского фарфора. Мне казалось, что лучше этого места и придумать невозможно.

Я нервничала и боялась, что что-нибудь случится и помешает нашему отъезду. Поэтому усердно молилась Аллаху, чтобы он беспрепятственно позволил бы нам выехать из Афганистана.

Погода была холодной, как обычно в Афганистане в январе. Мама настояла на том, чтобы я надела старое пальто, и я была в отчаянии оттого, что окружающие будут лицезреть меня отнюдь не в модном одеянии. Однако, когда к дому подъехало такси, которое должно было доставить нас на автобусную станцию, мое внимание переключилось на более насущные проблемы. На автобусной станции нас окружила толпа возбужденных друзей и родственников. Казалось, весь наш род собрался, чтобы проводить нас. Тетушки и двоюродные сестры вручили нам корзины с продовольствием, чтобы мы не проголодались в дороге. Даже наш бывший наставник, простив маме необдуманные слова, произнесенные ею в день переворота, стоял расплывшись в широкой улыбке.

Папа приобрел билеты на автобус, и я сразу же бросилась в салон выбирать лучшие места. Потом появился водитель, двери закрылись, и мы тронулись. Прощальные приветствия, выкрикиваемые нашими родственниками, долетали до меня на протяжении еще целого квартала.

К счастью, Кабул и Джелалабад связывала одна из лучших дорог в стране. Мы беспрепятственно выбрались из города и начали петлять между покрытых снегом скал. Я следила за ручьями, струящимися по иссохшей земле, и птицами с ярким оперением, которые перепархивали в зеленых кустах.

Я наблюдала за складками холмов, перераставших в горы, и думала о том, сколько людей видело это уже до меня. Вскоре мы поднялись настолько высоко, что оказались среди облаков. Мама была так напугана опасными поворотами, что закрывала глаза, чтобы не видеть, как дорога извилистой лентой спускается вниз.

Мы разглядывали газелей, вскидывавших высоко в воздух свои изящные тела, и несколько одичавших гончих. Дорога в основном пролегала вдоль реки, которая становилась все шире и синее. Мое внимание больше всего привлекали крепостные сооружения, с помощью которых сельские жители охраняли свои поселения, оставляя в башнях расщелины для винтовок.

Хромой ослик, брошенный на обочине дороги умирать, заставил меня прослезиться. Это было горестное зрелище. У меня на родине охромевших животных бросают на дороге. Афганцы не убивают животных, избавляя их от страданий, они препоручают их Аллаху, чтобы тот принял решение – жить им или умереть. Поэтому я лишь вздохнула и отвернулась – я ничего не могла поделать.

Вскоре солнце опустилось за горы, придав белому снегу розовый оттенок, а теням цвет яркого индиго. Как раз в этот момент папа сообщил, что мы пересекли границу с Пакистаном. Мы вышли из нашего роскошного автобуса и погрузились в такое ветхое такси, что мне показалось, оно рассыпется, не доехав до Пешавара.

Внезапно улицы заполонили толпы людей. Никогда в жизни я еще не видела такого количества народу. Я почувствовала себя неуверенно, ибо привыкла к малонаселенной стране, но стоило нам выйти из такси, как мое внимание привлек поезд, на котором мы должны были добраться до Нью-Дели. Я еще никогда раньше не ездила на поезде.

– Почему это Пакистан гораздо более развит по сравнению с Афганистаном? – спросила я отца.

– Англичане, оккупируя страну, занимаются ее развитием, – терпеливо пояснил папа. – Они строят дороги, поезда, правительственные здания, школы и организуют торговые предприятия.

– Тогда мне жаль, что англичане не оккупировали Афганистан, – вздохнула я, зная, что британцы неоднократно пытались это сделать, но ничего не получилось. Мне было горько видеть, что моя родина на много лет отставала от нашего ближайшего соседа.

– Дочь моя, – с грустью откликнулся папа, – неужто ты хочешь жить под флагом чужого государства?

– Нет, – вынуждена была согласиться я.

Я гордилась тем, что никому не удавалось завоевать Афганистан. Наши отважные и свирепые воины готовы были дать отпор любому завоевателю. Самые многочисленные и хорошо выученные армии мира не могли подчинить себе Афганистан.

– Вот и хорошо, – с довольным видом кивнул папа. – Вот и гордись тем, что ты – афганка. Ты свободна и живешь под флагом своей родины.

«Свободна быть бедной и отсталой», – подумала я, но ничего не сказала, так как папа явно гордился тем, что афганским воинам удавалось противостоять всем завоевателям.

Поездка в поезде до Дели стала незабываемой. У нас было отдельное купе с откидными полками и широким сиденьем. Я часами смотрела в окошко, знакомясь с новым миром, о существовании которого и не подозревала. А мама кормила нас вкуснейшими бутербродами, которые принесли нам в дорогу родственники, и поила чаем.

Ночь мы провели в поезде, а проснувшись, я первым делом бросилась искать туалет. Тут-то я и поняла, что в Пакистане не все так замечательно. Туалет в поезде оказался настолько грязным, что никто из членов моей семьи не решился им воспользоваться. И когда поезд остановился в Лахоре, я уже скакала на одной ноге. Папа сказал, что мы быстро доберемся до гостиницы, но в действительности дорога заняла полчаса. Когда мы добрались до гостиницы, я уже не могла терпеть и тут же бросилась внутрь. Администратор быстро заполнил необходимые документы, и я со всех ног помчалась в номер в поисках туалета.

На следующий день мы снова сели на поезд, который должен был доставить нас к конечному пункту нашего путешествия – в Нью-Дели. Когда мы добрались до места, я попросила папу выйти со мной погулять. Однако путешествие так его утомило, что он решил вздремнуть. Однако мои мольбы были столь красноречивы, что мама согласилась ненадолго выйти со мной посмотреть город.

Едва мы отошли от нашей гостиницы, как до нас донеслись истошные крики и топот ног. Мы слишком поздно заметили толпу, которая неслась прямо на нас.

Мы с мамой поспешно отскочили в сторону, чтобы нас не растоптали. Люди промчались мимо с такой скоростью, что я ощутила порыв ветра. К счастью, нас не повалили на землю. Мы с мамой с облегчением посмотрели друг на друга, полагая, что худшее позади. И тут с ужасом поняли, что эти люди спасались от разъяренного быка, несшегося прямо на меня. Он не сводил глаз с моей маленькой одинокой фигурки.

Я не знала, что в Индии быкам и коровам дозволено свободно бродить по улицам. Однако, сообразив, что меня сейчас растопчут, я выскочила на запруженную проезжую часть.

Бык не задел меня, зато это сделала машина, которая не смогла вовремя затормозить. Я врезалась в нее на полной скорости и высоко взлетела, решив, что это бык подбросил меня своими рогами. Я с грохотом рухнула на проезжую часть. Жгучая боль пронзила все мое тело, но я даже крикнуть не могла, так как у меня перехватило дыхание.

Вокруг тут же собралась толпа – свидетели происшествия кричали и размахивали руками. И хотя я находилась в центре всего этого шума и гама, мне казалось, что все происходит где-то вдали, а каждый образ был нечетким и расплывчатым, как в испорченном черно-белом телевизоре. Голоса отдавались эхом, и я ничего не могла как следует расслышать. Мне казалось, что какие-то люди собирают вещи, выпавшие из моей сумки и разлетевшиеся по дороге.

Но где же была мама? Я попыталась повернуть голову, но мне не удалось этого сделать.

Внезапно, сквозь толпу пробился какой-то человек на мотоцикле, и я почувствовала, что меня поднимают. Мужчина остановил машину и что-то прокричал водителю. У меня возникли смутные опасения, что меня вновь пытаются похитить, но я никак не могла воспрепятствовать этому. Я была ранена и абсолютно беспомощна, и родителей рядом не было.

И, лишь оказавшись в больнице, я поняла, что была спасена добрым самаритянином. Я начала разглядывать себя и с ужасом обнаружила, что моя правая нога распухла и стала толщиной со ствол дерева. Время остановилось, и лишь позднее я узнала, что меня тут же отправили в операционную.

Первое, что я увидела, очнувшись от анестезии, – мамино лицо, склонившееся надо мной. Мама потеряла сознание, увидев, как на ее дочь несется рогатое чудовище, а в следующее мгновение сбивает автомобиль. Участливые зеваки привели ее в чувство и проводили в ближайшую больницу, куда меня повез добрый самаритянин.

Я получила серьезные травмы. Меня доставили в больницу с внутренним кровотечением. Правая нога была сломана. Опытным индийским хирургам удалось остановить кровотечение и соединить мою голень со щиколоткой с помощью стальных спиц. Я была в отчаянии, когда мне сообщили, что должна буду находиться в гипсе два месяца – все то время, которое мы планировали провести в Индии. Я пробыла неделю в больнице, после чего меня перевезли в гостиницу.

Только тогда я осознала в полной мере, как мне не повезло.

Мой самаритянин исчез сразу после того, как убедился, что я нахожусь в безопасности. Я больше никогда его не видела, и мои родные не смогли его отблагодарить за доброту.

Конечно же, я мечтала о совсем других каникулах и тем не менее успела полюбить Индию, эту сложную, прекрасную и экзотическую страну, в которой через несколько лет нам удалось найти убежище. В 1975 году моя сестра Надия закончила школу и, как и многие другие наши родственники, отправилась в Индию поступать в университет. С этого момента мы по нескольку раз в год ездили ее навещать. Слава Богу, со мной больше не происходили несчастные случаи.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, папин брат Шер умер. В течение всего времени, что он был предводителем племени, его злобный дух витал над папой, бабушкой, а позднее и надо мной. Несмотря на то что моим родителям удалось сбежать из галаха, когда Надия была совсем маленькой, его существование ежедневно продолжало преследовать нашу семью все это время. Однако, невзирая на прошлые злодеяния Шера, папа всегда пытался сохранить с ним дружеские отношения. Мама старалась не обсуждать Шера с папой, хотя успешно пользовалась его именем как пугалом для меня и Надии. Бабушка Майана отказывалась даже произносить его имя и умерла, оставаясь в уверенности, что он намеренно погубил ее дочерей.

Шер пользовался в своем доме такой властью, что близкие считали его чуть ли не бессмертным. И вот когда ему было уже за семьдесят, у него случилось обширное кровоизлияние в мозг, после чего он быстро скончался.

Не могу не признать, что мы все испытали чувство облегчения, узнав о его смерти. Я больше могла не опасаться того, что меня похитят и отдадут под его власть, если папа умрет от рака мочевого пузыря, поскольку сыновьям и внукам Шера не была присуща его жестокость.

После того как Шер-хан испустил последний вздох, предводителем клана Хаиль и ханом стал мой отец. Однако при правительстве президента Дауда предводители племен стали играть куда меньшую роль. Кроме того, за несколько лет до своей смерти Шер-хан приказал оставить землю предков и построить галах в другой части Афганистана. Президент Дауд предусмотрительно начал отделять ханов от их племен с целью уменьшения их власти.

Папа, будучи скромным человеком во всех отношениях, не стал претендовать на наследство, которым распоряжались сыновья Шера. Так что все, что осталось от дедушки Ахмед-хана, перешло в руки сыновей Шера. И хотя папа стал ханом Хаиля, он воспринимал это лишь как почетный титул, поэтому наша жизнь почти не изменилась.

Президент Дауд объявил, что Шер-хан будет удостоен военных похорон. И после торжественного шествия тело Шера было препровождено на территорию клана Хаилей.

Однако, не успев избавиться от угрозы оказаться во власти жестокого Шер-хана, я тут же столкнулась с новым злом, которое подползало к нам как утренний туман. И на этот раз его жертвами предстояло стать не только женщинам. Мужчинам тоже было суждено ощутить на своем горле его страшную хватку, и, для того чтобы освободиться от нее, пришлось заплатить множеством жизней.

ГЛАВА 8

Русские наступали, и вскоре они уже были в Кабуле повсюду. Они появились под предлогом оказания технической, медицинской и общеобразовательной помощи. К этому времени моя семья переехала из нашего дома в квартиру в Микрорайоне – современном пригороде Кабула, выстроенном русскими. Папа счел, что наша жизнь станет лучше, так как в квартирах был водопровод и современные туалеты. Кроме того, дома были снабжены центральным отоплением – несказанной роскошью в холодные зимы, бассейнами, теннисными кортами и баскетбольными площадками.

Новая квартира была гораздо просторнее нашего прежнего дома – в ней было три больших спальни, современная кухня и два туалета.

Моя комната казалась мне раем на земле, и я быстро украсила ее постерами с изображениями Элвиса Пресли и Тома Джонса. И еще я могла разместить здесь свою коллекцию старых монет и марок.

Кроме того, что в Микрорайон переехали многие афганцы, обладавшие связями, там жило множество русских – советских специалистов в самых разных областях. Наши русские соседи были настолько симпатичными, что мы даже не догадывались, какую они представляют угрозу. Члены моей семьи, как и многие другие афганцы, наслаждались и радовались привнесенной в нашу страну модернизации, не задумываясь о том, что мы можем утратить свою культуру и независимость. Вскоре мы поняли, что советское правительство вкладывает такие огромные суммы и тратит столько сил и времени лишь на те страны, которые намерено оккупировать. У Афганистана и Советского Союза была общая граница длиной в тысячу миль, и русские, как и до них англичане, считали, что Афганистан должен находиться в сфере их влияния.

Однако лично для меня 1978 год должен был стать удачным. Я заканчивала школу Малалай в Кабуле, где преподавала моя мать. Это была одна из лучших женских школ в Афганистане. Она была названа в честь легендарной афганской героини Малалай.

Малалай была простой сельской девушкой, которая, как многие афганские женщины, последовала за своими родственниками-мужчинами на войну, чтобы готовить им пищу, носить воду и ухаживать за ранеными. Свой выдающийся подвиг она совершила 27 июля 1880 года, когда британская армия атаковала наши войска в очередной попытке захватить Афганистан. И хотя по численности афганские войска превосходили англичан, те были лучше вооружены. Количество павших с афганской стороны было настолько большим, что стало очевидно – сражение проиграно. Малалай воодушевленными призывами заставила подняться отца и братьев и продолжить сражаться. А когда в бою пал знаменосец, Малалай бросилась вперед и подхватила флаг. В конечном счете ее подстрелили, и она умерла, но до этого момента своим мужеством она вдохновляла мужчин.

С того времени она являлась великой героиней для всех афганских школьников.

Я сохранила прекрасные воспоминания об этих школьных днях, когда сидела в просторном классе, залитом солнцем, струившимся внутрь сквозь высокие окна. Несмотря на то что у нас была женская школа, нам преподавали те же предметы, что и мальчикам. Благодаря замечательной программе самые влиятельные афганцы отправляли учиться своих дочерей именно в эту школу. Среди моих одноклассниц были внучки президента Дауда и дочери многочисленных принцев.

И хотя ежедневные школьные занятия отнимали у меня довольно много времени, я уже мечтала о том, как уеду из Афганистана в Индию и поступлю там в университет. Мои родители настаивали на том, чтобы я так же, как Надия, поступала на медицинский факультет. Однако я мечтала об отделении политологии, полагая, что из меня может получиться неплохой дипломат.

По целому ряду причин я пользовалась в школе огромной популярностью. Отчасти это было связано с тем, что я была смелой бунтаркой, а подростков всегда восхищают подобные качества в своих сверстниках. Будучи непререкаемым лидером в компании подруг, я постоянно чем-нибудь их развлекала.

В тот год моим любимым предметом был французский язык, возможно, потому, что мне легко давались языки. Вероятно, я унаследовала способность к языкам от отца, который говорил на фарси, пушту, французском, хинди, русском, английском и турецком. Мама говорила лишь на фарси и немного по-английски, не упуская возможности посмеяться над папиным пуштунским. Поэтому мы с Надией говорили на фарси с мамой, и на пушту с папой. Кроме того, мы немного владели английским, русским, хинди и французским. Больше всего мне нравился французский: мне казалось, что это самый красивый язык в мире.

Втайне я восхищалась нашей учительницей французского, в которой дух бунтарства сочетался со спокойной уверенностью. В начале учебного года она установила новое правило: все на ее занятиях должны были говорить только по-французски. Если она слышала, что кто-то из нас говорит на фарси или пушту, с нас брали штраф в пять афганей. На эти деньги нам предстояло отправиться в Пагман, красивый летний курорт, расположенный в тридцати километрах от Кабула, где мы собирались остановиться в гостинице и наслаждаться прекрасными пейзажами и вкусной пищей. Многие ученицы на протяжении учебного года по забывчивости переходили на родной язык. И к концу первого семестра уже накопилась достаточная сумма для поездки, назначенной на 27 апреля 1978 года.

За день до отъезда в классе царило невероятное возбуждение. Наша учительница французского намекнула, что на время поездки она отменит кое-какие школьные правила и позволит нам слушать музыку, танцевать и курить. Она даже пообещала купить нам сигареты. Многие ученицы старших классов курили, так как это считалось модным, но никому из них не хватало мужества признаться в этом родителям. Еще ни одному взрослому не удавалось стать нашим доверенным лицом. И теперь нас переполняли радостные ожидания.

Однако, едва выйдя из школы, мы поняли, что надвигается беда. Обычно у школы стояли машины, которые состоятельные родители отправляли за своими дочерьми. Но в тот день на школьной стоянке оказалась лишь одна военная машина. Кроме того, перед школой стояли два вооруженных солдата. В небе кружило несколько вертолетов.

Впрочем, в предвосхищении поездки мы не обратили внимания на эти тревожные знаки. Наша большая компания забралась в такси и попросила водителя отвезти нас в любимую мороженицу, расположенную в центре города.

В Кабуле в каждой мороженице работал человек, умевший жонглировать бокалами и тарелками как цирковой фокусник. Мы с удовольствием наблюдали за тем, как он посыпает наши тарелки снегом, привезенным с горных вершин, а затем сбрызгивает его сиропом. К десерту добавлялась сладкая пастила, нарезанная узкими полосками. Затем в шейкере сбивались сливки с розовой водой, и все это выливалось на тарелку.

Мы были счастливы в тот день, и, возможно, это был мой последний счастливый день в Афганистане. Мы болтали о предстоящей поездке, предвкушая, как будем купаться в холодной воде и устраивать пикники в роскошных садах. Я была вдвойне счастлива, так как мой отец позволил мне сесть за руль и отвезти моих подружек к школе на своей машине, где нам предстояло сесть в автобус. А машину папа собирался забрать позднее.

Несмотря на то что кое-кто из жительниц Кабула умел водить машину, никто из них не осмеливался сесть за руль без мужчины. Я была одной из немногих кабульских девушек, кому было позволено ездить на машине без сопровождения отца.

Когда вечером такси доставило меня к дому, я удивилась, увидев выбегающих из дверей маму, Надию и няню Муму. Няня Мума трусила с воздетыми вверх руками, словно собиралась отразить летящую пулю. Мама плакала.

– Ты жива! Ты жива! – бормотала Надия, приехавшая на каникулы из Индии, вытаскивая меня из машины.

– Что случилось? – испугалась я. – Что-то с папой?!

– Марш в дом! – взвизгнула мама.

– Слава Аллаху, ты жива! – воскликнула Мума, вытирая свои покрасневшие глаза.

К этому моменту я была уже настолько обескуражена происходящим, что меня начала бить дрожь. Теперь я уже не сомневалась, папа умер! Что еще могло довести моих близких до такого состояния? Не успели мы войти в дом, как раздался оглушающий взрыв, потрясший все здание до основания.

Мама вскрикнула. Надия и Мума бросились в разные стороны.

– Что случилось? – закричала я, чувствуя, что к глазам у меня подступают слезы.

Мама бормотала что-то бессвязное, поэтому я кинулась к телефону и набрала номер офиса моего отца. Номер был занят.

Только тут я различила звук автоматных очередей, после чего снова раздался взрыв, от которого содрогнулся дом.

Затем зазвонил телефон.

– Мариам, слава богу, ты дома, – раздался в трубке папин голос.

Когда по телефону до меня тоже донесся звук автоматных очередей, внутри у меня все сжалось от страха. Неужели папиной жизни что-то угрожало?

– Кто это стреляет? – спросила я.

– Немедленно возвращайся домой! – закричала мама, вырывая трубку из моих рук.

Но оттуда доносились лишь короткие гудки – связь была прервана.

Я стояла как вкопанная.

– Боже мой! Боже мой! Спаси его! Спаси! – с этими криками мама кинулась в спальню.

В течение нескольких часов наш благополучный мир перевернулся вверх тормашками. Я снова набрала номер отца и была изумлена, когда кто-то взял трубку, но в тот же момент на другой стороне линии раздался взрыв. Теперь я уже не сомневалась, что папа погиб.

Я кинулась к маме и принялась трясти ее, пытаясь остановить рыдания.

– Мама! Что происходит? Кто на нас напал?

– Мариам, это заговор. Это военный переворот, – между всхлипами выдавила она из себя.

– Где? Что?

– Известно лишь то, что кто-то напал на дворец.

Мы с мамой уставились друг на друга. Папа работал всего лишь в квартале от президентского дворца.

Никогда еще я не испытывала такого ужаса. Я думала лишь о своем отце, человеке, который еще в детстве окунулся в военную жизнь, но ни разу не участвовал в настоящих военных действиях.

Мама, Надия и няня сидели по своим комнатам, а я в ожидании застыла у входной двери. Я простояла так три часа, вздрагивая от оглушительных звуков боевых действий, которые доносились отовсюду, и стараясь не представлять себе причиняемых ими разрушений. И как раз в тот момент, когда ноги у меня уже начали подгибаться, я увидела папину машину, которая на полной скорости неслась по дороге.

Я выбежала на улицу и тут же ощутила запах дыма. Отовсюду доносились автоматные очереди. Но я об этом даже не думала, главное, папа был жив.

Увидев меня, он выскочил из машины и обхватил меня за плечи, увлекая обратно в дом. И тут мы услышали свист пуль, врезавшихся в стены ближайших домов.

Нас тут же окружили родные.

– Меня спас Жорж Перуш, – сообщил нам папа.

Жорж Перуш был послом Франции и дружил с моими родителями, дядей Хакимом и его семьей. А посольство находилось по соседству с папиным офисом.

– Во время небольшой передышки сотрудники французского посольства начали эвакуироваться, – продолжил папа. – И тогда ко мне вбежал Жорж, прокричавший, чтобы мы перебирались в посольство. Он считает, что надо уходить из Кабула. Мои сотрудники отправились с французами, а я бросился домой. – Он улыбнулся. – Разве я мог оставить своих девочек? Боюсь, Дауд убит, – добавил он после последовавших слез и объятий.

Я вскрикнула. Мне всегда нравился наш президент, особенно потому, что его образ ассоциировался у меня с благополучием отца.

– Резиденция президента была окружена и понесла серьезные разрушения, – похлопав меня по руке, сказал папа. – Когда я уезжал, стены были пробиты, а сам дворец окружен танками, хотя сражение к этому времени уже закончилось. И никто не стрелял ни снаружи, ни внутри, – он печально покачал головой. – Боюсь, там никого не осталось в живых.

Сердце у меня забилось еще сильнее. Две внучки Дауда были моими близкими подругами. И я видела их в школе накануне. Они беззаботно смеялись, даже не догадываясь о нависшей над ними опасности. Неужели и они были мертвы?

– Миновав резиденцию Дауда, я увидел нескольких школьниц, которые бежали по улице, – продолжил папа. – Им грозила смертельная опасность, поэтому я остановился и предложил им подвезти их. И представляете, что они мне ответили? «Грязный старик! И не стыдно тебе охотиться на девочек?!» – Он вздохнул. – Мне ничего не оставалось, как оставить их на волю случая.

Затем папа вспомнил, что нам понадобятся запасы еды, поскольку неизвестно, сколько времени продлится сражение. Он позвал Аскера, и тот, как привидение, возник из глубины квартиры. И только тут я поняла, что все это время не видела его. Где он мог скрываться?

– Аскер, по-моему, наступила небольшая передышка, – сказал ему папа. – Быстро ступай и купи все, что можно. – Он порылся в карманах и передал Аскеру целую пачку банкнот.

Я позавидовала Аскеру – он мог выйти и собственными глазами увидеть, что происходит на улице. Когда мама с папой ушли, чтобы обсудить события дня, а Надия и няня Мума удалились к себе, я взяла ключи от машины и выскользнула на улицу. По дороге я подхватила Аскера, который успел отойти от нашего дома всего на пару кварталов. Когда он выразил беспокойство по поводу моего появления, я солгала: