Текст книги "Мольба Мариам"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 14

Я подала на развод и единоличную опеку сына в свете жестокости, проявляемой Каисом. Я не претендовала на получение алиментов. Мне не нужны были деньги Каиса. Я просто хотела в мире и безопасности растить своего сына.

Оказавшись вдали от Каиса, я немного успокоилась и время от времени даже начала ощущать мгновения счастья. Дюран был веселым, цветущим ребенком и, похоже, совсем не скучал по своему отцу. Вскоре он начал говорить и произносить мое домашнее имя – Мало. Впрочем, у него оно звучало как Мано. Никогда в жизни не слышала ничего более приятного, чем голосок маленького Дюрана, когда он звал меня: «Мано! Мано!»

Угроза, однако, сохранялась, а это означало, что мы можем давать свой адрес и номер телефона только ближайшим родственникам. А потом однажды утром нам позвонила моя тетя из Техаса. Она сообщила, что Каис обзванивает всех наших родных и утверждает, что ему ничего не надо и он просто хочет сделать меня счастливейшей женщиной в мире. Он всем рассказывает, как любит меня и сына и как по нам скучает. А поняв, что моя тетя начинает поддаваться, он сосредоточил на ней свои усилия, и она поддалась его злым чарам. Не ведая что творит, она дала Каису мой адрес и номер телефона. Стоило ему несколько раз поговорить с ней, и она поверила, что он хороший человек.

– Мариам, он хороший, – принялась она убеждать меня. – Он изменился. Теперь он будет хорошим мужем.

Развод был таким немыслимым явлением в моей культуре, что большинство родственников хотело, чтобы я смирилась со своей участью и молча терпела насилие, как это делают все женщины в Афганистане.

Я бросила телефонную трубку и кинулась к папе:

– Тетя дала ему наш адрес!

И в тот же момент телефон зазвонил снова. Я схватила трубку, думая, что это снова она.

– Мариам, – раздался зловещий шепот Каиса, – даже если ты взлетишь в воздух, я поймаю тебя за ногу. Даже если ты закопаешься под землю, я вытащу тебя за волосы. Тебе от меня не убежать!

У меня от ужаса перехватило дыхание, и я бросила трубку.

Телефон зазвонил снова, и трубку снял папа.

– Аджаб, я еду в Лос-Анджелес, – услышал он. – Я собираюсь убить Мариам и тебя. Если потребуется, я и сына своего убью. Неужто ты считаешь, что я боюсь электрического стула? Я войду в историю! Афганец, отдавший свою жизнь ради чести!

– Если ты хочешь войти в историю, – закричал папа, – отправляйся обратно в Афганистан и участвуй в джихаде! Езжай сражаться с русскими! И больше никогда сюда не звони!

Папа швырнул трубку, и это был мой нежный папа, никогда в своей жизни не причинивший никому зла. Но теперь его распирало от воинственного духа. И, появись Каис в этот момент перед нашими дверьми, я не сомневаюсь, папа забил бы его до смерти.

Полиция, хотя и проявляла к нам симпатию, по-прежнему отвечала, что со словесными угрозами ничего не может поделать и будет иметь право арестовать Каиса лишь после того, как он действительно нападет на кого-нибудь из нас. Мы были ошеломлены, что американское правосудие проявляет исключительное благородство по отношению к преступникам и гораздо менее справедливо относится к их жертвам.

Мой адвокат заполнил необходимые документы, хотя я уже сомневалась, что мой иск будет удовлетворен.

А потом Каис позвонил снова, и я изумилась, услышав его спокойный голос.

– Ладно, сдаюсь, – произнес он. – Только хочу сказать, что бил тебя не из ненависти, а из любви. Просто я не хотел, чтобы на тебя смотрели другие мужчины. Если бы я был волшебником, Мариам, я постоянно носил бы тебя с собой в кармане. Но я не волшебник. И поэтому позволю тебе уйти, потому что люблю тебя. Я дам тебе развод… но при одном условии. Ты больше никогда не выйдешь замуж.

Я согласилась, так как не знала, что еще можно сделать в этой ситуации.

– Ладно, я согласна. Я не стану выходить замуж. Да и зачем мне это? Ты показал мне, что брак – это кошмар. Я хочу только одного – чтобы меня оставили в покое и я могла бы воспитывать своего сына.

– Хорошо. Договорились. Тогда давай останемся хорошими родителями для нашего сына.

– Ладно, – ответила я, ощутив облегчение. Неужто Каис опомнился? Неужто он наконец понял, что Америка – это не Афганистан и здесь мужья не бьют своих жен?

Каис вновь позвонил через неделю и заявил, что должен регулярно встречаться с сыном. Он собирался перебраться в Лос-Анджелес.

Я была в ужасе, но не могла его остановить. Америка – свободная страна. После переезда в Лос-Анджелес Каис вновь начал вести себя любезно с моим отцом и демонстрировать себя с самой лучшей стороны. Никто так не умел притворяться. И, к моему ужасу, папа вновь начал покупаться на его чары и забывать о том, каким он был чудовищем.

Однако меня обмануть уже было невозможно. Я знала, что скрывается за маской приличий. И меня тошнило от одного его вида.

Я запретила ему одному встречаться с сыном, поэтому всякий раз сопровождала Дюрана, когда он приходил за ним. На пятый или шестой раз я сидела у аптеки и наблюдала за тем, как Дюран играет со своим отцом.

– Мариам, мне нужна зубная паста. Не согласишься купить ее мне? – крикнул Каис, указывая на аптеку за моей спиной.

– Конечно, – потеряв бдительность, ответила я и бросилась в аптеку.

Когда вернулась через пять минут, ни Каиса, ни Дюрана уже поблизости не было. Сердце у меня остановилось. Я начала метаться как безумная в поисках Каиса и своего сына, проклиная собственную глупость.

Мой адвокат не мог поверить в то, что я оказалась столь наивной.

– Суд еще не принял решения о передаче ребенка под вашу полную опеку, – сказал он. – Поэтому мы не можем заявить о том, что Дюран был похищен собственным отцом.

Я была в ужасе и во всем винила себя, не зная, удастся ли мне вернуть сына. Я не представляла, что делать и к кому обратиться, и лишь в ожидании стояла у телефона. По прошествии мучительной недели раздался звонок.

– Я даю тебе сутки на то, чтобы вернуться в Виргинию, – ехидно произнес он. – Я даю тебе сутки на то, чтобы вернуться к супружеской жизни со мной. Иначе я уеду в Афганистан и заберу твоего сына с собой. И ты больше никогда его не увидишь.

Если бы у меня были крылья, я бы тут же ринулась к своему сыну. Я бросила работу, папу и новый дом и уже на следующий день оказалась в Виргинии. Я была готова снести любые унижения, лишь бы мне вернули сына. Но как только я вошла в квартиру Каиса, меня избили и изнасиловали еще до того, как я успела увидеть сына.

Каис взял четырехдневный отгул на работе и непрерывно насиловал меня на протяжении этих бесконечных четырех дней и ночей. А когда он ушел на работу, то запер меня в спальне и оставил стеречь меня одного из своих приятелей, афганского моджахеда, приехавшего в Соединенные Штаты залечивать рану, полученную во время сражения с русскими. Это был безжалостный и неумолимый человек, прекрасно выполнявший обязанности охранника.

Большинство афганских мужчин постоянно в чем-то подозревает женщин. Они считают всех женщин развратницами, а потому полагают, что они должны быть изолированы от посторонних мужчин во избежание сексуальных извращений. И этот моджахед полностью поверил моему мужу, утверждавшему, что я безнравственная женщина. Он легко принял на веру, что я отказываюсь оставаться дома и заботиться о нашем сыне и являюсь настолько порочной, что меня приходится избивать и запирать на ключ. Он заявил, что я такая беспутная, что, если не следить за мной, я брошу мужа и сына и отправлюсь танцевать и совокупляться с другими мужчинами.

В действительности же я жила лишь ради Дюрана, который находился в ужасном состоянии после недельной разлуки со своей матерью. Стоило мне на секунду исчезнуть из поля его зрения, и он тут же начинал истошно кричать. Я не знала, что произошло с моим крошкой за то время, что он находился у отца. Терпение не было присуще Каису. Вполне возможно, что он бил его и морил голодом.

По прошествии месяца мой тюремщик снова отправился воевать в Афганистан. Каис врезал в двери мощные замки и то и дело заезжал с работы домой в неурочное время, чтобы удостовериться, что я не сбежала.

Наступил священный месяц рамадан, но я впервые решила не соблюдать пост с тех пор, как русские вторглись в нашу страну. Постоянное напряжение и непрерывные надругательства истощили меня. Я так исхудала, что кости у меня торчали наружу. Я чувствовала, что погибну, если не сбегу, но мне надо было тщательно спланировать побег, чтобы навеки не потерять своего сына. Я действительно не знала, что делать. Все мои родственники считали, что жизнь моя наладилась, после того как Каис заставил меня позвонить папе и заверить его в том, что мой муж сдержал свое обещание и стал заботливым и любящим. И видимо, все почувствовали облегчение, что я не навлекла бесчестья на семью и отказалась от бракоразводного процесса.

Однако перемены наступили раньше, чем я думала.

Однажды днем Каис вошел на кухню и увидел, что я готовлю еду для себя и Дюрана. При виде того, что я пренебрегаю постом, он широко осклабился.

– Посмотри-ка! Ест во время рамадана. Запад тебя окончательно испортил.

Я прикусила язык, не желая вызвать его гнев. Каис был в дурном настроении, а это всегда заканчивалось для меня побоями.

– Ты чудовищно выглядишь, – заорал он, – худая и отвратительная. Какая у тебя уродливая мать, Дюран, – повернулся он к сыну.

Я продолжала молчать. Дюран начал хныкать – он уже знал, что в присутствии отца следует опасаться непредсказуемых вспышек насилия.

Я сделала вид, что не замечаю этого.

– Пива, – толкнул меня Каис. – Я хочу пива. Ступай в магазин и купи мне пива, – распорядился он.

– Каис, пожалуйста, не пей пива во время рамадана.

– Принеси мне пива, сука! – ощерился он, как дикий зверь. – Ты кому вздумала перечить? Разве ты постишься? Вот и я хочу разговеться с помощью пива.

– Лицемер, – пробормотала я, выходя из кухни. Слишком поздно я поняла, что произнесла это несколько громче, чем предполагала.

– Что ты сказала, сука? – схватив меня за руку, взревел Каис.

Притянув меня к себе, он сжал мне горло и начал душить. Все потемнело перед глазами. Я услышала, как от страха закричал Дюран. Я старалась вырваться, чтобы в последний раз взглянуть на сына, но передо мной плавали лишь черные тени. Паника охватила меня. Своими возражениями я лишила сына матери, и теперь Дюрану предстояло оказаться в руках безумца.

Но тут зазвонил телефон, и его звонок отрезвил Каиса. Хватка его ослабла.

– Я убью тебя потом, – сухо изрек он, направляясь к телефону.

Я задыхалась, отчаянно пытаясь вдохнуть.

Каис что-то произнес в трубку и вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Я подползла к сыну и крепко сжала его в объятиях. Дюран принялся покрывать поцелуями мое лицо.

– Мано, Мано! – кричал он своим нежным голоском.

Я добралась до телефона и набрала номер полиции, молясь Аллаху, чтобы Каис не застал меня за этим. Стоило ему узнать, что я обратилась к властям, и он действительно прикончил бы меня.

Вскоре квартира заполнилась офицерами полиции: один из них принялся записывать мои показания, а другой снимать нанесенные мне травмы. Другие обыскивали квартиру в поисках признаков борьбы. И еще до возвращения Каиса меня с Дюраном отвезли в приют для женщин, подвергшихся насилию, где мне предстояло пробыть до ареста мужа.

Наконец меня услышали, и серьезность моего положения привлекла внимание властей. Каис был арестован, но уже через несколько часов выпущен под залог. Основываясь на серьезности полученных мною травм, судья согласился отправить Каиса за решетку. Слушания должны были состояться через две недели.

На судебном заседании Каис и его адвокаты громоздили одну ложь на другую.

Согласно их утверждениям, это я постоянно избивала Каиса.

А Каис никогда не грозил убить меня и похитить Дюрана.

Он был святым, а его жена – сущей дьяволицей.

Судья изучил улики, включая фотографии моих травм, сделанные полицией, и я получила единоличное право опеки над своим сыном, хотя, к моему ужасу, Каису позволили навещать его. Я сразу поняла, что в первый же свой визит Каис постарается выкрасть Дюрана и увезти его в Афганистан. Я должна была что-то предпринять, чтобы не лишиться сына навсегда.

ГЛАВА 15

Я вместе с сыном вернулась в Лос-Анджелес, пытаясь придумать, как можно опротестовать приговор суда. Адвокат согласился с тем, что моему сыну действительно грозит опасность: его могут похитить и увезти в Афганистан. Мы решили дождаться первого визита Каиса и пригласить его в суд, когда будем юридически подготовлены.

Пока я спасала своего сына от Каиса в Виргинии, Надия закончила в Индии медицинский факультет и переехала к папе. Жизнь наладилась, насколько это было возможно, хотя я страшно опасалась того момента, когда нагрянет Каис, чтобы заявить о своих правах на встречи с сыном.

Он пожаловал в среду 30 июля 1986 года. Мы с Надией готовили обед в ожидании прихода гостей. Папа сидел с Дюраном в гостиной. В дверь постучал домоуправ и сообщил, что Каис внизу требует, чтобы его пропустили к сыну.

– Не впускайте его! – выкрикнула я, чувствуя, как от ужаса у меня побежали мурашки по всему телу.

Я предчувствовала, что сейчас произойдет нечто ужасное.

– Скажите ему, что до того, как он сможет посетить своего сына, ему надо получить, официальное разрешение в суде Калифорнии, – срывающимся голосом произнесла я. – Так что в понедельник встретимся в суде.

Я знала, что Каис так просто не уступит.

– Надия, – предупредила я сестру, – если Каис окажется у двери, не впускай его в квартиру. Он похитит Дюрана, и тогда мы больше никогда его не увидим. Он уже грозил увезти его в Афганистан. Так что надо быть начеку.

– Да ладно, Мариам, – попыталась успокоить меня Надия. – Ты и так уже доставила достаточно хлопот всей семье. Ты развелась с Каисом, и теперь он ничего не может тебе сделать. И не надо раздувать из мухи слона. Надо впустить беднягу. Он всего лишь хочет повидаться с сыном.

Я не могла поверить своим ушам. И хотя с самого моего рождения у нас были бурные отношения любви-ненависти, теперь, когда обе выросли, мне казалось, что все это уже позади. К тому же она знала, что происходило между мной и Каисом, что он пытался убить меня, и, конечно же, должна была быть на моей стороне.

Но, к моему изумлению, папа тоже поддержал Надию.

– Ну что может произойти? Мы все здесь, с тобой. В конце концов, он же отец Дюрана. Просто впусти его, чтобы он повидался с сыном.

– Нет! – вскрикнула я и добавила, чтобы убедить их в том, что не перебарщиваю: – Даже адвокат сказал, Каиса нельзя подпускать к Дюрану. Нет, нет и нет!

– Послушай, Мариам, – затаскивая меня в нашу общую спальню, зашептала Надия, – мы с папой здесь прекрасно жили, пока сюда не явилась ты со своими драмами. Неужели ты не понимаешь, что из всего делаешь трагедию? Что этот Каис может с нами сделать? Ничего!

Последовавший за нами папа присоединился к моей сестре:

– Мариам, не надо его обижать. Если мы будем добры к нему, он вернет нам добро сторицей. А если ты не позволишь своему сыну видеться с отцом, то Дюран возненавидит тебя, когда вырастет. Неужто ты хочешь, чтобы Дюран тебя возненавидел?

Я в изумлении уставилась на папу – ведь Каис угрожал и ему расправой. Что произошло? Вероятно, пока я жила в Виргинии, моя сестра убедила папу, что я все преувеличиваю.

– Я знаю этого человека гораздо лучше, чем любой из вас, – наконец произнесла я. – Он не представляет себе, что такое доброта. Зато он умеет хитрить и обманывать. Адвокат сказал…

– Знаем мы этих адвокатов, – махнула рукой Надия.

– Мы живем в демократическом обществе, – заметил папа, направляясь к двери. – Будь разумна. Я спущусь вниз и приглашу его к нам.

Я бросилась за папой, чтобы остановить его, но Надия схватила меня за руку, отшвырнула на кровать и, выскочив из комнаты, задвинула щеколду с внешней стороны. Я не могла поверить своим глазам! Я начала стучать в дверь, трясти ручку и кричать. Потом остановилась и прислушалась. Снаружи донеслись голоса. Я тут же представила себе, как Каис хватает Дюрана, выскакивает с ним из дома, садится на самолет и увозит мое дитя туда, где мне никогда не удастся его найти.

Затем дверь отворилась, и в щелке появилось лицо моей сестры.

– Он хочет видеть тебя. Постарайся держать себя в руках.

Я вбежала в комнату и увидела, как Каис целует моего сына. Затем он тепло улыбнулся мне и папе.

– Я перееду в Лос-Анджелес, чтобы быть поближе к сыну, – объяснил он и снова посмотрел на меня. – Я хочу остаться твоим другом, Мариам, не более.

Затем он повернулся к Надие и принялся уговаривать ее елейным голосом:

– Если бы только Мариам согласилась вернуться ко мне. Я простил ее, даже несмотря на то, что она пыталась упечь меня за решетку. Я по-прежнему люблю твою сестру.

У меня сжались кулаки, когда я услышала эту лицемерную ложь.

– Никогда в жизни я не стану жить с человеком, который меня бьет, – стиснув зубы, произнесла я.

– Я бил тебя, Мариам, только из любви.

Я в ярости выскочила из комнаты, чувствуя, что больше не в силах выносить его фальшь и притворство.

– Ладно-ладно, – крикнул мне вслед Каис. – Я не стану просить тебя вернуться. Я просто перееду в Лос-Анджелес, чтобы быть рядом с сыном.

Папа и Надия в едином порыве начали настаивать, чтобы он остался на обед.

Проницательный Каис сразу понял, что обрел соратника в лице Надии, и удвоил свои усилия по обольщению ее и папы.

Когда прибыли гости, Каис при поддержке Надии начал вести себя как хозяин дома и принялся предлагать им чай и соки. Он был таким талантливым актером, что тут же завоевал всеобщую симпатию. Его поведение было невыносимым. Когда я поняла, что больше ни минуты не смогу вынести его притворства, я забрала Дюрана и ушла с ним в свою комнату.

Вскоре за мной последовала Надия.

– О боже, Мариам, он все еще хочет тебя, – усевшись на край кровати, вздохнула она. – Даже после всего, что ты сделала. И он такой милый, такой замечательный. Неужели ты не дашь ему еще один шанс?

– Надия! Что ты говоришь?! Ты хочешь, чтобы я дала ему возможность сломать мне шею? Ты хочешь, чтобы я дала ему возможность убить меня? – Я закрыла лицо руками. – Не верь ему, Надия! – Я судорожно вдохнула. – Пожалуйста, прислушайся ко мне, а не к тому, кто пытался убить меня.

Но Надия проигнорировала мою просьбу и ясно дала мне понять, что считает меня истеричкой.

Я чувствовала себя полностью опустошенной, даже родная сестра мне не верила.

Гости вскоре разошлись, и Каис последовал за ними, коварно нащупав слабое звено в моей обороне. Не прошло и часа, как он позвонил Надие.

– Надия, позволь мне вернуться. Мне так одиноко в этой холодной гостинице.

И, несмотря на мои протесты, Надия вышла из дома и отправилась за Каисом. Через час они уже вернулись, и папа любезно предоставил Каису свою кровать. Я пододвинула колыбель Дюрана поближе к себе, понимая, что при малейшей возможности Каис попытается похитить его, пока мы спим.

На следующий день двадцать наших друзей устраивали пикник в парке Марина-дель-Рей, мы также были приглашены. Каис взмолился, чтобы Надия достала ему приглашение. Мне становилось все страшнее. Я чувствовала, что-то назревает, но точно ничего не знала о планах Каиса. Однако вряд ли он сможет похитить Дюрана в присутствии такого большого количества людей. В предыдущий раз я потеряла бдительность, но теперь знала, что больше этого не повторится. Я никогда не оставлю Дюрана наедине с его отцом.

Несмотря на папины и Надии возражения, я решила остаться с Дюраном дома и не рисковать. В тот день Дюран был особенно обаятельным, и мне было жаль, что он пропустит пикник и наши друзья не увидят, какой он очаровательный и забавный в голубой рубашечке с белыми полосками и синих шортиках.

После пикника папа и Надия вернулись с компанией наших друзей. К моему ужасу, среди них был и Каис, чувствовавший себя уже членом семьи. Его актерское мастерство достигло несказанного совершенства. Все восхищались этим негодяем так, словно он выиграл конкурс «Лучший муж мира». Меня то и дело отводили в сторону и осыпали его похвалами. «Какой замечательный мужчина!», «Это он готовил барбекю», «Специально просил передать тебе кебаб из печенки. Сказал, что сам очень любит печенку, но лучше отдаст ее тебе, Мариам».

Я все это пропускала мимо ушей, бдительно наблюдая за Каисом, который вертелся на кухне вокруг моей сестры. А потом вместе с Дюраном я села смотреть телевизор. Дюран пил сок из своей бутылочки. Родственники продолжали громко обсуждать Каиса, так чтобы я слышала.

– Мариам глупо поступила, что позволила ему уйти.

– Да. Он все еще любит ее и хочет вернуть.

– Даже после того, как она усадила его за решетку.

Мне начало казаться, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Как Каис мог так околдовать моих родственников и друзей? Они же все знали. Чувствуя, что вот-вот сорвусь, я опустила Дюрана на пол перед телевизором и сказала:

– Папа, пригляди, пожалуйста, за ребенком, пока я выйду в ванную.

Я заглянула на кухню, убедилась в том, что Каис по-прежнему занят моей сестрой, улыбнулась своему любимому сыну и сказала ему:

– Мано пошла в ванную. Я сейчас вернусь.

Мое маленькое сокровище ответило мне улыбкой и помахало рукой:

– До свидания, Мано.

Я помедлила, любуясь своим прекрасным сыном и ощущая, что важнее его в моей жизни нет ничего. Затем поспешила в ванную, чтобы привести себя в порядок, раздумывая о том, как мне убедить родственников, что Каис совсем не тот, за кого себя выдает. Надо было как-то объяснить им, что они напрасно стараются заставить меня жить с потенциальным убийцей.

Я прижала руки к лицу, обдумывая свое положение и подбирая слова, которые могли бы убедить моих друзей и родственников прислушаться ко мне. Я столкнулась с традицией женоненавистничества, которая далеко уходила в глубь веков. Пуштунские женщины никогда не жаловались и никогда не разводились со своими мужьями.

И всем было наплевать, что Каис пытался убить меня. Никто не вспоминал о том, что он также угрожал убить папу и Дюрана. Я застонала от отчаяния, потрясенная безразличием тех, кто утверждал, что любит меня. Казалось, родственники предпочли бы видеть меня несчастной сексуальной рабыней своего мужа, чем разведенной и независимой.

Впервые в жизни я поняла, с чем боролась бабушка Майана, и заново почувствовала острую боль.

Мои родственники ошибались, и мне предстояло объяснить им их неправоту. Я отличалась от бабушки Майаны, подчинявшейся мужчинам. Меня звали Мариам Хаиль. И жила я уже не в Афганистане, а в Америке, где к правам женщин относились с должным уважением.

Я решу этот вопрос раз и навсегда. Я отделаюсь от Каиса. Я нарушу все правила приличия и раскрою все унизительные подробности его преступлений – от побоев до сексуального насилия.

Я вошла в гостиную, автоматически ища взглядом Дюрана, что делала постоянно, для того чтобы удостовериться в его безопасности. В гостиной его не было.

– Где Дюран? – спросила я.

– Его отец пошел с ним в торговый центр купить сок, – ответил папа.

Не говоря ни слова, я вылетела из квартиры и начала метаться от магазина к магазину. Продавцы знали Дюрана, но в тот день его никто не видел.

Я кинулась обратно в квартиру. Каис и Дюран не появлялись.

– Вызовите полицию! – закричала я. – Кто-нибудь, позвоните в полицию!

Родственники принялись хватать меня за руки, стараясь усадить и призывая успокоиться.

– Возьми себя в руки, Мариам. Они сейчас вернутся. Не волнуйся!

Но я вырвалась и сама бросилась к телефону. В гробовой тишине я выслушала, что полиция ничего не может с этим поделать. Суд позволил Каису навещать сына. И лишь в понедельник мы должны были получить новое постановление суда. Но до понедельника было еще три дня.

Я словно обезумела. Я рыдала, кричала, обвиняла отца и сестру в том, что они позволили похитить моего ребенка, что, несмотря на все мои предостережения, они вновь поверили Каису.

– Вы впустили его в дом! Вы отдали ему моего сына!

Я схватила сумку, ключи и выбежала из комнаты. Я мчалась в международный аэропорт Лос-Анджелеса, нарушая все ограничения скорости. Странно, что не разбилась, ибо слезы застилали мне глаза и я почти ничего не видела. Аллах был на моей стороне, так как я в целости и сохранности добралась до аэропорта. Я влетела в зал отправления и начала метаться от одной стойки к другой, умоляя мне помочь. Как только служащие узнали мою историю, все бросились проверять свои рейсы в поисках имени Каис.

Ничего.

Но я отказывалась уходить даже после того, как мне сообщили, что мой муж и сын не вылетали ни на одном рейсе, если только Каис не использовал вымышленное имя.

Я позвонила папе в надежде, что Каис опомнился и вернул Дюрана домой.

Ничего.

Я провела в аэропорту всю ночь, предположив, что Каис спрятался в ожидании какого-то конкретного рейса.

Но он так и не появился.

В шесть утра я снова позвонила папе. Но моего сына по-прежнему не было. Папа умолял меня вернуться, но я отказалась. Он сам приехал в аэропорт, чтобы уговорить меня. Я, рыдая, упала в его объятия и согласилась последовать за ним. Я вела машину и плакала.

– Мариам, но такое ведь уже было, – постаралась утешить меня Надия. – Он просто хочет, чтобы ты вернулась. Он тебе позвонит.

– Нет. На этот раз все иначе. Я больше никогда не увижу Дюрана.

Я опустилась на кровать, обняв подушку и одежду Дюрана. Наверное, он сейчас плачет от страха. Он был моим сыном и не знал своего отца, кроме ощущения страха от его присутствия.

Я продолжала рыдать. Потом кинулась на кухню, намереваясь покончить с собой. И папа с Надией бросились прятать все острые предметы.

Передо мной стояло лицо Дюрана, каким я его видела в последний раз: его очаровательная улыбка, сладкий ротик и слова: «До свидания, Мано!» И снова горькие слезы хлынули из моих глаз – я уже невыносимо скучала по своему сыну. Я обязана была вернуть его. Я не могла жить без него. Я должна была обнять крохотное существо, произведенное мною на свет.

Я упала на кровать, лелея свое горе, грозившее убить меня. В глубине души я чувствовала, что больше никогда не увижу Дюрана.

В двадцать шесть лет жизнь для меня закончилась.