Текст книги "Мольба Мариам"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Папа сказал, чтобы я тебя подобрала. В машине можно будет привезти больше продуктов.

На улице было не так спокойно, как надеялся папа. Тут и там продолжали идти уличные бои. Повсюду лежали раненые и убитые. Однако вооруженная подростковым чувством собственной неуязвимости, я бесстрашно продолжала ехать вперед, хотя навстречу бежали перепуганные люди и отовсюду доносились взрывы и свист пуль. Я только чувствовала, как во мне нарастает возбуждение.

Над президентским дворцом в небо поднимался столб коричневого дыма. Что там могло происходить? Где мои подруги? Что стало с женщинами и детьми королевской семьи? Что будет с Афганистаном, лишившимся своего трезвомыслящего президента?

Рынок был переполнен людьми. Покупатели кричали и толкались, запихивая продукты в свои мешки. Мы с Аскером тоже принялись хватать все что ни попадя, впрочем нам повезло больше, так как многие продавцы знали нашу семью. Перед нами выставляли мешки с рисом, банки с сухим молоком, консервы, туалетную бумагу и другие предметы первой необходимости, которые мы тут же загружали в машину. А когда мы с Аскером попытались расплатиться, продавец отказался брать деньги и лишь закричал:

– Уезжайте! Уезжайте! Потом рассчитаемся!

Мы рванули домой, так как сражение возобновилось, и моментами мне казалось, что нам не удастся прорваться. Никогда в жизни я еще не переживала такого выброса адреналина. Добравшись до дому, я припарковала машину как можно ближе к подъезду и бросилась вытаскивать провизию. Я гордилась собой и полагала, что меня встретят как героиню. Однако вместо этого родители набросились на меня, кипя от ярости.

– Мариам! Мариам! – кричала мама.

И я чувствовала, что ее раздирают два противоречивых желания – обнять меня, поскольку я осталась жива, и избить за то, что я доставила им столько волнений.

Даже интеллигентное лицо моего папы исказил гнев.

– Мариам, как ты могла?! На улице революция! Ты что, рехнулась, spi zoia?! – Папа редко ругался, но теперь он назвал меня сукиной дочерью, что являлось одним из тяжелейших оскорблений в мусульманском мире.

Я опустилась на пол и обхватила колени руками.

– Прости, папа. Прости. Я не подумала.

Однако ни мать, ни отец не сделали ни единого примирительного жеста. И миновал не один день, прежде чем они сменили гнев на милость.

Ту первую ночь мама, няня Мума, Надия и я провели вместе в гостиной. Папа с Аскером спали в маленькой комнатке в глубине квартиры. Всю ночь до нас доносились взрывы и автоматные очереди. Мы слышали, как рядом с домом грохочут танки. Этот переворот ничем не напоминал бескровную революцию 1973 года. Теперь все было гораздо серьезнее. Мама и Надия всхлипывали при каждом новом звуке. Мне по какой-то причине удавалось сохранять спокойствие, и я даже немного поспала, несмотря на шум.

Так что на следующее утро лишь я выглядела свежей и отдохнувшей. Папа настроил радиоприемник на правительственный канал Кабула, но там передавали лишь бодрую музыку. Наконец около десяти утра музыку прервал голос диктора, произнесшего на фарси с пуштунским акцентом: «Афганистан освобожден от феодализма и империализма. Теперь свободная Республика Афганистан принадлежит народу».

Затем вновь зазвучала веселая музыка. Я глубоко вздохнула и принялась изучать встревоженные лица своих родителей. Первой заговорила мама.

– Коммунисты хотят превратить Кабул в пригород Москвы, – с отвращением произнесла она. – Из нашего дома сделают коммунальную квартиру, а твоему отцу прикажут поделиться с кем-нибудь его бизнесом. Частные земли будут конфискованы и розданы неизвестным людям. Эти коммунисты станут попирать даже законы ислама.

Няня Мума вскрикнула и зажала рот ладонью.

Я промолчала, погрузившись в грустные размышления. Впервые за долгие годы мы могли лишиться многого. Только-только папа начал прилично зарабатывать, как появились эти коммунисты. Это несправедливо! Судя по выражению лица папы, он думал о том же, однако ничего не сказал и лишь испустил глубокий вздох.

В этот момент музыка затихла, и тот же голос объявил: «Я – министр обороны Республики Афганистан, майор Аслам Ватанджар».

Я чуть не расхохоталась, не поверив своим ушам. «Ватанджар» означает «умру за страну». Очень символичное имя для человека, выдающего себя за патриота. Однако со временем я узнала, что по иронии судьбы его фамилия действительно была Ватанджар.

Не успели мы обсудить услышанное, как майора прервал другой голос, говорящий на пушту: «Сограждане, справедливость наступила для мужчин и женщин, к которым будут относиться с должным уважением в новом Афганистане».

Эта информация могла взбесить практически всех афганских мужчин и пролить елей на сердца афганских женщин, впрочем никто из нас не сомневался, что за этим не последует никаких перемен. Мальчики, еще находясь в утробе матери, уже начинают испытывать пренебрежение к женщинам по мере формирования их мозговой ткани. И кто мог это изменить? Это было не под силу даже коммунистам.

Если до этого у нас еще и оставались сомнения относительно того, кто стоял за этим переворотом, то заявление о равенстве всех граждан Афганистана сделало очевидным, что это русские. Всем афганцам предстояло стать равными, с тем чтобы в стране не осталось ни бедных, ни богатых. Всеобщее образование: первой задачей нового правительства станет борьба с безграмотностью, и это при том, что большей части девочек родители запрещали ходить в школу.

Несомненно, всеобщее образование было прекрасной целью, однако вряд ли она была достижима в контексте афганской культуры.

Выступавший закончил свою речь лозунгами: «Да здравствует социализм! Долой империализм! Долой Америку!»

Весь день мы просидели перед радиоприемником, который был нашей единственной связью с внешним миром. К вечеру диктор сообщил слушателям о том, что президент Дауд подал в отставку по состоянию здоровья.

– О если бы это было так! – воскликнул папа, сложив ладони на уровне груди и подняв глаза к небесам.

Позднее официальный радиоканал принес более отрезвляющие известия: «Родина свободна от ига диктатуры Мухаммеда Дауда. Наступило время равенства и братства. Раздавлены последние остатки империалистической тирании и деспотизма. Национальный революционный совет будет следить за соблюдением ваших прав. Впервые за всю историю власть в стране принадлежит народу».

Тон этого сообщения привел нас в смятение – теперь мы уже не сомневались, что президент убит. Тогда где остальные члены семьи? Естественно, что после столь ожесточенных боев мы ожидали худшего. В президентском дворце жило много женщин и детей. У президента были жена, дочери, невестки и множество внуков, некоторые еще не вышли из младенческого возраста. Кроме того, во дворце работала масса слуг и правительственных чиновников. Никто из членов королевской семьи или бывших чиновников ни разу не выступил с момента начала переворота.

Я хорошо знала биографию Мухаммеда Дауда, хотя мало задумывалась о его судьбе на протяжении многих лет. Он родился в Кабуле, а его отец, являвшийся послом Афганистана в Германии, был убит в Берлине в 1933 году. Принца взяли под крыло родственники, и он получил образование во Франции. Затем вернулся в Афганистан, где занимал ряд правительственных постов: он был министром обороны, министром внутренних дел и послом во Франции, а в 1953 году его назначили премьер-министром. За десять лет правления он неоднократно обращался к Советскому Союзу за военной помощью, и именно при нем начался конфликт с Пакистаном из-за спорных территорий. Возможно, именно это привело к его отставке. Еще через десять лет он осуществил тихий переворот, свергнув своего двоюродного брата Захир-шаха, пока тот находился в Европе. Он объявил Афганистан республикой и установил должность президента.

В 1974 году президент Дауд вновь обратился за военной помощью к Советскому Союзу, и она была ему предоставлена. Казалось, за одну ночь Кабул заполонили советские политические советники, врачи, учителя и военные.

Однако уже через два года президент Дауд наконец осознал реальность и попытался дистанцироваться от Советов, но было уже поздно. Тут-то он и столкнулся с настоящими проблемами. В 1977 году он нанес визит Леониду Брежневу в Москве, который потребовал удалить из Афганистана всех специалистов НАТО и ООН.

Неизвестно, что еще произошло во время этой встречи, очевидно лишь то, что президент Дауд после нее еще больше укрепился в мысли, что должен избавиться от советского влияния. Это стало началом вереницы событий, которые привели к власти советское марионеточное правительство и к вторжению в Афганистан одной из сильнейших армий в мире, повлекшему за собой множество смертей и практически полное разрушение нашей страны. Последним похоронным звоном по Афганистану стали возвышение «Талибана» и разрушительные акции саудовского террориста Усамы бен Ладена.

К счастью, в 1978 году мы еще не догадывались о том, что нас ждет и что жизнь нашей семьи будет разрушена навсегда. Мы были одной из многих афганских семей, которые молились о том, чтобы хаос и беспорядки прекратились, и мы могли бы вернуться к нормальной жизни.

Но наши молитвы не были услышаны.

ГЛАВА 9

Неудивительно, что столь ожидаемая поездка так никогда и не состоялась. Как и большинство афганцев, наша семья не выходила из дому в ожидании того, что произойдет дальше. Через несколько дней новое правительство объявило: дети должны вернуться в школы. И мы выполнили это распоряжение. Оказавшись в школе, я тщательно проверила, все ли мои подруги на месте. Отсутствовали лишь девочки из семьи бывшего президента Дауда. И хотя мы надеялись скоро увидеть их, ни одна не появилась в школе.

По Кабулу ходили слухи о том, что переворот был организован Хафизуллой Амином, которого президент Дауд заключил под домашний арест за его пламенную речь в защиту афганских коммунистов. Дауд не стал казнить своего оппонента, как поступили бы предыдущие правители. Он проявил великодушие и даже позволил Амину принимать посетителей. Это великодушие и оказалось его смертельной ошибкой, так как, по слухам, посетители Амина выдали его зачинщикам переворота. Лишь много лет спустя мы узнали, что в действительности произошло в тот день. Тщательно спланированное восстание начали мятежные солдаты в международном аэропорту Кабула. Они сражались с военными соединениями, верными президенту Дауду, до тех пор, пока им не удалось пробиться к центру города.

Узнав о вооруженном восстании, родственники Дауда покинули свои резиденции и бросились искать укрытия во дворце. Вероятно, они полагали, что будут в большей безопасности, если окажутся вместе, хотя на самом деле им бы удалось спастись, рассеявшись по городу или же вовсе покинув страну.

Когда дворец подвергся нападению антиправительственных сил, все члены семьи собрались в большом приемном зале, у дверей которого была выставлена верная охрана, готовая защищать их до последней капли крови.

Президент Дауд сообщил своим родственникам, что никогда не отречется от власти и откажется капитулировать, даже если ему предоставится такая возможность. К вечеру все члены семьи были убиты, за исключением двух принцесс, которых ранили во время штурма и доставили в больницу, где они скончались позднее.

Мусульман положено хоронить в течение двадцати четырех часов после смерти, и даже самые свирепые враги позволяют провести необходимый погребальный обряд. Однако могил Дауда и его родственников так и не появилось. Судьба правившей семьи оставалась покрытой тайной, и лишь тридцать лет спустя стало известно, что они похоронены в общей могиле.

Вскоре мы узнали, что нашим новым президентом стал человек по имени Нур Мухаммед Тараки, а премьер-министром Хафизулла Амин. Они вступили в переговоры с представителями Советского Союза, желая определить дальнейшую судьбу афганского народа.

Через три месяца после переворота новый президент Тараки опубликовал программу реформ, которая должна была уничтожить традиционную культуру Афганистана. В декабре президент Тараки отправился в Россию для подписания советско-афганского договора о дружбе и сотрудничестве, рассчитанного на двадцать лет, который предполагал вторжение советских войск в Афганистан. Вскоре в разных провинциях начали вспыхивать спонтанные восстания. Даже в Кабуле время от времени происходили вспышки недовольства. Афганцы были в ярости и не скрывали своих чувств.

Я была потрясена быстрыми переменами, начавшими происходить в нашей жизни. Школьная программа претерпела изменения, и из курса истории внезапно исчезла история Афганистана. Вместо этого нам стали рассказывать о победоносной русской революции и выдающихся достижениях коммунистических лидеров Советского Союза.

В драматическом кружке перестали ставить спектакли по традиционным афганским легендам, таким как легенда о каменном драконе или о священной могиле жениха и невесты. Мы больше не пели классических песен на слова афганских поэтов. Вместо этого нам было приказано воспевать новое социалистическое правительство. Помню одну глупейшую песню о процветании Афганистана под руководством России. Были и другие, высмеивающие Америку и Англию.

Нашу школу постоянно показывали русским оккупантам. Череда высокопоставленных лиц приезжала в Кабул, чтобы посмотреть на то, как афганские школьницы становятся образцом коммунистической молодежи.

С каждым днем наша жизнь становилась все более причудливой и странной. И с каждым днем в моей душе закипал все больший гнев. Я вспоминала свою первую поездку за рубеж, когда была расстроена отсталостью Афганистана по сравнению с Пакистаном и Индией, и папа сказал мне: «Зато, Мариам, ты живешь под флагом собственной страны». Однако наше новое правительство изменило афганский флаг так, чтобы он походил на флаг Советского Союза. И теперь я жила под флагом чужой страны.

Сестра президента Тараки стала новой учительницей в моей школе. И хотя лично к ней я не испытывала неприязни, я не могла смириться с тем, что она близко связана с нашим новым коммунистическим режимом. Она была ярой сторонницей всего того, что ненавидела моя семья. Она заставляла всех девочек в моем классе вступать в коммунистический союз молодежи. И хотя некоторые мои подруги сделали это, изменив своим убеждениям, я отказалась. Но поскольку меня считали лидером в школе, она принялась уговаривать меня, а порой и угрожать:

– Мариам, если ты не вступишь в коммунистический союз молодежи, твои шансы на получение высшего образования сильно уменьшатся.

Но подобные угрозы делали меня лишь еще более упрямой.

– Нет, спасибо, – спокойно отвечала я, чувствуя, как у меня чешутся руки расцарапать ей физиономию.

– Мариам, это плохо отразится на твоей семье.

Я промолчала. Я чувствовала, что поступаю правильно. Я не лицемерка. Я решила, что, если коммунисты не позволят мне уехать из Афганистана учиться в Индию, я пересеку границу без официального разрешения.

Мой отказ вступить в коммунистический союз молодежи сочли подрывной деятельностью, но я никогда не сожалела о своем поступке. Одноклассницы, вступившие в союз, рассказывали, что их заставляют доносить на собственных родителей и сообщать обо всех услышанных ими антикоммунистических высказываниях. Их принуждали посещать партийные собрания, на которых присутствовали мужчины, что категорически противоречило нашей культурной традиции.

И если в детстве я играла с мальчиками, то, достигнув подросткового возраста, уже никогда не посещала мероприятий, где могли присутствовать лица противоположного пола. И хотя кое-какие аспекты коммунистического правления меня привлекали – равенство мужчин и женщин при приеме на работу, предоставление женщинам права голоса и других политических прав, – это еще не означало, что я готова была общаться с незнакомыми мальчиками. Коммунисты взяли ошибочный курс в консервативном Афганистане.

Как и многие афганцы, я стала более религиозной после прихода к власти коммунистов. До этого я легко относилась к религии, чувствуя свою веру абсолютно защищенной. Однако, когда в стране начали происходить столь кардинальные изменения, я, как и многие другие афганцы, с новой страстью обратилась к исламу. Во время рамадана я стала прилежно поститься, не принимая ни еды, ни питья в течение дня.

Именно во время рамадана в нашу школу приехала телегруппа из Польши. Перед ее приездом мы получили от учителей инструкции, в соответствии с которыми должны были превозносить новое правительство. Это была чистая показуха. Все мои знакомые презирали новый режим.

Я находилась в дурном расположении духа еще до приезда телегруппы.

Поскольку мы учились в выпускном классе, предполагалось, что прежде всего беседовать будут с нами. Нас вывели во двор и приказали сесть в круг. Польская телегруппа расставила вокруг нас слепящие прожекторы.

Я заметила, что один из молодых операторов ест яблоко. Позднее я никогда не обращала внимания на то, что немусульмане едят во время рамадана, но в тот день я пришла в страшное негодование и пожалела, что не обладаю правом обречь этого человека на бичевание.

– Как тебе не стыдно, придурок! – воскликнула я на фарси. – Сейчас рамадан, а ты ешь яблоко! Мог бы проявить уважение к нашей религии!

Кое-кто из моих одноклассниц хихикнул. А одна из них прошептала:

– Мариам, твой язык доведет тебя до беды.

– Они слишком глупы, чтобы понимать фарси, – высокомерно ответила я.

– Простите, вы правы, – отшвыривая в сторону яблоко, на идеальном фарси ответил молодой человек.

Я была потрясена и смущена.

Когда заработали камеры и началась съемка, этот поляк, евший яблоко, оказался ведущим программы.

– Вот вы, – обратился он ко мне, – что вы думаете о вашем новом правительстве?

Кровь прилила к моему лицу, когда дерзкая непокорность взяла верх над здравым смыслом.

– Сами можете догадаться, – сверкнув глазами, заявила я. – Вы ведь из Польши. Вы тоже кукла, живущая в марионеточном государстве. И что вы об этом думаете?

До меня донесся недовольный ропот окружающих, но я слишком долго копила в себе раздражение и теперь уже не могла остановиться:

– Не забывайте, что мы – афганцы. И мы никогда никому не подчинялись. Мы никогда не превратимся в марионеточное государство, – выпалила я. – В отличие от вас мы выгоним своих захватчиков.

До меня донеслись сдавленные вздохи, но никто не осмеливался остановить меня, пока пришедшая в себя директриса не завизжала:

– Обратно в класс! Сию минуту!

Это была новая директриса, недавно заменившая милую и добрую предыдущую, которую мы все любили. Эта новенькая не знала даже, как нас зовут, и мы ее терпеть не могли.

Не успели мы занять свои места, как она влетела в класс с таким красным лицом, как то яблоко, которое ел ведущий.

– Как тебя зовут?! – угрожающе осведомилась она, подходя к моей парте.

Я ответила, все еще гордясь тем, что мне удалось проявить национальное достоинство:

– Я Мариам Хаиль, дочь Аджаба Хаиля, и мы – гордые афганцы.

– Кто стоял рядом с тобой? – хватая ручку и лист бумаги, осведомилась она.

Впервые я почувствовала легкое сожаление о сделанном. Я с самого детства была смелой девочкой и зачастую совершала дерзкие поступки, за которые потом расплачивалась, перенося наказания с гордым молчанием, но мои подруги были другими.

– Не помню, – солгала я.

Директриса принялась допрашивать моих одноклассниц. И одна перепуганная девочка поспешно назвала имена моих лучших подруг.

– Оставайтесь здесь! – провизжала директриса своим отвратительным голосом. – Всем молчать! Я сейчас вернусь. – И она вылетела из класса, громко хлопнув тяжелой дверью.

Прошло несколько минут, а затем девочки набросились на меня, укоряя за столь неразумное поведение.

– Теперь у нас у всех будут неприятности из-за тебя, Мариам. Они сообщат КАД (афганская разновидность КГБ). Они арестуют всех наших родственников. – Кое-кто начал плакать.

И хотя я ужасно переживала из-за того, что втянула своих подруг в эту историю, я не сожалела о том, что откровенно высказала свои мысли. Более того, я гордилась этим. Я ощущала себя истинной патриоткой, мужественным борцом с завоевателями.

Пока я с довольным видом сидела в классе, директриса сообщала о моем поступке властям. К счастью для меня, она связалась с человеком, который в течение многих лет был другом моего отца. Министр был потрясен, узнав, что дочь Аджаба Хаиля стала инициатором бунта в самой престижной женской школе Кабула. Он уговорил нашу директрису все предоставить ему, пообещал, что лично проследит за тем, чтобы я была примерно наказана, и попросил ее не сообщать об инциденте органам безопасности.

Мои родители узнали обо всем еще до моего возвращения домой. И вновь, войдя в дом, я увидела их разгневанные лица. Папа велел мне изложить свою версию событий. Мама упала в кресло и разрыдалась.

– Мариам, – сжав зубы, произнес папа, – из-за тебя нас всех бросят в Пули-Чархи.

– Пули-Чархи? – механически повторила я.

При коммунистах Пули-Чархи стала одной из самых страшных афганских тюрем, известной пытками и убийствами. Самые светлые умы Афганистана исчезали в ее застенках.

– Да. Мой приятель из министерства сказал мне, что, если бы не его вмешательство, вся наша семья была бы уже арестована. Однако теперь мы будем внесены в список подозреваемых, и за нами будет вестись наблюдение. Они будут знать обо всем, что мы делаем и говорим. – Он щелкнул языком, показывая этим, что разговор окончен. – Ты подвергла, нас очень серьезной угрозе, Мариам.

Как и предупреждал папа, наша семья попала под прицел коммунистов. Вскоре русские закрыли цементный завод дяди Хакима, и семья Фарида лишилась материального обеспечения. Папин бизнес тоже переживал кризис, так как экспортировать товары стало практически невозможно; а его французский партнер с большим трудом въезжал и выезжал из страны, хотя этот отважный человек умел преодолевать все препоны.

В тот год Ураза-байрам походил не столько на праздник, сколько на похороны. В этот день собралась вся наша семья, и, пока маленькие дети играли, взрослые обсуждали возможность бегства из страны. Я слышала, как папа сказал:

– Есть контрабандисты, которые смогут перевести нас через границу в Пакистан. А оттуда мы сможем перебраться в Индию.

– Нет. Только неделю назад я слышал о семье, нанявшей такого контрабандиста, – возразил дядя Хаким. – Как только они оказались в безлюдной местности, всех мужчин связали, а женщин изнасиловали. Нет, нет и нет. Мы не можем так рисковать. – Он умолк, что-то обдумывая, а затем продолжил: – Я вот что думаю. Надо воспользоваться связями. Фарид сейчас работает над тем, чтобы раздобыть нам визы.

В душе у меня словно забрезжил огонек: мой герой Фарид, мой любимый двоюродный брат наверняка всех нас спасет. После непродолжительной учебы в Индии он поступил в хороший колледж в Иране. Однако Иран также сотрясали волнения, и все усиливавшееся напряжение заставило Фарида искать убежища в Бахрейне, где он нашел выгодную работу. Несомненно, Фарид всех нас спасет.

– Слава Аллаху, Фарида не было здесь, когда все это началось, – вздохнул дядя Хаким. – Надо набраться терпения и посмотреть, что удастся сделать Фариду.

Затем дядя Хаким обнял меня за плечи и отвел в сторону:

– Мариам, я вижу, как ты раздражена и несдержанна. Твоя мать рассказала мне о твоей выходке в школе.

Я посмотрела на дядю и кивнула, понимая, что меня ждет нравоучительная лекция. Я любила своего дядю Хакима и знала, что он мудрый, добрый и смелый человек. В свое время он не побоялся противостоять даже нацистам.

– Мариам, держи свой рот на замке. Когда я жил в Германии, я заметил, что именно молодежь активно высказывалась против нацизма. А ты знаешь, что произошло с этими молодыми людьми? – Он щелкнул пальцами. – Они исчезли, Мариам. Исчезли, и больше их никто никогда не видел. Естественно, потом мы узнали, что Гитлер и его сторонники убили всех, кто осмеливался противодействовать их зверской политике.

Он склонился ко мне, и я впервые в жизни увидела страх в его глазах.

– Мариам, – прошептал он, – по степени жестокости лишь коммунисты могут сравниться с нацистами. Они без колебаний уничтожат нашу молодежь, даже столь юную девушку, как ты. Но перед тем как убить тебя, они подвергнут тебя пыткам. И это убьет твоих родителей. Так что пообещай мне молчать, Мариам.

И я пообещала. Если уж дядя Хаким был напуган, то мне явно следовало проявлять осторожность.

Однако я знала, что это обещание будет трудно сдержать.