Текст книги "Мольба Мариам"
Автор книги: Джин П. Сэссон
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 25
Халид очень волновался, что я еду в Пакистан одна.
– А что, если тебя там встретит Каис? Все это может быть ловушкой, Мариам.
Я покачала головой и оттолкнула Халида.
– Даже табун диких лошадей не помешает мне встретиться с сыном.
Халид глубоко вздохнул.
– Халид, я не видела сына с восемьдесят шестого года. И все это время мечтала о встрече с ним. Я не упущу своего шанса.
Халид тяжело опустился на диван, не сводя с меня глаз.
– Только подумай, что бы ты чувствовал, если бы кто-нибудь забрал у тебя маленького Дюрана, – попыталась объяснить ему я. – Тебя бы тоже никто не смог остановить. Я должна поехать. Прости меня. Но обещай, что, если со мной что-нибудь случится в Пакистане, ты присмотришь за маленьким Дюраном.
– Конечно, любимая, конечно, – задыхаясь от переполнявших его чувств, ответил Халид.
И я не сомневалась, что так оно и будет. Мой муж совершенно не походил на остальных арабов. Он ни на йоту не изменился со дня нашего знакомства и оставался таким же внимательным и предупредительным. Мне страшно повезло, и я понимала это.
Через четыре дня, 25 июля 2003 года, Дюран отправился из Кабула в Пешавар в компании контрабандистов. И я на следующий день вылетела из Джедды в Исламабад, а там пересела на автобус, который должен был доставить меня в Пешавар. Автобус был переполнен, несколько оконных стекол было разбито, однако внутри висела страшная духота. Я ни на что не обращала внимания. Я торопилась на встречу с сыном.
Когда я выезжала из Исламабада, встававшее солнце окрасило здания в розовый цвет, а их тени в тона индиго. Сзади от колес поднимались струйки пыли. Эта мелкая пыль оседала у меня во рту и носу. Я вновь погружалась в мир, который знала с детства. И внезапно поняла, как давно я была здесь в последний раз: минуло более двадцати лет, с тех пор как мы похоронили в Индии маму и уехали с папой в Америку. Тогда мы уезжали в подавленном состоянии, ибо оба тяжело переживали мамину кончину. Теперь я возвращалась сюда одна. Папе не удалось дожить до этого дня, когда он снова мог бы встретиться с Дюраном.
Дюран! Я действительно ехала на встречу с ним! Я по-прежнему представляла его себе круглолицым ребенком, смеющимся над своей Мано. Я не могла себе представить, что теперь он стал взрослым мужчиной.
Я грезила на протяжении всего пути в Пешавар. Я не обращала внимания ни на изъеденное оспой лицо своей соседки, ни на пение шофера. Перед моими глазами маячило лишь лицо маленького Дюрана. Я наизусть заучила место, где мы должны были встретиться: «Грин-отель», номер 114.
Я вбежала внутрь без стука. В номере сидело пять мужчин с длинными бородами в традиционных афганских костюмах – контрабандисты, которые проводили моего сына через границу. А потом я увидела молодого мужчину, сидевшего на кровати, и вскрикнула. Он был одет в каждодневный европейский костюм. Я бросилась к нему и принялась внимательно рассматривать его лицо. Чувство невероятного счастья омыло мою душу.
– Если это сон, пожалуйста, Аллах, я не хочу пробуждения! – вскричала я, прижимая к своей груди молодого человека. – Сын мой! Сын мой!
Это был самый счастливый момент в моей жизни.
Дюран молчал.
– Каким ты стал красивым, – сказала я, пытаясь совладать со своими чувствами.
Мой сын отстранился и холодно посмотрел на меня.
– Ты тоже считаешь, что мне надо сделать пластическую операцию? – неожиданно произнес он. – Терпеть не могу свое худое лицо и обтянутые скулы.
Контрабандисты рассмеялись.
– Мамаша рыдает от счастья при виде сына, – между взрывами хохота заметил один из них. – А сынка волнует собственный вид!
Мой сын перевел взгляд на контрабандистов и смутился.
– Я тоже рад, что ты приехала за мной, – наконец произнес он.
Я залилась краской радости.
– Дюран, сын мой, ты даже представить себе не можешь, как долго я мечтала об этом моменте.
Контрабандисты обменялись взглядами и встали.
– Мы вас оставим, – заметил их главарь. – Вам надо поговорить с глазу на глаз.
Я улыбнулась, выпроваживая их за порог. Мне не терпелось остаться наедине с Дюраном. Я хотела как можно скорее преодолеть разделяющую нас бездну времени. А для этого мы должны были получше познакомиться и поделиться всем, что произошло с нами за эти годы.
– Однажды я видел твою фотографию, где ты с отцом, – пробормотал Дюран. – На тебе было белое платье. Я сказал отцу, что это похоже на свадебную фотографию, а ты выглядишь как невеста.
– И что тебе ответил отец?
– Он сказал, что однажды был в Америке на свадьбе и все присутствовавшие на ней женщины хотели с ним сфотографироваться. Он сказал, что ты тоже там была. Я видел эту фотографию лишь один раз, потому что потом отец ее убрал куда-то.
Я кивнула, чувствуя, что Дюран готов говорить об отце и обо всей той лжи, которая вбила клин между нами. Однако я воздерживалась от того, чтобы говорить о Каисе что-либо дурное. Возможно, Дюран меня просто испытывал. Может, он просто искал повод для того, чтобы оттолкнуть меня.
В тот день я должна было сконцентрироваться лишь на положительных вещах.
Я улыбнулась, не сводя глаз со своего сына. Я не могла на него наглядеться.
– Пожалуйста, говори еще, – попросила я, – я хочу слышать твой голос.
Дюран закряхтел.
Я прикусила язык, чувствуя себя на грани пропасти. Один ложный шаг – и все будет потеряно.
– А как твоя мачеха, Дюран? Она была добра с тобой?
– Нормально, – пожал он плечами. – Она была глупая. Иногда она была доброй, иногда злой. Но когда отец бил меня, она иногда пыталась меня защитить.
– О! – воскликнула я, закрывая лицо руками. Это я должна была защищать свое дитя. – Твой отец плохо с тобой обращался, Дюран? – спросила я.
– Только тогда, когда я его не слушался. Тогда он бил меня.
Таков был Каис. Всякий раз, когда ему отказывались повиноваться, он пускал в ход свои кулаки. Я глубоко вздохнула.
– Расскажи мне все, Дюран, и хорошее и плохое.
И тогда плотина молчания, разделявшая нас, рухнула, и мой сын начал говорить.
Он сообщил, что, когда ему было шесть лет и он смотрел из окна второго этажа на улицу, кто-то толкнул его и он вывалился из окна. Он бы сломал себе шею, если бы не попал в густые кусты. Ему так и не удалось выяснить, кто его вытолкнул – отец или мачеха.
Я узнала, как однажды в морозный день, когда Дюран не мог справиться с домашним заданием, Каис избил его и вышвырнул на снег. И пока мой сын, дрожа от холода, лежал в сугробе, Каис кричал ему, что заставит его провести в снегу всю ночь и, возможно, лишь это чему-нибудь его научит.
Дюран рассказал, как в одиночестве добирался до дома дяди, который жил довольно далеко, чтобы его отогрели. И я представила, как мое дитя, облаченное лишь в легкую пижамку, пробирается через снежные заносы.
Я узнала, что, когда Каис присоединился к русским, Дюран неоднократно становился свидетелем его пьянства.
Я выяснила, что Каис купил ему прекрасный рояль, чтобы Дюран выучился играть на инструменте.
А потом Дюран рассказал, как рояль разбили после прихода к власти «Талибана».
Он поведал мне о том, каким религиозным человеком начал прикидываться Каис, когда к власти пришел «Талибан», и как он нанял священнослужителей, чтобы те научили Дюрана читать Коран наизусть.
А потом к Каису пришел один из руководителей «Талибана», который сказал, что у них есть много людей, наизусть читающих Коран, зато им нужен человек, владеющий английским и разбирающийся в компьютерах. И тогда мой сын стал компьютерным экспертом.
Я узнала, как в сердце моего сына росла ненависть к «Талибану». Он любил играть на рояле, петь и танцевать, но с приходом «Талибана» к власти все эти удовольствия были запрещены.
Я выяснила, что мой сын так возненавидел «Талибан», что это чувство распространилось и на ислам. Я узнала, что мой сын даже подумывал о том, чтобы обратиться в христианство, и мое мусульманское сердце сжалось при мысли об этом.
Чем больше он говорил, тем сильнее его лицо покрывалось потом, и он начал производить впечатление больного человека.
Для того чтобы отвлечь его от столь болезненной темы, я попросила его спеть мне. Сердце мое затрепетало, когда я услышала его прекрасный голос.
В ту ночь я впервые за долгие годы спала спокойно.
Однако на следующий день один из контрабандистов отвел меня в сторону и прошептал:
– Будь осторожна, вполне возможно, что его отправил к тебе его отец для того, чтобы он получил американский паспорт. Возможно, он не говорит тебе всей правды.
Я посмотрела на Дюрана, который в это время оживленно беседовал с двумя другими контрабандистами.
– Видимо, вы правы. Но мне придется рискнуть. Интересно, узнаю ли я теперь свою родину, – промолвила я, пытаясь сменить тему разговора. – Сохранились ли здания, которые я помню с детства.
– Мало что уцелело, – приподняв одну бровь, ответил контрабандист. – От наших сокровищ ничего не осталось. «Талибан» уничтожил все.
Сердце у меня сжалось от боли за мою страну. Когда я была маленькой, Афганистан переживал эпоху расцвета, но за ней последовали годы тяжелых потрясений. И теперь все было утрачено. Впервые за многие годы я подумала о том, что могло произойти с нашими семейными ценностями – коллекцией марок дедушки Хассена и моей собственной коллекцией монет. Казалось, прошло сто лет с тех пор, как я запрятала их в своей комнате. Может, их нашел какой-нибудь ребенок?
На следующий день мы отправились в Исламабад сдавать анализы на ДНК, чтобы Дюран мог получить американский паспорт. И хотя я понимала, что это может быть ловушкой Каиса и этот молодой человек может оказаться одним из многочисленных сирот, выброшенных за борт исторических конфликтов, что-то подсказывало мне, это действительно мой сын. Однако я понимала, что для американцев материнский инстинкт никогда не сможет стать доказательством.
Американское посольство было поставлено в известность о нашем приезде. Там деловито взяли у нас кровь и сообщили, что результаты будут получены через две или шесть недель.
– От двух до шести недель? – пришла в ужас я. – А где мы будем жить? Мы не можем жить все это время в дешевой гостинице с контрабандистами. – Я огляделась по сторонам. – Может, мы можем остаться здесь?
Но чиновникам посольства было плевать на мои переживания. Они не могли позволить себе личной заинтересованности.
Так что нам ничего не оставалось, как вернуться к контрабандистам. Они согласились охранять нас и заботиться о нашей безопасности на протяжении всего периода нашего вынужденного пребывания в Исламабаде.
Дюран продолжал вести себя со мной очень осторожно, и его настроение непредсказуемо менялось. То он готов был изливать мне душу, то раздраженно отворачивался, обуреваемый подозрениями.
– Ну и что с того, что он бил тебя? – однажды вечером осведомился он. – Это еще не повод для того, чтобы разводиться. Ты была его женой, а муж имеет право бить свою жену.
Я вздрогнула. Чему Каис научил моего сына?
– Нет, Дюран, хороший муж никогда не бьет свою жену, – осторожно ответила я.
– В Коране сказано, что муж имеет право бить свою жену. Это позволено.
– Зато в Соединенных Штатах это запрещено, – пробормотала я.
Дюран отвел глаза, избегая моего взгляда.
– Мой отец говорит, что все женщины нуждаются в порке. Иначе они не будут знать своего места.
– Твой отец бил твою мачеху?
Дюран кивнул:
– Да. Я слышал, как она кричала и плакала. Он не позволял ей видеться с ее родственниками и посещать свадьбы. Ей приходилось все время сидеть дома. Помню, когда он однажды избивал ее, она пригрозила выкрасть меня и уехать, так чтобы он никогда не смог меня найти.
У меня перехватило дыхание. Все мои худшие опасения оказались правдой. Дюран действительно подвергался побоям. Он видел, как Каис избивал его мачеху. Каис был садистом, и мой сын оказался вовлеченным в его садистский мир.
– Но после этой угрозы моя мачеха забеременела. И после этого мой отец постоянно следил за тем, чтобы она все время была беременной, чтобы она не сбежала. У меня семь братьев и сестер.
– Прости, Дюран.
Дюран горько рассмеялся:
– Неважно. Это сделало из меня мужчину.
Мурашки побежали по моему телу.
За это время я несколько раз заставала Дюрана за тем, что он звонил по моему мобильнику в Афганистан. И тогда я вспомнила о предостережениях Фарида.
– Дюран, ты звонишь своему отцу? – спокойно спросила я.
– Я ничего ему не сказал, – сухо ответил Дюран. – Я просто хотел услышать его голос. И он хотел услышать мой голос.
– Дюран, мы оба рискуем своей жизнью. Если твой отец узнает, где мы находимся, он может приехать и убить нас обоих.
– Он убьет только тебя, – резко рассмеялся Дюран.
Я молча кивнула.
Я молилась о скорейшем получении результатов ДНК-тестов, чтобы поскорее отправить Дюрана в Америку, за пределы досягаемости его отца.
По прошествии трех недель мы получили результаты теста.
И они подтвердили, что Дюран является моим сыном.
После этого события начали развиваться очень быстро. Американское посольство выдало Дюрану паспорт, и мы начали выбирать рейс на Виргинию. Дюран решил, что будет жить у Надии в Виргинии и поступит там в колледж. Я собиралась отвезти моего сына к сестре, а затем ежегодно посещать ее, как делала это, пока был жив папа. Теперь я могла по полгода общаться со своим сыном.
Я была на седьмом небе от счастья!
Надия и Сьюзи встречали нас в аэропорту. Все не помнили себя от радости… за исключением Дюрана. Его совершенно не трогало это воссоединение с семьей матери. Когда мы приехали к Надие, я показала все игрушки, которые покупала ему на протяжении всех этих лет. Я сохранила все.
Дюран не проявил к ним никакого интереса.
– Почему ты не отдала их своему другому сыну? – пожав плечами, с безразличным видом спросил он.
– Мне нужен компьютер и и-мейл, – заявил он затем Надие. – У меня в Кабуле есть друзья, с которыми я должен общаться.
Надия нервно заерзала. Госдепартамент предупредил ее о том, что она должна быть осторожна, так как после семнадцати лет противостояния вряд ли Каис согласится сдаться без боя.
– Хорошо, Дюран, у тебя будет компьютер и и-мейл, – твердо произнесла она, – ты можешь общаться со своими друзьями, но ты не должен сообщать им о том, где находишься. Ты не должен называть им наш адрес и номер телефона. Это опасно. И поскольку мы защищаем тебя, ты обязан защищать нас.
Дюран промолчал, но залился краской.
Затем он заявил, что ему нужен собственный почтовый адрес.
Мой сын уже успел закончить первый курс Кабульского университета, где учился на «отлично». А теперь я зачислила его в Общественный колледж Северной Виргинии, где училось много иностранных студентов. Мы надеялись, что Дюран освоится там, а затем сможет перевестись в университет. Кроме того, Дюран хотел найти работу. На два дня в неделю он устроился в офис Надии, а в остальные дни работал в «Макдоналдсе». И я радовалась тому, что он усердно учится и много работает.
Мне не хотелось расставаться с сыном, но в Саудовской Аравии меня ждали муж и Маленький Дюран. Поэтому, когда Дюран обосновался в Америке, я решила, что могу оставить его на несколько месяцев. Я отправилась в Саудовскую Аравию, предварительно сообщив Дюрану, что вернусь через несколько месяцев.
Через две недели после моего возвращения в Джедду мне позвонила перепуганная Надия. Она сказала, что мой сын больше не сможет жить у нее.
– Мариам, я хочу, чтобы он сейчас же покинул мой дом.
Мы с Халидом надеялись, что конфликт рассосется и Дюран сможет остаться в колледже. Но на всякий случай Халид подал бумаги на получение визы для Большого Дюрана, чтобы он мог приехать в Джедду.
Как мы и надеялись, Дюран и Надия помирились, и он пробыл у нее еще три недели. Но потом они вновь поссорились из-за того, что Дюран хотел пойти в клуб, а Надия считала его еще слишком юным для такого времяпрепровождения. Дюран переехал от Надии к тете Шагул и пробыл у нее до тех пор, пока не получил визы в Саудовскую Аравию.
Однажды, когда мы с Халидом отправились в гости, у нас зазвонил телефон. Когда горничная сняла трубку, она услышала мужской голос, кричавший по-английски и интересовавшийся моим местонахождением. Когда она сказала, что меня нет дома, мужчина потребовал к телефону Маленького Дюрана. И когда мой маленький сын взял трубку, мужчина прокричал ему: «Я убью твою мать, Дюран! И тебя я тоже убью!»
Мой маленький сын был потрясен. Мы все решили, что это был Каис, хотя и не могли понять, как ему удалось найти наш номер телефона, который нигде не значился.
Большой Дюран приехал в Джедду спустя несколько недель. Маленький Дюран был в восторге оттого, что ему наконец удастся встретиться со своим старшим братом, о котором он так много слышал.
И когда я увидела рядом своих сыновей, сердце мое переполнилось радостью. Разве я могла заподозрить, что человеком, так напугавшим Маленького Дюрана, был мой старший сын?
ГЛАВА 26
Я не могла вступать в конфронтацию с Большим Дюраном, зато он с легкостью ссорился со мной и теми, кого я любила. Даже в первый вечер, ставший для меня самым радостным в моей жизни, он вел себя холодно и отчужденно. Он даже умудрялся игнорировать своего младшего брата, который стремился к установлению теплых отношений со своим никогда не виденным старшим братом.
Я тут же начала нервничать, но Халид посоветовал мне успокоиться, объяснив, что Большому Дюрану надо еще свыкнуться с переменами. Просто на это требуется время, вот и все.
– Добро пожаловать в твою новую семью, – сказал за обедом Халид Дюрану. – Надеюсь, ты будешь чувствовать себя здесь как дома.
– Насколько я понимаю, теперь ты будешь моим отцом, потому что я ненавижу своего сучьего отца Каиса.
Халид был потрясен, ибо в Саудовской Аравии никто не стал бы критиковать своего отца, каким бы он ни был.
– Ты не должен обзывать своего отца, – спокойно произнес он. – Несмотря ни на что, он приходится тебе отцом. И я бы не хотел, чтобы ты пользовался такими выражениями в моем доме в присутствии своего младшего брата. Теперь ты здесь. Тебе ничто не угрожает. И постарайся владеть собой.
– А что, в этом доме есть какие-то законы? – ехидно осведомился Большой Дюран.
Он еще не знал моего мужа, который, по моему убеждению, был самым спокойным человеком в Саудовской Аравии.
– Конечно. В любом доме есть свои законы, – кивнул Халид.
– А если мы на пару недель отменим все законы? – начал препираться с ним Дюран. – Предоставьте мне свободу, и не надо указывать, что можно делать, а чего нельзя. А потом я буду подчиняться всем вашим правилам.
Мы с Халидом обменялись взглядами. И я последовала примеру мужа, когда он просто рассмеялся. Мы оба понимали, что в Джедде Дюрану ничего не угрожает. В Саудовской Аравии нет клубов, баров и кинотеатров. И вся общественная жизнь практически полностью сосредоточена на семейном круге.
В течение двух недель все шло хорошо. Мы ходили с моими сыновьями на пляж, плавали, играли в волейбол и посещали магазины. Мы вели нормальную жизнь, однако Большому Дюрану так не казалось.
Я смущалась, когда он смотрел на меня и заявлял:
– У тебя слишком откровенное платье.
Сердце у меня замирало, ибо именно это произносил Каис, прежде чем начать избивать меня.
Однако потом я вспоминала, что Дюран – совсем молодой человек, воспитанный чудовищем, которому ничего не известно о приличных манерах. Поэтому, вместо того чтобы укорять его, я просто обнимала его и говорила:
– Спасибо, сынок.
А потом Большой Дюран решил, что Саудовская Аравия ему не по нраву.
– Мы должны переехать в Виргинию, – заявил он. – Я буду учиться. И я позволю вам взять с собой вашего сына.
– Тебе же не понравилась Виргиния, – напомнила я Дюрану. – Ты же сам изъявил желание приехать сюда.
– Здесь мне тоже не нравится. Здесь мне нечего делать. Мы должны вернуться в Америку.
– Но тут мой муж и мой сын. И мы будем жить как прежде – полгода в Саудовской Аравии и полгода в Америке.
Он насупился и ничего не ответил. С этого момента Большой Дюран начал проявлять особую враждебность по отношению к нам, срываясь по малейшему поводу. Я была так счастлива его возвращению, что постоянно его фотографировала. Но когда я отдала пленку на проявку, выяснилось, что она засвечена. Служащий мастерской осмотрел мою камеру и заявил, что она сломана. Поэтому мне ничего не оставалось, как купить новую. Я печально вздохнула и поведала Большому Дюрану о том, что все кадры оказались поврежденными. Но я сниму его еще – заверила его я.
Однако его реакция оказалась непредсказуемой. Он вскочил с дивана и начал кричать на меня:
– Идиотка! Неужели нельзя было использовать нормально работающую камеру?!
Затем он принялся метаться по комнате как сумасшедший, хватая разные предметы и швыряя их в стены.
– Глупая женщина! Ты ни на что не годишься! – остановившись передо мной, заорал он.
Я остолбенела. Мой сын вел себя как безумец без всяких на то оснований. И я впервые осознала, насколько он похож на своего отца.
Дюран откинул голову назад и истошно закричал. Затем направился в свою комнату и громко хлопнул за собой дверью, так что задрожали стены.
Маленький Дюран был безутешен. Никогда раньше он не видел, чтобы люди так себя вели. Он хотел побежать к брату и узнать, все ли с ним в порядке, но меня что-то насторожило, и я остановила его.
– Не ходи к нему, – сказала я Маленькому Дюрану. – Оставь своего старшего брата в покое.
На следующий день мы получили из Виргинии счет Дюрана за мобильник. Он звонил в Кабул так часто, что за месяц потратил полторы тысячи долларов. Меня это очень огорчило, но мне не хотелось вступать в новую конфронтацию с сыном.
– Ты сказал, что боишься своего отца, поскольку он может забрать тебя обратно в Афганистан, – спокойно сказала я. – И тем не менее ты постоянно звонишь ему.
– Я не непрестанно звоню ему, – с ненавистью во взгляде ответил мне сын.
– Тогда кому?
– У меня в Кабуле много друзей.
Я вздохнула:
– Послушай, мы не очень богаты. Мы живем довольно скромно. Этот счет я оплачу, но в дальнейшем не смогу этого делать.
Приближалось 27 января 2004 года – день двадцатилетия Дюрана, и я планировала устроить для него большую вечеринку, которую могла организовать впервые за семнадцать лет. Вечеринку устроили у бассейна в американском жилом квартале, где жили мои друзья. Я отправилась туда пораньше, чтобы все организовать, а Халид привез мальчиков к началу вечера.
С первого же момента Большой Дюран начал вести себя настолько воинственно, что гости стали перешептываться. Мой сын стоял в отдалении, бросая на меня злобные взгляды и огрызаясь при каждом моем обращении к нему. Мои гости старались вести себя максимально любезно, но Дюран был настолько груб, что вскоре они начали расходиться. Когда я днем уезжала из дома, он был в хорошем настроении, поэтому я спросила Халида:
– Что-то случилось после моего отъезда?
Халид бросил на меня многозначительный взгляд:
– После твоего отъезда он два часа говорил по телефону. Он говорил на пушту.
Сердце у меня остановилось. Я поняла, что мой сын поддерживает тесную связь со своим отцом. Что они замышляли?
На следующий день из Австралии позвонила моя двоюродная сестра, которая хотела поздравить Дюрана с возвращением в нашу семью. Я внимательно прислушивалась к их разговору и услышала, как мой сын сказал ей:
– Я хочу эмигрировать в Австралию.
Судя по всему, сестра изумилась и спросила, с чего бы ему ехать в Австралию.
– Я хочу получить высшее образование и стать доктором.
Видимо, сестра объяснила ему, что для начала надо получить степень бакалавра.
Я направилась на кухню за соком. Когда проходила мимо Дюрана, он молча сильно ударил меня по голове телефонной трубкой. У меня дух перехватило от боли и неожиданности. Дюран бросил на меня ненавидящий взгляд и вышел вон.
Я взяла трубку и спросила у сестры, что могло вызвать такую ярость моего сына. И она повторила мне то, о чем они говорили. Судя по ее тону, ее тоже волновало происшедшее.
Я вошла в комнату Дюрана и спросила:
– Зачем тебе надо в Австралию? И почему ты ударил свою мать?
– Я не хочу говорить об этом! – рявкнул Дюран.
Мне следовало бы наказать его тогда, но я слишком боялась потерять его снова. Я должна была бы догадаться, что, игнорируя мелочи, порождаю еще более крупные проблемы.
Однажды утром я отправилась на собрание американских дам Джедды, оставив дома обоих сыновей с горничной Рамой. Когда я вернулась, дома царил кавардак. Маленький Дюран был очень напуган. Большой Дюран заперся в своей комнате и отказывался с кем-либо разговаривать. Рама в расстроенных чувствах стояла на кухне.
– Что случилось? – испуганно спросила я.
– Когда я пришла пылесосить комнату с телевизором, там сидели ваши сыновья, – сказала Рама. – И ваш старший сын, госпожа, сжимал шею Маленького Дюрана! Увидев меня, он отпустил его, и Маленький Дюран бросился ко мне с криком, что его пытались задушить. А ваш старший сын сказал, что они просто играли.
Рама покачала головой и отвернулась.
Услышав мой голос, на кухню вбежал маленький Дюран:
– Мама, Дюран пытался задушить меня! – жалобно промолвил он.
Вероятно, Дюран подслушивал, так как тут же вышел из своей комнаты и рассмеялся:
– Ничего подобного, – он закатил глаза. – Мы просто играли. Ничего особенного.
Не желая верить тому, что мой старший сын действительно хотел причинить вред Маленькому Дюрану, я тоже рассмеялась:
– Дружок, это серьезное обвинение. Конечно же, твой брат и не думал тебя душить. А теперь извинись перед ним за то, что ты обвинил его в таком преступлении.
Большой Дюран посмотрел на своего маленького брата, потом перевел взгляд на меня и торжествующе улыбнулся.
Однако, когда я рассказала об этом Халиду, на него это произвело гораздо большее впечатление.
– Мариам, он плохо управляем. У него проблемы с психикой. – Однако при виде того, как я поникла, он поспешил утешить меня: – Я ни в чем не обвиняю Дюрана. Его отец бил его и оскорблял. Ничего удивительного, что у него нестабильная психика. Но я думаю, его надо показать врачу. Думаю, надо отвезти его в Виргинию. Найди там врача, и пусть он поможет твоему сыну.
Я промолчала, и Халид продолжил:
– Мы не можем рисковать жизнью нашего сына, Мариам.
– Я поеду с ним в Соединенные Штаты в июне, как мы и планировали. Я возьму обоих своих сыновей… – повторила я, – как мы и планировали.
– Нет, Мариам. Это слишком долго. За пять месяцев может многое произойти. Я не хочу, чтобы мой сын подвергался угрозе. Я не доверяю Большому Дюрану, Мариам. Мы не можем рисковать.
Я прикусила язык. Я не могла смириться с тем, что у моего старшего сына психические проблемы и он опасен. Я не хотела его ни в чем упрекать. Слишком много лет я искала его, чтобы теперь оттолкнуть.
– Послушай меня, Мариам, – настойчиво повторил Халид. – Твой сын ударил тебя. Он швыряется вещами. Он легко возбудим. Думаю, он может проявлять такую же агрессию, как его отец. Ты никогда не простишь себе, если что-нибудь случится с нашим сыном.
Было очевидно, что терпение Халида на исходе. Да и кто мог его обвинять в этом? И хотя я гнала от себя мысль о том, что Большой Дюран мог попробовать задушить своего младшего брата, было совершенно очевидно, что Халид придерживался другого мнения.
Но я не могла оставить своего младшего сына на такой длительный период времени, невозможно было оставить одного, чтобы заботиться о другом.
– Дай мне подумать, Халид. Позже вернемся к этому разговору.
Еще не решив, как поступить, я наняла для Дюрана преподавателя, чтобы тот подготовил его к поступлению в колледж.
– Нет-нет-нет, – заявил Дюран. – У меня каникулы.
– Твои каникулы давно закончились, Дюран, – воскликнула я. – И тебе пора приступить к занятиям!
– Ты не мать, – ухмыльнулся Дюран. – У тебя слишком начальственный тон. Может, ты думаешь, что сможешь заменить мне отца? Так ты ошибаешься.
Я не знала, что на это ответить, поэтому промолчала.
В тот же день я вновь застала его говорящим по телефону. И на этот раз без всякого смущения подслушала его разговор. Я осторожно проскользнула к двери его комнаты, так что все могла прекрасно слышать. Дюран говорил на пушту. Сердце подсказало мне, что он говорит со своим отцом и они что-то замышляют. Реплики Дюрана мало о чем говорили.
– Нет, пока нет, – отвечал он. – Я не хочу делать это сейчас. Нет. Нет. Она обещала достать мне американское свидетельство о рождении. Да. Она сказала, что сделает это. Не волнуйся. Я сделаю это после того, как получу все документы.
Кровь прилила к моей голове. Сделает что? Чего хотел мой бывший муж от моего сына?
Теперь уже и я начала волноваться. Неужто Каис настолько промыл ему мозги, что Дюран готов был причинить вред мне и моему младшему сыну?!
На следующий день мы сидели с Дюраном в саду, когда он внезапно сказал:
– Мне надо позвонить.
– Кому тебе надо позвонить, сын?
– Мне надо позвонить, – повторил Дюран и встал, наградив меня пронзительным взглядом.
Я последовала за ним.
Он набрал номер и начал говорить на пушту. Заметив меня, развернулся и вместе с телефонной трубкой двинулся в сад.
Но я настырно последовала за ним, повторяя:
– Если ты говоришь со своим отцом, Дюран, я хочу, чтобы ты немедленно повесил трубку.
Мой любимый сын обернулся и закричал:
– Придет день, и я вскрою тебе горло и буду смотреть на то, как ты истекаешь кровью! И тогда моя миссия будет выполнена!
Я бросилась прочь от моего любимого Дюрана. Куда делось мое нежное дитя? Что это было за чудовище, называвшее себя моим сыном?
Закончив беседу, Дюран спокойно вернулся в дом, словно это не он только что угрожал убить свою мать.
И все же материнская любовь непобедима: я вновь протянула к нему руки, отчаянно желая помочь своему сыну, который, как я знала, рос в самой ужасной атмосфере, после того как его отняли у его матери. Какие страдания ему пришлось вынести! Мое дитя подвергалось жестоким избиениям, мучилось от страха, а потом ему внушили, что его мать продала его: несомненно, все это и определяло его агрессивное поведение.
Я должна была спасти своего сына! Это была моя обязанность! Я попыталась объяснить ему, что всегда его любила и никогда его не бросала.
– Почему, сын мой, за что? – в отчаянии выкрикнула я. – Почему ты так ненавидишь свою мать? Ведь это твой отец похитил тебя у меня, когда ты был совсем крошкой. Ведь это он подвергал тебя побоям. Это он лгал тебе. А твой дед и я все это время тратили все свои деньги на то, чтобы найти тебя и вернуть домой.
Мой сын не ответил.
– И чего ты хочешь теперь, Дюран? Что может сделать тебя счастливым?
Он с невыразимой ненавистью посмотрел на меня, словно передавая мне все то, что испытывал ко мне Каис.
– Я приехал сюда, чтобы получить деньги, – ощерился он. – Много денег. – Он передернул плечами. – Я считал, что в Саудовской Аравии все миллионеры. Я ошибся. Тебе нечего дать мне. И я больше не хочу оставаться здесь, раз у вас нет денег.