Текст книги "Ищи на диком берегу"
Автор книги: Джин Монтгомери
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
10. ГОРЬКОЕ ПЛАВАНИЕ
– Я тебя убью! Я тебя застрелю! —
Жестокий вскричал капитан.
– Я в море тебя, как щенка, утоплю…
«Баллада о тщеславии».
ахара огорчали мелкие, но очень досадные неприятности, которые то и дело случались с ним. Едва «Елена» вышла из Росса, как алеуты начали враждебные действия против него. Они не воевали с Захаром в открытую. Но под ноги ему то и дело летели предметы, о которые он спотыкался. На его одежду проливали всякую вонючую дрянь. Его вещи бесследно исчезали, а если и находились потом, то в безнадежно испорченном виде.
Алеуты вели против него форменную партизанскую войну. Это уже не было похоже на обычное поддевание новичков на борту корабля. Кроме того, рассуждал Захар, алеуты слишком покорный, нерешительный народ, чтобы позволять себе такие шутки с русским. Кто-то должен был подбивать их на это.
Захар все чаще обращал внимание на байдарщика, который с ведома Ильи командовал остальными охотниками. Этого коренастого, с литыми плечами алеута из Росса звали Тайин. У него были необычные для алеутов желтые глаза, которые временами казались янтарными. Когда кто-нибудь из его людей в очередной раз пытался насолить Захару, Тайин наблюдал за этим с ухмылкой. Но Захару ни разу не удавалось поймать его взгляд. Стоило Захару взглянуть на него, как эти желтые глаза на широком, бесстрастном, желтоватом лице уже смотрели куда-то в сторону.
Проделки алеутов до предела натягивали нервы Захара, который и без того был в безнадежно плохом настроении. И наконец, однажды вечером, когда корабль стоял на якоре у входа в залив Сан-Франциско, Захар не выдержал. Весь день алеуты охотились в бухтах и фьордах пролива, ведущего в этот большой залив. Ведя счет добыче, Захар стоял на палубе рядом с растущей горкой тушек морских бобров. От их вида и запаха у Захара все переворачивалось внутри.
На борт поднялся последний охотник и тяжело уронил убитого котика прямо под ноги Захару. Когда туша шлепнулась на палубу, из вспоротого брюха вывалились внутренности. Захар отскочил, но зловонная кровавая каша обдала его сапоги и забрызгала штаны.
Захар обрушился с бранью на охотника, маленького, невзрачного алеута. Тот бросил на него испуганный взгляд и убежал в трюм. Рядом стоял и ухмылялся Тайин. Его глаза ускользнули от яростного взгляда Захара.
И тут Захар взорвался. Один прыжок – и он схватил Тайина за плечи, навис над его приземистой фигурой:
– Это ты его подговорил? Ты их всех подбиваешь на эти пакости, так ведь?
Глаза алеута замерцали янтарным блеском.
– Убери руки, господин Петров, – сказал Тайин ровным голосом.
– Сами они бы не решились. Это ты их подзуживаешь! – Захар еще крепче вцепился в тяжелые плечи Тайина и встряхнул его.
– Руки убери, – повторил алеут. Краска залила его широкое смуглое лицо.
Захар снова встряхнул его. Одним резким движением плеч Тайин сбросил руки Захара и отскочил. Они стояли друг против друга со сжатыми кулаками.
– Эй вы там! А ну кончайте! – Илья встал между ними. – Вы что? – Он понизил голос и тревожно оглянулся: нет ли поблизости капитана? – Чего не поделили?
– Ничего, господин Мишкин, – угрюмо проворчал Тайин, не сводя с Захара своих тлеющих желтых глаз.
– Это наше дело! – огрызнулся Захар. Он не стал бы жаловаться Илье, даже если бы алеуты заживо содрали с него кожу.
– Ладно. Пошел вниз, Тайин, – скомандовал Илья.
Алеут строптиво покосился на партовщика, но все же нехотя подчинился.
Позже Захару удалось поговорить с Тайином с глазу на глаз. Гнев Захара утих, и он уже сам стыдился своей вспышки. Но он твердо решил выяснить, за что алеуты травят его.
На его вопросы Тайин реагировал как обычно: пожимал плечами и что-то мычал, делая вид, что не понимает, чего хочет от него Захар. Но в конце концов он сказал:
– Наши люди получили номера. Имени нет. Номер.
– Чего, чего?
– Номер на байдарке. Ты сказал господину Мишкину: забери имя, дай номер. – Его лицо медленно наливалось кровью.
– Ах, ты вот о чем. Ну да. Это я предложил. Ну и что?
Тайин не спешил с ответом. Долго безразлично глядел вдаль, потом перевел тяжелый янтарный взгляд на Захара:
– Ты имеешь имя, да? Господин Петров твое имя, да? А ты хочешь номер? Хочешь, чтобы тебя звали «номер три»? Или «пять»? Или «пятнадцать»? «Эй ты, Пятнадцать!» Ты это любишь?
– Ах, я не знаю. – Захару стало не по себе. Нет, ему бы это не понравилось. Он Захар. Захар Иванович Петров. – Да какая вам разница?
– Чертовско большая разница – взять у человека имя. Но ты думаешь, нашему человеку все равно. «Алют!» Глупый, как мускусный бык. Алют ничего не чувствует, ничего не знает.
Захар неловко переминался с ноги на ногу.
– Я тебе скажу, – продолжал Тайин бесстрастным голосом. – Номер приносит беду. Первая охота из Росса, первый раз номера, очень нехорошая охота. Номер шесть мертвый. Номер шесть мертвый. Номер два, номер два – мертвые. – Теперь его голос был хриплым, на скулах выступили багровые пятна. – Четыре моих брата нет. Мертвые. Не номер. Человек.
– Ах ты боже мой… Я виноват. – Захар прикусил губу. Ему показалось, что он увидал слезы в этих желтых глазах. Но Тайин быстро отвернулся. – Я скажу господину Мышкину, чтобы убрал номера. (Захар знал, что теперь в номерах никакой нужды не было. Ведь он сам вел счет.) А ты скажи своим, чтобы они перестали, ладно?
Тайин ушел, не сказав ни слова.
Илья охотно согласился закрасить номера на байдарках и вернуться к именам. Он вообще готов был на все что угодно – только бы к ним вернулась удача.
Однако алеуты не угомонились, они стали еще более дерзкими. Захар понял свою ошибку. Нельзя было показывать, что их проделки задевают его за живое. Почуяв слабинку, они стали еще неутомимее травить его. Захар сдерживал себя, стиснув зубы, старался не обращать внимания на своих мучителей. Но внутри у него все кипело. Его прежняя добродушная беззаботность сменилась угрюмостью. Он стал враждебно относиться ко всем алеутам и особенно – к Тайину. Казалось, эти желтые тигровые глаза с ухмылкой провожали каждый его шаг. Впервые в жизни Захар возненавидел человека.
Однажды утром до восхода солнца байдарки отплыли на охоту в залив Сан-Франциско. Корабль бросил якорь вне залива – подальше от испанского форта на скале, господствовавшей над внутренней частью пролива. Байдарки могли безопасно пробираться по проливу мимо испанских пушек только у противоположного берега.
Как только солнце съело туман, воздух задрожал, замерцал от зноя. Но перед заходом солнца прохладный бриз снова нагнал туман. Захар шагал по палубе, дожидаясь возвращения охотников. Сырой туман окутывал верхушки мачт и стлался по палубе седыми прядями. Корабельные фонари бросали тусклые желтые отсветы на влажный настил.
Подошли первые байдарки. Охотники поднимались на палубу, дрожа от изнеможения. Захар стоял под фонарем и считал добычу. Затем одновременно причалила целая стайка лодок, последним поднялся на борт Илья. До смерти уставшие люди сгрудились вокруг Захара, подсчитывавшего добычу.
От рубки спешил к ним капитан, что-то выкрикивая на ходу. Захар торопливо записывал последние цифры.
– Сорок, – сказал он Илье. – И несколько котиков. Три байдарки еще не пришли.
– Сорок бобров, капитан Годви, – сказал Илья шкиперу. – Трех байдарок еще нет. – Его лицо было серым от усталости. Он озабоченно вглядывался в темноту.
– Сорок? – Капитан дернулся, словно у него что-то взорвалось внутри. Он затрясся всем телом и разразился потоком ругательств.
Илья повернулся лицом к разъяренному капитану. Со слабой извиняющейся улыбкой он сказал:
– Капитан, люди не виноваты. Мы работали как проклятые на этой адской жаре. Когда мы подошли к берегу, чтобы набрать воды из родника, нас уже поджидали эти чертовы испанцы. Они отогнали нас выстрелами. Весь день мы подыхали от жажды, а потом надрывались, чтобы выгрести к «Елене» против прилива.
Шкипер метнулся к рубке и начал выкрикивать приказания, то и дело трубно сморкаясь в свой клетчатый платок. Задребезжала якорная цепь.
Захар бросился к шкиперу.
– Нельзя, нельзя уходить! – завопил он. – Еще не все лодки вернулись! – Он исступленно замахал рукой в сторону берега. – Байдарки! Три лодки! – он поднял вверх три пальца.
Не обращая на него внимания, шкипер выкрикивал английские команды. Захар схватил его за руку:
– Стойте! Там же люди! Нельзя их оставлять. Три байдарки!
Хардвик подхватил кофель-нагель и огрел Захара по голове. Захар отшатнулся и повис на поручнях.
– Мистер Мишкин! – взревел капитан.
Илья уже бежал к нему.
Кучка алеутов во главе с Тайином начала надвигаться на капитана. В глотках у них угрожающе клокотало. Тревожно затрезвонил корабельный колокол.
Захар висел на перилах, обхватив голову руками. Собрав все свои силы, он выпрямился и обернулся. На помощь капитану бежали матросы, вооруженные железными штырями. Они выстроились под фонарем. Рядом с Хардвиком уже стоял его помощник с мушкетом в руках. Илья держался в тени, но поближе к капитану.
Тайин и еще с полдюжины алеутов остановились в нескольких шагах от капитана. Они требовали, чтобы он подождал, не бросал их товарищей. Остальные охотники сгрудились на шкафуте, ворча, но не осмеливаясь открыто поддержать Тайина.
Илья заорал на алеутов, чтобы они спустились в трюм. Захар снова бросился было к капитану, умоляя его подождать. Дуло мушкета повернулось в его сторону, и он застыл на месте.
– Захар, заткнись! – завопил Илья. – Ступай вниз, слышишь? Ну! Пошел вниз!
– Он не смеет бросать людей! – выкрикивал Захар. – Сделай же что-нибудь!
– Я попытаюсь, а ты заткнись и спускайся в трюм. Уходите отсюда, вы все. Все!
Привычка слушать своих русских хозяев была сильна в алеутах. Тайин пошел к трапу, то и дело злобно оглядываясь через плечо. За ним потянулись остальные. Захар бросил отчаянный взгляд на людей под фонарем. Дуло мушкета все еще глядело на него. С тяжелым сердцем он спустился по трапу следом за алеутами.
И почти тут же (или это только так казалось?) корабль снялся с якоря. В трюме раздавались унылые, жутковатые причитания алеутов – они оплакивали своих собратьев.
«Елена» продолжала идти на юг вдоль неровных, изрезанных берегов. Там, где на смену голым скалам приходили лесистые склоны, дичь так и кишела повсюду. Захар видел стада благородного оленя, всевозможных птиц. В ясный солнечный день они вошли в Монтерейский залив.
Захар разглядывал маленький городок Монтерей. Во все стороны разбежались домики с белеными стенами и красными черепичными крышами. Над небольшим квадратом глинобитного президио развевался флаг, и звук трубы слабо доносился через залив. С севера в залив впадала река, на юге стеной стояли леса, чуть ближе расположилось небольшое селение. В бухте стоял на якоре корабль, к причалу было привязано несколько лодок.
«Так это и есть Монтерей, – думал Захар. – Столица Испанской Калифорнии, морской их оплот! – Он презрительно фыркнул – Жалкая деревушка по сравнению с Ситхой».
«Елена» миновала Монтерей, по-прежнему держа курс на юг. Туманы остались позади, становилось все жарче. Но теперь, где бы они ни бросали якорь, они видели на берегу испанских солдат. Четыре кавалериста все время маячили поблизости, отпугивая их. Когда шкипер в очередной раз замечал их силуэты на берегу, он приходил в ярость, при этом нос его бледнел от злости. С проклятиями он приказывал снова поднять якорь. Добыча алеутов по-прежнему была скудной…
Питьевая вода была на исходе. Капитан Хардвик отбирал алеутов для поездки на берег за свежей водой. Он стоял рядом с Ильей и тыкал костлявым пальцем:
– Ты, – он показал на Тайина. – Ты, и ты, и ты тоже. – Потом повернулся к Захару: – Ты, Петров.
Захар не поверил своим ушам. Он изумленно посмотрел на шкипера и покачал головой:
– Я? Нет. Это не мое дело.
Хардвик посмотрел на Илью, отрывисто бросил что-то по-английски. Илья заискивающе улыбнулся в ответ и сказал:
– Делай, Захар, что велят. Я сам знаю, что это не твое дело. Так ведь он здесь хозяин, его слово закон.
– С чего это он вздумал посылать меня? Это не моя забота.
Илья покосился на капитана. Нос Хардвика зловеще бледнел.
Илья торопливо шагнул к Захару, обнял его за плечи мясистой рукой:
– Слушай, Захар, не валяй дурака. Тебе что, жизнь не мила?
Захар сбросил его руку пожатием плеч.
– Ладно, чего уж там. Только непонятно мне это…
Ворча, Захар забрался в корабельную шлюпку и уселся между двумя пустыми бочками на корме, лицом к гребцам. За спинами у гребцов пристроились алеуты: Тайин и еще трое, по двое на каждой банке, лицом к корме. Рассеянно глядя на них поверх голов гребцов, Захар ломал себе голову: почему Хардвик послал его, Захара, вместе с алеутами?
И вдруг, уже у самого берега, его осенило. Именно эти алеуты стояли впереди всех в тот вечер на рейде Сан-Францискского залива. Он сам тогда кричал громче всех и хватал шкипера за руку. И теперь Дэмбостон в своих мыслях свалил его в одну кучу с этими алеутами. «И я, и они – смутьяны. Очень может быть, что Хардвик задумал избавиться от них, но так, чтобы все можно было свалить на несчастный случай». От этой мысли Захар похолодел. Он дал себе клятву никогда больше не ввязываться в дела и заботы алеутов. «Не стоят они этого, – сердито подумал он. – А я теперь буду держать ухо востро с этим чертовым Дэмбостоном».
Шлюпка заскрипела килем о песок. Алеуты выбрались вброд на берег, неся по паре кожаных ведер. Следом за ними выпрыгнул на отмель Захар. Вода приятно холодила босые ноги. Матросы остались у лодки; один из них, белобрысый веснушчатый парень, стал на часах с мушкетом.
Захар побрел по песку к каменистому обрыву. Ручеек, сбегавший с прибрежных холмов, низвергался с обрыва алмазным водопадом. По краям русла росли лишайники и дикие цветы. Берег порос дикой мятой, а в одной из ложбинок Захар нашел водяной кресс – жеруху. Он набрал пригоршню жерухи и на ходу с наслаждением жевал ее сочные побеги. У листьев жерухи был острый вкус, они отдавали перцем.
Под обрывом было безветренно и тихо, солнце припекало вовсю. Прежде чем наполнить свои ведра, Захар окунул голову в поток и долго пил холодную свежую воду. Алеуты уже двинулись к шлюпке с полными ведрами.
Внезапно над их головами раздались крики. Затрещали выстрелы. Фонтаном забила вода из ведра, пробитого пулей. В панике алеуты побросали ведра и опрометью кинулись к шлюпке.
Сердце отчаянно колотилось в груди у Захара, когда он, петляя, помчался по песку. Щелканье выстрелов подстегивало его, во рту пересохло от страха.
Когда Захар достиг кромки воды, шлюпка уже отвалила от берега. Отчаянным затяжным рывком, разбрызгивая воду во все стороны, Захар проскочил отмель и в последний момент дотянулся до кормы. Он перевалился через транец и плюхнулся между бочками. Матросы, с красными, потными лицами, гребли изо всех сил.
Отдышавшись, Захар стал отчаянно бранить матросов.
– Вы хотели бросить меня на берегу, так ведь? Если б вам не пришлось разворачивать шлюпку, я бы вас не догнал!
Он оглянулся. На скале у водопада вырисовывались против солнца черные силуэты четырех всадников. Испанцы не стреляли – лодка была уже слишком далеко. Водопад искрился под солнцем.
– Не понимай, – буркнул веснушчатый матрос. – Не говорит по-русску.
Шлюпку подняли на палубу «Елены». При виде порожних бочек капитана охватил один из его привычных приступов бешенства. Он разразился потоком проклятий. Один из гребцов попытался что-то объяснить ему, но Хардвик заставил его замолчать ударом кулака.
Прибежал Илья и стал загонять алеутов в трюм – подальше от капитанского гнева. Захар тоже начал спускаться по трапу, но тут новый взрыв ругани заставил его оглянуться.
Один из участников поездки на берег, пожилой, колченогий алеут, замешкался на палубе. Шкипер взмахнул кофель-нагелем, раздался глухой треск, как будто раскололся арбуз, и охотник осел на палубу.
Мертвая тишина воцарилась на палубе. Все застыли, немо глядя на неподвижную распростертую фигуру. Кровь сочилась на доски из проломленной головы. Слышались только хриплые крики чаек, да волны ударялись о борт корабля с чмокающим звуком.
Тайин метнулся к лежащему телу. Он упал на колени рядом с алеутом, приподнял его голову.
– Боже милостивый! – хрипло произнес Илья. – Вы его убили, капитан.
Не отводя взгляда от алеутов, Хардвик отдал какую-то команду. Помощник капитана и несколько матросов стали за его спиной.
Тайин припал к покойнику и тихо запричитал. Подошли остальные алеуты, сгрудились вокруг, затянули негромкую воющую песню. Поверх их голов Тайин глядел на капитана. На его широком лице была написана нескрываемая ненависть. Желтые раскосые глаза словно целились в капитана из невидимого ружья.
– Это убийство! – крикнул Захар.
Вспышка справедливого гнева стерла собственную его неприязнь к алеутам. Возмущенно выкрикивая что-то, он направился к шкиперу.
Хардвик стоял в своей привычной позе: широко расставив длинные ноги, подбоченясь, сжимая в кулаке грязный носовой платок. Его нос побелел от злости, только пунцовые ноздри пылали. Глядя в лицо Захару, он что-то процедил сквозь зубы.
Илья бросился к ним.
– Захар, ради бога, перестань! Он грозится заковать тебя в кандалы.
– Меня? Это его нужно связать, как бешеную собаку, – захлебывался Захар. – Он убил человека! Хладнокровно, ни за что ни про что!
Хардвик сказал что-то ровным голосом, но вид у него был угрожающий, ядовитый, как у гадюки.
– Захар, дьявол тебя возьми, перестань же! Он говорит, что закует тебя в кандалы и выдаст испанцам. Заткнись и убирайся в трюм!
Захар утих. Он взглянул на алеутов, сгрудившихся вокруг убитого: ни движения, ни слова протеста. Посмотрел на бостонцев, выстроившихся против него, на Илью, который, как всегда, стоял на стороне капитана. Повернулся и молча пошел вниз.
Несколько дней жизнь текла на «Елене» непривычно спокойно. Охотники уходили на промысел морского зверя, матросы делали свою повседневную работу – все происходило втихомолку. Разговоры велись вполголоса. Казалось, все ждали, что вот случится какая-то беда. Не раз Захар замечал, как Тайин смотрит на шкипера своими янтарными, полными лютой ненависти глазами. Шкипер тоже это видел.
Потом, дальше к югу, охотникам начало везти. Тушки драгоценного пушного зверя сотнями хлопались на палубу. То и дело звучал самодовольный смех Ильи. Алеуты перестали изводить Захара.
Удачная охота смягчила нрав капитана, и вспышки его беспричинного, безрассудного гнева прекратились. Захару казалось, что день злополучной вылазки за водой всеми забыт. Но в одно прекрасное июльское утро он понял, что заблуждался.
11. ПЛЕН
сным солнечным днем «Елена» резво шла вдоль убегающих береговых холмов. Дул легкий бриз. Округлые холмы, покрытые выжженной рыжевато-коричневой травой, мерцали в жарком мареве. Капитан Хардвик, не отрываясь, разглядывал берег в подзорную трубу. Когда цепь холмов оборвалась и показалась плоская, как стол, равнина, капитан велел убрать паруса и бросить якорь. Как только якорь плюхнулся в веду, стая морских птиц с криком поднялась в раскаленное добела небо.
Вытянув шею, Захар с удивлением глядел на берег. Ведь здесь негде было набрать воды, к тому же сейчас в воде недостатка не было. Выжженная солнцем равнина простиралась в глубину примерно на полмили, за ней опять начинались холмы. Под одним из холмов по правую руку от Захара виднелся темно-зеленый болотистый луг, на фоне рыжего склона он казался почти черным. На лугу, по брюхо в траве, паслось стадо. Несколько коров неторопливо брело вверх по склону в сторону леса, покрывавшего вершину холма. Не видно было ни домов, ни дыма, ни каких-либо других следов человеческого жилья.
Подзорная труба шкипера снова и снова ощупывала берег. Потом он стал отбирать людей для поездки на берег – точно так же, как в прошлый раз.
Илья стоял рядом и переводил его команды. Капитан отправлял на берег Захара, Тайина и еще десять алеутов, включая двоих из тех, что были в предыдущей поездке. Задание: заарканить и забить одну из коров, чтобы снабдить команду свежим мясом.
Те же матросы доставили их на берег. Захар был настороже. На этот раз он пошел безропотно, зная, что протестовать не только бесполезно, но и опасно. Он чуял какой-то подвох со стороны капитана. Но какой?
Как и прошлый раз, матросы остались охранять шлюпку, остальные подались гурьбой в сторону луга, на котором паслось стадо. Захар перекинул через плечо моток прочной веревки, он прихватил и нож, чтобы освежевать корову. Тайин шагал рядом с ним, помахивая топором. Остальные брели за ними по пустоши, поднимая пыль босыми ногами. Свежее дыхание бриза уже не доносилось сюда. Солнце обжигало непокрытые головы. В воздухе стоял запах сухой травы.
Захар взглянул на непроницаемое лицо алеута. Выражение лица Тайина менялось только в минуты опасности или гнева: тогда яркая краска проступала на его скулах. Сейчас у него был обычный бесстрастный, почти безмятежный вид. Захар решился:
– Слушай, Тайин, – начал он осторожно, – давай не будем убивать корову.
Алеут пожал плечами:
– Все одно. Наши люди не едят корову.
На палубе «Елены» поблескивала капитанская подзорная труба.
– Дэмбостон смотрит, – сказал Тайин. – Ты лучше делай, что он велит. Ты русский. Ты сейчас главный. Не делай нам беды.
– Помоги мне вспугнуть стадо. Пусть капитан думает, что они сами от нас убежали.
Когда они приблизились к лугу, коровы дружно повернули к ним головы, нервно втягивая ноздрями воздух. Стадо беспокойно задвигалось.
– Эй вы, пошли! – заорал Захар. – Кыш! Пошли отсюда!
Он с криком побежал к стаду. В отличие от коров, за которыми Захар присматривал на «Екатерине», здешний полудикий скот боялся людей и не подпускал их близко. Стадо галопом двинулось вверх по холму, к лесу.
Тайин трусил рядом с Захаром и смеялся. Он крикнул своим через плечо:
– Давайте, ребята, кричите, пугайте их! Ху-а! Ху-а!
Коровы неуклюже, но проворно неслись вверх по склону.
Люди бежали за ними, крича и улюлюкая. Захар на бегу утирал рукавом пот со лба:
– Ну и ну!
Эти нескладные с виду животные бежали на удивление резво. Первые коровы уже нырнули в чащу и замелькали среди деревьев. Захар бежал не останавливаясь, в ушах у него гудело от топота стада и криков, пыль и пот слепили глаза.
И тут из леса вынырнули всадники. Захар остановился как вкопанный, протирая глаза: прямо на него глядело дуло мушкета. Четыре испанских кавалериста держали их под прицелом.
Двое всадников тут же проскакали вперед, сгоняя в кучу отставших. Алеуты сгрудились вокруг Захара и Тайина.
Синие мундиры солдат казались серыми от пыли, серыми были и их лошади.
Солдат, державший под прицелом Захара, повел ружьем, показывая на нож, отрывисто скомандовал что-то, обнажая черные корешки зубов.
Захар посмотрел в сторону моря. Шлюпка уже подгребала к «Елене». Поднятые паруса наполнялись. Итак, береговая партия была брошена на произвол судьбы. Неужто капитан умышленно отправил их в западню? Мысль о подлом предательстве оглушила Захара, подавила волю к сопротивлению.
Он уронил нож, скинул веревку с плеч. Тайин уже отшвырнул топор.
Два солдата спешились, проверили, нет ли у них оружия, пинками и затрещинами заставили их стать в один ряд.
А потом их погнали. Руки связаны за спиной, лодыжки спутаны сыромятными ремнями, которые не давали им идти широким шагом. Связанные одной длинной веревкой, пленники шли цепочкой на расстоянии полутора-двух шагов друг от друга. Первым оказался Тайин, за ним шел Захар.
Впереди ехали два солдата. Чернозубый (похоже, он был у них за старшего) привязал конец веревки к луке своего седла. Двое остальных замыкали колонну.
Они начали подниматься вверх по склону. Чтобы не отставать от всадников, приходилось бежать рысцой. Захар был в рубахе, штанах и в сапогах, которые защищали его лодыжки от ремней. На алеутах же были старые штаны, обрезанные у колен, да рваные рубахи. Захар все время видел перед собой короткие мускулистые ноги Тайина с мозолистыми подошвами. Путы из плетеных ремешков при каждом шаге врезались в его щиколотки.
Час за часом испанцы гнали их вперед под палящим солнцем. Пыхтя, пленники взбирались на очередной холм, вниз спускались бегом, чтобы не отставать от лошадей. Захар брел спотыкаясь, отупевший от жажды, горячий воздух обжигал пересохшую глотку. От разгоряченных лошадей несло потом.
Когда жара стала совсем невыносимой, люди начали падать. Упавшие с трудом поднимались на ноги; чтобы помочь им встать, остальные всем телом наваливались на веревку. Один из солдат то и дело проезжал вдоль колонны и подстегивал валившихся с ног людей плетью.
Захар упал на вершине каменистого холма. Цепочка людей дернулась и остановилась. Захар стоял на коленях, свесив голову на грудь, тяжело дыша. Тут же словно огненный язык лизнул его спину. Захар закричал от боли и вскочил. Солдат поглядывал на него с лошади с легкой жестокой усмешкой, от которой задрался кверху клинышек его черной бородки.
– В амос! [9]9
Пошли! (исп.)
[Закрыть]– скомандовал погонщик, и новый удар плетью ожег Захара.
Захар потащился вперед, неловко переставляя спутанные ноги…
По дну лощины, поросшей ольхой, лениво катился ручей. Чернозубый спешился, чтобы стеречь пленников, пока остальные испанцы набирали воду в большие плоские фляги. Потом они ввели в воду лошадей. Пленники облизывали пересохшие губы, глядя, как лошади тянут воду.
Захар стоял с опущенной головой и пытался стряхнуть с бровей пот, заливавший глаза. Его одежда пропотела насквозь, струйки пота стекали по спине и ногам.
Наконец лошади напились досыта. Солдаты вывели их на берег и привязали к деревьям. Чернозубый махнул рукой, и цепочка людей спустилась к воде.
Тогда Тайин заговорил. Он что-то сказал по-испански Чернозубому, стоявшему над ними на берегу. Тот удивленно взглянул на него.
Тайин торопливо произнес в сторону Захара:
– Я ему говорю: развяжи руки, дай напиться.
Чернозубый возразил что-то. Тайин отвечал серьезно, убедительно. Захару он объяснил:
– Он говорит: поклянись, что не убежишь. Я клянусь. Он глупый: куда бежать?
Солдат спустился вниз, прошелся вдоль цепочки, сдернул веревки с рук.
Как только Захару развязали руки, он бросился в ручей. Вода еще не успела отстояться, со дна клубами поднималась муть. Захар зажмурился и припал к воде. Он пил жадно, захлебываясь, поднимая голову только для того, чтобы перевести дыхание. Наконец он поднялся, чувствуя, что больше в него не войдет ни глотка. И тут же его стошнило. Задыхаясь, мучительно кашляя, он извергал из себя мутную воду. Позже, когда ему полегчало, а вода в ручье посветлела, он напился снова, но более осторожно. Потом оторвал от подола рубахи полоску, смочил ее и повязал вокруг лба.
Пленным разрешили передохнуть. Солдаты сняли седельные сумки, расположились в тени и принялись за еду. Ружья лежали у них под рукой.
Захар смочил водой запястья, на которых веревка оставила глубокие следы, и повернулся к Тайину. Тот растянулся навзничь на грязном глинистом берегу, усыпанном галькой. Остальные алеуты тоже распластались на берегу и, казалось, спали. Полуприкрытые веками глаза Тайина мерцали желтым блеском.
– Откуда ты знаешь испанский? – вполголоса спросил Захар. Общая беда заставила Захара забыть неприязнь к Тайину. Не открывая глаз, Тайин ответил:
– Испанский корабль разбился. Дома, на Кадьяке. Я брал матроса домой. Мало-мало научился.
Захар отжал мокрые волосы, расчесал их пальцами и стал разглядывать солдат. Судя по всему, испанцы долго были в пути и заранее к нему приготовились. Переметные сумы были набиты припасами. К задним лукам их высоких седел приторочены скатанные одеяла; палаши, пики, чехлы ружей туго притянуты к седлам ремнями. Плоские широкополые шляпы надежно защищали солдат от солнца. Мундиры, чепраки, чехлы фляг были темно-синего цвета, на прочей экипировке виднелись синие значки.
Захар повернулся к Тайину:
– Как ты думаешь, это те самые? Те, что стреляли в нас тогда, у водопада?
Тайин уселся и стал разглядывать испанцев, задумчиво щуря желтые глаза.
– Может быть.
– Провалиться мне на этом месте, если это не они! Они все время шли за нами берегом. Мы ведь всегда видали четверых. Помнишь?
– Может быть. – Глаза Тайина заблестели. – Дэмбостон видел. В трубу.
– Ты думаешь, он знал, что испанцы близко? – Захар с шумом втянул в себя воздух. – И послал нас на берег, чтобы они нас взяли?
– Капитан всегда смотрит в трубу. Зачем, как думаешь? Золото ищет, да?
Захар засопел.
– Годви решил от нас избавиться после того вечера у Сан-Франциско. И послал нас прямо в лапы к испанцам.
– Погоди, Дэмбостон, мы еще увидимся! – проворчал Тайин. Он выругался на своем родном языке, руки его заходили ходуном.
Захар глядел на эти короткие сильные пальцы, на ладони, блестящие от мозолей, на толстые безволосые запястья, покрытые красными рубцами. В душной тени, испещренной солнечными пятнами, Захара пробрала дрожь: ему казалось, он видит, как Тайин скручивает шею Дэмбостону, отрывает ему голову.
Испанцы велели им стать в ряд, снова связали их в цепочку, погнали быстрым шагом, то и дело переходящим в бег. После короткой передышки жара казалась еще невыносимее.
Захар изнемогал. Спотыкаясь, он брел вслепую, ориентируясь только по стуку копыт, дребезжанью уздечек и скрипу кожаных седел. Когда к нему пришло второе дыхание, он попытался разглядеть окрестности. Они шли на юг, удаляясь от берега. Тайин, мерно топавший перед ним, тоже внимательно изучал эти выгоревшие рыжие холмы. Захару они казались совершенно одинаковыми.
К вечеру люди едва держались на ногах. На привале пленники свалились кто где стоял, только Тайин еще держался. Захар упал на колени, перекатился на бок и словно провалился в обморочный сон.
Среди ночи Захар проснулся от холода, оцепенения и боли. Вокруг раздавался храп. Лошадь заржала, забренчала уздечкой. Оранжевым глазом подмигивал сквозь тьму тлеющий костер. Невыносимо болели онемевшие руки, скрученные за спиной. Щекой он ощущал твердость каменистой почвы. Захар чуял воду где-то поблизости, но не было сил добраться до нее. Когда он перекатился на другой бок, руки захрустели под тяжестью собственного тела. Но еще тяжелее давило ощущение безнадежности. Одни предали его, другие поймали и погнали бог знает куда. Захар заплакал. Слезы стекали со щек прямо на землю. Потом он уснул.
На рассвете птицы разбудили его веселым щебетом. Оказалось, они ночевали в дубовой роще, на берегу ручья. Солдаты развязали им руки, позволили напиться и умыться.
Они тронулись в путь. Второй день был страшнее первого. Испанцы гнали их в немыслимом темпе. И, как ни странно, они это вынесли. На вечернем привале у родника большинство из них еще могло держаться на ногах. Им развязали руки и впервые дали поесть.
