Текст книги "Ищи на диком берегу"
Автор книги: Джин Монтгомери
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
14. СПАСЕНИЕ
Верный друг – врачевство для жизни.
«Книга премудрости Иисуса сына Сирахова», VI, 16.
анический страх овладел Захаром. Он задергался, тщетно пытаясь высвободиться, кровь стучала у него в висках, глаза остекленели. Он истерически рыдал, бился всем телом, вопил, как помешанный. Вскоре он не только окончательно выбился из сил, но и израсходовал почти весь воздух в своем отвратительном гробу. Но вот мало-помалу здравый смысл начал возвращаться к нему. Он заставил себя лежать спокойно и думать.
Где испанцы? Ушли и оставили его умирать здесь? Оставили завернутым в коровью шкуру, на которую никто и никогда не обратит внимания?
Он прислушался. Вот раздался глухой удар о землю, это лошадь ударила копытом. Забренчала уздечка. Значит, испанцы еще здесь.
При мысли, что он не один, Захар заметался снова. Он напрягался, извивался, кричал, пока не впал в беспамятство. Потом он очнулся, вялый, обессиленный, беспомощный. Безысходная, отчаянная тоска охватила его, и он заплакал. Какая отвратительная смерть – задыхаться в вонючей коровьей шкуре!
А где же Тайин? Неужели он не придет? Неужели сбежал, спасая свою шкуру? Тогда Захару не на что больше надеяться.
Захар дышал тяжело, как загнанная собака. Кровь гулко стучала в ушах, легкие горели от недостатка воздуха; он утопал в собственном поту. Захар понял, что, если он не успокоится, не перестанет брыкаться, он вскоре задохнется. Он должен подчинить разум и тело своей воле. Нужно лежать спокойно и ждать. Чего ждать? Этого Захар не знал. Разве только Тайин вернется и попытается выручить его.
Теперь Захар лежал расслабившись, с закрытыми глазами, едва дыша. «Не напрягайся, не думай, не представляй себе ничего. Лежи спокойно, спокойно, спокойно». Постепенно наступило какое-то призрачное состояние, где-то между сном и обмороком. Время застыло.
И тут он явственно услышал голос отца: «Захар… Захар…» Фокус-покус. Ловкость рук и никакого мошенства. Вот отец кладет блестящую, новенькую монетку в одно ухо и вынимает из другого. «Захар, – повторяет он, – Захар…»
Веки Захара дрогнули. Он открыл глаза, тупо посмотрел в темное ночное небо и застонал.
– Тихо, Захар. Это я, Тайин.
Сознание медленно возвращалось к нему. Он все еще лежал завернутый в коровью шкуру, но голова и плечи были свободны. Содрогаясь всем телом, Захар глубоко вдыхал сладостный свежий воздух.
Стоя на коленях, Тайин возился с сыромятными путами. Он стащил шкуру с ног Захара, разрезал веревки на его руках. И все время приговаривал шепотом:
– Тихо. Испанцы спят. Тихо.
Захар окончательно пришел в себя. Он совсем ослаб, словно после опасного, изнурительного путешествия. Зато теперь ликующая радость жизни разливалась по всему его телу. Дышать полной грудью – какое чудо! Он сел, осмотрелся.
Костер почти погас, лишь несколько тлеющих угольков мерцало под ночным ветерком. У костра лежал ничком и громко храпел Пабло, рядом валялась фляга. За приподнятым пологом палатки виднелось неподвижное тело Риверы, этот похрапывал с тонким присвистом. Оба были одеты, вино уложило их наповал.
Тайин беззвучно пополз прочь. За ним полз Захар, то и дело мотая головой, чтобы прогнать головокружение. Вдруг раздался оклик Риверы. Захар припал к земле, оцепенев от ужаса. Но тут он услышал, как испанец бормочет во сне какое-то женское имя. Захар облегченно вздохнул и пополз дальше.
Добравшись до ручья, он на четвереньках сполз в воду, окунул голову. Вода настолько освежила его, что на лужайке он сумел встать на ноги. На большее он не был способен. В голове пульсировала боль, темный ночной мир кружился перед глазами.
Тайин помогал ему идти. Захар почти висел на нем, с трудом переставлял ноги. Ему казалось, что алеут тащит под мышкой какой-то сверток.
Они осторожно пробирались среди ольховника. Когда они удалились от лагеря испанцев на безопасное расстояние, Тайин осторожно опустил Захара на землю у ручья.
– Иди мойся, – прошептал он. – Легче станет. Воняешь, как дохлый сивуч…
Захар вышел из воды, бормоча:
– Вроде оклемался немного.
Кой-как он обтерся штанами и натянул их на себя. Теперь вдруг наступила реакция на все, что ему пришлось претерпеть в этот день. Он повалился на землю, спрятал лицо в ладонях. Судорожные рыдания сотрясали его тело.
– Господи! Господи! – повторял он глухим дрожащим голосом.
Тайин набросил ему на плечи какую-то накидку. Захар благодарно кивнул и закутался во что-то шершавое, плотное, пахнущее лошадиным потом. А потом алеут протянул ему еще что-то.
Мясо! Захар набросился на мясо с алчностью изголодавшегося зверя. Он рвал его зубами и тут же глотал не жуя; пот выступил на его лице. Потом он стал жевать медленнее, постанывая от наслаждения, смакуя каждое волоконце жесткого холодного мяса.
Как только Захар покончил с едой, Тайин встал и заторопил его. Захар брел медленно, пошатываясь, но уже без помощи Тайина. Попону он набросил на себя.
Над темной водой озера повис парной туман. Лошади испанцев стояли на отмели – темные расплывчатые силуэты в белесой мгле. Тайин опустил свой сверток на землю, набрал камней и начал бросаться ими в лошадей, негромко покрикивая на них. Кони осторожно выбрались на берег.
– Пошли! Ну, пошли, эй, вы! – Тайин забежал сбоку, норовя оттеснить лошадей к тропе. Лошади зарысили, сорвались в легкий галоп и скрылись в темноте.
Тайин вернулся, подхватил сверток.
– Домой побежали, – довольно сказал он. – Пойдем, нам нужно реку найти.
Они обогнули лагерь испанцев по широкой дуге, пересекли тропу и пошли на восток, по направлению к реке. Захар шагал молча, у него было много вопросов к Тайину, но не было сил говорить на ходу.
Остаток ночи они провели под выступом скалы. Тайин сгреб в сторону крупные камни и гальку, взрыхлил песчаную почву. Улегся, завернувшись в попону, и тут же захрапел. Захар привалился рядом. Дважды ему приснилось, что он задыхается в коровьей шкуре, он начинал метаться, просыпался и снова засыпал.
На рассвете они сидели под каменным навесом скалы и жевали холодное мясо. Тайин говорил, что больше любит рыбу, тюленину и мясо морских птиц, которое отдает рыбой. Захар нетерпеливо перебил его:
– Ты лучше расскажи, как тебе удалось меня вызволить? Что ты сделал с испанцами?
– Ничего не сделал. – Тайин размеренно прожевывал мясо.
– Ну, а лошади? Как они оказались в озере?
– Веревки резал. – Тайин показал ему длинный кинжал, острый как бритва.
Захар залюбовался кинжалом.
– Ты что, снял его с испанца?
– Нет. Длинный солдат его в мясе оставлял. – Тайин помолчал, потыкал кончиком кинжала в свой большой палец: – Нож есть, теперь хорошо живем.
– Тайин, да расскажи ты, наконец! Не томи. Как было дело?
Тайин неторопливо дожевал мясо, извлек мясное волоконце, застрявшее в зубах, внимательно обследовал его, снова сунул и рот. Прищурился на утреннее солнце и начал рассказ.
Тайин и испанцы увидели друг друга одновременно. Захар прямиком пер в ловушку, и Тайин уже ничего не мог поделать. Если бы поймали обоих беглецов – обоим конец. И он убежал.
Он спрятался в лощине. Когда мимо проехал один из испанцев – тот, длинный, тощий, – Тайин бросился к лагерю. Прежде чем тощий успел вернуться, Тайин взобрался на дерево, с которого видна была вся поляна.
– Так ты там был все время? И все видел? И не пришел на выручку? – возмутился Захар.
– Спятил, господин Петров! Я один против два мучачос? [10]10
Мучачос (исп.) – парни.
[Закрыть]У них пистоли, ножи, мушкеты. А я? Две руки – и все. Ты связанный, как весенний гусь в сетке. Тогда я жду. Они пьют вино – пусть пьют. Но я тебе скажу – как я боялся! Чертовско боялся, скажу тебе. Когда на тебе веревки резал, рука дрожал – два раза нож терял. Ох, господин Петров, чертовско страшно было. Эти мучачос проснутся – и мы пропали. – Тайин полоснул рукой по горлу. – Сперва сначала я не к тебе шел. Я сперва сначала к ним шел. Мясо брал, нож брал. Одеяла брал. Когда лошадям веревки резал – шум был. Я боялся.
Захар вглядывался в коренастую фигуру – черный силуэт на фоне оранжевого солнечного сияния.
– Ты ведь головой рисковал, чтобы меня спасти. Так ведь? А почему?
– Да, головой. Точно. Потому и страшно было. Проснутся мучачос – обоих убьют.
– Даже и не знаю, как благодарить тебя.
Тайин хмыкнул. Перед ним лежала разостланная попона. Он аккуратно сделал ножом крест посредине синей шерстяной ткани.
– Как думаешь, что они будут делать, когда проспятся и увидят, что лошадей нет?
– Ногами пойдут. – Тень улыбки промелькнула на плоском, широком лице Тайина. – Домой, в миссию. Испанец без коня ничего не может. Не может нас искать.
Захар рассмеялся.
– Тысячу рублей дал бы, – выдавил он из себя сквозь смех, – только бы посмотреть, как они ковыляют в своих ботфортах.
– Мешки на спине, – добавил с ухмылкой Тайин.
– А палатка! А седла! – вскрикивал Захар. – Со всей амуницией – ну чисто пара вьючных мулов! И головы с похмелья трещат.
Захар смеялся до слез, до икоты. Тайин набросил на себя попону и просунул голову в разрез посредине.
– Одежка, – провозгласил он, – Испанцы зовут «пончо».
– Пончо, – повторил Захар.
И сделал такой же разрез в своей попоне.
Они стояли в своих пыльно-голубых пончо и, дружелюбно улыбаясь, разглядывали друг друга. Неужели еще недавно (или давно?) этот приземистый алеут был его злейшим врагом?
– Тайин, ты мне так и не ответил. Я тебя давеча спросил, почему ты рисковал своей жизнью ради меня. Почему?
– Ладно, господин Петров, я скажу. – Улыбка исчезла с лица Тайина, он пристально посмотрел на Захара. – Почему? Потому что ты мне нужен. Хорошее дело можешь сделать.
– Я все сделаю, Тайин, клянусь. Все на свете. Ты только скажи – я сделаю. Я тебе жизнью обязан.
Тайин фыркнул.
– Твоя жизнь зачем мне? Я домой хочу, на Кадьяк. Господин Мишкин меня держит, не пускает из Росса. Как придем Росс, скажи господину Кускову, чтоб отпустил меня домой. Он послушает. Ты скажи.
– Обязательно скажу, Тайин, поверь. Я невелика птица, но сделаю все, что смогу.
– Угу. Как придем, скажешь. Если придем. Пошли.
Их путь проходил среди круглых безлесных холмов. Дикие цветы покрывали склоны пестрым весенним ковром. В воздухе стоял их слабый аромат. Впереди виднелся лес, до него было с день пути. Когда солнце прогрело воздух, они сняли свои пончо, скатали их и понесли под мышкой.
– В лес придем, лозу найдем. Все добро вязать будем, – говорил Тайин.
Кинжал он нес в руке. Захар нес мясо, завязанное в салфетке, которую Тайин тоже прихватил у испанцев. В миссии оба они изрядно отощали, изношенные штаны еле держались на бедрах. Чтобы обмануть донимавшую их жажду, они на ходу сосали гальку.
Когда они вошли в лес, до темноты было еще далеко. Ручеек сбегал им навстречу со скалистого холма, густо поросшего вечнозеленым кустарником. Захар совсем выбился из сил. Вчерашние события оказались слишком тяжким потрясением даже для его здоровой натуры. Тайин утверждал, что теперь им можно не бояться преследования. Они решили тут же разбить лагерь и как следует отдохнуть.
Первым делом Захар подался к ручью. Ночное купание не смыло с него и сотой доли всей мерзости, налипшей с коровьей шкуры. Ручей сделал в твердой скале три вымоины, вода тонкой струйкой перетекала из одного корыта в другое. Захар устало опустился в самое нижнее корыто, и тут на берегу появился Тайин.
– Держи, – Тайин бросил ему корень, похожий на луковицу. – Мыло-корень.
Захар тщательно тер и скреб себя, вымыл голову. На берег он выбрался, чувствуя себя заново рожденным.
Тайин тем временем позаботился о еде. Он нашел отличную приправу к мясу: несколько пригоршней жерухи и дикого лука.
Захар хрустел сочной зеленью, приговаривая:
– Ну и жизнь пошла! Мясо и зелень! Только об этом я и мечтал в чертовой миссии.
Утром, когда Захар протер глаза, Тайин уже был на ногах. Виноградной лозой он связал скатанную попону, не забыл изготовить и перевязь, чтобы удобнее было нести. Для своих обвисших штанов Тайин сплел пояс с висячей петлей для кинжала. Сам же кинжал Тайин насадил на палку длиной примерно с метр, очищенную от коры, – отличное получилось копье. Сделал и копьеметатель: нашел длинный, ровный сук и вырезал в нем выемку по всей длине. Он заложил копье в выемку, прицелился и метнул его в дерево. Копье вонзилось в ствол с такой силой, что Тайин с трудом вытащил его обеими руками.
Зевая, Захар наблюдал за ним.
– Есть копье, олешка возьмем, – сказал Тайин. – Лук, стрела лучше, но сперва сначала нужно оленя взять.
– Это почему? – спросил Захар. Он встал, энергично потянулся.
– Жила. У оленя нужно жилу взять, для лука. – Тайин вручил Захару пояс из прутьев и охапку сплетенных виноградных плетей. – На, а то штаны потеряешь.
– Вот спасибо, друг.
Захар пошел умываться. Когда он вернулся, на подстилке из больших листьев уже лежало мясо. Салфетка, в которую оно было завернуто, сохла на кусте после стирки.
– Ты прямо-таки кудесник, Тайин. – Захар сказал это шутливо, но с неподдельным восхищением. – Чудеса творишь, да и только.
Тайин скептически посмотрел на него.
– Угу, – только и сказал он.
– Нет, в самом деле, Тайин. Откуда это в тебе? Можно подумать, что ты весь свой век прожил в лесах.
Захар набрал у ручья пучок жерухи, и теперь они принялись уплетать тонкие ломтики мяса, завернутые в острые, словно наперченные, листья жерухи.
– Ведь у вас на Кадьяке небось одни снега да льды?
– Ну да! Почему так думаешь? Кадьяк не весь снег и лед. Леса большие. Зверь всякий. Рыба, утка, тюлешек. Хороши места. – Тайин смотрел вдаль, его желтые глаза выражали тоску.
Когда, позавтракав, они тронулись в путь, Тайин наконец-то разговорился. Всю свою жизнь он провел в родном кадьякском селении. Искусный охотник, рыбак, лодки хорошо делал. Свою жену и маленького сына содержал в сытости и тепле. Чего еще нужно человеку? Он и был всем доволен, пока не появился «господин Мишкин» и стал вербовать охотников на бобровый промысел в Калифорнию. И он, Тайин, как последний дурак, поверил рассказам Ильи, будто после первого же охотничьего сезона можно будет вернуться домой с полной байдаркой компанейских товаров. Вместо этого Илья заставил лучших охотников год за годом торчать в Россе. Денег на руки им не давали, они получали от Ильи только какие-то лоскутки бумаги.
Тайин шагал как заведенный, но мысли его были далеко отсюда.
Захар выругался сквозь зубы.
– Я поговорю об этом с господином Кусковым, Тайин. Это же чистый разбой – держать вас против воли!
– Домой хочу как черт, это точно. А как ты, господин Петров? Домой хочешь, свое место?
Захар нахмурился.
– Нет у меня своего места. – Потом задумчиво добавил: – А я бы остался в Россе. Женился бы. Хозяйством обзавелся.
Он размечтался: представил себе маленький уютный домишко, вроде отцовского. Жена была похожа на Надю, только помоложе и покрасивее. Вот приходят к ним гости – Петя Гальван с супругой. И отец с Надей тоже здесь. На столе самовар пузатый пыхтит, в печи огонь трещит, кто-то на балалайке играет. Хорошая собралась компания. И всех-то их Захар любит. И Надю тоже? И Надю.
Захар так удивился самому себе, что даже остановился.
Тайин недоуменно оглянулся на него.
Захар вернулся на землю:
– Вот только добраться бы нам до Росса, а там и горюшка мало. Кабы знать, сколько еще до него идти.
Тайин пожал плечами:
– Как знать? Сто миль? Две сто миль? Три сто миль?
15. ЖИЗНЬ В ЛЕСУ
ясо кончилось в тот день, когда они поднялись на вершину холма и наконец увидели реку. Обгладывая кость, Захар глядел на просторную равнину между двумя грядами гор. Посредине, широкая и медлительная, вилась река. Захар размахнулся, чтобы забросить кость подальше.
Возглас Тайина остановил его:
– Давай ее сюда.
Захар отдал кость:
– На что она тебе?
– Молоть будем, кушать будем.
«В чем ты ее молоть будешь? И то, хоть и размолоть, тоже мне еда – толченые кости», – подумал Захар, но промолчал. Он уже не удивлялся способности Тайина из ничего делать что-то.
Из камешков, связанных в цепочку лыком, Тайин соорудил снаряд для охоты на птиц. Он показал Захару, как метать снаряд. чтобы, падая, он образовывал петлю, и однажды Захар уже поймал так перепелку. Перья пригодились для стрел, которыми заранее запасался Тайин. Был у них уже и лук, и маленький лучок для разжигания огня. Однако и для лука, и для огневого лучка нужна была тетива.
Спускаясь к реке, они замечали на каждом шагу признаки наступающей весны. Бархатистая кора деревьев была усеяна молодыми почками. Птицы порхали среди ветвей, подрагивавших от стремительных прыжков белок; петляли среди кустов кролики. Земля была черной от помета оленей, лис и прочего лесного зверья.
– Да, проснулся лес, – вздохнул Захар. – А ивы-то, гляди, в воде купаются – словно девки волосы в реке полощут.
Они остановились. Широкая река лениво катила свои воды на север. На другом берегу стеной стоял лес, за ним возвышались холмы.
– Смотри! – воскликнул Захар. – Дым!
На том берегу поднимались в чистое ясное небо далекие столбы дыма.
– Индейцы, должно быть, – сказал Тайин.
– Почем ты знаешь? Могут быть и испанцы. Миссия или ранчо.
Тайин изучал противоположный берег.
– Вырубки нет. Дома нет. Скота на холмах нет. Индейцы. Мы идем здесь, они там. Мы их не трогаем, они нас не трогают. – Он медленно двинулся по берегу, вглядываясь в землю под ногами. – Пошли, ужин делать будем.
– Какой там ужин! Ничего у нас нет. – Захар плелся за ним, у него живот подводило от голода.
– Ищи круглый камень, – сказал Тайин.
Они продолжали идти по берегу. Цапли, стоявшие как снежно-белые статуи, при их приближении лениво взмахивали крыльями и улетали. Вдруг Тайин воскликнул:
– Гляди, вот ступка!
Он нагнулся над маленькой круглой выемкой в каменном наплыве у самой воды. Захар подобрал круглый твердый камень величиной с кулак. Тайин взял у него камень, достал кости, оставшиеся от съеденного мяса, сложил их в ямку. Присел на корточки и стал терпеливо дробить кости камнем.
Захар наудачу побрел в ивняк на поиски пищи. В лабиринте старой ботвы он обнаружил несколько горлянок – черно-белых бутылочных тыкв, оставшихся здесь с прошлой осени. У двух тыковок оболочка все еще была твердой. Он вернулся с ними на берег.
С невероятным терпением Тайин продолжал размалывать осколки костей в муку. Когда Захар протянул ему тыквы, он прекратил работу:
– Хорошо, чашки будут.
Постукивая по кинжалу камнем, Тайин срезал верхушки тыкв, извлек сухие семечки, бросил их в ту же ямку и вместе с костями размолол в муку.
Захар промыл тыквенные чашки, заодно сам искупался. По сравнению с ледяной ручьевой водой ленивая неглубокая река показалась ему теплой ванной. Крупные темные рыбины, которых он заметил, тоже были ленивые. Время от времени Захар неожиданно бросался на них, но они плавно увиливали и удалялись на безопасное расстояние.
Когда Захар вернулся к «ступке», Тайин выгреб в каждую чашку по пригоршне муки. С чашками в руке они пошли берегом, выискивая подходящее место для ночевки, и вскоре набрели на рощу, где под большим развесистым дубом пробивался родничок. Здесь они решили остановиться на несколько дней, пока Тайин не сработает какую ни на есть охотничью и рыбачью снасть.
Заходящее солнце заливало жидким золотом реку, когда они уселись ужинать. Захар разбавил костяную муку водой, получилась безвкусная кашица. Тайин ел всухомятку, он макал палец, смоченный слюной, в чашку. Дикая зелень и коренья дополняли их скудную трапезу.
Тайин набил рот зеленью и медленно, вдумчиво жевал.
– Думаю вот, как в Росс пойдем. – Он слизнул костяную муку с пальца. – Помнишь, Дэмбостон бросил наших? Три байдарки?
– За заливом Сан-Франциско? Как же, помню.
– Большая вода там кругом, – продолжал Тайин. – Море, пролив большой, бухта, еще бухта, много бухт. Хочешь идти в Росс – лодку надо. Вот я часто думаю. Думаю, пойдем за этой рекой, где-то приходим на морской берег. Попробуем прийти Монтерей. Монтерей придем, лодку крадем, а?
Захар усомнился.
– Попробовать-то можно. Однако от Монтерея до Росса чертовски долгий путь. И то еще пожалуют ли нас испанцы лодкой.
Тайин пожал плечами.
– Как думаешь, как еще пойдем? Ногами разве дойдем?
Захар ухмыльнулся. Подражая Тайину, пожал плечами.
– Кто знает?
После ужина пошли искать оленьи следы. Сумеречный вечерний свет просеивался сквозь деревья.
– Вот бы завтра добыть оленя! – с жаром сказал Захар.
Тайин шел спокойно. Если и говорил, то так тихо, что Захар еле разбирал слова. В тени папоротников почва была сырой и пружинила под ногами, как губка.
Вдруг Тайин вытянул руку.
– Там, – прошептал он.
Ручей разлился в маленький мелкий пруд. С одной стороны – поросль, с другой – луг. По луговине шла тропка и терялась в черной грязце у пруда. Сдвоенные овальные копыта оленей превратили полоску берега в болотце.
– Водопой, – выдохнул Тайин.
Дальний от тропки берег пруда был каменистый и высокий, поросший молодыми деревьями и густым кустарником.
Вдвоем они сгребли большую кучу валежника для засады у оленьей тропы.
– Ты прячешься здесь, – объяснял Тайин. – Олень придет – ты за ним, пугай его. Я – там, в деревьях, с копьем. Ты гонишь на меня, я его копьем. Понял?
Захар кивнул, облизнул пересохшие губы. Он представил себе оленью ногу на вертеле над костром, и у него потекли слюнки.
Прежде чем взошло солнце, они уже были на месте. Тайин спрятался за деревом на дальнем каменистом берегу. Захар зарылся в груду валежника, прикрыл себя ветками. Отсюда ему было видно дерево, за которым прятался Тайин. Справа от него проходила тропа к водопою.
Утро разлило сероватый свет над прудом, и тут же дружно грянул птичий хор. Захар сам не мог понять, как он прозевал первого гостя на водопое.
Рыжая лисица деликатно лакала воду. Вот она подняла голову, кончики настороженных ушей стояли прямо, как стрелки; лиса беспокойно втянула в себя воздух – что-то ее встревожило. Захар затаил дыхание. Ему казалось, что лиса глядит прямо на него. На миг зверек застыл, потом повернулся и затрусил вниз по течению. Огненно-красный пушистый хвост струился за ним следом.
Потом появился лось. Его великолепная голова с огромными ветвистыми рогами покачивалась из стороны в сторону. Уши, широкие, как снегоступы, ловили каждый лесной шорох. Лось окунул морду в поток и стал пить, подрагивая коротким белым хвостом. Захару этот матерый самец показался величиной с дом. Дрожа от возбуждения, Захар наблюдал, как лось величаво вышагивал по тропе.
Приходили напиться зайцы и еноты. Наконец на тропе появились три оленихи с оленятами. Молодые олени, со спинок которых уже сошли пятна, шагали степенно. Зато оленихи резвились вовсю. Они шли гуськом, тыкали друг дружку носами в короткие хвостики и шаловливо брыкались. Захар любовался ими, подавляя неудержимое желание рассмеяться.
Тут легкое движение по ту сторону пруда привлекло его внимание. Из-за дерева высунулась голова Тайина. Лицо его было перекошено, желтые глаза беззвучно кричали: «Ну, давай!»
С диким воплем Захар вылетел из своего укрытия. Ветки, сучки, сухие листья разлетелись во все стороны, как от взрыва. Крича во всю глотку, хлопая в ладоши, Захар огромными скачками бросился к оленям. Он обезумел от возбуждения.
Охваченные паникой, олени закружились на месте, потом понеслись через ручей, поднимая фонтанчики брызг. Мелькая белыми хвостиками, они взлетели на каменистый берег. Один олень ударил копытом о камень с такой силой, что полетели искры. В этой суматохе Захар едва успел разглядеть, как Тайин метнул копье. Затем и стадо, и охотник скрылись в подлеске.
Захар зашлепал через ручей следом за ними. На том берегу он растерянно заметался, как собака, потерявшая след. Но тут он услышал зов Тайина и побежал на голос.
Когда он подбежал к Тайину, тот вытаскивал тело оленя из-под куста. Он держал животное за заднюю ногу и, напрягаясь, волок его по неровной земле. Копье торчало из коричневой бархатистой шкуры, оно вошло под лопатку. Тайин поставил ногу на тушу и выдернул копье. Кожа у Захара покрылась холодным потом. Подавляя подступившую к горлу тошноту, он помог Тайину привязать оленя за ноги к жерди.
– Хорошая олешка, жирная, – сказал Тайин. Они подняли жердь с оленем на плечо. – Чуешь, какая тяжелая?
Захар проглотил слюну, промолчал. Они тронулись в путь. Тайин шел впереди. Туша покачивалась между ними под жердью.
Постепенно тошнота отступила от Захара. Им снова овладело возбуждение охоты, до сих пор скрывавшееся под спудом, и он разговорился.
– Знаешь, Тайин, я однажды здорово поспорил с Ильей Мышкиным. Я ему сказал, что ненавижу убивать бобров, да и вообще любых животных, что всякая тварь имеет право жить. А он говорит: «Не очень бы ты брезговал этим делом, кабы сам подыхал с голоду».
Тайин обернулся на ходу:
– Он правду сказал, разве нет?
Захар неохотно согласился.
– И все равно жалко. Вроде как я перед этим оленем виноват.
– А ты ей скажи: «Виноват». Громко скажи. Тебе лучше будет. Я ей сперва раньше уже сказал.
Захар смутился, сказал тихо:
– Прости, олень, что мы тебя убили. – Потом произнес громче и увереннее: – Но иначе мы не могли. Или твоя жизнь, или наша.
И у него в самом деле стало легче на душе.
Как только они вернулись на привал, Тайин отвязал кинжал и начал разделывать оленя.
– Сперва сначала берем жилу, огонь сверлить будем. – Он вырезал кусок упругого сухожилия и сделал из него тетиву для огневого лучка. Этой тетивой он обмотал палочку из твердого дерева. – Как огонь делать будешь, господин Петров? – спросил он, не прекращая работы.
Вопрос озадачил Захара.
– Ну, как же, ну… – и он рассмеялся. – Ей-богу, не знаю. Хоть смейся, хоть плачь, а только я не знаю. Всегда у кого-то был огонь, можно было разжиться. Вот если бы иметь огниво, кремень, трут… А так, голыми руками… – Он замолк, чувствуя себя совершенно беспомощным.
– Ладно, ладно, господин Петров, я покажу.
Тайин уселся, взял кусок сухой коры, перевернул его внутренней стороной кверху и прижал его к земле ногой. В рыхлую поверхность коры он воткнул деревянную палочку, обмотанную тетивой лучка. Верхний конец палочки он накрыл кусочком дерева и, придерживая его губами, начал вращать палочку с помощью тетивы. Он работал лучком до тех пор, пока не появилась первая струйка дыма; кора вокруг палочки начала тлеть, обугливаться. Тайин раздувал уголек, подкладывал кусочки сухой коры, сухие листья – и наконец появилось пламя.
Они навертывали на зеленые ветки тонкие длинные ломтики оленины и жарили их на костре.
– Боже мой, до чего же вкусно! Горячее мясо! – бормотал Захар.
– Теперь хорошо, с огнем, – кивнул Тайин. – Не хотел тебя пугать – только опасно было, чертовско дело, спать в лесу. А с огнем зверя не боимся.
Утолив первый голод, Тайин с видимым удовольствием снова взялся за работу.
Захар присматривал одним глазом за долгожданной оленьей ногой, которая поджаривалась на угольях, и не переставал удивляться: чего только нельзя сделать из оленя! Все несъедобные внутренности на что-то пригодились. В пузыре можно носить воду, в чехлах, сделанных из кишок, – сухую кору для растопки. Шкура, в которую Тайин втер немного оленьего мозга для мягкости, могла послужить надежным укрытием от дождя.
Голову оставили в целости и сохранности, Тайин собирался насадить ее на палку и использовать для маскировки на следующей охоте. Сухожилия понадобились для самых разнообразных поделок. Мелкие кости пойдут на рыболовные крючки, большие тоже на что-нибудь сгодятся.
Перед ужином Захар решил искупаться в реке, и ему удалось поймать рыбу. Он вынес ее на берег, смеясь от радости и крича:
– Тайин! Тайин!
Тайин появился на берегу как раз вовремя, чтобы увидеть, как скользкая черная рыбина вывернулась из рук Захара. Захар подхватил ее и понес в лагерь, не переставая смеяться.
– Чего смешно? – полюбопытствовал Тайин.
– Вчера, когда мы подыхали от голода, рыба меня и близко не подпускала! А сегодня, когда у нас полным-полно мяса, она сама идет ко мне в руки.
Захар насадил рыбину на ветку и повесил на дерево. Хороший будет завтрак. Рядом висела на суку оленина.
За ужином Тайин сказал:
– Завтра еще пойдем на оленя. Другой день пойдем дальше.
Ранним туманным утром они развели костер, прежде чем отправиться на охоту. Завтракать они собирались по возвращении. Захар жадно поглядывал на рыбину, висевшую на ветке. Они сложили у дуба скатанные пончо и прочие пожитки.
На этот раз Тайин вооружился новым луком со стрелами. Кинжал висел у него на поясе. Он повел Захара на новое место охоты – в густом кустарнике неподалеку от другой оленьей тропы. Оленью шкуру он набросил на спину, не забыл и оленью голову на палке. Тайину удалось подкрасться к небольшому стаду на удобное для выстрела расстояние, и охота закончилась быстро. Предрассветный туман еще не рассеялся, а они уже брели к лагерю, неся на жерди оленя. На этот раз впереди шел Захар.
Он сказал через плечо:
– Из головы не выходит эта наша рыбина. Печеная рыбка на завтрак – пальцы оближешь!
– Все время голодный, – снисходительно заметил Тайин.
Захар весело заржал:
– Что поделаешь – расту!
Костер приветливо мигал им навстречу.
Вдруг Захар заметил неясную фигуру по ту сторону костра. Ему показалось, что какой-то рослый человек тянется к их провизии, висящей на ветках.
– Эй! – Захар уронил жердь и не раздумывая бросился вперед. – Тебе чего?..
– Стой! Берегись! – завопил Тайин.
Захар понял свою ошибку, лишь когда очутился на расстоянии вытянутой руки от огромного медведя, – это он хозяйничал в их лагере. Медведь с рычанием повернулся. Захар едва успел заметить белые клыки, маленькие, горящие красным огнем глазки, и тут же его сбил с ног могучий удар медвежьей лапы.
Очнулся он, стоя на четвереньках у костра. Грозное рычание раздавалось за его спиной, земля дрожала от топота медвежьих лап. Захар замотал головой, приходя в себя, оглянулся.
Медведь сжимал Тайина в своих чудовищных объятиях. Стоя на задних лапах, огромный зверь топтался взад и вперед, прижав Тайина к своей груди. Они танцевали свой смертельный танец между дубом и костром.
Захар бессмысленно глазел на них. Он дрожал всем телом, подавляя безумное желание бежать прочь.
Он вскочил, выхватил из костра горящий сук и бросился к боровшейся паре. Перед ним мелькнуло лицо Тайина, искаженное мучительной гримасой. Вот медведь повернулся к Захару. Горячее зловонное дыхание обдало Захара. И тогда он сунул свой факел прямо в рычащую морду над головой Тайина. Медведь жутко взревел, выпустил Тайина и бросился прочь, круша подлесок. Тайин привалился к дубу, обхватил голову обеими руками и сполз на землю. Захар стоял над ним пошатываясь, тяжело дыша.
