Текст книги "Слышишь пение?"

Автор книги: Джин Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Руди поднял голову, улыбка его исчезла:

– А тетя Таня? С мамой-то все в порядке! Кто поможет тете Тане?

Анна удивилась – на папином лице вновь появилась усмешка, слабая, нерадостная усмешка:

– Думаю, что в эту самую минуту Тане никто помочь не в силах, кроме нее самой. С раннего детства моя сестра всех защищала и поступала только так, как считала нужным. Она, если любит, то любит, бывает, даже слишком горячо, если такое возможно. Но и в упрямстве ей не откажешь. Наша мама говаривала: "Когда Таня решила помочь, она поможет, хочешь ты этого или нет". Если у нее есть хоть какая-то возможность выжить, сестра ни за что не сдастся.

Он глубоко вздохнул. "Наверно, лучше уйти", – подумала Анна, но вроде бы брат и отец не обращают на нее ни малейшего внимания.

– Не пойми меня неправильно, Руди. Я ужасно боюсь за нее. Но важны и ее собственные слова. Помнишь, там в письме: "Не пытайся ничего делать, какие бы новости до тебя ни дошли".

Повторяя слова сестры, он непроизвольно дотронулся до нагрудного кармана пиджака, и тут Анна поняла, ей и спрашивать не надо – отец все время носит письмо с собой и в одиночестве много раз его перечитывал, пока не запомнил слово в слово.

– Прости, папа, – смутился Руди.

Анна догадалась, что брату ужасно неловко, он отвернулся от отца и стал снова пересчитывать мелочь. Папа отошел в сторону и минут пять что-то переставлял на дальних полках. А когда вернулся к детям, стал самим собой, с лица исчезла тревога.

– Думаю, тебе мучительней всего то, что ты стыдишься быть немцем, – раздался тихий голос отца. – Наверно, уже наслушался резких слов, а кто-то и вовсе перестал с тобой разговаривать, так ведь?

Руди кивнул, а потом поднял голову и поглядел папе прямо в глаза:

– Мне не просто стыдно. Это еще полбеды. Но я же помню тех, кого я знал во Франкфурте, и мне небезразлично, что с ними! Миссис Гимпел пекла имбирные пряники. От Дагмар Бергер я был без ума. А мои приятели? Где они, папа? Гельмут старше всех нас почти на два года. Воюет в Польше? У меня эти вопросы беспрерывно стучат в голове, даже когда я в университете. Раза два я чуть не ответил на занятиях по-немецки, еле поймал себя за язык.

– Соберись с силами, сын. Конечно, я тоже мог бы себе позволить с головой окунуться в подобные мысли. Но нам необходимо работать, тебе и мне.

– Работать, – пренебрежительно фыркнул Руди, будто его занятия ничего не стоили.

– Да, работать, – повторил папа. – И помогать Анне – тоже работа. Если бы Гитлера и его свору учили, как заботиться о тех, кто слабее, защищать их, а не уничтожать…

Он резко оборвал себя на полуслове. Что ему припомнилось, недоумевала девочка, глядя на отца. Наверно, сам когда-то помогал младшей сестренке? Анне всегда нравились рассказы родителей о детстве. Особенно папины истории – в них прошлое прямо оживало. Но сейчас папу ни о чем таком не спросишь.

А может, попробовать?

Вдруг радостные воспоминания лечат раны, а не бередят?

Девочка шагнула ближе к отцу, почти коснулась шершавой, грубоватой материи на рукаве пиджака, и быстро, пока хватает смелости, заговорила:

– Тетя Таня хорошо училась, правда? Или ты ей часто помогал, папа?

– Она куда лучше меня успевала по всем предметам, кроме языков. И еще – никак не могла освоить езду на велосипеде. Хотелось ей ужасно, но ничего не получалось. Изо дня в день я бегал рядом, чтобы подхватить ее, если потеряет равновесие.

– И что, научилась она кататься? – заинтересовано спросила Анна, ей представились, словно на старых коричневатых фотографиях, двое детей, девочка на велосипеде и бегущий мальчик.

– В один прекрасный день полетела птичкой, – казалось, папа до сих пор удивляется, как это у нее получилось. – Едет и кричит мне, а я уже давно отстал: "Совсем нетрудно, Эрнст! Почему ты мне раньше не сказал, так легко!"

– Вот и у меня было то же самое, когда Руди объяснил про игру в карты и подсчет проигранных очков, – призналась Анна. – Даже не верится, как легко.

– Тебе еще долго учиться, пока полетишь птичкой, – хмыкнул старший брат.

Анна, приняв оскорбленный вид, гордо задрала голову.

– Я в себя верю. Мистер Апплби сказал: "Вера – это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца".

– А я бы все-таки сначала повысиживал яйца, – поддразнил сестру Руди.

– Я… – Анна помедлила, вспоминая слова директора. – Я буду слушать пение.

– Пение иногда нелегко расслышать, Анна, – вздохнул папа. – Но ты верь. Давайте сегодня закроем магазин пораньше и вместе пойдем домой. А то мама будет беспокоиться.

Девочка глядела на отца, пока тот запирал магазин. Когда он умудрился так ссутулиться? Дочка ему теперь по плечо!

В испуге она обернулась и заметила, что брат смотрит на нее.

– Не волнуйся, Анна, – Руди, как взрослый, взял ее под руку.

И больше ничего не сказал. О чем он – может, и сам не знает? До чего же хорошо шагать домой между братом и отцом, держа обоих под руки!

Глава 15

– Анна, сосредоточься, – потребовал Руди.

Анна вздохнула: учить алгебру – это тебе не на велосипеде кататься. Тут не полетишь птичкой, крича: "Совсем нетрудно!" Больше похоже на те долгие дни, когда папа бежал рядом с тетей Таней и объяснял ей, как держать равновесие, а у нее ничего не получалось.

– Начинаем снова, – сказал брат. – Похоже, ты не поняла первого шага.

– Не могу больше, – Анна бросила карандаш на стол и наблюдала, как он катится по поверхности, даже не пытаясь его подхватить. Руди поймал карандаш у самого края стола.

– Прямо беда с тобой сегодня. Если не желаешь заниматься, у меня других дел полно, поинтереснее, что бы там папа ни говорил!

Давно уже Анна не замечала в голубых глазах Руди такого презрения, но она его не забыла. Опять брат думает – ну и балда! Она не балда, а просто беспокоится. Поди объясни ему, что за сложности. В таком деле Руди не помощник.

– Хорошо, еще одна, последняя попытка, – какой у него противный, холодный голос. – Или расскажи мне, чем занята твоя голова, видно же, что-то тебе мешает заниматься. И как раз, когда я…

Он замолчал и шумно выдохнул.

– Когда ты? – на мгновение любопытство взяло верх над отчаянием.

– Ну, когда ты стала все так быстро усваивать. Я уже гордиться тобой начал. Еще немного, и стала бы первой ученицей. Но если тебе все безразлично, мне тоже наплевать.

Брат встал. Ну вот, уплывает последняя возможность объяснить. Анна принялась собирать учебники, она была полна жалости к самой себе. И вдруг, она даже не сообразила как, у нее вырвалось:

– Неправда, я ужасно хочу заниматься. Только это все из-за… из-за танцев.

– Танцев? – повторил Руди, в холодных голубых глаза по-прежнему ни капли жалости.

– В пятницу все девятые классы пойдут на танцы по случаю Рождества, – унылым голосом сообщила девочка. – У них часто бывают танцы и чай в четыре часа или просто танцы в классе, многие ребята ходят, но я танцевать не умею и обычно не хожу. Мэгги тоже. А Паула и Сюзи ходят каждый раз.

– И? – брат снова уселся.

– На этот раз идут все. Кое-кто даже парочками. И Мэгги собирается, она на меня насела и не слезает – иди да иди. А Сюзи сказала…

Голос Анны дрогнул.

– Сказала что? – безжалостно требовал ответа брат.

– "Не хочу говорить гадостей, но…" Сюзи и впрямь не пытается обидеть. Она говорит гадости, но сама не понимает, до чего обидно они звучат…

Гретхен заглянула в комнату, прислушалась и подошла поближе. Анна закрыла лицо руками, пусть не смотрят на ее слезы. С чего она стала рассказывать? Смысла ведь нет!

– И что же Сюзи тебе сказала? – настаивал Руди.

– Перестань Руди, – вмешалась Гретхен. – Не волнуйся, Анна, не хочешь – не говори.

– Ей не помочь, если не расскажет, мягкосердечие тут только вредит, Грет.

Анне немножко полегчало, в словах брата столько здравого смысла! Девочка выпрямилась и начала:

– Она сказала, ничего не поделаешь с тем, как я выгляжу, но танцевать со мной точно никто не захочет, и мне наверняка там не понравится. И если не умеешь танцевать – то и ходить незачем.

– А вот тут мы поможем, – предложила Гретхен. – Фрида на днях дразнила Фрица, он так и не выучился танцевать и всегда стоит в сторонке. Давай организуем танцкласс, Руди, например, завтра вечером?

– Ну нет, прямо сейчас, – Руди, по обыкновению, принимал решения за всех. Он, может, и подобрел, но все равно старший и всем командир. – Раздвинем двери из столовой в гостиную, получится одна большая зала. В столовой все, что можно, сдвинем в дальний угол. Места будет предостаточно. Иди, зови близнецов. А ты, Анна, вставай.

Девочка не пошевельнулась. Брат ухмыльнулся:

– Слушай, малявка, я отменный танцор. За всю школу, по-моему, ни разу танцев не пропустил. А потом, ты у меня в расписании. Там сказано – заниматься с Анной. Если алгебра в голову не лезет, поучим тебя танцам. Давай, хватит рассиживаться.

Что за сумасшествие – сдвинуть в гостиной все, кроме огромного дивана! Даже ковер пришлось скатать. Примчалась Фрида с пластинками. Гретхен приволокла отбивающегося Фрица.

– Кому только в голову пришло? – вопил мальчик.

Заслышав шум, появилась мама и уселась в кресло в уголке. Сегодня она была спокойней, чем в последние дни. Папа с недочитанной газетой под мышкой прислонился к дверному косяку, наблюдая за детьми.

– Руди, мне в жизни не научиться, – Анне, как и Фрицу, совсем не хотелось выставлять себя на посмешище. – Ты забыл, что я "неуклюжая Анна". Я не танцую. Не занимаюсь физкультурой.

– Уж если говорить о физкультуре, то они вообще в ней ничего не понимают, – заявила Гретхен. – Особенно эта мисс Уиллоби. Настоящая улитка и к тому же толстуха!

Фрида поставила первую пластинку, и музыка заполнила комнату. Гретхен схватила Фрица, Руди направился к Анне, обеими руками вцепившейся в стул.

– Ну давай, показывай свою веру. Ты, кажется, собиралась слушать пение прежде, чем вылупятся птенцы. Настало время вылупляться! Пошли.

Сначала было ужасно трудно и неловко. Труднее, чем алгебра. Руди ласково поддразнивал сестру, пока она наконец не расслабилась и не стала двигаться более или менее в такт музыке. Да еще надо запомнить движения танца! Руки брата учили, направляли, показывали.

Гретхен охала над Фрицем:

– Следи за ритмом, мешок неуклюжий!

– Анна, ты просто совершенство! – воскликнул Руди.

Девочка немедленно споткнулась о ногу брата, но он проворно подхватил ее и закружил в танце, избавляя от смущения.

– Ну, почти совершенство, – поправился он.

Пришло время немного передохнуть.

– Папа, мама, теперь ваша очередь, – попросила Фрида и поставила пластинку с полькой.

– Ну нет, – запротестовал папа, пытаясь ускользнуть из комнаты.

– Пошли, Эрнст, – мама поймала мужа за руку.

Конечно, им нужно больше простора, а так – справляются неплохо. На Анну внезапно нахлынула огромная любовь ко всем, кто в комнате, к ее семье. Руди такой умный. Она повернулась к нему, но брат уже шагнул вперед и перехватил маму в танце.

– Прости, папа, но мама заслуживает партнера получше.

Мать с сыном закружились – по комнате, а оттуда в прихожую.

Когда мебель вернули на свои места и Анне пора было отправляться в постель, Руди спросил:

– А когда они, твои танцы?

– Через три дня, – у девочки опять похолодело в животе.

– К тому времени выучишь любые коленца и танцуй, с кем захочешь, – ободрил сестру Руди.

– Если пригласят, конечно, – с сомнением усмехнулся Фриц и затопал вверх по лестнице.

Его слова обрушились как приговор, и верно ведь, никто ее не пригласит. Но Руди все-таки старался не зря.

– Куда легче знать, что справишься, если пригласят. Я скажу Мэгги, что пойду. Она же меня все равно затащит. Просто назло Сюзи.

– Ну и хорошо, – согласился старший брат, но посмотрел на сестренку с беспокойством.

Спустя полчаса он заглянул в ее альков:

– Жди меня завтра после школы. На углу, там, где большая елка.

– Зачем?

– Потом узнаешь. Просто жди.

Когда она уже почти заснула, на лестнице раздались голоса Руди и Гретхен. Сначала брат говорил тихо, потом все громче и настойчивей:

– Послушай, я серьезно! Мне нужен совет.

– Тише, услышат, – понизила голос Гретхен. Наверно, про папу с мамой говорят. – Не хочу, чтобы мне попало, понимаю, чего ты добиваешься, но меня мама убьет. Если ты сам – дело другое. Я скажу тебе, куда пойти.

Они заговорили еще тише. Анна слишком устала за день, чтобы беспокоиться, даже читать не стала перед сном.

Ей приснились огромная, пустая зала и принц на белом коне.

– Оставь коня снаружи, – сказала ему девочка и вдруг безо всякого удивления узнала – Руди.

– Уже научилась танцевать? – спросил он.

Теперь она птичкой летела в вышине, а принц куда-то пропал.

 
«Я потерялась, я потерялась!»
Но продолжала лететь.
 

Рядом с ней оказалась тетя Таня, она тоже летела.

– Видишь, Анна, совсем просто. Говорила я тебе, ты сумеешь.

Анне стало ужасно радостно, что тетя Таня летит рядом, веселая и счастливая.

– Но у тебя же нет крыльев? – удивилась Анна.

– У меня есть вера, – ответила тетя Таня.

Анна перевернулась на другой бок. Сновидение кончилось, но девочка по-прежнему улыбалась в темноте.

Глава 16

Руди уже стоял на углу, руки в карманах зимней куртки, голова без шапки, невзирая на холодный декабрьский ветер. Анна подбежала к брату, Мэгги, Сюзи и Паула неслись следом. Ни одна из подружек, кроме Мэгги, брата не видела, но восторги Анны слышали все. Сюзи как-то даже прямо сказала, что сомневается, правда ли он такой красавчик. Паула открыто не возражала, но Анна знала, она ей тоже не слишком верит. И только Мэгги утверждала – Анна говорит сущую правду.

– Ну, смотрите! – горделиво заявила Анна, когда Руди повернулся к ним.

– Вот это да! – восхитилась Сюзи.

Анна, сияя, представляла подружек. Руди держался вежливо, но холодно, и, поздоровавшись со всеми, взял Анну под руку:

– До скорого, девочки. У нас с Анной срочное дело.

– Дело, какое? – Сюзи переполняло любопытство.

Руди притворился, будто не слышит вопроса, и быстро потащил сестру по заснеженной улице.

– Руди, помедленней, мне уже дышать нечем, – взмолилась та через минуту.

Ей ужасно хотелось знать, куда они идут, но задавать вопросы, как Сюзи… Нет, Руди и сам, наверно, скоро объяснит.

Брат с сестрой очутились на большой улице со множеством магазинов. Руди остановился, Анна еще продолжала идти вперед.

– Ну вот, нам сюда, – объявил брат напряженным голосом.

Девочка подняла голову и увидела парикмахерскую. За всю свою жизнь она ни разу не была в парикмахерской. Эта называлась "У Пьера".

– Зачем? – спросила Анна.

– Затем, чтобы тебя подстричь и завить. Ну, прическу сделать. Мы с папой решили – пора тебе выглядеть прилично.

– Но, Руди…

– Не желаешь быть красивой? Боишься попробовать что-нибудь новенькое? Хочешь остаться на танцах единственной девочкой с косичками?

– Нет, – вырвалось у Анны. Она просто не понимала, что с ней – то ли испугана, то ли смущена, то ли страшно довольна.

– Ну хорошо, зайдешь внутрь одна? – По голосу ясно – брат тоже волнуется.

– И кто же теперь боится? – хихикнула девочка, разом почувствовав себя гораздо уверенней. – Твоя затея, не моя. Пошли!

Храбрые слова, но если он покинет ее, она ни за что не переступит порога. Брат усмехнулся, крепко схватил сестру под локоток и втолкнул первой в странно пахнущее, совсем незнакомое место.

– Да? – спросила их надушенная, разряженная, идеально подстриженная особа.

Руди стоял, не в силах вымолвить и слова.

– Нам назначено, – удивляясь себе самой, проговорила Анна.

– Ваше имя?

Руди полностью возложил переговоры на ее плечи, но глядел на сестру с нескрываемым восторгом. Анна осмелела.

– Зольтен, – хладнокровно произнесла девочка и, набравшись бесшабашной храбрости, спросила: – А долго ждать?

– Надеюсь, Антонио сможет заняться вами прямо сейчас, – сказала барышня, словно Анна была постоянной посетительницей.

Девочку немедля усадили в кресло, наполовину отгороженное занавеской, и на нее уставилось Аннино бесконечное отражение в тройном зеркале. Руди маячил где-то сзади, явно не зная, куда себя приткнуть. Когда девушка отошла, оставив их дожидаться Антонио, он немного пришел в себя.

– Можно подумать, ты всю жизнь ходишь по парикмахерским, – пробормотал брат, глядя на Анну в зеркале. – Даже ничуточки не испугалась.

– Да нет, испугалась, – притворяться храброй уже не было сил. – Зачем ты меня вообще сюда привел, Руди?

Появление Антонио избавило Руди от необходимости оправдываться. Оба уставились на отражение Анны.

– Гм-гм, – загадочно пробормотал Антонио. Руди и Анна смотрели на парикмахера, а он тем временем расплел тощие косички, расчесал рассыпающиеся пегие волосы – теперь они торчали во все стороны, и голова девочки напоминала пушистый одуванчик. Потом покачал головой:

– Все не так просто.

Руди, к глубокому облегчению Анны, снова обрел способность к действию и решительно сказал:

– Пожалуйста, подстригите ее и завейте, как других девочек, хорошо?

Щеки Анны покрыл румянец. Наверно, из-за этих ярких ламп вокруг зеркала. Она, затаив дыхания, ждала приговора.

– Будет настоящей принцессой, – голос Антонио звучал вполне убедительно. – Юной красавицей. Сможете забрать ее около семи?

– Ладно, – обещал Руди и уже повернулся, чтобы уйти, но помедлил, глядя на сестру:

– Удачи!

Анна не ответила. Что говорить, если он уходит. Фигура брата пропала из виду. Анна сглотнула. Подняла подбородок повыше и застыла – теперь и она готова.

Антонио работал, чуть слышно напевая себе под нос. Анна с восхищением следила, как падают отрезанные пряди волос, сначала на плечи, а потом на пол. Внезапно у нее появилась челка. Разглядеть бы получше! Челка, вот здорово. Но расческа по-прежнему колдовала над челкой, и это слегка тревожило.

Тут парикмахер велел:

– Сними очки, они мне мешают. Ага, так удобнее.

Анна понятия не имела, что происходит. До самого конца стрижки девочка и представить себе не могла, чем занимается парикмахер. Оставалось покорно сидеть и ждать. "Вот вымыли голову шампунем – пахнет приятно, а мама всегда дает мне только простое мыло. Теперь покрывают чем-то густым и прохладным". Пока накручивали волосы, девочка не шелохнулась, словно аршин проглотила. "До чего противно, похоже на металлические шпульки". Потом волосы смазали еще какой-то мазью – ужасно воняет. Посадили под огромную машину – такое впечатление, будто поджаривают. "Где же этот Антонио, по-моему, я уже совсем обуглилась. Пахнет паленым, а ему хоть бы хны".

Парикмахер подвел девочку к зеркалу, опять чем-то намазал, заколол волосы и отправил под сушилку. Потом причесал и щеткой, и расческой, и принялся укладывать, по-прежнему тихо мурлыча какую-то мелодию.

В конце концов раздался голос Руди, брат интересовался, готова ли Анна.

– Ну, уже почти принцесса, – нарочито веселым голосом пропел Антонио и надел ей на нос очки. Девочка – смесь восторга и ужаса – уставилась на себя, новую, в зеркало.

Совсем и не принцесса. Но и не прежняя Анна. Волосы торчат во все стороны. И вьются. Даже челка завита. Похоже, слишкомкудрявятся. Прямо сказать, кустятся. Девочка взглянула на брата.

– А они улягутся со временем? – спросил Руди.

– Непременно, непременно. Сначала всегда чуть-чуть неестественно, – заверил Антонио.

"Это вам не косички", – напомнила себе Анна, вставая с кресла. "Далеко от старомодных европейских косичек", – подбадривала себя девочка.

Руди, не произнося ни слова, заплатил.

Они вышли вместе. Анне казалось, что она совсем новый человек, даже страшновато. Что мама скажет? Сюзи? Фриц? Папа?

– Не беспокойся, – ласково произнес Руди. – Все уладится. Просто мы еще не привыкли. Ты и впрямь выглядишь более или менее, как все остальные.

Мама чуть не заплакала:

– Что они сделали с твоими чудными волосами!

Анна рассмеялась – в первый раз с тех пор, как вошла в парикмахерскую.

– Чудными волосами! Мама, ты сама всегда говоришь – у меня несносные волосы!

– Нечего сказать, смотришься по-новому, – неуверенно произнес Фриц, не сводя глаз с сестренки.

– Не волнуйся, Анна, – решила успокоить сестру Гретхен – сама она спокойной не казалась. – Дело поправимо, я помогу. Да и вообще, волосы растут быстро.

Анна повернулась к папе. Если и папа на меня посмотрит, как на диковину, тогда всему конец.

Отец распахнул объятия. Дочка стремительно бросилась к нему, спрятала лицо – только бы не заплакать. "Нет, не заплачу". Папа мягко провел рукой по крутым кудряшкам и шепнул прямо в ухо:

– Нелегкое дело – расти. Только ты по-прежнему моя Анна.

Вечером они снова устроили танцкласс. Анна все увереннее повторяла движения, которым ее учил Руди. Да и необычное ощущение легкости на голове помогало.

Наутро волосы кудрявились еще больше, дикий кустарник, да и только. Гретхен причесала, как могла, Фриц посоветовал надеть шапку, Фрида на него набросилась, защищая сестру. Анна отправилась в школу – не прогуливать же, в самом деле.

При виде Анны подружки завизжали, Сюзи громче всех:

– Ой, Анна, вот умора! В жизни не встречала такого кустистого перманента!

– Замечательно выглядишь, – попыталась Мэгги утешить Анну.

– Замечательно – не совсем то слово, которое употребила бы я, – глаза Паулы смеялись. – Уникально – вот это в точку!

– Ненавижу свои волосы, – заявила Анна, – выглядят ужасно. И не говорите мне, я могу разглядеть себя в зеркале.

Но, по правде говоря, до ненависти было далеко, ей почти нравилась ее новая прическа.

– В любом случае лучше косичек, – подытожила Мэгги.

– Похоже на то, – согласилась Анна. – И Руди сам все придумал.

Самое приятное и удивительное, что это была затея Руди. Если бы не старший брат, никто бы и не побеспокоился, узнав про школьную вечеринку.

Накануне танцев Гретхен одолжила Анне свою единственную пару шелковых чулок, обещая съесть живьем, если та их порвет. Страшно немножко, но шелковые чулки того стоят. Обычные фильдекосовые – толстые и теплые, их надо пристегивать резинками. Шелковые совсем не дают тепла. Зато ноги выглядят жутко элегантно. Конечно, у Сюзи есть шелковые чулки, но у остальных… почти наверняка ни у кого не будет.

Фрида покрыла ногти Анны прозрачным лаком. Мама потребовала: "Никакой губной помады", но Гретхен уговорила – капельку розовой помады и чуть-чуть пудры. Анна понимала – если Гретхен положит слишком много косметики, мама заставит ее, Анну, умыться, но Гретхен тоже знала, с кем имеет дело, и Анна сумела выдержать мамину инспекцию. Волосы теперь лежали мягче и ровнее, а челка девочке ужасно нравилась. Прямо перед уходом Анна посмотрела на себя в зеркало – ну, почти красавица.

Но в гимнастическом зале, где проходили танцы, пришлось спуститься с облаков на землю. Как предсказывал Фриц, ее никто не приглашал. У Сюзи кавалеров хоть отбавляй, Мэгги и Паула сначала танцевали друг с дружкой, а потом их стали приглашать мальчики из класса.

Анна стояла в сторонке, в полутемном уголке около раздевалки. Сперва казалось, что ее никто не замечает, но скоро девочке пришло в голову – все видят, как она тут притаилась. Ноги наливались тяжестью, словно решили укорениться, приковать к полу. Девочка проверила стрелки на чулках, по-прежнему ровные. Пошла, попила воды из фонтанчика. Вернулась на то же место. Лицо горело – когда же, наконец, все это кончится!

– Анна, я был бы счастлив пригласить тебя на танец!

Перед ней стоял мистер Мак-Нейр. Учитель.

– Ты ведь танцуешь, Анна? – ровным, ласковым голосом спросил он.

– Да, я танцую.

И она даже ни разу не споткнулась.