Текст книги "Слышишь пение?"
Автор книги: Джин Литтл
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8
Оставив книги дома, Анна помчалась в магазин звонить Изабелле.
– Папа… мама… приветик, – бросила она на бегу, устремляясь прямо к телефону.
– Анна… – в мамином голосе звучало предупреждение.
– Добрый день, мама, – с улыбкой поправилась девочка.
– Достаточно было простого "здравствуйте", – указала мама. – Не слишком вежливо говорить старшим "приветик".
– Ага, – пообещала Анна и тут же поняла, что снова попала впросак.
– Прости, мама, я на самом деле больше не буду, – девочка потянулась за трубкой, приложила к уху и придвинулась поближе к стене – так ее никто не услышит.
– Пять минут, – предупредил папа. – Как раз сейчас покупатели звонят, если что забыли купить, и Фриц еще успеет разнести заказы.
– Номер, пожалуйста, – раздался голос телефонистки, значит, папе можно не отвечать.
– 2-00-61, пожалуйста.
– Спасибо, – произнес невидимый голос, и девочка услышала гудки – телефонистка набирала номер Браунов.
Ожидая, пока подружка снимет трубку, Анна вдруг вспомнила – Изабелле еще предстоит первый день в новой, незнакомой школе. Поэтому она передумала и не стала сразу вываливать на нее восторги и радости первого дня, а начала просто:
– День прошел, и я выжила.
– Мой совет помог? – поинтересовалась Изабелла.
– Не то слово! – Анна перебирала в уме события минувшего дня. – Не так уж трудно следовать твоему совету, когда тебе улыбаются в ответ. Но, знаешь, мой классный руководитель – мистер Ллойд!
– Нет, только не это, – простонала Изабелла. – Мне повезло, и я в прошлом году не попала в его класс, но такого про него наслушалась – на целый роман хватит!
Анна успела перечислить почти всех учителей, пока папа не велел ей повесить трубку. Он и так был слишком снисходителен – девочки проболтали не меньше пятнадцати минут, а то и все двадцать.
Изабелла, конечно, хотела знать все до мелочей, но Анне показалось – подруга волнуется из-за новой школы. Так хочется ей помочь! Но как Изабелла не могла пойти за меня сегодня, так и мне за нее не удастся. Бывает такое, что приходится делать только самой.
Незаметно для себя Анна принялась насвистывать песенку, которой их научила миссис Шумахер. Ей нравились чуть грустные слова, но до сегодняшнего дня она, по правде сказать, не вполне понимала их смысл. Девочка устроилась в кресле, папа его поставил для мамы, а у той никогда не было времени присесть, но папа настоял: пусть кресло останется, просто на всякий случай. Ожидая, пока родители закроют магазин – ей хотелось пойди домой вместе с ними, – Анна еле слышно напевала:
«Хорошо, что с Мэгги мне будет не так одиноко. С другими девочками тоже, но с Мэгги особенно».
Анна представила себе всю четверку. Паула, конечно, главная, ведущая. Она смелая и принимает все решения. Сюзи… Сюзи симпатичная и нравится мальчишкам.
Девочка искала подходящее слово, чтобы описать Сюзи – говорят же, что большинство девочек Сюзи не любит.
– Мальчишки думают, она как кремовая розочка на торте, – объяснила Паула.
Наверно, «привлекательная» к Сюзи подходит. Точно, она из четверых самая красивая.
"Зато я самая непривлекательная, – уныло подумала Анна. – Выходит, если Паула ведущая, то я ведомая. Они же меня взяли под свое крыло".
Конечно, нет сомнений – ее приняли в компанию не только из жалости, хотя жалость тут – не последняя причина. Пока еще неизвестно, в чем ее роль, удастся ли найти свое место в их компании. "Вдруг у меня проявятся скрытые таланты, – утешала себя девочка, – всегда же есть надежда".
Теперь остается Мэгги.
Ну, с ней нетрудно. Она добрая. Уже ясно, они с Мэгги настоящие друзья. Анна постучала по дереву, не сглазить бы!
По дороге домой девочка доложила маме, чем занимаются отцы ее новых подружек.
– Похоже, все достойные люди, – после некоторого раздумья заключила мама. – Хорошо, что ты подружилась с их дочками.
Анна вздохнула. Неужели мама не поняла – это с ней подружились! Папа приобнял дочь, легонько потрепал по плечу.
Когда ужин был готов, Анна отправилась звать братьев к столу. Фриц тренировался на заднем дворе, забрасывая баскетбольный мяч в самодельную корзину, которую они с Руди повесили на дереве. Сам Руди заперся у себя в комнате.
– Ужинать пора, – позвала Анна старшего брата.
Ответа не последовало. Девочка решила, что Руди уснул, и забарабанила в дверь.
Внезапно брат распахнул дверь и сердито ответил:
– Я тебя с первого раза услышал, я тебе не Супермен какой – быстрее самого быстрого локомотива, мощнее…»
– Быстрее самой быстрой пули, мощнее самого мощного локомотива, – у поправила брата Анна.
– Одним прыжком перепрыгивает самый высокий небоскреб! [16]Note16
Фразы из популярного комикса конца 30-х годов XX века о Супермене, живущем на Земле под видом журналиста Кларка Кента.
[Закрыть]– закричал Руди и в один прыжок оказался на нижней ступеньке лестницы.
Продолжая смеяться, Анна спустилась вслед за братом.
Еще до того, как папа начал молитву перед едой, Руди, только что дурачившийся с младшей сестрой, вдруг серьезным, напряженным голосом обратился к отцу:
– Я не хочу сегодня вечером говорить за столом по-немецки, папа.
Все в недоумении молчали. Эрнст Зольтен повернулся к сыну и произнес обычным, ровным тоном:
– Руди, мне кажется, я понимаю твои чувства, но немецкий – наш родной язык, язык Гете и…
– И Гитлера! Папа, ты читал сегодняшние газеты? – закричал Руди. – Ты слушал новости? Ты знаешь про Польшу? Папа, тебе все это безразлично?
– Сын, – начал папа, голос его, по-прежнему спокойный, звучал тяжело и устало.
Но мама прервала его:
– Я читала! Я слушала! Моя бабушка жила в Польше. Мы каждое лето ездили в Варшаву навещать ее. Мы, дети, долгими вечерами играли в саду…
Никто просто не знал, что сказать. Даже Руди опустил глаза, не в силах глядеть на охваченное болью мамино лицо, обычно такое милое и веселое.
– Эрнст, сегодня вечером мы будем говорить по-английски, – повернулась к мужу Клара Зольтен.
Без дальнейших обсуждений папа склонил голову и прочел молитву по-английски. Когда он кончил, никто не произнес ни слова, никто не пошевелился. Прошла минута, другая, пока, наконец, Фриц не потянулся за хлебом.
– Я забыла масло, – воскликнула мама и бросилась на кухню.
– Масло на столе, – закричала ей вслед Гретхен, и тут все услышали – мама плачет.
– Ты молился за тех, кто сейчас страдает, папа, и забыл поблагодарить за наш ужин, – Фрида, казалось, нащупала безопасную тему для разговора.
– Не могу говорить о еде, когда столько людей без крова, – ответил папа. – Но сейчас не время для разговоров. Дай мне твою тарелку, Анна, положу тебе гуляша, или что там Гретхен состряпала. Дети, давайте постараемся по-прежнему жить нормальной, полной, даже радостной жизнью. Главное, никогда не забывайте о смехе.
Мама уже пришла в себя, она вернулась из кухни с пустыми руками и села за стол. Руди уставился на отца, возмущенный последними словами.
– Смех! Как мы можем теперь смеяться?
– Не знаю как, но должны, – ответил Эрнст Зольтен, протягивая полную тарелку младшей дочери и накладывая еду в тарелку старшей. – Нужно ли и нам сойти с ума, если мир заразился сумасшествием? Так делу не поможешь. Смех, добрый, честный смех – один из признаков нормальности.
– Я видела – на многих фотографиях Гитлер улыбается, – медленно начала Гретхен. – Но не думаю, что кто-нибудь видел его смеющимся.
– Нет, – отозвался папа, – можно жить с улыбкой и с улыбкой быть подлецом. [17]Note17
У. Шекспир «Гамлет», акт 1, сцена 5, перевод М. Лозинского.
[Закрыть]
Ко всеобщему удивлению, мама хихикнула.
– Эрнст, ты умирать будешь, – со смешком, правда, немного нервным, проговорила она, – но все равно найдешь подходящую к случаю цитату. Это был «Гамлет» или "Отелло"?
Папа широко улыбнулся жене, как будто она – вечно неуспевающая ученица – вдруг неожиданно выдала правильный ответ.
– "Гамлет", акт первый, сцена…
– А ну, прекратите! – вмешался Фриц. – Не переношу вашего Шекспира! В прошлом году мы проходили "Как вам это понравится", и уж поверьте мне – скучища беспросветная. Совершенно бессмысленно и ужасно старомодно. Никак не могу понять, о чем там речь.
– Мой сын – и такое говорить о Шекспире! – Папа с жалостью поглядел на Фрица.
А Фриц по-дружески поддразнил в ответ:
– Мой отец – и текущий кран починить не может!
Она, Анна, на папиной стороне. Просто непонятно, откуда у Фрица такое отвращение ко всему, что связано с чтением. Ей папа всегда читал стихи и предлагал учить их наизусть, даже в самом раннем детстве. Он словно дарил дочке каждое стихотворение. И настаивал на том, чтобы девочка запоминала имя автора. И теперь она знает немало отрывков из Шекспира, хотя в школе его пьес еще не задавали. Как раз на прошлой неделе папа выбрал еще один отрывок, и Анна вдруг поняла почему.
– Если бы ты только знал, Фриц, – начала девочка, – Шекспир написал кое-что совсем не старомодное. Ну, не слишком старомодное. Прямо про наше время. О солдатах на войне.
– Сочиняешь! – насмешливо бросил Фриц.
– Папа, скажи ему, – взмолилась Анна.
– Уже не помнишь? – поддразнил отец, зная, что дочка почти ничего не забывает и до сих пор может наизусть прочитать стихи, выученные в пять лет. – Начинай, а я помогу, если запнешься.
Все глядели выжидающе. Анна прочистила горло и глубоко вдохнула, чтобы приготовиться. Такие замечательные слова – пусть и другие их оценят.
Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом,
Иль трупами своих всю брешь завалим!
В дни мира украшают человека
Смирение и тихий, скромный нрав;
Когда ж нагрянет ураган войны,
Должны вы подражать повадке тигра.
Кровь разожгите, напрягите мышцы…
– А дальше я не все запомнила… как там, папа?
– "Вас Англия взрастила, – так теперь…" – подсказал папа, и Анна подхватила:
Явите мощь свою, нам показав,
Что вы ее сыны. Я в том уверен;
Ведь нет средь вас столь низких, в чьих бы взорах
Теперь огонь не вспыхнул благородный.
Стоите, вижу, вы, как своры гончих,
На травлю рвущиеся. Поднят зверь.
С отвагой в сердце риньтесь в бой, крича:
«Господь за Гарри и святой Георг!» [18]Note18
У. Шекспир «Генрих v», акт 3, сцена 1, перевод Е. Бируковой.
[Закрыть]
– До чего ты умная, Анна, – в голосе Фрица слышалось неподдельное восхищение. – Даже представить себе не могу, как столько всего можно выучить наизусть. Звучит и вправду, как перед войной. А кто такой Гарри?
– Генрих Пятый, – ответил за Анну отец. – Англичан оставалась горстка, и у них не было никакой надежды, но они пошли за ним и победили.
Пока папа объяснял, превращая ужин в урок истории, мама привычно соскользнула на немецкий:
– Гретхен, передай, пожалуйста, соль.
Никто, кроме Анны, не обратил внимания, никто не смотрел и на Руди, но девочка сидела рядом с ним и видела – брат уставился на свой крепко сжатый кулак на краю стола и тихо пробормотал:
– С отвагой в сердце…
Анна узнала слова, которые только что прочла, и уже открыла рот – продолжить…
– Но отважусь ли я? – Руди, очевидно, говорил сам с собой, и девочка промолчала – брат явно не заметил, как произнес эти слова вслух. Внезапно ей пришла на ум другая строка:
Стоите, вижу, вы, как своры гончих,
На травлю рвущиеся…
Это точно о Руди! Быть не может, чтобы брат думал о войне! Он же не взрослый мужчина, он еще мальчик!
– Анна, папа два раза просил тебя передать масло, – с упреком сказала мама.
Девочка передала масло, а когда повернулась к старшему брату, тот, низко опустив голову, торопливо ел, как будто страшно проголодался.
"Может, я ошиблась, – подумала Анна, – неправильно его поняла. Наверно, просто не расслышала, он так тихо говорил".
Она взяла вилку и принялась за еду.
Тут ей снова припомнилась песня, которая вертелась в голове после разговора с Изабеллой.
Тебе готовят испытанья,
И некому тебе помочь,
Ты в этих тяжких испытаньях
Один – и некому помочь.
Где же она, эта одинокая долина? Девочке вдруг стало ужасно страшно.
Глава 9
По расписанию первый урок физкультуры в следующую пятницу. В четверг после школы Анна отправилась к доктору Шумахеру. Приемная доктора оказалась битком набита, девочке пришлось минут двадцать стоять, пока не освободился какой-то стул. Посмотрев на груду старых журналов на столике, Анна решительно открыла принесенную с собой книгу.
Она везде и всюду таскала книги – просто невыносимо бросать чтение на полдороге, ужасно хочется поскорее узнать, что там дальше. Мэгги недавно дала ей новую книжку, и Анна только собиралась ее начать. Так, название – "Девочка из Лимберлоста", автор – Джин Страттон-Портер. [19]Note19
Джин Страттон-Портер (1868–1924) – американская писательница.
[Закрыть]
Едва начав читать, Анна преисполнилась симпатии к главной героине, Элноре Комсток.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ЭЛНОРА ИДЕТ В ШКОЛУ И УЗНАЕТ ТО, ЧЕГО НЕТ В УЧЕБНИКАХ.
Скоро девочка поняла, что дела у Элноры хуже некуда, ей, Анне, такое и не снилось. Миссис Комсток, похоже, совершенно невыносимая мать, такой Анна еще ни в одной книге не встречала. Одежда у Элноры – самая неподходящая. Коробка – носить завтраки в школу – еще хуже. Купить книги и заплатить за обучение – не хватает денег, друзей совсем нет. Ни Гретхен – помочь в первый день, ни Мэгги – сразу же подружиться. Одно только лучше у Элноры – способности к математике. Анна вздохнула и снова погрузилась в чтение.
Вдруг, без всякого предупреждения, чья-то рука потянулась прямо к лицу Анны и ухватилась за книгу. Девочка чуть со стула не упала от неожиданности. Она настолько потерялась в воображаемом мире книги, что совсем забыла, где находится. Книгу за уголок держала совершенно незнакомая женщина. Анна в немом изумлении уставилась на нее.
– Не удивляйся, дорогуша, ты меня не знаешь, – заявила дама. – Перл Уиттакер меня зовут. Наверно, тебе мама не раз наказывала – не разговаривай с незнакомыми людьми, и она, безусловно, права. Но я просто обязана тебе сказать – ты непременно свое зрение погубишь.
Анна почувствовала, что краснеет. Как она узнала про мои глаза? И мама мне ничего такого не наказывала.
– Когда подносишь книжку близко к глазам, они, деточка, ужасно напрягаются, от этого бывают головные боли, да и ослепнуть можно. Всегда держи книгу на расстоянии десяти сантиметров. Вот так. Да-да. Смотри, гораздо лучше.
Анна взглянула на страницу. Ни единого слова не различить. Хоть бы собраться с мыслями, сказать что-то в свою защиту – только не думать о том, что в комнате полно народа и они слышат их разговор.
– Я ничего не вижу на таком расстоянии… – она была недовольна собой, голос, сколько ни старайся, звучит жалобно, еле слышно. Но миссис Уиттакер не дала ей закончить.
– Разумеется, ты все увидишь, только постарайся! У тебя всего лишь дурная привычка, позволила глазам облениться! А может, очки слишком слабые. Они, конечно, на вид толстые, но я скажу доктору Шумахеру, пусть проверит тебе зрение, – тут она наконец оставила в покое книгу и поудобнее устроилась на стуле.
Анна, вся сжавшись от ужаса, велела себе взять книгу, поднести к глазам и дальше читать про Элнору, но руки отказывались повиноваться. Как же они трясутся! Девочка крепко прижала ладони к коленям, пытаясь унять дрожь, и постаралась не смотреть вокруг.
Когда щеки перестали пылать, она даже увидела смешную сторону этой истории, надо пересказать ее доктору и повеселиться. Тут девочка снова услышала голос миссис Уиттакер, она шепотом разговаривала с соседкой.
– …позвонила вчера и попросила забрать от доктора Шумахера медицинскую карту. Я ей говорю: "Понимаю, конечно, о чем ты, Агнес, но доктор хоть и немец, он целых тринадцать лет мой врач, помог Херби появиться на свет, когда я уже и не надеялась родить мальчика".
Другая женщина рассмеялась.
– Доктор здесь живет с юности. Теперь он уже канадец. И говорит без акцента, и женился на одной из наших девушек. Я, право, не знаю только, решится ли он записаться… Кровь-то гуще воды, если вы понимаете, о чем я толкую.
– Ну, идти кому-то же надо, – вступила в разговор еще одна дама. Она говорила негромко, но Анна без труда различала все слова. – А у доктора детей нет. Можете себе представить, Джим хотел пойти записаться! Я ему в ответ – даже думать не смей, оставить меня одну справляться с тремя мальчишками!
– Миссис Уиттакер, ваша очередь, – позвала мисс Уилз, медсестра.
"Ну, наконец-то", – обрадовалась Анна и схватила книжку, пытаясь ни на кого не обращать внимая в надежде, что к ней больше не станут приставать.
Пока ее не позвали в кабинет, никто не мешал ей с головой погрузиться в жизнь Элноры и забыть об услышанном разговоре. Доктор Шумахер оставил Анну напоследок, и за это время девочка успела добраться до четвертой главы. Теперь дела Элноры стали налаживаться, значит, можно дочитать попозже.
– Говорят, тебе нужны новые очки, посильнее, – Франц Шумахер открыл ей дверь и широко улыбнулся. Девочка, стараясь не поддаться ни ярости, ни смущению, ответила доктору улыбкой.
– А вы знаете, она решила не менять врача, несмотря на то, что вы немец. Говорят, вы помогли Херби появиться на свет, когда она уже совсем потеряла надежду, – сообщила Анна, усаживаясь в кресло.
– Бедняга Херби, – отозвался доктор Шумахер. – Вряд ли я оказал ему добрую услугу. У Перл всегда самые лучшие намерения, но у нее нет ни капли такта. А твои уши, наверно, забиты чепухой, если они взялись обсуждать нас, немцев.
Анна отвлеклась от своих мыслей о судьбе Элноры и стала вспоминать разговор в приемной. Они с доктором пытались шутить, но внезапно она почувствовала – ей вовсе не до смеха. Девочка замерла, пристально вглядываясь во Франца Шумахера. Доктор встретил семью Зольтенов на вокзале той ночью, когда они приехали в Торонто. Получается, он ее самый старый друг. И какая-то Агнес, кто бы она ни была, и правда сменила врача только из-за того, что тот родился в Берлине? А потом – до чего странные слова: "Кровь-то гуще воды, если вы понимаете, о чем я толкую". Ничего не понятно!
Одна из них сказала – у доктора нет акцента. Это, надо понимать, говорит в его пользу?
Но у мамы есть акцент. Даже у папы есть, только почти незаметный.
– Анна, перестань тревожиться, – ласково произнес доктор. – Какое нам дело до болтовни одной глупой тетки?
– Их было трое, – прошептала девочка.
– Даже трех глупых теток. Они, верно, полагают, я должен записаться в армию?
Анна задумалась.
– Да, только мне кажется, на самом деле они надеются – никуда вы не денетесь, останетесь их врачом. Ну, не знаю, я не все расслышала. Мне больше хотелось читать.
Доктор рассмеялся и спросил, почему она пришла. Девочка объяснила про освобождение от физкультуры. Франц Шумахер покачал головой – немного физической подготовки ей не повредит.
– Я не против, – согласилась Анна, – но вы не понимаете, каково с плохим зрением заниматься физкультурой. Мне Изабелла рассказывала, да я и сама знаю – всякая попытка играть в подвижные игры кончается одним и тем же. Вот, например, эстафета, к тебе подбегают с палочкой, а ты ее не видишь и обязательно роняешь, да не сразу подберешь, а потом бежишь куда не надо, и в результате твоя команда проиграла.
– Наверно, есть и другие занятия?
– Да, народные танцы – еще хуже. Учительница объясняет: "Сначала вот так ногами, а потом руку сюда", и все эти движения видят, а ты и понятия не имеешь, о чем она толкует. А еще играют в баскетбол и волейбол или в вышибалы маленьким мячиком, но мне же мяча ни за что не поймать. Особенно если неизвестно, откуда он прилетит, да еще мячик вроде теннисного. Если мяч ударяется о землю, тогда легче – я его по слуху ловлю, но в волейболе так нельзя. А упражнения, они вроде народных танцев, ничего хорошего в них нет.
– Жалко, у вас в школе нет бассейна. Конечно, физическая подготовка весьма полезна, однако, согласен, твое описание звучит кошмарно, – заметил доктор и полез в стол за бланком. – Я дам тебе письмо к мисс Уиллоби и напишу, что позволяю тебе самой выбирать упражнения. Значит, давай по-честному, ты будешь делать всё, что у тебя получается.
– Обещаю, – ответила Анна.
Доктор протянул девочке конверт, и она уже собиралась уйти, как он ее задержал:
– Я тебя оставил напоследок не без причины. Эллен звонила, я ей сказал, ты у меня в приемной. Она пригласила тебя поужинать с нами, рассказать все подробности о новой школе. И у нас для тебя есть новость. Папа твой разрешил, а ты что скажешь?
Анна закричала в полном восторге:
– Конечно, конечно!
Они влезли в старенький автомобиль доктора. Начался дождик, и доктор вел машину медленно.
– Как твой отец, Анна? Война потрясла его, так ведь?
– Похоже на то, – пробормотала девочка. Она никому не говорила про то горестное выражение лица, какое видела у папы в воскресное утро начала войны. Тогда отец сумел справиться с эмоциями раньше, чем подошли все остальные. Анне казалось – о таком никому не рассказывают, этого даже с доктором Шумахером обсуждать нельзя, хотя он самый близкий папин друг в Канаде. Но и оставлять вопрос без ответа ей не хотелось.
– Он ни разу последних известий не пропустил.
– А сама ты что думаешь?
Такого вопроса Анна не ожидала и совершенно растерялась.
– Все кажется таким… нереальным, – наконец выдавила из себя девочка, смутившись от того, что в голову не пришел подходящий ответ. Взрослые редко интересуются твоим мнением о чем-то серьезном. Подумав, она добавила: – Германия теперь ужасно далеко. В книжках войны полны опасностей, приключений и героических поступков. Но пока вообще ничего не происходит. Наверно, все было бы иначе, живи я в Польше.
– Что правда, то правда, – вздохнул доктор. – Но тебе нечего стыдиться, Анна. Такие чувства у многих. Я и сам никак не пойму. Мне тоже война не кажется настоящей, я ведь приехал в Канаду, когда мне было не больше лет, чем сейчас Руди. Но твои родители – другое дело. У них в Германии остались друзья и родственники.
– Не очень много. Друзья – да. Но близкая родственница только одна, тетя Таня. Папина младшая сестра.
– Он упоминал о ней. Она ведь замужем?
– Была, только дядя Тобиас умер три года назад от сердечного приступа.
– А вы получали от нее известия?
– С прошлой весны ничего, да и тогда просто коротенькая записочка – у нее все в порядке, работает переводчицей у какого-то большого начальника и просит о ней не беспокоиться…
– В таком случае давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложил доктор Шумахер, – словами ей вряд ли поможешь. Руди уже начал учиться?
– Нет еще. Через пару дней, – Анна рада была сменить тему разговора. Ей не хотелось говорить о тете Тане. Конечно, она часто вспоминала тетю, волновалась за нее, но чувство вины не проходило – тетя Таня тоже казалась далекой и нереальной. Столько своих проблем, школа, банда, думать о чем-то другом просто нет времени.
– Вероятно, для Руди все гораздо ощутимей, – проговорил доктор, будто подслушал мысли Анны. – Руди наверняка беспокоится – а что там поделывают мои бывшие друзья-приятели?
Похоже на то. Если ей вдруг завтра уезжать из Торонто, многие люди останутся в памяти ясно и отчетливо – Изабелла, Шумахеры, Мэгги, мисс Сурклиф… Потому Руди и приснились Вольф и другой мальчишка, как его зовут? А, да, Гельмут.
Доктор Шумахер остановил машину, они выскочили и побежали в дом. Перед самой дверью доктор поймал ее руку и сказал тихо, но настойчиво:
– Давай не будем обсуждать войну за ужином, ладно? У Эллен и без того немало хлопот. И ей хочется побольше узнать про твою новую школу.
– Мне много всего рассказать надо, – Анна ничуть не возражала ненадолго забыть о войне и связанных с ней неприятностях.
– Пожалуйста, будь повнимательней к отцу в эти дни, – добавил доктор. – Хотя ты и так всегда о нем заботишься.
Тут подоспела миссис Шумахер, сняла с Анны мокрую куртку и повесила на спинку стула поближе к камину.
– Давайте ужинать здесь, у огня, – предложила она, – холодновато сегодня. Просто не верится, что еще во вторник было сухо и тепло. Я принесу тарелки. Начинай с самого начала и расскажи мне все-все. Я уже вижу, дела идут неплохо, а ты боялась.
Анна знала, говорить с набитым ртом невежливо, но просто не могла остановиться. Надо стольким поделиться, а они слушают с неподдельным интересом и просто наслаждаются ее историями. Она закончила как раз к десерту. Только тогда девочка вспомнила – доктор сказал, у них тоже есть для нее новость. Сгорая от смущения, Анна принялась извиняться.
– Ничего страшного. Нам хотелось сначала услышать про твои дела. Целую неделю ждали! Я с твоей мамой говорила по телефону, но она мало что могла рассказать, – миссис Шумахер накрыла ладонью руку девочки. – Теперь наша новость. Наверно, большой неожиданностью ни для кого не будет. Мы ждем ребенка. Где-то в апреле, я думаю.
Анна положила вилку и в полном восхищении взглянула на них обоих.
– Ребенок! – произнесла девочка таким тоном, будто долгожданный младенец был первым новорожденным на земле.
– Я знала, ты обрадуешься, – улыбнулась ее бывшая учительница, она тоже вся светилась от радости. – Ты четвертый человек, кто знает. Можешь поделиться новостью с домашними, но больше никому, пожалуйста, не говори. Я предупрежу в школе, что не буду работать после Рождества, но еще рановато давать повод для сплетен.
Анна, не подумав, выпалила:
– Теперь они уже не скажут, что у вас нет детей.
Взглянув на удивленные лица, она тут же пожалела о вылетевших словах. Но ничего не поделаешь, придется объяснять.
– Эти женщины… когда они обсуждали… вам надо записаться в армию… они говорили… – заикалась Анна.
– Какие женщины? – миссис Шумахер пыталась понять, о чем идет речь.
– А, просто сплетни у меня в приемной, – объяснил доктор. – Наверно, сказали, что мне легче записаться в армию, поскольку детей у меня нет. Да, Анна?
Девочка кивнула с несчастным видом.
– Ты права, скоро они уже не будут так говорить. Правда, могут подумать – потому-то мы и заводим сейчас ребенка.
– Франц, прекрати! – закричала жена. – Может, стоит рассказать им всю правду?
Теперь настала очередь Анны теряться в догадках.
– Франц вчера попытался записаться в армию, – начала миссис Шумахер, – хотя мы уже знали о ребенке. Решил, что если там нужны врачи, значит, его возьмут и с шумами в сердце. Это не слишком опасная болезнь, но, благодарение Богу, его не взяли.
– Пока не взяли, война еще не кончилась, – тихим голосом произнес муж.
– Конечно, тогда все узнают и сразу же перестанут говорить глупости, – заверила Анна. – Может, даже Агнес, или как ее, вернется назад.
– Какая-такая Агнес? – спросила миссис Шумахер. Даже доктор в первую минуту не сообразил, о ком идет речь.
– Да одна дама решила передать себя и все свои головокружения, мозоли и необъятную толщину доктору Торнфилду. Пусть подольше остается с этим бедолагой! Я уже знаю – она звонила медсестре. Мне бы догадаться, что Перл непременно всем разболтает, они ведь с Агнес соседки, – в смешке доктора слышалось куда больше горечи, чем веселья.
Он неожиданно встал и принялся вышагивать по комнате, будто не мог усидеть на одном месте.
– Вам обеим надо кое-что понять, – продолжал доктор, время от времени поглядывая то на жену, то на Анну. – Во-первых, я не могу сказать своим пациентам о шумах в сердце, мне гордость не позволяет. Во-вторых, даже если я и упомяну о них, те, кто настроен против меня, все равно не поверят ни единому слову. Сами знаете, шумы в сердце снаружи не видны. Будь у меня только одна нога, это помогло бы. Носи я, например, слуховой аппарат, тоже можно было бы поспорить – а нужен ли он мне на самом деле, особенно если появился недавно.
– Франц, сейчас же перестань! Совсем на тебя не похоже – такой цинизм из-за глупой женщины, которая тебе неприятна! Вернись за стол, пожалуйста. Анна еще не ела пирог, а ты и половины не одолел. Мои пироги надо есть со смаком, ясно тебе?
Анна рассмеялась.
– Я долгое время думала: со смаком – это с маком, как в булочках.
– Да, в языке полно одинаковых по звучанию слов с разным значением, – объяснила ее прежняя учительница, сразу же, в чем девочка и не сомневалась, проглотив наживку. Еще когда миссис Шумахер была мисс Уильямс, ученики обнаружили, как незаметно сменить тему разговора. Лучше всего помогали вопросы об особенностях и странностях английского языка.
Доктор Шумахер уже снова сидел за столом и улыбался Анне. Их глаза встретились, и Анна сообразила, что старший друг тоже догадался, как отвлекать внимание жены.
– Подумаешь об имени для ребенка? – спросил он. – Не обещаю, что примем твое предложение, но пора потихоньку спрашивать у друзей и обсуждать разные возможности.
– Когда у меня будут свои дети, – мечтательно произнесла девочка, – я назову мальчиков Себастьян, Тимоти и Мэтью, а девочек – Мелисса, Джослин и Шарлотта.
– Хочешь иметь шестерых, трех мальчиков и трех девочек? – изумился доктор.
– Даже если имена выбраны, их не обязательно все использовать, – улыбнулась Анна и принялась за пирог. – Я все время передумываю. Вот сегодня читала книжку про девочку Элнору. Никого еще не встречала с таким именем.
– "Девочка из Лимберлоста", – миссис Шумахер была очень довольна. – Страшно любила эту книгу.
Тучи рассеялись. Анна безмятежно наслаждалась и ужином, и разговором, пока не настала пора уходить. Доктор отвез ее домой и на минутку зашел к Зольтенам.
– Наверно, хотите сами рассказать? – спросила Анна.
– Нет-нет, лучше ты.
– Завтра же начну вязать шапочку для малыша, – объявила мама.
Анна стояла рядом с доктором, а все поздравляли его.
– Ну, теперь ты поймешь, какие бывают настоящие трудности, – поддразнил папа друга, – особенно если родится девочка.
Анна протестовала вместе со всеми, а потом, как только смогла улучить мгновение, удрала наверх в свой закуток читать про жизнь Элноры. Закончив книгу к одиннадцати ночи, девочка сообразила, что так и не взялась за уроки.
