Текст книги "Продажная шкура"
Автор книги: Джим Батчер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава четырнадцатая
Тайные Чертоги Эдинбурга служили редутом и цитаделью Белого Совета с незапамятных времен. Ну, если честно, последнее утверждение не совсем верно. Они были нашей штаб-квартирой немногим менее пятисот лет.
Сам Белый Совет в той или иной форме существовал еще до основания Римской империи, и его штаб-квартира время от времени перемещалась с одного места на другое. Александрия, Карфаген, Рим – хотите верьте, хотите нет, но в раннехристианские времена мы сидели даже в Ватикане, – Константинополь и Мадрид, но с конца средневековья руководящие органы Совета размещались в туннелях и катакомбах под непокорной шотландской скалой.
Сеть туннелей Эдинбурга превосходит своей разветвленностью даже чикагские подземелья, а по части крепости и надежности с ними и вовсе несравнима. Основные помещения комплекса расположены непосредственно под Старой скалой – под эдинбургским замком, где короли и королевы, лорды и леди бились друг с другом, осаждали друг друга, предавали и убивали друг друга с дохристианских времен.
Да и сама крепость не случайно существует здесь столько, сколько помнит себя человечество – это одно из крупнейших в мире пересечений магических жил. Жилы – это естественные потоки магических энергий, пронизывающие весь наш мир. Из всех источников энергии для занятий магией, известных человеку, они являются самыми мощными – и уж те, что пересекаются в толще земли под Замковой скалой, просто просятся быть использованными всяким, у кого для этого достаточно умения. Или глупости.
Первую такую линию я пересек, едва сделав три шага – я ногами ощущал пульсировавшую в ней энергию, почти наяву слышимое журчание какой-то подземной реки. Как-то сами собой шаги мои убыстрились – словно из боязни, что невидимый поток смоет меня – и успокоились-только тогда, когда линия ощущалась угасающей вибрацией камня под ногами.
Амулет-пентаграмма, которым я обычно освещаю дорогу под землей, остался на этот раз без работы. Искусно вмурованные в стены кристаллы освещали коридор всеми цветами радуги. При этом коридор оставался, разумеется, сырым и промозглым. Любой выдох мгновенно оседал на каменных стенах инеем, а то и изморозью.
В ширину туннель не превышал размаха рук – по крайней мере моих; в высоту – восьми футов. Поверхность стен почти сплошь покрывали резные рельефы. Часть из них изображала, как мне говорили, знаменательные моменты из истории Белого Совета. Поскольку никого на них я не узнавал, они говорили мне очень мало, так что я относился к ним просто как к красивым картинкам – такие тысячами можно видеть на гобелене из Байё. Остальные рельефы с самого начала задумывались как обереги – настоящие, без дураков, крупнокалиберные обереги. Не знаю, что они могли сделать с непрошеными гостями, но исходившую от них смертоносную энергию я ощущал хорошо, так что старался идти и держать себя чем дальше в глубь комплекса, тем осторожнее.
Входной туннель со стороны Небывальщины тянется больше чем на четверть мили, плавно понижаясь по мере продвижения от арки. Каждые двести или около того ярдов он перегораживается металлическими воротами, у которых дежурят стражи с каменными Храмовыми Собаками Старой Мэй.
Храмовые Собаки – это твари ростом фута три в холке, и вид у них такой, словно они сбежали из фильма про Годзиллу. Высеченные из камня, они сидят недвижными изваяниями, но я-то знаю, что они могут мгновенно ожить. Я задумывался о том, каково было бы оказаться лицом к лицу с парочкой таких чудищ в относительно узком коридоре, и решил, что лично я предпочел бы сразиться с надвигающимся на меня составом подземки. По крайней мере развязка наступила бы быстрее.
Раскланиваясь на ходу с дежурными Стражами, я шел все дальше до тех пор, пока не миновал последний пост охраны и не оказался в самих помещениях штаб-квартиры. Тут я остановился, достал из кармана плаща сложенную в несколько раз схему и сделал попытку сориентироваться. План туннелей представлял собой замысловатый лабиринт, в котором ничего не стоило заблудиться.
С чего начать?
Находись где-нибудь поблизости Привратник, я бы в первую очередь искал именно его. Одному Богу известно почему, но Рашид не раз оказывал мне помощь и поддержку. Про меня никак нельзя сказать, что я в хороших отношениях с Мерлином. С Мартой Либерти или Слушающим Ветер я был знаком, но очень немного. Старая Мэй представлялась мне особой довольно страшной. Значит, оставался Эбинизер.
Я направился к штабной комнате.
На то, чтобы попасть туда, у меня ушло больше четверти часа. Я сказал уже, что система туннелей обширна и запутанна, а после того как война изрядно проредила численность членов Совета, здесь стало еще более безлюдно и запущенно, чем обычно. Мои шаги гулким эхом отдавались от каменных стен; других звуков до меня не доносилось.
Признаюсь, я ощущал себя в Тайных Чертогах чертовски неуютно. Думается, это все из-за запаха. Когда меня совсем еще мальчишкой схватили и судили за нарушение Закона Магии, дело происходило как раз в Эдинбурге. Затхлый, влажный минеральный запах этого места остался почти единственным, что мне запомнилось за время ожидания – в камере, связанному по рукам и ногам, под тяжелым капюшоном подсудимого. Еще мне запомнились отчаянный холод и боль в мышцах, когда меня освободили от пут. И чувство одиночества, какого я не испытывал ни до, ни после этого безнадежного ожидания.
Мне было страшно. Чудовищно страшно. Мне ведь едва шестнадцать исполнилось.
Запах не изменился с тех пор, и одного этого хватало, чтобы оживить давным-давно похороненные в недрах памяти образы. Этакая психическая некромантия.
– Мозги-иии, – протянул я вслух.
Если уж вы не можете остановить дурные мысли, всплывающие у вас в сознании, никто по крайней мере не мешает поиздеваться над ними, пока есть такая возможность.
По какой-то неподвластной моему разумению логике штабная комната размещена между центральными помещениями Совета Старейшин и казармами Стражей, при которых предусмотрена, разумеется, и кухня. К запаху плесени добавился аромат свежеиспеченного хлеба, и я невольно ускорил шаг.
Я миновал казармы – вне всякого сомнения, почти пустые. Большая часть Стражей наверняка охотилась сейчас за Морганом, о чем свидетельствовала и численность часовых на входе – где одному Чандлеру пришлось заменять пятерых. На первом же перекрестье коридоров я свернул налево, кивнул дежурившему у двери очень юному Стражу и вошел в штабную комнату.
Она расположена в просторном подземном зале примерно в сотню футов в поперечнике, но большую часть площади съедают массивные колонны, на которые опирается свод. Световые кристаллы сияли здесь ярче – чтобы глаза меньше уставали от чтения. Пространство между колоннами занимали пробковые щиты, сплошь завешенные картами, сводками и просто короткими записками. Кое-где они перемежались грифельными досками, изрисованными схемами, набросанными мелом от руки фрагментами карт и тому подобными изображениями. Пространство у стен по периметру разбивалось на рабочие отсеки самыми заурядными офисными столами и перегородками.
Стрекотали и звякали пишущие машинки. По комнате сновали во всех направлениях, разговаривали вполголоса, писали, печатали и рылись в бумагах штабные сотрудники обоего пола – все до одного чародеи. Стену в стороне от входа занимал ряд столов со стоявшими на газовых горелках кофейниками, а также несколько потертых, продавленных диванов и кресел.
С полдюжины Стражей дремали на диванах, читали, сидя в креслах, или играли в шахматы древними костяными фигурками. Так или иначе, оружие, посохи и плащи лежали у каждого под рукой, так что приготовления к бою при необходимости заняли бы от силы пару секунд. Это был закаленные бойцы, мужчины и женщины, сумевшие выжить в первых сражениях войны с вампирами. Мне не хотелось бы попасться кому-либо из них под руку.
Чуть поодаль стояло еще одно кресло, в котором сидел и смотрел на трещавший в камине огонь мой старый наставник Эбинизер Маккой. В заскорузлых фермерских пальцах он держал кружку кофе. Довольно многие из руководящих чародеев относятся к внешним проявлениям своего статуса излишне серьезно: они всегда одеты, как того требует традиция, тщательно соблюдая все до последней мелочи. Эбинизер был одет в потертые джинсы, клетчатую фланелевую рубаху и пару тяжелых рабочих башмаков, которым исполнилось если не сорок, так уж тридцать лет наверняка. Его седые волосы – точнее, то, что от них осталось – пребывали в изрядно растрепанном состоянии, словно он только что пробудился от беспокойного сна. Даже по чародейским меркам он заметно постарел, но плечи его оставались широкими, мощными. Сквозь старые очки в проволочной оправе он смотрел на огонь, легонько притопывая одной ногой по каменному полу.
Я прислонил посох к стене, налил себе кофе и уселся в соседнее кресло. Потом сделал глоток и принялся ждать, наслаждаясь расходящимся по телу теплом.
– Здесь у них всегда хороший кофе, – заметил Эбинизер спустя несколько секунд.
– И они не дают ему всяких дурацких названий, – согласился я. – Это просто кофе, не какой-нибудь «флаппалаттеграндечино».
Эбинизер хмыкнул и сделал еще глоток.
– Нормально добрался?
– Повздорил немного с чьими-то громилами на тропе у Зимних.
Он поморщился.
– Угу. Наших уже несколько раз беспокоили за последние месяцы. Как дела, Хосс?
– Нехватка информации, сэр, – ответил я.
Он окинул меня непроницаемым взглядом.
– М-м-м. Я поступил так, как мне казалось лучше, сынок. И не буду извиняться.
– Я этого и не ожидал, – сказал я.
Он кивнул.
– Что ты здесь делаешь?
– А как вы думаете?
Он покачал головой.
– Я не возьму тебя в ударную группу, Хосс.
– Полагаете, у меня сил не хватит?
Наконец-то он посмотрел на меня в упор.
– У тебя слишком много счетов с Морганом. Это дело надо делать беспристрастно, а из всех мне известных людей ты едва ли не наименее беспристрастен.
– Вы уверены, – буркнул я, – что Ла Фортье прикончил именно Морган?
Взгляд его снова уперся в огонь.
– Меньше всего я ожидал такого. Но слишком много сходится.
– И нет возможности того, что это подстава?
Эбинизер моргнул и пристально посмотрел на меня:
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому, что если этого говнюка наконец прижмут к ногтю, я хочу быть уверен, что это по заслугам.
Он пару раз кивнул.
– Я не представляю себе, как это можно было бы проделать. Если что-то выглядит как утка, движется как утка, а вдобавок еще и крякает как утка – скорее всего это утка и есть. Бритва Оккама, Хосс.
– Кто-то мог вселиться к нему в голову, – предположил я.
– В его-то возрасте? – усомнился Эбинизер. – Маловероятно.
Я нахмурился.
– Что вы хотите этим сказать?
– По мере взросления рассудок делается стабильнее, – объяснил он. – Устойчивее во многих отношениях. Ну, как ивняк. Гибкие и упругие молодые побеги, но старые ветви – ломкие. Стоит тебе прожить лет сто, и будет почти невозможно склонить твой разум к чему-либо, не повредив его.
– Исключения невозможны?
– Не в такой степени. Заставить верного принципам человека предать то, чему он посвятил всю свою жизнь? Да он просто сойдет с ума прежде, чем вам удастся подвинуть его хоть на шаг в этом направлении. Из чего следует, что Морган совершил это осознанно.
– Если это все-таки он. – Я покачал головой. – Я просто не могу не задавать себе вопросов, кто окажется в выигрыше, если мы сами обезглавим Моргана.
Эбинизер поморщился.
– Насквозь вонючая история, – сказал он, – но пока все обстоит именно так. Я помню, Хосс, вы с ним заглядывали друг другу в душу, но даже это не детектор лжи. Да ты и сам знаешь.
Я помолчал немного, отхлебнув кофе.
– Мне просто любопытно, – произнес я наконец. – Кто будет замахиваться мечом, когда вы его схватите? Обыкновенно рубить головы доверяли Моргану.
– Насколько я помню порядок, капитан Люччо, – ответил Эбинизер. – Или кто-нибудь, кого она назначит. Ну да она не из тех, кто спихивает такое на подчиненных.
Перед моими глазами мгновенно возник образ Анастасии, сносящей голову с плеч своего старого воспитанника. А потом меня, проделывающего то же самое с Молли. Я поежился.
– Дрянь дело.
Эбинизер продолжал смотреть в огонь, разом постарев лет на двадцать.
– Угу.
Дверь из коридора отворилась, и в помещение вошел субтильного вида низкорослый чародей в буром твидовом костюме и с пухлым портфелем в руке. Короткие седые волосы были старательно прилизаны; синие чернила, казалось, намертво въелись в его пальцы. За одно ухо он на манер древних писарей заткнул карандаш, за другое – чернильную авторучку. На мгновение он задержался, оглядываясь по сторонам, потом отыскал взглядом Эбинизера и поспешил к нему.
– Прошения прошу, чародей Маккой, – произнес он. – Если бы у вас нашлась свободная минутка, я бы попросил вас подписать кое-какие бумаги.
Эбинизер поставил кружку на пол и взял у него ручку.
– Что на этот раз, Пибоди?
– Во-первых, доверенность представительству в Джакарте на покупку здания для нашего нового убежища, – ответил чародей Пибоди, открывая папку и вынимая из нее лист бумаги. Эбинизер пробежал его взглядом и подписал. Пибоди поспешно протянул ему еще несколько страниц. – Очень хорошо. Потом еще ваше согласие на то, чтобы пересмотреть жалованье Стражей… вот здесь, прошу вас… спасибо. И последнее – акт передачи имущества чародея Ла Фортье его наследникам.
– Всего три? – недоверчиво спросил Эбинизер.
– Остальные под грифом «секретно», сэр.
Эбинизер вздохнул.
– Подпишу, как доберусь до своего кабинета.
– Чем скорее, тем лучше, сэр, – заметил Пибоди. Потом заморгал и сделал вид, будто только-только меня заметил. – А, чародей Дрезден. Что привело вас в наши края?
– Мне показалось, стоило спросить, не могу ли я помочь убрать Моргана, – беззаботно отозвался я.
Пибоди поперхнулся.
– Я… ясно.
– Что, Индеец Джо нашел что-нибудь?
Пибоди неодобрительно нахмурился, но сдержался.
– Чародей Слушающий Ветер занят подготовкой к следственно-магическим мероприятиям.
– Значит, нет пока, – сказал я.
Пибоди шмыгнул носом.
– Пока нет. Однако не сомневаюсь, им с Мерлином удастся совершенно точно установить, каким именно образом Стражу Моргану удалось миновать посты охраны. – Он покосился на меня, и тон его сделался подчеркнуто вежливым. – Ведь вы не будете оспаривать того, что оба они – исключительно опытные чародеи?
Я испепелил Пибоди взглядом, но так и не выдумал удовлетворительной отповеди прежде, чем он забрал у Эбинизера бумаги и ручку и не поблагодарил его.
Эбинизер с отсутствующим видом кивнул, наклонился за своей кофейной кружкой, а Пибоди выскользнул из комнаты.
– Чертова канцелярская крыса, – пробормотал я вполголоса.
– Канцелярская крыса, но очень ценная, – поправил меня Эбинизер. – Может, его работа и не производит впечатления, но его организаторские способности сослужили нам за время войны хорошую службу.
– Бюрокромант, – фыркнул я.
Эбинизер устало улыбнулся, делая еще глоток из кружки. Я заметил, что большой и указательный пальцы его правой руки тоже перепачкались в чернилах. Он встал и потянулся, хрустнув суставами.
– Войны не выиграть без писарей, Хосс.
Я уставился взглядом в свою недопитую кружку кофе.
– Сэр, – тихо произнес я, – чисто гипотетически – что, если Морган невиновен?
Он внимательно на меня посмотрел.
– Мне казалось, ты сам хотел, чтобы его разорвали на части.
– Видите ли, у меня нервный тик начинается всякий раз, как на моих глазах рубят голову невинно осужденному.
– Еще бы. Но, Хосс, постарайся поня… – Эбинизер осекся и уставился на меня расширившимися глазами. Я почти слышал, как проворачиваются у него в голове шестеренки.
Потом он перевел дух и понизил голос до едва слышного шепота.
– Значит, так? Ты уверен?
Я коротко кивнул.
– Блин-тарарам, – выдохнул он. – Мог бы и поосторожнее спрашивать, Хосс. – Он опустил подбородок и посмотрел на меня поверх своих старомодных очков. – Две головы снести ненамного труднее, чем одну. Ты это хоть понимаешь?
Я медленно кивнул.
– Угу.
– Даже не знаю, что я мог бы для тебя сделать, – признался он. – Я буквально пришпилен к этому месту до тех пор, пока Моргана не обнаружат.
– Если исходить из того, что это не его подстава, – спросил я, – с чего мне начать?
Он задумчиво пожевал губу.
– С Индейца Джо.
Глава пятнадцатая
Члены Совета Старейшин, как выяснилось, терпеть не могут нищих бродяг.
Миновав еще несколько постов охраны, я оказался в помещении размером с бальную залу, которой не постеснялся бы и Версаль. Из белого с золотыми прожилками мраморного пола вырастали стройные колонны. На дальней стене виднелся водопад, стекавший в небольшой пруд, окруженный самой разнообразной зеленью – от обычной травы до роз и даже небольших деревьев. Самый настоящий садик, черт подери. В воздухе слышался негромкий звон – музыка ветра, – а золотистый свет, исходивший от кристаллов на потолке, был почти неотличим от настоящего солнечного. В саду пели птицы, и я разглядел темный силуэт соловья, порхнувшего между колонн и опустившегося на одну из веток.
В садике и рядом с ним была расставлена дорогая, удобная на вид мебель, какую можно иногда увидеть в вестибюлях самых фешенебельных гостиниц. На столике у стены стояли всяко-разные экзотические закуски от холодных нарезок и до того, что более всего напоминало маринованные щупальца осьминога. Рядом имел место бар, готовый в любой момент спасти членов Совета Старейшин от обезвоживания.
По всему периметру помещения тянулся на высоте десяти футов от пола балкон, на который выходили двери личных покоев Старейшин. Я пересек просторный Зал Отдохновения, поднялся по парадному лестничному маршу и постоял немного, вертя головой, пока не приметил дверь, охранявшуюся парой Храмовых Собак-изваяний и сонного вида юнцом, с загипсованной ногой в плаще Стража. Обойдя галерею, я помахал ему рукой.
Не успел я с ним заговорить, как обе Храмовые Собаки синхронно повернули головы в мою сторону; движение это сопровождалось скрежетом камня о камень.
Я застыл как вкопанный, чуть приподняв руки.
– Славные собачки.
Юный Страж уставился на меня и произнес что-то на незнакомом языке. Внешность выдавала в нем уроженца Юго-Восточной Азии, но определить страну точно я бы не решился. Еще секунду-другую он буравил меня взглядом, и я вдруг узнал его – одного из личных телохранителей Старой Мэй. В прошлый раз я видел его замерзшим до полусмерти, когда он пытался передать послание королеве Мэб. Теперь, должно быть, сломанная лодыжка не позволила ему принять участие в поисках Моргана.
Я так думаю, некоторым прямо с рождения везет.
– Добрый вечер, – обратился я к нему на латыни, официальном языке Совета. – Как дела?
Секунду-другую Везунчик косился на меня с нескрываемым подозрением.
– Мы в Шотландии, сэр, – произнес наконец он. – Здесь сейчас утро.
Ну да. Моя получасовая прогулка переместила меня на шесть часовых поясов.
– Мне нужно поговорить с чародеем Слушающим Ветер.
– Он занят, – сообщил мне Везунчик. – Его нельзя беспокоить.
– Меня послал поговорить с ним чародей Маккой, – настаивал я. – Он считает, это важно.
Везунчик сощурил глаза так, что они превратились в совсем уж узенькие щелочки.
– Будьте добры, подождите здесь, – произнес он. – И не двигайтесь с места.
Храмовые Собаки продолжали пялиться на меня. Ну да, я понимаю, на самом-то деле они не могут смотреть. Не может же смотреть каменная глыба? Но взгляд у них для безмозглых булыжников очень уж пронзительный.
– Можете не беспокоиться, – заверил я его.
Он кивнул и скрылся за дверью. Минут десять прошло в неуютном ожидании; наконец он появился, легонько хлопнул Собак по каменным загривкам и кивнул мне:
– Проходите.
Косясь на каменных монстров, я сделал осторожный шаг вперед, но они остались неподвижны. Тогда я кивнул и, миновав их, вступил в покои Ла Фортье; я очень надеялся, что не произвожу впечатления потревоженной подзаборной кошки.
Первое помещение, в котором я оказался, представляло собой кабинет, а может, антикварную лавку. Здесь стоял массивный рабочий стол из какого-то светлого дерева, хотя передний торец его, ручки ящиков и часть столешницы перед обычным конторским креслом на колесиках потемнели от времени и использования. Строго посередине стола лежало пресс-папье, перед ним выложенные аккуратным рядком авторучки. Полки прогибались под тяжестью книг, барабанов, масок, поясов, древнего оружия и прочих причиндалов, попавших сюда, судя по виду, из самых разных экзотических земель. В тех немногих местах, где стена оставалась свободна от полок, на ней висели щиты, а под ними – скрещенное оружие: норманнский ромбический, под которым красовались висевшие крест-накрест двуручные мечи; зулусский щит из шкуры буйвола – с двумя ассегаями; круглый, с острым шипом посередине, персидский – с кривыми саблями… Не сомневаюсь, любой уважающий себя музей оказался бы на седьмом небе от счастья, обладай он хоть вполовину меньшей коллекцией.
Дверь в дальнем конце помещения вела, очевидно, в спальню. Со своего места я мог разглядеть платяной шкаф и часть застеленной кровати размером с хороший купейный вагон.
Еще я видел темные точки разлетевшихся по стенам кровавых брызг.
– Заходи, Гарри Дрезден, – послышался из спальни негромкий старческий голос. – Мы сделали перерыв и ждем тебя.
Я вошел в спальню и оказался на месте преступления.
Первой ударила в ноздри вонь. Ла Фортье погиб несколько дней назад, и стоило миновать порог, как меня захлестнули запахи смерти и разложения. Он лежал на полу у кровати. Повсюду виднелись следы крови. На горле зияла чудовищная рана, все тело покрывала корочка запекшейся крови. Руки тоже были изрезаны – Ла Фортье явно пытался защититься от лезвия. Возможно, имелись и другие раны, на торсе, но утверждать этого наверняка я не мог.
На секунду я зажмурился, сдерживая рвотный позыв, а потом осмотрел комнату внимательнее.
Вокруг тела виднелся аккуратно очерченный золотой краской круг, по которому горели расставленные с одинаковыми интервалами пять белых свечей. Между свечами дымились пять курильниц с благовониями, и – поверьте мне на слово – запах горящего сандалового дерева не перебивал вони разлагающегося тела. По сравнению с ним она казалась лишь еще омерзительнее.
Я стоял, глядя на Ла Фортье сверху вниз. Он был лыс, чуть выше среднего роста и неестественно худ. Правда, сейчас он худым не казался. Труп начал распухать. Рубаха на груди и животе натянулась, едва не обрывая пуговицы. Спина выгнулась, ногти на руках глубоко впились в ладони, зубы оскалились в чудовищной гримасе.
– Он умирал в муках, – послышался все тот же старческий голос, и Индеец Джо, которого на самом деле звали Слушающий Ветер, вытирая руки полотенцем, вышел ко мне из ванной. В его длинных седых волосах виднелось еще несколько черных прядей. Кожа имела характерный для коренных обитателей Америки бронзовый оттенок; темные глаза поблескивали из-под седых бровей. Он был одет в линялые синие джинсы, кожаные мокасины и старую черную футболку с логотипом «Аэросмита». На поясе красовалась сумка из сморщившейся от времени кожи; такая же, но поменьше, висела на перекинутой через шею веревке. – Привет, Гарри Дрезден.
Я почтительно склонил голову. Индеец Джо славился в первую очередь как самый опытный целитель и знахарь Белого Совета – а возможно, и всей планеты. Он обладал несколькими докторскими степенями в области медицины, что не мешало ему раз в десять – двадцать лет проходить новый университетский курс: Индеец Джо старался не отставать от прогресса.
– Он погиб, защищаясь, – согласился я, мотнув головой в сторону Ла Фортье.
С минуту Индеец Джо, нахмурившись, смотрел на тело, потом снова повернулся ко мне.
– Лично я предпочел бы умереть во сне, – заметил он. – А ты?
– Мне бы хотелось, чтобы на меня наступил слон – в момент, когда я занимался бы любовью с хорошенькими тройняшками, – отозвался я.
Он ответил на это улыбкой, на мгновение согнавшей с лица вековую усталость.
– Знавал я парней, которые надеялись жить вечно. – Он перевел взгляд на погибшего, и улыбка померкла, словно ее и не было. – Может, такое когда и станет возможно. А может, и нет. Смерть ведь естественная часть жизни.
Я не нашелся что возразить.
– Что это вы такое готовите?
– Его смерть оставила отметину, – ответил старый чародей. – Мы пытаемся собрать физические следы в цельный образ.
Я удивленно выгнул бровь.
– Неужели… такое возможно?
– В обычной обстановке – нет, – признал Индеец Джо. – Но это помещение со всех сторон огорожено оберегами. Нам известно, какими именно, следовательно, мы знаем, как они должны выглядеть в нормальном состоянии. А значит, по следам воздействия на обереги посторонней энергии мы можем вычислить, что это была за энергия и с какой стороны пришла. Это одна из причин, по которым мы не двигали тело с места.
Некоторое время я обдумывал услышанное и в конце концов я решил, что описываемое Индейцем Джо, в принципе, возможно, но лишь отчасти. Это было, как если бы кто-то попытался воссоздать образ, освещенный короткой вспышкой света, проследив отражения вспышки от стен. И даже так необходимые для этого концентрация и умственная энергия потрясали воображение.
– Я-то думал, дело открыли и закрыли, – пробормотал я.
– Улики неопровержимы, – кивнул Индеец Джо.
– Тогда какого черта вы тратите время на эти… штуки?
Индеец Джо посмотрел на меня в упор и ничего не ответил.
– Мерлин, – произнес я. – Он не верит, что это совершил Морган.
– Совершил он это или нет, – сказал Индеец Джо, – Морган был правой рукой Мерлина. Если его будут судить и признают виновным, это нанесет сильный удар по авторитету Мерлина.
Я тряхнул головой.
– Как я люблю эту политику…
– Не будь младенцем, – негромко произнес Индеец Джо. – Нынешнее равновесие сил – во многом заслуга Мерлина. Его смещение с поста председателя Совета посеет в сверхъестественном мире хаос и смуту.
Я подумал еще немного.
– Вы полагаете, – спросил я, – он попробует смухлевать?
Секунду-другую Индеец Джо молчал, потом медленно, но решительно покачал головой.
– Я ему не позволю.
– Почему?
Индеец Джо кивнул в сторону кабинета.
– Из всех членов Совета, – сказал он, – Ла Фортье обладал самыми обширным связями в третьем мире. Очень много членов Совета родом из Азии, Африки, Латинской Америки, преимущественно из маленьких, нищих государств. Они считают, что Белый Совет безразличен к их проблемам, их мнению. Ла Фортье был их союзником, единственным членом Совета Старейшин, который – по их мнению – относился к ним со вниманием.
Я скрестил руки на груди.
– И поэтому его убил человек – правая рука Мерлина?
– Виновен Морган или нет, они считают,что это совершил он – возможно, по приказу Мерлина, – вздохнул Индеец Джо. – И если его признают невиновным и освободят, события могут принять неприятный оборот. Очень неприятный.
Мой желудок снова свело болезненной судорогой.
– Гражданская война.
Индеец Джо вздохнул и кивнул головой.
С ума сойти.
– И на чьей стороне вы? – спросил я.
– Я рад бы ответить, что я на стороне правды, – честно сказал он. – Но не могу. Потерю Моргана Совет переживет, хотя и ценой некоторого хаоса, пока страсти не улягутся. – Он покачал головой. – А гражданская война гарантированно нас уничтожит.
– Значит, убийца – Морган, и с этим ничего уже не поделать? – тихо произнес я.
– Если падет Белый Совет, кто защитит человечество от тех, кто считает его своей дичью? – Он снова покачал головой. – Я с уважением отношусь к Моргану, но такого допустить не могу. В конце концов, если на одной чаше весов единственный человек, то на другой – все человечество.
– То есть когда вы завершите процедуру, заклятие укажет на Моргана, – сказал я. – Вне зависимости от того, кто это совершил на самом деле.
Индеец Джо низко опустил голову.
– Я сомневаюсь, что оно подействует. Даже с учетом Мерлинова опыта.
– А если сработает? Если оно покажет другого, настоящего убийцу? Вы сами станете выбирать, кому жить, а кому умереть – и черт с ней, с правдой?
Индеец Джо поднял на меня взгляд своих темных глаз, и голос его, хоть и сделался тише, окреп как камень.
– Однажды, Гарри Дрезден, на моих глазах погибло племя, которое мне полагалось защитить. Я не сделал этого, потому что по моему тогдашнему убеждению Совету или его членам не полагалось участвовать в политических махинациях смертных. Я не позволял себе вмешиваться до тех пор, пока не было уже поздно. Тогда я сделал выбор, кому умирать, а кому жить. Мой народ погиб из-за моих убеждений. – Он тряхнул головой. – Больше я такой ошибки не совершу.
Я отвернулся от него и промолчал.
– С твоего позволения, – произнес он и вышел из комнаты.
Блин-тарарам.
Я-то надеялся заручиться поддержкой Индейца Джо – но не принял в расчет побочных политических факторов. Не думаю, чтобы он стал мне мешать, узнай он, что у меня на уме, но и помощи от него ожидать я не мог. Чем глубже я копал, тем безнадежнее выглядела вся эта история. Если Моргана обрекут на смерть, всем кранты. И если не обрекут– тоже кранты.
Кранты, и все тут.
Черт.
Я даже не мог сердиться на Индейца Джо. Я понимал, в каком положении он оказался. Блин, да будь я членом Совета Старейшин и доведись мне оказаться на его месте, не уверен, что я не поступил бы так же. Голова снова разболелась.
Как, черт подери, мне поступить по справедливости – если ее, справедливости этой, и нет вовсе?