Текст книги "Белая ночь"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава ВОСЬМАЯ

У меня было всего несколько секунд на размышление. Если уж охрана вызвала копа, значит, они увидели во мне серьезную угрозу. И если я выкину чего-нибудь подозрительного, они обязательно осмотрят квартиру – обязаны это сделать. А если это случится, и они увидят то, что скрыто у моего брата в его оружейной, я навлеку на нас обоих столько неприятностей – мало не покажется.

Я отчаянно нуждался в спасительной лжи. Только очень хорошей, убедительной лжи. Я закрыл двери в Томасову оружейную, в спальню и, стоя посередине безукоризненно стильной гостиной, оглядывался по сторонам в поиске подсказки. Я с надеждой смотрел на Дороти, на Железного Дровосека, на Пугало и на Трусливого Льва – и ничего. Король пиратов в мужественно расстегнутой до пояса белой рубахе тоже не подсказал мне ни одной идеи.

И тут меня осенило. Собственно, ложь эту придумал не я, а Томас. В прошлом он с успехом пользовался ею – такие штуки вообще в его стиле. Все, что от меня требовалось – это разыграть ее без ошибок.

– Вот уж не думал, что дойду до жизни до такой, – признался я Мышу, прислонил посох к стене, набрал в легкие воздуха и распахнул дверь.

– Это ведь он вас послал? – рявкнул я в проем. – Он, так ведь? И не пытайтесь вешать мне лапшу на уши!

Девушка-полицейский (блин, на вид еще совсем девчонка) одарила меня усталой, вежливой улыбкой.

– Прошу прощения, сэр?

– Томас! – рявкнул я еще громче. – Значит, у самого него кишка тонка встретиться со мной лицом к лицу? Поэтому он вместо себя своих громил посылает?

Девица страдальчески вздохнула.

– Прошу вас, сэр, не надо горячиться, – она повернулась к местному охраннику, лысеющему мужчине лет сорока пяти. – Поймите, если верить сотруднику службы безопасности здания, вы не проживаете в этой квартире, но вошли в нее с помощью ключа. В подобной ситуации им положено задать вам несколько вопросов.

– Вопросов? – возмутился я. Признаюсь, я с большим трудом сдержался, чтобы не шипеть. Честно. Однако я мог и перегнуть палку. В общем, я ограничился тем, что напустил на себя самый холодный вид из тех, на которые горазда обычно Мёрфи. – Почему бы для начала не поговорить о том, как так вышло, что он не занес меня в ваш список, а? После того, как сам дал мне ключ? И почему он так и не пришел навестить малыша? – я ткнул дрожащим от благородного негодования пальцем в Мыша. – Спросите лучше у него, какие он на этот раз отговорки придумает!

Судя по виду девицы, у нее вдруг разболелась голова. Она зажмурилась, поднесла руку ко рту, кашлянула, а потом отступила в сторону, махнув парню-охраннику.

Он тоже поморгал немного.

– Сэр, – начал он наконец. – Тут дело-то всего в том, что мистер Рейт не давал в охрану cписка тех, кому разрешен вход в его квартиру.

– На его месте я тоже бы не давал! – заявил я. – Я годы – годы! – жизни отдал ему, и не позволю, чтобы меня выкидывали на помойку как сношенную обувь! – Я покачал головой. – Никогда, – понизив голос, заметил я девице-полицейскому, – никогда не флиртуйте с красивыми мужчинами. Одни страдания от той любви.

– Сэр, – вмешался охранник. – Простите, что перебиваю. Дело в том, что наши жильцы платят за то, чтобы их охраняли. Вы позволите глянуть на ваши ключи?

– Поверить не могу, что он так… – я оборвал фразу на полуслове, достал из кармана ключ и протянул ему. Охранник взял его, повертел перед глазами, потом сверил номер со списком, лежавшим у него в папке.

– Это один из комплекта, – подтвердил он.

– Так оно и есть. Томас сам дал мне его, – кивнул я.

– Ясно, – пробормотал охранник. – Э… не будете ли вы против показать мне удостоверение личности, сэр? Я сниму факс и сохраню, чтобы… э… во избежание подобных инцидентов в будущем.

Что ж, убить братца я всегда успею.

– Разумеется, сэр, – ответил я, стараясь сохранять вид оскорбленной добродетели. Достав из бумажника водительское удостоверение, я протянул его охраннику. Коп скосила глаза, пытаясь прочитать мою фамилию.

– Я сейчас, – заявил охранник и поспешил к лифту.

– Не сердитесь на него, – сказала девица-коп. – Им платят за то, чтобы они были… чуть-чуть параноиками.

– Но уж вы-то в этом не виноваты, – заверил я ее.

Несколько секунд она задумчиво смотрела на меня.

– Значит вы и владелец этой квартиры… это…

– Мы это, – я вздохнул. – С красавчиками никогда наверняка не скажешь, правда?

– Ну… в общем, нет, – согласилась она. Голос ее звучал ровно, лицо оставалось бесстрастным, но я-то умею распознать игрока. – Вы не обидитесь, если я спрошу, что вы здесь делаете?

Мне стоило держать ухо востро. Девица была явно не дура. И ей казалось, она что-то учуяла.

Я обреченно махнул рукой в сторону собаки.

– Видите ли, мы жили вдвоем в тесной квартире. Завели собаку, но не думали, что она вырастет такой большой. Томасу не по душе теснота, поэтому он переехал, и… – я пожал плечами и постарался выглядеть так, как Мёрфи, когда говорит о своих бывших. – Мы договаривались пересекаться раз-два в месяц, но он вечно увиливает под тем или иным предлогом. Он не хочет, чтобы его жизни мешала собака, ему дороже вот это, – я мотнул головой в сторону квартиры.

Девица огляделась по сторонам и вежливо кивнула.

– Славное местечко, – вряд ли мои слова ее убедили. Во всяком случае, не окончательно. Я буквально видел, как вертятся колесики у нее в голове, формулируя новые вопросы.

Меня спас Мыш. Он поднялся, подошел к двери и вопросительно посмотрел на копа.

– Господи, ну и махина, – сказала она и чуть отодвинулась от него.

– Да вы не бойтесь, он добряк, правда, – заверил я ее, потрепав Мыша по холке.

Мыш одарил ее белозубой ухмылкой, сел и подал ей лапу.

Она рассмеялась и пожала ее. Потом дала Мышу понюхать ладонь и погладила его.

– Да вы тоже умеете ладить с собаками, – заметил я.

– Я сейчас прохожу курс обучения для работы в подразделении К-9, – подтвердила она.

– Вы ему понравились, – сказал я. – Это необычно. Он обыкновенно побаивается чужих.

Она улыбнулась.

– О, мне кажется, собаки понимают, когда нравятся кому-то. Они умнее, чем люди считают.

– Видит Бог, иногда даже мне далеко до них, – я вздохнул. – А с какими породами вы там в К-9 работаете?

– Ну, это зависит от характера работы, – улыбнулась она и пустилась в подробное рассуждение об оптимальных для полицейской работы породах собак. Время от времени я задавал ей наводящие вопросы или просто кивал, а Мыш демонстрировал умение сидеть, лежать и перекатываться на спину. Ко времени, когда вернулся охранник с моим удостоверением и извиняющимся выражением лица, Мыш валялся на спине, выставив лапы вверх, а коп чесала ему пузо и рассказывала трогательные истории про встречи с бродячими собаками в детстве.

– Сэр, – заявил охранник, возвращая мне ключ и лицензию и стараясь делать при этом вид, будто он не избегает прикасаться ко мне. – Я приношу свои извинения за доставленные неудобства, но вы не проживаете в этом доме, а следовательно, должны были отметиться на входе – так положено.

– Очень на него похоже, – буркнул я. – Вечно он о таких вещах забывает. Наверное, мне стоило позвонить, убедиться, что он вам сказал.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Мне не хотелось вас беспокоить. Но до тех пор, пока у нас не будет письменного заявления от мистера Рейта, в котором он подтверждает ваше право на беспрепятственный вход в квартиру, я вынужден просить вас покинуть помещение. Я понимаю, это бумажная формальность, но боюсь, обойти это требование невозможно.

Я вздохнул.

– Этого можно было от него ожидать. Нет, я понимаю, сэр, вы просто выполняете свою работу. Позвольте мне только прогуляться в туалет, и я уйду.

– Не вижу возражений, – кивнул он. – А вы, мэм?

Коп оторвалась от Мыша и внимательно посмотрела на меня. Потом тоже кивнула, и они с охранником направились к лифту.

Я запустил Мыша обратно в квартиру, прикрыл дверь и прислушался. В целом свете не осталось для меня ничего, кроме звука и тишины.

– Вы уверены? – спрашивала коп у охранника.

– О, совершенно, – заверил он ее. – Томас вообще со странностями.

– Он водил сюда мужчин?

– Раз или два, – ответил тот. – Этот дылда новый, но ключ у него подлинный.

– Он мог его украсть, – возразила коп.

– Воришка-гей баскетбольного роста, идущий на дело с собакой? – удивился охранник. – Что ж, проверим на выходе, не выносит ли он холодильник. Если Рейт хватится чего-нибудь, мы наведем его на этого парня. Он снят у нас на видео, у нас есть копия его водительского удостоверения – никуда не денется, если то.

– Если они состоят в связи, – не успокаивалась коп, – чего же тогда этот ваш Рейт не внес своего дружка в список на вход?

– Вы ведь знаете этих голубых – они не от мира сего, – хмыкнул охранник. – Он только свою задницу прикрывал.

– Можно сказать, и так, – сказала девица.

Похоже, охранник не заметил иронии в ее голосе.

– В общем, так. Мы за ним присмотрим.

– Уж будьте добры, – попросила коп. – Мне все это не нравится, но если вы так уверены…

– Не хотелось, чтобы эти голубые устраивали скандал. Да и никому этого не хочется.

– Видит Бог, – нет, – без особого энтузиазма согласилась коп.

Я осторожно закрыл дверь до конца и повернулся к Мышу.

– Господи, благослови упертых.

Мыш удивленно склонил голову набок.

– Упертые видят нечто, о чем они подозревали – и сразу перестают замечать все остальное, будь оно хоть у них перед носом, – объяснил я ему. – Наверное, потому они и такие упертые.

Судя по невозмутимому виду Мыша, его это не слишком огорчило.

Я вернулся в оружейную, включил свет и уставился на пробковую доску с висевшими на ней картами, записками, фотографиями и схемами. Времени на то, чтобы разобраться во всем этом у меня не было.

Я закрыл глаза, убрал выстроенные у меня в мозгу барьеры (давненько я этого не делал) и послал в самые недра своего сознания короткую команду:

Запомни.

Я открыл глаза, подошел ближе к стене и внимательно отсканировал ее взглядом, не пытаясь вникнуть в содержание увиденного. Все это заняло не больше минуты. Покончив с этим, я выключил свет, забрал свои вещи и вышел.

При выходе из дома я задержался у столика охраны. Парень с извиняющимся лицом кивнул и дал рукой знак проходить. Мы с Мышом покинули в дом, ни на минуту не сомневаясь в своей гетеросексуальности.

А потом я сел в Жучка и отправился домой посоветоваться с падшим ангелом.

Глава ДЕВЯТАЯ

По дороге домой я купил гамбургеров – четыре штуки мне и четыре Мышу. Еще я купил луковых колечек, но Мыш не получил ни одной, потому что мой костюм высшей химической защиты находился в чистке.

Мистер же, как старший по званию, получил одно колечко. Он откусил кусочек, с минуту погонял остаток по полу кухни, а потом помурлыкал у двери, чтобы я выпустил его на вечерний променад.

Когда я покончил с ужином, было уже начало одиннадцатого, и я потешил себя мыслью, не отложить ли мне дальнейшие следственные действия до завтра. Что-то в последнее время ночные вахты даются мне немного труднее, чем в те славные времена, когда мне только-только исполнилось двадцать, и во мне бурлило то, что мой старый наставник Эбинизер МакКой называл «уксусом».

И дело не в том, чтобы просто не заснуть. Ну, конечно, в те дни мне было проще не обращать внимания на усталость и сохранять концентрацию. Но это я худо-бедно могу и сейчас – вот отходить от подобных авралов теперь сложнее. Каждая бессонная ночь обходится мне теперь в пару дней ограниченной работоспособности. Ну, и все травмы и ранения последних лет тоже сказываются. Будь я нормальным смертным, я бы давно уже ковылял на негнущихся ногах, охая от боли, как профессиональный футболист или, там, боксер к концу карьеры.

Но я не нормальный смертный. Те мои свойства, благодаря которым я могу заниматься магией, радикально увеличивают продолжительность жизни, а также помогают постепенно исцелиться от ранений, которые у нормального человека сказывались бы до самого конца. Не то, чтобы это слишком уж помогает мне в обычной, повседневной деятельности, но с учетом всего того, что досталось на долю моего многострадального тела, я рад и этому. Могло быть и хуже. Потеря руки – тяжелый удар для любого. Жить три или четыре столетия без перспективы рано или поздно восстановить ее было бы совсем, как это нынче говорится, западло.

Перспектива поспать манила. Но Томас, возможно, нуждался в моей помощи. Вот умру – отосплюсь как следует.

Я покосился на свою изувеченную руку, взял гитару и уселся на диван. Потом зажег несколько свечей и, сосредоточившись на обожженной кисти, принялся за дело. Сначала несложные аккорды, потом еще несколько упражнений для разогрева, потом спокойная, негромкая игра. Ну, конечно, стопроцентно здоровой свою руку я бы никак не назвал, но она была уже гораздо лучше, чем прежде, да и пальцы уже достаточно слушались меня, чтобы хоть отдаленно воспроизводить мелодию.

Мыш поднял голову и посмотрел на меня. Он негромко вздохнул, поднялся с места и побрел в спальню, закрыв за собой дверь носом.

Развелось тут критиков…

– Ладно, Лаш, – произнес я, не прекращая игры. – Давай поговорим.

– Лаш? – произнес негромкий женский голос. – Я что, наконец-то заслужила у тебя ласкательное прозвище?

Только что в кресле передо мной никого не было, а мгновением спустя в нем – фьють – волшебным образом возникла женщина. Высокая, футов шесть, атлетического сложения. Обыкновенно она являлась мне в образе пышущей здоровьем молодой женщины, красивой, но не вызывающей внешности, одетой в короткую, выше колен античную тунику. На ногах ее красовались кожаные сандалии со шнуровкой до щиколоток. Цвет ее волос менялся, но в целом внешность оставалась более-менее неизменной.

– С учетом того, что ты падший ангел, в буквальном смысле слова старше времени и способный на мысли и действия, постичь которых до конца я не в состоянии, тогда как я всего лишь смертный со способностями чуть выше средних, мне это представляется, скорее, почти неприкрытой дерзостью, – я улыбнулся ей. – Лаш.

Она откинула голову и рассмеялась, на вид, искренне.

– Слышать это от тебя не так оскорбительно, как от любого другого смертного. И, в конце концов, я же не та, о которой ты говоришь. Я всего лишь ее тень, представитель, гость в твоем сознании.

– Гостей приглашают, – возразил я. – Ты больше похожа на торговца пылесосами, который уговорил пустить его в дом и не хочет уходить.

– Туше, хозяин мой, – признала она. – Хотя хочу надеяться, я оказалась полезнее и значительно вежливее, чем названный тобой персонаж.

– Даже так, – сказал я. – Это не отменяет того факта, что тебя никто не приглашал.

– Так избавься от меня. Возьми монету, и я воссоединюсь с остальной своей частью. Ты избавишься от меня, и все.

– Угу, – я презрительно фыркнул. – Именно. До тех пор, пока Большая Сестра не залезет в мою голову целиком, превратив меня в сумасшедшую игрушку, и я не сделаюсь монстром наподобие остальных динарианцев.

Ласкиэль – падший ангел, все существо которого в настоящий момент находилось в замурованном у меня в подвале древнем римском динарии, умиротворяющее подняла руку.

– Скажи, разве я не с уважением относилась к твоему жизненному пространству? Разве я не вела себя так, как ты просил: неподвижно, беззвучно? Скажи, хозяин мой, когда я в последний раз вмешивалась, когда говорила с тобой?

Я взял неверный аккорд, поморщился и начал этюд сначала.

– В Нью-Мехико. Только не говори, что об этом просил я.

– Разумеется, ты, – возразила она. – Выбор всегда за тобой.

Я мотнул головой.

– Я не знаю языка вурдалаков. И насколько мне известно, из людей его не знает никто.

– И в древнем Шумере никто из них не жил, – заметила Ласкиэль.

Я проигнорировал эту реплику.

– Мне нужно было допросить этого вурдалака, чтобы вернуть ребят. Времени ни на что другое не оставалось. Я обратился к тебе как к последнему средству.

– А сегодня? – поинтересовалась она. – Сегодня я последнее средство?

Следующие два аккорда вышли у меня резче и громче, чем полагалось бы.

– Это Томас.

Она сложила руки на коленях и уставилась на пламя ближней от нее свечи.

– Ах, да, – произнесла она еще тише. – Ты ведь очень за него переживаешь.

– Он и я – одной крови.

– Позволь мне сформулировать по-другому. Твоя забота о нем излишне иррациональна, – она склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. – Почему?

– Он мой брат, – произнес я совсем тихо.

– Я понимаю твои слова, но смысла в них от этого не больше.

– Его и нет, – сказал я. – Для тебя нет.

Она нахмурилась, и ее обращенный на меня взгляд сделался чуть обеспокоенным.

– Ясно.

– Нет, – возразил я. – Ничего тебе не ясно. Не дано.

Лицо ее сделалось отстраненным, взгляд вернулся к свече.

– Не будь так уж уверен, хозяин мой. У меня тоже были братья и сестры. Когда-то давно.

Мгновение я молча смотрел на нее. Бог свидетель, это прозвучало чертовски искренне. Это не так, Гарри, сказал я себе. Она лжет. Она из кожи вон лезет, пытаясь понравиться тебе или по крайней мере втереться в доверие. И стоит ей этого добиться, как тебе прямая дорога на призывной пункт Адского Легиона.

Я в жесткой – очень жесткой – форме напомнил себе о том, что предлагал мне падший ангел: знание, силу, сотрудничество… не бесплатно, совсем не бесплатно. С моей стороны было бы верхом глупости продолжать и дальше полагаться на ее помощь – даже при том, что в прошлом это, несомненно, не раз спасало жизнь и мне, и многим другим. Я напомнил себе, что полагаться на нее слишком часто закончится для меня очень, очень и очень плохо.

Впрочем, вид она до сих пор имела опечаленный.

Некоторое время я молча подбирал мелодию на гитаре. Трудно не испытывать время от времени некоторое сочувствие к ней. Фокус только в том, чтобы не забывать о том, каковы ее истинные цели: искушение, совращение, подчинение своей воле. И избежать этого я мог единственным способом – принимать каждое решение обдуманно, взвешенно, на холодную голову, не позволяя эмоциям брать верх. В противном случае я очень скоро окажусь в руках Ласкиэли – той, настоящей, заключенной в монете.

Блин, то-то весело будет…

Я постарался выбросить эту мысль из головы и с грехом пополам одолел «Every Breath You Take» из репертуара «Полис», а потом и акустическую версию «I Will Survive», которую сам, собственно, и подобрал. Покончив с этим, я попытался изобразить маленькую пьесу собственного сочинения, которая должна была бы звучать как испанская гитара, одновременно разрабатывая два наиболее непослушных пальца левой руки. Я исполнял ее, должно быть, раз тысячу, и хотя добился, конечно, некоторого прогресса, слушать ее, не морщась, все-таки пока не мог.

Только не в этот раз.

Доиграв где-то до середины, я вдруг сообразил, что делаю это безупречно. Я исполнял ее быстрее обычного темпа, добавляя новые расцветки, переборы – и на слух выходило неплохо. Очень неплохо. Сантана не постыдился бы.

Я доиграл пьесу до конца и посмотрел на Ласкиэль.

Она спокойно встретила мой взгляд.

– Иллюзия? – спросил я.

Она чуть качнула головой.

– Я просто хотела помочь. Я… я безумно давно не писала музыки. Несколько веков как не писала, и не играла. Я просто…помогла той музыке, что ты слышал у себя в мыслях, передаться на твои пальцы. Минуя несколько поврежденных нервов. Но музыка твоя, хозяин мой.

Наверное, это лучшее, что могла сделать для меня Ласкиэль. Поймите меня правильно: я чертовски благодарен ей за те случаи, когда она спасала мне жизнь – но игра на гитаре это совсем другое дело. Она помогла мне создать нечто прекрасное, и это задело какие-то струны, спрятанные во мне так глубоко, что я даже не догадывался о их существовании. Не знаю, откуда, но я совершенно твердо знал: никогда, никогда больше в жизни мне не удастся самому сыграть так хорошо. Ни-ко-гда.

Способно ли зло, настоящее Зло с большой буквы «З» на такое? Создать нечто, столь цельное и прекрасное?

Осторожнее, Гарри, осторожнее…

– Это не поможет ни мне, ни тебе, – негромко произнес я. – Спасибо, но мне нужно освоить это самому. Прорвусь как-нибудь, – я отставил гитару в сторону. – И потом, надо заняться делом.

Она коротко кивнула.

– Очень хорошо. Это касается квартиры Томаса и того, что в ней находилось?

– Да. Можешь мне это показать?

Ласкиэль подняла руку, и противоположная камину стена изменилась.

Ну, на самом-то деле она осталась прежней. Просто Ласкиэль – та ее часть, что существовала только в моем сознании – обладала способностью наводить иллюзии потрясающего, я бы сказал, до ужаса потрясающего качества, пусть даже видеть их мог я один. А еще она могла воспринимать физический мир с помощью моих органов чувств – и уж опыта и знаний ей было не занимать. Почти безупречная память ее хранила самые мельчайшие детали увиденного.

В общем, она сотворила для меня иллюзию стены Томасовой оружейной комнаты и наложила ее поверх моей реальной стены. Даже освещение в точности воспроизводило то, что я видел пару часов назад.

Я подошел к стене и принялся изучать то, что на ней висело – на этот раз обстоятельно, без спешки. Почерк у моего братца тот еще, вследствие чего его записки не слишком чтобы продвинули меня в смысле понимания ситуации.

– Хозяин мой… – начала Ласкиэль.

Я поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Подожди. Дай мне сначала посмотреть на это непредвзято. Потом скажешь мне, что думаешь.

– Как тебе угодно.

Примерно час я, хмурясь, разбирался в бумажках. Пару раз мне пришлось свериться с календарем. Я достал из кармана блокнот и время от времени корябал в нем свои заключения.

– Ладно, – негромко произнес я, возвращаясь на диван. – Томас следил за рядом людей. За убитыми женщинами и еще за несколькими. В разных районах города. Фактически вел оперативную слежку за ними. Мне кажется, он даже нанимал в отдельных случаях частного детектива или двух. Очень уж подробно зафиксированы у него перемещения и их сроки, – я помахал в воздухе блокнотом. – Здесь имена всех тех, кого он… – я пожал плечами, – кого он отслеживал. Я думаю, остальные имена из списка – это те, пропавшие, о ком говорили леди из Ордена.

– Думаешь, Томас на них охотился? – спросила Ласкиэль.

Я открыл, было, рот для отрицательного ответа, но сдержался.

Осмотрительность, Гарри. Рассудительность. Логика.

– Мог, – тихо произнес я. – Но мои инстинкты говорят, что это не он.

– Но почему не он? – продолжала допытываться Ласкиэль. – Твои доводы на чем-то основаны?

– Только на его личности, – сказал я. – Это не он. Соблазнять, чтобы убивать? Нереально. Возможно, он ушиблен этой их инкубской дурью, даже наверняка так, но он не причинит вреда больше, чем это возможно в его положении.

– Осознанно не причинит, – согласилась Ласкиэль. – Однако мне кажется, я должна обратить твое внимание на то…

Я оборвал ее взмахом руки.

– Знаю, знаю. В это может быть вовлечена его сестра. Она и так уже пожрала волю лорда Рейта. Она может играть и с рассудком Томаса. А если не Лара, есть уйма других, кто мог бы это сделать. Томас мог совершать все это против воли. Блин, да он мог бы делать это, даже не помня о том, что совершил.

– Но мог бы делать это и добровольно. У него есть еще одно уязвимое место, – заметила Ласкиэль.

– А?

– Лара Рейт удерживает Жюстину.

М-да, это обстоятельство я в расчет не принимал. Жюстина была для моего брата… ну, не знаю даже, как точно назвать то, чем она для него являлась. Но он любил ее, а она – его. И не их вина в том, что она слегка съехала с катушек, а он родился пожирающим чужие жизненные силы чудищем.

Они оба с готовностью отдали бы жизнь друг за друга в тяжелую минуту, и это повязало их двоих отравленными, смертными узами. Настоящая любовь действует так на вампиров Белой Коллегии, причиняя им невыносимую боль – почти так же, как действует на другие породы вампиров святая вода. На тех, кого коснулась чистая, настоящая любовь, невозможно кормиться – именно это практически положило конец возможности для Томаса находиться рядом с Жюстиной.

Что ж, может, оно и к лучшему. Последнее их настоящее свидание едва не стоило Жюстине жизни. Я видел ее после этого – полуживое, высушенное седоволосое существо, едва способное сложить пару слов. Зрелище того, что он с ней сделал, причиняло моему брату боль хуже физической. Насколько мне известно, он даже не пытался больше быть частью ее жизни. Я не могу его в этом винить.

Теперь Жюстина находилась на попечении Лары, хотя та тоже не могла кормиться ей.

Что не помешало бы ей при необходимости перерезать Жюстине горло.

Мой брат вполне мог пойти на самый неблаговидный поступок, если бы от этого зависело благополучие Жюстины. Блин. Ради нее он мог бы совершить что угодно.

Средства. Мотивы. Возможности. Все слагаемые, необходимые для убийства.

Я бросил еще один взгляд на иллюзорную стену. Верхний ряд фотографий, записок и схем выстроился от края до края пробковой доски. Следующий ряд оказался короче, следующий – еще короче, и к нижней части доски бумажки постепенно сходили на нет, образуя на ней этакий перевернутый треугольник. На острие его красовался один-единственный стикер желтого цвета.

Надпись на нем, в отличие от остальных каракулей, читалась без труда.

Ordo Lebes? Найти.

– Чтоб тебя, Томас, – пробормотал я. Потом повернулся к Ласкиэли. – Убери это.

Ласкиэль кивнула, и иллюзия исчезла.

– Есть еще одно, что тебе необходимо знать, хозяин мой.

Я внимательно посмотрел на нее.

– Ну, что еще?

– Это может касаться твоей безопасности и хода твоего расследования. Позволь, я покажу тебе.

Слово «нет» едва не сорвалось с моего языка; впрочем, я был не в том положении, чтобы выпендриваться. Опыт и знания Ласкиэли могли оказать мне неоценимую помощь.

– Только короче, ладно?

Она кивнула, встала с дивана – и я вдруг оказался в квартире Анны Эш, какой она запомнилась мне по дневному визиту.

– Хозяин мой, – сказала Ласкиэль. – Вспомни, скольких женщин видел ты входящими в здание.

Я чуть нахмурился, припоминая.

– Легко. Полдюжины… Впрочем, могли ведь подойти и до нашего с Мёрфи приезда.

– Вот именно, – кивнула Ласкиэль. – А теперь смотри.

Она взмахнула рукой, и в квартире возникли образы меня и Мёрфи.

– Анна Эш, – произнесла Ласкиэль. Она кивнула мне, и перед моим изображением возникло еще одно, Анны. – Можешь описать других присутствующих?

– Хелен Беккит, – назвал я. – Только она худее и старше, чем была, когда я ее видел в прошлый раз.

У окна возник образ Беккит.

Я махнул рукой в направлении кресла-качалки.

– Эбби с Тото сидели здесь.

В кресле возникла пухлая блондинка с собачкой на коленях. Я устало потер лоб. – Э… Еще двое на диване и одна в кресле.

На означенных местах возникли еще три призрачные фигуры.

Я ткнул пальцем в диван.

– Такая, симпатичная, в танцевальном трико, с постоянно озабоченным лицом, – одна из призрачных фигур обрела очертания, и я перешел к следующей. – Полная подозрений Присцилла… Очень невежливо себя держала, – фигура рядом с озабоченной девушкой превратилась в Присциллу.

– Ну, и о чем ты? – спросил я.

Ласкиэль тряхнула головой, повела рукой, и образы людей в квартире исчезли.

Все – кроме одной призрачной фигуры в кресле у дивана.

Я зажмурился.

– Что ты помнишь об этой? – поинтересовалась Ласкиэль.

Я напряг память. Обычно у меня не возникает с этим особых проблем.

– Ничего, – признался я. – Ни одной чертовой детали. Ни-че-го, – я сложил два и два, и получил в результате плюху. – Кто-то прикрылся завесой. И у этого кого-то достаточно умения, чтобы сделать ее достаточно умело. То есть, человека я видел, но ничего сказать про него не могу. Не невидимка, но лишенный примечательных черт.

– В утешение тебе скажу, – улыбнулась Ласкиэль, – что ты переступил порог без приглашения, и это лишило тебя большей части сил. В подобных условиях у тебя почти не было возможности заметить завесу – не говоря уже о том, чтобы заглянуть сквозь нее.

Я кивнул, хмурясь на призрачную фигуру.

– Это сделано специально, – буркнул я. – Анна нарочно заманила меня неприглашенным. Она прятала от меня мисс Икс.

– Вполне вероятно, – согласилась Ласкиэль. – Или…

– Или они сами не знали о том, что в помещении присутствует кто-то еще, – сказал я. – И в таком случае… – я отшвырнул блокнот и, зарычав, встал с дивана.

– Что ты делаешь? – удивилась она.

– Если загадочная гостья в новинку и для Ордена, она до сих пор там, а им грозит опасность. А если Орден про нее знает, значит, они водили меня за нос и лгали мне, – я с удвоенной энергией распахнул входную дверь. – В обоих случаях стоит съездить туда, чтобы прояснить кое-что.