Текст книги "Белая ночь"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Последовало молчание.

Я переглянулся с Мёрфи.

– Некоторые из этих случаев отличаются от остальных.

– А некоторые – не отличаются, – возразила она.

– Хоть что-то для начала, – сказал я.

У кого-то на руке забибикали часы, и девушка, сидевшая на диване рядом с Присциллой, резко выпрямилась. Совсем еще юная девушка – на вид не старше двадцати, и кожа ее имела этакий насыщенный цвет уроженки южной Индии. Еще ее отличали карие глаза под тяжелыми, выпуклыми веками, а также бандана, которую она повязала на свои прямые черные волосы. Одежду ее составляло фиолетовое балетное трико и чулки кремового цвета на длинных ногах, и вообще она имела сложение профессиональной танцовщицы. Мужские часы казались на ее тонком запястье непропорционально большими. Она нажала на кнопку, выключая сигнал, и взволнованно повернулась к Анне.

– Десять минут, – произнесла она.

Анна нахмурилась, кивнула и медленно двинулась к двери, вежливо напоминая нам, что пора и честь знать.

– Мы больше ничем не можем вам помочь, мистер Страж? Мисс Мёрфи?

В нашем сыщицком ремесле, когда тебя начинают выпроваживать с целью скрыть что-либо, мы называем это уликой.

– Конечно! – лучезарно улыбнулся я. – А что должно произойти через десять минут?

Анна остановилась, и ее вежливая улыбка померкла.

– Мы как могли лучше ответили на ваши вопросы. Вы дали мне слово, мистер Страж, что не будете злоупотреблять моим гостеприимством. Вы поклялись.

– Спрашивая вас, я действую в ваших же интересах, – ответил я.

– Вы так считаете, – сказала она. – Я считаю, что это вас не касается.

Я со вздохом кивнул и протянул ей свою визитку.

– Вот мой телефон. На случай, если вы передумаете.

– Благодарю вас, – вежливо отозвалась Анна.

Мы с Мёрфи вышли. Спускаясь в лифте, мы оба молчали. Я стоял, хмурый как туча. В прошлом такое настроение никогда не помогало мне в решении моих проблем, но все ведь когда-то случается в первый раз, верно?

– Думаешь, им известно что-то еще? – спросила Мёрфи, когда мы вышли из подъезда на солнце.

– Что-то им известно, – сказал я. – Или им кажется, что известно.

– Это был риторический вопрос, Гарри.

– Урыла, – я тряхнул головой. – Ну и что будем делать дальше?

– Пороемся в том, что стоит за Джессикой Бланш, – ответила она. – Посмотрим, не откопается ли чего.

Я кивнул.

– Все проще, чем рыскать по Чикаго в поиске парней в длинных серых плащах.

Она помедлила с ответом; я достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать, что она осторожно выбирает слова.

– Возможно, не проще, чем найти бледного, привлекательного, темноволосого мужчину, который может быть, а может и не быть тем, кого последним видели с женщиной, умершей в разгар сексуального возбуждения.

Пару секунд мы оба молчали, слышались только наши шаги.

– Это не он, – произнес я наконец. – Он мой брат.

– Ага, конечно, – согласилась она.

– То есть, я довольно давно с ним не общался, – признался я. – И он живет сейчас сам по себе, – добавил я через несколько шагов. – Зашибает неплохие деньги… не знаю, как именно. Он же сам ни за что не скажет.

– Да, – кивнула Мёрфи.

– И полагаю, он сейчас кормится досыта, – продолжал я. – И само собой, где и как, он тоже не скажет, – мы прошли еще немного. – И он считает сам себя чудовищем. И ему физически дурно от попыток жить как нормальный человек.

Мы перешли улицу. Я ступил на тротуар и посмотрел на Мёрфи.

– Блин.

Мы не спеша двинулись по тротуару к Мёрфиному «Сатурну».

– Гарри, – тихо произнесла она. – Я думаю, ты прав насчет него. Но на карту поставлены жизни людей. Мы должны знать точно.

Одной мысли о том, что мой брат, единственная родная мне душа, плоть и кровь, может быть замешан во всей этой гадости, хватило, чтобы меня пронзила вспышка ослепительного, бессмысленного гнева. Высказанное Мёрфи в мягкой форме обвинение подлило масла в огонь, и это застало меня врасплох. Наверное, никогда еще прежде я не испытывал такого острого желания уничтожить грозящую моему брату опасность. Эмоции клокотали во мне расплавленным металлом, и я вдруг поймал себя на том, что чисто инстинктивно собираю их энергию и преобразую ее для удара. Какую-то секунду мне хотелось крушить всех и вся – начиная с того, кто хотя бы в мыслях имел причинить вред Томасу.

Я зарычал и зажмурился, пытаясь взять себя в руки. Я же не на войне – я всего-то иду по тротуару. Вокруг меня не находилось ни одной цели, чтобы испепелить ее этим гневом, но и оставлять эту рвущуюся из меня разрушительную энергию без выхода тоже не стоило. Я наклонился, коснулся тротуара кончиками пальцев в попытке заземлить готовый вырваться разряд, и мне это почти удалось: большая часть его ушла в землю, и только часть рассеялась в воздухе вокруг меня.

Это спасло нам жизнь.

Стоило мне высвободить энергию, как ближний к нам светофор взорвался и погас, Мёрфин мобильник заверещал «Звездно-полосатый флаг», у трех стоявших ближе к нам машин сработала сигнализация…

…и Мёрфин «Сатурн» окутался ослепительно-ярким клубком взрыва.

Глава СЕДЬМАЯ

Времени предпринять что-либо у меня не было. Даже если бы я ждал взрыва, пригнувшись и держа наготове защитное поле, я вряд ли совладал с его энергией. Взрыв произошел внезапно, мгновенно, и его совершенно не беспокоило, укрываюсь я от него или нет. Что-то, больше всего похожее на огромную пуховую подушку, запущенную в меня кем-то калибра Халка Невероятного, ударило меня в грудь.

Меня оторвало от земли и отшвырнуло на несколько футов. На лету я зацепил плечом почтовый ящик, а потом я уже лежал на спине, глядя в ясное летнее небо.

Я остался жив – неплохо для начала с учетом ситуации. Значит, взрыв был не слишком сильный. Заряд, скорее, зажигательный, чем фугасный – так, старый, добрый огненный шар, от которого, конечно, вылетают окна и воспламеняются предметы, а ударная волна несет с собой некоего Гарри Дрездена, чародея, слегка б/у.

Я сел и уставился на клубящееся на месте Мёрфиного «Сатурна» облако черного дыма, из которого выбивались языки алого огня. Это вполне подтверждало мои предположения. Я скосил глаза набок и увидел Мёрфи, сидевшую на асфальте. На нижней губе ее набухла кровью ссадина. Вид она имела бледный и слегка оглушенный.

Я ничего не мог с собой поделать. Я начал ржать как пьяный.

– Что ж, – выдохнул я, наконец. – С учетом обстоятельств я вынужден признать, что ты была права. Ни хрена я не умею управлять, и у тебя стопроцентное право вести машину. Спасибо, Мёрф.

Она пристально посмотрела на меня и сделала глубокий вдох.

– Не за что, – процедила она сквозь зубы.

Я ухмыльнулся и откинулся на спину полежать на асфальте еще немного.

– Ты как, в порядке?

Она смахнула кровь с губы.

– Кажется, да. А ты?

– Двинулся плечом о почтовый ящик, – отозвался я. – Побаливает немного. Нет, правда, не сильно. Но аспирину, пожалуй, принял бы. Одну таблетку, не больше.

Она вздохнула.

– Господи, ну и нытик же ты, Дрезден.

Мы посидели минуту молча, пока где-то вдалеке не послышались и не начали приближаться к нам сирены.

– Думаешь, бомба? – спросила Мёрфи тоном, какой обычно бывает у людей, не знающих, чего бы еще сказать.

– Угу, – кивнул я. – Я стравливал в землю часть энергии, когда она рванула. Должно быть, я сбил с настройки ее таймер или приемник сигнала. В общем, привел в действие раньше срока.

– Если только это не задумывалось как предупредительный выстрел, – заметила она.

Я хмыкнул.

– Тогда кому это предназначалось, как думаешь?

– Ну, за последнее время я, вроде, никому не насолила, – сказала Мёрфи.

– Я тоже.

– По совокупности ты насолил гораздо большему количеству людей, чем я.

– По совокупности? – возмутился я. – И кто это говорит! Ну, и потом, заминированные автомобили плохо вписываются в… ну… в…

– В пословицу? – предположила Мёрфи, стараясь придать голосу этакое английское звучание.

– В пословицу! – возгласил я, в меру сил имитируя Джона Клиза. – Нет такого в моем почти неохватном собрании пословиц. И ты со своими цитатками из Монти Пайтона меня сейчас достанешь.

– Ты просто нытик, Гарри, – ее улыбка померкла. – Впрочем, пословица или нет, но заминированная машина вполне вяжется с образом экс-преступницы.

– Не забывай, миссис Беккит все время находилась с нами, в доме.

– А мистер Беккит? – напомнила Мёрфи.

– М-да, – кивнул я. – Гм. Думаешь, он ошивался здесь?

– Я думаю, нам нужно кой-чего выяснить, – ответила она. – Тебе лучше идти.

– Правда?

– Не забывай, я-то не на службе, – объяснила Мёрфи. – Машина моя. Всем будет проще, если допрашивать придется одного, а не двоих.

– Верно, – согласился я и заставил себя встать. – Какая нить тебе интереснее?

– Я бы занялась нашей странной покойницей и Беккитами, – ответила она. Я протянул ей руку, и она приняла ее, что для нас двоих означало больше, чем могло бы показаться со стороны. – А ты?

Я вздохнул.

– Пойду, поговорю с братом.

– Уверена, он в этом не замешан, – тихо произнесла Мёрфи. – Но…

– Но он знает толк в ремесле инкуба, – договорил я… впрочем, не уверен, что Мёрфи имела в виду именно это. Я мог бы и разозлиться на эту ее ремарку, но, рассуждая трезво, я не мог винить ее в подозрительности. В конце концов, она коп, ей положено. Всю свою сознательную жизнь она провела, разбираясь с самыми гнусными человеческими подлостями. В общем, рассуждая трезво, она более чем имела право подозревать всех и каждого – по крайней мере, до тех пор, пока у нас не будет больше информации. От этого зависели людские жизни.

Однако Томас – мой брат, моя кровь. И логика мало что могла с этим поделать.

Первая машина с мигалкой – полицейский патруль – вывернулась из-за угла в паре кварталов от нас. По пятам за ней следовали пожарные.

– Пора, – тихо произнесла Мёрфи.

– Посмотрим, смогу ли нарыть чего-нибудь, – сказал я и пошел прочь.

Всю дорогу до дома я сохранял боевую готовность номер один: следил, не идет ли за мной кто-нибудь, не подстерегает ли кто меня в местах потенциальной засады… ну, и т. д., и т. п. Ничего такого ни по дороге, ни непосредственно у входа в мою полуподвальную квартиру мне не встретилось.

Я спустился по бетонным ступенькам к двери – такой, стальной… солидной, в общем – и, пробормотав заклинание, отключил оберегов. Потом повозился с ключами, отпирая обычные, материальные замки и вошел.

Мистер поддал мне под колени плечом в знак приветствия. Мой серый кот весит около тридцати фунтов, так что я едва не врезался спиной в дверь. Я нагнулся и почесал ему за ухом. Мистер довольно мурлыкнул, обошел меня кругом, потерся еще раз о мои ноги и вернулся на книжный шкаф дремать в ожидании вечерней прохлады.

Из темной ниши, которая служит мне кухней, показалась огромная груда серого с черным меха. Груда распахнула в зевке зубастую пасть и направилась в мою сторону, приветственно виляя хвостом. Дойдя до меня, пес сел и ткнулся мордой мне в район живота. Я потрепал его обеими руками по холке.

– Привет, Мыш. Все спокойно на домашнем фронте, а, мальчик?

Он вильнул хвостом еще раз, продемонстрировал свои белоснежные зубищи и вывалил язык в довольной собачьей ухмылке.

– Ох, да, почту забыл, – сказал я. – Будь добр, принеси, а?

Мыш с готовностью поднялся, и я открыл дверь. Он выскользнул на улицу совершенно бесшумно. Для носорога Мыш вообще перемещается на удивление легко.

Мягко ступая по выстеленному разномастными коврами полу, я подошел к камину и опустился в мягкое кресло у огня. Потом снял трубку и набрал номер Томаса. С минуту я терпеливо слушал длинные гудки, буравя телефон злобным взглядом и не зная, что делать. Так ничего и не придумав, я набрал номер еще раз. С тем же успехом. Что ж, попробовать стоило.

Еще минуту я кусал губу, переживая за брата.

Мыш вернулся еще через минуту – довольно долго для короткой прогулки по не представляющему для собаки опасности маршруту до почтового ящика и обратно. В зубах он держал несколько конвертов, которые осторожно положил на старый журнальный столик у дивана. Потом вернулся к двери и навалился на нее мохнатым плечом. Видите ли, моя дверь установлена с перекосом, так что открывать ее сущее мучение, а когда она открыта, хочешь – не хочешь, это мучение приходится повторять, чтобы ее закрыть. Мыш толкнул ее на место, фыркнул и, вернувшись, улегся у моих ног.

– Спасибо, малыш, – я взял почту, почесал его еще раз за ухом и, пробормотав заклинание, зажег несколько свечей. – Счета, – сообщил я ему, перебирая конверты. – Еще счета. Фигня всякая. Очередной каталог от «Удачной Покупки»… Боже правый, эти ребята что, принципиально не сдаются? Новый адвокат Ларри Фаулера, – я приложил нераспечатанный конверт ко лбу и закрыл глаза. Угрожает мне очередной вариацией на тему все того же иска, – я вскрыл конверт, пробежался взглядом по тексту и бросил на пол. – Его почитать, так я псих какой-то.

Я выдвинул из стола ящик, пошарил в нем на ощупь и выудил ключ на колечке с овальным пластиковым брелком, украшенным логотипом – таким же, как на моих визитках: ГАРРИ ДРЕЗДЕН, ЧАРОДЕЙ. ПАРАНОРМАЛЬНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ, КОНСАЛТИНГ, РЕКОМЕНДАЦИИ. РАЗУМНЫЕ ЦЕНЫ.

Я посмотрел на ключ. Его дал мне Томас на тот крайний случай, если мне понадобится зайти к нему в его отсутствие. Сам он, в свою очередь, тоже сохранил ключ от моей квартиры, даже съехав с нее. На этот счет у нас с ним имелось неписаное соглашение. Ключи хранились на случай, если кому-либо из нас потребуется помощь. Вовсе не для того, чтобы шарить в доме у брата в отсутствие хозяина.

(Ну, конечно, имелись у меня легкие подозрения насчет того, что Томас наведывался ко мне несколько раз в надежде разгадать тайну, как это мое жилище ухитряется оставаться чистым и прибранным. Однако поймать фэйре-уборщиков за работой ему не удалось. И не удастся: они свое дело знают. Возможно, это их единственный недостаток: про них никому не расскажешь. Стоит кому-то узнать эту тайну, и они уйдут. И даже не спрашивайте, почему).

В памяти моей снова возникли лица убитых женщин. Я вздохнул и сунул ключ в карман.

– О'кей, мальчик, – сказал я. – Пошли, проведаем Томаса.

Мыш с готовностью вскочил, энергично завиляв хвостом. Мыш любит ездить на машине. Он подбежал к двери, зубами снял с крючка у двери поводок и принес его мне.

– Подожди минутку, – посоветовал я ему. – Мне нужно собрать арсенал.

Терпеть не могу, когда всякого рода пакости происходят летом. Я облачился в мою до безобразия теплую ветровку. Я решил, с учетом потенциальной вероятности повторного использования зажигательных бомб риск погибнуть от перегрева не кажется таким уж страшным. Ну, и место в Книге Гиннеса это мне тоже почти гарантировало. Может, даже номинацию на премию Дарвина.

Видите? Даже я умею мыслить позитивно.

Я нацепил на руку новый, усовершенствованный браслет-оберег, а на пальцы правой руки – аж три серебряных кольца. Потом сунул в карман жезл, щелкнул карабином, пристегнув поводок к ошейнику Мыша, взял стоявший у двери посох и вышел на улицу.

Подходя к Жучку, я скомандовал Мышу остановиться и подождать в отдалении. Я обошел свой старый, латаный-перелатаный разноцветный «Фольксваген», внимательно осмотрев его со всех сторон. Потом лег на асфальт заглянуть под днище. Потом поднял капот, осмотрел мотор и заглянул в багажник. Я даже проверил его на предмет следов враждебной магии. Я не обнаружил ничего, похожего на бомбу или вообще представляющего собой угрозу, если не считать недоеденного буррито, забытого мною в багажнике с полгода назад.

Я отворил дверцу, свистнул Мышу, и мы отправились нарушать неприкосновенность жилища моего брата.

Прежде мне ни разу еще не приходилось бывать у Томаса дома, так что, оказавшись на месте, испытал легкий шок. То есть, по адресу я предположил, что он живет в одном из новых домов Кабрини-Грин – некогда трущобного квартала, ставшего объектом масштабной городской реконструкции (не в последнюю очередь из-за соседства с Золотым Берегом, вторым по уровню концентрации миллионеров жилым районом в мире). Как бы то ни было, эта часть города постепенно становилась все пристойнее, и новые дома, выстроенные на месте снесенных, мне даже нравились.

Однако Томас жил не в одном из этих домов. Его дом стоял на другой стороне улицы – на Золотом Берегу. Когда мы с Мышом нашли нужный подъезд, уже темнело, и я ощущал себя так, словно иду по городу нагишом. Блин, да таких шикарных ботинок, как у тамошнего консьержа, у меня отродясь не было.

Я отворил входную дверь парадного Томасовым ключом и направился к лифтам; Мыш следовал за мной по пятам. Консьерж подозрительно косился в мою сторону, и по дороге от входа до лифта я насчитал по меньшей мере две камеры видеонаблюдения. Охрана, несомненно, хорошо разбиралась в том, кто жилец этого дома, а кто нет – и долговязый тип в черном плаще с двухсотфунтовой собакой на поводке явно не входил в первую категорию. Поэтому я изо всех сил старался усыпить их подозрения, всем видом изображая спокойствие и непоколебимую уверенность в правоте своих действий.

То ли это подействовало, то ли охрана не стоила тех денег, что им платили, но меня никто не задержал, я поднялся на лифте на шестнадцатый этаж и подошел к двери Томасовой квартиры.

Я отпер дверь, для приличия пару раз постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Выключатель света оказался там, где ему и полагалось быть: рядом с дверью.

Квартира у Томаса оказалась… ну, скажем так – шикарная. Входная дверь открывалась в гостиную, размерами превосходившую всю мою квартиру, вместе взятую, в которой мне могло грозить что угодно, только не агорафобия. Стены были оклеены тёмно-алыми обоями, а пол устлан угольно-серым ковром. Мебель явно покупалась единовременно, в едином стиле – от диванов до стойки под домашний кинотеатр: хромированная сталь, черная кожа и чуть больше ар-декошных финтифлюшек, чем предпочел бы я сам. Плазменный телик не влез бы в моего Жучка, и к нему прилагались, разумеется, DVD-плеер, и колонки, и полки для видео и аудио дисков. Рядом на полке красовалась новейшая игровая приставка с аккуратно смотанными шнурами. На стене висели два постера: «Волшебник из страны Оз» и «Пираты из Пензанса» – ну, где Кевин Клейн играет короля пиратов.

Ну что ж. Приятно видеть, что брат, похоже, неплохо устроился в жизни. Правда, я так и не знал, за какую работу платят столько бабок.

Кухня ни в чем не уступала гостиной: все те же хром и черная кожа, только стены имели белую окраску, а пол вместо ковра был вымощен дорогой белой плиткой. Все содержалось в безукоризненном порядке. Ни одной грязной тарелки, ни одного наполовину выдвинутого ящика, ни крошки, ни бумажки. Все горизонтальные поверхности сияли стерильной чистотой. Я заглянул в шкафы. Ничего лишнего – только аккуратные стопки разобранных по размеру тарелок.

Чушь какая-то. При всех положительных качествах мой брат всегда оставался раздолбаем и пофигистом.

– Я все понял, – сообщил я Мышу. – Мой брат умер. Умер, а на его место поселился какой-то омерзительно аккуратный клон.

Я заглянул в холодильник. Не хотел, но заглянул. Шаря по чужому дому, нельзя не заглянуть в холодильник. Холодильник оказался пуст, если не считать винной полки и едва ли не полусотни бутылок Макова пива – Томас его любит. Мак убил бы его на месте за то, что он хранит его холодным. Ну, по крайней мере полил бы презрением, это точно. Подобное обращение с продуктом в глазах Мака заслуживает высшей меры наказания.

Я залез в морозильник. Вот он оказался набит под завязку – готовыми обедами трех видов, аккуратно рассортированными по упаковкам. Впрочем, в него влезло бы еще штук девять или десять – я решил, что они все-таки съедены. Должно быть, Томас выбирался в супермаркет раз в месяц или два. Это уже больше походило на него: пиво и еда, которая готовится одним нажатием кнопки на микроволновке. Для такой готовки не нежно посуды, что и подтвердил осмотр ближнего к морозильнику шкафчика: в нем обнаружилась большая упаковка разовых ножей и вилок. Поесть. Выбросить все, что осталось. Ни готовки, ни мытья посуды.

Я еще раз огляделся по сторонам на кухне и отправился дальше.

Обе спальни открывались в небольшой холл; еще одна дверь вела в ванную. Заглянув в нее, я торжествующе фыркнул. В ванной царил полнейший бардак: повсюду валялись зубные щетки и расчески, на полу стояла пара пустых бутылок из-под пива, а вся остальная поверхность кафеля была завалена грязной одеждой. Картину разгрома дополняло несколько валявшихся там и сям початых рулонов туалетной бумаги, тогда как на держателе сиротливо висела пустая картонная трубка.

Я осмотрел первую спальню. Она тоже больше соответствовала образу Томаса. В ней стояла кровать калибра кинг-сайз без выраженных ног и изголовья: только стальной каркас, на котором покоился большой квадратный матрас. Белые простыни, несколько подушек в белых наволочках и большое одеяло в темно-синем пододеяльнике. Все это пребывало в некотором беспорядке. На полу перед распахнутым настежь шкафом валялась одежда. На тумбочке с наполовину выдвинутыми (и почти пустыми) ящиками стояли две корзины с чистым, тщательно выглаженным бельем. Еще в спальне имелась книжная полка, уставленная разного рода художественной литературой, и будильник-радио на тумбочке. В углу стояли, прислоненные к стене, старая кавалерийская сабля и шпага на манер мушкетерских. От взгляда моего не укрылось то обстоятельство, что до них легко было дотянуться, не вставая с постели.

Я вернулся в коридор и мотнул головой в направлении гостиной.

– Это все маскировка, – сказал я Мышу. – Парадная часть квартиры. Он хочет создать впечатление. Так, чтобы ни у кого даже мысли не возникло посмотреть на остальное.

Мыш склонил голову набок и посмотрел на меня.

– Может, мне стоит просто оставить ему записку, а?

Зазвонил телефон, и я едва не подпрыгнул на месте от неожиданности. Удостоверившись, что непосредственная угроза инфаркта миновала, я вернулся в гостиную, размышляя, стоит ли мне брать трубку. Я решил воздержаться. Возможно, это звонили с поста охраны проверить, что это за незнакомец с небольшим ручным мамонтом. Если бы я ответил им в отсутствие Томаса, они запросто могли бы заподозрить что-то. Еще как заподозрить. Оставь же я их беседовать с автоответчиком, и они могут еще пребывать некоторое время в неуверенности. Я подождал немного.

Бибикнул автоответчик.

– Действуйте согласно Уставу, – произнес голос моего брата, – снова бибикнул сигнал.

Донесшийся из автоответчика женский голос текучестью напоминал мед.

– Томас, – произнес голос, судя по произношению, европейский, и имя его она произносила этак, «Тоу-мосс», с ударением на втором слоге. – Томас, это Александра, я ужасно скучаю без тебя. Ну пожалуйста, мне просто необходимо встретиться с тобой сегодня вечером. Я знаю, у тебя есть другие, что у тебя много других, но я не в силах больше без тебя, ты мне нужен, – голос ее понизился и сделался еще гуще и слаще. – Никто другой, никто-никто на свете не делал со мной такого, как ты. Прошу тебя, умоляю, не прогоняй меня, – она продиктовала номер телефона, и в ее исполнении это прозвучало как прелюдия к сексуальной игре. К моменту, когда она, наконец, повесила трубку, я начал ощущать себя едва ли не вуайеристом.

– Только этого мне не хватало, – со вздохом заметил я Мышу.

Что ж, по крайней мере я знал теперь, как Томас утоляет свой Голод. Александры и «многих других» для этого, должно быть, более чем хватало. Я ощущал в этом… двусмысленность, что ли? Он удовлетворял демоническую составляющую своей натуры, стараясь набрать как можно больше жертв – с тем, чтобы по возможности распределить между ними потенциальный ущерб, не допуская опасных его размеров. Однако это же приводило к тому, что число женщин, помеченных его объятиями, пристрастившихся к тому, что на них кормятся, целиком покорившихся его обаянию – число этих несчастных росло.

В некотором роде Томас обладал властью над ними, а власть, как известно, разлагает личность. Она таит в себе уйму соблазнов, и неизвестно еще, насколько стойко держался по отношению к ним Томас.

Я сделал глубокий вдох.

– Не фантазируй, Гарри, не фантазируй. Он твой брат. И он невиновен… по крайней мере, пока не доказано обратное, так ведь?

– Так, – ответил я сам себе.

Я решил оставить Томасу записку, но бумаги под рукой не оказалось. Ни в девственно-стерильной кухне, ни в гостиной я ее не нашел, в спальне – тоже. Я покачал головой, пробормотал пару ласковых слов в адрес тех, у кого в доме записку оставить не на чем, и вспомнил про вторую спальню.

Я открыл дверь, щелкнул выключателем и застыл на месте.

Комната выглядела как кабинет личного бухгалтера Рэмбо. У одной стены стоял рабочий стол с компьютером. Вдоль двух других стен стояли еще два стола поуже. Один служил для разборки и чистки огнестрельного оружия – двух полуавтоматических пистолетов незнакомой мне марки. Один предмет, впрочем, я узнал – набор для переделки законного полуавтоматического оружия в абсолютно незаконное автоматическое. На втором были разложены оружейные инструменты и различные предметы, вполне годные для того, чтобы без особого труда соорудить из них, скажем, самодельное осколочное взрывное устройство – тем более, что ящики под столом подозрительно напоминали стандартную укупорку для взрывчатки.

В голове моей мелькнула и еще одна мысль, и мысль эта мне очень не понравилась: из всего этого можно соорудить фугас, а можно и просто зажигательную бомбу.

На одной из стен висела пробковая доска, к которой кнопками крепились бумаги. Схемы. Фотографии.

Медленно, на негнущихся ногах подошел я к доске.

Фотографии изображали мертвых женщин.

Я узнал их всех.

Жертвы.

Фотографии были сделаны полароидом – немного зернистые, с цветом, искаженным вспышкой, но ракурсы примерно совпадали со снимками из полицейских досье. С одной только разницей: все полицейские снимки имели в углу маркировку – дату и инвентарный номер на квадратике самоклеющейся пленки. Ну и, конечно, к каждому полицейскому снимку прилагался листок с точной привязкой к помещению и его обстановке.

На Томасовых снимках ничего такого не было.

Из чего следовало: снять их могли только до того, как на место прибыла полиция.

Срань господня…

О чем только думал мой брат? Кой черт он оставил всю эту фигню напоказ? У всякого, имеющего хоть малейшее представление о том, что происходит, не останется ни малейшего сомнения в том, что это Томас был там до приезда полиции. Что это он убийца. Если уж мне, его брату, это кажется чертовски странным…

– Блин-тарарам, – со вздохом сказал я Мышу. – Ну уж хуже этого обернуться уже не может. Правда?

Чья-то тяжелая, уверенная рука постучала в дверь квартиры.

– Охрана, – произнес мужской голос. – И полиция Чикаго. Будьте добры, откройте дверь, сэр.